Я видел туман

Я видел туман. Собственно сколько туманов может увидеть человек за свою жизнь? Никто не считал. И я не считал. Но если положить руку на сердце, то если ты не сельский житель и не встаешь рано поутру доить коров и (или) заготавливать сено, то в твоей жизни этих туманов не так и много. Ну, от силы 10-20. Да и вспомнить то о них по большому счету не много есть чего. Ну, туман, белая полоска испаренной с земли воды. Ну не видно ничего или видно так мало, что и вспомнить то не о чем.

Я лично помню два тумана. Один в городе Одессе, когда была необычная для тех мест снежная зима. Она уже прошла, в том смысле, что снег сошел, но все еще было холодно. И туман лег на город не отдельными приморскими кусками, а накрыл его весь. Как бы сейчас сказали «тотально». Но тогда так не говорили. И я брел, как водится, в таких случаях по пустым улицам, справляя свое вынужденное одиночество. Но мне понравилось и запомнилось.

Не знаю почему.

Но это Одесса, дальние времена и события. Почти забытые, можно сказать.

А совсем необычный туман я видел в родном городе. Это было весной в апреле. Зима была необычно теплая. Но это сейчас она кажется такой. Может лет через 5-10 она уже покажется необычно холодной. Кто его знает эти природные катаклизмы…

Так вот, зима в тот год была необычно теплой и конечно мягкой даже в этих северных краях. Но дело происходило в апреле. Льда на реке уже давно не было, что тоже необычно для этих мест.

Я проснулся и первым делом посмотрел в окно. За окном ничего не было. Решительно ничего. Пропала река, которая еще вчера была рядом, пропал песчаный пляж, который в этих краях большей частью пустовал, или служил выгулом для собак, несмотря на редкие запрещения. Пропала набережная, по которой еще вчера ходили люди и некоторые громко праздновали свои мелкие праздники. Пропали даже зеленые насаждения, окружающие (облепившие) набережную. Точнее их приходилось высматривать, вглядываться чтобы понять что там что-то есть.

Пропало все. Точнее- все пропало.

Я вышел прогуляться по обыкновению рано вдоль набережной. Точнее, вдоль Набережной. Во-первых, это имя собственное так как входит в название на карте города. Во-вторых ( а может быть и первее первого) это очень красивое место. По сути одно из очень немногих красивых мест, которые есть в этом северном городе.

Конечно, и ее коснулся тлен времен и элементы разрухи. Все- же больше тридцати лет прошло как она была построена, но капитальному ремонту ее никто, по сути, не подвергал. Но, все- равно, она сумела сохранить свою прелесть, свое лицо, несмотря на этот самый тлен, и несмотря даже на элементы псевдоурбанизма, тяжелого социалистического хайтека.

Все это поглощает Река, которую уже без всяких условий можно писать с большой буквы. Потому что какими- бы не были люди, населяющие этот город и «не моряками» или «не речниками», эта Река на всех без исключения оказала свое влияние. Вся жизнь города связана с Рекой и не очень далеким Морем. Я даже не говорю о людях, которые связаны с рекой и морем профессионально. Это само собой разумеется. От других людей, которые  и не задумываются об этом, оторви Реку, пропадут. Ей-богу, пропадут. Кому-то станет не хватать ощущения постоянного простора, кому-то влаги, кому-то рыбалки (эти- самые фанатичные!), кому-то просто пикника на угоре, кому-то Набережной, кому что, одним словом.

Я, как я уже сказал, вышел в туман. Он не казался угнетающим. Он был весь какой-то светлый. Все было необычно. Все было необычно благодаря солнцу, которое еле –еле пробивалось сквозь туман. Как описать это солнце, с чем его сравнить? Если бы во мне был элемент пошлости, я бы сказал «как медный пятак перед получкой!». И оно действительно напоминало пятак. Но не медный, а золотой, какой-то необъяснимой пробы. Вот что оно напомнило: древних египетских богов, хотя при чем тут боги, да к тому же египетские, я ни за что объяснить не смогу. Но если бы я захотел верить в бога Ра, я начал бы с того, что вспомнил бы как выглядело Солнце в том тумане, на которое можно было смотреть прямо, без всяких приборов, защищающих слабые человеческие глаза, без телескопов, которые заведомо были бы бессмысленны в этом тумане, без специальных стекол, которыми обычно пользуются, наблюдая немногочисленные солнечные затмения.

Старое здание пивзавода, которое по праву именовалось бы старинным, имей оно хоть более-менее благообразный вид, не коснись его перестроечные переделы собственности и не засилье привозных продуктов распития, выглядело словно какой-то замок окрестностей какой-нибудь Праги. Ну не Праги, ну провинции, но европейской. 

Здание библиотеки, выполненное в стиле соц-модерна 80-х, приобрело вполне приличный вид, несмотря на то, что в обычном освещении уж на верное выявились бы места, которые явно указывали бы на требования ремонта. В галерее библиотеки активист физкультуры махал заученными движениями рук.

Особенно удивило здание православного храма рядом с библиотекой. На этом месте, как водится, до революции, или как сейчас принять говорить «до Октябрьского переворота», стоял Успенский храм. После пресловутого переворота его снесли. Но есть подозрение, что мотивом сноса послужила не только веронетерпимость, а и ее наклонное состояние, что недвусмысленно указывало на проблемы с фундаментом.

В свое время, а и не так давно, возникло движение за воссоздание церкви. Инициатором, или, по крайней мере, одним из инициаторов явился профессор Богомолов. (Адепты Нумерологии просто отдыхают). Славный человек, если честно. Царствие ему небесное! Он даже пытался привлечь меня к этому делу и предлагал мне пост Старосты. (Опять нумерология). И даже затащил меня (впрочем, я и не сопротивлялся) к Архимандриту. Архимандрит Тихон оказался не старый человек, довольно хозяйского вида, без какого-то там особенного блеска в глазах. Он дал плохо ксерокопированный устав общины, как образец и я принялся его изучать. На вопрос, можно ли вносить изменения в устав, последовало мягкое, но решительное «нет» и на этом все и закончилось. Видимо, Православная церковь являясь безусловным слепком общества, и нашла себе благодатную почву на нашей земле, потому что мы так и норовим оставить все как есть и на подольше. Впрочем, в вопросах теологии я не силен и судить мне сложно, тем более, что с другой стороны старцы Зосима и Савватий являли собой как раз образец редкого подвижничества.

Но, как бы там ни было, храм стали восстанавливать. Были приняты соответствующие решения. Изготовлен проект и сейчас она находится на стадии завершения строительства.

Интереса ради следует сказать, что выиграл конкурс проект одного коллектива (из Сыктывкара), а стали строить по проекту, который получил лишь поощрительный приз.

Интереса, опять же,  ради надо сказать, что во время обсуждения еще будущего проекта нашелся весьма известный Северному городу человек, архитектор, который доказывал, что надо полностью восстановить старый проект, вплоть до угла наклона колокольни. Чтоб не хуже чем в Пизе. Слава Богу, эти тенденции не нашли решительно никакой поддержки. Да и судя по снимкам, прежний храм не нес на себе печать исключительного символизма. Обыкновенное здание с пристроенной колокольней, которая, как я уже говорил, приобрела наклонный характер. Построена она была, скорее всего, по территориальному признаку. Для того, чтобы близ живущие люди смогли совершать многочисленные и теперь уже таинственные обряды.

Так вот на свежем медном куполе этого храма под действием солнца и тумана заметна была только яркая полоска. Сам купол, да и все здание скрывалось большей частью в тумане и от этого полоска эта на высоте около 40 м становилась единственным свидетельством того, что Бог все-таки есть. Надо сказать, что это свидетельство было довольно убедительным.

Отметив в памяти про себя это состояние и в очередной раз пожалев, что не взял с собой фотоаппарата (Хотя не думаю, что фотография способна передать все прелести этого утра), я пошел дальше.

Путь мой был незамысловат. Во-первых: Накануне было позволено себе немного “лишнего” и я рассчитывал немного развеяться. Во-вторых, я намеревался купить свежего хлеба, прямо в магазине при хлебозаводе, который обладал (обладает!) необыкновенным вкусом и, поедая который, ну решительно все забывают про диеты и фигуры. Кроме вкусного хлеба,  там продают еще и мармелад, который мне почему то нравится, но только местный. Я подозреваю, что местный хлебозавод еще «не научился» подмешивать в агар-агар крахмал и прочие добавки и путем обильного обсыпая сахарной пудрой преувеличивать привлекательность этого, безусловно полезного, продукта.
А хлеб действительно очень вкусный. Именно таким и должен быть хлеб. Не идеально белым, белизна которого вызывает опасения в ее искусственности, а слегка сероватым. Можно сказать и кондовым. Про хлеб это не стыдно. В меру ноздреватым, плоть которого чудесным образом восстанавливается после нажатия. Такой хлеб хочется не резать а обязательно ломать, намазать на свежий излом маслица и, если получится, вкусного сыра. И всем этим заедать чай, в который не поскупились положить заварки. Эх, да что говорить! Да и кто бы мог сказать лет тридцать назад, что захочется привезти из северной провинции в северную же но уже столицу просто белого хлеба ?…

Но, я двигаюсь вдоль по Набережной уже мимо яхт-клуба, так же надежно укрытого туманом. Торчат мачты не дорогих, в общем, судов. Здесь больше энтузиастов, чем пижонов. Точнее, пижонам тут делать вообще то и нечего. Не тот размер. Не Средиземноморье. Если задаться целью и сфотографировать яхтклуб для какого-нибудь глянцевого журнала, обещаю, ничего не получится. Он и так то не шибко фотогеничен. Утром он укрыт от солнца довольно высоким берегом, вечером солнце норовит расположиться против берега. Да и сам по себе представляет бетонный, местами выкрошенный пирс и дебаркадер, который причален к этому пирсу. Раньше то было: гуляй- не хочу. Теперь это часть государства МЧС со всеми МЧСовскими мульками. С забором, больше для честных людей и двумя судами на воздушной подушке настолько бравыми, насколько же и малыми по своим размерам.

Но туман скрыл все эти поломки пирса и оставил только контуры его и судов, которые по сезону находились пока на нем.

Иду дальше и отмечаю про себя отдельные изменения в зданиях. Вот дом, где раньше был филиал Макаровки. Теперь здесь Институт экологии Севера. И то и другое небесполезно, скорее всего.

Прохожу мимо хлебной лавки. Она еще закрыта. Иду дальше.

На границе Суворова и Набережной замечаю странную группу людей, которая что здесь делает в субботу, не понятно. Но я прохожу, не останавливаясь,  по направлению к мосту, в покраске которого имел честь участвовать. Главный Архитектор тогда пожелал, чтобы мост был оранжевый. И это действительно радует глаз. Но в тумане и мост пропал. И я стараюсь заметить в памяти это пропадание, неуловимое растворение в пространстве, а может и во времени. Ведь такого можно больше никогда не увидеть. Оранжевые конструкции уходят в туман и вместе с ними автомобили так же исчезают в тумане. Вместо них появляются новые, которые и появляются как-то не все вдруг. Не сразу, а постепенно. Сначала морда автомобиля, потом темное пятно лица водителя, потом все остальное. Он проезжает мимо и все скрывается в обратном порядке.

Посмотрел на часы. Думаю пора возвращаться. И к открытию магазина, да и про самолет думать пора.

Обратил внимание на элементы конструкции здания строящейся, уже не известно сколько лет, горбольницы. В тумане здание утратило дух конструктивизма, и стало казаться самым, что ни на есть, естественным для самое себя. Освещенное с восточной стороны слабым затуманенным солнцем, оно показывало свои формы, теперь казавшиеся причудливыми. Другая сторона была настолько в тени, т.е. настолько контрастна по отношению к освещенной, что невольно пришло сравнение с картинками  южных стран, Греции, предположим. Но там фотограф думал бы о том, как убрать контраст, а здесь контраст был более чем уместен, более чем неповторим, и создавал объем всему зданию.

А еще- интересной оказалась стена экономического лицея! Старое, дореволюционное здание ничем и не примечательно. В обычный день пройдешь мимо и не посмотришь лишний раз. Естественно, давно он просит ремонта, а его ровесник, который находится тут же неподалеку медленно, но уверенно уже дошел до степени необратимости разрушения. Но как интересна в тумане была его восточная стена, та, которая находится по течению. Набранная из кирпича, который по времени подразрушился самым естественным образом, она засветилась в тумане живым неподдельным светом. Ее неоднородность и была подчеркнута этим туманом, этим солнцем, что она представилась мозаичной, наподобие стен Исаакиевского собора, на отделку которого ушло более ста оттенков камня. А здесь каждый кирпич выполнял свою функцию невостребованной и никому не нужной красоты.

Если бы я был умным человеком, обязательно ввернул бы что-нибудь по поводу «пуантализма».

И кстати, на обратном пути опять увидел группу тех же самых странных людей из шести человек. Одетые прилично, они во всю старались граблями и метлами. На одном был даже галстук, из чего я заключил, что это уж никак не дворники.

Они были лучше дворников!

Профессиональнее. И, как ни странно, гораздо сноровистей.

Нельзя было не обратить внимание на слаженность их действий. Они не перекидывались пустыми словами и не подстегивали себя неуместной бы здесь песней, но было очевидно, что они знают друг о друге многое,

Чувствуют друг друга.

Чувствовалось воспитание коммунистическими субботниками. Может быть, они и отбывали некую повинность по наведению порядка близстоящего здания, но ощущения  рабского труда в их действиях отнюдь не было. Больше того, в их действиях была полная и осознанная необходимость. Но самыми инресными были их лица. Если вы ожидаете, что я сейчас начну говорить про одухотворенность их лиц, то вы, мягко скажем, заблуждаетесь. Но нечто необычное в их лицах все-таки было. Уже немолодые, они тем не менее светились золотым и теплым. Черты их лиц, которые указывали на их немолодость, были спрятаны туманом (чуть не сказал «украдены»). Зато ненавязчивым незенитным, почти надирным солнцем были подчеркнуты как раз те черты, которые указывали на принадлежность к людям. Если захотеть специально осветить человеческое лицо таким образом, наверное ничего и не получится. А здесь…Апостолы да и только. Только их шесть, а не двенадцать. Ну, так не в количестве апостолов дело, а в том, чем они занимаются.

Например, прибирают Землю.

Ах да. И что же мне подумалось.

А подумалось, что выражение «туманная фраза», «Туманные размышления» и тому подобные словообразования, в общем, не так уж и абстрактны. И имеют более глубокий смысл, чем может показаться на первый взгляд. И может быть, не такой и уж негативный?  В конце концов, понимая, что туман это такое же явление Природы, как и все остальное и туманные мозги так же естественны, как и глубокий ум. Может быть, не дай Бог, если какой человек станет говорить конкретными категориями. А так… затуманить смысл.

Пойди догадайся, что хотел сказать.

А может и наоборот - точнее получится.

Или  уж во всяком случае, красивее….