Пиро

…В полной темноте вдруг зажёгся свет. Я открыл глаза.
"Кто я?"
Не знаю.
"Где я?"
Нет ответа.
"Как я здесь оказался?"
Вновь нет ответа...
Когда мои глаза немного привыкли к свету, я разглядел комнату, оклеенную весёлыми детскими обоями с корабликами, наглухо закрытое окно, занавешенное, к тому же тяжёлыми шторами, кроватку у стены, разбросанные игрушки - казалось, ребёнок, живущий здесь, только что выскочил куда-то и сейчас вернётся.
Но откуда-то я знал: он не вернётся.
Я встал с пола и подошёл к двери. Она оказалась не заперта. Я тихо, чтоб не щёлкнул замок, прикрыл за собой дверь и вышел в коридор. Это была широкая и светлая комната с огромными окнами на всю стену. Зеркала, висящие на стенах, почему-то оказались завешены чёрной тканью. Я приоткрыл одно и увидел в нём мужчину лет 27-30, с короткой стрижкой и двухдневной небритостью. Мужчина был одет в высокие ботинки, чёрные штаны с множеством карманов, чёрный свитер и плащ-дождевик.
Комната, из которой я вышел, находилась в самом конце коридора, поэтому я направился в противоположную его сторону. Там оказалась лестница, ведущая вниз: ступеньки из красного дерева были покрыты светлым лаком, перила были кованые, выполненные в виде сплетения неизвестных мне цветов и трав. Я спустился по ней.
Внизу были люди. Они были одеты в чёрное и с виду бесцельно ходили туда-сюда. Время от времени кто-нибудь из них подходил к рыдающей над каким-то ящиком женщине и держащему её за руку мужчине. Женщина отвлекалась от рыданий и выслушивала то, что ей говорили, затем подошедший удалялся, а женщина снова начинала плакать. На меня никто не обращал никакого внимания. Впрочем, я не жаловался.
Вдруг я ощутил прикосновение. Это был мальчик лет пяти. Я присел на корточки перед ним.
- Привет. Я - Кевин Томсон. А ты кто?
- Здравствуй, Кевин.
- А как тебя зовут?
"Как меня зовут? Почему-то всплывает имя Пиро. Кто такой этот Пиро? Может быть, это я? Да, наверное, это моё имя. Пиро".
- Меня зовут Пиро, Кевин.
- Какое странное у тебя имя, я никогда раньше такого не встречал…
- А что ты здесь делаешь?
- Мама сказала, что мы должны принести соболезнования дяде Фрэнку и тёте Анне, а сама не взяла их. Я видел, что она ничего с собой не взяла… А когда я сказал, что она, наверное, забыла их дома, сказала, что соболезнования – это такие слова, которые говорят людям, когда у них случается что-нибудь плохое и грустное.
- А ты знаешь, что случилось у дяди Фрэнка и тёти Анны?
- Не знаю, они не говорят, но тётя Анна всё время плачет. Ой, меня мама зовёт! Пока, Пиро.
- Пока, Кевин.
Мальчик убежал, а я встал с корточек и снова посмотрел на плачущую женщину. Почему-то идти туда мне совершенно не хотелось. Будто был я в чём-то перед нею виноват. Я нашёл взглядом дверь на улицу и вышел прочь.
На улице было холодно. С неба падали какие-то хлопья пронзительно-белого цвета. Снег – всплыло название в моей голове. Снег хрустел под ногами и на нём оставались следы. Я закрыл за собой калитку и понял, что не знаю, куда мне идти. В растерянности я оглянулся – нет, точно не туда – и пошёл вперёд.

= = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = =

Я открыла глаза и осмотрелась. Это была комната. Определённо, это детская: стены оклеены обоями с корабликами; окно завешено тяжёлыми тёмно-синими шторами с любовно вышитыми на них звёздочками, соединяющимися в созвездия; у дальней от двери стены - кроватка с резными ножками, на самой двери нарисован весёлый гном, надевающий тапки, такие же тапки, только меньшего размера стояли справа; по всей комнате игрушки, с виду они разбросаны, но это не так – каждая из них на своём собственном месте.
Я сунула руку в карман и достала небольшую карточку и прочла: Ксандра Лайт, частный детектив. На обратной стороне оказался телефон и адрес.
"Я - частный детектив. Значит, на этот раз я должна кого-то найти или поймать. Миссии помощи мне нравятся больше, но что ж поделаешь…"
Я взялась за дверную ручку – и вдруг вспышка перед глазами – мужчина встал с пола, осмотрел комнату и взялся за дверь. Теперь я знаю, кого я ищу. Я открыла дверь и вышла в коридор. Я пошла по коридору. Зеркала на стенах были завешены чёрной тканью, но одно из них оказалось открыто. Из зеркала на меня посмотрела молодая женщина, даже девушка с длинными, до пояса, тёмно-рыжими волосами и карими глазами за спиной у неё были белоснежные крылья.
Я прикоснулась к ткани, висящей на одном краю – и снова вспышка перед глазами – тот же мужчина рассматривает себя в зеркале, теперь я могу увидеть его лицо.
Резко очерченные скулы. Прямой подбородок с ямкой. Тонкие бледные губы. Нос с горбинкой. Кожа на лице как будто загрубела от ветра. И глаза…
Горящие слегка испуганные смолисто-черные, настолько глубокого цвета, что так и тянули провалиться в них и словно звали искать какую-то загадку на дне души этого человека. Впрочем, человека ли… Если разобрать его лицо по частям, оно кажется вполне человеческим, обычным, все как у всех: подбородок, губы, нос, высокий лоб с параллельными бровям неглубокими морщинками, короткие прямые каштановые волосы. Но если собрать все части воедино, становилось ясно: что-то не так, чего-то в этом лице не хватает, и эти глаза… они смотрелись чуждо.
Я спустилась по лестнице на первый этаж. В воздухе пахло отчаянием. Эпицентром его оказалась женщина, плачущая над гробом, в котором лежал ребёнок. Эманации горя толчками выплёскивались из неё, словно кровь из перерезанной артерии. Мужчина, сидящий рядом с ней, был барьером между её горем и внешним миром и сдерживал его львиную долю, но даже тех капель, что переливались через край, хватило для того, чтобы у меня стала раскалываться голова. Я мысленно потянулась к женщине  и попыталась хоть немного убаюкать её боль, хоть не надолго – возможности в этом теле у меня уже не те…
Я уже совсем собралась уходить, как услышала звонкий детский голосок:
- Мама! Смотри, тётя с крыльями!
Я обернулась и увидела мальчика, одной ручкой дёргающего маму за рукав, а другой указывающего на меня.
- Где? Да нет у неё крыльев, тебе показалось, сынок.
- Нет, мама, я уверен!
- Тише, Кевин, не конфузь маму.
- Я пойду, погуляю тогда?
- Хорошо, сынок. – Она поцеловала мальчика в макушку и тот убежал. Женщина посмотрела на меня и, заметив мой взгляд, виновато улыбнулась. Я улыбнулась в ответ. Она развернулась и тоже куда-то пошла.
- Привет, - услышала я совсем близко голос того мальчика.
- Привет, - улыбнулась я.
- Меня зовут Кевин, а тебя?
- А меня  зовут Ксандра.
- У тебя тоже необычное имя. Как у Пиро.
Вспышка. Тот же мужчина сидит на корточках и общается с этим ребёнком. Затем он улыбается, встаёт и выходит через парадную дверь.
- А почему мама не видит твоих крыльев?
- Просто она уже выросла, а когда люди вырастают, порой они уже не могут видеть то, что могут дети. Здесь именно такой случай. Просто она не верит, что у людей могут быть крылья, вот и не видит их.
- Понятно, - с важным видом кивнул мне мальчуган, - спасибо. Тогда я пойду, расскажу это маме. Всего хорошего.
- И тебе всего хорошего, Кевин Томсон.
- А откуда ты знаешь мою фамилию? – Обернулся, собравшийся было убежать мальчик.
- Вот знаю и всё, - подмигнула я. – Я многое знаю.
- Правда? – Наклонил голову он.
- Правда.
- И знаешь, почему небо не падает на землю?
- Ему ангелы не дают.
- Ух, ты! Я должен рассказать об этом маме! Пока, Ксандра.
- Пока, Кевин.
Я взялась за ту же дверную ручку, что и он и уже было, зажмурилась в ожидании очередной вспышки, но её не произошло. Странно. Почему, ведь он же не мог не коснуться её? Наверное, кто-то после него уже выходил в эту дверь. И что же, след оборвался?
Я вышла на улицу и увидела четыре цепочки следов: детские, двое мужских и женские. Я встала на колени и приложила ладонь к каждому из мужских следов. От первого просто разило сочувствием, болью утраты и… желанием поскорее добраться домой и поспать. От второго следа веяло непониманием, растерянностью, а ещё он был до сих пор тёплым.
Я встала, отряхнулась и, словно гончая, пошла по второму следу.

= = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = =

Я бесцельно бродил по улицам городка. Я думал, что наитие подскажет мне, куда я должен пойти, для чего я здесь. Зажжённые окна манили меня, как пламя свечи зовёт и притягивает к себе беспечного мотылька. Но я не летел на свет, я чувствовал, что никто не ждёт меня там, я никому не нужен. А если я не нужен, зачем же идти туда?
Снег под ногами сменил мокрый асфальт – ближе к центру улицы чистились. Я шёл по самому краю дороги, наблюдая, как мимо меня туда-сюда проезжают машины. А в них сидят люди. Разные люди: улыбчивые, хмурые, безразличные. Но и среди них не было того, кому я был нужен.
"Зачем я?" – В который раз уже задаю себе этот вопрос и не нахожу на него ответа. Но я не отчаиваюсь.  Я продолжаю искать, всё так же бесцельно бродя по улицам этого городка. А ведь я даже не знаю его названия!
Люди, которые встречались на моём пути – они тоже были разные. Вот идут парень и девушка, они держатся за руки и неотрывно смотрят друг на друга, они целиком и полностью поглощены собой и, кажется, что для них не существует больше ничего и никого на свете.  Они улыбаются настолько чисто, что, кажется, будто они светятся изнутри. Вот идёт старушка с клетчатой сумкой, она опирается на тросточку, чтобы не упасть, она идёт медленно и тяжело, аккуратно. Она по сравнению с той парочкой кажется серым пасмурным облаком, влекомым куда-то ветром. Вот идёт средних лет мужчина в кожаном плаще и шляпе, в одной руке у него портфель, в другой – газета, он тоже не улыбается, он куда-то очень спешит. Вот он толкнул меня плечом и даже не заметил…
Но вдруг я заметил, что человек, стоящий у стены улыбнулся мне. МНЕ! Я улыбнулся в ответ.
- Не желаете, ли отужинать, сэр? – Спросил он.
- Отужинать? – переспросил я и ощутил незнакомое доселе чувство голода.
- Да, сэр! Прошу! – Подтвердил он и, открывая вычурную дверь, поклоном указал мне направление внутрь.
Я ещё раз улыбнулся и, последовав его приглашению, вошёл. Внутри оказалось красиво. Даже не красиво, а очень красиво Лампы, стилизованные под старинные канделябры, едва разгоняли тьму, создавая уютный полумрак. Низкие сводчатые потолки делали тени причудливыми и временами даже пугающими. В целом, зала походила не то на рыцарскую башню, не то на дом викингов: стены украшали какие-то шкуры, вытянутые книзу щиты с торчащими из-за них мечами и топорами, а в центре – огромный очаг, над которым мужчина в странной одежде жарил мясо прямо на вертеле, время от времени посыпая его какими-то душистыми приправами. В дальнем углу арфистка что-то негромко наигрывала на своём инструменте. Негромко, но её игру было слышно в любом месте зала.
Я направился к свободному столику и сел.
- Чем желаете отужинать, сэр? – Тут же ко мне подошёл высокий средних лет джентльмен с полотенцем, слегка небрежно переброшенным через левую руку.
- Принесите что-нибудь на ваш вкус.
- Сию секунду, сэр! – поклонился он и исчез.
…Это место просто очаровало меня, а кухня здесь оказалась просто замечательной. Я потерял чувство времени, а музыка была просто божественна, она вынимала мою душу из тела и уносила прочь отсюда, прочь от людей, жалких, злых, равнодушных… Идиллию нарушил тот же джентльмен, что предлагал мне отужинать.
- Сэр, Вы будете ещё что-нибудь заказывать?
- Нет, спасибо, я уже сыт.
- Тогда, счёт?
- Счёт? – Я понятия не имел о том, что же это за счёт, но джентльмен воспринял моё непонимание за согласие.
- Сию секунду, сэр! – Джентльмен исчез и через секунду снова появился. Он положил рядом со мной какую-то книжицу.
Я раскрыл её – там внутри оказались какие-то непонятные закорючки – и, так и не сообразив, для чего мне её дали, положил её обратно на стол и виновато улыбнулся джентльмену.
- Сэр? – Переспросил тот.
Я снова улыбнулся.
- Сэр, вы собираетесь расплачиваться? – Мне показалось, что он начал выходить из себя. Интересно, почему?
- Расплачиваться?
- Да, сэр, расплачиваться. – С нажимом повторил за мной джентльмен.
- А чем я должен расплачиваться?
- Наличными, сэр, - он побелел, но взял себя в руки, - или банковской картой.
Я порылся в памяти, вспоминая содержимое своих карманов: брелок для ключей, сломанная зажигалка, монетка, кусок проволоки, перочинный нож, увеличительное стекло, конфета… Ни "наличных", ни "банковской карты" у меня не оказалось.
- К сожалению, у меня их нет. Извините.
- Как это: у Вас их нет?  Вам всё равно придётся расплачиваться. Так, или иначе. Уильям! Джеймс!
К столику подошли два высоких и широкоплечих молодых человека в безупречно чёрных костюмах.
- Да, мистер Уиблоу. – Пророкотал один из них.
- Вот этот господин отказывается платить.
- Сэр, - он обратился уже ко мне, - не соблаговолите ли вы пройти с нами?
- Да, конечно, - Ответил я и, поднявшись, последовал за ним.
Как только мы вышли из зала его вежливость как ветром сдуло. Тот, что шёл позади меня заломил мне руку за спину и повёл через кухню на задний дворик.
- А теперь слушай сюда, бродяга. Это место не для таких, как ты. – Человек ткнул пальцем мне в грудь. - Здесь отдыхают нормальные люди…
"А разве я не нормальный человек?!"
- …а тебе, шантрапа, я настоятельно рекомендую забыть дорогу сюда. – Он толкнул меня к стене, а второй тут же ударил меня в лицо.
Но поскольку голова моя чуть отклонилась от толчка, в лицо он не попал, и удар пришёлся в лоб. Я больно стукнулся головой о кирпичную стену и тут меня накрыло…

= = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = =

…Я шла по этому странному следу и пыталась понять, куда он мог идти. Я напрягала все силы, чтобы понять, что  он чувствует сейчас, как мыслит. Хруст снега под ногами гулко отдавался в голове, путал мысли, и я позволила им течь свободно, не направляя их поток, а лишь выхватывая некоторые из сознания. И эти выхваченные уже не были образами, их как будто шептал тихий и мелодичный голос в глубине души.
И тогда я раскрылась. Раскрылась полностью, без остатка, растворяясь в мире и растворяя мир в себе. И в какой-то момент  стала такой как он, я стала им. Пока я чувствовала его след под ногами, я даже думала как он…
Я шла вдоль отпечатков его ботинок на свежевыпавшем снегу, я чувствовала как он. Будто впервые я видела дома, магазины, прохожих. Причем, меня совсем не интересовали ни первые, ни вторые, ни третьи. Меня интересовала только моя цель. Моя задача.
 Я не всматривалась в витрины магазинов, не разглядывала окна домов, я просто шла за ним.  Незачем оттягивать выполнение задания. Проходя мимо магазина, где в витрине стояли елки, украшенные игрушками и гирляндами, я почему-то остановилась. Меня взволновали огни. Очень хотелось завладеть ими, вобрать их в себя, любоваться, играть ими. От силы желания даже ноги подкашивались. И тут я поняла, что это не я смотрю сейчас на эту витрину, это ОН!!! А я только переживаю его чувства, тот отголосок чувств, который сумело сохранить в себе это место.
 Я встряхнула головой, чтобы отогнать это наваждение, и пошла дальше, легонько похрустывая снегом. След в след за моим таинственным незнакомцем. Людей на улице становилось все больше и приходилось обращать на них слишком много внимания, чтобы не столкнуться. Это начинало меня раздражать, приходилось отвлекаться от поисков следов его ощущений и глупо смотреть себе под ноги, словно заурядный полицейский.
И вдруг настал момент, когда идти стало намного легче, а безликая толпа вокруг меня незаметно исчезла. А вместе с ней исчезли следы на снегу. Вместе с самим снегом. Это произошло на одной из центральных улиц.
Итак, я потеряла его.
До глубокого вечера я бродила по городу, пытаясь вновь нащупать, почувствовать те исходящие от следа Пиро эмоции, но тщетно… Придётся, видимо, действовать словно тот самый заурядный полицейский. Я достала из кармана ту самую карточку, которую нашла ещё в комнате. Там был адрес: Бэйл стрит, дом №7.
Дом оказался на другой стороне городской площади. Я вышла на это огромное пустое пространство (конечно, на самом деле, оно не было таким уж огромным, но по меркам городка казалось очень большим), остановилась, глубоко вздохнула, задержала дыхание и потерла виски. Руки почему-то стали жутко горячими. Я повернула их ладонями вверх и удивленно вгляделась. Что за новые жесты? Может, что-то случилось с ним? 
На меня накатил приступ какой-то детской обиды из-за потерянного следа. Я оглянулась вокруг: десятки взрослых спешили куда-то, дети бегали стайками и играли в снежки. Почему-то площадь не стали расчищать, наверное, оставили на откуп детворе. Большие часы над ратушей пробили пять раз. Меньше всего мне хотелось идти куда-то, это бы значило делать так же, как эти странные существа. Но глупо стоять на площади не хотелось, перелететь через площадь я не могла (не хотелось рождать новые конфликты отцов и детей и нарушать повседневное спокойствие горожан детскими криками: «тетя летит!»), так мне не осталось ничего, кроме как зашагать вперед, проваливаясь в снег каблуками.
Дом оказался небольшим двухэтажным зданием, сложенным из красного кирпича. Явно старинный. Невысокое крыльцо. Железный козырёк над дверью, поддерживаемый коваными белочками. На каждом этаже по четыре больших окна, выходящие прямо на площадь. Между окнами  натянут транспарант, явно выделяющийся по стилю из окружающей обстановки. На нём крупными красными буквами было написано: "Ксандра Лайт. Частный детектив. Лицензия № Н729270688", а чуть ниже адрес и телефон.
Я поднялась по ступенькам, взялась за ручку и дверь плавно и мягко подалась вперёд, словно и не была закрыта вовсе.
Внутри дом выглядел гораздо более гостеприимным, чем снаружи. Меня приятно окутали тепло и тишина. Я стояла в просторной прихожей, плавно переходившей в гостиную. С интересом я огляделась вокруг. Справа у стены столик-обувница, слева – платяной шкаф с овальным зеркалом на двери и низенькая табуретка. Вся мебель теплого орехового цвета. Над столиком висели ключница и телефон. На стенах – бежевые обои, сквозь дымку на которых угадывались городские пейзажи, на полу – плитка, имитирующая камень и пушистый ковер, цвет которого было сложно определить из-за разноцветных теней, падающих со стеклянного витража на двери. Я присела на край столика и разулась, тронула колокольчик, свисающий с люстры, и прошла в гостиную. Нашла выключатель на стене, щелкнула и комната наполнилась ярким теплым светом, как будто кто-то в этом доме давным-давно только и ждал, когда же станет светло. Может быть, это была я сама? Комната оказалась просторной и невероятно уютной, в ней так тянуло к ленивому приятному отдыху. У дальней стены - камин, выложенный из натурального камня. На стенах, отделанных золотисто-бежевой венецианской штукатуркой – картины в японском стиле, восточные и европейские мечи, в центре комнаты – низенький столик со свечами и керамической черной вазой, вокруг него пара кресел и диван, обтянутые красным и золотым шелком, у камина –  деревянное кресло-качалка с небрежно наброшенной шкурой неизвестного пушистого зверя, под окном – большая ваза с пронзительно желтыми лилиями, занавеси на окнах тяжелые, словно сплетенные из очень тонких стеблей бамбука. У стены слева - деревянная лестница с коваными перилами, ведущая на небольшой подиум-спальню…
На автоответчике мигала красная лампочка. Кто мог звонить мне? Я же не знаю никого в этом городе. Я подошла к телефону и нажала кнопку "прослушать".
- Здравствуй, Ксандра. Тебе, наверное, интересно, что ты здесь делаешь, кого и почему ты ищешь и почему именно ты… - при первых звуках этого спокойного и мелодичного голоса я благоговейно преклонила колено и дальше внимала в таком положении, словно рыцарь, приносящий присягу на верность своему сюзерену.
Когда запись закончилась я встала и нажала на "очистить". Как только лампочка засветилась зелёным, я накинула пальто и вышла из дома.
"Придётся рассчитывать только на себя? Хорошо. Я справлюсь".
В этот момент у моего дома остановилась патрульная машина. Оттуда вышел полицейский и обратился ко мне:
- Простите, мэм, могу я позвонить с Вашего телефона? Рация в машине барахлит, и мы не можем ответить на вызов диспетчера.
- Да, офицер, конечно. Проходите. – Я отворила дверь, полисмен подошёл к телефону и набрал номер участка.
- Джейн, это Рик О’Нил машина 3428. У нас сломалась рация, и я звоню с городского телефона. Что там случилось? Что? Заживо сгорели, говоришь? Элисон стрит 74? Мы едем! – Он положил трубку. - Спасибо, мэм, вы нам очень помогли.  А теперь я должен идти, там кто-то сжег заживо двух человек. Всего хорошего.
"Вот! Это он!" – вспышкой пронеслось у меня в голове.
- Офицер! Я частный детектив Ксандра Лайт. Я хотела бы оказать вам помощь в расследовании. Могу ли я что-либо сделать?
- Покажите, пожалуйста, ваше удостоверение, мэм. – Засомневался он.
- Одну секунду. – Я зашла в соседнюю комнату, взяла документы и подала их полицейскому.
- Хорошо, мэм, - сказал он, возвращая их мне, - но я должен спросить разрешения у шефа. Вы позволите ещё один звонок?
- Да, конечно!..
Разрешение от капитана полиции было получено и через пятнадцать минут мы уже были на месте.
Сначала полицейские опросили официанта, который общался с подозреваемым, и тот описал этого человека. А я коснулась стула, на котором сидел ОН, и новая вспышка показала мне, как было дело.
Младший помощник шеф-повара, который в тот миг выносил мусор о произошедшем стражам порядка рассказал следующее:
- Мистер Бенстон послал меня выбросить картофельные очистки в мусорный бак у задней двери, и я увидел, как Уилл и Джеймс на повышенных тонах разговаривают с каким-то человеком. Я подумал, что это очередной пьянчужка, неспособный оплатить счёт, которому они настоятельно рекомендуют больше не приходить в наше заведение. Но потом глаза у него стали жёлтыми, словно пламя – это было хорошо заметно в полумраке переулка – а затем наши охранники вдруг вспыхнули. Мгновенно загорелись. Они стали с криками кататься по земле, а я убежал за помощью. Когда я вернулся – буквально через пару минут, от них остался только пепел…
Но когда я попала на место преступления, то сразу поняла, что свидетель умышленно или нет, упустил одну очень важную деталь: Пиро не просто так, ни с того, ни с сего сжёг этих молодчиков, он среагировал на агрессию с их стороны. Среагировал как смог.
Из переулка вели несколько цепочек отпечатков мужских ботинок разного размера и фасона, но мне, конечно, не составило труда определить, какая из них принадлежит ему.
Что ж, теперь я снова нашла твои следы и уж постараюсь теперь их не упустить. Я улыбнулась Пиро, глядя в морозную полночь, пощипывающую лицо.
И я найду тебя, где бы ты ни был…

= = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = =

Я очнулся в каком-то тёмном углу. Шёл снег. Я совсем продрог. Как я здесь оказался? Ощупав болящую голову, я выяснил, что на затылке огромная шишка. Я коснулся лба. Он оказался рассечён - на моих пальцах была кровь. Не знаю, зачем я поднёс окровавленный палец ко рту и лизнул кровь. Солёная.
И тут я вспомнил…
…Удар в голову. Удар головой о стену. Боль. Обида. За что?! Почему?! Я же ничего им не сделал!
А потом откуда-то изнутри поднялась смесь обиды, ярости и ненависти. И она заполнила меня. Целиком. Полностью. До конца. До предела. До края. Нет, она даже переливалась через край.
Я посмотрел на обидчиков и пожелал им сгореть. И они вспыхнули! Они ДЕЙСТВИТЕЛЬНО вспыхнули!!! Когда они загорелись, я испугался того, что натворил и убежал…
Получается, что я теперь преступник?.. Что же теперь делать?
Я встал, плотнее закутался в неспособный уже защитить меня от холода плащ и пошёл вперёд. Я шёл и плакал от жалости к себе: я один в незнакомом месте, мне очень холодно…
А ветер то и дело бросал мне в лицо пригоршни снега и острых, словно бритва льдинок. На улице давно стемнело, и дороги опустели, лишь редкие машины порой нарушали тишину ночного города. Свет, зажжённый в окнах, уже не манил, он притягивал со страшной силой. Но я по-прежнему не был там нужен, а потому медленно брёл дальше.
- Сынок, иди сюда, замёрзнешь совсем! – услышал я голос пожилой женщины.
Я обернулся в поисках того, к кому она обращалась, но улица была пуста.
- Вы это мне? – Решил всё-таки переспросить я.
- Тебе, тебе. Заходи скорее, холодно же! – Она зябко куталась в шаль, а в ногах её крутилась маленькая собачка.
- Спасибо, - я подошёл к ней. – Я действительно уже замёрз.
- Чего ж стоишь тогда? Проходи скорее, - улыбнулась она, - только ноги отряхивай хорошо.
Я закрыл за собой дверь и женщина продолжила:
- Плащ повесь на вешалку справа от двери, разуйся там же, проходи в гостиную и располагайся. А я пойду, чайник поставлю.
- Благодарю Вас.
- Христофор, - женщина посмотрела на свою собачку, поухаживай за гостем.
Пёс повилял хвостом, и я смог лучше его рассмотреть. Он казался очень старым. Брыли обвисли, длинные уши касались лап, когда он слегка опускал голову. Бока были сыто округлыми. В этой собаке, казалось, совсем не было мышц, наверное, она никогда не резвилась и не бегала. Но было в Христофоре что-то безумно обаятельное. Так и тянуло погладить его по шелковистой короткой шерсти, провести пальцами по контуру смешных рыжих пятен, расползавшихся по кремовой шерсти на спине и боках. Он был словно престарелый джентльмен. Вроде бы ничего особенно красивого, но смотрится как-то благородно. Христофор коротко гавкнул и, оглянувшись на меня, потрусил в комнату. Я последовал за ним.
Гостиная оказалась довольно большой комнатой. На полу лежал старенький, но опрятный ковёр, у стены стоял удобный диван, перед ним небольшой столик, а напротив уютное кресло.  Над ним висела старинная карта и чей-то портрет. В дальнем углу комнаты я заметил телевизор.
Я уселся на диван, а Христофор взобрался мне на колени. Я стал чесать его за ухом, и он совсем расслабился. Именно за этим занятием и застала нас возвратившаяся вскоре из кухни женщина. В руках она держала  большой поднос, на котором стоял дымящийся заварник, две чашки и тарелки с угощением. Всё это она поставила на низкий журнальный столик и налила чай в чашки. Взяв одну из них, она села в кресло напротив меня.
- Простите, у меня нет наличных и банковской карты. – Помня произошедшее недавно, решил заранее предупредить её я.
- Что ты, что ты! Какие наличные? – Всплеснула руками она. – Не надо никаких денег! Пей чай, сынок, а то он остынет.
"Так значит, деньги и есть эти самые наличные…"
- Спасибо Вам, - поблагодарил я и прихлебнул ароматный напиток.
- И пироги кушай, порадуй старушку. – И она придвинула ко мне тарелку.
- Спасибо, - вновь поблагодарил её я.
- А ты понравился моему Христофору. Обычно он мало кого жалует, а уж взобраться к кому-то на колени – это вообще нонсенс.
Пёс, всё это время пролежавший у меня на коленях, поднял голову и лизнул мою руку.
- Знаешь, сынок… на улице метель. Нечего шастать по улицам в такую погоду. Оставайся-ка ты у меня до утра.
Я с благодарностью принял её предложение, ибо идти мне было некуда. Старушка постелила мне на диване, сама ушла в спальню, а её пёс забрался в кресло, в котором сидела его хозяйка во время разговора со мной.
Но моим мечтам о проведённой в тепле ночи было не суждено осуществиться…
Мне почему-то не спалось. Я лежал на диване, укрытый клетчатым шерстяным одеялом, слушал мерное дыхание спящего Христофора и смотрел в потолок. Ощущение дома. Жаль, конечно, что не моего…
Кукушка в больших настенных часах кукукнула трижды и я услышал какой-то странный шорох: мне почудилось, что открывается входная дверь. Но кто мог её открывать, ведь хозяйка давно спит, а кроме неё и меня в доме больше никого нет? По стенке напротив прихожей метнулся луч фонарика. Метнулся и тут же исчез. Раздался приглушённый звук удара.
Что это?
Я услышал негромкий голос, предлагающий сначала пройти в спальню, разбудить хозяйку и предложить ей самой отдать наиболее ценные вещи. А если уж она будет упрямиться, тогда придётся разговаривать с ней по-другому.  Второй голос заметил, что их наняли не для этого: они должны уговорить старушку подписать завещание и убить её. Судя по всему, кто-то рассказал им точное расположение комнат в доме. Обо мне они, судя по всему, не знали.
Что ж, узнают.
Я сел на диване и сунул ноги в мягкие тапки, выданные мне радушной женщиной. Несмотря на явную старость дома, полы не скрипели, поэтому моих шагов было совсем не слышно. Дверь в спальню оказалась открыта. Внутри помимо хозяйки находились два человека, одетые в чёрное. В свете ночника было видно, что один из молодчиков привязывает ничего не понимающую старушку к стулу, а второй, облокотившись о ночной столик, наблюдает за ним.
- Миссис Фергюссон, у нас есть к Вам одно заманчивое предложение. Я думаю, Вы не сможете от него отказаться. Дело вот в чём: мистер Гарольд слёзно просит Вас подписать дом ему, а не благотворительному фонду. В противном случае мы будем вынуждены инсценировать убийство с целью ограбления, жертвой которого, как легко догадаться, будете Вы. Даю минуту на размышление.
- Оставьте её. – Все обернулись на звук голоса, затем один вернулся к своему занятию, а второй направил на меня пистолет и удивлённо спросил:
- А ты ещё кто такой?
- Вам лучше уйти.
- А тебе лучше ме-едленно поднять руки вверх, так, чтобы я видел.
- Я даю вам последний шанс.
- А не пошёл бы ты? Я сейчас сосчитаю до пяти, извиняй уж, больше не умею, - человек ухмыльнулся и блеснул золотым зубом, - а потом я сделаю в тебе дырку.
- Ну что ж, я предупреждал… - я вздохнул и очень сильно захотел, чтобы он загорелся, а затем он вспыхнул и стал метаться по комнате в безуспешных попытках сбить пламя.
- Что ты с ним сделал, урод? – Вскочил второй, достал нож и пошёл ко мне.
- Я предупреждал вас… - и этот тоже вспыхнул, - я давал вам возможность уйти. Вы не пожелали.
Первый уже лежал в углу едва заметно подрагивая, второй ещё пытался снять с себя куртку. Хуже было другое: одна из занавесок занялась, а вторая уже вовсю горела и огонь перебирался на висящий на стене ковёр.
Я поднял нож, который выронил второй грабитель и подошёл к привязанной старушке. Она посмотрела на меня с откровенным ужасом в глазах.
- Не бойтесь, я ничего не сделаю Вам. Я только разрежу верёвки.
Но она не слушала. В её глазах плескался ужас. Когда я подошёл, она попыталась разорвать путы, но, конечно, у неё не вышло. Я склонился над ней, и она крепко-крепко зажмурилась.
- Не бойтесь, - повторил я и перерезал шнур, которым она была привязана. – Нужно уходить, дом горит. Простите.
Она раскрыла глаза, увидела, что дом действительно уже занялся, и бросилась собирать самые ценные вещи: документы, деньги, тёплую одежду…
- Нам пора, - остановил её я, заметив, что она сейчас начнёт завязывать в узлы всё содержимое шкафов. – Жизнь дороже.
Она посмотрела на меня, схватила самый маленький узел и пошла на выход. Я взял ещё два и направился за ней. Едва мы вышли на улицу, обвалилась балка, ближайшая к выходу и заклинила дверь. Внутри жалобно залаял пёс.
- Христофор! – крикнула старушка и попыталась войти в дом. Я оттащил её от двери и попросил оставаться на месте, а сам подошёл к окну, выбил стекло и забрался в горящий дом.
Я не боялся пламени, только чуть-чуть прищурил глаза, защищая их от попадания случайной искры.
- Христофор! – позвал я, но пёс молчал.
Я обнаружил его под любимым креслом. Он был уже без сознания, сердце билось редко, но ритмично. Я завернул его в не успевшее ещё загореться покрывало, поднял на руки, и хотел было вернуться тем же путём, что и пришёл, но потолок в предыдущей комнате обвалился целиком. Благо, в зале тоже оказалось окно. Я прижал пса к груди и прыгнул вперёд, выбив стекло своим телом.
Вокруг горящего дома столпились соседи. Кто-то пытался тушить пожар, кто-то успокаивал женщину. Заплаканная старушка приняла у меня своего пса и стала хлопотать над ним.
- Простите меня. Я не хотел вот так отплатить за Вашу доброту.
- Иди с Богом, сынок. Я не держу зла на тебя. Этот дом всё равно бы сгорел, мистер Гарольд никогда не бросает слов на ветер. И если уж он говорит, что хочет эту землю, он получит её. Так или иначе.
- А где мне его найти?
- И думать забудь! У него связи везде, судьи едят из его рук, этот город принадлежит ему. Никто вот уже двадцать лет не может посадить этого типа.
- А я и пытаться не буду. Так, где он?
- Все знают, что он ужинает в ресторане "Пиковый король", - вклинилась в разговор какая-то женщина в меховом пальто поверх длинной ночной рубашки.
- Как мне пройти туда?
- Дойдёте до перекрёстка, свернёте налево, пройдёте два квартала, затем свернёте направо. "Пиковый король" – третье здание по правой стороне.
- Спасибо, - сказал я и пошёл в указанном направлении.
Свернув на перекрёстке, я оглянулся и шагнул вперёд, но тут же услышал за спиной пронзительный женский крик:
- СТОЙ!!!!

= = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = =

Я попрощалась с Риком и его напарником Эндрю, пообещав пробить подозреваемого по своим каналам, зашла со стороны чёрного хода и снова встала на след.
Мне это уже надоело – отставать от него на один ход. Тем более, следы закончились на широкой улице. Но на сей раз не потому, что её убирали, а, наоборот, из-за пошедшего снега.
Разумеется, никаких "своих каналов" у меня нет, поэтому встал вопрос: как же мне всё-таки его отыскать, причём, желательно, раньше, чем это сделает полиция?  Можно, конечно, как и он, бесцельно бродить по улицам в надежде найти места, которые помнят его, но это как минимум, глупо. Да уж, шансы мои невелики. Но и сидеть на месте в ожидании чуда тоже глупо. Ладно, для начала поеду-ка я домой, может, ещё найду там что-нибудь интересное.
Я поймала попутку – это оказался старенький фольксваген серо-стального цвета – и села на заднее сиденье, чтобы ничего не мешало моим размышлениям. Наверное, у меня был такой задумчивый вид, что водитель – грузный мужчина лет пятидесяти с холёными усами на усталом лице (хотя морщинки в углах карих глаз выдавали в нём неисправимого оптимиста) спросил, глянув на меня в зеркало заднего вида:
- О чём же задумалась такая красивая девушка? Да ещё и в вечер пятницы? – Он подмигнул мне, но я не увидела в его мыслях ни пошлости, как у многих мужчин, оглядывавшихся на меня на улицах, ни мерзости, как, скажем, у того помощника шеф-повара, который рассказывал о Пиро. В его мыслях был только вежливый интерес и желание развлечь загрустившую пассажирку.
- Я должна найти одного человека, но даже отдалённо не представляю, с чего начать. – Призналась я ему.
- Вот что я скажу Вам: Вы можете, скажем, сегодня вечером наведаться к нам в автопарк и расспросить таксистов, не видел ли кто его. Может быть, Вы сразу же его найдёте, ну, или хотя бы узнаете что-нибудь о нём.
- Спасибо Вам, я так и сделаю, - я улыбнулась ему, - подскажите, куда и во сколько мне нужно подойти?
- Олд Гаден, 35. Рабочий день у них заканчивается в 01.00. Думаю, Вам имеет смысл подъехать минут за пятнадцать до окончания.
- Безмерно Вам благодарна. А не подскажете ли, который сейчас час?
- 21.25.
- Спасибо… как бы мне убить три с половиной часа?..
-…Знаете, у меня лежит билет в театр на 21.40, и у меня почему-то вдруг возникло желание предложить его Вам.
- Я не могу, не имею права принять такой подарок…
- Тогда билет просто пропадёт – жена дала мне поручение съездить к знакомому и одолжить денег… на ремонт.
- Она называет Вас упрямым старым ослом, и сейчас изменяет Вам с соседом… - Вдруг сказала я. Понятия не имею, откуда я узнала это, это просто пришло в голову и я на сто процентов уверена, в правдивости этих слов.
Он вздрогнул, как от удара, плечи поникли, и стал он будто бы старше лет на десять-пятнадцать. Мне стало очень жаль этого глубоко несчастного человека.
- Да, знаю я. Давно знаю, но ничего не могу с собой поделать – по-прежнему люблю эту… эту… стерву. Знаешь, как мне больно, когда она посылает меня куда-нибудь, а я гадаю, а, порой, точно уверен, что она будет с ним… - Он тяжело вздохнул. – Но лучше уж так, чем потерять её насовсем. Лучше уж так…
В его глазах плескались океаны боли, тоски, одиночества, а по щеке пролегла блестящая дорожка. Руки побелели, сжав руль. Я положила руку ему на плечо, успокаивая, он благодарно кивнул.
Я стала тянуть эту боль на себя, вытаскивать её наружу из него. И боль стала уходить, сначала, медленно, цепляясь за захваченный плацдарм в душе этого человека, а потом всё быстрее и быстрее. Морщины на лице мужчины стали разглаживаться, и вскоре я увидела того же мужчину, что спрашивал, куда мне нужно ехать.
- Так Вы возьмёте билет? – Взяв себя в руки, ещё раз предложил он.
- Да, спасибо, - ответила я, чтобы не расстраивать этого доброго человека.
- Вот и хорошо, - он достал из бардачка билет и покосился на часы, - 21.30, мы успеем, тут совсем близко.
Через пять минут он остановился у красивого здания с колоннами.
- Вот мы и на месте, приятного отдыха.
- Спасибо. Спасибо за всё, мистер Мэттьюс.
- Не за что, - улыбнулся он и уехал, оставив меня в одиночестве. Я развернулась и пошла ко входу, точно зная, что сейчас он будет гадать, откуда я узнала его фамилию.
Я поднялась на высокое ярко освещенное крыльцо большого здания, построенного в античном стиле с традиционными колоннами и лепниной. Возле дверей толпились празднично одетые люди, в воздухе витала радость, ожидание чего-то приятного и необычного. Я погрузилась в эмоции этих людей и сама невольно улыбнулась, а в груди приятно зашевелился комок восторженного ожидания, и мои мрачные  мысли по поводу неудачных поисков отошли куда-то в сторону. Я приготовилась впитывать новые впечатления, и смело шагнула к двери. За ней оказалась большая комната с высоким потолком и огромной хрустальной люстрой. Всю левую стену от пола до потолка занимали зеркала, вдоль правой был устроен гардероб, а прямо напротив входной двери – роскошная деревянная двустворчатая дверь, изукрашенная причудливой резьбой. Я вручила свое пальто милой седой гардеробщице, которая с удивлением посмотрела на мои джинсы и свитер, совершенно не вязавшиеся с роскошными нарядами остальных, что все же не помешало ей дать мне номерок и программку спектакля.  Прозвенел звонок, и я вместе со всеми пошла в зал, где быстро нашла свое место, не глядя в билет (мне вдруг захотелось провести такой маленький тест на интуицию), и с удовольствием бухнулась в удобное кресло. Место было отличное, почти в середине третьего ряда, я хорошо видела сцену, а самое главное – соседей у меня не предвиделось.
Минут через 5 занавес раздвинулся, музыка затопила все пространство зала и началось…
Актеры разыгрывали «самую печальную повесть на свете». Сюжет был мне хорошо знаком, как и миллионам (или даже миллиардам?) людей, хотя я ни разу не видела «Ромео и Джульетту» в театре, поэтому смотреть на сцену для меня было равносильно пробе нового сорта яблок: вроде и знаешь чего ждать, но интерес не теряется. И, конечно же, у меня был свой взгляд на происходящее, кардинально отличающийся от видения остальных. Первые 15 минут я просто отдыхала, глядя на актеров, а потом вслушалась внимательнее, и за сценическими репликами стала слышать мысли героев. Актеры оказались очень хорошими, с первого взгляда казалось, что они живут своей ролью, но на самом деле думали совсем о другом. Друг главного героя всеми мыслями был за кулисами, ему не терпелось уйти со сцены, чтобы целовать руки любимой, облачившие его в смешной псевдосредневековый костюм. Мать героини тяжко раздумывала, заперла ли дверь в квартиру и не сможет ли пробраться туда вечно чинящий разгромы сосед-пьяница. "Слуги" думали о новых нарядах и любовниках, «господа» о не вынесенном мусоре и вечно брюзжащих супругах. А вот Ромео… тут все было сложнее. Его мысли почти совпадали со словами его героя, что-то было не так. Поймать бы его взгляд, хоть на долю секунды. Я буквально сверлила его глазами, и наконец-то мне удалось увидеть его глаза, полные любви и преданности, а еще в них была бесконечная грусть, такая огромная, что у меня похолодело в груди, и я все поняла. Он на самом деле любил Джульетту, но не эту актрису, а совсем другую женщину, с которой они когда-то начинали играть Шекспира, будучи ровесниками своих героев. Она умерла почти пять лет назад, но для него  до сих пор жила в этой роли. И он любил ее в этом спектакле, бесконечное число раз переживая ее смерть в жизни и на сцене. Странно, но он не жалел себя, не пристрастился к чувству горя, терзавшему его. Он смирился с этим и жил, просто жил серо и буднично, как все. И только на сцене он мог позволить себе этот праздник. Праздник жизни и смерти.
Я досидела до самого конца спектакля, пережила вместе с героями их боль: и мнимую, и настоящую. Мне безумно хотелось пойти за кулисы, положить руки на плечи этого невероятного мужчины, умеющего так искренне любить, заглянуть ему в глаза и забрать всю его боль без остатка. Но вдруг поняла: мне нечем заменить это чувство в его душе, а оставлять вместо него пустоту было бы еще более жестоко. Ведь я никогда не смогу с ним остаться, мне не жить спокойно и легко, мне не удастся стать чьим-то  смыслом жизни. Я знаю это наверняка…
Не слушая громких оваций и не глядя на сцену, я пробралась к выходу, быстро забрала пальто и бегом выскочила на улицу. Морозный воздух подавил комок в горле, холодный ветер сдул капли слез с ресниц. Я глубоко вздохнула и пошла, не оглядываясь. Снова нахлынули мысли о поисках Пиро, и я превратилась в  ищейку – обычное дело.
На часах, висевших на стене здания, стоящего на другой стороне улицы было 00.25. Пора ехать в автопарк городского такси, как мне порекомендовал мистер Мэттьюс. Как назло, машин на улице не было совсем, и только через минут пятнадцать я заметила проезжающий мимо фиат, водитель которого любезно согласился подвести меня. Откуда ему было знать, что я знаю, он думал о том, что ему не только не по пути, а придётся сделать изрядный крюк, и ещё он надеется, что ему что-то перепадёт (конечно же, я не о деньгах)? В дороге он не разговаривал, то и дело, только косился на меня в зеркало заднего вида. Я его взгляды игнорировала, сделав вид, что целиком поглощена в свои мысли и смотрела в окно.
Вдруг я заметила огонь впереди.
"Пиро! Наверняка это его рук дело!"
Когда мы доехали до пожара, я попросила высадить меня здесь. Несмотря на разочарование, явственно проступившее на его лице, он остановил машину, и я, поблагодарив, вышла.
Дом уже горел вовсю, люди сгрудились в стороне, утешая плачущую старушку с бассетом на руках. Когда я подошла к ней, бассет потянулся мордой ко мне и лизнул мою руку, которую я протянула, чтобы его погладить.
- Примите мои соболезнования… могу я Вам чем-то помочь? - Старушка только кивнула, а потом помотала головой, не прекращая плакать.
…Едва коснувшись шерсти на голове бассета, я увидела, как Пиро вытаскивает его из-под кресла в горящем Доме и заворачивает в покрывало, следующее, что увидел пёс – это его обожаемая хозяйка. Пёс так же слышал беседу хозяйки с Пиро, из которой я сделала вывод, что этот пожар всё-таки устроил он, но чтобы спасти старушку, а затем он отправился в ресторан "Пиковый король".
Я оглянулась в сторону, указанную Пиро женщиной в меховом пальто. Поскольку, прохожих на улице не было, я легко узнала его: он был уже у самого перекрёстка, метрах в пятистах от меня. Пиро, словно почуяв меня, оглянулся, а затем скрылся за поворотом.
- СТОЙ!!! – Закричала я, и побежала было за ним, но потом посчитала, что он не уйдёт, ведь я теперь знаю, куда он направляется. А, между прочим, тут есть те, кому нужна моя помощь...

= = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = =


На этот раз я не разглядывал витрин, не заглядывал в лица прохожим – у меня была цель. Впервые с того момента, как я пришёл в себя в той странной комнате, у меня появилась цель.
Я и сам не заметил, как оказался у "Пикового короля". Это было просторное одноэтажное здание, покрашенное в какой-то светлый цвет. Многочисленные и широкие окна сделаны были так, что по ним постоянно текла вода, поэтому разглядеть, что внутри оказалось решительно невозможно, а подсветка снизу создавала впечатление, что это не дом, а огромный аквариум.  На входе стояли два плечистых молодчика (я говорил уже, что плечистые парни уже вызывают у меня чувство глухого раздражения?). Чтобы не было скучно, они травили анекдоты. Пока подходил я услышал их беседу:
- Слушай ещё один: разговаривают, короче, ротвеллер с шарпеем. Ротвеллер хвастается: этот шрам у меня остался после драки с бульдогом, а вот этот, на ухе, овчарка кавказская оставила, она же пол уха откусила… А шарпей думал, думал, а потом стал на голове складки ко лбу лапами сгребать: видишь дырку? Ага – отвечает ротвеллер. Так вот, это задница…
Они дружно засмеялись, даже заржали.
- Откуда ты берешь свои анекдоты, Билл? – Отсмеявшись, спросил его собеседник.
- Секрет фирмы. А вот ещё…
И в это время я достиг ступенек, ведущих в ресторан. Беседа мгновенно прекратилась, молодчики подобрались, закрыли собой двери и уставились на меня.
- Вам чего? – Поинтересовался тот, кого назвали Биллом.
- Я хочу пройти в ресторан. Почему я не могу этого сделать?
- Это частная собственность. – Добавил его напарник. – Что Вам здесь нужно?
- Я к мистеру Гарольду.
- Он сейчас не принимает.
- Но я должен поговорит с ним.
- Вам назначено?
- Нет, - Тут мне пришла в голову одна интересная мысль, - но передайте ему, что я пришел лично доложить о выполнении одного… гм… деликатного задания…
- Хорошо, подождите здесь. Тео, доложи мистеру Гарольду.
- О’кей, Билл. – И он скрылся за дверью ресторана.
На те несколько минут, что его не было мы с Биллом застыли, словно соляные истуканы, только снежинки бесшумно падали нам на головы и плечи.
- Мистер Гарольд просил передать, что не желает видеть Вас. Он не хочет обсуждать на людях столь деликатные дела. На Ваш счёт уже переведена соответствующая сумма. Можете быть свободным. – Заявил мне возвратившийся Тео, и встал в позу крутого телохранителя: ноги на ширине плеч, руки скрещены на груди, лицо строгое и внимательное.
Я не шевелился.
- Что Вам непонятно? – Спросил меня Билл, - Мистера Гарольда Вы сегодня не увидите.
- Сожалею, господа, но я должен встретиться с ним именно сейчас.
- Ну, попробуй, - усмехнулся Тео.
И я попробовал. Попробовал пройти мимо них, но оказался лежащим на дороге.
- Вы не оставили мне другого выбора, - сказал я и куртки на них вспыхнули. Пока они тушили свою одежду, я беспрепятственно прошёл внутрь.
В просторной зале, уставленной свечами, стояло около десятка аккуратных круглых столиков. Все они пустовали. Все, кроме одного, ближайшего к небольшой сцене, на которой пела темнокожая женщина в кремовом платье. За столиком спиной к двери и лицом к сцене сидел мужчина лет сорока. В его иссиня-чёрной шевелюре уже заметна проседь, хотя короткая стрижка несколько её скрывала. Он был одет в простой серый костюм в вертикальную полоску, пальто и шляпу его я заметил на вешалке в углу залы. Мужчина поднёс руку с бокалом вина ко рту, и я заметил блеснувший в свете свечей драгоценный камень в его перстне. Он поставил бокал на стол рядом с узорным подсвечником и лениво спросил:
- Это опять ты, Теодор?
- Нет, это не Теодор. – Ответил я.
- Чего Вы хотите?
- Я по поводу миссис Фергюссон.
Мужчина сделал какой-то знак певице, разрешая ей покинуть сцену, и медленно обернулся ко мне. В глазах его было недовольство, раздражение и чуть-чуть, самая малость, удивления.
- Я посылал туда не Вас… итак, чего Вы хотите?
- Я хочу узнать, зачем?
- Что "зачем?"? – Переспросил он.
- Зачем Вы послали к ней людей?
- А Вы, собственно, кто? Вы из полиции?
- Нет, я не из полиции.
- Тогда, какое право Вы имеете предъявлять мне такие обвинения? – Он откинулся на спинку стула и провёл рукой по волосам.
- Я был там.
- У Вас нет шансов. Моё слово имеет вес гораздо больший, чем Ваше. А доказательств нет. Суд меня оправдает.
В этот момент в залу вбежали Тео и Билл и скрутили мои руки за спиной. Следом за ними с разных сторон ворвались ещё около десятка телохранителей.
- Где вы были, чёрт вас подери? – Обратился к ним Гарольд. – Поганые вы телохранители – он уже десять раз успел бы убрать меня, пока вы там чесались.
- Мистер Гарольд, он подпалил нашу одежду. – С неловкостью в голосе произнёс Билл.
- Мистер Гарольд, мы искупим свою вину.
- Искупите. Я хочу, чтобы он исчез, причём, так, чтобы это никак не могли связать со мной. Это понятно?
- Да, мистер Гарольд. – В один голос ответили провинившиеся охранники. – Мы всё сделаем в лучшем виде. Не сомневайтесь.
- И помните, что от того, насколько чисто вы выполните эту работу, будет зависеть останетесь ли вы или вновь отправитесь туда, откуда я вас вытащил. Это понятно?
- Да, мистер Гарольд.
- Понятно, мистер Гарольд.
- А с тобой я поделюсь одним своим секретом, дружок, - он встал со стула и, сверкая перстнем и идеально начищенными туфлями, подошёл ко мне,  продолжив уже мне на ухо, - старая дура Фергюссон – моя двоюродная тётка, которая решила, что скорее оставит свой дом обществу защиты животных, чем мне, своему дорогому племяннику. А это, знаешь ли, щелчок по самолюбию и удар по моей репутации. Конечно же, я не мог этого допустить, ведь зарабатывается репутация годами, а теряется за считанные дни.
Он отодвинулся, хлопнул меня по плечу и добавил:
- Но ты никому ведь не расскажешь, правда? – Он засмеялся.
- Суд Вас, может, и оправдает… - злость клокотала во мне, - но не я.
- Меньше всего меня волнует, оправдает ли меня Ваше Величество, - он отвесил мне шутливый поклон.
- А вот это – зря, - прохрипел я.
- И что же ты мне можешь сделать? – делано удивился он.
…Последнее, что он увидел в своей жизни - это были мои залитые тяжёлым золотом глаза, а затем он вспыхнул и осыпался на пол горкой пепла. А следом за ним загорелись охранники, выскочившие со стороны сцены, затем Тео, который всё ещё держал мою руку, потом сгорели вбежавшие со стороны чёрного входа. Пепел, оставшийся от Тео, упал на белую скатерть, покрывающую один из столиков. Я подошёл к ней, потушил, начавшую было заниматься ткань, смахнул с неё пепел, отряхнул ладони и направился к выходу.
На выходе меня уже ждали. Улицу перегораживали три машины с мигалками на крышах. Полиция. Откуда-то пришла уверенность, что мне никак нельзя попадать к ним, и я решил, что не попаду. Ночь разорвал голос, усиленный громкоговорителем:
- Это полиция! Выходите медленно, с поднятыми руками!
Ещё я заметил Билла, который, указывая на меня, что-то с чувством рассказывал одному из полицейских. Я сделал шаг вперёд. Рук я так и не поднял.
- Говорит сержант Сантана. Приказываю поднять руки, или мы вынуждены будем применить оружие!
Я сделал ещё несколько шагов.
- Да стреляйте же, офицер! – Услышал я крик Билла. Он достал пистолет и выстрелил, но не попал.
Огонь ещё не ушёл из моих глаз, и я сконцентрировал взгляд на нём. Его одежда и волосы вспыхнули. Билл упал на землю, пытаясь сбить пламя, два полисмена стали помогать ему, а остальные открыли огонь по мне.
Я не хотел убивать этих людей – они ведь просто выполняют свою работу. Поэтому я поджёг автомобили, за которыми они прятались. Они отбежали в сторону, не прекращая стрельбы. Пули засвистели совсем рядом, и я вынужден был, спасаясь, забежать в ближайшее здание, которое оказалось больницей.

= = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = =

…Я положила руки на старушку и её пса и постаралась облегчить боль, посылая им в подсознание самые яркие и радостные картинки из их жизней. Когда старушка в первый раз улыбнулась, а бассет легонько завилял хвостом, я отняла руки и отошла.
Оставив пепелище, я побежала за Пиро. Теперь, когда я знаю, куда он идёт, найти его не составит большого труда.  Я решила даже не тратить силы на "прочувствование" Пиро, а  действовать как любой обычный человек: просто бежать за ним. Лишние мысли здесь были совсем ни к чему. Кажется, мне понравилось играть роль частного детектива. Все оказалось очень просто, ведь он сам вел меня за собой. Мне немного мешали прохожие, поэтому я отстала от него на пару кварталов.
Когда я в очередной раз свернула, меня остановило досадное происшествие. Снова, снова я не успела!В окружении толпы взволнованных людей, отбрасывая яркие сполохи, догорали две полицейские машины. Я подошла ближе, и лицо обожгло тревожным запахом гари, страхом, безысходностью. Но было что-то еще…  Я перевела взгляд на другую сторону улицы и увидела кольцо оцепления вокруг четырехэтажного серого здания. Даже полиция уже работает быстрее меня! Приглядевшись, я прочитала на вывеске "Окружная больница им. святой Анны"… Из окон на улицу смотрели люди с удивленно-растерянным выражением на лице. Большинство из них были детьми. На их личиках не было страха, было заметно, что они уже устали бояться, и зрелище за окном для них всего лишь развлечение.
Меня охватило безумное желание как-то помочь им всем, на глаза навернулись слезы горячие и какие-то густо соленые, казалось, они сожгут мне веки, обожгут лицо, если я позволю им выкатиться из глаз. Я спешно отвела взгляд, нужно было оценить обстановку. Похоже, полиция считает произошедшее очень серьезным. На улице стояло около трех десятков вооруженных до зубов полисменов, уличное движение было перекрыто, людей оттесняли от здания, оцепленного по всему периметру полосатой лентой, на крышах соседних зданий расположились три снайпера, готовых в любой момент открыть огонь на поражение.
Я внимательно пригляделась к ближайшему. К парню, залёгшему на крыше супермаркета. Меня удивила его молодость и невероятно простодушное выражение лица. Ему бы продавать детям мороженое в парке, а не сжимать винтовку в руках. Он думал о том, какая выдалась холодная зима и долго ли еще придется ждать команды. Он прокручивал в голове свои действия: поймать цель, получить сигнал, неглубоко вздохнуть, плавно нажать на спуск, щелкнуть затвором, выбросить гильзу, встать, убрать за собой и уйти… главное, больше не смотреть туда, вниз. Это цель, просто цель, как в тире. Он просто становился единым целым со своим оружием, бездумным продолжением его, частью отлаженного механизма. Я знала, он еще ни разу в жизни не отступил от установленного порядка и поэтому муки совести минули его. Он научился забывать о сделанном раньше, чем уходил с позиции. Поэтому он хорошо спит по ночам и по-прежнему мечтает об уютном доме с зеленой лужайкой и большой добродушной собакой, как тогда в далеком детстве… удивительный человек: при такой профессии сохранил в душе умение мечтать.
Как же мне прорваться туда? Как добраться до тебя, Пиро? Я перешла улицу и вплотную подошла к пожилому высокому офицеру, тронула его за локоть:
- Я должна попасть туда!
Я смотрела ему глаза в глаза, не мигая и не отводя взгляда. Мне показалось, что прошла целая вечность, прежде, чем он мне ответил.
- Я не имею права, мисс, это запрещено. С вашим ребенком все будет хорошо, ведутся переговоры. 
- Вы не понимаете, меня зовут Ксандра Лайт, - я протянула ему визитку, - по этому делу я уже сотрудничаю с полицией на добровольной основе.
- Пропусти её, Леони! Она и правда работает с нами.
- Спасибо, мистер О’Нил.
- Рик, ты и, правда, её знаешь?
- Да, знаю, пойдём, Ксандра, не слушай этого старого ворчуна.
- Кого это он, хотелось бы мне знать, назвал ворчуном? – Спросил себе под нос Леони, приподнимая оградительную ленту, чтоб дать мне возможность пройти.
Мы подошли к штабному фургону, у которого стоял и пил кофе мужчина лет сорока пяти в полицейской форме.
- Ксандра, это лейтенант Харис. Он тут главный, можешь задавать вопросы ему. Если он, конечно, пожелает на них ответить.
- Здравствуйте, дейтенант Харис.
- Здравствуйте, мисс…
- Лайт. Ксандра Лайт. – Я протянула руку, которую он пожал.
По ощущениям, это был честный служака, не особо умный, но очень исполнительный. Всю жизнь руководствуется инструкциями. Такой идеальный офицер среднего звена. Он даже кофе постоянно пьёт, как принято у крутых полицейских в детективных фильмах.
- Вы репортёр?
- Нет, я частный детектив. Капитан Добсон разрешил мне поучаствовать в деле, чтобы повысить репутацию. Ну, Вы же понимаете…
- Да, понимаю, - он заметно успокоился и немного расслабился, - что ж, задавайте свои вопросы.
- Лейтенант, позвольте узнать, что вы собираетесь делать?
- Задержать его, разумеется.
- Каким образом?
- Мы отправим переговорщика, лучшего психолога среди специалистов управления.
- Позвольте мне пойти туда.
- С какой стати я должен отправить туда гражданское лицо? У меня есть прекрасно обученный специалист по переговорам…
- Да, но этот Ваш специалист не знает, с кем имеет дело.
- А Вы, значит, знаете?
- Да, именно так.
- И кто же там засел, мисс Лайт? Может, просветите нас?
- В больнице находится человек, способный взглядом воспламенять предметы, прежде всего.
- Вот именно! Вы хотите, чтоб с меня голову сняли, если он и Вас сожжет?
- Не сожжет. Вспомните, лейтенант, все сожженные – мужчины. Он никогда не трогал женщин. А вот у Вашего эксперта очень неплохие шансы стать головёшкой…
Я видела его сомнения: страх за своё место, страх за детей, которые могут погибнуть, и на другой чаше весов жизнь одной не в меру наглой девчонки, воображающей себя мисс Марпл. И вот страх за своих людей перевесил.
- Хорошо. Я отпущу Вас на переговоры с этим маньяком.
- Он не маньяк.
- Экспертиза покажет.
- Хорошо, лейтенант.
- Слушайте внимательно: старайтесь держаться у окон, вас будут страховать снайперы. Условный знак для того, чтобы они могли открыть огонь  на поражение – провести рукой по волосам. Вам всё понятно?
- Понятно.
- Вот  прекрасно. Приступим.
Когда я уже была на пороге, я "увидела" вспышку.
"Это он! Он что-то делает, нужно торопиться!»
Я толкнула дверь и, не таясь, вошла внутрь.

= = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = =

…За мной захлопнулась дверь, и тут же в соседней двери осыпалось стекло.
Пуля?
Возможно.
Наверное.
"Не стоит здесь стоять". - Решил я пошёл внутрь.
Огонь в глазах никак не хотел гаснуть, наверное, поэтому женщина в белом халате, которая сначала хотела остановить меня, закрыла рот и исчезла, так ничего и не сказав. Мне ничего не оставалось, кроме как пойти вперед. И я пошёл.
Вокруг было тихо, как-то спокойно и... гнетуще. Коридор, освещённый негромко гудящими лампами дневного света был пуст. Стены его покрывала бледно-голубая керамическая плитка, потолок был выкрашен в белый цвет. Двери, которые я встречал, были заперты, вдоль стен сиротливо стояли пустые кресла.
Вдруг у меня появилось странное ощущение: здесь должно что-то случиться, что-то очень важное. Вот только где? Я закрыл глаза и сосредоточился.
Вверх.
В конце коридора оказалась лестница, по которой я поднялся на последний, пятый этаж. Он оказался отделан не в пример хуже. Плитка на стенах кое-где осыпалась, обнажая цемент, потолок давно не белый, а серо-жёлтый, да и кресел было меньше раза в два, а те, что ещё остались, были очень обшарпаны. Да уж, ремонт бы этому этажу точно не помешал.
То странное ощущение по-прежнему вело меня за собой. Я видел полуприкрытые двери, из которых пахло жилым, но проходил мимо - не то. Однако, вскоре остановился у одной из дверей. Старая, как и всё здесь, когда-то давным-давно вскрытая лаком, с первого взгляда, она ничем не отличалась от соседних, но только на первый взгляд. Для меня же... для меня это была преграда, последняя преграда, отделяющая меня от понимания, что со мной, почему меня тянет сюда. И я готов убрать её. Я не знаю, что там, но хочу узнать. Я не задумывался над смыслом жизни, не переживал о том, какое место занимаю в ней. Просто была какая-то внутренняя необходимость сделать это.
Я взялся за ручку, и потянул на себя. Дверь тихонько скрипнула, и я оказался внутри. Комната была маленькая, с одним окном.  Стены и потолок имели такую же бело-голубую окраску, как и коридор, на окне – занавески, подобранные в тон. Почти у самого окна стоял маленький столик с включённой настольной лампой и одним-единственным стулом. Рядом со столиком стояла железная кровать. На ней, опёршись спиной на подушку, сидела девчушка лет семи. На ней была белая больничная рубашка в крупный зелёный горошек; маленькие худые ручки держали какую-то книжку с яркими картинками; ножки были укрыты одеялом; в изножье кровати стояли забавные пушистые детские тапочки в виде зайцев. Её светло-русые волосы были заплетены в косичку, лоб пересекали морщинки, серые усталые глаза смотрели на меня, личико её было худым, с чётко очерченными скулами.
- Привет, - отложив книжку в сторону, поздоровалась она.
- Привет.
- А ты кто? Что ты тут делаешь, уже ночь ведь?
- Я просто шел мимо, и почему-то захотелось заглянуть к тебе. Ты не против?
- Нет, я просто думала, что это опять медсестра идёт, чтобы сделать мне болючий укол.
- Нет, я не медсестра, - улыбнулся я, - меня зовут Пиро.
- Очень приятно познакомиться. А меня зовут Энджи. – Серьёзно сказала девочка и протянула мне ручку, которую я пожал и ещё раз поразился её худобе.
- И мне очень приятно познакомиться, Энджи.
- А что ты вообще делаешь в Приюте Обречённых? Ты тоже доктор?
- Где? – переспросил я.
- Ну, здесь, в этой больнице.
- А почему ты её так назвала?
- Я слышала, что медсёстры называют её так… Какие интересные у тебя глаза! Я ещё никогда таких не видела. Я и не знала, что у людей бывают глаза золотого цвета.
- У тебя тоже очень красивые глаза, Энджи.
- Правда-правда?
- Конечно, правда!
- Это хорошо.
- Энджи, а почему ты здесь лежишь, а не дома?
- Я больна. Доктор Симонс сказал, что у меня острый лейкоз. Это значит, что стала кровь плохая, больная, и я теперь умру. А я после этого даже палец себе специально порезала, чтоб посмотреть, что с кровью – но она всё такая же красная, как была, и на вкус не изменилась, солёная. – По щеке её скатилась крупная слеза.
Я взял её под подмышки и, посадив к себе на колени, стал гладить по головке. Энджи была настолько худой, что казалась просто невесомой.
- Он сказал это тебе?
- Нет, он сказал это маме, но дверь была плохо прикрыта и я всё услышала. – Она перешла на шёпот, - ты только ей не говори: она тогда очень долго плакала, а я не хочу, чтобы мама плакала. Пусть она не знает, что я всё слышала. Ведь, если ты плачешь, значит тебе плохо… не надо, чтобы маме было плохо, правда же?
- Правда.
- Ты же ей не скажешь?
- Обещаешь?
- Обещаю.
- А ещё доктор Симонс сказал, что эта болезнь не лечится, можно только попытаться сделать очень дорогую операцию. Но, поскольку у мамы нет на неё денег, они могут только постоянно переливать мне кровь. – Она ненадолго замолчала, а потом потянулась к моей шее и прошептала:
- Я не хочу умирать, Пиро, я боюсь.
- Всё будет хорошо, ты не умрёшь, Энджи. Всё будет хорошо. А ты не знаешь, много здесь лежит людей?
- У нас на этаже тридцать два.
- Ты умеешь считать? Какая ты умная.
- Да, а ещё я читать умею, меня мама научила, - она улыбнулась сквозь слёзы.
- Ну, тогда ты просто молодец! А ты мне почитаешь? – Я вдруг понял, что нужно сделать.
- А ты хочешь?
- Конечно, хочу!
- Ну, тогда почитаю. – Она взяла свою книжку, открыла её, устроилась поудобнее и стала читать:
- Давным-давно в далёком-далёком королевстве жила-была…
Дальше я не слушал.
Я закрыл глаза.
Огонь.
Мягкий отсвет свечи и всесокрушающий рев, неудержимая мощь лесного пожара.
Я чувствую пламя в моих жилах, оно будто течёт вместо крови, стучится пульсом в висках. И если собрать его в одном месте – оно может если не всё, то очень и очень многое. Ведь оно сжигает не только то, что снаружи…
…И пламя послушно поднялось по моему зову. Оно ревело и клокотало, искало выход наружу. Только я не пустил его наружу, я не позволил ему сжечь дотла это маленькое доверчивое существо, сидящее у меня на коленях, разрешив сжечь только ту часть её крови, которая была неправильной, больной. И когда я спустил огонь с поводка, он послушно ринулся исполнять мою волю. Через несколько мгновений он довольным зверьком вернулся ко мне, принеся весть о том, что девочка здорова.  На меня разом свалилась  усталость, как будто целый день ворочал булыжники. Но я решил не останавливаться, почему-то я знал: так надо. Вновь сосредоточившись, послал свой внутренний огонь в стороны, на поиски других обречённых. Когда остатки огня (ведь частицы его тоже гибли в борьбе со страшной болезнью) возвратились к пославшему их, я знал, что врачи, которые придут сюда завтра, будут очень сильно удивлены…
- …и жили они долго и счастливо. Тебе понравилось? – Она посмотрела на меня, - да ты спишь!
- Нет, я не сплю, - я открыл глаза и увидел, что щёчки её немного порозовели, - я очень внимательно слушал, а глаза закрыл для того, чтобы лучше представлять то, о чём ты мне читала.
- Тогда ладно, а то я думала, что ты заснул… а почему у тебя появились морщины?
- Я просто очень устал сегодня, Энджи.
- Тогда тебе нужно пойти домой и хорошенько выспаться. Мама мне всегда говорит, что сон – это самое лучшее на свете лекарство.
- Хорошо, я так и сделаю.
- А ты ко мне завтра придёшь? – серые глаза смотрели с надеждой.
- Я не знаю, что будет завтра, поэтому не могу тебе ничего пообещать. Прости, Энджи.
- Ничего, Пиро, - её глаза потухли, но потом вновь загорелись, - но ведь ты же постараешься, правда? Ну, хоть не завтра, а потом?
- Конечно, я приду ещё. А теперь тебе тоже надо спать.
- Хорошо. – Она улеглась, а я накрыл одеялом и погладил по головке. – Добрых снов, Пиро, и спасибо, что приходил ко мне.
- Не за что, Энджи, - я улыбнулся, - и тебе тоже добрых снов.
Я выключил лампу и вышел из комнаты, аккуратно и плотно притворив дверь.
Коридор встретил меня пустотой и гудением ламп, но едва я сделал пару шагов, услышал в другом конце стук каблуков, уверенный стук каблуков. И вскоре увидел и их обладательницу. Это была очень необычная женщина, необычная не своей внешностью или экстравагантностью наряда, меня не оставляла странная уверенность, что за её спиной крылья, хотя глаза и утверждали обратное. Она подошла и остановилась в трёх шагах, сделав движение рукой, призывающее меня остановиться.
- Здравствуй, Пиро. Меня зовут Ксандра.
В голове моей роились тучи вопросов: "кто она?", "откуда знает меня?", "зачем пришла?", "что ей нужно?", но я спросил другое:
- Это ты приказывала мне остановиться там, у дома миссис Фергюссон?
- Да, это была я.
- И почему ты хотела это сделать?
- Я должна поговорить с тобой.
- О чём?
- О многом. Например, о том, почему ты несколько отличаешься от других людей, откуда твои способности. И о том, почему ты ничего не помнишь о своём прошлом и что делал в той детской. И о том, почему у тебя такое необычное имя, почему ты не знаешь своей фамилии. И о многом другом. Вопрос в том, хочешь ли ты со мной разговаривать…
- Да. Хочу.
- Тогда, я думаю, стоит присесть, разговор у нас будет долгим.
- Хорошо. – Мы присели в кресла, стоявшие у стены и она начала свой рассказ.
- Ты не помнишь своей фамилии, своего прошлого, ничего из того, что было до того, как ты очнулся в детской и причина тому очень проста. Просто у тебя нет прошлого и фамилии.
Ты вообще не человек. Точнее, не совсем человек. Да, ты выглядишь как человек, дышишь, думаешь, чувствуешь, но на самом деле им не являешься.
- Но кто же я тогда? Или что?
- Ты – Последнее Желание, Спаситель. Тебя придумал маленький мальчик, который был очень болен. У него был сильный жар, и ребёнок очень-очень хотел, чтобы пришёл кто-то большой и сильный, способный защитить, вылечить его. Где-то он слышал, что огонь останавливают огнём, поэтому тебе подвластно пламя. И тебя отправили к нему, но ты опоздал, не успел спасти ребёнка. А, поскольку ты был уже не нужен, вслед за тобой послали меня. Я должна вернуть тебя обратно. Туда, откуда ты пришёл.
Итак, ты прибыл на место слишком поздно и поэтому не знал кто ты. Но тебя неудержимо тянуло к тому, кто придумал тебя, поэтому ты пошёл вниз. Но некому было тебе всё объяснить, поэтому ты ушёл. А я, я пошла по твоим следам. Я была практически везде, где побывал ты, Пиро. Я видела остатки твоих чувств, что сохранили камни: уныние, безразличие, радость, недовольство, ярость. Я переживала их так, как переживал ты. Но всё время я отставала от тебя на полшага.
- Почему?
- Ты ведь тоже не сидел на месте. Итак, ты отправился бродить по этому городку, но ты не умел жить, не знал, как это. И ты учился. Ты пришёл в этот мир ребёнком, ты даже читать и писать не умеешь, но многое понимаешь и воспринимаешь как абсолютно взрослый человек, ты одновременно и ребёнок, и взрослый. За то короткое время, что ты пробыл тут, тебя успели научить многому, но, в основном, это было плохое. Я уже считала, что ты пал и теперь тебя придётся насильно возвращать обратно, но ты всё-таки сумел остаться тем, кто ты есть на самом деле. Спасителем. Я знаю, то ты что-то сделал. Ты выполнил своё предназначение?
- Мне кажется, что да.
Она протянула руку и коснулась кончиками пальцев моей руки. На миг закрыла глаза, а потом, улыбнувшись, сказала:
- О, да. Ты его выполнил.
- Но кто же ты? Почему тебя прислали за мной?
- Сощурь глаза, сильно-сильно. Сощурил? А теперь посмотри на меня, что ты видишь?
Я сделал так, как она сказала, и увидел, что девушка передо мной одета не в пальто, а в какие-то необычные белые одежды, за спиной те самые крылья, о которых твердило подсознание, а над головой – светящийся круг. Я раскрыл глаза и посмотрел на неё.
- Да, это именно то, о чём ты думаешь. Я – ангел.
- И ты должна забрать меня прямо сейчас?
- К сожалению, да.
- Нет, только не сейчас! Ещё рано! – Я вскочил и подошёл к ней. – Ты не понимаешь, я же обещал ей!
Я наклонился, сжав кулаки, и в этот момент почувствовал, острую боль в груди, и увидел, как кусочек свинца вонзился в стену.
Я упал на пол, забрызгав своей кровью её одежды, а она склонилась надо мной.
- Присмотри… за ней… я обещал… ещё… зайти… - я схватился за край одежд, - обещаешь?
Она кивнула, и я со спокойной совестью закрыл глаза, ведь я сегодня так устал...

= = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = =

Через минуту коридор уже был полон полицейских. Лейтенант Харис протиснулся сквозь толпу и подошёл ко мне.
- Мисс Лайт, Вы не пострадали?
- Нет, спасибо, лейтенант.
- Хорошо, что снайпер сработал чётко, и он не успел ничего натворить…
- Он и не собирался.
- Что?
- Он не собирался причинить мне боль.
- Но я своими глазами видел, как он вскочил и направился к Вам.
- Зачем человеку, способному сжигать взглядом, бросаться на меня с кулаками?
- Не знаю. - Он замолчал и отошел от меня, видимо, чтобы осознать то, что сейчас произошло.
Я встала и пошла к выходу. Никто не пытался мне препятствовать.
Погружённая  в свои мысли, я не помню, как добралась до дома. Вошла, поставила чайник, разделась и долго-долго стояла под горячим душем, чтобы вода унесла из головы все мысли, оставив там только пустоту. Мне было тяжело думать о случившемся. Я не хотела, чтобы всё закончилось так.
Уже ближе к утру я вытерлась пушистым махровым полотенцем и пошла, чтоб прилечь на пару часов. Мне это было нужно. Раз уж я здесь человек, то нужно извлечь из этого все доступные радости, такие, как сон. Но, ни на секунду я не забывала о своём обещании.
В 9.00 я была уже в областной больнице. Там царил радостный переполох: случилось чудо, и все сто двадцать неизлечимо больных пациентов в одночасье выздоровели. Через пару минут я уже стояла у двери в палату № 5-12, где лежит маленькая девочка по имени Энджи. Но оказалось, что там был врач.
- …а ещё вчера ко мне приходил Пиро.
- А кто такой этот Пиро?
- Он хороший! А ещё у него золотые глаза.
- И чем вы с ним занимались?
- Мы сидели и разговаривали, а потом я ему читала сказку про Белоснежку. А потом мне стало тепло-тепло, а у него появились морщины под глазами, и он сказал, что очень сегодня устал. А я сказала ему, что ему нужно поспать и он ушёл.
- Хорошо, Энджи. До встречи.
- До свидания, доктор Симонс.
Доктор вышел, и я вошла в палату.
- Привет, Энджи.
- Здравствуйте. А Вы кто?
- Меня зовут Ксандра. Пиро просил зайти к тебе и передать привет.
- Пиро?! Правда?!
- Конечно, правда, - я улыбнулась.
- А где он? Почему он сам не пришёл?
- Прости, малыш, он больше не сможет придти к тебе в гости.
- С ним что-то случилось?
- Да…
- Мне очень жаль… - она опустила головку, - это я во всём виновата?
- Нет, конечно! Почему ты?
- Потому, что когда он пришёл ко мне, он был  бодрым, а ушёл очень уставшим.
- Энджи, - я присела на корточки, - Пиро вылечил тебя, теперь ты здорова. Он очень хотел, чтобы ты была счастлива. Ты должна жить так, чтобы он радовался, глядя на тебя с небес.
- Хорошо. – Она посмотрела мне в глаза, - а ты можешь передать ему привет? Ты же ангел! Ангел же?
- Да, я ангел. Я ему всё передам.
- Скажи, что я буду скучать по нему.
- Хорошо.
Она расплакалась, внезапно обняв меня.
- Энджи, я хочу показать тебе кое-что.
- Что? – Всё ещё плача, спросила она.
- Взгляни, - я подвела её к окошку, раздвинула занавески и встала сзади, положив ладони ей на плечи, - посмотри туда. Посмотри, какое красивое сегодня небо, какое яркое солнышко, какие красивые снежинки падают на стекло. Они же красивые, правда?
- Правда…
- Посмотри на людей внизу: они куда-то спешат, куда-то едут, они живут. Пиро хотел, чтобы и ты жила, чтобы ты выросла красивой и доброй. Он дал тебе эту возможность, неужели ты допустишь, чтобы его подарок пропал зазря?
- Нет, не допущу. – Она подошла вплотную к стеклу и прижалась к нему лбом.
- Тогда ты просто должна жить счастливо.
- Как в сказке?
- Как в сказке.
- Хорошо, - сказала она,  - я буду.
Энджи обернулась, но комната была уже пуста, лишь на кровати лежало маленькое белоснежное пёрышко.




Михаил Гридин  aka  IceDragon,                Санкт-Петербург Родниковская
Валентина Фирстова   aka  FW                5 января  – 4 марта 2009г.