Фонтан фонтанов

            Восхитительно, неповторимо, сказочно... Нет, не буду, не буду, не буду! Ни звука, ни вздоха, ни дрыганья ногой. Слова бессильны, жесты - несостоятельны. Ваятель, сотворивший сие чудо, вне сомнения, был величайшим из величайших, гениальнейшим из гениальнейших! Просто охрене... Ой, эмоции зашкаливают.
            А у кого бы не зашкалило? У кого, я спрашиваю? А ведь это ещё и не живьём. Ведь это - на фотографии! Да уж... Глянцевая бумажка своим плоским бездушием испортила половину удовольствия. Хотелось бы лицезреть... живьём, так сказать. Очень хотелось бы, очень-очень, аж до чесотки в зад... Ой.
            - Живьём? - переспросил мой попутчик.
            При этом он как-то странно поглазел на меня. Не поглядел, не покосился... - поглазел. Глупость какая-то.
            - Я вам помогу, - заверил он меня и выключил глазение.
            Охренеть!.. Ой. Так и было: не закрыл глаза, не отвёл взгляд и даже - даже! - не погасил взор. Именно - выключил глазение. И продолжал смотреть на меня, как нормальный. Дьявольщина!
            Я и так по натуре излишне впечатлителен, а этот тип своим "глазением" и "выключением" оного перекосил моё больное воображение донельзя. Уже я как бы и не в электричке, не мчусь сквозь кислотный дождичек и смрадный ветерок, и не мелькают в омерзительном окошке отвратительные, загаженные человечьими отбросами перелески. А где же я? Кто же я?..
            Попутчик, притулившись напротив, локоток потирает, молчит. Тётка-мешочница - здоровеннее трёх слонов - прижала его, чуть не в гармошку смяла. Он не рыпается, душу злобством не корёжит. Сидит себе... так себе... ничего себе... В смысле - ничего замечательного: сухощавый брюнет неопределённого возраста.
            - Если пожелаете, - предложил он, - я кое-что расскажу вам про фонтан.
            - Какой ещё фонтан? - опешил я.
            - Ну... Его фотографиями вы только что восторгались.
            - А-а... Так это, значит, фонтан? Право, я и не подумал бы.
            - Конечно, фонтан. Взгляните... - Он сунул мне под нос один из снимков. - Взгляните на дельфинов. Видите? Их пасти открыты. Оттуда бьёт радуга. Так-то.
            - Угу, радуга, - кивнул я, хотя никакой радуги не видел.
            - Радуга, - невозмутимо подтвердил попутчик. - Присмотритесь к мелким тварям, которые втиснулись меж дельфинами. Они корчат весёлые рожицы и тоже разинули рты. Радуга бьёт и оттуда.
            - Да где эта радуга? - не вытерпел я. - Что за радуга? Почему радуга?
            - А там разбрызгиватели установлены особые. Они не выталкивают воду струёй, а очень мелко и с огромным напором разбрызгивают её. Взгляните на прелестных наяд, упирающихся хвостами в спины дельфинов. В их окружении возвышается бородатый Нептун с весёлой ухмылкой на нетрезвой физиономии. Видите, с какой бесшабашной грацией он вздымает к небесам заздравную чашу. И все они словно парят над землёй, держась лишь на густом облаке водяной пыли. Вы можете представить, что творит солнце с этим облаком?
            - Жаль, что этого нет на фотографиях, - огорчился я.
            - Увы, на этих снимках фонтан спит.
            - Спит?
            - Уснул, да! - воскликнул мой попутчик.
            Тётка-мешочница дёрнулась, уронила надкусанный пончик и недовольно прочавкала что-то.
            - Хм-м, - сказал я глубокомысленно, хотя ни одной глубокой мысли в этот момент под моим черепом не наблюдалось.
            Странно, весьма и весьма. Как это понять: "Спит... Уснул..."?
            - Правда, спустя некоторое время, - уточнил попутчик, - он по собственной инициативе проснулся и вновь принялся куролесить.
            Вот те на. Что за хр... Ой. "Уснул... Проснулся... Куролесить... Вновь..." Очень странно. И какая, скажите на милость, "собственная инициатива" может быть у фонтана?
            - А всё началось с человечка по имени Опмигнарикутерлик, - неожиданно произнёс мой попутчик, сухощавый брюнет неопределённого возраста.
            Клянусь, он это сказал. То есть, я имею в виду - последнее словечко. Вот уж поистине, нарочно не придумаешь. Он произнёс его, ничуть не напрягаясь, без малейшей запинки. Я попросил повторить. Он уважил мою просьбу. И ещё раз, и ещё. Не поменял ни одной буквы, не ошибся ни на йоту. Пришлось мне отвергнуть подозрение насчёт шутки-экспромта. Осталось предположить, что он специально выучил это языколомающее слово. Но зачем? Неужели, с целью поморочить мне голову? Или, может, на самом деле, того "человечка, с которого всё началось", звали Опемириблл... Чёрт, забыл.
            Как бы там ни было, я продолжал слушать во все уши, какие только имел. И нарисовалось мне этакое невероятное нечто, где жили невероятные некто... или некты... или очень даже...


            Очень даже не бесталанный молодой поэт вик Опмигнарикутерлик прогуливался по мраморным плитам Фонтанной площади. Было солнечное, ласковое утро. Из пышной зелени Древнего Парка лилась в мир песенная радость пернатых созданий.
            Пофланировав туда-сюда, поэт приблизился к узорчатому бортику Фонтана Фонтанов и застыл. Он вроде бы залюбовался радужным танцем  спектрально разделённого света в облаке водяной пыли. Сверху на него мраморно взирал Неведомый бог с полупьяной ухмылкой на бородатой физиономии.
            Губы Опмигнарикутерлика шевелились. Какой-нибудь сторонний наблюдатель мог предположить, что поэт пленён музой вдохновения. Однако тот же наблюдатель, превратившись, скажем, в подслушивателя, вместо вдохновенных виршей услыхал бы два без конца повторяющихся словосочетания. А именно: "противный запах" и "запах изо рта". Вот что шептал этим утром вик Опмигнарикутерлик под полупьяным взглядом Неведомого бога.
            Постояв немного, поэт медленно зашагал вокруг Фонтана. Он не переставал шептать и томно приопустил веки.
            Сторонний наблюдатель-подслушиватель в этот миг, обратив своё внимание на физиономию Неведомого бога,  в страхе и великом смятении поспешил бы тотчас убраться подальше. Ибо внезапно мраморная ухмылка на бородатой роже стала гораздо шире, чем обычно. А глядя на лица прелестных дев с рыбьими хвостами, можно было подумать, что сии красотки вот-вот взорвутся хохотом - было заметно, как дрожат уголки их сладострастных губ. Вот тебе и скульптуры.
            Но Опмигнарикутерлик шагал себе и ничего не замечал. До такой степени не замечал, что вдруг болезненно столкнулся с толстяком преклонных лет. Виртуозно избегнув падения, оба рассыпались друг перед другом в учтивых прошупрощениях.
            - Привет тебе, ок Апнегнафьюлидирлик, - сказал вик Опмигнарикутерлик.
            - Привет тебе, вик Опмигнарикутерлик, - эхом откликнулся ок Апнегнафьюлидирлик.
            Последний в своё время тоже был поэтом. Теперь, на склоне лет, он оставил это занятие и набирался сил для успешного прохождения через Порог Вечности. Кроме того, он помногу раз переписывал завещание, выбирал способ захоронения и донимал богов молитвами о спасении души. Он почти никуда не выходил, сидел в своём особнячке, вдыхал фимиам и пел мантры.
            Но в это утро достопочтенный ок Апнегнафьюлидирлик изменил обычному распорядку. Случилось это из-за правнучки, любимицы и баловницы, шаловливой крошки. Во время завтрака девочка заговорила с ним весьма строгим тоном: "Дедушка ок Апнегн-н... гл... гм... Тьфу! Короче, дед, почему ты никогда уши не моешь? У тебя там скоро грибы вырастут".
            Действительно, он никогда не мыл уши, да и не волновался по этому поводу. Но слова малышки, непонятно почему, настолько потрясли его, что он почувствовал сильное желание прогуляться к Фонтану Фонтанов, дабы поразмышлять об ушах, правнучках и грибах. Уши он так и не помыл.
            Молодой поэт вик Опмигнарикутерлик, почтительно переминаясь с ноги на ногу, выслушал сетования старика, тяжело вздохнул и покачал гривастой головой: дескать, да, вот ведь как...
            При вздохе молодой поэт быстро поднёс руку ко рту и подогнал выдыхаемый воздух к своему носу. Принюхался, пожал плечами. Вновь его гривастая голова закачалась: "Вот ведь... Да-а..." И он поведал досточтимому ок Апнегнафьюлидирлику о своей беде.
            Оказалось, одна из самых любимых возлюбленных Опмигнарикутерлика закатила ему сцену по поводу... буквально, "противного запаха изо рта". Ей, мол, даже целоваться с ним отвратительно, а не то что... Вот. И с треском выставила беднягу из своей опочивальни: "Научись чистить зубы, дорогой, тогда и приходи!" Остальные, пусть не самые, но, всё же, любимые возлюбленные заразились дурным примером. Несчастный поэт, проведя ночь в бесплодных попытках наладить контакт хоть с какой-нибудь, самой распоследней возлюбленной, приплёлся поразмышлять над тайнами женской души к Фонтану Фонтанов. Зубы он так и не почистил.
            Ок Апнегнафьюлидирлик, в свою очередь, посочувствовал молодому человеку. Он даже хотел разразиться чем-то вроде гневной, поэтической тирады, как говорится, по поводу и без оного. Но...
            В этот момент, согласно легенде, над головами двух любимцев муз раздалось весёлое хмыканье – с явно оскорбительным оттенком. Недоумённо оглянувшись, поэты обнаружили... Что же они обнаружили? Да ничего!.. И - никого. Лишь полупьяный Неведомый бог, в окружении прелестных дев с рыбьими хвостами, вздымал к небесам заздравную чашу огромных размеров.
            Пожав плечами, почтенный ок и молодой вик сочли, что их посетила слуховая галлюцинация. Но только они повернулись друг к другу, намереваясь продолжить обмен размышлениями, как вдруг... Из радужного облака Фонтана Фонтанов вырвалась мощная струя воды и метко ударила в немытое ухо Апнегнафьюлидирлика. Легенда ещё добавляет, что струя, не задерживаясь, вылетела из другого уха. Но историки на этот счёт сильно сомневаются.
            Почтенный ок покатился кубарем. Изумлённый Опмигнарикутерлик повернулся к Фонтану и открыл рот - то ли выругаться хотел, то ли просто что-то сказать... Из радужного облака вырвалась вторая струя и с поразительной меткостью влепилась в плохо пахнущий рот молодого поэта.
            Вот тебе и фонтанчик.
            С того дня Неведомый принялся шалить напропалую. "Стрелял" он всегда неожиданно и метко, целясь преимущественно в голову. Если промазывал, что случалось крайне редко, то мгновенно давал мощнейший залп из всех орудий. Жертва сбивалась с ног и едва не захлёбывалась. Удирая в панике, пострадавшие часто слышали за спиной весёлый, полупьяный хохоток.
            Фонтан Фонтанов стали избегать. Но узы традиций не так-то легко рвутся. К Фонтану всегда стремились влюблённые, поэты, философы, художники, артисты, музыканты, всякого рода путешественники, аферисты и даже убийцы. Возле Фонтана любому приятно было прогуляться, размышляя о разных разностях. Поэтому каждодневно более десятка ок-ов и вик-ов, а также, ок-есс и вик-есс попадали в прицел водяных пушек Неведомого.
            Распоясавшийся Фонтан решено было усмирить. В один прекрасный день ему перекрыли подачу воды. Радужное облако исчезло. Зато былым традициям  ничто теперь не угрожало. Любой, способный двигаться, мог без опаски совершать пешеходный моцион вокруг Фонтана и с любопытством поглядывать на закрытые глаза Неведомого бога.
            Глаза рыбохвостых дев тоже закрылись. Взоры дельфинов и мелких тварей подёрнулись матовой плёнкой. Фонтан Фонтанов спал.
            Минуло полвека.
            Однажды, солнечным утром, достопочтенный ок Опмигнарикутерлик, влача солидное пузо, прогуливался вдоль позеленевших бортиков спящего Фонтана. Изо рта достоуважаемого ока неприятно попахивало. Впрочем, нюхать и морщиться было некому. Разве что, Неведомому? Хе-хе...
            "Ох, помогай боги, с желудком-то в последнее время прямо беда, неладно как-то... Поносы, несварение жестокое, да вот ещё - икота..."
            Немолодой, вдоволь поживший Опмигнарикутерлик сильно икнул. Икнул и замер, как вкопанный. На него в упор смотрели припухшие после долгого сна, полупьяные глаза Неведомого бога. Нижняя челюсть несчастного ока от изумления и страха потяжелела - не было никакой возможности удержать её. Рот, из которого неслась откровенная вонь, широко распахнулся...
            Беднягу так и не откачали до конца. Всё время, оставшееся ему до Порога Вечности, он только и делал, что булькал. Иногда ещё хватал какую-нибудь подвернувшуюся  зубную щётку и калечил её, дико вращая глазами.
            А Фонтан Фонтанов, очнувшись от полувекового сна, превратился из весёлого хулигана в наглого рецидивиста. Ледяные струи били с такой силой, что нередко убивали на месте. Фонтан "стрелял" теперь даже по птицам и бабочкам. И вода его была на вкус горько-солёной и пахла необъятным простором.
            Вскоре Неведомый окончательно взбесился: захлестал непрерывно во все стороны. Фонтанную площадь затопило по колено. Стали там попадаться удивительные, невиданные рыбы, змеи и много других странных тварей.
            А потом наступил конец. Земля загудела, как миллиард барабанов. Площадь вздулась гигантским бугром, на вершине которого полупьяно ухмылялся Неведомый бог и смеялись девы рыбохвостые. Затряслось всё вокруг, заходило ходуном, взревело и взорвалось. Водяной столб вознёс Фонтан Фонтанов к самым облакам. И загремел оттуда полупьяный хохот.
            Горько-солёная вода, пахнущая необъятным простором, продолжала заливать землю до тех пор, пока хохочущая рожа Неведомого бога не скрылась в волнах...


            Я моргнул, сказал "Ик!" и "Тьфу!", почесал нос, прокашлялся. Более внятно выразиться у меня не получилось. Закипая нервами, я сидел и пытался припомнить: дышал или не дышал во время рассказа?
            - Вот уже моя остановка, - вздохнул попутчик-сказочник. - Очень приятная была дорога.
            Мне вдруг захотелось кричать. Просто кричать. Открыть рот и завопить во всё горло. А ещё - сойти на этой станции и зашагать рядом со сказочником, плечом к плечу, эх-ма!..
            Я, конечно, не воплотил в жизнь ни того, ни другого. Лишь тихонько пробормотал:
            - Надеюсь, вы не сумасшедший.
            - Относительно себя я абсолютно нормален. Относительно вас - это уж вам решать.
            При этих его словах я почему-то вспотел, но даже не пикнул. Сказочник или сумасшедший сунул руку в карман брюк и счастливо улыбнулся, чуть ли не мурлыкая:
            - Обожаю делать подарки. Вот это вам на память... - Он вынул и протянул мне что-то, по виду - весьма драгоценное.
            "Щёлк!" - сказал браслет, мягко стиснув моё правое запястье. Он был золотой, пластинчатый, с причудливым червлёным узором по кромке. Ничего себе, подарочек!.. А чёртов "данаец" исчез. И браслет не снимался.
            Минуло полвека... тьфу!.. полгода. Браслет настолько приладился к сознанию, что я и думать о нём забыл. Жизнь тикала размеренно, как хорошие часы, и ничто не смущало привычных горизонтов.
            Но однажды, весенним, солнечным утром кто-то невидимый и неведомый схватил меня за руку - за ту самую, на которой красовался браслет. Я сопротивлялся, но кто-то невидимый и неведомый был сильнее. Он вытащил меня из постели и повёл. И повёл, и повёл... А потом вдруг как дёрнет!..
            Я помотал головой, подождал, пока перед глазами не перестали мельтешить цветные круги, и обнаружил, что очутился на берегу моря. Или океана. Песок, бриз, прибой, жара, безлюдье, крабы, улыбка... Улыбка? Ах да, это я - стою и глупо скалюсь в лазурную высь.
            И потемнели вдруг чистые небеса, заволоклись тяжёлой мглой, и загрохотало пространство. А там, где необъятный простор горьковато-солёной воды уходил в небо, уже вздымался, дырявя тучи заздравной чашей, Неведомый бог с полупьяной ухмылкой на бородатой физиономии. Прелестные наяды, весело толпясь вокруг него, звонко смеялись и посылали мне воздушные поцелуи...
            Очнулся я в больнице, с диагнозом "сотрясение мозга". Соседи нашли меня на лестничной площадке, лежащим в одних трусах и без сознания. Нда-а... Правое запястье лишилось браслета. Спросил. Объяснили: "Пошёл на хрен! Скажи спасибочки, ш-шо не окочурился! Мы, м-мля, те жизнь спасли, а ты пристаёшь с каким-то грёбаным браслетом!.."
            Да и чёрт с ним!
            Через пару дней, когда мозги растряслись по местам, и тело не покрывалось пупырышками при каждом неловком движении, и уже не тянуло блевать от запаха больничной баланды, ко мне в палату заявился сослуживец. По морде его лица было виднее видного: подневольно припёрся - проведать от имени коллектива. Ну, поговорили. Скука. Глуп мой сослуживец, глуп и туп, как пробка. И дыхание у него с душком. И уши грязные.
            Я всё это прямо ему высказал. Он побагровел, распетушился в жалких, бормотливых оправданиях, потом вскочил и быстренько стал прощаться. И вдруг... Словно невидимое ведро с водой опрокинулось ему на голову. Ведро невидимое, а вода - самая, что ни на есть, видимая. Сослуживец мой, как стоял, так и сел в горьковато-солёную лужу, пахнущую необъятным простором.
            Тот день в больнице ознаменовался десятком подобных случаев. Паника началась неимоверная. Все ходили, опасливо вздымая очи к потолку, шарахались друг от друга и нервно скрипели зубами от малейшего подозрительного шороха. А уж от хлюпанья или от бульканья - драпали сломя голову.
            А меня выписали.
            И вот, еду в троллейбусе. Вокруг, как червячки в бесплатном сортире, ползают хрипловатые шёпоточки. Говорят о том, что "облитых" в городе уже с пять сотен набралось. Некоторые "обливались" по два-три раза.
            Я всё это слушаю, хмыкаю и пузырю щёки от сдерживаемого хохота. Уж я-то знаю, что происходит.
            И вдруг... Прямо в троллейбусе - хлобысь! - какую-то интеллигентного вида дамочку с ног до головы окатило горьковато-солёной водой, пахнущей необъятным простором. Смех, шум, визг, ругань. Я выскакиваю не на своей остановке и, задрав подбородок в лазурные небеса, хохочу до зверских колик в печени.
            И тут на меня опрокидывается ведро горьковато-солёной воды, пахнущей необъятным простором.