Баловень и жертва судьбы

                Баловень и жертва судьбы

Кем мог стать для России генерал Корнилов, если бы не пал жертвой “случайного” орудийного выстрела под Екатеринодаром?
Возможно, диктатором, как о том высказывались его современники, своего рода российским Наполеоном… А может быть, в его лице Россия потеряла своего Пиночета ?...
Как бы то ни было, он являлся знаменем для тех, кто еще пытался спасти страну от хаоса, разрухи и невиданного в истории террора, развязанного большевистским правительством против собственного народа.. В искренности его любви к России, самопожертвования во имя сохранения устоев российской государственности ни у кого не вызывали сомнения, ни  у соратников и политических оппонентов, ни у его непримиримых врагов – большевиков. И эта жертвенность, самоотдача, полководческий талант, не могли не вызывать восхищения и страха.

Удивительное чувство охватывает, когда читаешь книгу Алексея Суворина “Поход Корнилова”, вышедшую в Ростове-на-Дону в декабре 1918 года. Он, известный питерский издатель, шел в обозе Добровольческой Армии, выполнял обязанности квартирмейстера и записывал наиболее значимые события Первого Кубанского похода.  Эта книга - живой памятник тем событиям; в ней еще не успела повседневность стать историей, и ты переживаешь вместе с автором коллизии тех дней. И невольно возникают в подсознании мысли: “А если бы Корнилов не пошел на Усть-Лабинскую, а двинул части прямо в Екатеринодар?.. А если бы Покровский “не пропил” Выселки ?.. А если бы Корнилов послушал адъютантов Хаджиева и Долинского и перенес штаб в другое место?.. И как повернула бы история, если бы он остался жив и взял столицу Кубани ?”
Большевики не могли угадать замысла Корнилова: некоторые предполагали, что он двинется на Горячий Ключ, а оттуда на черноморское побережье к Новороссийску или уйдет в Абхазию, большинство сходилось в том, что генерал поведет свою армию на штурм столицы Кубани со стороны Энема, и выставили тройной заслон на дороге Екатеринодар-Джубга. Никто и предположить не мог, что он воспользуется паромом у ближайшей к Екатеринодару станицы Елизаветинской.
После соединения с  кубанским отрядом в Ново-Дмитриевской под командованием Корнилова находилось три тысячи пехоты, четыре тысячи конницы, артиллерийская батарея из восьми пушек с 700 снарядами и обоз из 500 подвод с 400 раненными. Армия в неполных восемь тысяч солдат угрожала штурмом городу, в котором находилось до 20 тысяч красноармейцев.
Более 30 боев выдержали корниловцы, находившиеся под постоянным артобстрелом и угрозой оказаться  зажатыми в окружении красноармейскими частями. Четыре большевистских армии преследовали добрармейцев по пятам. После упорного сражения под Афипской, где удалось захватить марковцам  артиллерийские припасы, Добрармия двинулась плавнями на северо-запад. Ночью  части подошли к хутору Панахес и захватили  без всякого боя паром.
Все взоры и мысли корниловцев обратились на другой берег. Там было начало великого пути.  От кубанской станицы Елизаветинской; отделенной  неширокой полосой серой воды путь шел к Екатеринодару, Москве и Питеру.
В сердцах у всех проснулась надежда на светлое будущее, и сразу же пробудились и дремавшие амбиции всякого рода политиков, шедших главным образом в обозе.
Вечером один из офицеров сообщил Корнилову о  готовящемся на него покушении. Это так потрясло и обескуражило генерала, что он не смог сдержаться, чтобы не сказать с укором: “Я все делаю, чтобы спасти армию и Россию, ежечасно рискуя жизнью, а они убить меня хотят !”
Ночью солдатам раздали боеприпасы, сало, консервы, чтобы сократить обоз; все принялись готовиться к переправе. Полтысячи подвод стояли на берегу, ожидая переправы. 
Алексей  Суворин так описывал событие утра 26 марта 1918 года: “Я прошел вперед к переправе – паромам, и с высокой дамбы передо мной как на ладони была картина исторического события: перехода Корнилова через Кубань к Екатеринодару, - завершению его похода !
Четко выдвигался в реку невысоким плечом правый противоположный берег реки. Ее струистое зеркало сверкало широкою светлою дорогой и от низменного нашего берега медленно тянулся по блестевшей глади реки темный паром, нагруженный людьми, лошадьми, повозками…
-Вот, если бы был фотографический аппарат !- невольно воскликнул я.
-Ну что ж !.. Тогда наверное не оказалось бы пленок!- сказал мои слова спутник спокойно” . Случилось так, что в обозе, двое суток ожидавшем своей очереди, оказал художник, который запечатлел несколько моментов переправы.   “Переправлялся Корниловский полк, - пишет А. Суворин. - С большим трудом перевезли на пароме орудия, с еще большим трудом протащили их по длинной узкой дамбе к высокому взгорью, на котором над зелеными лугами кубанских пойм высится своими церквами красивая Елизаветинская станица.
Тут на повороте с дамбы в узких улицах станицы войска наши были встречены населением ее с хлебом-солью. Отслужен был молебен… Корнилов обратился к станичникам с краткой речью, в ответ раздалось “ура”, приветствия и благословления” .
 Вечером того же дня сразу после своей переправы Корниловский полк был послан выбить большевиков из кирпичных заводов, находившихся в трех верстах от станицы. Оттуда красноармейская батарея “очень метко и назойливо обстреливала станицу и церковь”. Большевики были отогнаны, а полк вернулся в станицу, чтобы утром 27-го снова отправиться на Екатеринодар, на полпути к нему произошло сражения с выдвинувшейся красноармейской частью, а к четырем вечера “корниловцы” заняли ферму Екатеринодарского экономического общества и уступили позиции Партизанскому полку генерала Казановича, вернувшись в Елизаветинскую. Это была одна из наиболее крупных ошибок командующего армией. Если бы он занял ключевые позиции в городе, разрозненные красноармейские части не смогли бы оказать организованного сопротивления и бежали бы из Екатеринодара.
Генерал Казанович вместе с мобилизованными казаками Елизаветинской и отрядом “партизан” в тот день продвинулся до Сенной площади. Корниловцы под командованием полковника Неженцева взяли северную окраину города, а затем после упорного сопротивления захватили Самурские казармы, где и ночевали. Утром не получив подкрепления они покинули казармы.
Утром 28 марта Корниловский полк с музыкой двинулся из Елизаветинской к городу. Вечером того же дня А. Суворин видел последний раз генерала Корнилова. “Вечерело. Я ехал от переправы прямо через плавни  к станице. Навстречу шагах в двухстах в стороне с двумя конвойцами крупной рысью проехал Корнилов и небольшая группа его ярко и красиво рисовалась на яркой зелени лугов. Привольный простор широких плавней и высокого неба был кругом него… Он ехал сосредоточенный, с чем-то, видимо, спеша…”
Главнокомандующий знал положение раненых, боявшихся, что их бросят в ауле на левом берегу, и проявил гуманность. Вопреки  всем стратегическим и тактическим требованиям момента, он приказал сразу же после артиллерии переправлять раненых. Армия была разорвана, из-за чего, вероятно, Корнилов и не предпринял  маршевого штурма столицы Кубани.
29 марта по Елизаветинской распространились слухи о взятии города. Отчасти это было так, потому, что корниловцы Неженцева, выйдя из Самурских казарм, овладели Сенной площадью, а затем с боем  два квартала по Красной, двинувшись по направлению к Черноморскому вокзалу. Неожиданно против них выехал броневик, расстрелявший из пулемета практически  весь отряд. Из 82 человек 1-й офицерской роты Корниловского полка  уцелело лишь четверо (прапорщики Алявдин, Ивахно, Чернецов и пор. Бутников). Необстрелянные молодые казаки ст. Елизаветинской, не получив поддержки, стали поспешно уходить из Сенной площади и  от Самурских казарм  к западной окраине города.
В Екатеринодарскую экономическую ферму генерал Корнилов прибыл 29 марта. Небольшая роща из сосен и елей зеленой шапкой укрывала  бугор, заканчивавшийся Бурсакой скачкой – высоким обрывом Кубани.
В небольшом деревянном домике, размером: шесть саженей в длину и четыре в ширину с семью комнатами с узким коридором был занят Корниловым под штаб армии.
На 5 часов 29 марта начался общий штурм Екатеринодара. Офицерский полк Маркова с кровопролитным боем занял казармы  Первого Екатеринодарского артиллерийского полка. В казармах оказалось более десятка пулеметов, до 150 тыс. патронов. Две пушки красноармейцев остались на нейтральной полосе. На ночь марковцы отошли в хаты отдохнуть. Но вернувшиеся на позиции красноармейцы оказали сильное сопротивление дальнейшему продвижению офицеров Маркова. Штурм по настоянию Корнилова был перенесен на 1 апреля, а 31-го марта генерал был убит.
Смерть Корнилова, по мнению некоторых его соратников, спасла от гибели Добровольческую армию, по мнению других, большевистский Екатеринодар от неминуемого падения.