Костер разгорится в полдень

Горе миру от соблазнов, ибо надобно придти соблазнам; но горе тому человеку, чрез которого соблазн приходит.
                (Мф. 18:7)

Нет никого, кто делал бы зло ради него самого, но все творят его ради выгоды, или удовольствия, или чести, или тому подобного…
                (Фрэнсис Бэкон)
            
Женщина – сеть, и сердце ее – силок, и руки – оковы…
                (Экклезиаст)
                I
Это шиньон, подумал он.
 
Сделав еще несколько шагов, решил: нет, все-таки свои. Но цвет, цвет… Где только она взяла такую краску?!

Однако, приблизившись почти вплотную к высокой стройной особе, привлекшей его внимание, вдруг понял: это не краска. Это ее собственный пламень.

На апрельском солнце длинные, сбегавшие по спине широким потоком из-под маленькой изящной шляпы волосы незнакомки искрились всеми мыслимыми оттенками красной части спектра. От рубинового до светло-оранжевого. Вспыхивали в густой массе волос и солнечно-желтые крошечные огоньки.

Она белокожа, предположил он. У нее – веснушки на носу и щеках и кошачьи зеленые глаза.
 
Прибавив шагу, немного обогнал незнакомку, заглянул ей в лицо. И даже отшатнулся, пораженный. Потому что из-под узких полей зеленой шляпки на него мельком посмотрели необыкновенные золотые очи, сразу напомнившие ему о когда-то читанном фантастическом романе. Вроде бы он назывался «Лунная заводь»… И написал его будто бы один из отцов-создателей фэнтези, Абрахам Меррит… А кожа на лице незнакомки была смуглой, нежной… Персиковой.

Вот это да, восхитился он. Женщина-феерия! Я хочу с ней познакомиться. Где живет это чудо? Чем занимается? На какой сказочной  –  или вполне реальной – ниве пожинает хлеб свой насущный?..

Не раздумывая, он пристроился в кильватер к поразившей его воображение женщине. Теперь ему нравилось все. Ее легкая походка. Гордо вскинутая голова. Жест, которым она коснулась полей шляпки. Даже то, как при каждом шаге волновались полы ее длинного, сильно расклешенного книзу пальто благородного зеленого цвета…

Неожиданно для него рыжая остановилась перед входом в маленькое, но широко известное среди ценителей подобных заведений своим изыском и ценами кафе.  Его содержатель не поскупился на отделку интерьера. Все, что только можно, – кованое, деревянное, натуральной кожи. Входные двери и узкие высокие окна кафе кокетничали с дневным светом маленькими пестрыми витражами.

Именно здесь, сразу понял он, и самое место рыжей незнакомке. В иной обстановке она смотрелась бы просто неуместно. Как кольцо с крупным бриллиантом чистейшей воды на заскорузлой грязной лапе с глубоким трауром под неровно обломанными ногтями.

Рыжая исчезла за высокой дверью.

Он достал из кармана куртки свой бумажник. Да-а-а… Негусто. Вот что значит предаваться пороку карточной игры в малознакомой  компании! Пощипали-таки, шулера проклятые! Но на чашку кофе и на рюмку коньяку все же хватит…

И он решительно взялся за начищенную до блеска медную ручку.

Пока он у входа в кафе проверял наличность и запоздало раскаивался в своей вчерашней опрометчивости, рыжая уже освободилась от своего пальто. На тканой льняной скатерти (ручную работу сразу видно!) перед ней стояли чашка кофе, маленькая рюмочка – очевидно, с ликером – и блюдце с несколькими крошечными пирожными. В пестром луче, падавшем на стол из витражного окна, сверкала красными и желтыми огнями хрустальная пепельница.

Не заметить незнакомку было просто невозможно. Она сидела в широком кресле так, что бросалась в глаза всякому входящему в кафе. Фигуру рыжей плотно обтягивало короткое черное платье из тонкого трикотажа. Его высокий ворот прикрывал длинную стройную шею. Украшений на рыжей было немного –  только изящная золотая цепочка на шее  и  тонкий золотой браслет на запястье левой руки.

Направляясь к облюбованному столику, по пути он откровенно разглядывал незнакомку. Ее лицо отнюдь не отличалось правильностью черт. Подбородок был чересчур острым, и это при узких скулах и тонком носе с заметной горбинкой придавало лицу женщины жесткое выражение. Резкость и энергия черт лица рыжей вступали в странный контраст с ее фигурой. Беззастенчиво выставленная чужим взглядам, она отличалась слишком уж пышной грудью и тяжеловатыми бедрами. Но это без смущения и старательно подчеркнутое его обладательницей женское естество обладало немалой притягательностью.

Она не столько красива, сколько эффектна, решил он. Женщина, подобная солнечному удару… Женщина-шок.  Женщина-соблазн. Наверно, именно так и выглядела первая жена Адама – рыжая Лилит…
 
С удовольствием вдохнув запах хорошего кофе и дыма дорогих сигарет, он уселся неподалеку от незнакомки. Сделал свой заказ сразу же разочаровавшемуся официанту. И пока тот с обиженной миной неторопливо перемещался между столиками, не сводил с рыжей глаз.

Она явно никуда не спешила. Ее кофе остывал в фирменной чашке, форма, размер и цвет которой были тщательно продуманы изобретательным дизайнером, нанятым владельцем этой точки общественного питания. А женщина медленно курила длинную черную сигарету и задумчиво глядела сквозь дым, тонко струившийся в разноцветном витражном свете.

Она определенно кого-то ждет, вдруг понял он.

И словно  в ответ на эту его догадку рыжая посмотрела на входную дверь. На ее лице мелькнуло выражение нетерпения. Вдруг дверь широко распахнулась, и в кафе вошел еще один посетитель.  При виде его рыжая  сразу же как бы окаменела в напряжении. Ее золотые глаза блестеть перестали – теперь она смотрела в стол перед собой, а ресницы у нее были длинные и темные.

– Ну что, давно здесь? – услышал он медлительный низкий голос мужчины, небрежно усевшегося за столик незнакомки. Тон вопроса был просто оскорбительным. Судя по всему, визави рыжей вовсе не горел желанием беседовать с ней.
 
А вот он ответа женщины ждал с нетерпением и напряжением. Хотел услышать ее голос – и боялся. Боялся, что уже  родившееся очарование будет убито неприятным тембром, вульгарным произношением.

Опасения его были напрасны. Потому что, когда рыжая наконец-то открыла рот, он подумал: вот так по-человечески разговаривала бы большая гибкая кошка. Не львица, нет. Львице не хватает изящества. А, например, пантера. Пятнистая леопардесса. Именно так. Звучно. Негромко. Низко. С едва уловимой хрипотцей. Которая придает такой шарм женскому голосу…
 
– Нет. Я здесь всего лишь несколько минут, – отвечая на вопрос собеседника, неторопливо проговорила рыжая.

Человек, которого она дожидалась и наконец-то дождалась – это был на вид очень благополучный бизнесмен (чего стоил один только «Ролекс» на его запястье!) в прекрасно сидевшем на нем сером костюме, подозвал официанта. Потом откинулся на спинку кожаного кресла и затих.

Он, не спускавший глаз с женщины и ее визави, удивлялся: чем же рыжая так досадила  пришельцу, что он совсем не хочет разговаривать с ней?! Да ведь она так притягательна, так звучен ее бархатный голос, что незнакомка смело может пороть любую чушь! Такую женщину всегда надлежит выслушивать терпеливо и с благосклонностью…

Получив свой заказ, визави рыжей неторопливо и с удовольствием ел, пил коньяк. Она же сидела, отодвинувшись от стола, положив ногу на ногу. Длинные пальцы ее ухоженных рук были сцеплены в замок на колене геометрически совершенной формы. Костяшки пальцев побелели.

Он подумал: она чего-то ждет от этого господина. И очень волнуется…

Докурив тонкую сигару, серый костюм бросил окурок в пепельницу. И, уже вставая из-за столика, сказал:

– Нет.

– Что?! – встрепенулась рыжая.

– Ты меня прекрасно поняла. Я сказал: «Нет!»

И вальяжный господин спокойно направился к выходу.

Он, изо всех сил старавшийся не упустить ничего, впился глазами в напряженно-острое лицо незнакомки. На нем вдруг резко обозначились брови, глаза и губы. Причем золотые очи рыжей стали совсем черными. Бездонными и пустыми.
 
Что-то произошло, лихорадочно подумал он. Здесь произошло сейчас нечто ужасное. Какое-то злодейство. Я не могу стоять в стороне. Таких женщин обижать нельзя. Они украшают мир. Что бы ни просила она у этого сытого господина, он должен был сказать ей только «да»…

                II

Рыжая стояла на мосту и глядела в грязную воду широкой реки, протекавшей через большой город. Ветер играл ее длинными волосами, прижимал к ногам полы длинного пальто. Неверное апрельское солнце скрылось. И окружающий мир потускнел и стал плоским, как неудавшийся черно-белый снимок начинающего фотолюбителя. По всей видимости, собирался дождь.

Он смотрел на незнакомку и колебался: подойти или не надо. По напряженной позе рыжей он понимал, что она сейчас ничего не видит и не слышит. Невозможно угадать, о чем думает другой человек. Но, может быть, она, рыжая, все еще там, в маленьком кафе. Смотрит на свою чашку с остывшим кофе. И серый костюм все повторяет и повторяет ей то страшное слово. Короткое слово из трех букв, которое перечеркнуло что-то очень важное для этой удивительной женщины.

Прошло четверть часа. Ветер хлестнул по лицам прохожих мелкой дождевой пылью. Рыжая словно с усилием оторвала руки от перил моста и медленно пошла на другую сторону реки.

Он двинулся ей навстречу.

Незнакомка миновала его, как сомнамбула.

Он бросил на асфальт завалявшийся в кармане смешной брелок для ключей в виде пузатой лопоухой обезьянки, прижимавшей к толстому животику большую монету и дразнившейся языком.

Брелок громко звякнул.

Рыжая машинально оглянулась.

– Простите, это не вы обронили?.. – он вложил максимум своего обаяния в эти обыкновенные слова и улыбку. Он знал, что белые красивые зубы и изящно вырезанный рот в некоторых случаях (а они бывали в его жизни не так уж и редко) делают его неотразимым.

Незнакомка улыбнулась ему в ответ.

Чисто рефлекторно, с досадой подумал он. Но тут же воспарил духом: рыжая сделала шаг ему навстречу и спросила:

– Что я обронила? Ах, это… Нет, это не мой брелок… Однако насколько он соответствует…

– Чему? – осторожно полюбопытствовал он.

– Ситуации, в которой… Впрочем, это неважно…

– Не понимаю, как может унывать женщина, подобная вам?..

– Почему вы решили, что я чем-то опечалена? – настороженно спросила рыжая.

– Но это же видно невооруженным глазом! – и он улыбнулся собеседнице еще раз.

Незнакомка заколебалась. Потом вдруг шагнула к нему и спросила:

– Не могли бы вы проводить меня и выполнить одно мое маленькое поручение?

– Таким женщинам, как вы, не отказывают…

При этих его словах по смуглому лицу золотоглазой  пробежала тень. Сочные яркие губы сжались в узкую бледную полоску. Резко выступил вперед острый подбородок. И что-то хищное вдруг появилось в линиях тонкого носа.

– Я говорю об уважающих себя мужчинах, – поспешил добавить он. – Которые по-настоящему горды тем, что принадлежат к сильному полу. И потому ведут себя соответственно.
 
– А вы из их числа, да?

– Смею думать, что это именно так…

– Ну что же, если вы – настоящий мужчина, каким так назойливо рекомендуетесь, тогда идем, – решительно сказала рыжая.

Он предложил ей руку. Ощутил ее прикосновение и запах ее духов. В их аромате необычно сочетались пряность и свежесть зелени. Запах наводил на мысли о джунглях, о горячем и влажном тропическом лесе, в котором крадется, приседая на сильных упругих лапах, извиваясь гибким телом, большая хищная кошка. И во мраке сияют ее золотые глаза…

Незнакомка привела его к недавно построенному высотному дому, в котором, как было ему известно, могли купить жилье только очень не бедные (даже по столичным меркам) люди.

– Пожалуйста, поднимитесь на восьмой этаж, – попросила рыжая. – Позвоните в первую квартиру налево от лифта. Спросите Аполлинарию Сергеевну…

– И потом?..

– А потом возвращайтесь назад. Я буду ждать вас где-нибудь здесь… Неподалеку…

На переливчатый звонок дверь квартиры, указанной рыжей, отворил коротко стриженный молодой человек с могучим загривком. Все остальное загривку соответствовало вполне.

Громила молча уставился на пришельца бесцветными глазками.

– Я хотел бы видеть Аполлинарию Сергеевну, – сказал он как можно более нейтрально. К чему переть на рожон?..

Мордоворот мотнул башкой и захлопнул дверь. Надо полагать, разговор был окончен.

Но едва он спустился вниз и вышел из подъезда, как прямо к крыльцу подкатили две шикарных иномарки – «Мерседес» и джип. Стекла у обеих автомашин были затемненные.

Из «Мерседеса» сначала выскочил довольно-таки вертлявый парень, весь в черной коже, и, согнувшись в три погибели от желания услужить, распахнул заднюю дверцу. Оттуда выбрался быкообразный индивидуум  в пиджаке цвета бордо и большом количестве золота. Оно вызывающе блестело не только на его мало напоминающих человеческие руках и толстенной шее. Когда индивидуум повернул голову в сторону джипа и открыл рот, что-то буркнув сопровождавшему его кожаному, оттуда вместе с невнятными звуками посыпались желтые искры.

Да у него в пасти целый Клондайк, подумал он.
 
Из джипа тем временем полезли дюжие молодцы – близнецы-братья того, из первой квартиры налево от лифта.

Чтоб мне сдохнуть, подумал он, если эта гоп-компания не оттуда же…

Быкообразный индивидуум, щедро рассыпая по сторонам бордовые и золотые блики и рефлексы (от подобных ему его несколько отличал, может быть, только короткий ежик густых серебристо-белых волос), в окружении своей свиты проследовал в подъезд.

А он вдруг увидел, что рыжая стоит в арке, ведущей во двор соседнего дома, и очень внимательно рассматривает авто владельца золотых россыпей и его охраны.

– Похоже, что Аполлинария Сергеевна в этой квартире не живет, – доложил он незнакомке.

– Кто же там, в таком случае, обитает?..

Он кратко, но выразительно описал мордоворота.

Рыжая опустила голову и задумалась. Потом вздохнула и, взяв его под руку, повела прочь от высотки.

– Это судьба… – негромко сказала она на ходу немного погодя.

– Знаете, ведь безвыходных положений не бывает, – осторожно проговорил он.

– Все может быть, – как-то вскользь сказала рыжая. Она явно думала о своем.

– Я хочу сказать, что готов помочь вам. Если, конечно, для этого не требуются сверхъестественные возможности…

– И безвозмездно? – усмехнулась незнакомка.

– И даже ни на что не рассчитывая, – твердо заявил он.
 
– С ума сойти – какое благородство! – саркастически воскликнула женщина. – Вы рыцарь, да? Последний из могикан?..

Он серьезно посмотрел в лицо иронизирующей собеседнице.

– Наверно, вас часто обижали?.. Почему вы не хотите верить мне?..

– Я сейчас разрыдаюсь от умиления, слушая вас, святой отец, – проговорила рыжая.

– Я не святой, – возразил он.

– О-о, это уже лучше!

– Так вы согласны принять мою помощь? – спросил он.

– Что делать… Приходится! – кокетливо вздохнула незнакомка. – Идемте же.

– Куда?

– Что за вопрос? Конечно, к вам домой! Вы сами предложили мне помощь. А я сейчас очень нуждаюсь в крыше над головой… в  сочувствии… В любви…

                III

Уже несколько лет он жил один в небольшой квартире старинного особняка. За долгие годы существования этого жилища здесь усилиями нескольких поколений интеллигентных людей свилось оригинальное гнездышко.

Пропустив вперед рыжую, он постарался представить, как его жилье выглядит в глазах другого человека.

По его мнению, прежде всего внимание переступившего порог обращали на себя картины и старинные фотографии, прямо-таки облепившие стены. Естественно, невозможно было не заметить и рояль, занимавший одну из небольших комнат почти целиком. Антикварные вазы, бронзовые вещицы тоже останавливали взгляд даже несведущего человека.

И все это было основательно присыпано пылью. На потолках там и сям висели ловчие сети пауков. Желтизна паркета больше угадывалась, чем наблюдалась невооруженным глазом…

Незнакомка растерянно оглядывалась.

– У вас довольно мило… Но... пыльно, что ли?.. Вы живете один и не любите заниматься уборкой?..
 
– Терпеть не могу! – радостно подтвердил он. – Конечно, условия самые антисанитарные! Но что поделаешь? Я ведь не думал не гадал, что сегодня вернусь сюда вместе с  прекрасной дамой!

– Так я могу… остаться у вас?.. – тихо спросила рыжая.

– Разумеется! Все, чем владею, – к вашим услугам! – провозгласил он. – Предложил бы и самого себя, но не смею!

– А вы не бойтесь… Предложите…

Рыжая сняла шляпу и тряхнула своей фантастической гривой. Потом стала медленно расстегивать – одну за другой – немногочисленные пуговицы своего пальто.

Кажется, начинается стриптиз, подумал он. Очень интересно. Цены нет такой исполнительнице! Может быть, она и промышляет чем-нибудь… в этом роде?..

Пальто рыжая просто сбросила с плеч. Ничуть, само собой, не сомневаясь, что хозяин жилища тут же подхватит его на лету. Пока он пристраивал его на вешалку, она бесцеремонно прошла в комнату.

– Почему ты живешь один? – спросила рыжая, довольно-таки брезгливо прикасаясь пальцем к пыльной крышке рояля. –  Где твои женщины, дети… Бабушки, дедушки?.. Папа с мамой, наконец?

– Так мы с вами вроде бы на брудершафт еще не пили? – удивился он. – Отчего же вы со мной так фамильярны?

– А что нам мешает это сделать? В этом доме есть шампанское?

– К сожалению… – он развел руками.

– Ну, так купи! То есть, прошу прощения, купите! – засмеялась рыжая. – Если уж тебе – то есть вам! – так больше нравится… Нет денег – украдите! Ступайте! – и она почти вытолкала его за двери его собственной квартиры.

В магазине, взяв из рук продавщицы нарядную бутылку веселого и коварного вина, он заметил свое отражение  в большом зеркале, украшавшем стену за прилавком. И пристально воззрился на себя.

А каким меня видят женщины, вдруг подумал он. Тоже таким?..

Из зазеркалья на него испытующе смотрел темно-карими глазами высокий блондин с почти сросшимися на переносице черными бровями. Повторяя жест оригинала, зеркальная копия провела рукой по слегка растрепанным волнистым волосам и погладила щеки и подбородок, на которых темнела трехдневная щетина.
 
И что она обо мне подумала, гадал он. За кого меня приняла эта фантастическая женщина? Что-то ждет нас впереди?..

И вдруг спросил у продавщицы, молодой и довольно-таки смазливенькой девицы, с некоторым недоумением уже глядевшей на него – застывшего перед прилавком:

– Вы могли бы влюбиться в меня – с первого взгляда?

Та от удивления открыла было свой маленький, ярко накрашенный ротик. Но тут же спохватилась и сердито сказала:

– Как вам не стыдно, гражданин! Вы же еще трезвый, а позволяете себе тут!..

– Нет, я уже пьян, – возразил он. – Я влюблен!

Продавщица вытаращила на него голубенькие глазки, почти незаметные из-за массы наложенного вокруг и около грима. И от вопроса  удержаться не смогла.

– В кого? – озадаченно пробормотала она.

– И в вас, о несравненная, о любезнейшая труженица прилавка, тоже! – ответил он и поспешно вышел прочь, оставив юное создание недоумевать дальше…

Рыжая ждала его, явно не без расчета встав на фоне окна. Падающий из него свет превращал ее из живой женщины в выдающееся произведение эротического искусства. И она это отлично знала.

– Вот и вино! – провозгласил он, высоко подняв бутылку.

– Тогда не будем терять драгоценного времени, которое, как всем известно, деньги, – сказала рыжая. – Пожалуйста, бокалы… Музыка тоже пришлась бы весьма кстати…

Он смахнул вековую пыль с древнего проигрывателя и поставил Вивальди. Принес из кухни красивые старинные фужеры.

– Выпьемте за наше знакомство и на брудершафт, – улыбаясь, проговорила рыжая. – Ведь нужно же узнать, наконец, как нас зовут…

– И как же зовут… тебя? – спросил он, когда они, выпив вино, обменялись символическими поцелуями.

– Пусть меня зовут… Бэлла… – прошептала рыжая.

– Что на латинском диалекте означает «прекрасная», не так ли? – подхватил он. – Ну что ж, удачное имя для тебя. Или, может быть, удачный псевдоним?..

– Какая разница, – усмехнулась Бэлла.

– Ну, а меня ты можешь звать просто Вит, – предложил он.
 
– Музыка звучит зря… Потанцуем? – сказала Бэлла.

Обняв Вита за шею, рыжая довольно откровенно прижалась к нему.

Похоже, что сегодня я буду спать не один, подумал Вит и крепко обхватил рыжую за тонкую талию. Проверяя свои домыслы, он спросил:

– Ты не хочешь меня поцеловать… по-настоящему?..

Рыжая тихонько хмыкнула и, слегка отстранившись, подняла на него свои необыкновенные глаза.

– Может быть, мы займемся… поцелуями… в более удобном для этого положении? – делая многозначительные паузы между словами, негромко спросила она и покосилась в сторону видневшегося сквозь приоткрытую дверь спальни антикварного резного ложа, покрытого старинным же вышитым шелковым покрывалом.

Само собой, возражений со стороны Вита  не последовало…
   
                IV

– Оба-на! Семулька! Выкуси, керя! – хлопнув себя ладонями по обтянутым форменными брюками толстеньким ляжкам, радостно выкрикнул плотный черноглазый милицейский сержант со щеками-яблочками – такие уж они были кругленькие и румяные.

Его тощий угрюмый коллега в помятой камуфляжной куртке хмуро пошевелил пальцем с неровно обкусанным ногтем игральные кости, проверяя счет, а потом молча сгреб со стола черные кубики с белыми точками очков, бросил их в металлический стаканчик и сильно затряс его.

Кости затарахтели.

На азартный треск в приоткрытую дверь заглянул сослуживец игроков.

– Ну, орлы, кто кого одолевает? – начал было он, но тут со стороны дежурной части на задворки районного отдела милиции донесся пронзительный женский крик.

– Кого это так в дежурке пытают? – с интересом спросил упитанный любимец фортуны.

– А-а, баба одна с заявой прибежала, – махнул рукой пришедший.

– А чего она так надрывается? – вяло полюбопытствовал хмурый в мятом камуфляже, выбрасывая кости из стаканчика на стол и тут же забывая о своем вопросе.

– Ха-ха! Четыре! – расплылся в счастливой улыбке толстенький сержант. – Давай, друган, садись, пиши диссертацию на тему: «Что такое не везет и как с этим бороться?..» Готовь бабки. Сейчас за пивом полетишь!

Он в свою очередь перемешал кости в стаканчике и небрежно метнул их.

– Учись, студент! Семь!

Тощий угрюмо посмотрел на стол.

– У тебя кости какие-то не такие… – пробурчал он.
 
– Такие, такие, – перебил его румяный. – Кончай базар, тащи пиво!

Тут из дежурной части вновь донесся истошный женский крик, а потом – звуки ударов обо что-то твердое.

– Да что же это такое? – искренне удивился сержант. – Никак, и впрямь кого-то молотят?!

Его коллега, пришедший несколько минут назад полюбоваться баталией в кости, поспешно исчез за дверью. Вернулся нескоро.

– Ну, дела, – воскликнул он после своего второго пришествия. – Баба пишет заяву, что у нее возле магазина ребенка украли…

–А чего она так орет? – снова угрюмо спросил тощий.

– И не только орет. Еще и головой обо все подряд колотится, – сообщил вестник из дежурной части. – Видишь, дурак-дежурный стал у нее допытываться, с какой такой целью она оставила грудного ребенка – одного! – в подозрительном месте!

– Почему же это дежурный – дурак? – возразил румяный сержант. – Сам знаешь, какие сейчас бабы стали… Что они со своими детьми делают… И в роддомах бросают, и продают, и в транспорте забывают, и в сортирах топят… Может быть, и эта кому-нибудь за валюту загнала младенчика, а теперь тут спектакли ставит!

– Не-е-е, эта не с помойки, – отрицательно мотнул головой его оппонент. – Из приличных. Я её немного знаю. Вдова. Просто он, ребенок, у нее один был. Она беременной овдовела… А мужика своего, видать, любила…

– Тем более – вдова! – уличающе воскликнул румяный. – Может, она подумала-подумала и решила, что одной ей ребенка не поднять!

– Это одного-то?! – злобно сказал тощий. – Раньше у баб семеро по лавкам было, и то поднимали… Моя бабка по матери осталась вдовой с шестью детьми. Дед в войну погиб. И ничего. Никого ни в сортире не утопила, ни к чужим дверям не подбросила… Всех на ноги поставила…

– У моих бабок-прабабок тоже не по одному было, – сказал румяный. – У отцовой матери – пятеро, а у материной – восемь! А у прабабки по матери – аж девятнадцать! Во как рожали! Не боялись п…. надорвать. А теперь высидят одного – и того до ума не довести! Пичкают, пичкают, в задницу дуют – все ему, все ему. А вырастает урод! Наркоман какой-нибудь, блин!

– Вы тут долго еще штаны протирать будете?! – злобно сказал, рывком распахнув дверь, милицейский лейтенант. – Вы где служите, а?! Может быть, в канцелярии?.. Нет?.. А ну, марш на пост, мерзавцы!

                V

Вит открыл глаза. Рядом с ним никого не было. За окном сверкал весенний день. Даже не поднимая головы с подушки, Вит видел над крышей соседнего дома кусочек прозрачной, пронзительной голубизны.

Надев халат, он вышел из спальни.
 
За дверью ванной шумел душ. Вит прошел на кухню и взял из буфета турку, чтобы сварить кофе. Когда над ее медным краем поднялась пышная шапка светло-бежевой пены, за его спиной послышались легкие шаги.

Он обернулся.

Рыжая надела его махровый халат, туго перетянув тонкую талию узким поясом. Ее еще влажные волосы лентами цвета меди и солнца лежали на плечах, груди и спине. На весьма бурно проведенную ночь намекали лишь легкие голубые тени под солнечными глазами Бэллы и немного, совсем чуть-чуть, припухшие губы.

– Кофе готов? – томным голосом спросила она.

– Да. Бутерброды будешь? – спросил Вит и потянулся к холодильнику.

– Оставь это… – протянула Бэлла, подошла к Виту, обняла его и положила голову ему на грудь. –  Как с тобой хорошо… Спокойно…

Пока они обнимались, кофе безнадежно остыл. Времени варить новый у Вита уже не было. Однако он все-таки нашел достойный выход из положения: в морозилке его холодильника лежал брикетик мороженого. И он предложил рыжей красавице что-то вроде кофе-гляссе.

Бэлла рассеянно отпивала из чашки и курила свою длинную черную сигарету.

Вит пошел одеваться. Пошарив по карманам куртки, достал давешний забавный брелок – дразнящуюся обезьянку и, держа его на ладони, вернулся на кухню.

– Ты никуда не пойдешь сегодня? – спросил он у рыжей.

– Мне некуда больше спешить, – хрипловатым контральто пропела Бэлла. – Конечно же, я останусь здесь. Если позволишь.

– Я подумал, как нам быть с ключами, – пояснил Вит.

Бэлла поглядела на брелок, который он держал в руке.

– Ну-ка, дай мне его, пожалуйста… Да, не мартышка, а вылитый Андрей Андреевич…

– Это твой муж? – спросил Вит, почувствовав острый укол ненависти при мысли, что кто-то еще может претендовать на роскошное и такое соблазнительное тело рыжей.

– Нет… Разве я похожа на замужнюю? – усмехнулась Бэлла. – Андрей Андреевич – это один нехороший человек…
 
Вит сразу же вспомнил вчерашнюю сцену в кафе и не удержался от вопроса:

– Это не он тебе в чем-то отказал?

Рыжая удивленно вздернула брови.

– Он… Но ты-то откуда это знаешь?

– Я был в кафе… и сидел неподалеку от вас, – честно сказал Вит. – Но ты меня тогда не заметила. Так в чем он тебе отказал?

– Естественно, в деньгах.

– И большая сумма тебе нужна?
 
– Очень… Причем срочно.

Вит осторожно сказал:

– Не мой принцип, вообще-то, лезть в чужие дела и навязывать услуги, о которых не просят… Но, может быть, тебе можно помочь не только деньгами? А как-то иначе? Каким-то альтернативным способом?

– Лучшее альтернативное средство от перхоти – гильотина? – невесело улыбнулась рыжая. – Нет, Вит. Мне нужны именно деньги.

Взглянув на часы, Вит извиняющимся тоном сказал:

– Мне надо бежать… Дела! Может быть, мы с тобой вечером что-нибудь придумаем?

– Может быть, – отстраненно сказала Бэлла, вертя перед собой пустую чашку из-под кофе.

Уже подойдя к входным дверям, Вит обернулся. Жалость и нежность ударили его в сердце.

Бэлла сидела за кухонным столом, сгорбившись, опустив голову. Ничего не осталось от ее гордой осанки, так восхитившей вчера Вита. Столько обреченности было в ее бессильно опущенных плечах… Нет, ничем не напоминала она сейчас извивавшуюся так недавно в чувственном упоении дьяволицу Лилит…

                VI

Вит стоял на тротуаре возле пешеходного перехода. У облезлой «зебры» притормозила темная иномарка и мелодично просигналила. Вит повернул голову на трель. Из-за руля ему помахал рукой очень, очень знакомый человек.

Дверца авто услужливо распахнулась, и Вит нырнул в салон. С облегчением откинулся на заскрипевшую кожей высокую спинку сиденья. Вытянул вперед – насколько это было возможно для него внутри данного автомобиля – уставшие за день ноги.
 
– Ну что, плейбой, все крутишься? – весело сказал Виту хозяин машины.

– Не трудящийся да не ест, – усмехнулся Вит. – Так наставляет нас, грешных, Священное Писание…

– Ой… Умоляю… Не надо! – скривился сидевший за рулем.

– Чего – не надо? – удивился Вит. – Что я такое сказал?..

– Не надо цитировать Библию, Коран, Талмуд, «Бхагавад-Гиту» и прочее, прочее, прочее! У меня уже натуральная аллергия развилась на всю эту мутоту! Как услышу – тошнит и весь коростой покрываюсь!

– Ты что же, специальность решил сменить? – довольно-таки вяло поинтересовался Вит.

– С чего ты взял?

– А зачем козе баян, а тебе, менту, – Писание? Может быть, ты теперь в попы решил податься?  Говорят, это все еще модно. Если надоело ловить, как в духовных сферах выражаются, самих человеков, то есть их грешные тела, будешь души уловлять…

– Думаешь, души уловлять проще? Неверное у тебя представление. А по поводу всяких там святых книг… Эх, Вит, рассказал бы я тебе… Да не могу. Служебная тайна, понимаешь ли…

Вит не настаивал. Он хорошо знал своего давнего, еще детских лет, друга. Невысокого роста, довольно хрупкий и интеллигентный на вид, Филипп тем не менее был ловок, силен, прекрасно бегал и метко стрелял. А также имел высокие разряды по некоторым видам борьбы. И не только спортивной. И служебную тайну беречь умел. Злые языки в органах называли Витова друга Филиппа «Маленьким Железным Феликсом».

– Ну что, – решил сменить тему разговора Вит, – нашли вы младенцев или хотя бы их похитителей?

Филипп странно взглянул на друга.

– А почему ты об этом сейчас спросил?

– Как это – почему?! Да весь город об этом только и гудит! Вот мне и захотелось поинтересоваться…

– Только поэтому?

– Ну да.

Филипп помолчал.

– Нет, еще не нашли, – сказал он после паузы. – Но в последние дни у нас вроде бы появилась зацепка… Ладно, оставим этот больной вопрос для совещаний и разгонов у начальства. Ты-то почему сегодня на своих двоих?..

– А меня, может быть, мое начальство тоже гоняет! За недостатки сложения! А ходьба улучшает форму ног!

– И долго ты еще дурака валять будешь? – не скрывая раздражения, спросил Филипп.

– Ну, дружище, каждый зарабатывает на жизнь так, как умеет! Кто – руками, кто – ногами, кто – головой… Или еще чем…

– Эх, Вит… Да ведь у тебя-то не только фигура есть… Что ты среди всех этих педерастов делаешь – ну никак понять не могу!

– Моему кутюрье иногда нужен манекенщик, похожий на мужчину. Настоящего, я имею в виду. Это я и есть.

– А коллеги твои… Мальчики-гейчики… Еще не предлагали тебе свои сладкие попки?

Вит засмеялся.

– За что ты их так не любишь, Фил? У каждого свои недостатки…

Филипп в ответ гневно сопнул и зло проговорил:

– Да потому что как мерзопакостная история какая, так ищи концы в голубых рядах! Не ошибешься! Всякого рода аномальные пристрастия и преступления – всегда рядышком! То муж с женой, настаканившись, в маркиза де Сада играют! Раз, и труп готов… То такая же пьяная парочка развлекается «французской любовью»… Дама в порыве страсти кусает милого за грешный отросток, а тот – от неожиданности и боли – вмиг сворачивает ей набок забубенную головушку… Как курице какой, Господи прости…

– Да какие же это геи?..

– Милый ты мой, сколько я за свою жизнь уже видел трупов с порванными на немецкий крест задницами! Мужских трупов, я имею в виду…

– А что ты имеешь против «французской любви»? – вдруг спросил Вит. – Или, по-твоему, в койке допустима только манера, одобренная Святой Церковью? Иначе – рабоче-крестьянский «слоеный пирожок»?..

– И этот «Кама-сутры» начитался, – уже всерьез разозлился Маленький Железный Феликс. – Да если хочешь знать мое мнение, всю эту пресловутую технику секса выдумали зажравшиеся бездельники! Ты вот поработай до седьмого пота да посиди на хлебе и воде, и тогда я погляжу: захочется ли тебе, голодному и уставшему как собака, упражняться по картинкам из этой самой «Кама-сутры»!

Филипп остановил машину возле Витова дома.

– Так и живешь один?

– Как тебе сказать…
 
– Неужели женился?!

– Пока еще нет. Но вчера я познакомился с такой женщиной…

– Ой, не продолжай! Противно слушать! – сморщился Филипп. – Мне и так уже все дальше ясно: подцепил на улице бабу, приволок ее домой, поимел…

– Разве тут есть что-то противоестественное? Что тебе не нравится? – возмутился Вит. – Я же не мальчика домой привел!

– Эх, Вит… Хороший ты мужик! Но все никак понять не можешь: сведут тебя в могилу твои бабские истории! Или тебя однажды вот такая случайная подружка оберет и зарежет темной ночью, или ты СПИД подхватишь незнамо когда, или еще что-нибудь произойдет в таком же роде. Ты хоть проверил у нее документы? Паспорт у нее с собой был?

– Да что я тебе, мент-параноик, что ли? – оскорбился Вит и, выйдя из машины, сильно хлопнул дверцей.

Маленький  Железный Феликс расхохотался. И, продолжая смеяться и трогая автомобиль с места, сквозь урчание мотора крикнул Виту вслед:

–  «Береженого Бог бережет», – сказала монахиня, натягивая на свечку презерватив!

А Вит уже был во дворе дома и торопливо оглядывал окна своей квартиры. Света нигде не было, хотя уже ощутимо смеркалось. Он почувствовал легкий озноб.

У дверей долго гремел ключами, выбирая нужные. И с дрожью, усиливающейся с каждым проходящим мигом, ждал: вот сейчас дверь распахнется… И там – она. И неважно – грустная, как утром или веселая… Как накануне… Это переменные. А константы… Она все такая же рыжая. Золотоглазая. Необыкновенная. Обжигающая ладони. В дурманящем тумане своих удивительных экзотических духов…

Но в прихожей никого не было. Никого не было ни на кухне, ни в комнатах, ни в ванной, ни в туалете. В квартире было пусто, сумрачно и пыльно.

Вит обошел все комнаты еще раз и уселся в кресло.

Ну вот, думал он, она исчезла. Все. Праздник кончился. Навсегда. Я ее больше никогда не увижу. Потому что не знаю о ней ничего. Даже имени своего настоящего она мне не сказала. Как Жар-Птица, трепыхнулась в моих руках… И улетела снова в свои неведомые края. И пера мне не оставила… Не оставила?!

Вит поспешно поднялся на ноги и подошел к кровати под голубым вышитым покрывалом. Включил бра у ее изголовья. Есть! Четыре длинных огненных волоса, упругих и блестящих. Он бережно свернул их в колечко. Подумал – и достал из отделанной перламутром прабабушкиной шкатулочки маленький золотой медальончик. Раскрыл его и бережно уложил между тонких створок эфемерный след своей рыжей незнакомки. Продел в ушко медальона цепочку и повесил на шею. Металлический холодок скользнул меж ключиц.

Я никогда ее не забуду, думал Вит. Не так уж и много мне осталось жить… Встретил я ее, «земную жизнь пройдя до половины»… Чтобы сразу потерять. И если мне повезет второй раз, то не иначе как перед самой смертью…

Вит упал на кровать и тут же вскочил с нее, как ошпаренный: от покрывала пахло ею. Ею, рыжей. Невыносимо было бы лежать в одиночестве, задыхаясь от запаха ее странных духов… Боже, ну почему же она исчезла?!

Он снова побрел по квартире, бесцельно трогая руками все подряд. Было тошно. И стало еще тошнее, когда, взглянув на свои пальцы, Вит увидел жирную серую пыль.

Прибраться, что ли, с досадой подумал он. Все равно этой ночью мне не уснуть. Давно, давно пора ликвидировать эту  мусорную свалку…

Вит облачился в старый спортивный костюм и принялся за дело. Как ни странно, работалось легко. Он настолько втянулся в процесс, что даже вымыл окна и выстирал пыльные шторы.

Когда паркет пожелтел и залоснился от мастики, в окнах посветлело. Не так уж и долги апрельские ночи.

Вит огляделся.

Ну что ж. И дышать стало легче, и ночь прошла…

Он вычистил пылесос, убрал его в стенной шкаф в коридоре, принял душ. А потом с полотенцем на шее снова уселся в кресло и замер, глядя в окно.

Яркая звезда в утреннем небе становилась все тусклее. Наступал  новый день. День его одиночества. Такого привычного и необременительного совсем недавно. А теперь – тоскливого и беспокойного. Одиночества, которое вдруг перестало быть самодостаточным, чем-то само собой разумеющимся.

                VII

Патрульные впихнули приведенного ими гражданина в «отстойник». Решетчатая дверь захлопнулась с противным раскатистым лязгом.

– Кого это вы приволокли? – равнодушно спросил оперативный дежурный.

– А хрен его знает, – сказал румяный милицейский сержант, любимец фортуны. – Псих какой-то… Или нарк, или «белка» накрыла...
 
– От него перегаром не пахнет, – угрюмо возразил напарник румяного, роясь по очереди во всех карманах своего мятого камуфляжа. – И вены на руках целые. Не веришь – посмотри… Может быть, он нанюхался чего?..

– За что вы его повязали? – поинтересовался оперативный дежурный.

– Нарушал общественный порядок, – четко отрапортовал румяный. – Кричал на улице, приставал к гражданам и даже пытался устроить драку!

За решеткой «отстойника» вдруг показалось узкое бледное лицо с огромными, прямо-таки светящимися голубыми глазами, обрамленное жидкими прядями грязных светлых волос. Задержанный схватился за прутья и несколько раз рванул дверь.

Залязгало железо.

– Пустите меня, уроды! – брызгая пеной, закричал гражданин в «отстойнике». – Не имеете права!

– Имеем, – кратко ответил румяный, устраиваясь поудобнее прямо напротив «отстойника». – Безобразничать никому не позволено, гражданин…

– Будем вызывать коновалов на освидетельствование? – спросил его напарник.

– Надо бы, – сказал оперативный дежурный. – Может, он и вправду психбольной…

Задержанный снова громыхнул дверью.

– А наручники?.. – лениво произнес в пространство румяный сержант.

– Гнида… Мент поганый… – захрипело в «отстойнике».

– Вот я счас кому-то… – с угрозой сказал оперативный дежурный.

– Да ладно тебе, – благодушно проговорил румяный. – Пущай выделывается. А мы послушаем. Люблю бесплатные представления!

Задержанный отошел в недра «отстойника» и там затих.

Прошло минут пять.

Румяный сержант достал из кармана стаканчик с игральными костями и зарыскал по сторонам хитрыми глазками.

Однако коллеги от безмолвного приглашения любимца фортуны попытать счастья уклонялись тоже молча, но недвусмысленно.

Тогда румяный разочарованно вздохнул и чисто для собственного удовольствия негромко затарахтел костями, перемешивая их в стаканчике.

Как это бывает в химических реакциях, когда добавка ничтожного количества катализатора вдруг вызывает в колбе бурный процесс, так и тихое бряканье простых черных кубиков с белыми точками неожиданно спровоцировало буйный выплеск речевой энергии у гражданина, запертого в «отстойнике».

– Отпустите меня! – завопил он, вскакивая со скамеечки и кидаясь к решетке. Его вытаращенные светлые глаза, казалось, вот-вот выпадут из орбит. – Я должен идти к людям! Я призван нести им свет истины! Я – пророк Света! Я – Люцифер!

– Ух ты, – сказал румяный сержант.

– А ну, заткнись! – оперативный дежурный сделал угрожающее движение в направлении «отстойника».

– Не мешай. Пусть орет, – сказал любимец фортуны. – Я такого концерта еще не слышал.

А из-за решетки неслось:

– Истина – это Евангелие Света! Слепцы сказали: «Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог…» Нет! Нет! Нет! Вначале был Свет! И Свет был у Бога! И Свет был Бог! Все сущее – из Света! Свет – первопричина мира и Всеобщий Отец! Жена, облеченная в Солнце, – Великая Мать! А потому поклонимся Богу нашему Свету, Всеобщему Отцу, лик Которого неведом! Почтим Великую Матерь! Падем ниц перед Солнцем! Воспоем Полдень! Восславим Огонь – наместника Солнца на Земле!..

«Пророк Люцифер» выкрикивал свою проповедь, все время дергая дверь и грохоча железом. Пряди его длинных сальных волос метались по плечам, грязными полосками перечеркивали узкое бледное лицо, свешивались на безумные глаза, лезли в широко открытый, брызжущий слюной рот.

Когда он наконец-то замолк, чтобы перевести дух, дверь в помещение широко распахнулась, и в ее проеме показались два дюжих молодца в белых халатах. Один из них нес серый чемоданчик с красным крестом на боку.

– Ну, вот и медицина! – весело сказал оперативный дежурный.

– Кого тут освидетельствовать? – рявкнул белый халат без чемоданчика, заглядывая в «отстойник». – А-а, Вельзевул! – нехорошо обрадовался он. – Здорово! И давно тебя из психушки выпустили?

Задержанный возмущенно крикнул:
 
– Я – Люцифер! Я – Светодатель! Человеческим рукам Свет не удержать!

– Ага. Так ты, Вельзевул, из больницы, значит, удрал, – констатировал белый халат. – Вызывайте психоперевозку! – сказал он оперативному дежурному.

– А вы его, получается, уже знаете, – в хитреньких глазках румяного милицейского сержанта мелькнул живой интерес. – Он что, буйный?

– Скорее – неудобный, – ответил белый халат. – Шумит, кричит… Но вообще-то, по большому счету, этот Вельзевул – безвредный.

– Знаем мы таких безвредных, – буркнул угрюмый напарник румяного сержанта. – От которых острые и тяжелые предметы надо прятать подальше. А то кровь со стен не отмыть будет…

«Пророк Люцифер» издал нечленораздельный вопль и снова громыхнул решеткой.

                VIII

Манекен за стеклом витрины нежно улыбался сладкой улыбочкой педераста.

Вит посмотрел на него с отвращением.

И сделают же, подумал он. Однако костюмчик на нем ничего… Элегантный… И воротник отлично посажен… Только зачем в нагрудный карман воткнули платок такого цвета?..

И тут же прикрыл глаза и прикусил губу. Это был цвет пальто Бэллы.

Ну где, где же ее искать? Может быть, Филу сказать?.. Он там у себя и занимается в последнее время в основном розыском без вести пропавших… Но ведь он не поймет. Он скажет:  «Сам своих б….. ищи! Не майся дурью и не мешай работать!» Маленький Железный Феликс, одно слово…

В стекле витрины мелькали размытые отражения идущих по тротуару людей. Одно из них вдруг привлекло внимание Вита.

Я знаю этого человека, подумал Вит и обернулся.

Только что мимо него прошел тот… В сером костюме… Которого совсем недавно в маленьком кафе ждала рыжая.

Забыв обо всем на свете, Вит бросился за ним. Ему показалось, что серый костюм непременно приведет его к Бэлле. Может быть, у них снова назначена встреча!

Человек в сером костюме шел по улице не торопясь. Он откровенно наслаждался ясным и теплым весенним днем.

Вит настолько увлекся преследованием, что уже ничего вокруг, кроме его спины, не видел. Но в один прекрасный момент его сознание все же уловило какое-то резкое движение сбоку. И еще толком не посмотрев туда, по тому, как с болью трепыхнулось  сердце, понял: это она.

Рыжая, улыбаясь, смотрела на Вита из-под козырька черного кепи, под которое были тщательно убраны ее волосы. Все остальное на ней тоже было черное – куртка, джинсы, свитер… И высокие  шнурованые ботинки. В этом наряде в стиле унисекс она выглядела просто провокационно, потому что джинсы были, что называется, натянуты с мылом. И это при ее-то бедрах!

С ума сойти, подумал Вит, окидывая взглядом Бэллу. К ней надо охрану приставлять… Чтоб мужики не разорвали. А телохранителей – кастрировать! От греха! Уж так соблазнительна, так соблазнительна!

– Куда торопимся? – промурлыкала она своим леопардовым голосом.
 
– Ты так неожиданно исчезла… Из моей квартиры… Я уж думал, что никогда тебя больше не встречу, – сбивчиво заговорил Вит. – А сегодня вдруг увидел твоего… Андрея Андреевича! – вспомнил он имя человека в сером костюме. – И сразу – за ним…

– Так ты решил, что я непременно окажусь где-нибудь поблизости от него? – усмехнулась Бэлла. – Ну что же, похоже, ты не ошибся. Давай посмотрим, куда он пошел. Где он сегодня будет курить свою мерзкую сигару…

Андрей Андреевич грелся на апрельском солнышке в еще не зазеленевшем сквере. И действительно курил сигару. Тонкую. Такую же, как в кафе.

За его спиной у скамьи, на которой он сидел, причудливо перепутывались ветви низких деревьев. И там, шурша прошлогодними листьями и хрустя ломкими сухими прутьями, что-то искала еще довольно молодая женщина нищенского вида.

Вит и Бэлла уселись неподалеку так, чтобы видеть Андрея Андреевича. Хотя Виту хотелось смотреть вовсе не на него.

Тем временем нищенка в кустах выпрямилась и что-то сказала серому костюму.
 
Тот хмыкнул, иронически перекосился, но все же задрал рукав своего пиджака и взглянул на циферблат «Ролекса».

Вдруг нищенка махнула рукой возле затылка Андрея Андреевича.

Он с негодованием обернулся, хотел что-то сказать… И обвис на спинке скамьи. Как будто неожиданно заснул. Или потерял сознание. Или умер.

Потрепанная женщина мгновенно исчезла.

– Что это с ним? – с испугом спросил Вит.

– Наверно, несчастный случай, – совершенно спокойно ответила Бэлла. – На солнце перегрелся. Бывает. Апрельское солнце – очень коварное. Не так ли? Пойдем отсюда.

– Нет, я хочу знать! – заупрямился Вит и сделал движение к скамье, на которой не подавал никаких признаков жизни серый костюм.

– Нет, милый, ты ничего знать не хочешь, – пристально поглядев Виту в глаза, сказала рыжая. И тут же, слегка приподнявшись на цыпочки, крепко поцеловала его в губы.

У Вита зашумело в голове и перехватило дыхание.
 
– Зря, что ли, говорят: меньше знаешь – крепче спишь? – добавила Бэлла. – Мне почему-то очень хочется, чтобы ты всегда спал крепко…

Не оглядываясь, она пошла вон из сквера.

Вит нерешительно посмотрел  в сторону скамьи с Андреем Андреевичем, отвернулся, махнул рукой… И поспешил вслед за рыжей. Догнал он Бэллу уже на улице.

– Куда теперь? – все еще чувствуя себя не в своей тарелке, спросил он.

– Давай погуляем, – предложила рыжая. – Просто пройдемся по городу… Как у тебя со временем?

– Сегодня уже освободился.

– Ты работаешь?

– А как же.

– Если не секрет – кем?
 
– Фотопроституткой, – усмехнулся Вит.

– То есть?!

– Манекенщик я, – пояснил он. – А фотопроституткой меня называет один мой очень принципиальный старый друг. Он полагает, что это – не мужская работа. Что от торговли внешностью до торговли телом – всего один шаг.

– Теперь я понимаю, почему в день нашей первой встречи ты показался мне знакомым, – задумчиво проговорила Бэлла. – Конечно же, я видела твои рекламные снимки… Твой друг не прав. Такая внешность, как у тебя, – это божий дар. А дарами пренебрегать не должно. Нельзя их зарывать в землю. Дары следует реализовывать. А то боженька накажет.

– Ты это серьезно? – удивился Вит. – Да я, в общем-то, и сам с юмором отношусь к своей нынешней деятельности… Я на подиум не стремился! Нечаянно получилось… Ирония судьбы!
 
– Твой друг на тебя неправильно влияет.  Он, наверно, из той категории людей, кто и на симпатичных мужчин готов надеть паранджу? Поборник «Домостроя»? Не слушай его. «Домострой» написали много веков назад. Жизнь изменилась.

– Но я считаю, что есть вещи, над которыми время не властно, – возразил Вит. – Во все века женщина должна быть женственной, мужчина – мужественным…

– Неужели? – усмехнулась Бэлла. – По-моему, во все века были и сильные женщины, и слабые мужчины!

– Я об идеале говорю, – уточнил Вит. – Я согласен, что жизнь от идеала далека…

– И все в ней относительно! – весело сказала Бэлла. – Даже критерии красоты. Но в нашем регионе и в наше время ты, безусловно, производишь впечатление… Между прочим, такую внешность, как у тебя, в некоторых западных фильмах имеет нечистая сила в обличье мужчины. Может быть, ты тоже?..

– Нет. Я простой смертный, – серьезно отозвался Вит. – И не хочу быть ни чертом, ни богом… Я хочу быть человеком. С нормальным рассудком.  Жить в этом городе. Я его очень люблю. Делать свое дело. Пусть даже такое пустяковое, как сейчас… Любить тебя…

Он взял ее за руку и притянул к себе.
 
Рыжая заглянула ему в глаза и понимающе усмехнулась.

– Нет-нет, сегодня мы грешить не будем, – сказала она. – У меня  чрезвычайно много дел…

– Андрей Андреевич?.. – осмелился произнести Вит.

– Ты почти угадал. Надо довести до логического конца все связанное с этой противной жадной мартышкой. Сам виноват! Нечего было прижимать к себе большую деньгу! Да еще и язык мне показывать! Пошли на набережную.
 
На берегу реки было ветрено и солнечно. Ослепительно рябила вода. Сипло прокричал что-то пегий от ржавчины катерок, направлявшийся вниз по течению. Над ним кружились, сверкая белым пером узких ловких крыльев и визгливо жалуясь на какие-то несправедливости, черноголовые чайки.
 
– Я рада, что встретила тебя сегодня, – сказала Бэлла, останавливаясь у гранитного парапета набережной. Она облокотилась о холодный камень и подставила лицо ветру. – Ты принес мне удачу… Скажи, ты счастливый человек?

Вит пожал плечами:
– Смотря что понимать под счастьем.  Если счастье – это отсутствие несчастья, то вполне. Здоров, есть работа, есть крыша над головой… И ты…

Бэлла странновато посмотрела на него и перевела взгляд в сторону спешившего по набережной люда.
 
– Ну-ка, кто это там? – вдруг выпрямилась она.

Вит проследил за направлением взгляда Бэллы и ничего особенного не увидел.

Но она, демонстративно всматриваясь в толпу, торопливо сказала:

– Слушай, мне сейчас надо идти. Я зайду к тебе при первой же возможности. Прощай.

Она быстрыми длинными шагами пересекла тротуар и проезжую часть и через несколько секунд как провалилась сквозь землю.

                IX

По дороге домой Виту пришлось миновать сквер, где совсем недавно устроился погреться на солнышке и выкурить сигару человек в сером костюме.
 
В сквере было более чем людно. Основную массу присутствовавших составляли граждане в милицейской форме и несколько человек в белых халатах – неподалеку стояла «скорая».

Мимо Вита быстро прошли высокий худой врач – или фельдшер? – и толстый милицейский чин.

– Ну какие еще могут быть сомнения? – раздраженно говорил медик. – «Экспертиза, экспертиза»… Я без всяких экспертов говорю вам, что он убит! Я такие штучки уже видывал!

«Убит!» – эхом отдалось в ушах Вита. Конечно, убит. Причем на моих глазах, в отчаянии думал он. И рыжая имеет к этому какое-то отношение. Да не какое-то, а самое прямое. Она же специально пришла сюда полюбоваться на смерть своего недруга…

От этих мыслей ноги Вита стали совсем ватными.
 
Он постарался принять независимый, незаинтересованный вид и как можно более непринужденно миновать сквер. Но тут ему показалось, что жирный мент слишком уж пристально посмотрел на него.

Сейчас крикнет: держите, это соучастник, подумал Вит, внутренне содрогнувшись.

Но милиционер отвернулся.

Андрея Андреевича убила нищенка, размышлял Вит, все дальше уходя от сквера. Это совершенно ясно. Но как? Вколола ему отраву? Или сквозь спинку скамьи пырнула ножом?..

Затерявшись в вечерней городской толпе, Вит постепенно успокоился. И уже с облегчением вошел во двор своего дома.

Однако когда за ним захлопнулась дверь его квартиры, ему снова стало не по себе. Нет, он не раскаивался, что встретил рыжую. Но теперь он более чем ясно осознал, что вместе с нею в его жизнь вошло что-то очень непростое.
 
За все надо платить, думал Вит. Я против этого ничего не имею. Но в данном случае получается несправедливо. Слишком  уж мало времени было отведено на чистую, незамутненную радость. Ведь почти сразу же за обретением подруги пришли страх потери ее, кошмар преступления, предчувствие большой беды…
 
Его тягостные размышления на темы любви, судьбы, жизни и смерти прервал дверной звонок.

Несмотря на поздний час, заглянувший к старому другу на огонек Маленький Железный Феликс был донельзя собран и аккуратен.

– Ты сегодня один? – поздоровавшись, спросил он.

– К глубокому моему сожалению, – развел руками Вит.

– Вот как, твоя милашка уже убежала? Наверно, не вынесла обстановки в твоем сарае, – сказал Филипп, заглядывая в комнату. – О, да у тебя убрано! Что, твоя новая подружка – такая работяга и чистюля?

– Я сам прибрался, – пробурчал Вит.

– Ну надо же, что с людьми любовь делает! – констатировал Маленький Железный Феликс. – Неужели так хороша?

– Не передать словами, – отшутился Вит. – Одни волосы чего стоят! Пламя!

– Рыжие волосы, говоришь? – вдруг заинтересовался Филипп. – Длинные, да?

– Да. Роскошные! Я такого оттенка и не видел никогда…

– Высокая, маленькая? – продолжал расспрашивать Маленький Железный Феликс. В его голосе явственно прозвучали профессиональные интонации.

Вит насторожился. И уже нехотя ответил:

– Высокая. И фигура у нее обалденная!

– Так-так… Очень, очень интересно, – сказал Маленький Железный Феликс.

– А почему ты спрашиваешь? Именно такая дама злостно уклоняется от лечения сифилиса?  – съязвил Вит.

– Тут, мой дорогой друг, дело, к сожалению, не в сифилисе… А больше я тебе ничего не могу сказать.

– Что, служебная тайна? – с иронией спросил Вит.

– Да, дружок. Она самая, служебная тайна, – не без удовольствия повторил свои любимые слова Маленький Железный Феликс.

– Ну раз так, давай хоть чаю попьем? – предложил Вит.

– Давай! Только заваривать буду я!

– Надеюсь, не отравишь? – без всякого энтузиазма поинтересовался Вит.

Филипп презрительно фыркнул и понесся на кухню. Он разделял широко распространенные предрассудки на тот счет, что чай надлежит заваривать, придерживаясь определенного ритуала. Ошпаривать, заливать, доливать, настаивать и так далее.

Вит на это дело смотрел проще. Он очень любил старый анекдот об одном еврее-искуснике, который на смертном одре открывал родне секрет приготовления вкусного чая. И глядя, как священнодействует его друг Филипп, любил сказать тому под руку: «Евреи, не жалейте заварки!» Маленький Железный Феликс не обижался. Иногда, в частной жизни, он допускал некоторую широту взглядов. Правда, касалось это чрезвычайно ограниченного круга вещей и явлений.

Чайная церемония в исполнении Маленького Железного Феликса выглядела внушительно. Он придирчиво разглядывал чайник внутри и снаружи. Выставив на кухонный стол все обнаружившиеся в буфете коробочки с заваркой, тщательно исследовал их содержимое. Сыпал на ладонь. Растирал чаинки в пальцах. Нюхал. Брезгливо морщился.
 
Потом долго колдовал, составляя смесь. Щепоточку одного чая. Пару щепоточек – другого. Горсточку – третьего. Определившись с составом будущей заварки, долго перемешивал затем кучку черной трухи. Для достижения, надо полагать, абсолютного заварочного совершенства.
 
Всыпав сухой чай в горячий фарфоровый чайник, занимался водой для заварки. И здесь, по искреннему убеждению Маленького Железного Феликса, все не могло быть просто. Надо было  дождаться некоего вполне определенного момента при закипании воды. Иначе получится не чай, а яд гремучей змеи,  любил повторять Филипп.

Чтобы пить, то есть с благоговением вкушать получившийся божественный напиток – этот нектар, эту амриту – нужна была особая посуда. Вит знал, что у себя дома Филипп держит целый набор разнообразных фарфоровых  посудин. Потому что чистосердечно считает, что каждой, так сказать, чайной композиции соответствует особая чашка. Только так, и не иначе.

У Вита фарфорового разнообразия не водилось. И Маленький Железный Феликс долго копался в Витовом буфете, чем-то шурша и брякая. Наконец из темных мебельных недр он выудил оставшуюся от давно разбившегося сервиза тонкую чашку почти прозрачного китайского фарфора.

– Эта, пожалуй, сойдет, – снисходительно пробурчал он, разглядывая посудину на свет и щелкая по ней ногтем. – За неимением лучшего…

Вит хмыкнул.
 
Продолжая священнодействовать, Маленький Железный Феликс приступил к дегустации плода своих трудов. Желая показать профанам, какое наслаждение он испытывает, Филипп закатывал глаза и сладко причмокивал после каждого крошечного глоточка.

Вит свою порцию «амриты» выпил почти залпом, не реагируя на укоризненный взгляд Маленького Железного Феликса. От горячего чая бросило в жар. Вит расстегнул верхние пуговицы рубашки. Маленький Железный Феликс искоса глянул на него и вдруг перестал кривляться.

– Что это у тебя на шее болтается? – резко спросил он.

– Не видишь? Медальончик…

– Вот с этого все и начинается, ей-богу! Я так и знал! Докрутишься ты среди педиков у своего кутюрье! Сначала – медальончик на шею, потом – сережки в ушки, потом – губки и глазки намажешь и пойдешь вертеть задницей на нашу Гей-штрассе!
 
– Не переживай ты так! Не пойду! Тем более, что – по твоим собственным словам – мне еще до этого далеко… А самое главное – педерастом надо родиться. Разве ты этого не знаешь?

– Тогда сними эту дрянь!

– Ну что ты ко мне прицепился? Это память о моей прабабушке!

– Ах, о прабабушке?! А может быть, о рыжей подружке?!

– Но женщин-то любить даже с твоей точки зрения непредосудительно…

Маленький Железный Феликс язвительно спросил:

– Что там у тебя? Потрет милой в раннем детстве и ее локон? С лобка?

– Фил, дорогой, ну отстань ты от меня! – устало сказал Вит. – На редкость тяжелый день выдался сегодня. Покоя хочется. Пойду приму душ и лягу спать…

– Иди-иди, – милостиво разрешил Маленький Железный Феликс. – А я пока посмотрю книжечки из библиотеки твоего прадедушки, присяжного поверенного… Даже не верится… У такого солидного человека – и такой правнук позорный! Видно, это правда, что на потомках выдающихся людей природа отдыхает…

В ванной Вит снял с шеи цепочку с медальоном и повесил на угол зеркала. Чтобы не мешала. Он хотел сильно растереться массажной рукавицей. Встал под душ. Открыл воду. Струи с шумом ударили в дно ванны. И этот звук почему-то напомнил Виту о Бэлле. Сердце гулко ухнуло и как будто провалилось в воздушную яму.
 
Боже, что теперь с нами будет, с отчаянием подумал он. Нельзя же безнаказанно убивать людей!
 
Вит закрыл глаза и подставил лицо под колючие водяные струйки. Бэлла, Бэлла, милая, желанная, зачем тебе это понадобилось! Неужели нельзя было как-то иначе?!

Филипп все еще торчал перед книжным шкафом, когда Вит выбрался из ванной, вытирая голову махровым полотенцем.

– Ну и грязища же у тебя в шкафу! – встретил друга укором Маленький Железный Феликс. – Прибраться-то ты прибрался. Но бросил это дело на полдороге. Наверно, во всех углах черт-те что делается… Пойду руки помою. А то как будто в печную трубу лазил!

Скрипнула дверь в ванную. Послышался плеск воды.

– Пока. Я пошел. А то поздно уже, – доложил другу Филипп. – На днях увидимся.
 
И поспешно исчез за дверью.

Вита кольнуло нехорошее предчувствие. Он бросился в ванную. Цепочка висела на прежнем месте. Медальона на ней не было.

Вит заметался. Поглядел на пол. Заглянул в раковину. В ванну. Даже поднял лежавший на полу резиновый коврик. И только тогда кинулся вслед за Маленьким  Железным Феликсом.

Но, выскочив в коридор, услышал, как под окном мягко зарычал мотор Филипповой иномарки…

Сволочь, подумал Вит. А чего я хотел? Ну что, что с этого убежденного мента взять? Он же ясно дал мне понять, что профессионально интересуется моей женщиной… Ну да ладно. Я завтра найду его на службе. Никуда злодей не денется. Однако… Что это за интерес к личности рыжей? Неужели она уже на крючке? Из-за сегодняшнего убийства Андрея Андреевича?

И сам же усомнился в своих домыслах. Что-то больно рано. Получается, что наша родная милиция работает невероятно оперативно. А в это верится с трудом. Неужели за Бэллой еще что-то числится?..

Но что я вообще о ней знаю, вдруг подумал Вит. Да почти ничего. Достоверно – только то, что она притягательна, красива, темпераментна… И все. А об остальном можно только гадать и строить предположения.

                X

– Можно к тебе? – спросил Вит, открыв дверь в клетушку, где Маленький Железный Феликс общался с какой-то невзрачной заплаканной гражданкой средних лет.

– Заходи, дорогой, – как ни в чем не бывало и весьма добродушно произнес Филипп. – Гостем будешь!

Вит уселся на раздолбанный грязный стул.

Женщина вытирала слезы. Очевидно, ее аудиенция у Маленького Железного Феликса подходила к концу.

– Дело ваше, безусловно, непростое, – утешал гражданку Филипп. – Но мы добивались положительных результатов в подобных случаях. Надеюсь, что отыщем и вашу девочку…

– Ее ведь и лечить придется! – зарыдала женщина. – Она же просто ненормальная теперь. Когда я видела ее в последний раз, она не переставая бормотала что-то странное. Не то молитвы какие-то, не то псалмы…

– Очень интересно, – оживился Маленький Железный Феликс. – Об этом вы мне еще не говорили!
 
– Разве не говорила?.. Я же написала в заявлении, что моя дочь спуталась с сектантами!
 
– Ах, да, – сказал Маленький Железный Феликс. – Но давайте уточним. Секты бывают разные. С христианской хоть сектой-то связалась ваша дочь? Как вы полагаете?

– Вряд ли, – поразмыслив, ответила женщина. – О Христе я от дочери не слышала ни разу. Она все твердила что-то о какой-то Великой  Матери, о Неведомом Боге… Или об Отце…

– Да-а-а, – протянул Филипп. – Скажите, а черного балахона вы у своей дочери не видели?

Женщина растерялась.

– Чего?.. Балахона? Нет… Что-то не припомню…

– Ну ладно. Мы уже ищем вашу дочку. Не думайте заранее о плохом, не надо! Заходите, – провожал Маленький Железный Феликс свою посетительницу.

Усевшись на место, он спросил у Вита:

– Ты обо мне уже соскучился?

– Отдай медальон!

– С чего ты взял, что он у меня? – вскинул брови Маленький Железный Феликс.

– Не придуривайся! А то донос напишу твоему начальству: ваш сотрудник стал сильно нечист на руку! У него – профессиональная деформация личности! Набрался от своих подопечных!

Маленький Железный Феликс выдвинул ящик письменного стола и вынул маленький пакетик.

– На, забери свое сокровище!

Вит поспешно зашуршал бумажкой. Медальон был там.

– Ты можешь мне сказать, зачем это тебе понадобилось? – довольно раздраженно спросил он у своего старого друга.

– Нет, не могу. Попробуй угадать! Это твое полное право. Предположи, например, что я все-таки надеялся найти там портрет твоей новой возлюбленной и оценить твой вкус!

– Неостроумно… А что это за посетительница у тебя была?

– Да самая рядовая. К нам таких, если хочешь знать, много ходит. Ты, я думаю, понял: у нее дочь пропала. Девчонке шестнадцать лет. Мать предполагает, что это исчезновение связано с сектой, собрания которой в последний год стала посещать девушка.

–  «Белое братство»? «АУМ Синрике»?

– Это семечки, – сказал Филипп. – У нас завелось и кое-что почище. Где дело не заканчивается подсадкой на наркотики и психообработкой… А также изъятием у доверчивой жертвы ее материальных ценностей…

– А почему этим занимаешься ты? Как же розыск без вести пропавших? Ты же ими все время занимался?

– Открою тебе страшную служебную тайну, – ухмыльнулся Маленький Железный Феликс. – Я эту свою работу, между прочим, и не прекращал. Секты – поскольку-постольку. Здесь все дело в людях, которые попали в сферу их влияния и исчезли.

– И младенцы тоже? Так прямо и уползают из колясок бить в барабан и распевать «Харе Рама, харе Кришна!»?

Лицо Маленького Железного Феликса окаменело. Он процедил сквозь зубы:

– Вит, ты мой друг. Я тебя очень люблю. Как друга. С самого детства. И ценю твой тонкий юмор. Но это уже не юмор. Это цинизм. А цинизм тут неуместен. Есть оперативная информация, что судьбе пропавших малышей завидовать не стоит…

Однако Вит не унимался.

– Их вывезли за границу и разобрали там на запчасти?

– И это вполне возможно, – уже не шевеля желваками на скулах, согласился с другом Маленький Железный Феликс. – У тебя все ко мне?
 
– Выпроваживаешь?
 
– Понимаешь, работа стоит. Моя работа. Это тебе не перед фотокамерой соблазнительные позы принимать!

– Уговорил. Ухожу.

– Послушай, Вит, – уже от самых дверей окликнул друга Филипп. – Мой тебе искренний совет: найди себе другую бабу. Учти, от всей своей души я тебе это советую. Много их, красивых и одиноких, по городу ходит. И не одна из них будет рада, если ты ей заманчиво так улыбнешься…

– Я давно уже совершеннолетний, – сказал Вит Маленькому Железному Феликсу, закрывая за собой дверь.

                XI

– Нет, каков, а?! – всплескивал пухлыми ручками шеф, прыгая вокруг Вита. – Только немного больше сексуального призыва во взгляде! Ты так посмотри, чтобы даже мужик испугался: а не забеременел ли он?!

Вит бросил косой взгляд в зеркало. Да, чего уж там скромничать: недурен. Даже очень. Костюм, плащ, шляпа, туфли… Элегантен, как мечта английской королевы.

Вокруг Вита мельтешили ассистенты кутюрье. Смахивали пылинки, поправляли складочки. Помощники фотографического метра экспериментировали со светом. Сам фотомаэстро задумчиво глядел на суету вокруг Вита то через видоискатель одной камеры, то другой.

Короче, деловой день был в самом разгаре.

Вит оглядел себя в зеркалах еще раз. Открыл рот, чтобы произнести несколько приличествующих случаю слов, – и неожиданно замер. Мысль, только что забежавшая ему в голову, бесследно испарилась. Наверно, улетела обратно в глобальное информационное пространство. Причиной этого был уловленный Витом в зеркале взгляд. И лишил он Вита дара речи потому, что до болезненной иллюзии напомнил ему его собственные взоры в сторону обольстительной рыжей Бэллы. То же перехлестывающее через край, до неприличия откровенное  восхищение…

Кому это я так приглянулся, спросил Вит сам себя и осторожно, чтобы не спугнуть обладателя восхищенных глаз, обернулся. Как бы невзначай.

У противоположной стены стоял парень. Это ему принадлежал поразивший Вита взгляд. И он, заметив, что Вит на него смотрит, даже не подумал опускать глаза и смущаться.

Вот те раз, голубой, обескураженно подумал Вит. Накаркал-таки Маленький Железный Феликс, чтоб ему пусто было! Как-то до сих пор педерасты мне в любви не признавались. А этот, судя по всему, собирается вскоре открыть мне свое сердце…

Откуда он взялся, этот гей? Ну да, у шефа же недавно был новый набор, вспомнил Вит. Вот и набрал мне воздыхателей, на мою голову…

Незаметно исчезнуть из павильона после окончания съемок Виту не удалось. Хотя он и пытался.

– Привет, – сказал ему на улице кудрявый и белокожий манерный парень, некоторое время назад стоявший в павильоне у стены. – Ты домой? Можно, я тебя провожу?

Вит открыл было рот, чтобы ответить на это заманчивое предложение нецензурно. Но вдруг заметил вымученность улыбки, страх в синих глазах – сейчас, сейчас прогонят, мелкую нервную дрожь тонких пальцев… И, с некоторой брезгливостью пожалев  беднягу гея, неожиданно для себя самого согласился.

– Только давай зайдем в одно место, тут неподалеку, выпьем по чашке кофе, – сказал он парню.

– Зайдем! – на вдохе прошептал парнишка. И столько счастья вдруг заискрилось  в его синих глазах, что Виту даже стало стыдно за напрасно поданную поклоннику надежду. Вит не собирался в ближайшие годы менять сексуальную ориентацию.

Поэтому в кафе он, не теряя напрасно времени, начал расставлять точки над «i».

– Тебя как зовут? – для начала поинтересовался Вит, вертя маленькой, тусклого металла, ложечкой в едва теплой жидкости подозрительного буроватого цвета.  Кофе им подали поганенький.
 
– Мики, – тихо ответил кудрявый, с обожанием глядя на Вита. Ведь отблеск настенных светильников так красиво скользил по идеально уложенной прическе его кумира…

– Так вот, Мики… Я лично против тебя и тебе подобных ничего не имею. В отличие от многих других мужиков. Есть и такие, которые вас очень не любят. Но я, как вы в своем кругу говорите, натурал. Всегда имел дело с женщинами. Только. Понимаешь? С красивыми женщинами. Я красивых люблю.

– А я – некрасивый? – вдруг с болью в голосе спросил Мики.

Вит даже растерялся.

– Да нет же, ты в порядке, – стал утешать он гея. – В полном порядке! Но ведь ты парень!

– Ну и что? Ты сам только что признал – я тоже красивый. А ты красивых любишь. Значит, я могу… надеяться?

– На мою любовь? – не удержался от иронии Вит.

Мики на иронию не отреагировал.

– А почему бы и нет? – гнул он свою линию. – Все говорят, что у меня не только лицо симпатичное. Тело тоже… интересное… Мне говорят, что у меня кожа бархатная. Такой ни у одной женщины не бывает. И потом, некоторые ведь любят и женщин, и парней!

– Не знаю, не пробовал, – сухо ответил Вит, осторожно пригубливая подозрительное пойло.

– А хочешь? – с пылом и надеждой спросил Мики.

– Слушай, Мики, – мягко сказал Вит. – А у тебя никогда не возникало желания влюбиться в девчонку? В такую симпатичную, молоденькую, стройненькую, длинноногую? Или, наоборот, в розовенькую и пухленькую?
 
– Нет, – резко ответил Мики. – Мне всегда, с самого раннего детства, нравились только мужчины. Настоящие мужчины. Такие, как ты, Вит. Я чуть не умер от восторга, когда увидел тебя в первый раз… Я и к нашему модельеру пришел в манекенщики только затем, чтобы тебя чаще видеть. Я уже знаю, где ты живешь… Какие у тебя руки, Вит!

Мики осторожно погладил своей узкой ладонью лежавшую на столе возле чашки с буроватой бурдой кисть правой руки Вита. Вит сделал над собой усилие, чтобы руку не отдернуть. Но мгновенное напряжение мышц не осталось незамеченным внимательным Мики.

– Ну вот, тебе противно, – расстроился он. В его больших выразительных глазах заблестели слезы. – А я так надеялся, что ты все-таки ответишь на мои чувства… Я никого еще так сильно не любил...

И он еще раз дотронулся до руки Вита.

Руки Вита действительно были хороши. Широкие сильные ладони с длинными, нервными, «музыкальными» пальцами. На них всегда обращали нежное внимание любившие Вита женщины. А потому совсем не удивительно, что от них пришел в восторг и Мики.

Вит невесело усмехнулся.  До чего докатился – до посиделок с педерастами! Надо встать и уйти. Но нечто похожее на сочувствие и, как ни странно, любопытство удерживали его за столиком. По душам с геем он разговаривал впервые.

– Я выгляжу как мужчина, – говорил Мики. – Таким родился. Свой пол я менять не хочу. Как это некоторые делают. Я люблю свое тело. Но вот душа у меня не мужская… Мне хочется, чтобы меня любили. Оберегали. Чтобы восхищались моей красотой. Заботились бы обо мне. Ласкали бы меня. Хвалили бы мои синие глаза, мою бархатную кожу. Целовали бы меня в затылок… Видишь, какие здесь нежные и пушистые завитки?..

И Мики на секунду повернулся к Виту спиной.

– Мне часто снится один и тот же сон: кто-то очень сильный и нежный страстно обнимает  меня… – продолжал он.

– Слушай, Мики, – осмыслив эту длинную тираду, проговорил Вит, – а почему ты думаешь, что женщина тебя не любила бы, не оберегала бы, не восхищалась бы твоей красотой?

– Это было бы не то, – поморщился Мики. – Мне так нравится быть слабым! Мне нравится слышать хруст своих костей в сильных объятиях! Мне нравится, когда меня трогают такие руки, как у тебя… Разве у женщины, какой бы мужественной и сильной  она ни была, могут быть такие руки?!

Мики стремительно нагнулся над столом и, прежде чем Вит сообразил, что тот хочет сделать, гей уже прижался теплыми влажными губами к тыльной стороне его ладони.

Вырвав у парня свою руку, Вит глубоко засунул ее в карман куртки и повертел ею там, вытирая о подкладку.

– Ну-ну, – успокоительно сказал он Мики. – Только без сцен и истерик. Я думаю, нам пора попрощаться. Пока ты еще каких-нибудь глупостей не наделал. Не надо поддаваться таким порывам! Ты меня скомпрометируешь. Вдруг такую страстную картинку увидит какая-нибудь моя подружка? Как я докажу ей, что пока еще не голубой?

– Пока?! – обрадовался Мики.

– Нет-нет, ты меня не так понял, – торопливо сказал Вит. – Вот ты говоришь, что любишь меня. А теперь представь себе, что я – точно так же, как ты меня – люблю одну прекрасную женщину…

– Она красивее меня? – ревниво спросил Мики.

– Вас нельзя сравнивать, что ты!

– Это почему же? Ты ведь сам сказал, что я красивый!

– Вы – ты и она – хороши, да… Но каждый в  своем роде, понимаешь? Можно ли сказать, что эта роза прекраснее этого ириса? Все цветы по-своему прекрасны!

– Как хорошо ты выразился, – прошептал Мики. – Я так почему-то и думал, что ты не только сильный и красивый, но и великодушный… Я все равно буду тебя любить! Ты – мой идеал! Моя мечта, которую я наконец-то обрел!

Мики встал из-за столика. Пристально посмотрел на Вита. Потом повернулся и медленно пошел к двери. Как будто ждал, что Вит сейчас его окликнет. Но тот, естественно, промолчал. Разговор с геем о любви направил его мысли в привычное русло. То есть ставшее таковым за последние несколько дней. Вит снова думал о Бэлле.

                XII

Очередной апрельский день был уже на исходе. На улицах стало гораздо теплее, чем было утром. Отдавали накопленный за день жар нагретые солнцем тротуары, стены, крыши.

Спешить Виту было некуда. Покинув кафе, где он сидел вместе с Мики, он несколько раз осторожно оглянулся – не плетется ли тот следом. Однако гея нигде видно не было. И успокоившийся на его счет Вит без особого интереса, можно сказать, машинально, разглядывал прохожих. Отмечал удачные наряды. Мысленно критиковал грим большинства дам и девушек – ну не умеют у нас в России краситься! И старался не вспоминать о том, что дома его сегодня никто не ждет.

Раньше это обстоятельство его не тяготило. Он даже с удовольствием возвращался в свою пыльную холостяцкую берлогу после какого-нибудь не очень долгого сексуального приключения. Всегда, в любое время дня и ночи, был рад видеть у себя на кухне своих немногочисленных друзей. И порой, в особенно веселые минуты таких холостяцких посиделок-мальчишников, ловил себя на мысли, что, будь у него жена и дети, жизнь его немало утратила бы в своей непринужденности и непредсказуемости. А сюрпризы Вит очень любил. Они, даже неприятные, придавали его существованию в этом лучшем из возможных миров прихотливость и остроту.

Но вот рыжую Бэллу он как помеху не воспринимал. На данном этапе Витовой жизни она сама была для него острейшей из пряностей. И потому в ее присутствии никто Виту был не нужен. Хотя он, как человек опытный, вполне отдавал себе отчет в том, что все в мире имеет тенденцию меняться. И в один прекрасный день то, что пленяло, начинает вдруг вызывать неудержимую зевоту и злобное раздражение. Чувства людей так непостоянны, так зыбки, что утренний туман над летней рекой – эта тончайшая призрачная вуаль – по сравнению с ними может служить олицетворением непоколебимой фундаментальности.

Запахи разогретой солнцем, просыпающейся от зимней летаргии земли дурманили голову. Вит на ходу шевелил ноздрями, вычленяя их из букета городских амбре. Он присаживался на скамейки в сквериках и смотрел, как на вечернем солнышке играют дети, а старушки кормят крошками сытых городских голубей. Останавливался у старинных домов, чтобы разглядеть прихотливый балкончик или почерневшую от времени и смога мраморную кариатиду. От первой до последней строчки прочитывал все попадавшиеся на пути афиши. И лишь когда воздух налился вечерней синевой, он нехотя свернул к своему дому.

В подъезде лампочка еще не горела. Открывая в потемках входную дверь в свою квартиру, Вит уловил рядом чье-то присутствие. Сначала он подсознательно отметил до сердечной боли знакомый аромат. Следующей была мысль, взорвавшаяся в сознании сверкающим дождем и на несколько секунд  лишившая его способности видеть, слышать, соображать: Бэлла! Она все-таки вернулась к нему, рыжая и обольстительная!

Овладев собой и не оборачиваясь, он шагнул в распахнувшуюся дверь. И уже в прихожей негромко сказал:
 
– Заходи…

Бэлла засмеялась. Ее хрипловатый низкий смех, как старое выдержанное вино, как стакан водки на голодный желудок, ударил Виту в голову.

Светильник, зажженный им под потолком прихожей, выхватил ее из темноты. Вит был не в силах отвести от Бэллы глаз. Наяву она была еще притягательнее, чем в его памяти.

Этим теплым апрельским вечером на ней был ансамбль цвета морской волны, очень точно сочетавшийся с осенним пламенем ее волос, – жакет и сильно открытое струящееся платье. Бэлла превосходно знала, как подчеркнуть главные достоинства своей более чем просто женственной фигуры.

Вит смотрел на женщину и не чувствовал ничего, кроме сильнейшего желания прижать ее к себе, снова почувствовать запах ее огненных волос, ее тела, тепло ее смуглой кожи.  Поэтому лишь некоторое время спустя он с удивлением отметил, что, помимо маленькой изящной дамской сумочки, Бэлла держит в руках еще и плоский небольшой черный чемоданчик, абсолютно не гармонирующий с ее одеждой.

Но эта мысль была им тут же забыта. Потому что Бэлла кинула вещи на журнальный столик, стоявший в передней,  и шагнула к Виту. И ему сам бог велел потерять голову…

Рассвет Бэлла встречала в ванне. Она взбила целую тучу пены, разбирала на груди свои длинные рыжие волосы и чуть слышно что-то мурлыкала себе под нос. Утомленной она не выглядела. Зато Вит чувствовал себя прокрученным через отжимающие вальки стиральной машины старинного образца.

Поглядев в последний раз на Бэллу, изображавшую в ванной пеннорожденную Афродиту, Вит вышел в прихожую. И тут увидел на журнальном столике брошенный туда накануне вечером рыжей небольшой черный плоский чемоданчик.
 
Чемоданчик был заперт. Но у Вита имелось хобби, вызывавшее немалое восхищение его старого друга, Маленького Железного Феликса. Вит запросто справлялся с самыми сложными замками. Так что запирающее устройство черного чемоданчика Бэллы показалось ему примитивной игрушкой.

Отлично сознавая, что поступает вопреки своим принципам – то есть лезет туда, куда не просили, Вит вооружился своей универсальной отмычкой и вскоре открыл чемоданчик. И понял, что уже ожидал увидеть там нечто в этом роде.

В чемоданчике были деньги. Доллары. Много.

– Дружочек, – услышал он за спиной хрипловатый голос Бэллы. – Ну что же ты нарушаешь правила нашей игры? Я ведь тебе уже напоминала народную мудрость: меньше знаешь – крепче спишь. А ты, наверное, хочешь или не спать вовсе, или заснуть на веки вечные…

И она, ловко извернувшись у стены, проскользнула мимо Вита к журнальному столику, на котором лежал выставивший напоказ свое более чем интересное содержимое черный чемоданчик, и резко захлопнула его крышку.
 
– Это угроза? – спокойно спросил Вит.

– Ну что ты, милый… Как можно… Всего лишь добрый совет.

– Откуда у тебя такие деньги?

– Джентльмены не задают этот вопрос женщинам и деловым людям… Это дурной тон. Но я отвечу тебе. Коллега противной пузатой мартышки, которую недавно сильно пригрело апрельское солнышко, очень испугался возможности тоже получить солнечный удар. И потому не рискнул, в свою очередь, показывать мне свой толстый язык и прижимать к себе большую монету… Он предпочел отдать ее мне. Вот и все. Еще вопросы есть?

– Вопросов больше нет, – сказал Вит и ушел на кухню.

Через некоторое время там появилась и Бэлла. Она уже оделась и высушила свои рыжие волосы. Они окружали ее узкое смуглое золотоглазое лицо огненным ореолом.

– А ты, милый, со своей стороны, не хочешь ли оказать мне маленькую любезность? – спросила Бэлла, присаживаясь к столу и наливая себе чаю.

У Вита нехорошо заныло сердце. Для него уже было яснее ясного, что рыжая сейчас затянет и его в какую-то подозрительную историю. Но отказать ей не решился. Она для него сейчас значила очень много. И терять ее благосклонность он совсем не хотел.
 
– Я уже говорил тебе, что почту за счастье выполнять все твои капризы, – поспешно сказал он.

– Это не каприз, – четко проговорила Бэлла. – Неужели я произвожу на тебя такое печальное впечатление?

– Печальное впечатление? – как эхо, повторил Вит. – Что ты хочешь этим сказать?

– Значит, ты считаешь, что я похожа на женщину, которая может позволить себе иметь капризы? То есть на пустоголовую истеричку?

– Я просто не осмелился бы так считать, – сказал Вит.

– Еще раз повторяю: это не каприз, мой дорогой. Это очень, очень важно. Для меня. Слушай внимательно. Ты сейчас возьмешь этот маленький черный чемоданчик с большими деньгами. Не привлекая к себе внимания,  доберешься до того самого дома, куда ты заходил спросить Аполлинарию Сергеевну в день нашего знакомства. Позвонишь в ту самую дверь. Когда тебе откроют, скажешь: «Время – полдень». Запомнил? Тебе принесут небольшую коробку. Ты отдашь деньги, а коробку привезешь сюда. Я буду тебя ждать. Есть ли у тебя сегодня свободное время?

– У меня сегодня есть все, кроме денег и совести, – отшутился Вит, хотя ему было вовсе не весело. – Постараюсь вернуться как можно скорее…

                XIII

По форме, весу и прочим явным и неявным признакам это была всего лишь видеокассета. Правда, насмерть упакованная в черную плотную бумагу и вся сплошь заклеенная скотчем.

Что же там такое отснято, на этой кассете, ломал по пути домой голову Вит, и душа его холодела от недобрых предчувствий. Обольстительный образ рыжей Бэллы в его сознании все сильнее окрашивали тона тревоги и беды.

За окном автобуса мелькнуло здание фирмы, где, не покладая чистых рук, трудился холодной головой Маленький Железный Феликс. Вот только для горячего сердца дела не нашлось. Да и было ли оно у Филиппа?.. Но Вит все равно поймал себя на мысли, что ему очень хочется пойти сейчас к своему старому другу и все-все ему рассказать. И о себе, и о рыжей Бэлле. И об Андрее Андреевиче, и о чемодане, набитом долларами… И вообще обо всем, что будет интересно профессионально любопытному Маленькому Железному Феликсу.

Но, естественно, тут же выругал себя за минутную слабость. Последнее дело – рыдать в чью-то жилетку. Даже если это жилетка старого друга. Это не по-мужски. И Вит решительно выпятил вперед нижнюю челюсть…

Бэлла буквально выхватила пакет из его рук.

– Я должна убедиться, что это – то самое, – быстро проговорила она. – Пойду посмотрю. А ты, мой милый и любопытный, пока погуляй. Я закрою дверь квартиры на щеколду. На всякий случай. Будет лучше всего, если ты пока сходишь в магазин. За шампанским. Помнишь, как мы с тобой недавно пили здесь это вино?..

И она томно глянула на Вита полуприкрытыми золотыми глазищами. Но он ясно видел: ей вовсе не до шампанского. Она играет. И играет небрежно. Ей все равно, верит он в ее чувства или нет. Она целиком занята этой маленькой коробкой, скрывающей в себе нечто ужасное. Вит на сто процентов был уверен в том, что на привезенной им кассете записаны не мультфильм, не вечеринка у родственников и даже не рядовая сексуальная оргия. Никакой секс не стоит чемодана денег.

Хотя как сказать? Иногда и стоит. Предположим, Бэлла – жена или любовница большого, крутого и очень ревнивого человека. И некто заснял ее резвые забавы с другим… И она теперь рискует лишиться не только очень высокого положения, которое ее, ясное дело, устраивает, но и жизни… Может такое быть? Вполне. Хотя почему-то представляется, что дело все-таки в другом.

Бэлла исчезла за дверью спальни, где в углу пылилась видеодвойка, купленная как-то Витом и почти сразу же преданная забвению. Вит не смотрел ни телевизор, ни видео. Надо жить самому, а не протирать стекло глазами, говаривал он нередко любителям кинематографических иллюзий.

Вит сходил в магазин. Купил там бутылку шампанского и фруктов. Чтобы убить время, постоял у газетного киоска. На первой полосе городской «Вечерки» надрывались жирные заголовки: «Преступление года!», «Кому грозил начальник угро?», «Следующая  жертва – не ты…», «Король взяточников может спать спокойно!»

– Чикаго, – пробормотал Вит и пошел домой.

Бэлла дожидалась его на кухне, очень довольная. Улыбаясь ему, она курила свою длинную и тонкую черную сигарету.

– Да, это то самое, – ответила она на вопросительный взгляд Вита. – Я стерла запись.

– Но почему ты так уверена, что ее не растиражировали? – искренне удивился Вит. – Ты хоть знаешь, что там за рожи, в этой самой квартире? Один «пахан» чего стоит! Весь в татуировках и золотых цепях… И по-русски, по-моему, ни одного слова не знает. Исключительно «по фене ботает»… И остальные такие же точно. В их присутствии и девяностолетняя старушка должна сильно опасаться за свою честь… А ты им веришь!

– Все я знаю, Вит… – вздохнула Бэлла. – Но правила игры есть и у этих морд. И им тоже хочется жить. Поэтому без особой нужды они обманывать не станут. Тем более – отхватив такой куш…

Бэлла встала и прошлась по кухне, пританцовывая.

– Вит… Я тебе сегодня сказала, что капризов у меня нет. Милый, боюсь, что я погорячилась. У меня появился каприз, и я это четко осознаю!

– Какой же? – улыбнулся Вит.

– Я так рада… Мне хочется танцевать. Давай поедем куда-нибудь за город, в какой-нибудь ресторан, и потанцуем там…

– Ну что ж, – сказал Вит. – Неплохая идея! Гулять так гулять! Только сначала заглянем в автомастерскую. Заберем мой роллс-ройс. Освободимся от условий и капризов общественного транспорта. Не нужны нам вши и палочки Коха…

                XIV

Жестянщик из техцентра не подвел – следы недавней дорожной неприятности были зализаны так, что крыло Витова авто вновь обрело свою первозданную, лоснящуюся лаком, округлость.

– Эх, сейчас прокатимся! – аффектированно произнес Вит, усаживая Бэллу в машину. – Вдоль по Питерской, по Тверской-Ямской!

Бэлла поморщилась.

– Признаю свою ошибку: сострил неудачно, – торопливо принес повинную Вит. – Я исправлюсь!

– В такой день, как сегодня, – тихо сказала Бэлла, – мне не хочется говорить и слушать банальности…

– Разве сегодня какой-то особенный день? – удивился Вит.

– Для меня – да…

– Почему?

– Потому, – обрезала Бэлла. – Так что давай лучше помолчим. Побудь нынешним вечером немногословным, загадочным, мужественным… Мне не нравятся болтливые мужчины. Они не умеют хранить ни своих, ни чужих тайн.

– Слушаю-с, мадам, – усмехнулся Вит. – Так куда же мы направимся?
 
– Туда, где хорошую еду – я говорю о хорошо приготовленных блюдах – можно съесть на открытом воздухе. Не хочу под крышу.

– Да ведь не май месяц?

– Ничего. Моя душа сегодня просит простора, милый…

Метрдотель загородного ресторанчика, известного довольно широко в кругах любителей покушать несколькими отличными фирменными блюдами, попробовал сначала отговорить Бэллу от ужина на террасе. Но та настояла на своем.

– Мне не будет холодно, – уверяла она. – Ведь двери из зала открыты.

Вместе с потоком теплого воздуха на террасу вытекала музыка.

– Давай потанцуем, пока накрывают наш столик, – предложила Бэлла. – Я так давно не слышала этого блюза…

Она положила руки на плечи Виту и закрыла глаза. Ее гибкое тело послушно следовало переливам печальной мелодии.

Вит прекрасно осознавал, какую эффектную пару представляют собой он и Бэлла. Потому что, когда они проходили через зал, он заметил завистливые мужские взгляды и ревниво-заинтересованные – женские.

Между тем их столик накрыли. В числе прочего на твердую от крахмала скатерть поставили несколько соусников. Здешний шеф-повар славился знанием старинной французской кухни, которую без соусов, само собой, представить просто невозможно. И Бэлла с удовольствием пробовала сочное, с превосходной коричневой корочкой, жареное мясо с разными вариантами приправ.

Заграничные ароматы ласкали обоняние. Виту было уютно. Он запретил себе задумываться обо всех тревожных странностях уходящего дня.

И вдруг его как будто кольнули холодной иглой. Внутреннее благодушие резко сменилось тревогой. Что-то не так, понял он. И осторожно огляделся. Но вокруг все было по-прежнему. Люди за столиками ели, пили, разговаривали, смеялись, курили, вставали танцевать… Знакомых лиц Вит не увидел. Но неприятное ощущение не оставляло его.
 
И именно по этой самой причине он весь вечер был таким, каким ему довольно бесцеремонно приказала быть Бэлла. Задумчивым, улыбающимся одними уголками губ, немногословным… Она была очень довольна. Когда они в очередной раз пошли танцевать, Бэлла прошептала Виту, обдав его шею горячим, пахнущим дорогим вином дыханием:

– Сегодня ты – просто роковой мужчина! Не удивлюсь, если кто-нибудь из сидящих здесь дам просто украдет тебя, когда я ненароком отвернусь…

И легонько коснулась губами его щеки.

Этот вполне невинный поцелуй стал той самой незначительной причиной, которая вызывает иногда очень большие последствия. Потому что за привлекающей внимание парой, танцевавшей на террасе, уже давно наблюдали больные от ревности глаза. И нежность Бэллы, и улыбка Вита в ответ на ее порыв вызвали в ревнивом зрителе такой приступ острой душевной боли, что он застонал…

– Твой дружок тебе изменяет? – вдруг прошептал рядом с Мики – это, конечно же, был именно он – чей-то ехидный голос.

Мики испуганно обернулся.

На него непонятно смотрел невысокий, незаметный человек средних, по понятиям Мики, лет, очень неброско одетый. Мики никогда не взглянул бы на него на улице.

– Ну, что вытаращился? – негромко продолжал неприметный. – Не понял, что ли? Я спрашиваю: этот симпатичный блондин – твой неверный любовник?

– Нет, – тихо сказал Мики и встал, чтобы уйти. У неприметного мужчины оказались очень неприятные, какие-то сверлящие глаза.

– Нет, голубь, уж ты постой, если с тобой поговорить хотят, – процедил неприметный, так при этом нажав на плечо Мики, что тот скривился от боли. – Садись. Дело есть…

– Что вы от меня хотите?! – нервно спросил напуганный Мики.

– Я хочу знать прежде всего: какие отношения у тебя с этим блондином? – продолжал настаивать тип с неприятными глазами.

– Честно говоря, никаких, – ответил Мики, потупившись.

– Что же ты тогда стонешь тут в углу, когда его баба целует? – изумился неприметный.

– Потому что мне больно! – не выдержал Мики. – Потому что я говорил ему о моих чувствах! Но он сказал мне тогда, что любит одну женщину… Я понимаю теперь: он говорил вот об этой… Он говорил, что его женщина – красивая… Но я лично ничего особенного в ней не нахожу! Слишком вульгарная!

Неприметный гражданин в ответ на этот выпад Мики только хмыкнул.

– Не смейтесь! – вспыхнул Мики. – Она прямо как животное! Она просто самка! И она злая!

Неприметный взглянул на Мики с интересом.

– Хотя в тебе, голубь, говорит вульгарная ревность, она – я говорю о ревности – в данном случае права. Эта женщина – зло. И твоего дружка надо спасать. Давай спасать вместе!

– Как? Он ведь ничего плохого о ней и слушать не захочет…

– Ну ты даешь! Да разве я веду с тобой речь о душеспасительных беседах?..

– А о чем же?

– Ты сам-то чем вообще занимаешься? – почему-то спросил неприметный.

– Меня пригласил к себе модельер, у которого работает Вит… Но у меня времени свободного много. Я не так занят, как он, – и Мики кивнул на террасу. – Вы же видите – я не такой эффектный…

– Словом, ты человек относительно свободный, – подвел итог тирады Мики неприметный. – Тогда слушай. Машина у тебя есть?

– Есть. Но очень простенькая…

– Эффектной,  как ты говоришь, нам и не требуется. Так вот. Проследи-ка за перемещениями по городу своего возлюбленного, когда он катается в обществе  рыжей подружки… Было бы неплохо, если бы ты и разговоры их мог послушать. Хотя это, конечно, тебе вряд ли удастся. Но все же, чем черт не шутит: коли ты вдруг услышишь что-то интересное – запиши. Чтоб не забыть. А то, боюсь, у тебя память девичья!  И позвони мне тогда вот по этому телефону, – и неприметный протянул Мики карточку.

– Вы предлагаете мне шпионить за ним?! – возмутился Мики. – Я на это не пойду!

– Дурачок, – нежно сказал неприметный. –  Клянусь: я никакого зла не причиню твоему красивому другу. Меня интересует только эта женщина. Учти: она может втянуть этого недалекого блондинчика в свои дела. А они у нее – ой, лихие… Так что, Мики, помоги своему милому коллеге.

– Какие еще дела? – дрожащим голосом спросил Мики. Безусловно, уж что-что, а запугивать неприметный умел.

Увидев, что объект обработке поддался, человек с колючими глазами довольно усмехнулся и небрежно сказал:

– Страшные дела, голубь. Потом как-нибудь расскажу. Ты только не паникуй заранее. Пока еще с твоим блондином ничего кошмарного не произошло. И помни обо мне…

Неприметный исчез. Как будто сквозь стену просочился. Мики, как загипнотизированный, следил сквозь стекло за игрой света на пышных волосах рыжей женщины. И опомнился лишь  тогда, когда огненное пятно вдруг исчезло из поля его зрения.

Они уходят, спохватился Мики. Он поспешно подозвал официанта и расплатился. На это ушло несколько минут. И когда он выбежал на автостоянку возле ресторанчика, красные задние огни машины Вита давно уже растаяли вдали на ночной дороге.

Плохой из меня сыщик, подумал Мики. Ничего у меня не получится. Зря я пообещал этому… с колючими глазами. Позвонить и отказаться?
 
Мики поежился. Нет, не позвоню. Страшно. Таким, как он, такие, как я, «нет» не говорят…
               
                XV

– Милиция! Милиция!

Неторопливо шедшие мимо кладбища румяный толстенький сержант и его всегда угрюмый напарник в камуфляже нехотя обернулись на зов.
 
– Помогите же! – крикнул им невысокий пожилой человек в плаще и черном берете.

– Ну, что такое?.. – без всякого интереса спросил сержант.

Человек в берете открыл рот, задохнулся, побледнел, шатнулся к кладбищенской ограде и стал медленно оседать на землю.
 
– Гляди, никак инфаркт? – абсолютно равнодушно констатировал угрюмый.

Человек в берете едва слышно просипел:

– Нитроглицерин… В верхнем кармане…

Патрульные со знанием дела обыскали страдальца, проверив не только его верхние карманы. Лекарство было обнаружено, и через некоторое время человек в берете, все еще бледный и дрожащий, встал на ноги.

– Умоляю! Идемте, идемте со мной, – цеплялся он за рукава патрульных.

– Да идем мы, идем, – отвечал румяный. – Успокойтесь, гражданин!
 
Дрожащий и шатающийся на ходу от волнения или сердечного недуга – или от того и другого вместе – новоявленный Сусанин повел патрульных в ворота кладбища, а потом – куда-то вглубь «города  мертвых», но по одной из самых широких и ухоженных аллей.

По сторонам, огражденные монументальными изгородями ручной ковки или мощными черными цепями на могучих столбах – напоминавшими, однако, не о сказке Пушкина, а о военно-морском флоте своей якоредержательской увесистостью – располагались захоронения не последних в этом городе лиц.

– Ну прям Аллея Славы, блин! – хмыкнул румяный сержант, когда они миновали четыре вертикальных высоких черных гранитных плиты, на которых во весь рост красовались не так давно убиенные в последних междоусобных войнах представители могучих мафиозных кланов.

И тут Сусанин в берете вдруг притормозил.

– Видите?.. Видите?.. – зашептал он, снова начиная оседать вниз. Патрульные умело подхватили его под руки и поставили на ноги.

– Вон там скамейка есть, пусть сядет, – предложил угрюмый в камуфляже.

Доблестные сотрудники ППС усадили своего проводника, а сами пошли поглядеть на то, что вызывало такой ужас у пожилого гражданина в черном берете.

Сначала они решили было, что здесь вырыта могила для очередных похорон. Но, подойдя поближе, увидели, что похороны на данном месте уже состоялись. Некоторое время назад. Так как налицо были не только резной величественный деревянный крест, не только венки с широчайшими черными траурными, щедро обляпанными сусальным золотом лентами, не только огромные пуки жирных, похожих  на небольшие кочаны капусты роз и таких же откормленных гвоздик и хризантем, но и массивный черный, с золочеными ручками, гроб. С телом усопшего. Покойник был на виду. Потому что неизвестные злодеи не ограничились беспощадным разрытием могилы. Крышка с домовины была сорвана.

Но это было еще не все. У ощутимо уже пованивавшего, распухшего трупа в пиджаке цвета бордо отсутствовала голова.

– Ух ты, вот это да! Прямо как у Булгакова! – воскликнул румяный сержант, демонстрируя знакомство с культовой российской литературой.  – Кого же это так… обчистили?!..

Его тощий напарник пошевелил носком ботинка одну из траурных лент.

–  «Незабвенному Леопольду от верных друзей», – вслух прочел он. – Ну, теперь понятно, чья это могилка… Это здесь Лёпу Сивого прикопали… Помнишь, на прошлой неделе большая разборка была за старым парком?.. Там его и замочили…

– Башку, что ли, оторвали? – искренне удивился румяный.

– Зачем башку? Элементарно застрелили! – проинформировал напарника угрюмый.

– А башка куда делась? – тупо спросил сержант.

– Башку, видать, Лёпе грабители отвинтили, – ответил напарник.

– Какие грабители? – удивился толстенький любимец фортуны.

– Ты сегодня что? Недоспал или недоел?.. Как будто первый день замужем! Вопросы как спросонья задаешь! – рассердился угрюмый. – Какие, какие… Такие! Те, которые здесь в земле доллары искали. Братва на похоронах не скупится. В могилу корешам бандиты не медяки кидают. Да и цепура у него на шее тоже наверняка была. Сивый золотишко очень уважал.

– Ты думаешь, его именно поэтому без головы оставили? Чтоб цепь снять? – проговорил румяный.

– Да нет. Ты что, Лёпу Сивого никогда не видел? – удивился угрюмый. – У него же полный рот золотых фикс был! Вот грабители и унесли с собой Лёпину головушку. Чтобы дома, в спокойной обстановке, не торопясь и не суетясь, добыть из ротика Сивого весь драгметалл. Практичные ребята, ничего не скажешь!

– И как это они, однако, не побоялись лезть в могилу к такому непростому человеку… – задумчиво сказал сержант. – Если их мафия вычислит, они же будут живыми в цементе утоплены…

– Что вы говорите?! – послышался сзади слабый дрожащий голос. – Как это – живыми в цементе?!

– А, дед, и ты здесь, – констатировал румяный. – Ты-то тут чего так колотишься? Твое какое дело?

– Я временно заменяю смотрителя этого кладбища, – почти прорыдал гражданин в берете.

– Да-а-а… – патрульные разом потянулись руками к своим затылкам.

– Уносил бы ты отсюда ноги, да поскорее, – посоветовал гражданину в берете после краткого раздумья румяный. – А не то как бы братки Лёпе Сивому твою голову не приставили!
 
                XVI
 
В тот вечер, когда Вит и Бэлла возвращались из загородного ресторанчика, вдвоем до дома Вита они не доехали. Едва за окнами авто замелькали угрюмые, трущобного вида, кварталы «хрущовок», как Бэлла стряхнула руку Вита со своего круглого колена и неожиданно сказала:
 
– Остановись здесь!

Вит послушно и поспешно затормозил, но при этом удивленно посмотрел на рыжую.

– А разве… – начал он.

– Милый, я хочу, чтобы этот наш день завершился именно так! Я выйду здесь. А ты поедешь дальше один. Домой, – в голосе Бэллы сквозь леопардовое воркование слышался металл.

– Чего хочет женщина – того хочет Бог, – покорно отозвался Вит.

– Я навещу тебя… Скоро…

Бэлла наспех сделала попытку придать голосу томность, а взгляду – нежность. Но попытка не удалась. Рыжая совсем не старалась и явно была уже где-то далеко. В мыслях, конечно.

Улыбнувшись Виту на прощанье и захлопнув дверцу машины, Бэлла быстро пошла назад по тротуару и нырнула в темный провал проходного двора. Насколько это разглядел Вит в зеркале заднего вида.

Ну и пусть, подумал он. Почему-то эта выходка Бэллы не вызвала у него досады. Я просто очень устал сегодня, решил Вит. Как-то очень много было всего… Разного. И вообще… Я ее уже боюсь! Боюсь рыжей. Как будто от нее падает черная тень поперек веселого дня. Или это просто шалят утомленные нервы?..

И Вит, как и наказывала ему Бэлла, поехал домой.

А наутро его захлестнули исподволь накопившиеся дела. У каждого в жизни бывают такие дни, когда как будто где-то прорывает плотину. И человека без конца разыскивают по телефону, зовут то туда, то сюда, и сам он испытывает насущную потребность выполнить целую гору неких неотложных дел…

Вит ездил в ателье к фотомаэстро, терпеливо стоял на примерках, покорно выслушивал бесконечные рассказы своего кутюрье о его последней по времени поездке в Париж… Ах, этот Париж! При одном этом слове я вся начинаю светиться, сказала как-то одна русская дама. Кутюрье тоже светился, искрил и пылал восторгами.

– Нет, я не поклонник французских женщин как типа, – восклицал он. – Но как они одеваются! Как из ничего эти парижанки умеют сделать конфетку! Сколько шарма в каком-нибудь пустячке! Этот пустячок у них именно там, где нужно, и именно такой, какой нужно. Убери его – и вида уже не будет! Ах, это талант! Но парижанки с ним рождаются! У меня – это у меня-то, ты только подумай, Вит! – нет такого таланта! Я должен брать потом и кровью там, где у них – миг озарения, спонтанного вдохновения! Почему, почему мне этого не дано?!

И кутюрье комично заламывал в приступе неискреннего отчаяния свои короткие пухлые ручонки. Он любил трагические позы. И не знал или не придавал значения мнению великой француженки, незабвенной Сары Бернар. Та как-то заметила, что трагическому актеру – или актрисе, это безразлично – руки надо иметь длинные. Не имеючи длинных рук, красивого, благородного жеста не сделать…

И внутренне посмеиваясь над представлениями шефа, Вит его утешал:

– Да ведь не всем же рождаться в Париже… И тем более – женщинами…

– Не говори так! – махал на него руками кутюрье. – Каждый истинный портной должен носить Париж в своей  душе!

Не однажды в эти дни Вит натыкался глазами на какой-то оцепеневший взгляд Мики. После беседы в кафе парень к нему больше не подходил. Но смотрел. И смотрел как-то напряженно. И даже, как показалось Виту, со страхом.

Чего же он боится, удивлялся Вит. Я никому ничего не рассказывал. И не собираюсь этого делать. Да если бы даже и рассказал? Кого это в нашем гей-ателье удивило бы? Здесь на такие вещи  смотрят очень просто…

А Мики терзался. Рыжей он рядом с Витом больше не видел. Разговоры, которые Вит вел в ателье, никаким образом к рыжей не относились. Не говорил он о ней – и с ней – и по телефону. Когда звонил при Мики. А уж Мики-то в такие моменты старался оказаться как можно ближе к аппарату. Но, конечно, в пределах благопристойности. Чтобы у Вита не было причины спросить: «А тебе здесь что нужно?!»

Мики казалось, что уже несколько раз на улице в толпе он видел неприметного человека, который разговаривал с ним и пугал его в загородном ресторанчике. Это ощущение возникало у него всегда в очень людных местах. Неожиданно в него как бы вонзался непереносимый взгляд чьих-то неприятных глаз. Мики начинал судорожно оглядываться, засматривать окружающим в лица и через некоторое время с облегчением убеждался, что неприметного рядом нет. Что это ему, скорее всего, просто померещилось. Но гадкий осадок страха в душе оставался все равно.

Несколько раз в поздний час дома у Мики звонил телефон. Он поднимал с цветастой подушки кудрявую голову, прикладывал к помятому розовому уху скользкую прохладную трубку и вежливо говорил: «Я слушаю…» Но в ответ доносилось только едва уловимое дыхание. Словно тень звука. Словно слабый намек на него. А потом раздавался металлический щелчок и короткие резкие гудки.

Мики сильно подозревал, что все это каким-то образом связано с обладателем колючих глаз. Но до сих пор у Мики не было ничего из того, что могло бы заинтересовать неприметного…

И вдруг – за неделю до конца апреля – Мики повезло.

В тот день он был совершенно свободен. И с удовольствием беспечно тратил свое время.

Забежал к приятелю-художнику – посмотреть новую работу, которую тот готовил для весенней выставки молодых дарований. Живописец воспользовался услугами Мики как модели, и на картине главный персонаж имел томные синие глаза и пышные кудрявые волосы. Простившись с художником, Мики прошелся по ювелирным отделам всех попавшихся  по дороге больших и малых магазинов. В галантерее купил несколько оригинальных носовых платков – Мики очень любил красивые мелочи. И повернул к библиотеке: хотел посидеть там в читальном зале, полистать давно уже не переиздававшиеся сборнички стихов некоторых поэтов Серебряного века.

В предвкушении эстетического удовольствия Мики не сразу обратил внимание на толпу странно одетых людей, стоявших редкой группой на широком тротуаре напротив входа в библиотеку. Один  из них неожиданно взмахнул широкими рукавами черного балахона и прокричал-провыл какое-то непонятное слово. В ответ зазвенел неизвестный Мики инструмент в виде металлической рогатки с подвесками и забренчал бубен. Толпа в черных балахонах довольно стройно заголосила не то какой-то гимн, не то псалом. В завываниях поющих Мики уловил всего несколько слов. Что-то об истоках жизни, к которым призывают вернуться дети Всеобщей Матери…

Мики смотрел, слушал и удивлялся.

Ритм пения все убыстрялся. Все визгливее звучали голоса певцов. Наконец звон, бренчание и крик достигли апогея и резко оборвались. К тому времени возле людей в черных балахонах собралась не очень многочисленная кучка зевак.

К ним, очевидно, и решил обратиться командовавший парадом – среднего роста, одутловатый, наголо бритый человек. Он воздел руки к небу и надрывно закричал:

– О несчастные! О проклятые! Час покаяния и жертвы настал! Ибо страшен гнев Полдня! Он уже настиг вас, о люди! Вы засыпали пеплом забвения истоки жизни. И оттого скудеет земля, отрава течет в реках и падает дождем, больными рождаются ваши дети и смертельным стал Свет божественного и благодатного Солнца! Одумайтесь, о несчастные! Вернитесь к истокам бытия, в объятия Всеобщей Матери! Положите к ее ногам свои трепещущие сердца! Умоляйте о милости! Ибо дни и часы ваши уже сочтены и отмерены!

Бритый повернулся к своим соратникам в черных балахонах – молодым и довольно-таки тощим и запущенным на вид парням и девицам – и повелительно махнул рукой.
 
Одна из девиц, звеневшая рогаткой с подвесками, мотнула прядями слипшихся волос неопределенного цвета и заголосила:

– Милости! Милости! Милости! Просите милости, милости! Умоляйте о милости! Смилуйся, Великая Мать!

– Смилуйся! – взвыли  остальные носители черных балахонов.

Снова забренчал бубен. Подал свой стрекочущий голос и небольшой барабан. Продолжая взывать о милости, певцы пошли по кругу, все убыстряя темп и все сильнее размахивая широкими рукавами своих черных бесформенных одеяний…

От взопревших певцов более чем ощутимо потянуло кислятиной давно не мытого тела.
 
Мики поморщился и отвернулся. И оцепенел. Потому что позади него, метрах в трех, стояла и улыбалась, глядя на представление, та самая рыжая. Подруга Вита. Объект, за которым ему велено было шпионить человеком с колючими глазами.
 
К счастью, она не обратила никакого внимания на застывшего в ступоре Мики. Потому что события на тротуаре получили к этому моменту довольно неожиданное развитие.
 
В кучку зевак затесалась женщина средних лет. Если бы ее увидел здесь Вит, не исключено, что он ее узнал бы. Это она приходила к Маленькому Железному Феликсу с заявлением об исчезновении дочери.

И вот эта самая, почтенная на вид, женщина вдруг с воплями бросилась в визжащий и кружащийся вонючий хоровод и вцепилась мертвой хваткой в одну из девиц.

Хоровод распался.

– Доченька! – голосила женщина. – Доченька! Я нашла тебя! Пойдем скорее домой!

Грязная девица тупо смотрела перед собой. Ее бледное лицо блестело от нездоровой испарины.

Женщину и девушку окружила толпа чернобалахонников.
 
– Что ты хочешь от нашей сестры, женщина? – нараспев прогнусавил бритый.

– Это моя дочь! Пусть она идет домой! Домой, слышишь?! – пытаясь поймать взгляд девушки, воскликнула женщина и заплакала. – Боже, на кого ты стала похожа! Грязная, худая…

– Она с тобой не пойдет! Она служит теперь Великой Матери! – внушительно проговорил главарь.

– Какой еще матери?! Я – ее мать!

– Не кощунствуй! – злобно сказал бритый. – Лучше покайся! И гордись!

– Да чем гордиться-то тут, психопат ты несчастный! – возмутилась женщина. – Тем, что она в непотребном виде шляется по улицам и людей пугает?! Словом, все. Хватит. Инга, идем домой, – и она сделала попытку оттащить девушку в сторону. Но та стояла, как библейский соляной столп. А на женщину накинулись, размахивая рукавами, чернобалахонники и довольно  ловко оттеснили ее от дочери. Тщетно делала женщина попытки вновь приблизиться к ней. Убедившись, что все ее усилия ни к чему не ведут, она заплакала.
 
– Люди, да что же это такое делается?! Неужели на этих выродков управы найти нельзя?! Где милиция-то? Позвоните кто-нибудь туда, Бога ради!

Однако зеваки, жадно следившие за происходящим, не торопились помогать несчастной матери. Пока та взывала о помощи, они стали один за другим отбегать от места скандала. Наверно, вспомнили, что у них есть неотложные дела. А чернобалахонники, не давая женщине дороги, тем временем ловко увели куда-то ее дочь. Их действия свидетельствовали о немалой сноровке в таких делах.

Мики же от испытываемого им непереносимого ужаса боялся сдвинуться с места. Ему казалось, что он всей кожей спины ощущает опасность, исходящую от рыжей. Она стояла настолько близко к нему, что Мики чуял необычный запах ее духов.
 
Какой странный парфюм, подумал Мики. Никогда не встречал ничего похожего… Чем-то напоминает «Опиум»… Но тяжелее и душнее… И как будто с гнильцой… Или нет… С запахом раздавленной жирной сочной зелени…

Тут за спиной гея, спешно анализировавшего букет духов рыжей, послышались звуки шагов. Потянуло новым запахом – застарелым потом. Краем глаза Мики уловил: к рыжей подошла нищенка. Неопределенного возраста, тощая, бесцветная. Короче, никакая.

– Подайте, Христа ради… – услышал Мики гнусавый ноющий голосок профессиональной просительницы милостыни.
 
– Пусть тебе Великая Мать подаст, – насмешливо произнес низкий красивый голос.
 
Это она говорит, рыжая, сообразил Мики. И возмутился. Ну и дрянь же! Зачем эта сытая баба, наряженная, как фотомодель, издевается над обиженной Богом и людьми?.. Но продолжение диалога поставило его в тупик.

– Ее щедротами живы, – неожиданно ответила попрошайка рыжей. – И ей дары несем…

– Туда, где жизни нет, – завершила обмен репликами рыжая.

Мики снова обдало волной воздуха. Букетом запахов рыжей и нищенки. Ну и амбре, поморщился он. Орхидеи в помойном ведре! Осторожно оглянулся. За его спиной больше никого не было.
 
Странный диалог не выходил у Мики из головы. Обдумав его так и сяк, он пришел к выводу, что самое время не в библиотеку идти и там стишками развлекаться, а звонить злодею с колючими глазами. Кажется, я его сегодня обрадую, сказал он себе. Конечно, в том только случае, если он на самом деле интересуется рыжей, а не Витом…
 
При мысли о Вите у Мики неприятно заныло сердце. Ах, как прекрасен был Вит вчера, на показе новых моделей! Мики все на свете отдал бы за то, чтобы кто-нибудь из старых знакомых увидел бы его с Витом вместе, так сказать, тет-а-тет. А уж положить Виту голову на плечо… Мики представил себе это и почувствовал, что сейчас умрет. От горя. Ну почему, почему не сбываются даже такие робкие мечты?!
 
Он добрался наконец до телефона. Слава Богу, первая попавшаяся телефонная будка оказалась не разоренной. Мики торопливо набрал номер, который ему уже начал сниться по ночам, и сразу же узнал голос неприметного, почти без всякого промедления родившийся в трубке:

– Слушаю!

– Это Мики… Вы ведь меня помните?..

– Ну, будь здоров, Мики! Ты что, узнал что-нибудь?

– Та женщина – ну, вы понимаете, о ком я говорю, – сейчас разговаривала с нищенкой. Возле библиотеки на набережной. Там еще шаманили такие грязные… В черных балахонах…

– Ты слышал, о чем они говорили?

– Да.

– Не тяни кота за хвост! Рассказывай!

Мики добросовестно, очень боясь забыть что-нибудь, изложил услышанное от рыжей и попрошайки.

– И это все? – резко спросил невидимый собеседник Мики.

– Да… – Мики немного замялся. – Только там еще такая неприятная сцена была… Одна женщина, прохожая, среди этих… неумытых… увидела  свою дочь. И хотела увести ее с собой. А те, в черных балахонах, ей не позволили. Она плакала, просила людей помочь… Но никто не заступился…

– А ты что ж не вмешался?! – злобно произнес голос в трубке.

– Что вы! Я не могу! Я не выношу насилия и всяких там недоразумений! – испугался Мики.

– Ты что, христианин? Толстовец? Или, может быть, даже буддист? Ударили по левой щечке – правую подставишь? Так? И даже блеять не будешь, агнец ты мой, когда тебя резать начнут? Или все-таки закричишь: «Караул, милиция! Спасите!» А свидетели твоей беды мимо пробегут. Как ты сегодня!

Из трубки в руках Мики послышались короткие гудки. Он облегченно вздохнул. Пожал плечами. Ну что ж, он свое слово, данное неприметному, сдержал. И нечего было нотации читать! Скажите, пожалуйста, какой этот неприметный – сознательный! Прямо-таки образцовый гражданин! Вот было бы хорошо, если бы этот сознательный гражданин теперь навсегда забыл о существовании Мики…

                XVII

Толпа скандалистов была очень разношерстной. Лица бледные и румяные, волосы с проседью и еще не побитые заморозками осени жизни, фигуры высокие и пониже, похудее и потолще, одежда почище и погрязнее… Но все эти граждане были заодно: с криками и невнятными угрозами они приступали к технику-смотрителю ЖКХ – еще совсем молодому парню с интеллигентным лицом, которое украшали узкие очки в тонкой черной оправе и модная ныне фигурно пробритая коротенькая бородка.

За спиной техника-смотрителя с невозмутимыми физиономиями  маячили стражи порядка – румяный черноглазый сержант, любимец фортуны, и его вечный напарник с печатью мировой скорби на лице и в хронически помятом камуфляже.

– Это ж каждую ночь! Каждую! – громче всех надрывалась толстая тетка неопределенных лет в цветастом байковом халате, комнатных шлепанцах с большими розовыми помпонами, черном ватнике, наброшенном на довольно-таки могучие плечи, и купальном пластиковом чепце с цветочками, явно прикрывавшем бигуди. – Что там у нас в подвале?! Кто там гремит и воет?! Никому в доме покоя нет! А мне, может быть, на работу в четыре утра вставать!

Под напором воплей техник-смотритель отступал все ближе к стражам порядка. Однако те, судя по всему, в процесс выяснения отношений вмешиваться не собирались. Пока.

Когда тетка в чепце на миг замолкла, чтобы набрать новую порцию воздуха, а остальные скандалисты почему-то упустили момент воспользоваться возникшей паузой, техник-смотритель, оглянувшись на стражей порядка, вдруг робко предложил:

– Так пойдемте сейчас все вместе и посмотрим…

– Я туда не пойду! – неожиданно заявила главная крикунья. – Это вы должны! Ваша обязанность!

Толпа скандалистов стала таять. И буквально через полминуты у подъезда «хрущовки» остались только техник-смотритель да патрульные.

– Вот так всегда… – растерянно сказал работник жилищно-коммунального хозяйства. – Кричат, требуют чего-то… А как что-то сделать надо, так и нет никого… Не могу поверить: неужели раньше люди добровольно на субботники выходили, мусор убирали, деревья сами в своих дворах сажали?..

Он повернулся к стражам порядка:

– А вы-то пойдете со мной?.. Чтоб хоть какие-то свидетели были, если там и вправду что-нибудь есть?..

Румяный сержант утвердительно качнул головой.

Техник-смотритель вынул из кармана связку ключей и забренчал ею, отыскивая ключ от подвала этого дома.

– И что за народ живет в этом районе! – сокрушался он. – Нигде нет столько пьяниц и судимых! Прямо сто первый километр какой-то!

– Ничего удивительного, – пробурчал сержант. – Кого сюда, в эти дома, в свое время посселяли? Да весь шанхай! Когда бараки сносили! Вот и получили алкаши по благоустроенной квартире! Гуманна была советская власть! А алкаши – они алкашей и плодят… Так что будет тут сто первый километр, пока эти дома совсем не развалятся…

– Не скажите, – возразил техник-смотритель. – Мы сейчас все-таки добиваемся выселения тех, кто за квартиру не платит. А квартплата в наше время, сами знаете, не только пьянице не по карману бывает! Так что в будущем эти дома должны все-таки очиститься от люмпен-пролетариата!

Вход в подвал находился почему-то не подъезде дома, а с глухой, торцовой стороны.

– Сомнительное местечко, – сказал, озираясь, румяный  сержант. – Да еще и кусты эти…

И он с подозрением покосился на ряд кустиков какого-то вечнозеленого растения, отгораживающий двор дома от глинистого пустыря, зарастающего летом желтым и белым донником.

Тем временем техник-смотритель ковырялся в замочной скважине металлической подвальной двери довольно большим ключом. Наконец что-то скрежетнуло и щелкнуло, и дверь неожиданно легко распахнулась.

Румяный сержант тут же подскочил к косяку и внимательно осмотрел дверные петли. И даже потрогал их пальцем.

– Смазаны, однако! – констатировал он. – Кто-то сюда на самом деле таскается! Причем тайно! Потому что не хочет, чтобы дверь скрипела!

Техник-смотритель поглядел на стены у входа. Выключателя почему-то не было.

– Как же нам… свет зажечь?.. – растерянно спросил он. – Там ведь совсем темно…

Угрюмый напарник румяного сержанта вдруг зашмыгал носом.
 
– А вонища какая! – резюмировал он. – И не понять, чем смердит...

Его толстенький коллега отстегнул от пояса мощный электрический фонарь.

– Прошу без паники! Вот вам свет! – провозгласил он и нажал на переключатель.

Обнаружившаяся за подвальной дверью лестница несколько раз поворачивала довольно круто. И при каждом новом повороте шаги техника-смотрителя становились все неувереннее.

Наконец лестница закончилась. Перед троицей распахнулось большое темное пространство, осветить которое – все целиком – было не под силу даже мощному фонарю румяного сержанта. Белый широкий луч света выхватывал из темноты только отдельные детали. Самой заслуживающей внимание были дикие рисунки на стенах подвала. Среди изображений пентаграмм, черепов со скрещенными костями, перевернутых крестов имелись и такие достаточно неожиданные вещи, как древнеегипетский знак вечной жизни – анх, астролого-астрономический знак Солнца и тщательно прорисованные жирно блестевшей красной краской языки пламени.

В углу подвала луч фонаря зацепил что-то пестрое.

– Матерь Божья, – пробормотал румяный сержант, – да ведь это детская коляска! Зачем она тут?!

Он кинулся было к находке, но почти сразу же обо что-то споткнулся и с грохотом упал, уронив фонарь.

На некоторое время стало совсем темно. И в этой темноте послышался короткий взвизг ошалевшего от страха техника-смотрителя. Потому что рисунки на стенах вдруг начали светиться.

Угрюмый в камуфляже успокаивающе хлопнул гнилого интеллигента по тощей спине:

– Не боись, паря… Это просто краски такие, понял?

Румяный сержант наконец-то подобрал с пола свой фонарь и осветил им то, обо что споткнулся.

Техник-смотритель взвизгнул снова.

Перед ними, на грубо сколоченном из досочек от упаковочных ящиков низком пятиугольном столике, лежал опрокинутый теменем вниз человеческий череп. На всех зубах его верхней челюсти – а нижняя напрочь отсутствовала – ярко сверкал желтый металл…

– Гадом буду – это череп Сивого! – сказал угрюмый в камуфляже своему напарнику. – Что же получается, а?.. Выходит, могилку Лёпы разрыли не грабители?..

Он подошел к столу и нагнулся над черепом.

– Вот это да! Подозреваю, что очень интересный народ в этом подвале собирается… Погляди-ка…

Любимец фортуны тоже заглянул в череп.
 
– Ух ты, какие какашки!

                XVIII

Положив телефонную трубку, Маленький Железный Феликс призадумался. Следовало решить, что все это значило. Какой гадкий смысл содержало довольно-таки странное сообщение сопливого и вонючего педика Мики.
 
Было яснее ясного, что назревали новые неприятные события. И, что весьма вероятно, в их предвкушении рыжую тварь распирает энергия. Она – особа темпераментная. В ней сейчас просто обязаны взыграть нечистые чувства. Адреналин – это адреналин. Он ей покоя не даст. Куда же она понесется, обуреваемая грязными страстями? Ну конечно, туда, где она сможет хоть немного выпустить пар. Например, к сексуальному партнеру. А по этой причине было бы неплохо проверить, что именно этой ночью будет происходить в квартире старого друга Вита… Конечно, гарантии нет, что эта фурия там непременно появится. Но какой-то шанс все же имеется.

Вечером Маленький Железный Феликс с удобствами устроился в специально оборудованном пикапчике неподалеку от дома Вита. Судя по звукам, транслировавшимся «клопами», которых загодя развел в квартире своего старого друга предусмотрительный Филипп, Вит был дома один и занимался мелкой хозяйственной деятельностью. Чем-то шуршал, что-то переставлял, чем-то брякал… Вечер одинокого, но деятельного холостяка.

Вдруг Маленький Железный Феликс насторожился. До его ушей донесся суматошный трезвон дверного звонка. Вот торопливые шаги Вита по коридору… Дверь распахнулась и захлопнулась… Вскрик и треск раздираемой ткани… Пауза… Топот ног… Что-то падает… Звенят пружины кровати от упавшей на них тяжести…

«Клоп», упрятанный Маленьким Железным Феликсом в бра у изголовья антикварного ложа, добросовестно передавал звуковое сопровождение событий, происходящих в спальне Вита. Судя по всему, страсти там бушевали нешуточные. Маленький Железный Феликс приглушил звук и покорно ждал, когда этот шквал пронесется. Потому что его очень интересовало, что скажет рыжая потом. Он нисколько не сомневался, что компанию Виту составляла именно она.
 
Наконец скоромная какофония стихла. Теперь «клоп» транслировал только невнятную тихую, практически неидентифицируемую возню и редкие тяжелые вздохи.

– Что же ты наделала? – укоризненно, но нежно спросил голос Вита.

Маленький Железный Феликс поморщился.

– Располосовала мне всю рубашку, – продолжал старый друг. – Это, между прочим, моя любимая. И меня тоже поцарапала и покусала…

– Фу! Тебе жалко какую-то тряпку! – послышался в ответ воркующей голос рыжей. – А царапины заживут. До свадьбы. Знаешь, милый, я просто не смогла удержаться. Я почувствовала, что если в тот же миг, когда увидела тебя, не прикоснусь к тебе, я просто умру… Сам посуди – где же тут пуговицы расстегивать! Но если эта рубашка на самом деле тебе так дорога, изволь – я зашью ее и пришью все оторванные пуговицы. Надо только сейчас же подобрать их с пола в прихожей. Пока не потерялись.

– Что тут зашивать-то? – пробормотал Вит. – От нее одни клочья остались… Ты же была прямо как сумасшедшая. Я даже испугался, когда открыл дверь: глаза черные, безумные, и в них желтые искры прыгают…

– Ну ладно, ладно, – промурлыкала рыжая. – Я виновата. Отдалась страсти, над собой контроль утратила… С кем не бывает! Но чтобы все-таки искупить свою вину, я хочу сделать тебе подарок. Ты любишь подарки?

– Как тебе сказать, – философским тоном ответил Вит. – Наверно, смотря что за подарок и кто его дарит…

– Дарю я! Потому прими с благодарностью! Или, может быть, я недостойна делать подарки вашей надменности?

– Достойна, – покорно отозвался Вит. – Хорошо, уговорила. Принимаю…

– Вот то-то же! Ты очень занят на этой неделе?

– Да не сказал бы…

– Отпросись у своего кутюрье на два дня. Поедем с тобой в одно чудесное место… Не пожалеешь.

– Очень мило, – оценил предложение Вит. – А что мы будем там делать?

– Ничего. Просто отдыхать. И любить друг друга…

– Ну что ж… Прекрасное предложение. Когда мы едем и куда?

– Я приду к тебе утром двадцать девятого. Ехать довольно далеко. На месте мы должны быть тридцатого утром. А там видно будет…

Маленький Железный Феликс выключил магнитофон.

Значит, тридцатого апреля. Что ж, прекрасный день. Канун Вальпургиевой ночи. Когда, согласно народным поверьям, активность всякого рода нечисти достигает своего пика. Теперь задача: проследить за тем, куда же все-таки поедет Вит со своей подружкой. Только не упустить мерзавку! Эх, Вит, эх! Дурачина ты, простофиля! С кем связался, теленок!

                XIX

– Дальше дороги просто нет, – сказал Маленькому Железному Феликсу начальник местного РОВД – невысокий пузатый майор с печальными глазами и обширной лысиной, по которой стелились трогательно тонкие прядки волос, чем-то приклеенных к коже. – Там будет болото, а потом наша местная достопримечательность. Кара-Кум. Пустыня.

– Кара-Кум? – переспросил Маленький Железный Феликс. – Откуда здесь пески? Не в Туркмении живете!

– Наша пустыня – рукотворная, – пояснил начальник. – Здесь были огромные песчаные карьеры. Их забросили, а землю в порядок не привели. Кроме того, там есть выходы из старинных каменоломен. Тоже давно заброшенных. Люди туда не ходят. Там нечего делать. Голые пески да обломки известняка. И болото вокруг такое, что там нет ни грибов, ни ягод. Бесполезнейшие места.
 
– Короче, экологическая катастрофа местного масштаба, – резюмировал Филипп. – Но пройти-то туда можно?

– Да можно, конечно. Но зачем?

– Значит, так. Я связываюсь со своей опергруппой. Нам нужен проводник. И побыстрее.

– Если вы хотите там кого-то найти, вам следовало бы лучше вертолет задействовать… Я же сказал, что площадь песков большая. Видимость на местности неважная. Рельеф изрезанный.
 
– Вы правы, – признал Маленький Железный Феликс. – Запрошу вертолет. Иначе мы можем опоздать. А опаздывать нам сегодня нельзя!

И он занялся переговорами с руководством и опергруппой.

Когда общие детали предстоящей операции были в основном согласованы, Маленький Железный Феликс в сопровождении начальника милиции отправился позавтракать. И возле ресторана увидел машину, след которой он, совершенно неожиданно для себя, сегодня утром потерял километрах в пятидесяти отсюда. Почему-то перестал работать прицепленный к ней Филиппом  радиомаячок.

Ну что ж, с удовлетворением сказал себе Маленький  Железный Феликс, значит, я шел абсолютно правильно. Но теперь мне надо притаиться. Не буду пугать своего старого друга и его рыжую подружку.

– Нельзя ли поесть в другом месте? – спросил он. – Боюсь, что здесь очень людно!

– Да что вы? – вытаращил на него свои печальные глаза начальник РОВД. – У нас в ресторане уже забыли, как выглядит полный зал!

– Знаете что, – предложил Маленький Железный Феликс, – зайдите  в ресторан и посмотрите – нет ли там очень заметной пары приезжих. Высокого блондина и огненно-рыжей женщины.

– Уверен – нет, – сказал начальник милиции. – Я их видел сегодня. Мы тут не лаптем щи хлебаем. Блондин сейчас должен быть в гостинице, – и он кивнул на неказистое древнее двухэтажное здание из серых известняковых плит возле ресторана, – а его спутница часа два назад прошла мимо отдела и направилась на южную окраину  нашего города…

– Это точно?

– Абсолютно.

– Тогда давайте заглянем к приезжему господину. Пожелаем ему доброго утра. Это мой старый… знакомый.

Дверь в номер была закрыта на ключ.

Маленький Железный Феликс поскребся в нее ногтем. Потом постучал.

В номере по-прежнему было тихо.

Маленький Железный Феликс постучал погромче. А потом несколько раз пнул дверь ногой.

Безрезультатно.

– Будем вскрывать, – сказал он начальнику РОВД.

У заспанной горничной запасного ключа от номера не нашлось. Поэтому дверь просто-напросто взломали. Это было несложно, поскольку, судя по состоянию косяка, подобная операция проделывалась с этой дверью не впервые.

Вит, одетый, сидел в кресле у журнального столика, опустив голову на руки.

Маленький Железный Феликс потряс его за плечо.

Вит не просыпался.

– Да дышит ли он? – не выдержал начальник милиции.

– Вроде дышит, – сказал Маленький Железный Феликс и скомандовал:
 
– Ну-ка, давайте поднимем ему голову!

И принялся трепать Вита за волосы, шлепать по щекам, щипать за уши…

Вит глаз не открывал.

– Похоже, чем-то опоили, – вздохнув, сказал начальник РОВД. – Это не нормальный сон. Надо вызвать «скорую». А вдруг он сам уже никогда не проснется?..

– Хорошо, займитесь им, – сказал Маленький Железный Феликс, направляясь к дверям. – А мне пора. Я теперь боюсь, что мы опоздали с началом операции! И здорово опоздали!

                XX

Вит с усилием поднял веки. Все пространство перед ним застилала какая-то мутная пелена. Голова не просто болела. Виту казалось, что еще немного – и она развалится на куски. Взорвется, как граната.

Сбоку от кровати пошевелилось какое-то белое пятно.

Вит, морщась от невыносимой боли, с трудом перевел взгляд в ту сторону.

На него участливо и вместе с тем строго смотрела пожилая женщина крепкого сложения в белом халате.

– Что это? Я в больнице? – едва ворочая языком, спросил он.

– Нет, пока еще в гостинице, – вежливо сказала медсестра. – Как это вы так неосторожно, гражданин! Дозировку снотворных надо строго соблюдать! А вы лошадиную дозу приняли!

– Снотворные? Лошадиная доза? – искренне удивился Вит. – Никогда не только не травился ими, но и вообще ничего подобного не употреблял!

– Как это – никогда?! Да мы вас сегодня еле откачали!

Вит снова закрыл глаза. В голове хаотично метались какие-то обрывки впечатлений и воспоминаний. И вдруг его как будто что-то изнутри толкнуло: Бэлла! Где же она?! Рыжая утром сказала ему: «А ты подремли здесь пока! Я скоро вернусь! Вот тебе витаминчики для восстановления сил после дороги!» И, поцеловав его, засунула ему в рот небольшую белую таблетку…
 
Витаминчики… Таблетка… Значит, это и была «лошадиная доза» снотворного?!

На улице возле гостиницы, прямо под окном Витова номера, поднялась какая-то суета. Загудели моторы сразу нескольких машин, послышались людские голоса. Кто-то истошно завопил.

Медсестра поспешно подошла к окну.

– Ой, кого это привезли? – удивилась она.

Вит, ощущая каждой клеткой своего несчастного тела, что делает героические усилия, превозмогая немощь, поднялся с постели и на подгибающихся ногах тоже побрел к окну.

В кругу вооруженных людей в камуфляжной и милицейской форме бился и выл человек в уродливой черной одежде. Наряженная так же девушка стояла неподалеку совершенно безучастно. Даже из окна было видно, что она очень молода, очень грязна и очень истощена.

К стоявшей тут же «скорой» откуда-то сбоку подтащили носилки, накрытые застиранной простыней. Кто-то отбросил ткань с лица лежавшего на них. И Вит зашатался: на носилках лежала Бэлла. Мертвая. Потому что на ее виске виднелась запекшаяся кровь, а узкое лицо, которое он мысленно сравнивал иногда с клинком какого-то фантастического холодного оружия, утратило свою энергию и резкость и было таким далеким и безучастным, каким не может быть у еще живого человека…

У «скорой» появился еще кто-то в белом халате. Он держал в руках небольшой сверток белой ткани. Ему что-то крикнули из толпы. Он отрицательно покачал головой и забрался в машину.

«Скорая» уехала. Людей в черных балахонах куда-то увели. Вооруженная толпа стала разбредаться в разные стороны. В коридоре гостиницы послышались тяжелые шаги и громкие мужские голоса. Дверь в номер распахнулась. Вит отвернулся от окна.

– Ну, привет! – сказал ему Маленький Железный Феликс. – Как твои дела? Жив, не умер?

Вит с трудом разлепил губы:

– А ты здесь… какими судьбами?..

– Да служебными, конечно!

– И кого же ты здесь… нашел, искатель?

– О-о-о… Я поймал такую птицу! – закатил глаза Маленький Железный Феликс.

– Не ее ли труп сейчас в машину грузили?! – со злобой спросил Вит.
   
– Ее, ее… А что, вы разве знакомы? – осклабился Маленький Железный Феликс. – Какие, мой друг, у тебя знакомства нехорошие! Это она тебя отравой угостила, не так ли? Еле оклемался, идиот! Ты же полумертвый был, когда мы тебя нашли! А я ведь тебе говорил! Я тебя предупреждал: держись от этой бабы подальше! Ведь ты сегодня чуть в ящик не сыграл!

– А убивать… ее… было обязательно? – голос Вита дрогнул.

– Нет, конечно. Накладочка вышла, – жизнерадостно отрапортовал Маленький Железный Феликс. – Снайпер был не проспавшись. Я ему что сказал? Чтоб он  ее, эту стерву, только ранил… Чтоб не убежала. А он-то чего уделал! Прямо в висок! Ведь и захочешь так другой раз, да не попадешь! Ведь с какого расстояния, да еще с «вертушки»! Короче, провалили ослы операцию. Банда чернобалахонников разбежалась, двоих только и смогли сцапать… Ну и жертвы, опять же. Не удалось, понимаешь ли, предотвратить. Я и сам очень жалею, что эту рыжую дрянь застрелили. Она мне нужна была живой.

– Мне тоже, – усмехнулся Вит.

– А ты не думай, что очень скоро повидал бы ее, – ехидно сказал Маленький Железный Феликс. – Ей светил ой какой срок. А может быть, и кое-что похуже… Неужели стал бы ждать, если бы ее всего лишь посадили?

– Филипп, – сказал Вит своему старому другу. – Ты можешь мне рассказать… все?

– Ну что ж, изволь, – согласился Маленький Железный Феликс. – Но… не сейчас и не здесь. Ты болен. Я разозлен. Все это как-то не располагает к долгим и доверительным беседам…

                XXI

Народ предавался безделью. Майские праздники выдались длинными. Вит не знал, куда себя деть. Его немногочисленные друзья, сколько Вит им ни звонил, не подавали никаких признаков жизни. Сельскохозяйственных угодий в виде дач за городом и домиков в деревне у него не было. Вит был горожанином до мозга костей. Конечно, ему нравились  прогулки в парках. Особенно в приятном обществе. Он с удовольствием катался иногда зимой на лыжах. И даже порой ездил на рыбалку с энтузиастами этого дела. Но сам он прекрасно отдавал себе отчет в том, что все это, вся эта природа не для него. Что старые красного кирпича стены, ажур металлических решеток, гранит набережных, укрытые камнем и асфальтом дороги, многолюдье – вот его настоящая стихия. Здесь он чувствует себя защищенным. «И дым Отечества нам сладок и приятен», – часто цитировал он про себя, с увлечением разглядывая сверкающие стеклом и металлом современные дома и принюхиваясь к угарному городскому воздуху.

О рыжей Вит вспоминать боялся. В его душе после всех событий конца апреля как бы разверзлась пропасть, обширная пустота, куда он старательно избегал заглядывать. Но, помимо его воли, воспоминания всплывали неотвратимо. Порой в самый неподходящий момент.

Тогда, по пути от болот и песков, Маленький Железный Феликс сидел, вцепившись в руль Витовой машины, и молчал. Виту и самому говорить совсем не хотелось. Он дремал с открытыми глазами. Потому что, стоило лишь смежить веки, как перед ним снова стояла обшарпанная «скорая», и чья-то беспощадная рука вновь и вновь откидывала замызганную простыню с черным казенным клеймом со смуглого мертвого лица…

Вернувшись домой, Вит спал на диване в гостиной. Старался и близко не подходить к резному антиквариату, застеленному голубым вышитым покрывалом. Он знал: еще не выветрился поразительно стойкий запах духов рыжей. И малодушно  уклонялся от боли, с которой теперь была сопряжена для него эта необычная ароматическая композиция и связанные с ней воспоминания.
 
Не появлялся у него и Маленький Железный Феликс. Но Вит был благодарен ему за это.

Хорошо, что я толком ничего не знаю, думал он. Пусть пройдет хотя бы сорок дней… Пусть ее душа рассеется  в мировых пространствах… Или найдет успокоение в раю… Или ввергнется в ад… Я не хочу сейчас слышать о ней ничего дурного. А хорошего Маленький Железный Феликс, само собой, не расскажет…

Однажды, проходя мимо недавно отреставрированной и вновь открытой маленькой старинной церквушки, Вит вдруг замедлил шаги. Зайду, решил он.

Купил тонкую восковую свечку, которая сильно прилипала к пальцам, и поставил ее за упокой души Бэллы. И стоял рядом, мысленно видя перед собой золотые глаза рыжей, пока свеча полностью не сгорела. Струи воздуха шевелили и раскачивали маленький яркий клочок пламени, он смотрел на него и думал: это как крошечная прядь ее волос на ветру…
 
Он даже хотел заказать панихиду. Но вдруг осознал, что не знает ее настоящего имени. Бэлла… Вряд ли ее звали так на самом деле. Это для него она – Бэлла. Но и то, наверно, лишь до того момента, пока не явился с подробной информацией старый друг, Маленький Железный Феликс…

Прошли праздники. Начались будни. И с ними – работа. В ателье царили неразбериха и суматоха. Кутюрье был одержим новыми планами. Ему померещилось, что он набрел на какую-то радикально новую, гениальную портняжную идею, которая потрясет весь мир и Париж – в придачу. И заодно готовил альбом своих новых моделей, где не последнее место должен быть занять элегантный до умопомрачения Вит.

– Дорогой мой, вы скверно выглядите, – капризно говорил Виту шеф. – Что с вами? Вы, кажется, исхудали!

Вит разглядывал всего себя в зеркале. Изучал лицо. Пожалуй, гениальный портняжка прав. Глаза запали – это заметно при боковом освещении. Под нижними веками пролегли тонкие морщинки. Резче обозначились скулы…

– Надо вести здоровый образ жизни! – патетически провозглашал кутюрье избитые истины. – Больше солнца, воздуха, экологически чистых продуктов! Давайте все вместе скажем решительное «Нет!» никотину и алкоголю! И наведем порядок в нашей интимной жизни! Женщин тоже должно быть как можно меньше!
 
Каждый раз при слове «женщины» на Вита с мукой во взоре глядел Мики, всегда крутившийся поблизости. Вит подозревал, что дело здесь не только в ревности. Что Мики что-то определенно знает. Про Бэллу. Каким-то непостижимым образом и несчастный гей оказался замешанным в эту историю. Весь вопрос в том, как ему это удалось?..

Нет, лучше не думать. Ни о чем не думать. Только улыбаться. Если приказано. Только смотреть значительно и умно. Только стоять красиво. Чтобы поза была непринужденной. Чтобы выигрышно был виден оригинальный фасон, в муках рожденный гением Витова кутюрье…

Однажды, когда рядом никого не было, Мики долго, не отрываясь, смотрел на Вита. И, наконец, решился.

– Вит, прости меня…

Тот удивленно поднял брови.

– За что же, Мики?

– За мою неделикатность… Скажи, с твоей красивой рыжей подругой… ничего не случилось?..

Это было так неожиданно, так ошеломляюще – как коварный удар под ложечку. Вит побледнел.

Мики страшно перепугался и залепетал:

– Нет-нет, я просто так спросил… Ты такой печальный в последнее время… Я и подумал: может быть, вы с ней поссорились?..

Вдруг до Вита дошел смысл одного из слов вопроса Мики.

– А откуда ты знаешь, что моя… подруга – рыжая?! Я тебе этого никогда не говорил!

Мики в панике захлопал ресницами. Его глаза заметались по сторонам. Наконец он нашелся:

– Ах, я просто видел вас однажды вместе…

– И где же?

– За городом, в ресторане… Вы тогда ужинали на террасе. И танцевали там…

– Ты что, следил за мной?! – грозно спросил Вит.

– Нет! – испуганно взвизгнул Мики. – Я там часто бываю! Мой друг работает в оркестре!

Мики никогда, на за что на свете не решился бы рассказать Виту о поручении человека с колючими глазами…

– Ладно. Живи, – устало сказал Вит. Что уж теперь-то поднимать волну, допытываться у несчастного Мики,  откуда он знает о Бэлле. В конце концов, не он же стрелял ей в голову…

– Значит, у тебя есть друг, – прокурорским тоном сказал он Мики. – А что же ты тогда мне в любви объяснялся?

– Друг любит меня, – грустно сказал Мики. – А я… Я люблю тебя… Такая вот обычная, печальная история. Мне очень жаль, Вит, если ты тоже несчастен в любви. Это так больно. Мне кажется, что за последние полгода я прожил целую тысячу лет. С того дня, как однажды встретил тебя…

Ты прожил тысячу лет за полгода, подумал Вит. А я – за несколько недель. С мига, когда увидел Бэллу впервые… и до сего дня и тянутся и летят  для меня эти нескончаемые столетия. Да, я тоже несчастен. Я свою  любовь потерял навсегда.

                XXII

Душный, тягостно-знойный июльский день заканчивался сумасшедшей грозой. Из черных, черно-серых, исчерна-синих туч, заваливших небо, свисали бесконечные толстые водяные жгуты. Прямо над крышей что-то рвалось с треском, что-то раскалывалось, и рассыпалось, и катилось. И в небесных прорехах мелькал яростный неземной бело-голубой или бело-фиолетовый свет.

Когда над головой грохнуло особенно сильно и очень ярко осветился мокрый двор, Вит посмотрел в окно.

У его дома стояла машина.

Неудивительно, что он не слыхал, как она подъехала – при таком-то грохоте и плеске!

Вода потоками стекала по покатой крыше автомобиля и его стеклам. Машина была очень знакомой. И когда  в прихожей коротко, но настойчиво рявкнул звонок, Вит уже прекрасно знал, кого он увидит за дверью.

– Незаметно ты сегодня подкрался, – приветствовал хозяин дома своего старого друга, Маленького Железного Феликса.

– Ну, уж в такую-то грозищу! – ухмыльнулся товарищ детских игр. – Ты вот попробуй подберись к кому-нибудь тихой морозной ночью… Когда даже дыхание слышно за версту! Хоть ползком, хоть пешком…

Он направился к кухне, стряхивая по пути с рубашки и волос дождевые капли. В левой руке у него был небольшой черный пакет.

На кухне Маленький Железный Феликс с вожделением уставился на чайник.

– Ну что? Попьем чайку? Или… сначала кино посмотрим?

Он запустил свою небольшую, но сильную и профессионально цепкую руку в принесенный с собой пакет и достал оттуда видеокассету. И осторожно положил ее на стол. Как стеклянную.

Вит поглядел на кассету с мучительной тоской. Он сразу все понял.

Вот и дождался я информации, подумал он. А я, может быть, теперь уже и не хочу ничего знать!

Маленький Железный Феликс правильно понял затянувшееся молчание своего друга.
 
– Ну, если ты не хочешь, я могу ничего и не рассказывать… Ты, между прочим, сам просил! Правда, это было месяца два назад. Быстро, однако, время летит!

– Я сам не знаю, чего я сейчас хочу, – тоскливо пробормотал Вит.

– Ну ладно, тогда не будем форсировать события, – бодро проговорил Маленький Железный Феликс. – Думай. Торопить не буду. Дело, как говорится, хозяйское. Твое, то есть. А я пока чайку заварю! У тебя тут такая заварочка завалялась – удивительный букет получается!

Маленький Железный Феликс ухватился за чайник и с упоением предался обожаемому им процессу приготовления чая. А Вит не мог оторвать взгляда от лежавшей на столе видеокассеты. Ну что делать?! Что?!

Все кошмарное, что было связано с Бэллой, пока оставалось для него как бы за кадром. Несмотря на весьма красноречивый эпизод в сквере. Бедный Андрей Андреевич! И потому резкие выпады Маленького Железного Феликса по адресу Бэллы Вит воспринимал с некоторым недоумением. Его прямо-таки коробило от слов «рыжая стерва», «рыжая дрянь»… Ну разве можно так называть женщину! Да еще такую!

– И что же? Желаешь остаться при своих иллюзиях? – спросил Вита Маленький Железный Феликс, завершивший хлопоты по завариванию уникального чая с волшебным букетом. – Впрочем, я и сам не знаю, как поступил бы на твоем месте… Если бы, конечно, влюбился по-настоящему в такую бабу. Но, с другой стороны, не зря, наверно, говорят: пусть лучше горькая, но правда. Думаю, то, что ты увидишь на этой кассете – если, конечно, захочешь ее посмотреть – излечит тебя самым радикальным образом от страсти заводить уличные знакомства. Это нездоровая страсть. Может быть, наглядевшись, и делом наконец-то решишь заняться. Настоящим делом. Тем более, что тебя должны скоро выгнать с твоей, так сказать, работы. Ты что-то сильно подурнел в последнее время. Уж не попиваешь ли? В таком случае тебе все-таки лучше полечиться не спиртным,  а достоверной информацией!

Он наполнил чашки крепко пахнущим темно-золотистым чаем.

– Давай пока вкусим нектара, – сказал он Виту. – А то потом и вода в горло не полезет. Я имею в виду – после просмотра этой записи.

– Хорошо, – решился Вит. – Потом посмотрим…

– Вот и молодец! – обрадовался Маленький Железный Феликс. – Я всегда был сторонником решительных мер! Рвать – так сразу и с корнем!
   
Они в молчании отпили чай и молча же устроились потом перед видеомагнитофоном.

Изображение на экране дергалось. Раздавался сильный треск.

– С вертолета снимали, во время операции, – объяснил неважное качество записи Маленький Железный Феликс.
 
Перед объективом видеокамеры раскачивалась из стороны в сторону бугристая песчаная местность, усыпанная многочисленными корявыми обломками грязно-серого камня. Вдалеке, в широкой ложбине, окруженной со всех сторон пологими песчаными холмами, очень напоминавшими пустынные барханы, мелькнуло что-то темное. Снижаясь по пути, вертолет направился туда. Стало хорошо видно: это толпа людей в черных балахонах, окруживших большую плоскую каменную плиту с пылавшим рядом – почти бездымно – костром.
      
Казалось, что появление вертолета не произвело никакого впечатления на носителей черных балахонов. В их грязном кольце, на камне, вдруг вытянулась во весь рост, воздев руки к солнцу, высокая рыжеволосая женщина. На ее голове и шее, в правой руке что-то блестело. Затем повелительным жестом она протянула левую руку к черной толпе. И ей бросили что-то вроде куклы… И тут Вит с ужасом понял, что это не кукла, а самый настоящий, живой, маленький ребенок… Рыжая подняла нож…

– Стреляй! – раздался вопль из динамиков телевизора. Голос принадлежал Маленькому Железному Феликсу. – В ноги!

Но стрелок не успел. Рыжая полоснула хищно блестевшей сталью тельце младенца, сразу же облившееся кровью, и швырнула ребенка в костер. И только тут треснул выстрел, уложивший ее наповал.

Пока вертолет разворачивался над ложбиной и садился, чернобалахонники вдруг зашевелились и один за другим шустро побежали к темному пятну меж известняковых камней. Как потом оказалось, это был вход в заброшенные каменоломни. И выскочившим из вертолета оперативникам ничего не оставалось, как, нецензурно ругаясь, стрелять в воздух и суетиться у этого узкого лаза. Бессмысленно было пытаться искать беглецов в запутанных подземельях, растянувшихся на многие десятки километров, без планов, собак, мощных фонарей и прочего…

А оператор фиксировал все. Как из костра доставали маленькое, обожженное, не то почерневшее от сажи, не то уже частично обугленное тельце. Как грузили в вертолет труп Бэллы. Как туда же запихивали тех двоих из чернобалахонников, что почему-то не убежали, – застывшую в ступоре девицу и тощего грязного парня со странным выражением лица, у которого из-под балахона по ногам текла кровь.

Вит с ужасом думал о том, сколько еще прожил в огне несчастный младенец. Какие муки он испытал, когда на раскаленных углях вскипала и лопалась его тоненькая кожица!

Наконец экран замельтешил черно-белой рябью. Запись закончилась.

– Теперь рассказывай, – с трудом произнес Вит. Звук собственного голоса показался ему ужасным.

– Да, конечно, – как бы спохватился Маленький Железный Феликс. – Пояснить, разумеется, надо. Ну так вот. Несколько месяцев назад пришла к нам оперативная информация: в городе действует секта из разряда сатанинских. То есть сами себя они сатанистами, конечно, не называли, но сути дела это не меняет. Они именовались детьми Великой, или Всеобщей, Матери. Поклонялись еще и какому-то Неведомому Богу. Или иначе – Отцу. В этом их культе всякого понамешано. Тут вспомнишь и Вавилон, и финикийцев, и Бог знает еще кого с их культами Кибелы, Астарты, Иштар и так далее! Словом, Великая Мать – это владычица жизни и смерти. И, одновременно, богиня плодородия. Вот так. И практика этой секты – я говорю о культовой практике – была самая зверская. Организаторы секты отобрали для себя в древних религиях отнюдь не курение фимиама и не возложение цветов на алтарь. Это, сам понимаешь, неинтересно и нервы не щекочет. В жертву своей Великой Матери они приносили девичью невинность, мужскую силу и чистую жизнь. Что ты, собственно говоря, и видел на пленке.

Выглядело это примерно так: сначала накачанная наркотиками толпа  долго бесновалась у импровизированного алтаря, распевая свои самодельные якобы священные гимны. Потом – кто, конечно, был в состоянии – насиловали всем скопом какую-нибудь заранее намеченную жертву – завлеченную в секту молоденькую девушку. Затем жертвовали своей богине гениталии какого-нибудь вконец обезумевшего от наркотиков и прочего брата. Ну, а напоследок проливали на алтарь кровь ребенка как можно более юного возраста. Для этого стремились заполучить чуть ли не новорожденного. Естественно, где-нибудь украденного.

– Те двое в черных балахонах… Которые не убежали от вас… Девушка и парень… Это и были жертвы богине?..

– Ну да. Свежеизнасилованная девица и только что кастрированный молодой человек. И обгоревший младенец в костре. Вот ведь какая стерва твоя рыжая милашка! Все успела! И ножом, и в костер! Прямо в самый жар швырнула!

– Да… – печально согласился Вит. – А как вам вообще удалось выйти на них, на секту эту?

– Наш информатор доложил: кое-кто заснял на видео одну из культовых оргий секты чернобалахонников. И рассказал суть записи. Достать саму запись нам не удалось. Ее сделали ребята, связанные с криминальными структурами. Они благотворительностью не занимаются. Скорее всего, пленку использовали для шантажа и продали за большие деньги. Однако из рассказа информатора нам стало известно, что на оргии ритуалом заправляла красивая рыжеволосая женщина. И тут я узнаю от тебя самого, что ты с подобной особой познакомился. Я, конечно, твое сообщение взял на заметку. Потом поинтересовался содержимым твоего золотого медальончика, который ты так трогательно повесил на свою шею, и принял еще кое-какие меры.
 
Разумеется, эту братию надо было брать с поличным. Весь вопрос состоял в том, где и когда они собираются учинить свой очередной шабаш. Мне повезло. Я, можно сказать, случайно узнал, что это будет тридцатого апреля. В нынешнем году на это число пришелся последний день второй четверти луны. Это для наших чернобалахонников также имеет культовое значение. Устраивая шабаш в этот день, они служили одновременно злу дня и ночи, света и тьмы…
 
Я решил сначала, что в назначенный день они будут беситься после захода солнца. Как и полагается всякой нечисти. И совсем упустил из виду, что в своих якобы священных псалмах они все время упоминают «огненный Полдень». А ведь это время суток, как и полночь, также считается у разных народов непростым. Священным или нечистым – кому как нравится.

Само собой, надо было узнать, где они соберутся на шабаш. После того, как их подловили и засняли, они решили быть осторожнее. Я так понял. И именно поэтому выбрали себе место для совершения своих нечистых «таинств» у черта на куличках.

Я узнал – как, уточнять не буду – что рыжую в назначенное место повезешь ты. И двадцать девятого апреля сел тебе на хвост. Но километров за пятьдесят до того городишки тебя потерял. По техническим причинам.

Операцию мы, как ты уже знаешь, завалили. И во многом потому, что я кое-чего не учел. Я уже сказал: я думал, что времени у нас тридцатого апреля до вечера еще навалом. А его практически не было. Ну, и другие просчеты. Как же без них?..

– Как ты думаешь, Фил, – с мукой в голосе спросил Вит, – почему Бэллу понесло в эту секту? Неужели она всерьез верила в такую дичь? В Великую Мать, Неведомого Отца… Бред какой-то…

– Эх, друг мой, простая ты все-таки душа, – сказал Маленький Железный Феликс. – Твоя рыжая была отнюдь не рядовым членом этой секты. Так что верить ей, сам понимаешь, было необязательно. Что такое секта? Это ведь не просто группа людей. Это организация. А любая организация – это инструмент. Инструмент для добывания разных земных благ тому, кто этой организацией заправляет. Таких, к примеру, как власть. Как деньги. Это ведь все вещи, не лишенные приятности, не так ли?  И неужели же ты искренне думаешь, что среди тех, кто в наших православных храмах проповедует слово Божье, – все до одного – убежденные христиане? А нет ли среди них и таких, кто, как говорится, не верит ни в сон, ни в чох, ни в вороний грай?.. Вера – материя тонкая и в наше безбожное время чрезвычайно редкая.

– Тогда что?..

– Порок, дорогой мой, – твердо сказал Маленький Железный Феликс. – Я так считаю. Порочная баба была твоя рыжая.

– Я этого не заметил, – угрюмо проговорил Вит. – Женщина как женщина…

– Что ты вообще мог заметить! Ты был глух и слеп, как олень осенью! Пойми: тот, кто сладко потирает руки при виде чужих мук и сам не прочь кого-нибудь жизни лишить, – порочен! Или я не прав?.. Я утрирую?.. У нее было нежное сердце?.. Она так тебя любила, да?.. Плевать она на тебя хотела! Я не утверждаю, конечно, что твоя пассия намеренно тебя отравила. Или ты уже забыл об этом? Может быть, просто хотела усыпить понадежнее. Чтоб ты у нее под ногами не путался и не мешал ей ловить ее главный кайф – править сатанинский бал… Власть на душами и телами людей, пусть даже таких жалких и худо кормленных, как ее «овцы», – вот что по-настоящему кружило ее рыжую голову… В истории подобных ей  – толпы. А почему твоя красотка докатилась до этой жизни? Кто знает… Может быть, она уже родилась сущей садисткой. Есть такие случаи. Или акушерка была неопытная или пьяная и темечком девчушку на пол  уронила… А может быть, ее жизнь такой сделала. Неизвестно. Мы ведь так и смогли установить ее личность. Одно более-менее ясно: она нездешняя.

Маленький Железный Феликс вытащил кассету из видеомагнитофона. Бросил ее в пакет. Посмотрел на улицу.

– О, небо уже совсем чистое, – заметил он. – Ну, бывай! Я поехал.

В комнате было душно. Вит подошел к окну и распахнул раму. Его обдал сырой после дождя, но свежий и отдающий озоном воздух. В оконном стекле отразился силуэт Вита. На его груди что-то неясно блеснуло. Вит тут же вспомнил о старинном медальоне с несколькими свернутыми в колечко длинными огненными волосками… И резко рванул цепочку.

По двору бежал мутный ручей, нырявший сквозь решетку в ливневую канализацию прямо под окном Витовой квартиры. И в его пенистую воду Вит без колебаний швырнул маленький и плоский золотой медальон.

Потом прошелся по спальне. Остановился возле антикварного ложа. Ему показалось, что голубое китайское покрывало прямо-таки невыносимо пахнет резкими духами рыжей… Вит сдернул его с кровати, скомкал и бросил в большой полиэтиленовый пакет. Вышел в прихожую, сунул босые ноги в кроссовки и отправился во двор. Туда, где громоздились мусорные контейнеры.

Из-под потревоженной им крышки емкости для сбора бытовых отходов торопливо выскочили два облезлых, невнятной масти, покрытых лишаями, дворовых кота. Но далеко они не побежали. Уселись на мокрый асфальт шагах в трех от контейнера  и с вожделением уставились на пакет в руках Вита.

– Это вам, киски, – сказал он и бросил принесенное в контейнер. – Чтоб мягче спать было… Отчего кот гладок? Поел – и на бок…
 
Возвратясь домой, он отправился на кухню. На столе внимания хозяина дожидались две пустых чайных чашки с черным пятнистым узором размокшей заварки на стенках. Вит переправил их в мойку, открыл кран и подумал: какой, оказывается, отличный психотерапевт его старый друг, Маленький Железный Феликс…