А знаешь, все еще будет,..

«А знаешь, все еще будет,
Южный ветер еще подует
И весну еще наколдует,
И память перелистает…»
В. Тушнова

Поезд мерно постукивал колесами на стыках рельс, раскачивая тело вагона из стороны в сторону. Солнце опустилось за горизонт и о его недавнем присутствии напоминали только рдеющие верхушки сосен за окном и нежно-томящиеся отблески в облаках. Кирилл заворожено смотрел на эти отблески не зная, что ему сейчас больше хочется: чтобы эти посланцы уходящего дня подольше не исчезали, или наоборот, чтобы скорее опустилась ночная тьма, и ему поневоле пришлось вернуться в купе и лечь на жесткую, неудобную вагонную полку. Ехать предстояло еще три дня.
Народу в вагоне было мало. Весь предыдущий перегон он ехал один и проводник даже предложил ему поменять купе, но Кирилл отказался, намереваясь выспаться в одиночестве. Но видно не судьба… На очередной станции в вагон зашла женщина и, сверяясь с билетом, направилась в купе Кирилла. «Ну что ж», – подумал он. «Будет с кем поговорить. Хорошо хоть, не молодая хохотушка…» Молоденьких Кирилл не любил…
Женщина была средних лет, склонная к полноте. Не красавица, но вполне приятная на вид. Со светлыми, не тронутыми сединой (или удачно окрашенными) волосами и светло-карими глазами… Она чем-то отдаленно напомнила Кириллу его тетку из Глуховиц, у которой он отдыхал прошлым летом. Это сходство его рассмешило, и он непроизвольно улыбнулся.
Женщина приняла улыбку за знак симпатии и, улыбнулась в ответ:
– Светлана. Еду до Омска. А вы?
– Кирилл. До Омска буду вашим бессменным соседом. Я дальше, до конечной.
Женщина стала раскладывать вещи, добротно развешивая плащ на плечиках, доставая из чемодана спальные принадлежности. Чтобы не мешать, Кирилл вышел в коридор. И вот теперь, надо было возвращаться, но что-то мешало. Какое-то непонятное чувство неловкости, что ли…
Дальше так продолжаться не могло – не стоять же так вечность?
Кирилл, решительно оттолкнулся от перил окна, постучал в дверь и сразу, не дожидаясь ответа, вошел в купе. Постель его соседки была расстелена на ночь и прикрыта сверху пикейным одеялом. Женщина уже переоделась в легкий халатик. Он не был вызывающим, скорее наоборот – целомудренно прикрывал ее не молодые, но еще вполне привлекательные колени. Вырез халата был достаточно глубок, чтобы позволить оценить всю зрелую красоту и полноту груди женщины. Увидев этот вырез, он невольно остановил свой взгляд на темной, манящей ложбинке между грудями. Ему захотелось благоговейно опустить голову и припасть губами к манящей теплой темноте.
Светлана перехватила его взгляд и слегка поправила халат на груди. Этого движения оказалось достаточно, чтобы отрезвить Кирилла. Он отвел взгляд от предательского выреза на халате, опустился на свое место, и только сейчас заметил перемены, произошедшие в купе в его отсутствие. Верхней свет был выключен, а вместо ночников на столике в небольшой плошке мерцали маленькие, плавающие свечи. Рядом стояла бутылка хорошего коньяка, лежала распакованная шоколадка и нарезанное на дольки яблоко.
– Вы не будете против такого освещения? – Я очень не люблю вагонные ночники – у них какой-то мертвенно-неживой свет.
– Нет, конечно… А пожара не будет?
– Не думаю, – там вода. Пока мы не спим, – мы в безопасности, а перед сном я их просто задую. Выпьем немного за знакомство? К сожалению, у меня нет ничего кроме этого коньяка, но он очень хороший, мне его подарили друзья на день рождения. Хотела отвезти домой, но дома тоже не с кем пить. Так что, если вы не против, откупоривайте бутылку.
Кирилл взялся за бутылку, а женщина откуда-то из-под стола выудила два пластиковых стаканчика. «Запасливая…», – подумал он. – «Не сомневалась в моем согласии?»
Он не мог понять – понравилась ли ему уверенность женщины, или нет.
Коньяк был разлит и слегка покачивался в стаканчиках в ритме движения поезда. Приподняв стакан, он понюхал напиток, немного согревая в ладони. Запах был ароматным и терпким. Еще не пригубив, он почувствовал, как закружилась голова. Светлана немного хриплым, вдруг севшим голосом, произнесла:
– Ну, за знакомство… – и опрокинув стаканчик, закашлялась от крепости напитка.
Кирилл, не отрываясь, следил за выражением ее лица. Видно было, что пьет она не часто. Сначала лицо ее сморщилось от горечи – она зажмурилась, потом потянулась за яблоком, открыла глаза и посмотрела на Кирилла. Пламя свечей отражалось в янтарной темноте ее глаз. Зрачки расширились, манили и затягивали вглубь себя, как в омут.
– Пей коньяк… – прошептала она. (Или ему показалось?) Ее губы слегка раздвинулись и выдохнули слова, почти без звука, но он понял. Не отрывая взгляда от ее глаз, он залпом опрокинул стаканчик и, кашлянув, замер. Она взяла кусочек шоколада и поднесла к его губам. Приоткрыв рот, Кирилл проглотил шоколад, захватив его вместе с пальцами в плен своих губ. Пальцы были теплыми и сладкими от растаявшего шоколада. Он стал посасывать и нежно покусывать их. Светлана не сопротивлялась – видно ей тоже нравилось. Голова Кирилла кружилась то ли от выпитого коньяка, то ли от необычного удовольствия, неизведанного ранее.
Женщина первая пришла в себя. Не вынимая пальцев изо рта юноши, она приподнялась и плавно перенесла свое тело на постель Кирилла. Он еще не понимал, что происходит, а ее руки уже умело обнимали и гладили его; взъерошили волосы, запутались в прядях, погладили его брови, виски – как бы рисуя пальцами портрет с живой натуры. Голова Кирилла нестерпимо кружилась и, казалось временами, что он готов потерять сознание.
Руки женщины заскользили вниз, поглаживая спину, грудь, умело расстегивая рубашку. Их губы давно слились в поцелуе. Один поцелуй плавно перетекал в другой и, казалось, конца и края не будет этой сладостной эйфории… Руки Кирилла тоже не лежали без дела. Обнимая женщину, они стремительно и неумолимо раздевали ее. Полы халатика разлетелись, обнажая полные, красивые ноги. Его руки сами тянулись погладить их мраморную белизну и погрузиться дальше, в горячую, влажную нирвану. От женщины исходил пряный, еще более пьянящий, чем от коньяка, аромат. Никогда раньше Кирилл не замечал этого запаха от женщин, да и с женщинами, по большому счету он никогда, за свои тридцать лет, близок не был.
В какой-то момент Светлана соскользнула на пол и, встав на колени между ног Кирилла, стала поспешно расстегивать ремень на его брюках. Он вздрогнул и, неожиданно выпрямившись, схватил женщину за руки.
– Нет, не надо… Извините…
– Но почему? Ты же хочешь меня? – Светлана с недоумением посмотрела на Кирилла.
– Не знаю… Мне нельзя… Я не могу… – опустив глаза, он лепетал слова, как школьник у доски.
– Почему? Что с тобой, ты боишься?
Боялся ли он? Да, боялся.
Боялся обнаружить перед женщиной свое уродство, боялся ее вопросов, возможных шуток и насмешек. Тогда, в одиннадцать лет, когда после аварии он лишился главного отличительного признака мужчины, он до конца не осознавал, что он потерял, и как он будет жить без него дальше. В душе тогда было чувство глухой пустоты, а еще стеснение. От чувства ущербности при абсолютном здоровье. Со временем он свыкся с этой мыслью.
Девушки ему нравились чисто с эстетической точки зрения, ничего не задевая внутри. Он любовался ими как просто красивыми статуэтками. А влюблялся только в актрис. Но сейчас, именно здесь, со Светланой, он вдруг остро осознал необходимость этого органа в жизни мужчины!
…Молчанье затягивалось, и надо было как-то объясниться с женщиной. Светлана терпеливо ждала, понимая, что разговор неизбежен. Она молча села на диван, налила коньяк и протянула стакан Кириллу:
– Пей.
Он растерянно посмотрел на нее.
– Пей и рассказывай.
– Что рассказывать?
– Все. Все с самого начала.
Залпом осушив стаканчик и, закусив долькой яблока, он помолчал. Потом начал рассказывать. И про аварию, и про то, что пришлось бросить секцию плавания (потому, что стеснялся при всех раздеваться под душем), и про то, как панически боялся насмешек.
А почву для насмешек создавали взрослые своими разговорами. Они не считали нужным таиться от своих детей… и сверстники со слов родителей знали о его «уродстве». Высмеивали и дразнили кастратом. Больше всего боялся подколок девочек. И поэтому сторонился их.
Позже, когда исполнилось двадцать, поставил первый протез. И с этой переменой во внешнем виде, вдруг пришло осознание, что ничего уже не исправить. Он теперь такой, какой есть и надо с этим жить дальше. Проходили годы, менялись протезы, но в личной жизни ничего не изменялось. Он по-прежнему сторонился женщин.
Как получают удовольствие от акта любви, Кирилл не знал, и не понимал. Само ожидание процедуры объяснения с очередной женщиной его напрягало и пугало. Проще было жить холостяцкой жизнью. По пятницам ходить пить пиво с друзьями, по субботам с ними же – в баню.
Так и жил до сих пор, не представляя, что такое «запах женщины»!
Светлана сидела молча, подобрав ноги под себя, немного нахохлившись. Трудно было понять – какое впечатление произвел на нее рассказ? Помолчав, она встала и снова разлила коньяк. Ни слова не говоря, выпила свою порцию и, не закусывая, зажмурилась. Немного постояла молча, повернулась к юноше и попросила:
– Покажи мне его… пожалуйста.
В ее голосе Кирилл не услышал ни тени любопытства. Просьба была вполне обоснована его рассказом. Немного смущаясь, он расстегнул ширинку и, приспустив трусы, достал протез. Женщина вновь опустилась на колени и провела пальцами по стволу члена. С виду его трудно было отличить от настоящего.
– И что, ты совсем ничего не чувствуешь?
– Сенсорных протезов, чтобы все ощущать, пока еще не придумали. Может быть, во второй половине XXI века, – он невольно улыбнулся.
Наивные вопросы Светланы привели в умиление и помогли снять напряжение. Не застегивая ширинку, он потянулся к столу и тоже выпил коньяк. В голове приятно шумело, поезд мерно постукивал колесами, задавая сонно-монотонный ритм.
– Ну что, может ляжем спать? – глаза Кирилла начинали слипаться.
Женщина все так же продолжала сидеть на коленях у него в ногах.
– Ты вообще никогда не был с женщиной? И не знаешь, что это за чувство? – осторожно спросила она.
– Нет, не знаю. А что, по-вашему, я должен почувствовать? У меня же нет, чем…
– Дурачок, – она ласково провела кончиками пальцев по его руке.
По коже Кирилла пробежали мурашки.
– Для того, что бы получать удовольствие в любви – не всегда важно – есть у тебя член, или нет. Это все мужские предрассудки. Умная и опытная женщина всегда найдет способ доставить мужчине радость. А умный мужчина всегда придумает, как ее за это отблагодарить…
Кирилл не знал, как воспринимать эти слова. Он испытывал к этой женщине чувство благодарности за ее поддержку, но как ее отблагодарить – он не знал, потому, как не имел опыта…
Светлана встала с коленей, и, не стесняясь молодого человека, скинула халат. Под халатом у нее не было ничего, кроме небольших трусиков. Тяжелые груди ароматными дыньками возвышались над небольшим животиком. Он не был чрезмерным. Фигура Светланы была плотной, но не расплывшейся. Ему было приятно смотреть на широкие бедра, тяжелую грудь с темными вишенками сосков. Вообще – вся ее фигура напоминала корзину с райскими плодами. Кожа светилась теплым, матовым светом в мерцающем пламени свечей. Она подошла совсем близко к нему, и Кирилл вновь почувствовал пряный запах, исходящий от кожи женщины, вызывающий в нем непонятное головокружение.
– Давай я помогу тебе раздеться. Покажи мне свое тело, мой мальчик. Ты очень красивый.
Светлана легким движением сняла с него рубашку, одновременно погладив спину, обволакивая его теплом своего тела, рук, как бы невзначай щекоча кончиками сосков кожу лица и плеч. Кирилл сидел сжавшись, и заворожено смотрел на эти ягодки, колышущиеся около его лица. Никогда раньше ему не приходилось видеть женскую грудь так близко. Скосив глаза, Светлана заметила состояние Кирилла и, ни слова не говоря вновь, уже намеренно, провела кончиком соска по губам юноши. Они дрогнули и, раскрывшись, впустили сосок женской груди в рот. Губы сомкнулись на затвердевшем комочке, язык сам, по наитию облизал краешек и вдруг неожиданно для Кирилла, он с силой втянул в себя этот теплый, ароматный бутончик.
Светлана от неожиданности охнула, но не отстранилась. Кончиками пальцев она поглаживала по лицу юношу, как бы поощряя его продолжать начатое. Сначала робко, неумело, но, постепенно входя во вкус, Кирилл с упоением посасывал и облизывал женский сосок, все больше входя во вкус не только от процесса, но и от легких стонов Светланы, ощущая под руками ее вздрагивающее от возбуждения тело. Немного отстранившись, она приблизила к нему другую грудь, и эротическая «дегустация» продолжилась с удвоенным жаром с обеих сторон.
Женщина сидела на коленях Кирилла верхом, как наездница. Тела их сливались и колыхались в такт движения поезда, стоны издавала уже не только Светлана, но и Кирилл тоже, все больше и больше возбуждаясь от запаха, исходящего от возбужденной женщины, от необычных ощущений на языке, от солоноватого вкуса кожи. Неожиданно для Кирилла Светлана задрожала всем телом  и, напряженно откинувшись назад, вжалась всей промежностью в пах юноши.
Он замер, не зная как реагировать, но через пару минут Светлана несколько успокоилась и тело ее обмякло в объятиях юноши. Она сидела на коленях, все еще тяжело дышала и с жаром осыпала поцелуями его плечи, шею, уши и все, что только могли достать жадные ищущие губы. Постепенно они легли рядом на узкую вагонную койку, и Кириллу было невероятно приятно от теплых, мягких прикосновений женского тела. Ее руки непрерывно бродили по его телу: поглаживая плечи, спину, ягодицы, щекоча нежными пальцами и ноготками чувствительную кожу юноши, не привыкшего к таким ласкам. Постепенно он перевернулся на живот, как бы оставляя для удовольствия только эту часть тела и без слов отдавая ее во власть ласковых женских рук.
Светлана села на ноги Кирилла и начала осторожно поглаживать его спину, ища самые чувствительные точки и зоны, наиболее ярко реагирующие на ее прикосновения. Массажем это трудно было назвать – настолько легки были порхания ее пальцев над телом юноши. Если бы кто-нибудь сейчас спросил Кирилла «что он ощущает в данный момент?» он вряд ли смог бы сформулировать что-нибудь определенное. Но его не покидало ощущение напряженного удовольствия, растекающегося от спины по всему телу и стекающему горячими ручьями к низу живота. С легким стоном он сжался, не зная, как унять эту жгучую боль.
Светлана слезла с его ног и, повернув на спину, продолжила ласки спереди. Теперь она касалась кожи юноши не только пальцами, но и губами, сосками и всеми мыслимыми частями тела, которые могли соприкасаться с телом юноши. Он лежал расслабленно, закрыв глаза и от легкого головокружения и покачивания вагона ему казалось, что он качается в ласковых водах теплой реки, поддерживаемый нежными неведомыми силами…
Его руки снова ласкали отзывчивое женское тело, губы искали и находили самые нежные и вкусные части тела, которые беззастенчиво сами искали его рот и, соприкасаясь с ним, вжимались, дрожали от возбуждения… Неожиданно Кирилл почувствовал, что движения тела женщины стали более ритмичные и скоординированные. Опустив глаза, он понял, в чем дело. Светлана в возбуждении, оттянула перемычку трусиков, помогая себе руками, ввела протез Кирилла к себе в вагину и теперь покачивалась на этом полумягком стебельке, дразня и лаская свою «киску». Заметив, что Кирилл смотрит на нее, она взяла его руку и направила ее в мокрую пещерку, помогая своими пальцами нащупать нежный, отзывчивый бугорок плоти, от прикосновения к которому ее тело стало конвульсивно трястись и раскачиваться. Она сильно застонала, но потом, вспомнив, где они, рукой  зажала сама себе рот  и продолжала постанывать и вскрикивать, но уже глуше. Опустив голову, она вновь припала к его губам, дразня и обволакивая теплом своих губ его дрожащие губы, еще не привыкшие к таким ласкам и слегка опухшие от этих первых нежных уроков. Кирилл почувствовал, как тело Светланы задрожало в его руках сильнее и из губ, вжавшихся в его губы, вырвался очередной сладострастный стон. Некоторое время она лежала на нем, вздрагивая и ежась, то ли от ночной прохлады, то ли от полученного удовольствия. Затем, аккуратно слезла с него, нежно обтерла полотенцем протез и мокрые ноги Кирилла. В пылу ласк он совершенно не почувствовал, когда они стали мокрыми, и теперь с удивлением наблюдал за руками Светланы. Обтерев юношу, она этим же полотенцем вытерла насухо свои половые губы и утомленно опустилась на краешек постели.
– Ты как, живой? – голос ее, сквозь не смелую улыбку, был явно уставший.
Кирилл лежал на спине расслабленный и действительно немного утомленный, но не столько физически, сколько эмоционально, от переизбытка новых, незнакомых до этого чувств, которые лавиной обрушились на него.
– Давай-ка спать… – Светлана встала с постели, накинула халатик и задула почти погасшие свечи.
Проснулся он от позвякивания чайных стаканов. Утро было солнечным, пробуждение радостным, во всем теле сквозила какая-то небывалая легкость. Вскочив, он быстро оделся, заправил кровать и пошел умываться. Светлана стояла в тамбуре уже умытая, свежая и смотрела в окно, радостно улыбаясь каким-то своим мыслям. Сейчас, утром, она выглядела совсем по-другому, чем вечером – возможно не так обворожительно и загадочно… но от этого она не становилась менее милой и притягательной.
Неожиданно для себя он подошел к женщине сзади и, обняв ее, прижался всем телом.
– С добрым утром, моя самая прекрасная леди…
– С добрым утром, – она явно смутилась от его неожиданного порыва, но было видно – она рада.
Все утро Кирилл пребывал в каком-то радостно-приподнятом настроении. Перед очередной станцией взял деньги из кошелька и пошел к проводнику. Народу в вагоне было по-прежнему мало. Договориться с толковым и все понимающим мужиком удалось довольно быстро.
До Омска оставалось еще два дня пути. А у Кирилла – два дня безоблачного непреходящего счастья…


Анджей