Кисмет

               


                Германия. Наше время.



Майское солнце клонилось к горизонту. Городской сад, который ещё час тому назад был наваждён детским смехом и стуком каблуков, по-тихоньку пустел. Два пожилых мужчины, в желании насладиться последними лучами уходящего солнца, медленно перебрались с лавочки стоявшей в тени могучего каштана, на лавочку у пешеходной дорожки. Зигфрид, худой старик с высохшим лицом, борясь с дрожью в руках, аккуратно поставил на лавочку шахматную доску. После чего он с гордостью посмотрел на Хайнриха.
-Видел? Ни одна фигура не сдвинулась. А я ведь пятнадцать лет в шахте с отбойным молотком отпахал.
Хайнрих, который уже занял место на лавочке, посмотрел на Зигфрида снизу вверх и улыбнулся:
-Лучше бы было для тебя, если бы ты уронил эту доску по дороге. Шансов то у тебя всё равно нет. Или ты надеешся, что сможешь бегать королём до тех пор, пока солнце окончательно не скроется за горизонтом.
Хайнрих выглядел свежее чем Зигфрид несмотря на то, что был старше того на десять лет. Он с удовольствием потянулся всем телом и посмотрел на небо.
-Как я люблю май, дорогой мой друг Зигфрид. Знаешь я готов умереть в любое время года, даже на рождество, но только не в мае. Да я и не умру в мае, потому что этот месяц  заряжает меня такой энергией, что я готов бегать по улицам, как шеснадцатилетний пацан. Что там бегать, летать. Мне порой кажется, что в мае у меня начинают прорастать крылья. Хайнрих улыбнулся и погладил себя ладонью по чисто-выбритой щеке. Его рука совсем не была похожа на руку восемидесятисеми летнего старика. Она не была дряблой, может быть по той причине, что через всю тыльную сторону ладони пролегал широкий шрам.
-Нет, только не в мае. Я бы предпочёл умереть в ноябрьский день, когда с серого неба падают крупные, холодные капли дождя и резкие порывы  ветра срывают последние листья с дрожащих деревьев. А ты?
Зигфрид не отреагировал. Он уже успел полностью погрузиться в шахматную партию, которая двигалась к печальному концу. Положение Зигфрида было безнадежным. Он сделал бессмысленный ход конём и посмотрел на противника.
-Ты что-то спросил?- по выражению лица  Хайнриха Зигфрид понял, что тот ждёт от него ответа. 
-Да неважно,- Хайнрих бросил короткий взгляд на шахматную доску и не долго думая связал ладью и короля Зигфрида офицером, - Капитулируй друг. Скоро у тебя кроме короля ничего не останется.
Зигфрид сделал губокий выдох и извлёк из кармана пачку сигарет. Не отводя взгляд от доски он подкурил и тут же закашлялся. Приступ сухого кашля продолжался полминуты. Грудь Зигфрида дёргалась и подкидывала к верху его осунувшиеся плечи.
Наконец кашель кончился. Зигфрид аккуратно сплюнул за лавочку и поторопился сделать очередную затяжку. После он закрыл короля последней пешкой и с интересом посмотрел на Хайнриха.
-А ты не думал бросить курить?- равнодушно спросил тот и добавил, - Шах.
Ладья Зигфрида вновь оказалась под вилкой. Партия была проиграна. Зигфрид постарался спрятать горечь поражения под красивый жест и положил белого короля на доску.
-Фе ни то ля комедия ,- сказал он и вновь захлебнулся в сухом кашле.
-Ну так что? - Хайнрих сгрёб шахматы в кучу.
-Что? - не понял Зигфрид.
-Курить говорю не думаешь бросать?
Зигфрид широко улыбнулся, обнажив свои жёлтые от никотина зубы. Повертев тлеющую сигарету между пальцев, он отвернулся от Хайнриха и смотря куда-то вглубь парка, вздохнул: « Не могу.»
-Слабо?
-Нет, не в том смысле, что не могу физически или душевно. Я себе просто слово дал.
-Какое слово?- не понял Хайнрих.
-Курить до гробовой доски.
-Ха, другие себе слово дают не курить и не пить., а ты... Ерунда какая-та получается.
-Да нет, ни ерунда, - Зигфрид докурил сигарету до фильтра и обратил свой взгляд на Хайнриха. «Какие у него грустные глаза, -удивился тот- таким я его ещё не видел.»
-Это случилось...- Зигфрид поднял глаза наверх и зашевелил губами,- лет сорок пять тому назад. Моя тогдашняя подружка поставила мне ультиматум – или я брошу курить или она бросит меня. Она абсолютно не могла переносить таабачный дым. Я решил бросить.
-Её?- улыбнулся Хайнрих.
-Курить, глупая твоя голова,- Зигфрид наградил Хайнриха недобрым взглядом.    
-Я не курил уже недели две, - продолжил Зигфрид, - и не скажу, что сильно страдал по этой причине. Но вот, в один прекрасный день, сидя на остановке в ожидании своего автобуса, я увидел мужчину. Он стоял у киоска на другой стороне улицы, пил кофе и курил сигарету. Я не видел его лица, но... вся его фигура говорила о том, что он наслаждается. Как говорят сейчас молодые – кайфует. Он прикладывался к горячему напитку, делал глубокую затяжку от сигареты и пускал дым кольцами. Снова пил кофе и снова затягивался сигаретой. От созерцания этой картины мне так захотелось курить,
что я подумал – если я сейчас не встану и не куплю себе пачку Marlboro, то я умру.
Зигфрид вытащил из пачки очередную сигарету.
-O mein Gott, как я был все же прав, - он подкурил и не закашлялся.
-В чём ? – поинтересовался Хайнрих.
-В том! Я встал с лавочки и в буквальном смысле перелетел через дорогу. Так сильно мне не хотеломь курить.
Зигфрид сделал короткую паузу и продолжил:
-Я ещё не успел распаковать пачку сигарет, как услышал за спиной чудовищный грохот. От автобусной остановки ничего не осталось. Ничего. Водитель грузовика
не справился с управлением. Он был в стельку пьян. Полицейские никак не могли понять, как он в таком состоянии умудрился пересечь весь город. Двое человек, находившихся на остановке, умерли ещё до приезда скорой помощи,- Зигфрид сделал глубокий выдох,- Вот такие вот дела.
-Да, интересная история. Прямо проведение,- задумчиво сказал Хайнрих,- А подружка значит тебя бросила? – Хайнрих попытался отогнать приход плохих мыслей бытовой чепухой.
-Нет. Она вышла за меня замуж.
-Это что Агна что ли?
-Она самая. Ты же знаешь какая она суеверная. Агна тоже сочла случившиеся за силу проведения и на следующий день пришла на свидания с пачкой сигарет.
-Да, Агна суеверная впрочем как и все женщины. Ерунда всё это Зигфрид. Из-за этого суеверия я на протяжении десяти лет  ждал смерти каждый божий день. И как видишь впустую.
-Ты это сейчас о чём?-  спросил заинтересовано Зигфрид.
Хайнрих не торопился отвечать. Какая-та зловещая тишина повисла над городским парком. Если Зигфрид сумел избавиться от теней прошлого, то Хайнрих наоборот,стал медленно  погружаться в сумрак минувших лет.
-Летом 42-го,- начал наконец Хайнрих, его вступление сопроводил порыв прохладного ветра, - мне довелось несколько дней провести в Харькове. В то время я выполнял обязаности адьютанта и должен был подготовить там кое-какие бумаги для моей Kompanie. Шла усиленная подготовка к восточному наступлению, целью которого был Сталинград. На ночлег меня определили в дом директора какой-то тамошней фабрики.
Моя комната располагалась на втором этаже. Втот день я изрядно принял на грудь с кaмерадами и решил вовремя покинуть их шумную кампанию, так как знал, что на следующий день меня ждёт серъёзный разговор с командующим составом. Я решил выспаться и уже в девятом часу улёгся в постель. Уснул я быстро, но где-то в полночь проснулся. Меня мучила жажда. Я вспомнил о графине с водой стоящем на столе. В комнате царила темнота. Встав спостели, я наощупь стал искать стол. Стол я нашёл, но так неудачно, что опрокинул с него графин. Я выругался, одел штаны и зажгя свечу отправился на поиски воды. На первом этаже я нашёл кухню и избавился от жажды. Вернувшись в комнату, я вновь завалился в постель. Но уснуть я не смог. В мою голову, которая по-тихоньку начала отходить от шнапса начали лезть дурные мысли. Непонятно откуда они ко мне пришли. Ведь тогда мы ещё находились на волне несущей нас к победе. Буквально месяц тому назад мы разгромили контрнаступление русских и взяли в плен 260 тысяч солдат противника. И вот я - немецкий офицер, который ещё полгода тому назад был очарован службой в Армии Вермахта, вдруг понял, что мы обреченны  на поражение. Чем дольше я думал над будущем, тем яснее видел картины предстоящих дней. Мы обреченны. Нас должна стереть в порошок эта необъятная страна. Закон Эйнштейна, сформулированный им после войны, родился у меня в голове в эту душную, летнюю ночь в Харькове. «Масса превратися в энергию и обрушится на нас  с чудовищной силой.» Я безуспешно ворочился с боку на бок. Тяжелые мысли не давли мне уснуть. Движение на улице отсутствовало. В комнате царила мертвая тишина. Именно благодаря этой тишине я смог услышать легкий шорох на чердаке. Я встал с постели и навострил уши. Шорох прекратился. Я улыбнулся своему больному воображению. Надо же принял возню мышей за шпиона в тылу врага.
Нужно меньше пить и больше спать,  подумал я, как вдруг отчётливо услышал чей-то плач. Плач сопровождался надрывными всхипываниями. На всякий случай прихватив с собой мой Вальтер, я покинул свою комнату. Без труда найдя летницу-стремянку, приставленную к чердачному люку, я поднялся на верх. Крышка не открывалась. Мне стало ясно, что с другой стороны на ней стоит какой-то тяжёлый предмет. Закрепив свечу между балок и заснув Вальтер себе в штаны, я  всем своим телом надавил на крышку. Мои усилия увенчались успехом. Я услышал грохот упавшего предмета. Как оказалось потом - это была бочка с вином, которую  директор фабрики хранил на свадьбу своей дочери. Я очутился на чердаке и тот час в свете свечи увидел Её. Она сидела, забившись в угол, подобрав под себя ноги и скрестив руки у себя на плечах. Её чёрные волосы свисали до пола. Её тёмные, заплаканные глаза были наполненны страхом. Я сразу же определил её национальную принадлежность. Это была цыганка. Я расслабился, подошёл к ней и поставив свечу на пол, сел в двух шагах от неё. Она слегка отпустила свои глаза, в которых всё ещё стояли слёзы и стала созерцать огонь свечи. Я созерцал её. Её лицо имело тонкие черты. Она сразу же напомнила мне Schneewitchen из сказки братьев Гримм. Чёрные локоны. Красные полные губы. Цвет её кожи показался мне светлым. Наверное из-за контраста по отношению к волосам. Она была молода и красива. По-моему мнению ей было не больше 18-ти лет. Я подкурил сигарету, затянулся два раза и протянул сигарету ей. Она робко подняла глаза и кивнула.
Хайнрих замолчал, закрыл глаза и улыбнулся. Зигфрид с любопытством изучал его портрет. Он без труда догадался, что Хайнриха накрыла волна приятных воспоминаний. Спустя полминуты Хайнрих продолжил:
-На продолжении последних трёх дней в Харькове, каждую свободную минуту я проводил на чердаке в кампании молодой цыганки. Я приносил ей еду. Мы пили красное вино из бочки директора. Мы много смеялись и общались между собой на языке жестов... на языке любви.
Хайнрих вновь сделал паузу.
-В последнюю ночь, после любовных утех, мы лежали в сухой соломе и смотрели друг другу в глаза.  Я сказал ей, что должен завтра уехать. Она поняла. На её чёрные глаза наползла серая поволока. Она закрыла глаза и забурчала себе под нос какую-то абракадабру. Я не уловил ни одного русского слова поэтому понял, что она говорит на языке своих предков. Через некоторое время она взяла мою руку и начала водить своим тонким пальцем по моей ладони. Она так углубилась в изучения линий на моей ладони, что казалось забыла обо мне в чистую. Я же в свою очередь изучал её безукоризненную
фигуру, которая вновь начала будить во мне мужчину. Мне вновь захотелось овладеть этой молодой плотью и я потянул свою свободную руку к её груди.
На этом месте Хайнрих  замолчал и снова закрыл глаза. Зигфрид, глаза которого заметно увеличилсь, сглотнул слюну: « И что? Что было потом?»- поторопился прервать он молчание своего приятеля.
Хайнрих открыл глаза и не глядя на Зигфрида продолжил:
-Я ещё не успел коснуться её груди, как почуствовал, как её острый ноготь впился в
мою  ладонь.
-Нож!- с этим словом, которое напомнила мне выстрел, она обратила на меня свой взгляд.
-Нож!- повторила она.
-Господи. Я как сейчас вижу этот взгляд. Её чёрные зрачки увеличивались в рамерах на моих глазах. Цыгане хорошие артисты. Об этом знает весь мир. Но такое... Такое нельзя сыграть. Тогда я ещё не понимал её слов, но при виде её глаз, я ни на минуту не усомнился, что она видит моё будущее. Её губы дрожали и повторяли одно и тоже-
 « Нож. Тебя убъёт русский нож.» После я спросил у одного офицера, который владел русским языком, что это значит. Он перевёл - « Dich bringt russische Messer um.»
Она погладила меня по голове. Её зрачки уменьшились. В её глазах стояли слёзы. Она действительно испытывала ко мне какие-то чувства. На следующий день я должен был вернуться в свою часть. Я спрятал её в своём автомобиле и вывез из города. На прощание она вновь посмотрела на мою ладонь и поцеловав её, ушла не сказав ни слова. Сначала я не придал её словам никакого значения. Потом...- Хайнрих замолчал.
- Что потом? – не выдержал паузы Зигфрид.
- Потом был Сталинград. То есть - начало конца. Масса должна была превратиться в силу и она в неё превратилась. До сих пор не понимаю, что заставило русских драться с такой отвагой. Страх за Родину или страх перед усатым вождём, имя которого носил этот город. Город, который я до сих пор вижу в кошмарных снах. Эйфория, царившая в наших войсках быстро прошла. Мы столкнулись с таким сопротивлением, которому невозможно было противостоять. Бесконечные уличные бои превратили нашу войну в бег по кругу. Некоторые дома мы брали и сдавали по несколько раз на день.
Иногда вообще  невозможно было определить кому принадлежит тот или иной дом. В подвале итальянцы и румыны над ними русские, этажом выше мы. Чёрт подери! Это был Вавилон. Только если в Вавилоне люди пытались добраться до неба, то  в Сталинграде мы всё сильнее и сильнее погружались в ад. Разрушая один дом за другим.
Наступила зима. Ударили морозы. Однажды, возвратясь с кирпичного поля боя в абсолютно разбитом состоянии, я завалился у печки и провалился в сон. Во сне я сидел на берегу озера и любовался заходом солнца.  Мне было тепло и спокойно. Я улыбнулся, когда почуствовал её ладони на своих глазах. Я сразу узнал её руки. Они были тёплые и сухие. После она села рядом и положила свою голову мне на плечо.
-Кто? Кто она?- не понял Зигфрид.
-Цыганка. Умная твоя голова.
-Ааа.. Ясно. А дальше, дальше что?- Зигфриду не терпелось услышать продолжение рассказа.
-Любопытный ты как баба всё таки. Успокойся. Эротики не будет.- Хайнрих покачал головой.
Зигфрид не обиделся. Он только выпучил глаза и затрёс рукой в которой тлела сигарета, давая таким образом понять, что Хайнриху пора вернуться к повествованию.
- Она положила свою голову мне на плечо. Я положил свою руку на её талию. Мы молча сидели и наслаждались закатом солнца. Так, как это раньше любили показывать в кинофильмах. Хмм... Такая картинка абсолютно не подходила  цыганскому темпераменту, скажу тебе по собственному опыту друг Зигфрид. Но сон есть сон. Вдруг она резко убрала свою голову с моего плеча и посмотрела мне в глаза. Мне пора, сказала она. Я хотел поцеловать её, но она поторопилась убрать свои губы в сторону. Вместо поцелуя она вновь взяла мою руку, бросила на неё короткий взгляд и непонятно покачала головой. После она в буквальном смысле растворилась в воздухе.
А я был вырван из сна артилерией русских. На меня осыпалась штукатурка. Следом застрекотали русские винтовки. На меня навалилось что-то тяжёлое и придавило меня к земле. Это был рядовой Хайнц. Мне с трудом удалось выбраться из-под его могучего тела. Не трудно было догадаться, что он был мёртв. Пуля пробила его высокий лоб.
Высовываться и оказывать сопротивление было глупо. Я забился в угол и стал ждать, когда русские угомонятся. Через некоторое время огонь стих. В комнате, где я находился, кроме меня и убитого Хайнца никого не было. Я набрался смелости и решил посмотреть, что произошло в другой комнате, где ещё полчаса тому назад находилось пять солдат из моего подчинения. Пошатываясь я вышел в узкий коридор и сразу же столкнулся лоб в лоб с русским солдатом. До сих пор не могу понять , каким образом я успел выбить автомат из его рук. Между нами завязался рукопашный бой. Русский был не из хилого десятка. Крича что-то во всю глотку он бросил на меня всё своё тело. Мы повалились наземь и начали кататься по полу усыпанному камнями и стеклом. Не знаю, как долго продолжалась эта карусель. В конце концов русский оказался сверху, а я понял что пришёл мой конец. У меня абсолютно не было сил, чтобы вести дальнейшую борьбу. Русский улыбнулся во весь рот и не торопясь вытащив из голенища сапога нож, занес его над своей головой. Он не торопился. Видимо наслаждался моим страхом. Я не смог выдержать его дикого лица и закрыл глаза. « Нож. Русский нож.» - отдалось эхом в моей голове. Передо мной вновь возникло её красивое, грустное лицо. « Русский нож.»- шептала она. Я почуствовал, как на ногах русского напряглись мышцы. Он собирался нанести удар. Я безвольно выкинул руки к верху. В этот момент раздалась автоматная очередь. По моей кисти скользнуло острое лезвие, следом на меня навалилось тело русского. Филип, один из немногих, выживших из нашего отряда в тот день, успел всадить автоматную очередь в спину Ивана.
Хайнрих замолчал и посмотрел вглубь городского парка, на который начали наползать сумерки. Зигфрид нетерпеливо заёрзал на скамейки и вновь вытащил из кармана пачку сигарет.
-Дай и мне одну что ли, - сказал Хайнрих приятелю, не обращая свой взгляд в его сторону. Так же не глядя, он взял протянутую ему сигарету и помяв её между пальцев повесел себе на нижнюю губу. Зигфрид щёлкнул зажигалкой. Хайнрих подкурил.
Его глаза заблестели.
-И всё?- с горечью в голосе спросил Зигфрид, думая о том, что мистический рассказ   подошёл к концу. Хайнрих не торопился с ответом. Он вновь осторожно затянулся сигаретой и наконец продолжил:
-Можно сказать, что всё. С этого дня цыганка приходила ко мне во сне чуть ли не каждую ночь. Она всегда останавливалась от меня в пяти шагах. Смотрела на меня с грустью и ничего не говоря уходила вновь. Я окончательно смирился с той мыслью, что мне сужденно быть зарезанным русскими. Более того. Когда в последствии русские облажили нас, как волков. Когда холод и голод начали съедать нас изнутри, я даже молил Бога о смерти. Если бы только знал с какой отвагой я дрался последние месяцы, несмотря на то, что практически не имел на то сил. Я хотел умереть в бою. Я искал русский штык. Но тщётно. - Хайнрих вновь сделал слабую затяжку от сигареты.
- Потом был плен,- продолжил он после короткой паузы,- В отличии от моих  камерадов мне повезло. Я долго не мог отойти от контузии.  Из-за моего плохого физического состояния  мне не дали кирку в руки и не отправили на стройку. В основном я был занят тем, что мыл тарелки на кухне и подметал  лагерную территорию. Однажды, зимой 48-го незадолго до рождества, я очистил дорожки от снега и вернулся на кухню в надежде выпить стакан горячего чаю. Вместо чая наш повар дал мне в руки нож и указал мне на фронт работ. Я сел на табурет и начал чистить гнилую картошку, слушая как в столовой пьют водку русские офицеры. На кухне в отличии от улицы, где трещали декабрские морозы, было тепло. За монотонным занятием мне с трудом удавалось бороться с приступами сна. В конце концов я не выдержал и задремал.
В этот раз она подошла ко мне в плотную и положила свою руку мне на плечо. Она смотрела на меня своими чёрными глазами и молчала.  Наконец она решилась что-то сказать. Её губы, похожие на лепестки роз приоткрылись....
Хайнрих замолчал и затянувшись в последний раз сигаретой, бросил её за лавочку.
- И что? Что дальше?- не смог выдержать паузы Зигфрид.
-Что, что. Меня вырвал из сна грохот бьющийся посуды. Я дёрнулся и едва не упал с табурета. На кухню ворвался младший лейтинант. Schweine, кричал он, Schweine вы убили моего брата. Его пытались успокоить, но всё в пустую.Он сумел одним ударом левой руки положить на пол капитана. В правой он держал нож. Пару секунд он изучал своими дикими глазами присутствующих. Сначала его взгляд остановился на Фридрихе, потом на Хорсте. Но ни тот и ни другой не пришлись ему по вкусу. Фридрих был через чур сильно изуродавон войной, а Хорст черезчур стар. Наконец, покачиваясь на надраенном до блеска полу, он увидел меня. Я всё ещё держал в руке кухонный нож. Быть может эта деталь  и стала причиной того, что выбор лейтинанта пал на меня. Мы были с ним вроде как на равных.  Холодное оружие и у него и у меня. Честная игра. При виде меня он криво улыбнулся и прошипел сквозь зубы: Тыыы... Секундой спустя его рука взмылась к потолку. Я по инерции закрыл глаза. И вновь её лицо возникло передо  мной.  Я понял, что это конец. Бум! – раздался грохот в этот момент. Я разовал глаза и увидел, что лейтинанта завалили на пол его собутыльники.
После я краем глаза увидел рукоятку ножа,  торчащего из стены на уровне моих глаз.
Максимум пять сантиметров отделяли меня от смерти.  Я сделал глубокий выдох. Всё, сказал я самому себе, смерть окончательно обошла меня стороной. Теперь я уж точно не умру от русского ножа. Я чуть было не рассмеялся в лицо русским, злые взгляды которых, бурили меня чёрной ненавистью. Они явно жалели о том, что их товарищ промахнулся.  Я повернулся, чтобы  получше изучить свою смерть. Нож вошёл в бревно на половину лезвия. На рукоятке ножа я смог прочитать затёртое слово......
 -Какое слово?- вновь не смог выдержать паузы Зигфрид.
- Какое спрашиваешь слово. Отвечаю. «Solingen». Моё сердце кольнуло. Я понял, что не смог обмануть смерть.
- Почему?- не понял Зигфрид.
- Повторяю. SO – LIN – GEN. Это был немецкий, трофейный нож. А цыганка прочитала на моей руке, что меня должен убить русский нож, а не немецкий. Понимаешь?
Хайнрих замолчал. Зигфрид тоже не мог найти подходящего вопроса. Весенний парк окутали сумерки. Вдоль дорожек, один за другим, стали зажигаться фонари. Подул свежий ветер. Хайнрих поднял воротник своей куртки и первым нарушил молчание.
-Ты знаешь Зигфрид, - улыбнулся он,- Я изменил своё мнение. Всё таки наверное лучше всего умереть в мае. Потому что в мае, можно оценить жизнь по-достоинству. Не смотря на все её мрачные стороны, я сейчас имею в виду – страх, боль, предательство, засилие зла и т. д. и т.п., жизнь – это всё таки подарок судьбы. Судьбы наших родителей, наших дедов и прадедов.
Хайнрих посмотрел на ладонь своей правой руки.
-Судьбы, - повторил он, - предопределённость которой, есть всего лишь выдумка бурной фантазии человека. Лишь в тот момент, когда летом 54-го года я ступил на родную землю, я понял на сколько всё таки глупо быть фаталистом.  Человек сам кузнец своей судьбы, а всё остальное... – Хайнрих улыбнулся, - Ну мне пора. Дома ждут лекарства. Да и тебя наверное Зигфрид, Агна заждалась. С пачкой сигарет. 
Зигфрид не поднимая головы из-под лобья посмотрел на Хайнриха, который взял под мышку шахматную доску и поднялся с лавочки.
- До завтра, - бросил Хайнрих напоследок и пошёл в сторону своего дома.
- До завтра, - Зигфрид посмотрел в след уходящему приятелю. Всё ещё витая в мистическом рассказе Хайнриха, он подумал о том, что его приятель сумел сохранить офицерскую выправку до преклонного возраста. Силуэт Хайнриха растворился во мраке. Мистика, подумал Зигфрид. В этот момент до него донеслась турецкая речь.
По дорожке шла группа подростков. Смачно плюясь себе под ноги, они с презрением посмотрели на Зигфрида.
      
*

На весеннее майское небо наползли серые тучи. Высь поливала землю проливным дождём. Зигфрид прячась от дождя под зонтом, забежал под козырёк нависающий у входных дверей пятиэтажного здания. Собрав и отряхнув зонт, он на минуту задержался у дверей с табличкой  «POLIZEI». Последний раз  Зигфриду довелось побывать здесь лет семь тому назад, когда он по нелепому стечению обстоятельств, оказался свидетелем дорожно-транспортного происшествия. Зигфрид осторожно открыл дверь и зашёл вовнутрь.
-Guten Tag,- обратился он к молодой полицейской, дежурящей на входе, - Господин Кранц у себя?
Полицейская оторвала свой взгляд от монитора компьютера и надев улыбку на лицо кивнула: « Ja.»
- Надеюсь пропуск мне не нужен?
- На сколько я помню, господин Кранц ваш племянник?
- Да, - ответил Зиигфрид с трудом скрывая гордость.
- Ну тогда я могу нарушить инструкцию господин...
- Штэйн.
Полицейская улыбнулась и кивнула:
- Он сейчас должен быть у себя. Кабинет 124.
- Спасибо. Я знаю.
Зигфрид, делая короткие паузы на лестничных пролётах, поднялся на третий этаж и постучал в дверь под номером 124.
-Bitte schoen- раздался голос за дверью.
Зигфрид пожал отёкшую руку племяника и потрепал его по плечу.
- Хорошо выглядешь, - сказал он через некоторое время, сделав про себя вывод,  что сидячия работа, на которую перешёл лет пять тому назад его племяник, не пошла ему на пользу. Он прибавил в весе, как минимум 15-ть килограммов.
- Да ладно тебе дядя. Я же какой не какой полицейский. Всё, что ты сейчас подумал про себя, я прочитал в твоих глазах. Ну да ладно. Что заставило тебя нанести визит в наше заведение, которое люди как правило пытаются обходить стороной,- племянник указал на стул.
- Меня интересуют обстоятельства смерти моего приятеля, Хайнриха Баума. В газетах много об этом писали. Но, дорогой мой племянник, я не особо верю жёлтой прессе. Так же в принципе, как и голубому экрану. Можешь ли ты осведомить  поподробние по этому вопросу своего старого дядьку. Если  конечно эта вещь, не является служебной тайной,- Зигфрид наигранно улыбнулся.
- Нет проблем дядя.  Дело уже практически закрыто. Скоро все детали станут достоянием общественности. Что тебя интересует конкретно?
-Во первых, кто его убил? Газеты пишут о трёх чужеземцах. А вот моя жена Агна, твоя тётя, говорит, что их было восемь человек.
- На этот раз газеты более-менее близки к правде. Их было действительно трое. Трое турков. Но, удар, вернее выстрел, нанёс один. Это не было целеноправленным убийством. Нелепое стечение обстоятельств. Турок целился в дерево, а попал в господина Баума. Ты бы видел его при задержании. Знаешь, что он нашёл себе в оправдание?
- Что?
-Он кричал как угорелый, что твоего приятеля убил Кисмет.
-Как ты сказал?
- Повторяю. Кисмет. Ты знаешь. Они там на востоке сильно верят в то, что жизненный путь человека написан на небесах. Кисмет - это по-турецки судьба. Этот молодой турок  брызгал слюной и кричал, что господин Баум сам искал свою смерть. Искал и нашёл.
-Вот оно как,- челюсть Зигфрида слегка отвисла,- Подожди. Ты сказал выстрел. Он его что, застрелил?
-Нет. Не совсем так. Видишь ли дядя, я сам впервые за всю свою практику встретился с таким видом оружия.
-По подробней пожалуйста.
-Это был не пистолет. Это был нож,- племянник потёр себя по виску, а сердце Зигфрида высекло резкий удар и заработоло в быстром ритме.
-Извини. Я могу здесь курить?- спросил дядя племянника.
-Вооще-то не положенно. Сам знаешь, как сейчас с этим делом. Но для тебя дядя рад буду сделать исключение. Хотя если честно... Завязывал бы ты с этим делом. Возраст ведь уже не тот,- с этими словами племянник извлёк из ящика стола пепельницу.
Зигфрид сделал пару сильных затяжек и с трудом сдержав порывы сухого кашля посмотрел на полицейского:
- Рассказывай.
-Да что тут рассказывать. Этот турок, который убил твоего приятеля, приторговывал героином. Клиентура у него была самая разношерстная. Этому пороку сам знаешь не только все возрасты покорны, но и все национальности. В тот день, когда это случилось к нему за дозой пришёл русский немец.
При слове « русский немец» сердце Зиигфрида закололо. Он аккуратно положил себе на грудь левую руку.
- Тебе что плохо дядя?- племянник насторожился.
- Нет-нет. Всё нормально. Продолжай.
- Ну и вот. Денег у русского не было. Зато имелась одна штука. Нож-самострел. Интересная вещь, как я тебе уже сказал ещё никогда такого в своей жизне я не видел. Этот нож имеет кнопку. Первых два лезвия вылетают из рукоятки, как пули из магазина. Третье остается торчать в рукоятке. Интересная штука. В общем произошёл обмен. Турок получил нож. Русский немец дозу. На него кстати тоже дело открыли. Да что с него взять с наркомана. Тем более, что он причастен к этому делу только косвенно..После этой бартерной сделки, турок, который сам был любителем понюхать эту гадость, решил пострелять и как я уже сказал вместо ствола дерева, пробил сонную артерию твоему приятелю. Вот в принципе и всё.
- А откуда у русского этот нож. С родины?- поторопился задать очередной вопрос  Зигфрид.
-Так точно дядя. Друг детства с Родины привёз. Он у него здесь гостил пару недель.
Приехал сюда сразу после того, как там срок отсидел. Вот и оставил ему на память эту игрушку. Оружие - это самопальное. Там у них в лагерях заключённые такое хобби имеют. В свободное от работы время мастерят оружие убийства. Мастера нечего сказать. Сам в руках держал, как из-под фабричного станка. Ни одной неточности.
Рукоятка такая красивая всех цветов радуги.
-Так значит нож русский?- перебил племянника Зигфрид.
- Значит русский.

Зигфрид в раздумиях подходил к своему старому дому. Дождь кончился, но небо всё ещё было затянуто серыми тучами.
- Судьба, - шептал Зигфрид вслух,- значит она всё таки есть. Значит цыганка не ошиблась. Стоп. Но если есть судьба, значит есть и Бог.
Зигфрид испуганно посмотрел на небо и увидел, как серые тучи пробил яркий луч весеннего солнца.