Наваждение

Мальчик шёл по лесу.

Собственно, лесом это можно было назвать весьма условно. От посёлка мальчик отошёл не более чем на километра полтора и дальше углубляться не собирался. Он, вообще, прекрасно чувствовал направление и расстояние. Да и лес этот, точнее ту небольшую его часть,  что простиралась до болот, он знал вдоль и поперек.

Мальчик считал себя одиноким. Не то,чтобы он чурался своих сверстников, но отношения с ними толком наладить никогда не удавалось. Всякий раз это заканчивалось раздорами, обидами, драками. И тогда у него оставались только две радости — лес и библиотека.

О, эта библиотека в дачном посёлке! О ней надо рассказать особо. Она располагалась в Доме Пионеров, в огромном старом деревянном доме. Мальчик готов был поклястся, что рядов стеллажей здесь больше, чем в районной детской, в городе. Ну а самое главное, чего в городской и в помине не было — это полка у окна, на которой висела скромная табличка с надписью «фантастика». Фантастика, дивный мир, который захватывал мальчика целиком, заставлял забывать о драках и житейских неурядицах.

И мальчик жил в этом мире. Он был влюблён в золотоволосую Алису и стоял с ней рядом, защищая от пиратов. Он крепко держался за штурвал вместе с Пирксом,  пробирался рядом со Львом Абалкиным по разрушенному городу на заброшенной планете, гнался за тиранозавром вместе со Збигневом Турским, пересекал Африку плечом к плечу с Пандионом, с Глором и Ник расстраивал планы коварных пришельцев. Он убегал от Механического Пса вместе с Гаем Монтэгом, кидался из века в век с Эндрю Харланом, смело входил в пещеру марсиан следом за Лоренцо Смитом.
Зачем нужна реальность с её неразрешимыми проблемами, если есть библиотека и лес? Мальчик шагал, автоматически раздвигая палкой кустарник в поисках грибов, а мысли его витали где-то там, в мирах, гораздо более симпатичных, чем нынешний.

И вдруг мальчик застыл, как вкопанный. Из-за дерева навстречу ему вышел баран. Это было немыслимо. Нет, в самом баране ничего странного не было. Многие в посёлке держали овец. Хоть это не Грузия и не Кавказ, а вовсе даже суровый север, но овец и баранов часто можно было встретить пасущимися на склонах холмов, заросших травой.
Но не в лесу.
К тому же, когда баран повернул голову и внимательно посмотрел на мальчика, тот сразу понял, кто перед ним. Эти глаза не принадлежали ни барану, ни человеку, ни какому-либо другому известному существу. Это были глаза из того мира, который существовал в книжках и у мальчика в голове.

 — Вы-вы-вы ошиблись, — произнёс мальчик дрожащим голосом. — Ба-бараны не ходят по лесу.
Баран на секунду остановился, наклонив голову, потом фыркнул и двинулся дальше. Через минуту он уже скрылся из глаз.
Мальчик снова стоял один посреди привычного леса. Впрочем нет, лес уже был другим, немножко чужим, неуютным. «Будто где-то кто-то свистнул в свисток, который слышат только собаки» — услужливо подсказала память соответствующую цитату. Ни о каких грибах не могло быть и речи. Мальчик заторопился домой.

* * *

Этот баран с чужими, невыносимыми глазами, ещё долго преследовал его.
В лес мальчика больше не тянуло. Тем более до конца каникул зарядили дожди, и всё, что оставалось — это сидеть дома и играть в шахматы и домино. В библитеке больше не попадалось интересных книг, или же они больше не казались интересными.
И только ночью, увидев эти глаза во сне, мальчик просыпался и судорожно хватал ртом воздух, пытаясь успокоиться. Расказать о своих страхах было некому. Можно было только терпеть и ждать, когда это пройдёт.

К счастью, или, наоборот, к несчастью, реальная жизнь пересиливает любые кошмары. Лето кончилось, мальчик вернулся в город, снова навалились ссоры, драки, противостояние всему миру, отчаяние. То, что тебя в школе опять побьют, гораздо страшнее того, что может произойти в любом из вымышленных миров. Мальчик прекрасно понимал, люди могут причинить гораздо больше зла, чем черти, пришельцы или говорящие бараны.
А тут ещё у мальчика стал ломаться голос, появились иные интересы и увлечения, что-то стало меняться в нём самом и окружающем мире. Он стал крепче и сильнее, научился ладить с одноклассниками и давать отпор своим обидчикам. Жизнь продолжалась, и новые ощущения накатывались волной, вытесняя старые.

* * *

Прошло несколько десятков лет. Мальчик вырос, обрюзг, отрастил живот. Теперь у него свои дети, и он понятия не имеет, что им снится. Мальчик теперь не читает фантастику, да и вообще ничего не читает — нет у него на это ни времени, ни сил. Да и в лес он тоже не ходит: на работе так устаёшь, что в выходные сил остаётся только на то, чтобы дремать на диване под телевизор.

Но с некоторых пор он стал кричать по ночам. Потому что снова ему являются эти глаза, и мучительно хочется проснуться, скинуть с себя тягостное наваждение. И тогда жена начинает толкать его и дуть ему в лицо — пока он не перевернётся на другой бок и снова не задышит ровно.

А ещё он с ужасом обнаружил, что видит эти глаза и наяву. На экране телевизора, когда какой-нибудь политик выступает с речью, облекая свои чёрные мысли в красивые слова. На какой-нибудь демонстрации, когда люди несут плакаты, смысла которых не понимают. Или когда безликая толпа заходится криком, желая растерзать кого-то. Надо всем эти парят те нездешние глаза, которые он когда-то увидел и с тех пор не может забыть.

И теперь только одна мысль зудит и не даёт покоя. Не он ли один во всём этом виноват? Ведь это он, он и никто другой, указал тогда на ошибку и сказал, что бараны по лесу не ходят. Может быть именно из-за него баран или то, что приняло облик барана, смогло выполнить свою тёмную миссию в этом мире. Неужели, если бы мальчик тогда промолчал, то всё бы могло выйти по-другому? Или нет?