Умереть на Родине... 1

 
1.
Работая над новеллой «Фрау Любка», я вспомнил о судьбе другой женщины, которая выкупила из гестапо своего мужа-австрийца. Тот, будучи директором сахарного завода на оккупированной Украине, снабжал партизан отряда Ковпака сахаром и был арестован в дни, когда гремела каннонада наступающего 1-го Украинского фронта. Героизм этого человека отмечен советской наградой.
Сейчас, в этой новелле, я хочу рассказать не о героическом австрийце, а о его жене, к судьбе которой мне пришлось слегка прикоснуться весной памятного для меня года.

Правильнее было бы назвать это повествование очерком…
Но - не могу.
Во-первых, я пишу по памяти. А голова – «не Дом Советов», как говорили в моей юности, всего не упомнишь. Посудите сами: я в эту историю втянулся  в 1981 году, когда познакомился с корреспондентом местной районной газеты на украинском Подолье. И эту дату я запомнил лишь потому, что отпуск получил сразу после возвращения из Афганистана. С тем журналистом у нас возник взаимный интерес: он вытягивал из меня афганские впечатления, я из него – материалы «с изюминкой», т.е. – такие, которые КГБ либо не пропускал в печать, либо, наоборот – продвигал. С обеих сторон движителем была любознательность, так как полученную от меня информацию он всё-равно не смог бы использовать в работе, а я в то время писать ни публицистику, ни мемуары попросту не собирался. Так что извините, чего не упомнил – домыслю, то есть – добавлю «художественный вымысел». Насколько «художественный» - судить читателю.
Во-вторых, у меня нет полномочий называть подлинные имена… да я их и не помню.

*   *    *    *
Муж моей сестры работал инструктором райкома партии. По этой причине Клавка потащила меня прямо с поезда на новоселье. «Обмывали» новую квартиру райкомовской уборщицы. Такого богатого стола мне видеть прежде не приходилось. Пришли все секретари во главе с Первым. Однако, выпив по нескольку тостов, начальство удалилось. Клавка дёрнула меня за рукав:
- Вон видишь, перекуривает на балконе  парень в желтом свитере? Идём, познакомлю, не пожалеешь!
Борис оказался корреспондентом местной районной газеты «Вогни Подилля».  Перекинулись о том, о сём. Узнав, что я тут прямым ходом из Афганистана, Борис оживился:
- Слушай, Стас, давай встретимся где-нибудь, не в такой толпе.
- Давай. Я вольный козак – в отпуске, так что время и место – за тобой.
- Чёрт, в ближайшее время – срочное задание редакции, материал для «Правды Украины»…
Задачу решили просто – обменялись номерами телефонов. Причём, что меня подкупило, - оба не стали записывать. Трехзначный номер запомнить легко, особенно мне, приезжему. А у него-то, журналюги, таких номеров, наверное, сотни. И если он мой номер запомнил – это, признаюсь, подкупало.
Муж Клавы, заметив зарождение нашего контакта, как бы между прочим, предупредил:
- Этот парень – на связи редакции с комитетом…
По службе мне приходилось взаимодействовать с разведчиками из КГБ. Мужики из внешней разведки мне импонировали, а так как других контактов с комитетчиками у меня не было, то я не придал особого значения словам Михаила. Впрочем, это не имело никаких последствий для меня лично, кроме того, что рассказывая об афганских делах, я мог быть с ним более откровенным.
Неожиданно мы встретились на следующее утро. Моя мама, занимаясь на пенсии краеведческой работой, иногда приносила в редакцию газеты свои заметки. Узнав о моём вечернем знакомстве, она уговорила меня сопровождать её в редакцию, куда она собралась отнести обещанный материал:
- Там можешь встретить и своего нового знакомца. Да там есть ещё один забавный человек, с которым я всё время ругаюсь из-за того, что он ворует мои материалы, да ещё и перевирает их.
Утро было прохладным, дождик то и дело пытался о себе заявить, к тому же, после вечернего  гуляния моё состояние оставляло желать лучшего. Но я не стал огорчать мать, и вышел с ней, набросив на плечи офицерскую плащ-накидку.
Недруг моей мамы только что вышел из ворот редакции. Завидев нас, он сбежал на другую сторону улицы, делая вид, что очень спешит. У мамы раздулись ноздри, но я удержал её от преследования, и мы вошли в редакцию.
Борис как ждал. Он поздоровался с моей мамой и тут же уволок меня в свой кабинет:
- Стас, как кстати! У меня тут есть лекарство, а одному – неохота!

*    *    *    *    *
Приказ Верховного Главнокомандующего №87 от 18 марта 1944 года начинался словами: «Войска 1-го Украинского фронта сегодня, 18 марта, в результате двухдневных упорных боёв овладели оперативно важным узлом железных дорог и городом Жмеринка». В этом приказе говорилось об отличившихся войсках генерал-полковника Москаленко, генерал-лейтенанта Голубовского, танкистах полковника Беляева, артиллеристах генерал-майора артиллерии Лихачёва, летчиках генерал-полковника авиации Красовского и генерал-майора авиации Каманина… а также о наградах и о салюте в Москве двенадцатью артиллерийскими залпами из ста двадцати четырёх орудий.

Жмеринский узел был забит поездами. Но мы отметим только состав с сахаром, который немцы не успели угнать. Сахар был ценным продуктом. Потеря районов сахарной промышленности на Украине привела к дефициту сахара, который при снабжении тыловых частей заменялся синтетическим сахарином.  Перехват у немцев продуктовых складов, эшелонов, и даже отдельных автомобильных транспортов был на контроле, сопровождался специальной директивой, воспрещавшей произвольное распределение захваченного продукта и его строгий учёт. Решению подобной задачи способствовали аккуратные немецкие сопроводительные документы.
Только через несколько дней обнаружилось, что в 14 вагонах в каждом мешке недоставало от 2-х до 4-х килограммов сахарного песка, а в сорока четырёх мешках вместо более ценного рафинада находился сахарный песок. В общей сложности нехватка тянула на полтора-два вагона, что при немецкой пунктуальности было немыслимо. Специальное расследование показало, что применяемая немцами особая шнуровка не позволяла открыть мешок, взять из него часть сахара и зашнуровать опять. Вопрос о хищении сахара своими предприимчивыми тыловиками отпал сам собой. Значит, хищение сахара произошло на сахарном заводе, в процессе развешивания и упаковки. Саботаж? Воровство на заводе? В таких масштабах, учитывая отлаженный репрессивный аппарат немцев, этого не могло быть!
Войска рвались на Запад, трофеев становилось всё больше и больше, заниматься дальнейшим расследованием пропажи сахара на немецком производстве никто не стал, дело было закрыто.

*    *    *    *    *
В книге Вершигоры «От Путивля до Карпат», при описании работы рейдовых групп партизанской бригады Сидора Артемовича Ковпака упоминается, что бойцы брали с собой сахар, который при случае меняли у крестьян на хлеб, а в безлюдных местах, или в случаях нежелательности контактов с населением, - употреблялся в пищу напрямую. В «партизанском крае» на Сумщине, разумеется, своего производства сахара не могло быть. Это очень сложная многоступенчатая технология, с 18-го века автоматизированная, дающая побочные продукты, такие, как глюкоза, спирт, патока… Так откуда партизаны Ковпака брали столько сахара, действительно бесценного для партизан продукта?
Это не было загадкой для руководителей партизанским движением на Украине. И если бы у него был соответствующий контакт с тыловиками 1-го Украинского фронта, то «жмеринская сахарная тайна» была раскрыта тогда же.

   *    *    *    *    *
В конце февраля 1944 года Львовский железнодорожный вокзал бурлил – немецкие шишки и их украинские прихвостни бежали от наступавшей Советской армии.
На запасных путях стояли два зарешеченных вагона, возле которых день и ночь ходили часовые. Вагоны принадлежали гестапо. В одном из них размещалась охрана, которой руководил гауптштурмфюрер, т.е. попросту – капитан, только не вермахта, а СС, австриец Алоиз Штрюмпфель. Капитан почти всё время проводил на вокзале. Он мотался между кабинетами, требуя то телефонной связи с Берлином, то решения вопроса на месте: дальнейшего продвижения двух особых вагонов. В одном из них содержались под стражей арестованные немцы.  Наконец, вопрос был решен, и Штрюмпфель направился к своим вагонам. Однако в конце перрона его остановила нарядно одетая женщина. Это была шатенка, лет тридцати, в дорогой шубке и сапожках. Она умело скрывала свою усталость. Судя по характеру их контакта, они встречались не впервые. Пока они обошли стрелку и двигались между путями, женщина передала гауптштурмфореру какой-то предмет в маленькой сафьяновой коробочке.
После этого она вернулась на станцию, и нашла себе местечко на скамеечке в скверике...
Когда мимо прошел маневровый паровоз с известными ей двумя вагонами, женщина направилась в камеру хранения, взяла свой саквояж и, предъявив документы, оказалась в купейном вагоне. Поезд шел до Будапешта и это её устраивало. Когда в вагон с проверкой документов заглянул железнодорожный патруль, она достала паспорт подданной Германии.

 *    *    *    *    *

Оказывается, Борис вчера стащил у новосёлов бутылку коньяку и сейчас искал, с кем бы её распить. Он так просто об этом сказал, что я воззрился на него – разыгрывает!
- Да халявный у них коньяк. Прямо с разливочного цеха. Не жирно ли – новую квартиру, да ещё и ящик коньяку? «Экспроприация экспроприаторов!».
Выпили по половине стакана, решив остальное допить вечером. Ему предстояло дождаться редакторского «газика», который редактор, «как всегда» даёт с утра, а он,
 Борис, получает машину в своё распоряжение в лучшем случае – к обеду, а то и к ужину…Сначала я попал на допрос по Афганистану, а потом и он поделился со мной своей «заморочкой».
- Понимаешь, тут из Австрии приехала богатая не то австриячка, не то из эмигранток. Чтобы «помереть на родине». Но судя по тому, что она припёрла целый вагон добра, то баба эта помирать не собирается. А мне предстоит описать её бегство из капиталистического ада. Причём заказ – оттуда, - он потыкал пальцем куда-то в потолок. 

Продолжение http://www.proza.ru/2009/03/11/71