Морские сонеты. Глава 3

Я не знаю, какого греца из Феодосии нас занесло в поселок под названием Береговое. Видимо мою бабушку соблазнила близость к морю. Поселок был небольшим, лента шоссе отделяла жителей от моря. С одной стороны от дороги поселок - с другой сразу начинался песок, постоянно пытающийся победить асфальт; прибрежная осока и шумело море.

Бабушка сняла комнату в доме, который одной стороной выходил на главную и единственную улицу, а другой в тихий переулок, где шумели на жарком ветру старые эвкалипты. Я совершенно не помню ни как выглядела наша хозяйка, ни ее сын. Единственное, отложившееся в памяти - хозяйка была достаточно молодая, но какая-то сухонькая. Как будто солнце и работа иссушило ее раньше времени. А сын ее был немного младше меня. Я отучилась во втором классе, а он последний год ходил в детский сад. Кудряшка.

Мы вставали очень рано, бабушка кормила меня завтраком и готовила провизию на день. Мы уходили на пляж с утра и возвращались вечером, когда убегало за горизонт уставшее солнце. Нет ничего прекраснее того времени. Беззаботное детство, когда о тебе думают и заботятся старшие. О том, чтобы у тебя было что надеть, было что поесть и было, где преклонить голову для сна.

На границе осоки и песка бабушка строила своеобразный тент. Она вырывала из песка четыре палки ею же вытесанные, с клинами на концах, которые каждый вечер зарывала в песок чтобы не украли. Две большие и две меньшие. Палки вбивались камнем в песок и сверху натягивался тент. К концу лета, когда нам пора было уезжать верхняя часть палок напоминала мочалку из-за ежедневных побоев камнями. Бабушка практически никогда не купалась. Она целый день сидела под тентом, коршуном следя за мной. Или спала, завалившись на бок. В такие моменты можно было не слушаться и уплывать далеко. Но она всегда звериным чутьем чувствовала, когда мне угрожала опасность.

Я быстро научилась плавать, помогла соленая вода, выталкивающая худенькое тельце на поверхность. Сначала у меня был резиновый круг в виде осьминога. Дешевая резина, грубо склеенная каким-то бездушным рабочим. Круг натирал бока до красноты. Но это не имело значения; он держал меня на поверхности воды и позволял учиться грести. Первая освоенная техника плавания называлась "по-собачьи". Дети совершенно не различают границ опасности. Инстинкт самосохранения в них еще не развит. Я уплывала так далеко, что уже почти не видела берега. Приветливая бирюза воды манила все дальше и дальше. Я неуклюже махала руками - мешал осьминог. Иногда я опускала мордашку в море и открывала глаза. Их немедленно начинало пощипывать. Там, в голубой толще таилось то, что я тогда не могла увидеть. Один раз меня догнала какая-то пловчиха и отбуксировала к берегу, где уже носилась, выдирая волосы на всех доступных местах моя бабушка.

После того, как она надрала мне зад и я не могла пару дней использовать "мадам сижу" я перестала заплывать далеко. Но зато начала учиться нырять. Ныряние удавалось с трудом. Несознательная попа все время норовила поплавком всплывать на поверхность. Тогда же я познакомилась с двумя мальчиками-близнецами, которые усовершенствовали мои знания. Попа начала слушаться хозяйку, а хозяйка с друзьями начала знакомиться с удивительным подводным миром. Мы ныряли под воду и плавали как рыбы, практически прижимаясь телами ко дну. Я научилась держать глаза открытыми и мы наблюдали за малюсенькими рыбками, стайками проносящихся мимо нас. За маленькими рачками, забавно семенящими боком и оставляющими неровные цепочки на золотистом песчанном дне, так похожем на волны барханов в пустыне. Я видела, как они вылезают из ставшей маленькой раковины, чтобы поменять ее на более просторное жилище. Мы ловили рыбу-иглу и изящных морских коньков, и, сознаюсь, парочку из них я засушила. Один до сих пор хранится у мамы в шкатулке. Единственное, что всегда вызывало во мне панику - это заросли водорослей, обильно растущие недалеко от берега. Когда мне проходилось проплывать над ними, и они щекотали живот - все время казалось, что кто-то злой выскочит и укусит меня. А еще в воде, когда мы ныряли - мальчишки снимали трусы и я начинала ржать как безумная, соленая вода моментально наполняла рот и я, с силой отталкиваясь пятками от дна и вырывалась на поверхность, чтобы суметь отдышаться.

Со временем мы познакомились с местными детьми и собралась целая малолетняя банда. Как меня в эту банду принимали - умереть и не встать. Было предложено поздно вечером сбежать из дома. И пройти через местное кладбище. От ворот до ворот. Кладбище было не широким, но длинным. Оно тянулось вдоль шоссе скорбными дешевыми крестами за заборчиками. В час икс я вылезла из дома через окно и добежала до кладбища, где меня уже ждали. Я вступила за калитку, сопровождаемая взглядами моих потенциальных друзей. Потом они помахали мне и побежали в обход кладбища, чтобы встретить с другой стороны. А я пошла по центральной дороге, сжав кулаки так крепко, что если бы у меня был маникюр - точно пробила бы им рваные дырки в ладонях. Вурдалаков, мертвяков и иже с ними не наблюдалось. Дул мягкий, освежающий ветерок и только деревья с длинными ветвями шелестели листвой. Со временем я охрабела и даже замедлила шаг, разглядывая железные витые кресты, пытаясь прочитать имена в свете фонарей. И не заметила, как дошла до конца кладбища.

С тех пор на пляже мы гоняли большой командой, плавали на перегонки, строили замки и закапывались в песок.
В деревне был кинотеатр. Да не какой-то там шалаш под открытым небом. Это было добротное одноэтажное здание с большими окнами, широким фойе и удобным кинозалом. Я никогда не забуду, как нас не пустили смотреть фильм "Лохнесское чудовище". Мы несколько раз пытались купить билеты, но нам не продавали, так как мы были слишком маленькие. Мы слонялись по этому фойе, сжав в вспотевшем кулачках рублик, выданный на билет, в отчаянии пытались проникнуть между людьми в толпе, просить кого-то провести нас. Но бдительная вахтерша постоянно нас отлавливала. Фильм начался. Сначала вахтерша стояла бдительным стражем и не сводила с нас взгляда. Но ей тоже хотелось посмотреть фильм, поэтому через какое-то время она ушла в зал, не забыв запереть дверь. Первый раз я смотрела фильм "Лохнесское чудовище" через замочную скважину. Она была достаточно большой, была видна часть экрана. Смотрели мы по очереди. Мне достался кусок, где одна девушка вытаскивает свою подругу из воды, откушенную по пояс.

В поселке было много кошек. И каждую, кто давался надо было обязательно погладить, поиграть и облобызать. В итоге я получила лишай на икре размером с детский кулак. Меня оттащили к врачу, который выписал мазь. Мазь не помогла. Тогда бабушка о чем-то пошепталась с нашей хозяйкой и однажды днем, на берег пришла дородная старуха, неся с собой складной стульчик. Она села на него, поставила меня перед собой и долго молчала, смотря мне в глаза. Я ощущала себя кроликом перед удавом, но страха не было. Наконец она сказала: "Я сейчас буду говорить. Ты не будешь понимать, что я говорю. Но когда ты будешь слышать "свят, свят, свят" - то будешь повторять одновременно со мной и три раза плевать через левое плечо". Честно скажу, ее слова я воспроизвожу неточно, за давностью лет не запомнила. Но мы много раз "святились" и плевались. Через день лишая на ноге не было. С того времени я ни разу больше не встречалась с целителями. И скажу больше, все равно не очень верю в них. Особенно в тех, кто за свое мастерство берет деньги.

Дом, где мы снимали комнату я помню смутно. Это был большой дом, с удобствами во дворе и отдельным садиком, где стоял огромный стол, накрытый зеленой клетчатой клеенкой. За этим столом часто собирались частники, снимавшие комнаты. Играли в домино и карты, ели вместе, делясь своими кулинарными изысками. С черного хода можно было выйти на задние поля. Хозяйка была трудолюбивой. Правое поле до забора было засажено подсолнухами, а левое - картошкой. Меня и хозяйкиного сына часто посылали на это поле - собирать колорадских жуков. Я ужасно не любила это задание. Колорадские жуки сами по себе были отвратительны. Толстые, красные тела, покрытые черными пятнами, короткие ножки. Нам давали банку, на четверть наполненную маслом и мы ходили по рядам, осматривая листья и сбрасывая в банку этих жуков. Жуки не хотели подыхать, они ворочались в банке рядами живых, маслянистых трупов и вызывали чувство омерзения. Так хотелось бросить эту банку оземь.

Через задние поля по специальной дорожке можно было выйти на центральную улицу. Улица заканчивалась площадью, где каждый день бурлил базар. Как-то раз на этом самом базаре моя бабушка купила жирного гуся. И взбрело ей в голову суп из него сварить. Я до сих пор помню, как она поставила на стол огромную кастрюлю. Я заглянула в нее и увидела толстенную пленку жира. Суп был не вкусным. Он пах жиром, имел вкус жира. Но, если моя бабушка сказала, что надо съесть - значит надо съесть. Сопротивление было бесполезно. Я съела. А потом меня долго и упорно тошнило. Жиром. С тех пор я ни разу не ела ни гуся, ни утку. Неважно в каком виде.

Пару дней мы оставались дома, т.к. я была слаба после этого отравления. Под нашим окном рос красный перец. Меня безумно притягивали эти красненькие, округлые конусы на фоне темно-зеленой листвы. Однажды я добралась до них. Отломала несколько стручков и с упоением изучала содержимое. И конечно, терла глаза. Я помню резкую боль, я ослепла, я орала и звала бабушку. Потом помню себя на кровати, бабука протирает мне глаза холодной водой, а я ничего не вижу и только тихо скулю: "Бабушка, неужели я ослепла, бабушка, я ничего не вижу!". Через пару дней опухоль с глаз спала и я снова могла видеть.

Удивительное дело: чем больше углубляешься в воспоминания, тем больше вспоминается мелочей. Иногда в такие моменты буквально чувствуешь теплый, золотистый песок в детском кулачке, просыпающийся сквозь пальцы.