На ул. Огородная

Приспособиться, как обещала мама, было нелегко, но возможно. Всю “прелесть” существования я познал поздней осенью и зимой. Соседи не могли помочь мерзнущему мальчишке. Я наваливал на себя все, что мог и ждал утра в полузабытьи.
Самой отзывчивой соседкой была молдавская румынка Марица, возраст которой был, как мне казалось, запредельный: 40 – 50 лет. Она сдавала одну комнату Ольге Фроловой – дочери начальника отделения связи, капитану, который вытащил мать из Калмыка. Этот капитан связи и не подозревал, к чему приведет свобода Ольги.
Марица была замужем, но мужа я никогда не видел. Заговорив о муже, Марица всегда изображала что-то непонятное с языком, а также носом при помощи быстрых движений, которые понимали все женщины, но не я. Марица говорила, что муж не любит женщин и опасен для мальчиков. Из этого я сделал вывод, что, если буду пойман этим человеком, то - не сдобровать. “Он злой!?” – спросил как-то я. Но ему было непонятно, почему женщины смеются.
Другую половину дома занимала семья из двух человек: то ли румын, то ли молдаван, говорящих по-русски.
Маленькую мазанку, которую занимала наша семья, я уже описывал.
Пока не было электричества и отопления, мать скрывалась на работе. Потом Василий Денисович Никоненко провел электричество, которое работало как-то странно: лампочки все время мигали, изменяя яркость, а порой можно было видеть еле-еле светящуюся нить накала. Это забавляло меня. Потом Василий Денисович организовал буржуйку. Я уже воспылал к отчиму уважением, но это длилось не долго. Как только В.Д. приходил пьяный (а он всегда был пьяный), начинался кошмар. В.Д. гонял мать по комнате и приговаривал: “Зачем ходишь по-за углами!”. 
Таким образом, его услуга стоила нам появления маленькой, болезненной сестренки и больших скандалов. Зато я мог уже зимой 1948 года (иногда!) пользоваться светом и теплом. Правда, электричеством обеспечивал энергопоезд, который не справлялся со своими задачами, а часто электричества вообще не было. Как он мог справляться, если так сильно воровали электричество, устраивая почти в каждом доме заземления?
Тепло также было мигающей радостью: пока в буржуйке не кончался прессованный бурый уголь – малокалорийное топливо. Нужно было срочно протопить буржуйку и успеть лечь в кровать, укрывшись всем, чем можно.
В конце построек во дворе располагались огороды. Нам принадлежал кусочек примерно 2 сотки всей площади. На нем мы высаживали кабачки и картошку, а перед домами, но за воротами, разбивали клумбы с цветами. Ворота были густо обвиты диким виноградом.
Основными друзьями на все молдавские времена стали сначала Морик, затем Бума а, позже, Зяма – все до одного евреи.
Напротив, по улице Огородной жили совсем бедные молдаване и румыны. У них даже забора не было. Мальчишки там жили, но ни один не говорил по-русски, и все они были моложе меня. Кроме того, жило много старух. Некоторых я помню до сих пор из-за смешного произношения. Например, трех старух звали: баба Рухала, баба Дына и баба Лойке. Они казались совсем древними – ни у одной из них не было зубов, и они были морщинистые, как пареная репа. Потом, перед отъездом из Молдавии, я узнал, что всем им было 60 -65 лет.