Мои старушки

ВТОРОЕ ДЕТСТВО

Её голос был тёплым и доверчивым. Душевное движение — по-детски простым и искренним. Она просто спросила:
— Вы будете переходить?
— Да, конечно.
Привычным движением я потянулась к её руке, чтобы взять, как ребёнка, и перевести через дорогу. Она отозвалась на движение моей руки, вложила свою доверчивую ручку в мою, и мы пошли - как родные...
Я была признательна ей за незлобивость и детскую чистоту (большая редкость в наше циничное время). А почему благодарна? Не знаю. Быть может потому, что мне было легко любить её. Рядом с этой милой старушкой я могла чувствовать сердцем в полную силу: без оглядки, без страха быть разорённой и поруганной. Ведь храм человеческой души хочет светиться и святиться....
Мы перешли вместе дорогу и разошлись, но эта безыскусная старушка ещё долго искрилась лучиком в моей душе — нежным, мягким и пушистым, и рука моя хранила память о ней — ощущение её доверчивой и крохотной ручонки.
Простая, бесхитростная — трогательная в своей доверчивости и, наверное, беспомощности...
И, главное, — кроткая.

ЕДИНСТВЕННОЕ ПРИЧАСТИЕ

Она была хорошей и доброй. В простоте сердца она верила всем: мужу, когда он говорил, что любит, но не любил; коммунистам, когда они обещали, что построят рай земной, но так и не построили... Со временем научилась доверять лишь избранным. Хотя, конечно, не без оглядки — цену человеческому добру она уже знала. Но как же не верить в доброту?!
Шли годы, муж сначала предал, потом запил, потом умер — нормально, жизнь прожить — не поле перейти!
Работала с раннего утра и до позднего вечера — всю жизнь! А как же иначе? В селе по-другому не выжить...
С двадцатого года рождения — пережила коллективизацию, голод не один, войну, разруху... Двоих детей сама на ноги поставила, вырастила-выкормила, образование дала, поженила, внуков дождалась — состарилась.
Никогда не болела — некогда было, а тут слегла. Себя обслужить сама не может — непривычно как-то....
То один, то другой поможет, чем может. Стыдно — других-то напрягать не хочется, но делать нечего. Смирилась. Уж совсем смирилась — даже мыть себя позволила посторонней девушке. Смущается, но выхода-то нет. А девушка приветливая, ласковая — вот и доверилась ей, полюбила её. Не нахвалится соседям, какая невеста у её внука замечательная! Радуется...
А болезнь наступает, смерть в окна заглядывает — страшно....
Вот и смирилась без меры — никогда попов не жаловала, а тут согласилась на уговоры невесткины исповедоваться и причаститься.
Каялась, что попов бранила, что в храм не ходила, все грехи свои за всю жизнь припомнила — рассказала — настолько смирилась! И причастилась даже!
А вот потом что-то лопнуло внутри — испугалась за наивность свою, за доверчивость! Застыдилась, что попу-то все высказала. Зачем?! Да и люди добрые подсказали, что та девушка неспроста мила — может виды на дом имеет.
Кто её знает, может и правда?! Невелика цена человеческому добру, ой невелика....
Так и померла.

ОДИНОЧЕСТВО

Она по-настоящему красива, несмотря на древний возраст и не менее древние неприхотливые одежды: благородные черты лица, осанка, манера держать себя. Я всегда любуюсь ею и радуюсь ей — светлая она, благородная и... гордая.
— Я смотрюсь в зеркало, и не узнаю себя, - говорит она. — Опустилась совсем и внешне, и внутренне. А самое страшное — одиночество гложет.
У нее двое сыновей, но у них свои семьи, потому их никогда нет рядом, а ведь хотелось бы..... Пытаясь заглушить боль обиды, она говорит мне и себе:
— Они служат своим женам, как мой муж служил когда-то мне...
Горячо любимый и любящий муж давно ушел в мир иной. И только память о том, как им было хорошо вместе щемит в сердце, закипает то ли досадой, то ли обидой...
Престижной работы, дававшей возможность быть нужной многим, теперь тоже нет.
— Вот и не нужна я никому! Где они, мои бывшие друзья?! Многие проходят, даже не здороваясь. Я теперь бесполезна для них, - плачет она, стыдясь своих слез, потому что не принято так, неприлично, но нет больше сил. Она рада, что есть душа, которой можно довериться хоть на мгновение.
— Я помню часто встречала тебя...., - говорит она улыбаясь, - и видела в твоих глазах радость: ТЫ БЫЛА РАДА МНЕ...
Глаза ее вспыхивают надеждой, но робкой, призрачной. Она чувствует свою ненужность, ощущает себя лишней в этом огромном и чужом мире. Одиночество....
Все, что было — в прошлом. Она о нем и говорит... с гордостью, ибо действительно было чем гордиться! Она была лучшей, всегда на высоте! Она сумела исполнить свой долг и перед родителями — обеспечила им безбедную старость, и перед сыновьями — у обоих по два высших образования! Она все сумела, всего достигла....
— Вот только мужа не уберегла! Такого мужа и не уберегла! - вздыхает она и снова начинает плакать, а потом снова утешает себя былыми успехами, чтобы согреть душу хотя бы призрачным теплом из прошлого, радуясь человеку, которому она небезразлична.