Утенок

Утенок
Рассказ Альберта Морозова

На углу пятиэтажного дома №17 по улице Мостовой каждый день собиралась огромная толпа народа, хотя дом не являлся ни памятником старины, ни воплощением современной архитектурной идеи. Он даже не мог похвастаться памятной табличкой, которая гласила бы о том, что какая-нибудь выдающаяся личность жила и работала в этом доме. Дом был самой обычной городской заурядностью, коих в городе неисчислимое множество. Нуждался он и в ремонте, но терпеливо ждал свой очереди, когда в коммунальной службе появятся средства, которые к несчастью жильцов, раскрадывались быстрее, чем поступали. Однако, несмотря на ветхость здания, стоит отметить, что счастливыми обладателями квартир в этом доме являлись люди состоятельные, о чем говорили кондиционеры и пластиковые окна, которые нелепо выглядели на фоне осыпающейся кирпичной кладки. Такому удивительному востребованию дом был обязан престижности района. Бизнес-центр – сердце города.
Первый этаж дома занимал банк с голословным названием «Доверие», тесня скромный ресторан русской домашней кухни, которым в силу каких-то непостижимых обстоятельств владел Мойша, человек, в чьем генеалогическом древе трудно было бы  отследить русские корни.
Что же являлось причиной скопления столь значительного количества народа на углу дома №17? Это были не выдачи банком населению утраченных во время дефолта сбережений (банк был частным и стоял на сугубо-коммерческой основе); и не аппетитные скидки в меню ресторана на обеденные бизнес-ланчи (скидки хозяином ресторана не предусматривались даже для друзей, не говоря уже о постоянных клиентах). Причиной скопления людей являлась странная парочка – семидесятилетний старик и маленькая, семилетняя девочка.
Старик имел вид самого обычного, невзрачного пенсионера, которые в нашей стране занимают одну из низших ступеней социальной лестницы. Если персона старика с первого взгляда никакого интереса не вызывала, то ребенок отнюдь: заставлял обращать на себя внимание случайных прохожих. Девочка была цвета сборной Соединенных Штатов Америки по баскетболу – шоколадно-черная, но с доминированием европейских черт лица: светлые глаза, тонкий носик и губы, прямые черные волосы; а беззубая улыбка (два молочных зуба недавно выпали из верхнего ряда) придавала еще большего шарма ее детскому завораживающему очарованию. Девочку, не смотря на столь экзотическую внешность, звали Машей. Старика величали Александром Матвеевичем. 
Маленькая мулатка молча стояла лицом к толпе, держа в руках графитные угольки. Старик сидел на стульчике спиной к зрителям. На белоснежном листе ватмана он рисовал портрет сидящего позади него человека. Что же завораживало толпу? Уличные художники не редкость. Даже экзотичная помощница не могла бы держать в изумлении такое огромное количество людей. Причина же была вот в чем.
Любой художник бросает кроткий взгляд, чтобы уловить тонкости строения лица натурщика, однако наш старик никогда не смотрел на того, с кого писал портрет. Мастерски выполненные штрихи вызывали в толпе восторг и удивление. Портрет выходил доскональным. Каждый раз находился смельчак, который, чувствуя подвох, подкрадывался поближе, чтобы уличить старика. Как же было велико его изумление, когда он заглядывал ему в глаза. Смельчак с испугу отскакивал назад, некоторые даже оступались и падали. Толпа смеялась: многие и сами прошли через это. Глаза старика были белесы. Он без сомнения был слеп.

Лето 2007 года. Конец августа выдался нежаркий – в тот день дул по-особенному приятный, свежий ветерок. На углу дома №17 собралось непривычно огромное количество народу. Из завороженной толпы зевак выделялись два особо-заинтересованных зрителя, парень и женщина. Парень стоял, деловито засунув руки в карманы джинсов, женщина гладила рукой подбородок. Они не улыбались, не аплодировали. Невооруженным взглядом было видно, что интересует их несколько зрелище, сколько наша маленькая героиня.
- Видел… видел как она посмотрела на него?.. - прошептала женщина, не отрывая взгляда от девочки.
- Ирина Викторовна, ну как она посмотрела?.. – парень насмешливо улыбнулся. - Обычно посмотрела!..
Женщина развернулась к нему вполоборота. Не столько ее разозлила ехидная улыбка своего подчиненного, сколько то, что он назвал ее по отчеству.
- Да, нет же, СЕ-РЕ-ЖА, девочка смотрит то на портрет, то на натурщика с такой же периодичностью, с какой бы смотрел художник…
Остро произнесенное по слогам имя Сергея говорило о скрытом пренебрежении Ирины Викторовны к своему подопечному и напоминало ему о его никчемности и профессиональной некомпетентности, кою в полной мере он сейчас умудрился проявить.
Молодой человек обиду таить не стал и попытался мгновенно отразить атаку:
- Знаешь что, И-РО-ЧКА… я тебе не мальчик для битья! Я… - договорить он не успел, потому что в этот момент девочка-мулатка, словно почувствовав на себе острые взгляды незнакомцев, обратила внимание на странную пару.
- Уходим! - Ирина Викторовна схватила под руку Сергея и потащила прочь. Парень шел нехотя, оборачивался.
- Стой!.. Стой же!.. Да, не тяни!.. Я не мальчик, ты поняла?…
- Не будь дураком! Мы не знаем, на что она способна! – вскипела женщина.
Маша следила за ними, пока они не скрылись за углом. Как только они оказались в не поля ее зрения, Ирина Викторовна накинулась на своего подопечного:
- Еще раз, Сережа, что-нибудь подобное выкинешь, вернешься в свой сранный институт мыть колбы, ты понял?
Парень старательно пытался не выказать обиды, но глаза выдавали его с потрохами.
- Я думаю, ты понял, - кинула напоследок Ирина Викторовна и пошла к автомобилю. Парень побрел следом.
Прежде чем сесть за руль она сказала:
- А если девчонка умеет читать мысли или еще что хуже управлять?.. Ты подумал о последствиях прежде, чем выяснять личные отношения?.. Что молчишь?
Ирина Викторовна резко захлопнула дверцу, отчего у Сергея кольнуло в груди. Ему вспомнилось, как еще полгода назад он мыл в своем сранном институте колбы и одна только мысль привела его в ужас. Он закурил сигарету, но, не выкурив и половины, бросил окурок и сел в машину. Оба молчали. Друг на друга не смотрели. Наконец, заговорил Сергей, и тон его был мягким и извиняющимся:
- Ну, предположим, что она на все это способна…
Ирину Викторовну подобный компромисс не удовлетворил, и она снова вскипела.
- Что значит, предположим, Сережа? Если бы ты напряг хотя бы одну извилину, которая у тебя по определению прямая, ты бы понял, что она - способна!
- …но ведь подобных результатов даже в ЦРУ не добивались.
- Но то, что у них не добивались это нам на руку… будем первые…
- Мы проводили эксперимент, в котором испытуемый должен был внушить другому человеку, где спрятан плюшевый мишка, помните?.. Не в одном из результатов мы не получили стопроцентного результата… а здесь!!! Девчонка руками слепого старика рисует картины!.. Переходит рамки здравого смысла, неправда ли?
- Нет, и с этим кретином я сплю!..
Сергей замолк и отвернулся к окну. Ирина Викторовна пожалела о сказанном, но извиниться не потрудилась.
- Сережа, - уже более мягко начала она, - девочка передает старику образы, с которых тот пишет портреты… Я наводила справки, в восьмидесятых он был преуспевающим художником… потом ослеп…
Сергей молча слушал, не перебивал. Бесспорно, авторитет Ирины Викторовны был непоколебим и тем более приводимые ею аргументы.

Ирина Викторовна до ужаса боялась своего возраста. Это выливалось в целую фобию. Она боялась заглядывать в паспорт, игнорировала свой день рождения, хотя каждый раз находился какой-нибудь нахал, который своими нетактичными поздравлениями возвращал ее к реальности, и ко всему прочему ее раздражала фамилия, доставшаяся от экс-мужа, Ирина Викторовна Немолодых. Ну, чем не издевательство свыше?
Возраст Ирины Викторовны перескочил за отметку тридцати пяти лет, но надо отметить, выглядела она шикарно. Конечно, двадцатилетним девочкам в коротких юбчонках (к одной из которых, собственно, и ушел бывший муж) она не конкурент, но у нее было много других преимуществ. Она была зрелая, свежая и энергичная женщина. Ко всему, она являлась ведущим ученым в области нейро и парапсихологии. Начала она свою карьеру в заурядном институте, но совсем скоро прогрессивного сотрудника приметило КГБ. После нескольких скачков по служебной лестнице она возглавила отдел занимающийся «промыванием мозгов», как шутливо называла его Ирина Викторовна, на самом деле отдел изучал средства манипуляции сознанием. Ну а после развала Союза, вследствие чего были сокращены многие программы, отдел Ирины Викторовны продолжил свою работу уже под покровительством ФСБ.
Можно только представить какой неограниченный круг полезных знакомств давала подобная должность. Если говорить прямо, то Ирина Викторовна была из тех женщин, с которыми лучше не сориться. Высокий социальный статус, полезные знакомства и чувство незаменимости на работе позволяли быть ей настоящей стервой, что сильно отражалось на коллегах и особенно на подчиненных. Больше всего доставалось Сереже, ее молодому помощнику. Однако строгость Ирины Викторовны по отношению к своему подопечному легко объяснить. Во-первых – Сергей был ее младше на пятнадцать лет, что раздражало ее. Во-вторых – он был ее любовником, что раздражало ее еще больше. Однако Сергей отнюдь не был тряпкой. Если во время работы молодой человек позволял себе промолчать на очередную дерзость, это означало лишь одно – Ирочку сегодня ночью ждет несколько часов жесткого секса. Ей это не нравилось, она любила нежность и ласку, но своей дикой наглостью молодой нахал пробуждал в Ирине Викторовне свою утраченную, как ей казалось, девичью похоть. Называть Ирину Викторовну по отчеству для него стало привычкой задолго до начала их близких отношений, но осталось эта манера общения в знак протеста.
Вот таким нехитрым образом складывались странные, на первый взгляд глупые отношения у этой разношерстной пары.

Но вернемся к нашим главным героям…
Маша и Александр Матвеевич возвращались домой. Девочка держала старика за руку и помогала преодолеть всяческие препятствия в виде бордюров, заграждений и дворовых шавок, сдуру лающих на кого не попадя. Сам Александр Матвеевич в такой усердной опеке не нуждался, но подыгрывал Маше, повышая в девочке чувство собственной значимости. Но как бы не убеждал себя старик в своей самостоятельности, это было не так. С появлением в его жизни Машеньки, жизнь обзавелась комфортом, который волей-неволей теряет человек лишенный зрения. Хоть она была еще совсем ребенком, но ее детские ручки целиком выполняли все обязанности, ложащиеся на взрослые, женские руки.
Александр Матвеевич сидел на кресле и слушал новости по телевизору, который давно пережил свои времена, когда он показывал яркие, сочные картинки. Александру Матвеевичу это было безразлично по причине слепоты, а Машенька телевизор не смотрела из-за своей хозяйственной занятости.
Старик слышал, как Маша трудиться на кухне.
- Утенок, ты бы пошла, отдохнула, - крикнул Александр Матвеевич, но, не дождавшись ответа, сам распластался на кресле и уснул.
Машенька в это время, с коленками забравшись на табурет, считала за кухонным столом сегодняшнюю выручку. Выручка всегда делилась на три пачки. Первая, самая большая пачка была - «про запас». Вторая, поменьше - «на еду». И третья, самая маленькая - «к школе». В школу Маша пойдет уже в этом году. Считать она научилась лишь до десяти, поэтому каждая десятая бумажка в пачке была аккуратно загнута. Машенька стала на табурет, открыла дверцу кухонного шкафа и достала жестяную коробочку, где хранились все сбережения. Девочка сложила туда пачку «про запас» и спрятала коробок обратно. Пачку «к школе» она кинула в стол. «На еду» положила на холодильник.
Маша очень скрупулезно относилась к распределению средств. Заканчивался август. Скоро испортится погода, пойдут дожди. Людей на улицах сильно поубавится. К тому же Маше надо будет ходить в школу, а там и до зимы рукой подать.
Маша услышала, как начались новости спорта. Она кинулась к плите, где уже кипела картошка. Надо было торопиться, Александр Матвеевич спал исключительно под новости и просыпался с точностью Кремлевских курантов, когда начиналась реклама.
Объявили прогноз погоды - оставалось минут пять. Девочка со знанием дела, на глаз добавила в воду специй, кинула несколько листочков лаврового листа, высыпала из килограммового пакета полпачки макарон. Не отрывая глаз от настенных часов, она прождала восемь минут. Поставила на стол почему-то три тарелки и разлила суп.
Александр Матвеевич никогда не закрывал глаза во сне. Человеку постороннему было бы очень трудно определить, спит ли старик или нет, но Машу не обманешь. Она знала, что Александр Матвеевич уже давно проснулся и принюхивается к ароматному запаху, поэтому Маша, не стесняясь, тормошила старика за плечи.
- Ну, встаю, встаю, - пробурчал он, улыбаясь.
- Стынет же!
Александр Матвеевич доковылял до кухни и уселся за стол.
- Ух, как вкусно пахнет…
Машенька подала ему ложку, потом взяла третью тарелку и выскочила из квартиры. Она поднялась этажом выше и постучала в дверь. Не открывали долго. Наконец, донесся шорох тапочек.
- Кого принесло? – раздался ворчливый старушечий голос из-за двери.
- Это я, Маша.
Послышался звон цепочки, дверь распахнулась. На пороге показалась старуха. Вида она была преужасного, одна из тех вредных старушенций, которые вечно чем-то недовольны. Глаза ее источали такое недовольство, словно ей прервали аудиенцию с архангелом Гавриилом, который из уважения к ее преклонному возрасту, выделил минутку, чтобы удостоить старуху своим вниманием.
- Чего тебе, - сухо спросила она.
Маша протянула тарелку. Старуха взяла суп и захлопнула дверь. Девочка вернулась домой, села за стол и попробовала суп. Картошка немного не доварилась, но в целом получилось ничего. Александр Матвеевич доедал.
- Утенок, ты не обижайся на нее, она одна-одинехонька. У нее-то никого нет, вот и злиться из-за своего одиночества.
Маша понимающе кивнула.
- Ведь со мной тоже так было, - продолжал старик, - пока у меня ты не появилась.
Маша опустила голову. На детских глазах собирались слезы. Она вдруг вскочила из-за стола.
- Я в магазин, надо хлеба купить, да мясо какого-нибудь, а то, что мы все суп без мяса, да без мяса.
- Да ты доешь сначала! – крикнул Александр Матвеевич, но Маша уже схватила с холодильника деньги, авоську и выскочила за дверь.
На площадке она остановилась у двери квартиры напротив, где когда-то, кажется уже совсем в другой жизни, они жили с мамой.
Она не любила, когда Александр Матвеевич затрагивал тему появления Маши в его жизни. Возможно, потом, с годами, когда у нее самой будут дети, из ее сознания выветрятся все воспоминания, останется какая-нибудь общая картина произошедшей с ней в детстве трагедии, но не сейчас. Сейчас она помнила все до мельчайших подробностей.

Маша вспоминала маму часто… боялась, что когда-нибудь наступит день, и она ее совсем забудет. Так бывает, когда взрослеешь. Время бежит, воспоминания тлеют, а детская память, как губка, впитывает новые впечатления и выжимает из себя все пройденное, оставляя лишь малые крупицы усвоенного опыта.
Мутный портрет нечеткой фотографии. Вот, что осталось от мамы. А что будет через десять лет, двадцать? Через двадцать лет Маша, скорее всего, уже сама станет мамой… и не будет больше нужды в детских воспоминаниях.
Но сейчас Маше семь и она стоит напротив квартиры, где они когда-то жили, и разговаривает с мамой… Там, за дверью она живет до сих пор: живет в запахах, в дневном свете, в тишине. Маша знала, что стоит лишь перешагнуть порог, чтобы увидеть ее: увидеть внутри себя. Но Маша не решиться, ведь с приятными воспоминаниями вернуться и другие - ужасные, те самые от которых она так сильно старалась убежать.
Маша очень редко слушалась маму, считая себя вполне реализовавшимся, самостоятельным ребенком. В тот злополучный день она вела себя очень плохо, о чем будет сожалеть еще всю свою жизнь.

- Нет… не полезу… нет! – капризничала Маша, категорически не желая лезть в ванну.
Мама, негодуя, развела руками, потом взяла с полки резинового утенка и протянула Маше.
- Дай… Дай... – закричала Маша.
- Нет, сначала в ванну.
Маша сунула палец в воду.
- Горячо! – запротестовал непослушный ребенок.
- Не ври, пожалуйста! – отрезала мама и кинула утенка в воду.
Маша обиженно посмотрела на маму, которая так бесцеремонно обошлась с ее любимой игрушкой, но все же полезла в ванну.
Утенок лавировал среди пенных айсбергов и крякал голосом Маши. Мама налила в ладонь шампунь, но когда повернулась, Маша была уже на дне ванны, скрываясь под толстым слоем пены. Она подождала, пока Маша вынырнула и тут же попыталась ухватить ее, но непослушный ребенок вывернулся и, набрав полный рот воздуха, снова пропал под водой.
- МАША!!! – прикрикнула мама, выходя из себя.
В ответ из-под воды пошли воздушные пузырьки. Терпение закончилось, и в этот раз мама крепко ухватила ребенка подмышку.   
- Да что же за непоседливый ребенок у меня?! За что мне такое наказание?!
Маша продолжала недовольно крякать и всячески избегала этой, как ей казалось, мучительной процедуры мытья головы. Когда все же копна черных волос оказалась в густой пене, Маша крепко зажмурила глаза и в порыве каприза заплескала водой:
- Глаза щиплет.
- Не ври, пожалуйста, - отрезала мать, - этот шампунь не щиплет глазки. Он для утят, называется «Кря-кря».
- Кря-кря? – недоверчиво спросила Маша и приоткрыла один глаз, чтобы взглянуть на флакон. Там действительно был нарисован утенок, а так как Маша любила все, что касалось утят, то она позволила вымыть себе голову.
На упаковке с мылом, к несчастью, никаких утят нарисовано не было. Мама попыталась воспользоваться замешательством Маши и быстро намылила мочалку, но в дверь позвонили. Соблазн вымыть утихомирившуюся Машу, был сильнее, чем пойти открыть дверь, но звонили настойчиво.
- Кря?! – произнесла Маша, что на детско-утином языке, могло означать: «мама, почему ты не идешь открывать дверь?». Мама понимала, что настроение дочери может измениться в любую секунду, и она уже ее сегодня не вымоет, но звонок разрывался. Чтобы не тратить драгоценное время она побежала в коридор и открыла дверь.
Именно этого Маша не могла себе простить: если бы она не вела себя так ужасно, мама была бы осторожнее и посмотрела в глазок прежде, чем открывать дверь.
На пороге, уверенно опершись на дверной косяк, стоял отец Маши. Он скалился - изо рта несло ужасным перегаром. Вид на первый взгляд у него был грозный, но если присмотреться, то за ширмой героя прятался трус.
- Привет, Викуля, давно не виделись.
- Юра, что тебе надо?! – твердо спросила она.
Юра скривился. Он неумело изображал из себя этакого «крепкого орешка», только бездарная игра лишь раздражала.
Маша закуталась полотенцем и выглянула из ванны. Вика попыталась захлопнуть дверь, но Юра не дал.
- Ты чего пришел? Ты мне ребенка пугаешь!
- Да вот, Викуля, хотел тебя познакомить с моими новыми друзьями.
Девушка не успела опомниться, как в комнату, отпихнув Юру, ворвались три громадного роста молодых человека в белых футболках и камуфляжных штанах. Все трое были выбриты наголо и вследствие этого походили на близнецов. У одного на плече Вика разглядела татуировку со свастикой.
- Что вам надо? – закричала она, пятясь назад. – Маша спрячься!
Маша тут же заперлась в ванне.
- Выйдите из моей квартиры! – кричала Вика.
- Заткнись, любительница черномазых! – гаркнул парень с татуировкой и нанес беззащитной девушке мощный удар в живот.
Вика налетела на шкаф и упала на пол. Живот свело. Она тяжело и нервно дышала.
Любитель нацисткой символики присел на колено и схватил девушку за горло:
- Что нравятся черномазые?.. А русские тебе не по вкусу?.. –  и он указал пальцем на остолбеневшего Юру. 
- Юра? – заплакала Вика. – Что происходит?
Юра стоял, придерживаясь за дверной косяк, он даже не потрудился закрыть дверь. Казалось, он вот-вот рухнет. Он бледнел на глазах: видно подобное развитие сюжета в его планы не входило.
- Сейчас мы тебя проучим разбавлять славянскую кровь, - просипел громила.
- Юра, пожалуйста… - умоляла Вика.
- Заткнись! - Блюститель чистоты славянской крови сильнее сдавил девушке горло.
- Я… не… изменяла… - простонала Вика, задыхаясь!
- Я сказал, заткнись!
Юра стеклянными глазами следил за происходящим. Если бы трусов увековечивали в изваяниях, эта натура была бы идеальным примером данного вида искусства.
- НЕ ИЗМЕНЯЛА! – из последних сил выкрикнула девушка.
- Найдите ребенка! – крикнул бритоголовый, который, судя по всему, имел неоспоримый авторитет среди друзей, и на секунду отпустил девушку, чтобы надеть кастет. В этот момент с Викой произошли значительные изменения: лицо ее преобразилось. Если до этого ее глаза выдавали страх, то теперь они источали ярость. Из беспомощного ягненка она превратилась в львицу, защищающую свое дитя. Вика набросилась на своего обидчика и впилась зубами в щеку. Женский визг по сравнению с раздавшимся воплем этого здоровенного детины, показался бы звоном рождественского колокольчика. Зажмурив от боли глаза, бритоголовый вопил и бил кулаками наугад. Удары приходились в бок и в живот, но видимого эффекта не давали. Громила попал девушке в висок, но и это не подарило «славянскому богатырю» полной победы, а только дало передышку. Удар получился мощный, способный оставить без сознания даже зрелого мужчину, но Вика всего лишь отступила назад. Оба не сводили друг с друга глаз. Оба тяжело дышали. По рту, на подбородок и дальше на пол, у девушки капала кровь. Это была его кровь. Бритоголовый онемел от шока. Растерзанная щека адски болела. Для обоих казалось, что эта пауза длиться целую вечность, но для Юры, который, оцепенев от ужаса, наблюдал за происходящим, прошло лишь несколько секунд. Вика вытерла кровь с подбородка и снова бросилась на бритоголового. Он успел надеть кастет и нанес девушке мощный удар в живот, но это не дало буквально никаких результатов.
- Да что с тобой, сука? – заорал он.
Ответ был прост. У Вики было то состояние, которое смягчает вину человека обвиняемого в убийстве либо нанесении тяжелых телесных повреждений – состояние аффекта. Но как бы не велика была приписываемая сила этого феномена, следующий нанесенный громилой удар лишил девушку жизни. Она упала на полку с обувью, послышался хруст шеи, и голова неправдоподобно вывернулась.
Воцарилась немая сцена.
- Ты ее убил, - просипел прибежавший на крик товарищ.
Громила, находясь в шоковом состоянии, с трудом выговорил:
- Я… за… щища… лся…
- Мы же должны были только напугать, - отделил степень своей вины товарищ.
Тут к диалогу присоединился третий:
- А где этот… - Все переглянулись.
На тот момент, когда новоиспеченные друзья Юры кинулись его искать, он уже давно выбежал из подъезда и несся сломя голову подальше от места преступления.
- Что тут происходит? – как громом поразил бритоголовых чей-то голос.
На лестничной площадке послышались шаги.
- Дверь закрой! – прошипел убийца и медленно достал из ботинка выкидной нож.
- Вика! Ты дома? – снова раздался голос.
Стоящий у двери парень посмотрел в глазок:
- На лестничной площадке какой-то дед, - прошептал он. 
- Надо валить! – сказал бритоголовый и крепче сжал в руке нож.
- Стой… он, кажется, слепой!
Старик услышал, как открывается дверь. От резкого толчка в грудь он упал на пол. Топот тяжелых ботинок загрохотал по лестнице. Слепой старик не мог понять, что происходит. Когда все стихло, он поднялся. Несколько секунд старик прибывал в оцепенение. Неприятное чувство тревоги все нарастало и нарастало. Он еще раз позвал Вику. Не получив ответа, слепой старик на ощупь зашел в квартиру. В коридоре он споткнулся. Старик присел на корточки. Пальцы нащупали плоть. Он вскочил и попятился назад, пока не наткнулся на гардероб. Ему пришлось долго бороться со страхом, чтобы подойти снова, но в этот момент из ванны послышался такой грохот, что старика не на шутку передернуло.
Но это оказалась всего лишь Маша. Она приоткрыла дверь и задела медный тазик, который с ужасным грохотом рухнул на пол.
- Кря? – сказала она, что на все том же детско-утином языке могло означать: «Что с мамой?».
Казалось бы, что могут дети знать о смерти? Но когда она касается их близких, дети понимают все. Каким-то загадочным образом они принимают этот несправедливый, безжалостный закон нашего бытия - закон, по которому каждый человек рано или поздно обязан умереть, как бы сильно ты не любил этого человека.
- Кря?.. Кря?.. – повторяла она.
Старик узнал Машу.
- Закрой глаза и иди сюда, уточка моя, не бойся, это я, Александр Матвеевич.
- Мама умерла? – спросила Маша, все прячась за дверью.
- Иди!.. Иди ко мне!..
Маша, закутанная в полотенце, все еще мокрая то ли от воды, то ли от холодного пота, подошла. Она не закрывала глаза – все смотрела на маму. Маша не плакала, не кричала, но дрожала. Старик взял ее на руки и прижал.
- Не стоит здесь оставаться, - сказал он и понес Машу к себе, бережно придерживая ее за голову.
Вдруг яркий свет ослепил Александра Матвеевича изнутри, потом сразу же растаял, оставив после себя чужеродные воспоминания. За одно мгновение он стал косвенным свидетелем сотворенного здесь зла. Он помнил обо всем, словно присутствовал в этой комнате вместе с Машей. Ужас сковал мышцы. Ему стало страшно – не за себя, за ребенка, который сидел у него на руках и крякал на ухо.
Именно с того момента между Машей и Александром Матвеевичем установился сверхъестественный симбиоз. Дебютом их сотрудничества стал портрет Юры, который по воспоминаниям Маши нарисовал перед восторженными работниками правоохранительных органов слепой старик. Когда Юру, а потом и бритоголовых участников убийства поймали, дело получило широкую огласку, об Александре Матвеевиче пошла молва. «Слепой старик нарисовал фото-робот убийцы», - появилось в желтой прессе. Много любопытствующих приходило к слепому старику заказать портрет. Александр Матвеевич великолепно выполнял работу, ведь когда-то в молодости его картины удостаивались высшей похвалы. Только после того, как непрошенные гости стали донимать, Маше пришла в голову идея публичных выступлений. 

Читатель наверняка задастся вопросом, по какой же причине у белых родителей родился ребенок-мулат? Эту бы загадку разъяснила мать Вики, Ольга Петровна, но, к сожалению, на момент рождения внучки, она была уже в мире ином и не смогла открыть глаза ревнивому отцу Машеньки на его заблуждения. Дело в том, что на первом курсе Оля познакомилась с парнем, приехавшим учиться к нам из Нигерии. Девушка влюбилась. Тайный их роман длился полгода, пока на родине парня не началась череда военных переворотов. В 1984 году Нигерия погрязла в бессмысленном кровопролитии. Парень, не мешкая, бросил учебу и вернулся домой отстаивать права своего народа. Больше девушка любимого никогда не видела. Она даже не знала, жив ли он или нет. Однако оказалось, что молодой человек оставил после себя кое-что на память. Оля узнала, что беременна несколько месяцев спустя – сказалась неопытность. Она благоразумно опасалась родительского гнева. Аборт без их ведома исключался. В советском обществе девушке, в семнадцатилетнем возрасте делающей аборт, грозила участь более суровая, чем гнев родителей, поэтому Оля все рассказала, утаив лишь правду об истинном отце ребенка. Обман должен был раскрыться сам собой, но как же было велико Олино счастье и удивление, когда у нее родилась девочка белее снега, без каких-либо признаков африканского наследия. Ребенка она назвала Виктория, в честь торжества победы над природой. Но Оля даже и не подозревала, что природа отыграется на внучке.
Судьба распорядилась так, что Вика забеременела в том же возрасте, что и мать. Ольга Петровна не хотела, чтобы дочь шла по ее пути и настаивала на аборте, но Вика категорически была против – юношеский максимализм и безумная любовь к отцу своего ребенка не позволяли ей поступить иначе. Ольга Петровна смирилась и уже готовилась в тридцать четыре года стать бабушкой, но опять в их жизнь вмешалась проклятая судьба. У Ольги Петровны обнаружили злокачественную опухоль. Она не сказала дочери, чтобы не навредить – Вика была в то время уже на восьмом месяце. Умерла Ольга Петровна в тот самый день, когда родилась Маша. Словно ее жизнь забрал Бог, чтобы сотворить новую. Свою тайну, последствия которой читателю уже известны, она унесла в могилу.

Маша вышла из подъезда и застыла от неожиданности – во дворе стояла женщина, которую сегодня она видела в толпе, и расспрашивала о чем-то соседей. Все это выглядело подозрительно. Маша крепко сжала авоську с деньгами и быстро зашагала прочь, но вдруг за спиной послышался возглас соседки:
- Да вот же она!
Маша обернулась и, увидев, что незнакомая женщина догоняет ее, бросилась бежать.
- Девочка, подожди, пожалуйста!
Не помня себя от страха, она промчалась до конца улицы и спряталась за углом дома. Выглянула, но на ее удивление женщины нигде не было – словно растворилась. Маша осторожно пошла дальше. Она зашла в магазин и прильнула к двери.
- Машенька, за тобой кто-то гонится? – спросила тетя Таня, которая была занята раскладыванием новых ценников: цены росли, как на дрожжах и эту нудную процедуру приходилось повторять с периодичностью утренней зарядки.
Маша, не ответив, подошла к прилавку.
- Здравствуйте, тетя Таня… мясо у вас свежее? – как можно серьезней спросила она.
- Здравствуй, свежее, - поддерживая взрослый разговор, ответила тетя Таня.
- Взвести полкило.
Маша не отрывала грозного взгляда от весов, всем видом показывая, что она понимает, что означают все эти цифры.
- Не доверяешь? – спросила тетя Таня.
Маша покраснела, на сколько позволил цвет ее кожи, и опустила глаза:
- Что вы! Доверяю!
Тетя Таня завернула мясо и положила в авоську.
- Что-нибудь еще?
- Буханку хлеба… свежий?
Продавщица улыбнулась:
- Свежий, Машенька, свежий!
- Тогда давайте!
Маша расплатилась. Перед выходом она медленно приоткрыла дверь и выглянула на улицу. Никого подозрительного не было: Мишка гулял со своим «боксером», какая-то женщина катала в коляске малыша, Сашка гонял туда-сюда на новом велике.
- Сашка! – крикнула она. – Езжай сюда.
Тот нехотя подкатил.
- Что надо? – недовольно пробормотал мальчишка.
- Подвези до подъезда!
- А ты мне что?
- А я тебя не тресну вот этой сумкой! – и Маша приподняла тяжелую авоську, показывая тем самым всю серьезность своего предложения.
Сашка благоразумно не рискнул удирать.
- Садись, только быстро.
Она запрыгнула на багажник. Мальчишка мигом довез ее до подъезда и тут же удрал, пока Машке не вздумалось прокатиться куда-нибудь еще.
Двор оказался пуст. Незнакомки не было.
Маша поднялась наверх и своим собственным ключом открыла дверь. На пороге она обнаружила женскую обувь.
- А вот и Машенька, - донесся из зала голос Александра Матвеевича.
Маша зашла в комнату, внимательно изучая уже знакомую незнакомку.
- Утенок, а у нас гости. Поздоровайся…
- Здра-а-асьте!
Маша очень опасалась незваных визитов соцработников, которые в большинстве своем женщины. Она понимала, что когда-нибудь придет вот такая вот тетя и поинтересуется, почему шестилетняя девочка живет с неродным ей слепым стариком? Потом вот такая вот тетя упечет ее в детдом, который представлялся ей страшнее тюрьмы.
- Это Ирина Викторовна, она доктор…
- Доктор? – перебила Маша. - Вы вернете моему ДЕДУШКЕ зрение?
Маша никогда не называла Александра Матвеевича дедушкой, но это был экстренный случай.
- Я доктор наук, - продолжила незнакомка.
- Ученая? – с некоторым облегчением поинтересовалась Маша.
- Ученый! – поправила Ирина Викторовна.
- Ясно… Так, вы вернете или нет моему ДЕДУШКЕ зрение?
- Нет, к сожалению это не в моих силах…
- Что же вы тогда приперлись? - перебила Маша.
- Маша… будь гостеприимней, - сделал замечание Александр Матвеевич. – Ирина Викторовна хочет провести с тобой некоторые тесты.
- Я что подопытная крыса?
- Это, скорее всего, будет игра, - вмешалась женщина-ученый.
- Вот еще, я не маленькая, чтобы в игры играть?.. У меня времени нет, - строго сказала Маша и отправилась на кухню.
- Извините, я сейчас, – обратился Александр Матвеевич к женщине и пошел следом за Машей.
Маша достала из сумки мясо и запихала в морозильник.
- Уточка моя, сядь!
Маша, предчувствуя серьезный разговор, подчинилась. Александр Матвеевич пододвинул стул и сел напротив.
- Утенок, скоро зима, и нам, хотим мы этого или нет, понадобиться помощь…
- Сами справимся…
- Не справимся… а эта женщина может помочь, если что случиться…
- Что может случиться?
Александр Матвеевич промолчал.
Маша смотрела в его белесые глаза. Ей трудно было читать его мысли, потому что он был слепой (зрячих-то она видела насквозь), но сейчас старик был открыт для нее как никогда, словно по собственной воле впустил в свою голову.
Маша поняла все мгновенно.
Александр Матвеевич был стар – он устал от этой жизни. Старик хотел умереть, но оставить ее, не передав в надежные руки, он не мог.
Не в силах сдержать слезы Маша заплакала. Она схватила его за плечи и затрясла:
- Нет!.. Ты не можешь!.. Не можешь меня оставить!..
Он обнял малютку, которой казалось, что жизнь состоит из одних потерь, в которой близкие тебе люди уходят один за другим.
- Тише!.. Тише!..
Маша постепенно успокаивалась. Она должна быть взрослой, а взрослые не должны плакать, как бы им этого не хотелось. Она вытерла рукавом глаза и пошла в зал, где оставили незнакомку. С минуту она стояла молча, таращась ей в глаза. Ирина Викторовна от такого пристального изучения немного смутилась. Как потом признается Маша, тот раз был единственный, когда она вторглась в ее голову.
- Ладно, - наконец, сказала Маша, - вы хотите знать, как мой дедушка рисует картины?
Ирина Викторовна кивнула.
- Это все хотят знать, нам даже деньги предлагали.
- У нас финансирование небольшое… но некую сумму мы…
- Нет, деньги тут не причем, - перебила Маша, - через две недели приходите.
Ирина Викторовна улыбнулась:
- Хорошо, приду.
- Обещаете?
- Обещаю!

Ирина Викторовна, как и обещала, пришла ровно через две недели – день в день. Но к ее огромному разочарованию дома никого не оказалось. Никто не открыл и на следующий день… И на следующий… И еще через два дня.
Во время своего очередного бессмысленного визита Ирина Викторовна не сдержалась и в порыве гнева и разочарования изо всех сил забарабанила в дверь.
- Ну, чего стучать? Нету там никого!
Ирина Викторовна обернулась. По ступенькам, придерживаясь за перила, спускалась старуха. Взгляд у нее был неприветливый, да и в целом выражение лица - вредное, отталкивающее. И не то чтобы причиной этого недружелюбия являлось встреченная на лестничной площадке, барабанящая в дверь соседей, незнакомка, а, скорее всего, вся не сложившаяся жизнь оставила на старушечьем лице отпечаток ненависти к людям.
- Вот ироды кабель украли, а пешком здорово не походишь!.. – причитала старуха. - А вы случайно не из жека? А то у меня вот труба в ванной потекла.
- Нет… Я не из жека… Бабушка, а вы случайно не знаете, где люди, которые здесь проживают?
- А как же не знать-то, знаю!.. Старик в могиле… уже неделю, как схоронили.
- А МАШЕНЬКА??? – громом вырвалось у Ирины Викторовны.
- Не кричи, милая… девчонку твою забрали…
- Как забрали!!! Кто забрал???
- Да я почем знаю? В приют-то и забрали! Наверное! Мать-то ее бандиты убили … вот в этой самой-то квартире и убили… а дед Матвей (или как там его?) не ее родной был, просто сосед с квартиры напротив… сжалился над девкой и забрал к себе!.. больше никого у нее не было…
Ирина Викторовна, ни словом больше не обмолвившись, побежала вниз.
- Ну да ты-то что хотела?! – прокричала старуха вслед, но не получив ответ, охнула и продолжила свой утомительный спуск.
Сжалось сердце Ирины Викторовны, задел рассказ старухи. Почувствовала она нужду в этом ребенке. Какая-то мистическая сила передала девочку из рук слепого старика в ее руки. Есть что-то над нами. Если это что-то и не владеет нашими судьбами, так, безусловно, ведет, направляет.
Ирина Викторовна не верила в Бога, но все же молила. Но кто бы там ни был наверху, он давно уже распорядился судьбами наших героев. Выбегая из подъезда, Ирина Викторовна буквально налетела на Машу.
- Машенька, девочка моя!
- Я знала, что вы придете! – закричала от радости Маша. – Я специально убежала, потому что знала!
Ирина Викторовна крепко обняла ее:
– Я же тебе обещала, что приду… обещала…
- Я знаю… знаю…
Она долго не отпускала ребенка, в котором так теперь нуждалась.
- Мальчишки в детдоме такие вредные…
- Никаких мальчишек… Ты будешь жить со мной!
- Только мне надо сначала кое-что сделать! – деловито сказала она. – А потом мы поедем к вам! Хорошо?
- Конечно!
Маша повела ее наверх. На своей лестничной площадке они остановились.
- Здесь мы жили с мамой, - пояснила она, остановившись у квартиры напротив.
Ирина Викторовна почувствовала боль на сердце: «мать-то ее бандиты убили…», - вспомнила она слова старухи.
Девочка достала из кармашка ключ и отперла дверь. Квартира ей показалась темным, покинутым царством, в котором в виде призраков жили ужасные воспоминания. Войти она не решалась.
Вдруг Маша заплакала… Ирина Викторовна почувствовала, что тоже не в силах сдержать слезы: так бывает, когда близкий человек чувствует горе другого.
- Все хорошо, я с тобой…
Маша должна была сделать этот шаг, чтобы все закончилось. Но не могла… Дети бояться темноты, но Маша боялась воспоминаний… но больше всего она боялась оставить в этом мрачном царстве маму.
Она уныло посмотрела на Ирину Викторовну и переступила порог. Медленно прошла по коридору и зашла в комнату мамы… понюхала мамины любимые духи, открыла шифоньер и провела ладонью по маминым платьям…
Она закрыла глаза.

Почувствовала…

Открыла глаза.
Мама была всюду – жила в запахах, в дневном свете, в тишине… в воспоминаниях.
Она достала из тумбочки толстый фотоальбом и вышла к Ирине Викторовне.
- Теперь, идем…

Эпилог
Отдел Ирины Викторовны упразднили, чему она несказанно была рада. Все свободное время она потратила на тяжелую борьбу с бюрократией - требовалось пройти множественные инстанции и собрать все нужные документы для удочерения. Все у нее получилось, да по-другому и быть не могло.
От автора
В наши дни спецслужбы уже не с таким энтузиазмом обращают внимание на феномен детей-индиго, по сравнению с началом восьмидесятых. Сегодня каждый второй ребенок приходит в эту жизнь с огромным потенциалом детей-индиго. Что это, как не эволюционный скачок? Научные институты переняли у спецслужб инициативу исследований этого феномена, но до сих пор они не могут дать точного ответа:
Кто они?