На церковном дворе

Фото большей части семьи. Верхний ряд: дедушка - Константин Иванович, московская тетя - Антонина Константиновна (А.К.), бабушка - Евдокия Ивановна, кишиневская тетя - Надежда Константиновна с дочерью Люсей, Владимир Костин - ее муж, Ефим Львович - муж А.К., ниже дедушки стоит моя двоюродная бабушка - Екатерина Ивановна, сидят - моя мама с сестрой Ларисой.



На Мазараковскую улицу мы переехали в 1950 году. Райское место. Мазараковская встретилась бы с Огородной улицей почти под прямым углом, если бы последняя не была закупорена домишками из бутового камня или самана, как бутылка пробкой. И все же мы мальчишки находили щелочку-путь от Огородной улицы на Мазараковскую. Если же спускали собак с цепей, то пройти не было возможным, и приходилось делать большой крюк, чтобы попасть на Мазараковскую. Эта улица было, как горбун в знаменитом романе Виктора Гюго. Горб заканчивался выходом на просторы, где располагался каньон Бычка. Долина, открывающаяся после Мазараковской, венчалась железнодорожным полотном и мостом, открывавшим путь в Румынию, через города Унгены (Молдавия) и  Яссы (Румыния). Между названными городами протекала быстрая речка Буг. Если нужно было бы попасть на поезде в Румынию, следовало сменить колесные пары, на что уходило часов пять. Этого времени было достаточно для таможенной проверки.


На холме – погост церковный -
Буйство зелени и птиц.
За стеной – пилой неровной –
Храм, как крепость без бойниц.

С двух сторон обрыв, как пропасть,
Вид на запад, юг, восток.
Вон, в ту сторону – Европа,
Там граница, Буга ток...

Очень старое кладбище –
Плитам многим двести лет.
Дома два, два пепелища
Подле церкви парапет.

Здесь провел три юных года,
Здесь мужал, табак курил.
Среди бедного народа
По-молдавски говорил.

И еврейский был в почете,
Все друзья – из тех кровей.
Их так много – не сочтете...
Где вы ныне? Столько дней!

         Строки из стихотворения “В Кишиневе” в сборнике “Полынь”

Спустившись к Бычку по Мазараковской, позади оставался прекрасный вид на крутой обрыв, под которым располагался охраняемый объект – Водоканал, обеспечивающей водою весь город, а над обрывом - церковь и старое кладбище. Это и был наш двор.
Некоторые могилы были датированы 1820 – 1850 годами – временем, когда  жил А.С. Пушкин (убит в 1937 году). К церкви и внутренним постройкам можно было пройти через калитку в мощных зеленых воротах с иконой наверху. Ворота обрамлялись тяжелыми каменными стенами, в верхней части которых размещалась икона с Иисусом Христом, что явно свидетельствовало о православном направлении  этих построек (дева Мария не фигурировала!).
От калитки вел тенистый проход, с двух сторон заросший кустами смородины и акациями. Этот проход вдруг обрывался, и вы оказывались у мраморного парапета церкви, которая в то время служила складом катушек бумаги. Направо от церкви располагались церковные постройки. Их было две. Нижние постройки занимали старушка Петровна с Ольгой (30 лет), больной сифилисом. Другую часть дома занимали более зажиточные и молчаливые люди. Я не слышал от них ни слова.
Я настолько боялся сифилиса (еще со времен Калмыка), что открывал калитку ворот ногой. Кроме того, мама напугала меня рассказами о проказе. Она говорила, как недавно передала телеграмму с приказом подать вагон под прокаженных и, затем, сжечь его. Эти страсти совсем опрокинули меня и, когда я встретил в бане очень “ласкового” мужичка, который все время пытался обнять меня. От мыслей об этом я совсем заболел и по моему телу пошли красные пятна, как в только что прочитанном романе Болеслава Пруса – “Фараон”.
В верхней части двора были огороды и дом, разделенный на две части. Большая часть принадлежала Масловым - дьяку с женою и двумя дочерьми. У старшей сестры был хороший голос, и она где-то училась пению, что очень мешало мне при подготовке уроков. А вот младшая - Аня, которая была почти ровесница мне, мешала иначе: я был в нее безнадежно влюблен.



В обрамлении белой арки
Зелень крохотной калитки.
Майским днем до зноя жарким
Ждал и ждал: то было пыткой.

Не пришла, не объяснила,
День искал я встречи с ней.
Черных глаз магнит и сила,
Жизни крах – излом бровей.

Бредил ночь и грезил день я,
Как в романах, ну, точь-в-точь.
Не боялась осужденья,
Хоть была ты дьяка дочь.

           Строки из стихотворения   “Аня” в сборнике “Полынь”