Забытые в веках

ЗАБЫТЫЕ В ВЕКАХ
Фантастико-приключенческая трилогия
Это невероятные приключения харьковчанина Валентина Кононенко
В Украине,  России,  Париже, в горах Афганистана, в джунглях Бразилии, в….
Он поставил перед собой, казалось бы,  невыполнимую цель ; отыскать
людей, чьи далекие предки покинула когда-то на кораблях гибнущую
Атлантиду.
Преодолев, вместе с другом, многочисленные «непреодолимые» преграды, он нашел-таки затерянный в джунглях и болотах древний народ, и встретил девушку из своих снов ; голубоглазую дочь легендарной Атлантиды. Правда, на этом его приключения не закончились…

Примечание:
Трилогия «Забытые в веках» не издана. Авторские права защищены.




    СОДЕРЖАНИЕ ПЕРВОЙ КНИГИ

Глава  1. Побег   
Глава 2. Под чужим именем  в чужой стране
Глава 3. Париж.   
Глава 4. На пороге мечты.
Глава 5. Остров, которого нет на карте.
Глава 6. Нашествие.
Глава 7. Сказания книг, хранящих память.
Глава  8. Время принимать решение.


КНИГА ПЕРВАЯ

ПОБЕГ
Валентин Иванович Кононенко, двадцати семи лет отроду, бывший старший лейтенант, а ныне разжалованный и осужденный за измену Родине сидел на нарах в ожидании своего друга Рустама Бурханова, чтобы сообщить ему нечто чрезвычайно важное. Рустам, как и большинство других заключенных, работал на руднике, добывая для Родины титан, тантал, ниобий и другие нужные ей металлы, которыми так богаты горы Таджикистана. Правда, официально считалось, что они добывают поваренную соль. На рудник их возили в крытых грузовиках под конвоем автоматчиков и собак. Валентина же и еще некоторых особо опасных за пределы лагеря не выпускали даже под усиленной охраной. Они работали в ремонтном цехе расположенном внутри зоны за несколькими рядами колючей проволоки с вышками и часовыми на них. Цех ремонтировал электромоторы, редукторы, лебедки и другую технику.

Особо опасным Валентин сделался через месяц после прибытия в зону, когда отказался подчиняться главному бандитскому «авторитету». Блатные установили в лагере свои порядки, делали что хотели, обирали так называемых «мужиков», и никто не смел им перечить, потому что расправлялись они жестоко. Однажды перед ужином, когда «авторитет» стал «наезжать» на него, Валентин сказал тихо, но твердо, что подчиняться ему не собирается и на авторитеты ему наплевать. Это была неслыханная дерзость. Бандит вскипел, но сдержал  желание немедленно расправиться с ослушником и, подозвав к себе здоровенного громилу, по кличке Циклоп, сказал:

– Смотри, какой хорошенький мальчик, а не слушается. Надо из него сделать девочку. Он у нас будет Марусей. Для начала выбьешь ему зубы, чтобы лучше сосал...
– Гы-гы-гы, сейчас выбить? – с готовностью отозвался громила и двинулся к Валентину.
 – Не-е, после ужина, – остановил его пахан. – Она должна хорошо питаться, чтобы задница у Маруси была аппетитная.   
Циклоп заржал и спросил:
– А может пусть будет Зиночкой? Мне Зиночку хочется.
– Ладно, ты делай свое дело, — строго осадил его «авторитет».
– Ну, поживи еще немного, –  почти дружески сказал верзила Валентину. – А то я думал сразу приварить тебе в челюсть.
– Я вот тоже думал, с какой тебе врезать, с правой или с левой, – глядя ему в глаза, мрачно произнес Кононенко.
Оба блатных просто покатились со смеху и Валентин, уходя, услышал слова, сказанные сквозь смех:
– Тебе еще допрыгнуть надо.
Те из заключенных, кто слышал этот разговор, ужаснулись, представив себе, что будет. Они знали, как из мужчины делают женщину. Если уж блатные брались за кого-нибудь всерьез, ничего кроме смерти не могло спасти несчастного от выполнения женских обязанностей, ни мольбы о пощаде, ни жалобы начальству. Здесь уже было несколько таких опущенных жалких существ, которые когда-то подверглись соответствующей обработке. И зачем только он полез на рожон? Все знали, что Валентин попал сюда из Афганистана, где участвовал в боях, но здесь это не имело никакого значения. В лагере уже было несколько «афганцев», и все они подчинялись блатным. А этот темноволосый и кареглазый, среднего роста, с интеллигентным лицом и тихим голосом совсем не производил впечатления человека способного постоять за себя.
 
Когда, у входа в барак, после прихода с ужина, верзила Циклоп подставил Кононенко ногу, и тот споткнулся, все поняли, – начинается. Бандит набросился на новенького с руганью, требуя, чтобы он извинился за выпачканный ботинок. Валентин бросил на верзилу презрительный взгляд и со словами: – Придурок, ты его отродясь не чистил, – прошел внутрь барака. Блатной догнал его уже внутри, схватил за шиворот и повернул к себе. Огромный кулак со страшной силой устремился в лицо новичка. Некоторые из зрителей, собравшихся вокруг, даже зажмурились, ожидая услышать хруст костей и крик, но... живая кувалда почему-то пронеслась мимо цели. Каким-то неуловимым движением Валентин ушел от убийственного удара и одновременно ухитрился въехать коленом в промежность противника.
Бандит взвыл и согнулся в три погибели, а новичок, не теряя времени, схватил его за затылок и ударил коленом в лицо, а затем нанес удар носком ноги то ли в живот, то ли в солнечное сплетение. Здоровяк сначала завалился на бок, а потом, натужно кашляя и выплевывая зубы, на четвереньках пополз из круга образованного заключенными.
 Все происшествие заняло несколько секунд и заставило с удивлением взглянуть на строптивого «афганца». Однако, когда по знаку пахана, на Валентина пошли с ножами сразу двое урок, обходя его с двух сторон, зеки решили, что теперь его песенка спета. Урки бросились на него одновременно. Казалось, спасти Валентина могло только бегство, но вместо этого он вдруг совершил  головокружительный пируэт.  В стремительном вращении замелькали руки, ноги, никто не понял, что это было, то ли карате, то ли дзюдо, то ли еще что-то диковинное, но оба нападавших один за другим рухнули на пол. При этом один из них грохнулся плашмя на спину, и все услышали удар затылком о твердые плиты. Вокруг его головы образовалась темная лужа, отливающая красным в тусклом свете грязной лампочки. Тело конвульсивно дернулось и замерло. Нож остался лежать на раскрывшейся ладони. Второй из нападавших шевелился и стонал.

И в это время, на Валентина двинулся, сам пахан. В правой руке он держал финку клинком от себя, видимо, намереваясь нанести удар снизу в живот. Жуткая тишина повисла в спертом воздухе барака. Ее нарушали только стоны одного из лежащих на полу урок. Кононенко медленно отступал, пятясь внутри круга. Приняв его отступление за испуг, «авторитет» пошел на него более уверенно. Но когда он сделал выпад, чтобы распороть противнику живот, Валентин опередил его буквально на долю секунды и нанес удар ботинком снизу по полусогнутой правой руке. Удар был такой силы, что кулак бандита описал стремительную дугу, и финка по самую наборную рукоять вошла в его левый глаз. Он так и упал лицом вперед с ножом в голове. Круг зрителей ахнул как один человек, а через секунду разноголосо загалдел. Валентин повернулся вокруг своей оси, всматриваясь в лица окружавших его зеков.
– Еще есть желающие? – громко и отчетливо как команда прозвучал его голос, перекрывая шум.

Встречаясь с ним глазами, начали пятиться даже те, кто в душе сочувствовал ему. Вскоре, вызванный кем-то, прибыл отряд охраны, а за ним фельдшер. Циклопу оказали помощь, уложив на нары, одного из двух урок унесли в медсанчасть, а второму и пахану помощь уже была не нужна. Они скончались на месте. Валентина в наручниках увели в карцер, потом судили и добавили к полученным ранее пяти еще десять лет. Конечно, разделаться с ним блатные могли и после, для этого в зоне существует множество способов, но к власти он не стремился, в авторитеты не лез, а связываться с ним было опасно, и его оставили в покое.
Сидя в карцере и размышляя «на досуге» Валентин удивлялся тому, как жизнь ухитрилась исковеркать его судьбу. Он родился в Харькове и был единственным сыном в семье потомственных, интеллигентов. В их роду, наряду со знанием украинского и русского языка, традиционно обязательным было владение английским и французским. Он любил свою родину, нормально относился к советской власти, в школе и институте был активным комсомольцем, и не одобрял националистов ни своих, ни чужих. Правда, не одобрял до тех пор, пока не прочел точную формулировку национализма а, прочитав, понял, что он не одобряет не национализм, как таковой, а крайнюю его форму – шовинизм, то есть пропаганду исключительности одной нации, и ее превосходства  над другими. Его родители умерли один за другим в год окончания Валентином автодорожного института, куда он поступил вопреки семейной гуманитарной традиции. В роду у них были в основном врачи и учителя.

С первого курса увлекся самбо и одновременно работал в студенческом конструкторском бюро автомобильных двигателей. Успевал учиться, конструировать двигатели, заниматься самбо, по которому через три года получил звание мастера спорта и еще посещал курсы португальского и испанского языка. Может быть, поэтому и не особенно преуспел в амурных делах, в отличие от многих сокурсников. Товарищи уважали его, но считали немного чокнутым, особенно когда он, в дополнение ко всем своим нагрузкам, занялся португальским. Это совсем уж было необъяснимо. Ну, кому в Советском Союзе нужен португальский!

А Валентин и не собирался использовать его в своей стране. Ни одна душа не знала, что он мечтал о Бразилии, где португальский является государственным языком, иначе его сочли бы совсем ненормальным. Все дело было в семейном предании. Согласно этому преданию прапрадед Валентина Данило Иванович Кононенко где-то в джунглях Амазонки, а может, и не Амазонки, открыл место проживания далеких потомков атлантов, приплывших на кораблях в Южную Америку после гибели Атлантиды. Рассказ об этом удивительном приключении прапрадеда захватил воображение мальчишки с раннего детства. Он прочел все, что мог достать об Атлантиде и, в конце концов, решил, что непременно доберется до Бразилии и найдет атлантов. С точки зрения большинства «нормальных» советских людей это было ни что иное как «мечта идиота» и, понимая это, Валентин никому о ней не рассказывал, но втайне готовился к ее осуществлению. А о прапрадеде ему было известно следующее:
Данило Иванович родился в 1838 году в Харькове, а в 1863, т. е. в возрасте 25 лет, будучи молодым медиком, он отправился в качестве помощника судового врача на корвете «Витязь», в составе Российской атлантической эскадры, к берегам Америки. В Гондурасе сошел на берег и остался изучать быт местных племен. Он жил среди индейцев, лечил их, помогал, чем мог, учил и учился у них искусству жить среди дикой природы в гармонии с нею. От Гондураса до Парагвая тысячи километров. Как он попал в Парагвай неизвестно. Но когда началась война Бразилии, Аргентины и Уругвая против этой страны, Данило Кононенко оказался там и активно включился в борьбу парагвайцев против завоевателей за свободу и сохранение прогрессивных реформ проведенных президентом Франсиско Солано Лопесом.  Воевал он столь успешно, что его подвиги принесли ему широкую известность, как среди друзей, так и среди врагов. За его голову была назначена солидная премия. Борьба была тяжелой и слишком неравной. В 1870 году парагвайцы потерпели поражение. Страна была оккупирована, а Кононенко с небольшим отрядом скрылся где-то на территории Бразилии.

 Дальнейший его путь неизвестен, но в 1872 году он живым вернулся в родной Харьков. Валентин знал из рассказов отца, что Данило Иванович встретил в джунглях людей с белой кожей, которые утверждали, что их далекие предки приплыли в Америку на кораблях с востока. Эти люди строят дома из кирпича, одеваются не так как индейцы, их язык не похож ни на какой другой и главное божество у них солнце, которое они называют «Ра», т. е. так же как древние египтяне. Солнце изображено над входом в их храм, построенный в виде ступенчатой пирамиды высотой примерно метров пятнадцать-двадцать. Прапрадед был очень дружелюбно принят этим удивительным народом и обещал им никому не рассказывать о том, где они живут. Он прекрасно понимал, какая опасность грозит им, если их убежище будет обнаружено, тем более, что он видел у них крупные необработанные алмазы, которые находят где-то на их земле. Будучи сам свидетелем того, как в Парагвае тысячами истребляли индейцев гуарани, самуко, гуайкуру и других, он понимал, что если дело запахнет алмазами, этот народ просто сотрут с лица земли. Какое дело вооруженным до зубов искателям наживы до каких-то там потомков каких-то атлантов, о которых они понятия не имеют. Хранились в семье и два материальных свидетельства того давнего времени. Первое из них – привезенный прапрадедом из странствий прозрачный необработанный кристалл слегка желтоватого цвета размером с лесной орех. Уходя в армию, Валентин взял его с собой, и носил в кармане как талисман. Алмаз отобрали при аресте, записали в описи вещей со слов Валентина как кристалл кварца и обещали вернуть после отсидки.

Второе свидетельство – старая газета «Харьковские губернские ведомости», где приводились критические высказывания оппонентов о сообщении сделанном доктором Д. И. Кононенко при большом стечении народа в одной из аудиторий университета. Судя по всему, текст сообщения о жизни в глубине джунглей среди индейцев Южной Америки был опубликован в предыдущем номере газеты, который не сохранился. Здесь же приводились лишь нелестные отзывы специалистов. Валентин помнил их почти слово в слово. Заголовок статьи гласил: «Видел ли жителей Атлантиды харьковский доктор Кононенко»? Вот мнение о выступлении прапрадеда Валентина некоего профессора П. Г.Степаненко, пользующегося, как утверждает газета, большим авторитетом в ученых кругах:
«Хотя доктор Д. И. Кононенко не является специалистом в той области, которую он затронул в своем сообщении, его наблюдения, как свидетельство очевидца, представляют определенный интерес, что же касается так называемых атлантов... Докладчик утверждает, что люди этого племени имеют белую кожу и у многих из них светлые волосы. Они называют себя пришедшими с океана. Но это ли повод считать их атлантами? Некоторые индейские племена считают себя детьми солнца, а другие потомками медведя. Разве кто-нибудь принимает всерьез эти заявления? Это просто аллегории, столь распространенные среди индейцев, равно как и среди наших северных полудиких народностей. Доктор Кононенко говорит, что их обычаи совершенно не похожи на обычаи местных племен. Но, помилуйте, даже у нас в Малороссии в одной губернии и даже в одной волости, обычаи в двух соседних деревнях столь сильно порой отличаются, что впору местных Одарок и Панасов также почитать пришельцами из Атлантиды, а то и прямо с Марса».

Еще какой-то авторитетный ученый муж высказался так: «Вовсе уж несерьезно звучит причина, по которой доктор Кононенко отказывается назвать место, где живут предполагаемые атланты. Он, видите ли, считает, что современное общество недостаточно цивилизовано и опасается за судьбу своих подопечных. Он говорит, что связан клятвой, которую дал какому-то то ли вождю, то ли шаману...» – и дальше все в том же духе.
 
Были еще какие-то записи оставленные Данилой Ивановичем, но их в 1917 году увез в Париж, эмигрировавший с семьей его старший сын, т. е. старший брат прадеда Валентина. Валентин знал, что в Париже живут его четвероюродные брат и сестра с матерью, но Париж для советского человека, даже если он на свободе, так же далек как джунгли Амазонки или лунные горы. И все же мечта пройти по стопам своего славного предка и доказать, что он действительно видел потомков атлантов, продолжала жить в сердце сначала мальчишки, а потом уже взрослого молодого человека. С годами она не умерла, а наоборот, окрепла.
Сколько столетий со времен Платона пытливые люди во всем мире ищут доказательства, спорят о том, была ли на самом деле Атлантида. Сколько написано полемических статей, сколько ученых трудов, сколько художественной литературы. Особенно активизировались поиски Атлантиды в последнее столетие в связи с развитием техники. Сколько погружений батискафов, специализированных подводных лодок, аквалангистов произведено в различных районах мирового океана. Сколько затрачено средств, в поисках следов легендарного острова с высоким уровнем цивилизации, затонувшего, если верить Платону Афинскому, за одиннадцать с лишним тысячелетий до наших дней. Сколько поднято из глубин на поверхность различных предметов, в надежде найти доказательства того, что на дне лежит затонувшая страна. Сколько сотен квадратных километров дна прощупано локаторами, сколько сфотографировано на океанском дне необычных образований, напоминающих стены, башни и другие творения рук человеческих. И все напрасно. Загадка и поныне остается загадкой, как и сотни лет до нашей эры, когда Платон поведал миру об Атлантиде со слов Солона, которому открыли тайну этой страны египетские жрецы.

А разгадка этой тайны, вполне возможно, находится где-то в джунглях Бразилии, где живут настоящие, реальные потомки атлантов. Правда, тысячелетия могли стереть из их памяти или исказить до неузнаваемости древние знания. Но, во-первых, науке известны случаи, когда устные предания достаточно точно донесли до наших дней знания далекого прошлого, а во-вторых, если в Атлантиде был высокий уровень цивилизации, значит, у атлантов была письменность. Не хранятся ли у их потомков письменные свидетельства о стране предков, затерянной в глубинах океана и времени?
Видел ли их Данило Иванович Кононенко? Судя по газетному отчету, он не смог привести веских аргументов в пользу своей гипотезы об атлантах но, может быть, он был у них не долго, может быть ему, как чужестранцу, они не открыли своих таинственных знаний? Значит, он Валентин Кононенко должен довести до конца дело своего прапрадеда и открыть тайну, которая почти две тысячи четыреста лет волнует неравнодушные умы.
Была еще одна проблема, которая занимала беспокойный ум младшего Кононенко. Ее подбросил преподаватель теории механизмов и машин (ТММ), аббревиатура которой обычно расшифровывается студентами так: «Тут моя могила». Преподавателя звали Марк Аронович и, естественно, студенты прозвали его Макаронычем. Макароныча любили, потому что был он человеком незаурядным, умевшим интересно преподнести даже свой довольно скучный предмет. Он был из тех преподавателей, которые не ограничиваются рамками учебной программы. Всегда рассказывал что-нибудь интересное из истории техники и ухитрялся даже поучительные эпизоды из древней иудейской истории каким-то непостижимым образом привязывать к теме занятий. Однажды он рассказал о «Машине Дина».
 
Ребята узнали, что в шестидесятые годы советские журналы «Техника молодежи» и «Знание-сила» публиковали статьи об американском изобретателе Дине, который, якобы, создал движитель основанный на использовании центробежной силы. Машина Дина была способна двигаться за счет центробежных сил без взаимодействия с окружающей средой. Это вызвало большой интерес, так как появление такой машины открывало новые необозримые перспективы. Все современные средства передвижения взаимодействуют с окружающей средой. Автомобиль движется, отталкиваясь колесами от земли, самолет отталкивается от воздуха, отбрасывая его назад пропеллером, реактивный самолет и ракета отталкиваются от собственных газов, также отбрасываемых в сторону противоположную  движению. А машина Дина не нуждается ни в окружающей среде, ни в запасах выбрасываемого вещества. Будучи, например, герметично закрытой, она могла бы двигаться одинаково успешно в воздухе, воде и в космосе. И хотя, как объяснил Макароныч, в конце концов, выяснилось, что все это была мистификация, его рассказ вызвал немало споров среди студентов.

В высокооборотных механизмах центробежная сила достигает огромной величины и иногда разносит их на мелкие части, но эту могучую силу нельзя использовать для движения, во всяком случае, без взаимодействия со средой. Она является, если можно так выразиться, внутренней силой, замкнутой как джин в бутылке.
– «Неужели нельзя ничего придумать, чтобы выпустить джина»? — думал Валентин. Эта мысль запала ему в голову и исподволь созревала где-то там, в глубинах подсознания, а может, надсознания. Он не мог тогда знать какую огромную роль в его жизни, и не только в его, сыграет идея подброшенная Макаронычем.

Итак, самбо, автомобильные двигатели, атланты, использование центробежной силы, португальский и испанский языки – ничего себе круг интересов у праправнука Данилы Ивановича Кононенко! А он еще увлекался фотографией и писал стихи. Сначала это были отдельные четверостишья по разным поводам, которые он никому не показывал. Впервые Валентин предста­вил свое творчество, так сказать, на суд общественности, в стенгазете факультета на четвертом курсе после зимних каникул проведенных в Ленинграде. Его всегда удивляло, почему это Голландцы и другие корифеи живописи так часто изображали на своих полотнах безобразных жирных теток. То ли у них вкус был такой, то ли тогда не было красивых женщин. А посещение Эрмитажа «переполнило чашу терпения» и он разразился стихотворением:
                В МУЗЕЕ
             Пусть Рубенс, Манэ и другие
             Под Божьей звездой рождены,
             Во мне их красотки нагие
             Заветной не тронут струны.

             Неужто такие девицы
             Красивыми слыли тогда?
             Жениться или удавиться -
             И то, и другое – беда.

              Я слышал, что вы — корифеи
              Бургундское пили вино.
              Коль всюду подобные «феи»,
              С тоски не запить мудрено.

              Катите с бургундским бочонок.
              На спор насчитаю за час
              На улице сотню девчонок
              Красивее в тысячу раз.

Музей я  покидаю, чтобы вновь
Спасибо современницам сказать,
Что дарят красоту нам и любовь,
Как жаль, что не умею рисовать!

Стихи читали и обсуждали. Среди студентов нашлось много его единомышленников, хотя были и те, кто спорил. А студенткам его «творчество» понравилось безоговорочно. Это и понятно. Ведь это они были те самые «современницы».

Потом он написал стихотворение, посвященное девочке, в которую был влюблен в десятом классе. Это была хорошенькая мечтательница с большими серыми глазами и роскошными волосами, которые она заплетала то в одну, то в две косы. Она увлекалась романтическим творчеством Александра Грина. Ее любимой книгой была «Бегущая по волнам». Несмотря на все свое старание, Валентин так и не смог добиться от нее взаимности. Она снисходительно позволяла провожать ее из школы, благосклонно принимала знаки внимания, но на все его предложения пойти куда-нибудь вместе неизменно отвечала словами  Фрези Грант – «Бегущей» из своей любимой книжки: – «Я бегу... Я спешу...», извини Валентин, я не могу.– Другие ребята встречались с нормальными девочками, ходили с ними в кино, целовались и... не только, а он почему-то влюбился в нее, ждущую то ли принца, то ли красавца капитана, который увезет ее на «Остров голубых и желтых скал». Теперь, когда юношеская влюбленность прошла, родилось стихотворение, как эхо первой любви:

                БЕГУЩАЯ ПО ВОЛНАМ
             Лунный свет на оконной шторе,
             Книжка Грина, коса и бант,
             А в глазах твоих ночь и море,
             И бегущая Фрези Грант.

             Пусть давно это было, все же
             Нашу юность забыть нельзя.
             Мне казалось, ты тоже сможешь
             По волнам пробежать, скользя…

            Я смотрел на тугие косы,
            Я тебе приносил цветы,
            Только ты все искала остров
             В океане своей мечты.

            Я кричал, но в ответ ни слова.
            Только шорох твоих шагов.
            Ты спешила, не слыша зова,
            Тая в дымке далеких снов.

            Сбылись, нет ли, твои надежды?
            Не скучаешь ли ты в пути?
            Я к тебе не приду, как прежде,
            Я бегу, я  спешу, прости.

            Там на бархате моря, где-то,
            Как чарующий взор кристалл,
            Ждет меня за чертой рассвета
            Остров синих и желтых скал.

У каждого из нас свой остров в  океане,
Сверкающий вдали во всей своей красе.
Огни его подчас, теряются в тумане,
Дорога далека, пройдут ее не все

Следующее стихотворение он написал вдохновленный женщиной — первой женщиной в его жизни. Лене было, двадцать пять лет, у нее был муж и маленький сын. Они познакомились, когда Валентин был уже на пятом курсе и жил один без родителей. Много позже, обдумывая, свое недавнее прошлое, Валентин пришел к выводу, что эта миловидная молодая шатенка отдалась ему из любопытства, когда он признался, что у него еще не было женщины. Их первая близость произошла бурно и безалаберно. Он привел ее платье в такое состояние что, встав с дивана и, посмотрев на себя в зеркало, она ужаснулась. Потом, когда, надев его куртку, едва прикрывавшую попу, она гладила платье, Валентин любовался ее стройными ногами и вдруг сел на пол, обнял их и стал целовать колени и выше. Женщина гладила его голову мягкой ладонью и говорила ласково;
– Что ты делаешь, дурачок... Что ты делаешь...
Вскоре они снова оказались в постели. На этот раз он снял все, что на ней еще оставалось, и взял обнаженную. С тех пор Лена забегала к нему два раза в неделю после работы. Валентин всегда покупал для нее цветы, но она ни разу не взяла их с собой, чтобы не вызывать подозрений у мужа. Он ласкал ее нежно и горячо. Ласкал все молодое красивое тело, покрывая женщину поцелуями от макушки до кончиков пальцев ног, и она просто таяла от его ласк. Он шептал, какая она красивая, какая нежная, какая сладкая, как прекрасны ее волосы, струями разливающиеся по подушке. Говорил, что у нее самые красивые груди, что ее ножки могут свести с ума, и Лена призналась, что ее муж никогда ничего подобного не говорит и, вообще, делает свое дело молча. И, тем не менее, она не собиралась порывать с мужем и часто говорила, что их связь временная, и ее пора заканчивать. Однако продолжала приходить и дарить ему короткое счастье. Лишь однажды она взяла отгул, а Валентин не пошел на занятия, и они провели в постели почти весь день. Это был самый счастливый день в его жизни. В остальные дни она всегда спешила, забегая к нему после работы. Ей еще нужно было успеть купить продукты и забрать сына из детского сада. Он раздевал ее, поминутно целуя все, что освобождалось от одежды. Потом они ложились в постель и наступали минуты счастья. Валентину безумно хотелось, чтобы они не кончались, чтобы Лена осталась на всю ночь и заснула у него на плече, а утром он разбудил бы ее поцелуями. Но она всегда убегала, поцеловав его последний раз у порога квартиры, и он оставался один. Только легкий запах ее духов, витавший в воздухе, еще напоминал о том, что здесь была женщина. Ему оставалось только ждать следующей встречи. Тогда он и написал стихотворение, назвав его «Ты уйдешь»
                Ты скоро уйдешь
                Останется дождь
                Стучать до утра в стекло,
                Да эхо шагов,
                Да запах духов,
                И ласковых рук тепло.

               Мне снова грустить,
               Часы торопить,
               Мне снова свиданья ждать
               Ждать в мире одну
              – Чужую жену,
               И снова тебя терять.

                Ты скажешь: «Прости,
                Мне надо идти».
                Вздохнешь, «невидимки» взяв.
                Печаль затая,
                Шепчу: – Ты моя.
                И знаю, что я не прав.

Коснутся щеки
Гвоздик лепестки,
Но ты не возьмешь цветы.
Любовь нас ведет,
А где поворот
Не знаем ни я, ни ты.

Но поворот оказался ближе, чем он думал. Родине потребовалось пополнить офицерский корпус молодыми людьми с высшим техническим образованием. Валентин получил повестку через несколько дней после защиты диплома. В отличие от некоторых сокурсников, которые бросились добывать справки, о несуществующих болезнях, он честно явился в военкомат и был направлен в моторизованные десантные войска. Спортсменов, тем более мастеров спорта, в армии ценят, и Валентин не столько занимался бронетехникой, сколько тренировался. Он освоил боевое самбо, а затем каратэ и стал чемпионом военного округа. Уже шла война в Афганистане и однажды специальная комиссия, тщательно проверив личное дело, рекомендовала молодого, но уже выдающегося офицера в спец.  подразделение особого назначения. Так Валентин попал в Афганистан.
Он участвовал во многих опасных секретных операциях, учился у «зубров» прошедших огонь и воду и совершенствовал свое мастерство. Но одновременно он узнавал и изнанку так называемого «интернационального долга». Со временем он не мог не заметить, что борьба против отдельных бандформирований постепенно превращается в борьбу против большей части афганского народа. Это понимали и многие его товарищи по спецназу, потому что там служили люди, которые были не просто машинами для убийства. Многие из них, кроме железных мускулов и мгновенной реакции, имели светлую голову. Они вели между собой разговоры, которые не нравились начальству, и о которых оно почему-то почти всегда узнавало. На Валентина прямо-таки взъелся замполит, который сам никогда грудь под пули не подставлял, но всех учил не щадить себя на примерах героев Великой Отечественной войны. Он всем осточертел, потому что был дурак, и Валентин однажды ему прямо об этом сказал, да еще в присутствии других. С этой минуты горе политработник только и ждал случая, чтобы отомстить, а в личном деле Валентина тем временем накапливались данные, говорящие о его неблагонадежности. Их подразделение обычно подолгу нигде не задерживалось, но вот уже два месяца с лишним они квартировали в Бамиане, примерно в 120 километрах от Кабула. Недалеко от их части, в маленьком бедном домике, жила семья узбеков, – престарелые мать и отец с дочерью, которую звали Зохида. Это была очень красивая девушка и очень скромная. Валентин несколько раз помогал старикам по хозяйству. Они всегда горячо благодарили его, но дороже всего ему была улыбка Зохиды.

С ним провел «душеспасительную» беседу замполит, потом особист, потом его вызвали к более высокому начальству по политической части. У командования были сведения о том, что два брата Зохиды моджахеды и при том не простые, а полевые командиры. Ему категорически не рекомендовали ходить в этот дом. Но Валентин пренебрег этой рекомендацией и время от времени заходил помочь старикам и полюбоваться девушкой. А в середине лета ее отец тяжело заболел. Ему становилось все хуже. Валентин доставал для него лекарства в санчасти, но ничего не помогало, и меньше чем через месяц старик умер. И тут Валентин узнал, что афганская правительственная контрразведка имеет сведения о нахождении в городе братьев Зохиды. Ночью они обязательно придут проститься с отцом, т. к. уверены, что в городе их не ждут. Здесь их и решено было взять. Брать будут афганцы, а командира подразделения, где служил Валентин, попросили подстраховать их на всякий случай. Так Валентину стало известно об операции по захвату. В том, что братья не сдадутся, он был уверен. Значит, будет бой, и их убьют. Силы слишком неравные. Домишко и весь район будут взяты в плотное кольцо и уйти им не удастся. Если сыновья погибнут, мать, которая и так уже плоха, этого не перенесет. Что будет с красавицей Зохидой? Родственников, насколько знал Валентин, у них нет, а оставаться девушке одной в такое время... Он колебался недолго, а, приняв решение, пошел в солдатскую столовую. Там работала посудомойкой пожилая женщина из местных. Она сразу поняла, что хочет от нее офицер, быстро сняла фартук, переоделась и ушла, а через полчаса уже снова приступила к своим обязанностям. С наступлением темноты все участвующие в операции заняли свои места. Братьев ждали до рассвета.  Не дождавшись, все же решили сделать обыск в доме, но никого не нашли. А через несколько дней Валентина арестовали. Афганцы узнали, что предупредил братьев кто-то из русских и его «вычислили». Вот уж был праздник на улице замполита и особиста. Они просто сияли от радости. Вот где пригодился весь компромат, собранный ими на старшего лейтенанта Кононенко. Его судил военный трибунал. На суде он прямо сказал, что считает эту войну проигранной, а то, что ему удалось спасти жизни двух афганцев и нескольких своих, которые непременно погибли бы в бою, он ставит себе не в вину, а в заслугу. Самое умное, что можно, по его мнению, сейчас сделать, это вывести из Афганистана войска и прекратить убивать своих и чужих. Его мнение выслушали и осудили на пять лет лишения свободы, признав изменником Родины. Суд состоялся 15 августа, а ровно через шесть месяцев — 15 февраля 1989 года советские солдаты покинули Афганистан. Командующий последним торжественно прошествовал через пограничный мост в сопровождении бронетранспортера. Но это Валентин видел уже по лагерному телевизору в красном уголке своего барака. К этому времени ему добавили еще десять лет, и сидеть ему оставалось четырнадцать с половиной.

К Рустаму он присматривался давно. Ему нравился этот парень, державшийся независимо и даже с некоторым достоинством, если это слово вообще можно применить к заключенному. Его почему-то сторонились блатные и, однажды, после отсидки в карцере и суда, Валентин спросил его об этом.
– Они боятся, что я их в собак превращу или в ишаков, – улыбнувшись, ответил Рустам на чистом русском языке совершенно без акцента.
Оказывается, когда к нему полез кто-то из блатных. Рустам приказал ему стать на четвереньки и лаять громко по-собачьи. Сбежался весь барак, стоял дикий хохот, а урка все ползал на коленях и старательно лаял во все горло. Наконец, Рустам пожалел его, потрепал по голове, почесал за ухом и сказал:
– Хорошая собака, послушная. Иди в конуру!
Тот побежал на четвереньках и лег на нары, а через минуту поднялся, дико озираясь и не понимая, почему все хохочут. Через несколько дней сразу несколько блатных решили проучить таджика, а кончилось все тем, что он ходил по бараку в сопровождении целой своры «собак» на радость остальным зекам. Еще одна попытка обидеть Рустама привела к появлению «ишака». И тогда Бурханова, как и Кононенко, оставили в покое. Рустам рассказал Валентину, что такой способностью обладали все его предки по отцовской линии. Его отец, так же как и дед, был мулла. Он не боялся самых свирепых собак. Всегда шел прямо на них, и они убегали, поджав хвост и жалобно повизгивая. Дед, по его словам, однажды встретился зимой с барсом на горной тропе и барс, точно как собака, бежал, поджав хвост.
– А как ты это делаешь? – спросил Валентин.
– Не знаю. Просто хочу, чтобы человек стал, например, собакой или петухом, и он становится.
– А меня можешь сделать петухом или бараном?
– Нет, я никого не могу, пока меня не рассердят или не напугают. Просто так не могу. – Признался Рустам.
– Значит, эта способность проявляется у тебя в экстремальных ситуациях, – полувопросительно, полуутвердительно произнес Валентин.
– Возможно, –  неопределенно подтвердил Рустам. И было неясно, понимает ли он «ученое» слово экстремальный.
С этого разговора завязалась и стала крепнуть их дружба, а в условиях лагеря дружба значит очень много. Рустам сказал сразу, что готов дружить с Валентином, потому что он – Валентин, хороший человек.
– С чего ты взял, может я последняя сволочь, – сказал Кононенко, глядя в голубые глаза таджика, а потом спросил:
– А почему у тебя глаза голубые?
– В горах живет много голубоглазых таджиков. Говорят мы потомки воинов Александра Македонского, а правда ли это, кто знает. Я назвал тебя хорошим человеком потому, что ты приятно звучишь.
Валентин вопросительно поднял брови.
– Понимаешь, – пояснил Рустам, – когда я приближаюсь к человеку, я чувствую как бы звук, исходящий от него. Неслышимый звук. Ты же знаешь, что есть музыкальные звуки – красивые, а есть неприятные, совсем не музыкальные, как скрип, например. Так я и определяю.
– И не ошибаешься?
– Пока не ошибался.
Вскоре Валентин узнал еще об одной удивительной способности Рустама. Кто-то из зеков стащил у него из-под подушки Коран1 на арабском языке, который Бурханов всегда читал на досуге. Стащил просто ради интереса. Об этом знали многие в бараке и с нетерпением ждали, что будет. Обнаружив пропажу, Рустам не стал ни у кого ничего спрашивать. Он молча закрыл лицо ладонями и с минуту стоял неподвижно и сосредоточенно. Постепенно шум в помещении стал затихать. Все наблюдали за странным таджиком. Рустам отнял руки от лица, еще немного постоял с закрытыми глазами и медленно пошел,  прикрыв веки, вдоль ряда нар. Вот он остановился, вошел в проход между нарами, завернул угол матраца и извлек из-под него свою книгу. После этого он погрозил пальцем хозяину нар и сказал спокойно:
– Если еще раз так сделаешь, Аллах тебя накажет.
Через несколько дней после их знакомства Валентин спросил Рустама, за что он сидит.
– За то, что я, якобы продал моджахедам два танка.
– А ты этого не делал?
– Подставили, меня как последнего дурака.
– Как это было?
– В тот день, когда моджахеды в форме офицеров афганской армии приехали за отремонтированными танками, начальник завода не вышел на работу – заболел. А начальники помельче, как сквозь землю провалились. Офицеры торопят, я позвонил начальнику домой и он сказал, чтобы я подписал пропуск, а проходную он предупредит. Я подписал и танки ушли, а когда за ними приехали настоящие хозяева, меня взяли за штаны. Начальник утверждал, что я ошибся номером и разговаривал не с ним. Поверили не мне, а ему, тем более, что у  него где-то оказался высокопоставленный родственник. Я его по голосу ни с кем не мог спутать, но голос к делу не пришьешь, а моя подпись – вот она.  Вообще-то советскую власть мне любить не за что. Она сделала все, чтобы оставить меня сиротой. Всю жизнь преследовала деда и отца. Отца свели в могилу, а за ним и мать. Я остался один. В Афганистане живет старший брат отца. Он тоже мулла и очень уважаемый человек. Там у меня двоюродные братья и сестры. Все мои родственники против режима Наджибулы, но танки я, все-таки, не продавал.

Рустам был на год моложе Валентина. Он окончил машиностроительный техникум, потом работал механиком в научно исследовательском институте. А механик в НИИ это человек, который умеет все. Точить, фрезеровать, шлифовать, паять, варить, собрать любой прибор из деталей найденных на свалке, в общем, все. В лабораториях НИИ таких людей ценят на вес золота, хотя и не могут платить им столько, сколько они заслуживают. Он завербовался в Афганистан вольно­наемным на завод по ремонту военной техники, чтобы остаться там с родственниками, когда моджахеды возьмут Кабул. Но,… не повезло. Теперь ему сидеть пять лет, и бежать из Союза в Афганистан гораздо труднее.
– А ты мог бы для побега применить свои способности, – сказал Валентин. – Загипнотизировал охрану и был таков!
– Ты знаешь, где мы находимся? – спросил Рустам.
– Приблизительно.
 – А я – точно. Наш лагерь расположен на юго-восток от Душанбе, на восточном краю Яванской долины. Мы на небольшом плато, на высоте около 1000 метров, а вокруг почти отвесные скалы, поднимающиеся еще примерно на столько же. Путь вниз только один – дорога по краю ущелья. Даже две машины не разъедутся. Там в скале через равные промежутки специальные ниши вырублены, чтобы машина могла въехать и пропустить встречную. Допустим, я загипнотизирую, как ты говоришь, всех охранников, что само по себе невероятно, а что потом? Я пойду по этой дороге, которую сразу перекроют в нескольких местах, и пустят по ней погоню на машинах. Сколько же человек мне придется гипнотизировать на пути? Массовый гипноз! Если бы я это умел, я бы загипнотизировал всех еще в Афгане и бежал. Из этого лагеря за время его существования еще никто не убегал. Начальство этим гордится, хотя это заслуга не их, а природы.
– Придется нарушить, эту традицию, – тихо, как бы про себя, сказал Валентин, но Рустам услышал и спросил:
– Как?
– Пока не знаю. Но не сидеть же мне тут до сорока лет. У меня других дел много. Меня атланты ждут.
– Атланты? – удивленно  спросил Рустам, а потом улыбнулся. – Знаю:

  Когда на сердце тяжесть и холодно в груди,
  К ступеням Эрмитажа ты в сумерки приди,
  Где без питья и хлеба, забытые в веках,
  Атланты держат небо на каменных руках.

– Это написал Александр Городницкий. Хорошие стихи. Очень хорошие, – сказал Валентин. – Но я имею в виду не этих атлантов – полубогов, а обычных людей, живших в Атлантиде. Уже много веков ищут Атлантиду, особенно интенсивно в наше время. Ищут и не находят. А я хочу найти не Атлантиду, а атлантов, вернее их потомков. 
– Живых? – спросил Рустам. 
– Вот именно.
– Я почти ничего не знаю об Атлантиде, но слышал, что она вроде бы затонула, – неуверенно проговорил Рустам.
– Понимаешь, – горячо начал Валентин, – если это была большая страна в океане и, если о ней знали древние египтяне, а может быть, и другие народы, значит, у атлантов были корабли. Неужели никто не спасся на кораблях, когда случилась катастрофа? А если некоторые спаслись, то их потомки где-то живут, и может быть, помнят о своей родине.
– Сколько лет прошло с того времени? –  спросил Рустам.
– Первым рассказал об Атлантиде в своих сочинениях «Тимей» и «Критий» древнегреческий философ Платон, родившийся в 427 году до нашей эры. Он считал, что Атлантида погибла за девять с половиной тысяч лет до его времени. Платон узнал об Атлантиде от своего родственника Солона, а тому поведал о ней один из египетских жрецов. По словам жреца, остров Атлантида превышал размерами Ливию и Азию вместе взятые. Он лежал к западу от Геракловых столбов, т. е. за Гибралтарским проливом, а дальше за ним лежала земля охватывающая весь океан. Значит, египетские жрецы знали об Америке, которую европейцы открыли на несколько тысячелетий позже. На острове правил союз царей. Столица была очень богата. Ее окружали три кольца каменных стен с башнями. Стена первого кольца была покрыта медью, второго – оловом, а третья стена была покрыта орихалком испускающим огнистое сияние. Платон несколько раз упоминает этот, как он говорит, самородный металл, о котором больше ничего неизвестно. Современные знатоки предполагают, что это была желтая медь.
– Что это за желтая медь?
– Ну, так иногда называют латунь или бронзу, точно не знаю. Кроме каменных стен город был окружен тремя чрезвычайно широкими и глубокими, наполненными водой рвами, а к ним от океана был проведен канал, по которому корабли могли входить во внутренние кольцеобразные рвы, используя их как гавани.
Солон много рассказывает о богатстве храмов, дворцов и т. д., а дальше говорит о войне между Атлантидой и Афинами, якобы имевшей место очень давно, но это уже неинтересно. Некоторые исследователи считают, что Платон просто выдумал Атлантиду для иллюстрации своих философских воззрений, потому что он уделил много внимания описанию общественного устройства в Атлантиде. Но тогда надо признать, что он выдумал и Америку. Удачная выдумка, правда?
Некоторые из тех, кто занимался проблемой Атлантиды (ученые, писатели, историки) считают, что она погибла примерно за десять тысяч лет до нашей эры. В подтверждение этого приводят мифы разных народов, в которых рассказывается о глобальных катастрофах. По данным различных ученых следы человека исчезают в Америке и Европе на рубеже 10-12 тысячелетия до нашей эры. Это же время было временем массовой гибели животных – мамонтов, мастодонтов и др. В это время отмечено изменение климата и найдены следы деятельности моря на высоте 4-5 км.
Мне кажется, – заметил Валентин, – что все это не подтверждает, а опровергает дату гибели Атлантиды, приведенную Платоном, т. е. примерно в 10 тыс. лет до н. э. Во -первых, если это была глобальная катастрофа, уничтожившая жизнь на всей Земле, тогда кто сообщил, да еще, по-видимому, в письменной форме о гибели Атлантиды? Во-вторых, в таком случае сообщение должно касаться гибели всего живого на Земле, а не одного, пусть и достаточно большого ос­трова, о котором большинство землян и представления не имело. Отсюда вывод: если и была глобальная катастрофа за 10 тыс. лет до н. э., то Атлантида погибла не тогда, а гораздо позже, когда на Земле снова возродилась жизнь, морские сообщения, когда были люди, которые сумели добраться до нее, вернуться назад и рассказать об увиденном. Думаю, это было 3-5 тыс. лет до нашей эры.
– Ясно. Значит, все ученые идут не в ногу, один старший лейтенант Кононенко шагает в ногу, – подытожил Бурханов и вдруг громко расхохотался.
– Ты чего? – удивленно спросил Валентин.
– Если бы я не знал, что у тебя с мозгами все в порядке, – сказал Рустам, не переставая смеяться, – я бы решил, что ты свихнулся. Подумай, где ты находишься и о чем ты говоришь! Сидишь в лагере за колючей проволокой, сидеть тебе еще полжизни, а ты мечтаешь найти мифических атлантов, неизвестно даже в какой части света.
– Во-первых, – улыбаясь, ответил ему Валентин, – ученые тоже нередко ошибаются. Вот, например, большинство ученых не верили в существование древней Трои. Они считали, что Троя это просто выдумка Гомера. А жизнь показала, что все ученые шли не в ногу, один только немецкий купец Генрих Шлиман шел в ногу. Именно он, а не ученые, нашел Трою и доказал, что она действительно существовала. А, во-вторых, я знаю, где искать атлантов. – И он рассказал историю своего прапрадеда.

С тех пор они много раз возвращались к разговору об атлантах. А время шло и как вырваться за колючую проволоку, они еще не придумали, хотя Валентин по-прежнему верил, что придумает. Пока же он учился у Рустама таджикскому языку, который мог пригодиться в Афганистане так же как пуштунский, которым оба владели на бытовом уровне. Дело в том, что друзья пришли к выводу, что бежать надо в Афганистан. В союзе им деваться некуда и очень скоро их поймают, а в Афгане режим Наджибулы уже дышит на ладан, и там родственники Рустама им помогут.
Однажды в их бараке появился, получивший очередной срок, рослый вор по кличке Бизон. Он с первых дней стал заявлять претензии на лидерство а, увидев Бурханова, сказал, что жидов и чучмеков давил на свободе и здесь давить будет. Во время работы на руднике несколько раз обозвал Рустама вонючим мусульманином, но тот стерпел молча. Предводитель блатных, опасавшийся конкуренции со стороны вновь прибывшего, посоветовал своим не вводить нового в курс особых способностей Бурханова, и братва с готовностью подчинилась, в ожидании интересного зрелища. Когда зеков привезли после смены в лагерь. Бизон потребовал, чтобы Рустам поменялся с ним ботинками. У Рустама ботинки были почти новые, а у него поношенные.
– Хочу пойти на ужин в мусульманских ботинках. – Заявил он нагло и добавил без особой связи с предыдущим: – Мало я вас давил чучмеков, жидов и разных чурок.
К этому времени вокруг них уже собралась толпа любопытных и ворюга кочевряжился, стараясь показать свою власть и силу.
– А как насчет хохлов? – мрачно спросил Кононенко, выходя вперед и заслоняя собой Рустама.
– А хохлов я в рот ..., особенно, таких как ты, сосунок. – Презрительно произнес вор и, вдруг, почувствовав, что вокруг что-то изменилось, огляделся. Его поразила внезапно наступившая тишина. Смеявшиеся и переговаривавшиеся в ожидании потехи заключенные, мгновенно смолкли, как только в круг вступил Чак. Так прозвали Валентина в честь каратиста Чака Норриса. А после оскорбительного высказывания Бизона тишина сделалась прямо-таки густой и зловещей. У всех в памяти свежа была страшная расправа, учиненная этим на вид совсем неопасным хохлом, которому теперь терять было нечего. Но тут вмешался Рустам.
– Не обижай его, Валентин, – попросил он и, обратившись к озадаченному вору, сказал: – Ладно, меняться, так меняться. Снимай ботинки. – Потом повторил одновременно как бы ласково и в то же время требовательно: – Снимай ботинки! ...А теперь штаны... Трусы тоже...
Бизон молча раздевался стоя в кругу зрителей. Затем он, под общий хохот, пополз по-пластунски вдоль прохода между нарами. До стенки было метров двадцать, пол очень грязный, а он все полз, оставляя за собой неровный след.
– А теперь назад! – скомандовал Рустам, и ворюга пополз в обратную сторону.
– Ладно, можешь одеваться, – разрешил Бурханов и вышел из круга.
Бизон встал и дико озирался вокруг на ржущих и приседающих от смеха зеков. Его одежда валялась на поду. Грудь, живот и ноги спереди были покрыты липкой грязью.
– Ой, якый ты брудный! Дуже схожий на свыню! – Нарочно по-украински сказал Валентин, стоявший среди зрителей.
Вор уже пришел в себя. Он еще не понимал, что с ним произошло,  но насмешка этого нахального хохла привела его в бешенство. С криком:
– Я тебя, сука!… – он бросился на Кононенко, как был голым. Все, кто стоял рядом с Валентином, мгновенно разбежались, а он перехватил руку налетевшего Бизона и, используя энергию его движения, бросил нападавшего через себя, слегка при этом присев. Грохнувшись на пол, вор полежал секунд двадцать – тридцать, и начал медленно, со стонами подниматься.
– Теперь у тебя и спина грязная, – сказал Валентин.
– Ладно, иди, обмойся и оденься. – Миролюбиво предложил пострадавшему Рустам. – Сейчас на ужин позовут.
Но, когда подали сигнал на ужин, Бурханов подошел к Бизону, и сказал:
– Знаешь что, ты на ужин не ходи. Аллаху угодно воздержание. – И строго добавил: – Сиди здесь!
И ворюга на ужин не пошел. Когда все вернулись, он тихонько лежал на нарах. Утром Рустам снова посоветовал ему не ходить в столовую, а когда на рудник привезли обед, заставил со стороны наблюдать, как едят другие. После работы над своим сжалились блатные и посоветовали извиниться перед Бурхановым, чтобы тот совсем не уморил его голодом. И он пришел извиняться к нарам, где сидел с Кораном Рустам.
– Да ладно, что там. Я зла не держу. Иди с миром. – Проговорил Бурханов дружелюбно, – и вор поспешил ретироваться, услышав в след:
– На ужин-то не забудь!
Валентин попросил Рустама научить его совершать намаз. Если придется жить в Афганистане, умение творить молитву в соответствии с мусульманскими обычаями очень может пригодиться. Заключенные смотрели, как он молится, и говорили друг другу:
– Смотри-ка, охмурил Чака наш мусульманин.
А время шло неумолимо. На воле бурные события захлестывали страну, а затем уж и не страну, а отдельные государства, возникшие на просторах распавшегося Советского Союза.. Здесь же в лагере, все оставалось по-прежнему. О них, кажется, забыли. Кормить стали хуже, одевать тоже. Поговаривали, что рудник закроют. У кого подходил срок – освобождались, новых не поступало. Валентин уже выучил таджикский, усовершенствовал пуштунский, многое узнал из Корана, знал какие принципы лежат в основе адата2, а свобода и с нею атланты, были все так же далеки. Рустам потихоньку осваивал французский. Сам не знал для чего, просто считал, что это интереснее, чем играть в свободное время в «козла».
И вот однажды, в конце января, прошел слух, что у начальника лагеря подполковника Джабарова украли личные «Жигули». Это произошло вечером, а утром машину нашли на заброшенной дороге ведущей в каменоломню. Она была в ужасном состоянии. Те, кто ее украл, врезались в обломок скалы, после чего скрылись. Заключенные дневной смены видели ее у административного здания, когда ехали на рудник.  Машину как раз прибуксировали, и Джабаров бледный осматривал то, во что превратили его любимицу.

С этого дня с Валентином стало твориться что-то непонятное. Он сделался задумчивым и рассеянным. Что-то чертил и считал на клочке бумаги, потом выпросил у одного из заключенных школьную тетрадь в клеточку и снова углубился в свои расчеты и эскизы. На все вопросы Рустама просил потерпеть до поры до времени. Прошло четыре дня и Валентин подошел к отрядному и попросил по секрету передать Джабарову, что берется отремонтировать его машину в течение месяца. Он так волновался, ожидая ответа, что даже плохо спал ночью, что с ним случалось крайне редко. Валентин не знал, что начальник уже заинтересовался его предложением и главную роль в этом сыграл случайно названный им срок – один месяц. Именно через месяц Джабаров собирался поехать на машине в отпуск к матери в город Мургаб. Если сдавать машину в авторемонтную мастерскую, это будет стоить больших денег и когда закончится неизвестно. Как там работают, он знал. А тут такой случай... бесплатная рабочая сила и минимум затрат.

После обеда Валентина, под охраной четверых автоматчиков, вывели за колючую проволоку. Один автоматчик шел впереди, по одному слева и справа, и  сзади. В другое время его развеселили бы такие «почести», но сегодня было не до смеха. Дело было слишком серьезным. Джабаров встретил его у машины. Валентин тщательно обследовал автомобиль и пришел к выводу, что главную трудность представляет рихтовка кузова, но, тем не менее, ее можно завершить дней за десять. Больше всего его интересовал двигатель. Удар был такой силы, что его сорвало с подушек, но сам мотор практически не пострадал. Взглянув на спидометр, Валентин спросил:
– Вы, что ее недавно купили? Она совсем новая.
– Всего семь месяцев назад, – с горечью ответил Джабаров.
Он, видимо, уже просмотрел документы Кононенко, знал, что он окончил автодорожный институт и считал, что этому зеку можно доверять как специалисту.
– Авария серьезная, –  сказал Валентин. – Кузов, вы сами видите, в каком состоянии. Мотор сорвало – это самое главное. Придется его разбирать и заменять многие детали, но большинство из них можно сделать на наших станках, а может и все. Дело не простое, но если вы дадите мне в помощники Рустама Бурханова, мы за месяц справимся. Трудновато будет, но постараемся.
– Через месяц я ухожу в отпуск, и хотел бы уехать в тот день, который наметил, – и начальник назвал дату.
– Это получается не месяц, а двадцать восемь дней, – задумчиво проговорил Валентин, – но, если с Бурхановьгм, пожалуй, успеем. Может в притык, но успеем. У него золотые руки. Это человек, который умеет все. Я с ним дружу и хорошо его знаю. Сможете снять его с рудника и перевести к нам в ремонтный цех?
– Это я могу, – улыбнувшись столь наивному вопросу, ответил подполковник. – А не получится, что ваша братва на заводе вообще ее разберет по винтику и разбросает?
– Зачем?
– Просто так, назло. Что я вас не знаю, что ли.
– Давайте поставим ее на расточном участке. Там два станка убрали. Места много и участок запирается. Если ключ будет у меня, туда никто не зайдет в рабочее время, а ночью весь цех закрывается. Не доверяете мне, пусть ключ будет у кого-нибудь другого.
– Ладно, что от меня надо кроме машины? – спросил Джабаров. Валентин подумал немного и стал перечислять:
Паспорт машины, бумага для эскизов, простой карандаш, резинка, шариковая ручка, калькулятор, тригонометрические таблицы. Хорошо бы готовальню или хотя бы циркуль. Нужно разрешение работать на всех станках, брать нужные заготовки, инструмент в кладовой, крепеж. Недели через две нужна будет краска. Вот, пожалуй, и все.
– Все это можно достать, – сказал Джабаров. – Завтра приступайте к работе. Машину сейчас завезут. Покажешь куда ставить и получишь ключ.
И начальник стал давать указания подчиненным. Валентина отвели в цех, а через час привезли «Жигули». Машина свободно вошла в широкие двери расточного участка и он, не медля, занялся детальным осмотром. Еще раз убедился, что мотор практически не пострадал. На восстановление его работоспособности потребуется не более двух дней. Ходовая часть тоже в нормальном состоянии. Мотор можно наладить параллельно с рихтовкой, на которую уйдет дней десять. Значит на то, что он задумал сделать с этой машиной, из двадцати восьми остается восемнадцать дней. Не много, но можно успеть. Тем более, что к рихтовке можно привлечь кого-нибудь из заключенных за табак, который они с Рустамом получают, но не курят. В багажнике лежали инструменты, аккумуляторный фонарь, ведро и брезентовый чехол для машины. Все это Валентин вынул и спрятал в ящик за станками. Сегодня вечером ему предстояло рассказать о своей идее Рустаму. Как говорят, тайна известная двоим уже не тай­на. В лагере верить нельзя было никому, ни «афганцам», ни блатным, ни «мужикам», а по большому счету и Рустаму. Предательство и доносительство было частью лагерной жизни, способом улучшить свое собственное положение. И, все же, Рустаму он верил. Кроме того, другого и выхода-то не было. Одному ему с задуманным делом не справиться и скрыть свой замысел от того, кто будет работать рядом невозможно. Наконец смена окончена. Валентин запирает расточное отделение, кладет ключ в карман телогрейки и отправляется в свой барак.
Все предварительные расчеты уже сделаны. Окончательные можно будет сделать завтра, когда у него будет паспорт машины, калькулятор и таблицы тригонометрических функций. Остается сидеть и ждать, когда Рустам приедет с рудника. В эти свободные полчаса заключенные, работающие в цехе, заняты каждый своим делом. Кто штопает робу, кто пишет письма. Блатные или режутся в карты, или «забивают козла».
Вот снаружи раздается топот, ругань, двери открываются, и вваливается смена с рудника. Дав другу помыться. Валентин усаживается рядом с ним и тихо спрашивает:
– Рустам, что ты знаешь о центробежной силе?
– Знаю, что она разрывает шлифовальные круги. Меня самого один раз чуть не убило во время заточки резца на точиле. Еще знаю, что она причиняет большие неприятности, если быстро вращающиеся детали не отбалансированы.
– А примеры, когда она приносит пользу, знаешь?
– Кроме центробежного регулятора, не припомню.
– Так вот, нам с тобой она принесет пользу и немалую. Центробежная сила позволит нам убраться отсюда не позже чем через двадцать восемь дней.
– Та-ак... – неопределенно протянул Рустам. – Через двадцать восемь ровно?
– Через двадцать восемь.
– А температуру ты измерял?
– Чем я ее измерю, линейкой что ли? Думаю, что она у меня нормальная.
– Понимаешь, – начал Рустам, – когда ты раньше говорил, что мы когда-нибудь отсюда все равно смотаемся, я с тобой не спорил. Ты говорил, что к умеющим ждать все приходит вовремя. Я и ждал. Думал, раз мы еще здесь, значит, время не пришло. А теперь значит пришло? Вернее придет через двадцать восемь дней?
– Действительно я где-то вычитал эту фразу, – согласился Валентин. Но есть и другая мудрость: «Удача приходит к тому, кто к ней подготовлен». Мы были готовы к удаче, и она пришла. Такой срок нам отвел начальник лагеря.
– Ага-а!!! – многозначительно прошептал Бурханов. –  Значит ты с хозяином в сговоре. Интересно, интересно!
– Да, только он об этом не знает, – сказал Валентин и расхохотался. – Со стороны я, кажется, действительно похож на чокнутого. Ладно, пойдем на ужин, а потом я докажу тебе, что не сошел с ума.
После ужина он рассказал о своем разговоре с Джабаровым, о том, что его – Рустама переводят с завтрашнего дня в цех и, что машина уже там.
– Мы уйдем на ней в ночь перед сдачей Джабарову.
– Пробьем колючую проволоку? – с иронией спросил Рустам.
– Нет, улетим.
– Приделаем ей крылышки, пропеллер?
Валентин смотрел на иронизирующего друга улыбаясь, потом сказал тоном, не допускающим больше ни каких шуток.
– Все. Теперь слушай меня серьезно. Я буду говорить очень тихо, рисовать на бумаге и писать формулы, а ты слушай, смотри и задавай вопросы только по делу.
Сначала он рассказал о Макароныче и машине Дина, потом о своих размышлениях, которые длились несколько лет с большими перерывами, и о том, как ему удалось найти способ использовать центробежную силу для движения. Удалось выпустить джина из бутылки.
  ;  Вот смотри. Неуравновешенный груз массой m, вращается вокруг горизонтальной оси O – О 1. При движении груза по окружности центробежная сила F всегда может быть разложена на две составляющие – вертикальную и горизонтальную (в точках B и D горизонтальная равна нулю)


 
                Рис.1                Рис.2

Из рисунка 1 видно, что при движении по дуге АВС вертикальная составляющая направлена вверх, а при движении по дуге СDА - вниз. Результирующая равна нулю. Но если ось 0 - 01 ,в свою очередь заставить вращаться вокруг перпендикулярной ей горизонтальной оси Т-Т1 (вспомогательное вращение, рис. 2) с тем же числом оборотов в минуту, с каким вращается груз т вокруг оси 0-01 (главное вращение), то при повороте оси 
 0-01 на  90°, т. е. до вертикального положения (вторая фаза), груз  т пройдет путь от точки А до точки B.
При повороте оси 0 -01 на следующие   90°(третья фаза), груз пройдет путь от точки В до точки С. Поворот на следу­ющие 90° (четвертая фаза) приведет груз из точки С в точку D . Следующие 90° 
завершат полный оборот оси 0 - 01 и груз вернется в исходную точку А, т. е. окажется в первой фазе. Из рисунка 2 видно, что за время полного оборота вертикальная составляющая центробежной силы от основного вращения всегда будет направлена только вверх, и ее абсолютная величина будет изменяться от нуля до максимума. Графически ее можно изобразить так, как показано на рис. 3.
 
                Рис.3
За период полного оборота вертикальная составляющая дважды достигает максимума и дважды падает до нуля. Конструкция с таким движителем будет только подпрыгивать, но не поднимется. Но, если к данному механизму добавить второй начинающий работу со второй фазы, т. е. со смещением на 90°, то график вертикальной составляющей примет вид, показанный на рис. 4.
 
                Рис.4
Вертикальная составляющая остается пульсирующей, но ее величина уже не падает до нуля. Такая конструкция уже может подняться в воздух.
Таким образом, увеличивая число вращающихся грузов, можно сгладить пульсацию до приемлемого уровня.
Кроме вертикальной составляющей от главного движение существует аналогичная от вспомогательного, и она направлена не только вверх, но и вниз. Однако, ее можно уравновесить, добавив второй груз на оси О - О1, расположенный, как и первый, на расстоянии «а» от точки пересечения осей 0 - 01 и Т-Т1, но с противоположной стороны. При двух вращающихся грузах формула для определения величины вертикальной составляющей центробежной силы от главного вращения будет выглядеть так:

   F верт. =  2m;2 • R •  sin;    
Здесь: m – масса вращающегося груза
            ;   – угловая скорость вращения
            R – радиус главного вращения;
            ; - угол поворота (от 0 до 360°)

Формула для определения величины вертикальной составляющей от вспомогательного вращения получается более сложной, потому что радиус вспомогательного вращения имеет переменную величину, которая определяется через расстояние от оси вспомогательного вращения до плоскости главного вращения. Это расстояние на эскизе обозначено буквой «а». На практике один из вариантов «Модуля центробежной тяги» (МЦТ), состоящего из двух грузов, может представлять собой две конические шестерни, вращающиеся вокруг третей, закрепленной неподвижно. На подвижных шестернях устанавливаются грузы, как показано на рис. 5.

               
                Рис. 5
Здесь:
1 – подвижные шестерни.
2 – грузы.
3 – неподвижная шестерня.
4 – вращающийся вал
Можно обойтись без специальных грузов, если в корпусе шестерен с одной стороны просверлить отверстия, чтобы создать с противоположной стороны неуравновешенную массу. Для сглаживания пульсации на горизонтальной оси устанавливается несколько модулей, у каждого из которых подвижные шестерни смещены относительно предыдущего на определенный угол. Такую конструкцию можно назвать «Блоком центробежных модулей» (БЦМ). Если два БЦМ расположить спереди под капотом машины, по одному слева и справа, а два другие в багажнике, слева и справа, то центр тяжести машины окажется внутри четырехугольника. Все горизонтальные составляющие центробежных сил будут уравновешены, и автомобилю будет обеспечен вертикальный подъем. Остается добавить блок передней тяги, блок задней тяги и блоки поворота, а управление ими вывести на переднюю панель или в другое место, удобное для водителя. Я думаю поставить соединительные муфты для включения блоков в режиме полета и для отключения в режиме обычной езды.

Рустам слушал Валентина внимательно, время от времени задавал вопросы. Когда Валентин закончил объяснение, наступило молчание.
– Ну, что ты молчишь? – в конце концов, не выдержав,  спросил он.
– Все, что ты рассказал вроде бы логично и понятно, – проговорил Рустам, – но, с другой стороны, так фантастично, что голова кругом идет. Нет ли тут ошибки? Это ведь так просто. Неужели никто до сих пор не додумался?
– Черт его знает! – сказал Валентин, пожав плечами. – Те­перь и я вижу, что просто, но я-то над этим «простым» реше­нием ломал голову несколько лет. Получается, что никто не додумался. А что касается ошибки, я ее не нахожу. Поищи ты.
– Ты же сам работал в студенческом КБ3, – начал Рустам. – Знаешь, что каждую новую конструкцию делают сначала в макетном варианте, потом экспериментальный образец, потом опытный и т. д. И на каждом этапе идет доводка, усовершенствование…
– Знаю, – перебил его Валентин,– но у нас на такую классическую схему нет времени. Мы должны за восемнадцать дней сделать первый и единственный, работоспособный образец. Не сделаем, останемся тут надолго, особенно я. Должны сделать!
– А мощности хватит?
– Мощности мотора по предварительным прикидкам дол­жно хватить, а когда Джабаров даст паспорт машины, посчитаем точно. Мне нужно знать ее вес, максимальное и номинальное число оборотов двигателя, крутящий момент.
– Какой там металл в цехе?– спросил Рустам.
– С металлом все в порядке. Прутки разных диаметров, лист, уголки…
– Печь для закалки есть?
– К сожалению не работает. Придется все делать не каленое. Думаю, пару тысяч километров и без закалки выдержит. Сколько отсюда до Кабула?
– Километров четыреста - пятьсот по прямой линии.
– Ерунда, доедем.
– Сколько понадобится шестеренок? – продолжал допытываться Рустам
– По предварительным прикидкам - штук сто пятьдесят.
– Где возьмем?
– Тут нам повезло. Там их прямо в цехе в ящиках штук пятьсот, примерно таких, как надо. Наверное, чей-то невостребованный заказ.
– Вот это действительно повезло! – согласился Рустам с облегченным вздохом. – Шестерни самая трудоемкая часть работы.
– И подшипники есть, – сообщил Валентин. – Правда, в кладовой, но неужели не достанем.
– Достанем, – подтвердил Рустам и добавил. – В таком случае за месяц должны успеть и, да поможет нам Аллах!
– Хорошо бы все управление сделать электрическим, но не из чего. Придется обойтись одной механикой, – прошептал Валентин, а затем, возвысив голос: – Ну, что по рукам?
И друзья обменялись крепким многозначительным рукопожатием. В тот же вечер поступило указание оставить Рустама для работы в ремонтном цехе. На этот раз уже Бурханов долго не мог заснуть. Он обдумывал конструкцию механизма предложенную Кононенко, искал допущенную им ошибку, а не найдя начал думать над тем как лучше и быстрее все сделать.

Утром в цехе Валентину вручили все, что он просил и две книжки. Одна из них – паспорт автомобиля ВАЗ-2103, вторая – Таблицы логарифмов и тригонометрических функ­ции для техникумов. Валентин углубился в расчеты, а Рустам начал мастерить молоток для рихтовки кузова из найденной в цехе блочной резины и деревяшки. Через полтора часа он уже стучал, выравнивая особо пострадавшее крыло. За час до обеда Валентин позвал его и сказал, что расчеты закончены. Количество «Модулей центробежной тяги» - МЦТ оказалось даже меньше, чем он предполагал.               
– Расход горючего у этой модели 8,4 литра на сто кило метров, – сказал он, – объем бака 39 литров. В обычном режиме хватит на 460 км. Если в нашем случае расход удвоится, то хватит на 200 км.
– А если утроится?
– Тогда бака хватит на 150. В кладовой две бочки по сто литров бензина марки АИ-76, и куча пустых двадцатилитровых канистр. Нальем в канистры, и нам даже при трехкратном расходе, хватит до Кабула. Правда карбюратор может «захлебнуться» от перелива, но я знаю, что надо сделать. Одно небольшое приспособление и все в порядке.
– А какой бензин по паспорту?
– АИ-93, но это не страшно, это каждый шофер знает. Ставим прокладку между блоком и головкой цилиндра и едем.
После обеда Рустам продолжил рихтовку, а Валентин занялся двигателем. Начать изготовление деталей для модулей решили завтра. К концу дня Валентин был удивлен тем объемом работ, который сделал его друг, и он выразил ему свое восхищение.
– Видишь, я хоть и не русский, но тоже кое-что могу, – сказал Рустам, надевая телогрейку, чтобы идти в барак.
– А к чему ты это сказал? — удивился Валентин.
– К тому, что вы – русские создали миф о каком-то особом трудолюбии русского народа и этим мифом упиваетесь. Писатели, артисты, пропагандисты постоянно твердят об этом: «Великий, трудолюбивый русский народ»!  «Трудолюбие русского крестьянина» и т. д. и т. п. А что, англичане или французы лентяи? Тогда почему они лучше живут?      
– Интересная мысль, – сказал Валентин. – Ты знаешь, раньше я все написанное или услышанное по радио воспринимал не задумываясь, как должное, а когда стал размышлять, то в самых, казалось бы, привычных вещах открыл массу несуразиц. Вот, например, есть песня, и ты ее конечно слышал. Она часто звучит по телевидению и радио. Там есть такие слова:

                И где бы я ни был, и что бы ни делал,
                Пред Родиной вечно в долгу ...

И вот однажды я подумал. А почему это я перед Родиной в долгу? Что она такого для меня сделала? Дала бесплатное образование, бесплатное лечение и т. д.? Но давно известно, что ничего бесплатного, т. е. дающегося без труда, в природе вообще не бывает. Даже вода в реке не бесплатная. Чтобы напиться, надо стать на четвереньки, или зачерпнуть воду пригоршней. Но это уже труд, а он может быть выражен в деньгах. Мое бесплатное обучение и лечение оплатили мои отец и мать, дядя, сосед и другие люди, из своего заработка, в виде налогов, потому, что Родина сама по себе не может заработать ни копейки. И, вообще, что такое Родина? Если это Карпатские горы, сопки Камчатки, ширь Байкала, то я, естественно, все это люблю и готов защищать. Но ни они мне, ни я им ничего не должен, и им, думаю, глубоко наплевать на меня и мои долги. Если это государство, государственный аппарат, то это его чиновники передо мной в долгу, потому что это я произвожу материальные ценности, а они живут на часть этих ценностей выраженную в их зарплате, т. к. сами ничего не производят. Дальше, больше, что такое интернациональный долг?
Почему я должен афганцам, полякам, чехам, разве я брал у них взаймы? А французам и испанцам должен? А папуасам? Если я должен, то почему только тем народам, чье правительство нравится моему правительству? А остальным не должен? И как я могу исполнять интернациональный долг, когда большинство афганского народа не хочет его принимать, и защищается от меня с оружием в руках...
– Вот, если бы ты не задумывался, был бы сейчас на свободе, – сказал Рустам, – а твои размышления видишь, до чего тебя довели. Мы вообще живем, как мне кажется, в окружении мифов. Я ведь тоже задумывался...
– И результат тот же самый, – улыбнулся Валентин. –  Попал туда, куда и я.
Разговор они продолжили уже в бараке.
– Не обижайся, но меня уже давно удивляет этот миф об особом трудолюбии русского народа, – сказал Рустам. – Только и слышишь: «Трудолюбивый русский народ», «Известно трудолюбие русского народа». А таджикские крестьяне, выращивающие урожай без воды на камнях и глине, лентяи? Дайте таджику, который мешком носит землю на каменистый склон, ваш чернозем и он такое вырастит, что трудолюбивому русскому народу и не снилось.
– Наверное, ты прав, я как-то об этом не думал, – задумчиво проговорил Валентин.
– А я думал, – продолжал Рустам, – и однажды начал собирать русские народные пословицы, где сам народ красноречиво говорит о своем трудолюбии. А получило вот что:
1. Бог даст день, а черт работу.
2. Работа дураков любит.
3. От работы кони дохнут.
4. Работа не медведь, в лес не уйдет.
5. От трудов праведных не наживешь палат каменных.
6. Ешь - потей, работай - мерзни.
7. Где бы ни работать, лишь бы не работать.
8. Всех баб не пере…, всю работу не переделаешь.
9. Работа не... (половой орган), стояла и стоять будет и т. д.
Перечислив все эти народные «перлы», Рустам выжидательно посмотрел на Валентина, а тот, дослушав до конца, перестал сдерживаться и расхохотался.
– Ну, ты даешь! Ну, и подборочка! Да, брат... Слушай, а откуда взяться особому трудолюбию у русского народа? При князьях, он работал на них. При царе, на царскую семью и на барина. При советской власти на государство, т. е. вообще неизвестно на кого, но только не на себя. Да в таких условиях у любого народа можно отбить охоту трудиться. Ты же знаешь, что подневольный труд никогда не вызывал энтузиазма у исполнителей. Мне кажется, дай возможность человеку любой национальности работать на себя, и он горы свернет. Не считая, естественно, патологических лентяев, которые есть в любой нации.

Подали сигнал на ужин, и импровизированную дискуссию пришлось прервать, а когда вернулись в барак. Рустам сказал, продолжая неоконченный разговор:
– По-моему, и малый народ может быть великим.
– Ты имеешь в виду таджиков?
– Нет.
– Значит, японцев?
– Я имею в виду еврейский народ, давший миру две мировые религии, не говоря уж о невероятном количестве великих ученых, художников, певцов, музыкантов и т. д. Он же дал миру великую книгу – Библию, – пояснил Рустам.
– А какие две религии?
– Валентин, какой ты темный, а еще с высшим образованием!
– Но у меня же образование светское, это у тебя духовное,– ничуть не обидевшись, парировал Кононенко.
– Я говорю о христианстве и исламе.
– А, что, ислам тоже...?
– Корни ислама там же, где и корни христианства. Вот что сказано в восемьдесят седьмом аяте4 второй суры5 Корана: «Мы дали Мусе писание и вслед за ним мы отправили посланников; и мы даровали Исе, сыну Мариам, ясные знамения и подкрепили его духом святым». А вот из сто тридцать шестого аята той же суры: - «Скажите: «Мы уверовали в Аллаха и в то, что ниспослано нам, и что ниспослано Ибрахиму, Исмаилу, Исхаку, Иакубу и коленам, и что было даровано Мусе и Исе, и что было даровано пророкам от Господа их».
Если бы ты читал Библию, ты бы понял, что речь идет об Аврааме, Израиле, Исааке, Якове, Моисее, Иисусе и деве Марии.
Валентин вынужден был признать, что, к сожалению, Библии не читал.
– А ты что, весь Коран наизусть помнишь? – спросил он.
– Конечно не весь, но кое-что помню.
– А таджикский народ, по-твоему, тоже великий?
– У нас тоже есть кое-какие достижения, но по величию нам не сравниться с русским или с еврейским народом.
– Слушай, а сам ты не еврей?
– Конечно, нет.
– А откуда у тебя такие знания и такое уважительное от­ношение к ним.
– Просто я не дурак, и у меня есть глаза и уши, а мозги не засорены шовинизмом, в отличие от тех, о ком сказано:  «Наложил печать Аллах на сердца их и на слух, а на взорах их завеса - для них великое наказание».
– Слушай, Рустам, вот ты все время говоришь о русских, а я ведь украинец.
– Разве это не одно и то же?
– Как тебе сказать... Я не специалист в этой области. Знаю только, что и русские и украинцы произошли от одного народа, населявшего Киевскую Русь. Потом часть народа ушла на север и восток на новые земли в поисках лучшей доли. Со временем разошлись обычаи, разошлись, хоть и не очень сильно, языки и теперь считается, что это два народа. Мне понятно, почему те, кто ушли, назвали новые земли Русью, а вот почему те, кто остался, переименовали свою Русь в Украину, этого я не понимаю. Но историки, наверное, знают.
На второй день разобрали двигатель, чтобы создать видимость его ремонта. Валентин засел за эскизы деталей МЦТ и БЦМ, а Рустам продолжал рихтовку до готовности первого эскиза, после чего стал за токарный станок. В конце рабочего дня их посетил начальник лагеря. Увидев, что работа кипит, несмотря на то, что до шабаша осталось всего несколько минут и, ознакомившись с тем, что уже было сделано по рихтовке, он остался очень доволен, и сказал, что если они сделают машину к сроку, он их не забудет.
– Будем стараться! – сказал Валентин, как бы на правах старшего, а когда Джабаров, в сопровождении свиты, удалился, добавил: – Не забудешь, это уж точно! Это мы тебе гарантируем! Хотя, с другой стороны, я ничего против него лично не имею. Может он и неплохой мужик. Жаль, что приходится воспользоваться его машиной, но когда я разбогатею, обязательно куплю ему новую.

А дни шли за днями. Искусственно растянув рихтовку, ее закончили за семнадцать дней. Машину покрасили в голубой цвет, и теперь она смотрелась почти как новая. За два дня до намеченного срока все детали центробежного движителя были готовы. В тех местах кузова, которые не бросались в глаза, были сделаны, необходимые для пропуска тяг управления отверстия, прикреплены кронштейны и др. детали. Все остальное нужно было успеть сделать за последнюю ночь. За день до срока Валентин доложил начальству, что им для окончания работы понадобится завтрашний день и ночь. К утру, машина будет на ходу. Подумав, Джабаров разрешил работать ночью. Обычно по ночам цех караулил вооруженный охранник, запиравшийся изнутри. На эту ночь его решили снять под ответственность Кононенко и Бурханова, которые обещали, что закроются изнутри и не позволят никому ничего украсть.
Чем ближе подходил день побега, тем больше волновались друзья. В последний вечер в бараке, чтобы подавить тревогу, Валентин запел свои любимые украинские песни:
«Гуцулка Ксеня», «Ридна маты моя» и другие. Рустам, который уже знал многие из них, подпевал сидя рядом на нарах. Заключенные мрачно шутили: – «Отремонтировали тачку хозяину и думают, он их раньше на свободу  отпустит».

Спали они плохо, а утром, закрывшись в расточном отделении, когда все было подготовлено к монтажу, окончательно обсуждали маршрут побега. У них была самодельная карта Таджикистана и Афганистана. Ее скопировали потихоньку с политической карты висевшей в красном уголке. Потом Рустам по памяти нанес на нее горы, долины и ущелья. К счастью, он довольно хорошо знал географию своей страны, но на точность такой карты рассчитывать не приходилось. К востоку от лагеря, за двумя горными хребтами, у самого водохранилища Нурекской ГЭС находился кишлак, где работал зоотехником старый товарищ Рустама. За кишлаком на высоте примерно 20 метров была пещера, куда летом забирались играть мальчишки. Там  можно было спрятать машину, на то время, пока Рустам сходит к своему товарищу и попросит достать для них одежду, в которой можно показаться в Афганистане. Не в тюремных же телогрейках им ехать через всю страну до Кабула, где живут родственники Бурханова.
Решили, что потом, вернувшись через один хребет назад, полетят к югу вдоль реки Вахш, но только до того места, где она сближается с железной дорогой. Двигаться дальше на юг было опасно. Горы здесь низкие и на границе или еще раньше их скорее засекут. Поэтому решено было отсюда лететь прямо на восток, севернее города Куляб, до самой границы, примерно сто километров. Здесь высокие горы, места мало­населенные, ближайший город, на той стороне – Файзабад, до которого от границы около ста километров. От Файзабада до Кабула примерно триста. В Кабуле все еще сидел Наджибула а в Файзабаде, кажется, были моджахеды.
Нетерпение друзей все возрастало, и они решили, начать монтаж БЦМ в багажнике, не дожидаясь ночи. В случае внезапного визита Джабарова, бросят в багажник брезент и прикроют свою конструкцию. Хотя, вряд ли он станет заглядывать в багажник, а вот открыть капот может. К концу дня были смонтированы оба задних БЦМ подъема и БЦМ заднего хода.
Наконец настала ночь. Работа закипела с невиданным энтузиазмом. Смонтировали передние БЦМ. Тяги управления пропустили прямо по полу салона, прикрыв их резиновыми ковриками. Для управления машиной пришлось поставить на приборной панели несколько рукояток, а с двух сторон от сиденья водителя два рычага похожих на рукоятку переключения скоростей.
Все! Еще раз проверили все узлы. Завели двигатель. Валентин сел на место водителя и некоторое время тренировался вхолостую, чтобы запомнить последовательность действий. Вроде бы, управление получается не слишком сложным. Он не должен ничего перепутать.
– Ну, что, пробуем? – спросил Рустама, стоявшего рядом.
– С нами Аллах! –  Ответил Бурханов, отходя, на всякий случай, подальше. Преодолевая волнение, Валентин включил муфту сцепления, и услышал, как зажужжали шестерни модулей центробежной тяги. Стал медленно увеличивать обороты. Еще... еще... еще... Машина задрожала, и... он увидел, как уходят вниз стоявшие рядом станки. Жигули как воздушный шар поднимались вверх. Не удариться бы о балки перекрытия. Валентин снижает обороты, но слишком резко и машина грохается на все четыре колеса так, что даже подпрыгивает. А если что-нибудь сломалось при ударе? Он снова добавляет газ... Нет, не сломалось. Автомобиль послушно всплывает. На этот раз Кононенко совершает мягкую посадку, вытирает вспотевший лоб, выходит из машины и видит расширенные глаза бледного от волнения Рустама. Бурханов подбегает к другу и говорит шепотом, сам не зная почему:

– Получилось, Валентин! Получилось!
Друзья обнимаются, и Рустам шепчет, хлопая друга по спине:
– Ты гениальный, понимаешь гениальный!
– Ура! Я гениальный! – орет Валентин во весь голос. Но эмоции придется отложит на потом. Сейчас у них нет на это времени. Они еще не на свободе. Открывают двери и выводят машину в цех. Валентин снова поднимает ее в воздух и совершает круг над станками, стараясь не задеть колонны.
– «Машина, летающая по цеху как муха. От этого можно с ума сойти», – думает Рустам.
Потом место водителя занимает он и тоже начинает тренировочный полет. Нужно чтобы они умели это оба. В пути всякое может случиться, поездка не туристическая. Но вот, тренировки окончены. Совершенствоваться в вождении летающего автомобиля придется в пути. Друзья взламывают двери кладовой, разливают по канистрам бензин и грузят, стараясь не нарушить центровку. Берут из кладовой две электрические дрели и одну ручную. Рустам собирается обменять их на одежду. Грузят в багажник пару десятков запасных шестеренок, брезент, инструменты. БЦМ в багажнике занимают не так много места и прикрыты защитными кожухами, так что его можно использовать по назначению. Эскизы деталей Валентин запихивает в карман.
– Кажется, все, – говорит Рустам.
– Не совсем, – возражает Кононенко, берет бумагу и садится за стол.
  Вскоре, из под его пера появляется следующее произведение:

     Подполковнику Джабарову                от Валентина Ивановича Кононенко.

ЗАЯВЛЕНИЕ
Поскольку мое пребывание в Таджикистане слишком затянулось, я не считаю возможным далее находиться в Вашей стране, и возвращаюсь домой.
Не имея к Вам лично никаких претензий, глубоко сожалею о том, что вынужден воспользоваться Вашим автомобилем, и приношу самые искренние извинения. Обещаю при первой же возможности компенсировать нанесенный материальный ущерб.
Прошу не обвинять в моем убытии личный состав охраны лагеря. Военнослужащие честно выполняли свои обязанности в соответствии со служебными инструкциями, которые, увы, оказались несовершенными.
Я пригласил погостить у меня в Украине моего друга Рустама Саидовича Бурханова и он любезно согласился, о чем и довожу до Вашего сведения.
С уважением В. Кононенко.
Р. S. Сохраните этот документ. Придет время, и он будет стоить дороже машины.

Вот теперь все. Заявление оставляют на столе и открывают ворота цеха. На дворе очень темно. Идет небольшой дождик. Луна закрыта тучкой, но на горизонте видны звезды. Они выезжают из цеха. По периметру лагеря горят фонари, освещая колючую проволоку и контрольную полосу. Зловеще возвышаются над колючкой вышки. Но то место, где находится цех – по сути дела середина лагеря, погружено во мрак. Это замечательно. Валентин на месте водителя, рустам рядом. Нарастает характерное жужжание множества шестеренок и машина, тяжелее, чем порожняя, но все же поднимается и...

– Рохи софед! – с чувством произносит Рустам, что в переводе с таджикского означает «Счастливый путь»!
Они уходят вертикально вверх. Вот внизу уже виден весь лагерь, вернее его освещенный периметр. Высота, наверное, метров сто. Все спокойно. Их никто не заметил. Ориентируясь по светлому пятну от луны за тучей, Валентин направляет машину к хребту, одновременно продолжая набирать высоту. На полминуты выглянула луна. И, слава Богу! Громада горы оказалась гораздо ближе, чем они думали. Надо двигаться вверх. Дождь заканчивается, туча редеет и уже можно различать слабо освещенные, мокро поблескивающие скалы. Вершина хребта ушла вниз и можно переваливать на восточную сторону. Внизу видна лента реки Вахш. Дальше снова горы. Минут через двадцать под ними опять вода. Это Вахш сделал петлю.               
– Что это за зарево там внизу слева, – спрашивает Валентин.
– Я думаю это Нурекская ГЭС. Кишлак моего приятеля примерно на пять километров ближе к нам. Раньше он был высоко, а теперь, когда ущелье заполнилось водой, оказался почти на берегу водохранилища. Держи по направлению к гидростанции, а я попробую сориентироваться.
Через некоторое время Рустам говорит: – Ну-ка, давай вниз. Видишь там огни?
Внизу действительно можно было различить несколько световых пятен от уличных фонарей. Снизились. Так и есть.
– Это фонари возле правления колхоза и клуба, – говорит Рустам. – Опустись метров на двадцать от земли и двигайся вдоль горы.
Сегодня им везло. Тучи рассеялись, и половинка луны светила вовсю. Минут через пятнадцать поисков пещера была найдена. Валентин развернул машину носом к горе, подвел вплотную к входу в пещеру и включил фары. Секунда и они уже внутри. Вход шириной метров семь, высота метра четыре и внутри довольно ровный пол. Выключили фары, развернулись вокруг свей оси капотом на выход, и приземлились.
– Дождемся, когда начнет светать, тогда высадишь меня внизу, – сказал Рустам, – а пока давай отдохнем и придем в себя.
И тут уж друзья дали волю своим чувствам. Валентин, так тот просто скакал по пещере на одной ноге, подсвечивая себе фонариком и, радуясь словно ребенок, кричал: – Свобода! Свобода!
Потом сидели рядом в своей волшебной машине и строили планы на будущее. Валентин посетовал на то, что им придется сидеть на шее у дяди Рустама, на что его друг возразил:
– Дядя человек не бедный. Немного посидим, а потом, что-нибудь придумаем.
– Бразилия! – сказал Валентин мечтательно. – Мне надо в Бразилию, а предварительно в Париж. Поедешь со мной в Париж?
– Не знаю, – сказал Рустам. – Сначала нам надо достать документы, это дело не простое и не дешевое. Его надо решить в первую очередь.
– Представляешь, какой переполох поднимется вскоре в лагере! – со смехом заметил Валентин. – Бесследно исчезли двое заключенных и машина. Начальство утром умом тронется, разгадывая эту загадку. Если еще можно представить себе, что сами они где-то пролезли под проволоку или совершили подкоп, то машину-то никак не утащить с собой.
– Да уж, им не позавидуешь, – согласился Рустам. – А какое волнение будет среди зеков! Мы с тобой теперь станем лагерной легендой. Но это не главное. Главное то, что ты совершил гениальное открытие. Переворот в технике! Твое имя теперь войдет в учебники, энциклопедии и, шайтан знает куда еще.
– Если нас не поймают, и не посадят снова,– напомнил Валентин, – а, вообще-то, ты старайся все запомнить, записывай подробности, потом напишешь книгу о нас с тобой и тоже прославишься.
– Какой из меня писатель. Тоже мне доктор Ватсон!
– Не говори, – возразил Валентин, – я обратил внимание – ты интересно рассказываешь, а значит, сможешь и написать. Потренируешься и напишешь. Мне кажется, у тебя будет такой богатый материал, особенно если мы вместе найдем атлантов, что просто грех не написать книгу. Если даже ты ее не напишешь, у тебя твои записи купят за бешеные деньги.
– Как твое заявление у Джабарова?
– Вот именно, только дороже. Здорово было бы сделать новую машину в виде летающей тарелки. Вот была бы сенсация! Но, пожалуй, до поры до времени этого делать не стоит. Пока мы не доберемся до атлантов, никто не должен знать о наших возможностях. Простой с виду автомобиль для этого подходит как нельзя лучше. Главное сейчас сохранить все в тайне. Может, когда доедем, разберем модули?
– Не знаю, еще доехать надо, – сказал Рустам.
Ночь была холодной, и друзья продрогли в своих телогрейках, но уже начало светать.
– Давай, спускай меня вниз, – предложил Рустам. – Я хочу добраться до дома приятеля так, чтобы никто не видел.   
– Нас вообще пока не начали искать, а здесь тем более, – сказал Валентин.
– Береженого Бог бережет, – возразил Рустам. – Я останусь у него в доме до наступления темноты, а тогда, приду и посвечу фонариком. Следи. А днем постарайся выспаться. Я там тоже сосну.
– Прихвати что-нибудь поесть,  – попросил Валентин.
– Обязательно!

Машина тихо выплыла наружу, и через несколько секунд плавно приземлилась. Договорились об условном сигнале. Рустам взял две электрические дрели, сунул в карман фонарик и скрылся за камнями. Валентин поднял машину и плавно вплыл в черную пасть пещеры. Небо стало голубым. Где-то уже светило солнце и только здесь в ущелье царил полумрак. К тому же от водохранилища поднимался туман. От сырости становилось еще холоднее. Валентин вытащил из багажника брезент, влез с ним на заднее сиденье, лег и на­крылся этим грубым покрывалом. Стало теплее. Постепенно согреваясь, он уснул.
Когда из-за горы поднялось солнце, оно прожектором ударило вглубь пещеры, осветив все внутренности до ближайшего поворота, но Валентин этого не видел. Он проснулся, когда солнце уже ушло за гору, внутри которой он пребывал. Хотелось есть, но было уже не холодно. Он вылез из машины, подошел к краю пещеры, и посмотрел вокруг и вниз. Нигде никого. Кишлак отсюда не виден из-за выступа горы. Только зеркальная гладь водохранилища простиралась внизу.

– Интересно, есть там рыба? Жрать хочется! – подумал Валентин и на всякий случай отошел вглубь своего убежища.
– Теперь нас ищут на всех дорогах... И на горах, – поправил он сам себя, услышав знакомый рокот.
Осторожно выглянул. Над горами утюжил воздух вертолет. Он ушел на юг, но минут через пятнадцать прошел в обратном направлении, потом снова на юг, но уже над противоположным хребтом.
– Ишь, засуетились! – усмехнулся главный виновник этой суеты, удобно устраиваясь на заднем сиденье украденной машины. – Маму Джабарова жалко: «Напрасно старушка ждет сына домой»... — пропел он в полголоса. – Ничего, доберется автобусом. Хотя теперь ему будет не до отпуска. За побег двух заключенных по головке не погладят.
Время, хотя и тянулось медленно, все же на месте не стояло. Начало смеркаться и почти сразу потемнело. Валентин занял пост у выхода. Подумалось: – «А вдруг Рустама арестовали? Нет, не может этого быть. Даже если его увидят... На нем простая телогрейка, какие носят многие, штаны как штаны, ботинки тоже обычные. Он ничем не выделяется, да тут и о побеге ничего не известно». – Но в этом он ошибался, что скоро обнаружилось. Внизу вспыхнул огонек. Два коротких ... длинный... два коротких. Снова «Жигули», как шмель из дупла, появляются, жужжа из горы, и опускаются вниз. Рустам с дву­мя свертками садится с правой стороны. Короткая обратная дорога и они опять в утробе горы.
– В правление колхоза поступила телефонограмма о побеге из лагеря двух заключенных. Приказано утроить бдительность и сообщать обо всех не местных. Это сказал мой приятель, вернувшись с работы, – доложил Бурханов.
– Когда поступила? — спросил Валентин.
– В половине десятого утра.
– Оперативные, сволочи.
– Именно сволочи. Они сообщили, что бежавшие убивают всех без разбора. Не щадят ни женщин, ни детей, просто бешеные собаки, а не люди. Ты понял? После такого сообщения тут будут бояться всякого незнакомого человека и постараются сообщить о нем.
– Да-а, это у них отработано, – угрюмо процедил Валентин.
– Ладно, во-первых, ты должен поесть, – и Рустам развернул меньший из двух принесенных свертков.
В свертке оказалось пять лепешек лаваша, пять банок рыбных консервов и три банки говяжьей тушенки.
– Во-вторых, нам надо переодеться, – и Рустам развернул второй сверток.
В нем были два поношенных халата, выменянных на электродрели у родственников приятеля, тюбетейка для Валентина, и метров восемь ткани на чалму для Рустама.

Подкрепившись, они переоделись, и выплыли на своей  чудо машине из недр горы. Пошли назад на восток низко над хребтом. В очередной раз выглянула из-за облаков луна и в очередной раз их спасла. Различив, слева и справа ажурные силуэты опор, они поняли, что сейчас налетят на высоковольтные провода. Только своевременный прыжок вверх позволил избежать этого. Под ними несколько рядов линий электропередачи сверхвысокого напряжения. Решили держаться повыше. За следующей грядой их лагерь, но им туда не надо. Внизу Вахш. Он здесь течет на юг и они «поплыли» по течению, держась у вершины хребта, поближе к скалам. Облака сделались сплошными, но как бы, полупрозрачными. Свет луны, рассеянный ими, делал все вокруг призрачным, нереальным, в том числе и вполне реальные каменные зубья горы.
На первую контрольную точку вышли точно. Вот внизу можно различить рельсы железной дороги. Теперь поворот, подъем и... строго на восток. Нужно пролететь примерно сто километров до границы, но как их определить? Спидометр не работает. Ни скорости, ни пройденного расстояния они не знают... Решили, пусть каждый из них определит на глаз скорость, затем выведут среднюю, и будут лететь по часам. Средняя скорость получилась около 60 километров в час с точностью, наверное, плюс минус десять километров, если не хуже. Ну и ну! Но делать нечего, засекли время и полетели. Скорость можно было существенно увеличить, т. к. у Валентина в запасе было еще два незадействованных блока передней тяги, но на малой высоте это делать было рискованно. Устрашающие как клыки острия скал проносились под колесами, то и дело возникали, чуть ли не перед самым лобовым стеклом, и заставляли бросать машину вверх. Валентин сам удивлялся тому, как он ловко управляется со всеми своими рычагами и педалями. Прошло полтора часа. Где они? В этом месте граница местами идет с севера на юг. Может быть она уже позади? Хорошо находить границу на карте, где она обозначена. А где она тут, среди этого бессмысленного и, кажется, бесконечного нагромождения скал? Решили повысить бдительность. Вот очередное ущелье постепенно поворачивает на юг.
– Как думаешь, эта дорога нам подходит? – спрашивает Валентин.
– Спроси меня о чем-нибудь полегче, – с тревогой  отвечает его друг.
– Спасибо за консультацию. Значит, идем по этому симпатичному ущелью.

Луна то и дело скрывалась за облаками. С одной стороны это было хорошо, но с другой, лететь в темном ущелье очень опасно. Валентин принял решение лететь над хребтом, стараясь копировать его рельеф, и не поднимаясь выше десяти метров. Однако это оказалось труднее, чем он думал. Даже при луне не так-то просто уследить за подъемами и спусками, а когда наплывали облака, он видел только силуэт хребта. О копировании рельефа в этих условиях не могло быть речи. Пришлось лететь, держась над высшими точками. Валентин вел машину, с трудом различая на фоне звездного неба грозные силуэты острых вершин и, как всегда в минуты напряжения, напевал вполголоса песню из кинофильма «Вертикаль»:

                Здесь вам не равнина.
                Здесь климат иной.
                Идут лавины одна, за одной.
                И тут, и там
                За камнепадом, ревет камнепад…

Рустам молча вглядывался в наплывающие каменные громады, чтобы предупредить друга, если тот не увидит преграды.

А в это время, впереди, в пяти километрах от них, на радиолокационной станции, расположенной на горе по ту сторону ущелья, оператор, который уже вел две опознанные, имеющие разрешение на полет, цели, увидел на индикаторе кругового обзора третью светящуюся точку и, повысив голос, доложил: – Новая, ноль третья, двадцать, ноль пять!
Это означало, что цель номер три находится на севере, азимут двадцать градусов, расстояние до цели пять километров. На втором обороте антенны, не получив ответа на запрос «свой - чужой» и попытавшись определить высоту цели он доложил:
– Ноль третья, двадцать, ноль пять, маловысотная не отвечает!

Тотчас была объявлена боевая тревога и пошла команда прожектористам и ракетчикам.
Валентин еще не начал второй куплет, когда спереди, с правой противоположной стороны ущелья по небу, по верхушкам скал полоснули лучи прожекторов. На размышление времени не оставалось. Каждую секунду ослепительный круг света мог выхватить машину из мрака.
– Здесь вам не равнина... – скороговоркой пробормотал Кононенко и бросил автомобиль направо и вниз,  в ущелье.
– За гору надо, за гору! Что ты делаешь! – крикнул Рустам, но его друг упрямо вел машину поперек ущелья, приближаясь к хребту, на котором впереди ярко сияли во тьме глаза прожекторов. И вот эти горящие глаза исчезли за выступом горы. Лучи некоторое время еще метались по небу, потом стали обшаривать горную гряду, над которой только что летели «Жигули». Прижавшись к горе, Валентин медленно вел машину вперед и, выбрав более или менее ровную площадку на выступе скалы, приземлился на нее. Машина стала с таким наклоном, что они оба съезжали по сиденью к двери.

– Почему ты не перелетел на ту сторону горы? – спросил Рустам. – Там нас прожектора уж точно не достанут.
– Сам не знаю, но сейчас попробую объяснить, – ответил Валентин. – Почему включили прожектора? С такого расстояния и при встречном ветре они не могли услышать шум мотора. Значит, нас засекли радиолокатором. Теперь мы знаем, где он находится, а на той стороне хребта может быть другой локатор, о котором мы не знаем, и более расторопные прожектористы.
– И что теперь?
– Что теперь... Что теперь... – задумчиво проговорил Валентин. – Я точно не знаю, но, помоему, локатор работает, так же как и прожектор, в пределах прямой видимости. Сейчас мы вошли в зону тени. Здесь они нас не видят. Думаю, что если мы будем все время прижиматься к горе, мы незаметно пройдем мимо радиолокационной станции. Она стоит на вершине, а мы будем держаться у самой горы, но метров на двести ниже. Так и пройдем «в тени» до самой границы.
– Если на противоположной горе нет другого локатора, – заметил  Рустам.
– Это было бы плохо, – согласился Валентин – но, кажется, его там нет. Подождем, пока они успокоятся, и двинемся.
На радиолокационной станции оператор, потерявший цель, периодически докладывал:               
– Ноль третью не вижу... Ноль третью не вижу...–  Оператора сменил опытнейший специалист прапорщик Костромин, но и он ничего не обнаружил. Цель исчезла. За те десять секунд, которые понадобились для полного оборота антенны, Валентин, почти в сплошной темноте, ориентируясь лишь на отблески света прожекторов, и рискуя расплющить машину в лепешку, успел на большой скорости уйти в «тень», то есть в зону, не просматриваемую локатором.

– «А была ли она вообще эта ноль третья»? – думал начальник РЛС капитан Степанов. – Слишком быстро она пропала. Наверное, какая-то помеха.
Включенные локаторы ближнего обзора тоже ничего не показали. Прожектора, безрезультатно обшарившие небо, горные склоны и ущелье были погашены, и вскоре жизнь на станции вошла в обычную колею.

Примерно, через полчаса после происшествия, в дверях «НП»6 появился рядовой первого года службы Касьянов, пришедший из казармы, расположенной ниже станции. Он вытянулся и приложил руку к козырьку.
– Товарищ капитан, разрешите обратиться.
 Капитан повернулся к нему и кивнул.
– Я вышел из казармы... «по нужде» и увидел... — рядовой смущенно замолчал, глядя в пол.
– Ну, что вы увидели? – спросил капитан.
– Да вот... луна как раз вышла... – солдат опять замолчал, переминаясь с ноги на ногу.
–И вы ее увидели? – улыбаясь, подсказал капитан.
 Все присутствующие с интересом смотрели на первогодка.
– Никак нет, я увидел... по ущелью летят «Жигули»...
– Что летит, журавли? Фильм был такой «Летят журавли».
– «Жигули», товарищ капитан.
Присутствующие расхохотались, а капитан, с трудом подавив смех, спросил:
– Не вертолет, не самолет, не дирижабль, а автомобиль  «Жигули»?
– Так точно.
– И как же он летел, с крыльями или просто так?
– Просто так, – пожав плечами, сказал Касьянов. Народ продолжал хохотать.
– А вы ничего неуставного не принимали, никаких жидкостей?
– Никак нет!
– Откуда вы родом?   
– Курская область, Железногорский район, село Троицкое - Сучок.
– Почему Сучок?
– Так издавна называлась наша деревня по  имени речки, на которой она стоит. Когда построили церковь в честь Святой Троицы, деревня стала называться село Троицкое, а все по-прежнему называют Сучок
– Там у вас равнина?
– Так точно.
– А здесь... «Здесь вам не равнина, здесь климат иной» – словами из песни выразил свои чувства капитан. – Здесь без привычки, да еще ночью черт знает, что можно увидеть.
– Да ты не переживай, Касьянов, – сказал прапорщик Костромин. – Они тут часто летают. У них на сопредельной стороне гнездо, так они в ущелье мошек ловят для своих «Жигулят».
После этой реплики солдаты просто покатились со смеху, а Касьянов не знал куда деваться. Прапорщик продолжал:
– Третьего дня два верблюда оттуда пролетали, так мы пропустили. Пусть летят. У нас с верблюдами напряженка...
Солдаты держались за животы и заходились от смеха. Капитан подошел к Касьянову и сказал:
– Вы можете идти. Спасибо за службу.
Рядовой поспешил ретироваться, а на «НП» еще долго стоял смех, и солдаты утирали слезы.
– «Глупость, конечно, летающие «Жигули», – думал капитан, – но ведь что-то радар все-таки засек. Что же докладывать начальству? Придется доложить, что был кратковремен­но отмечен неизвестный объект, который сразу исчез. Черт знает что»!
Капитан не знал, о чудесном исчезновении «Жигулей» с двумя заключенными, с территории строго охраняемой зоны, иначе, по другому отнесся бы к сообщению солдата.


См. продолжение гл.2 - 8