7. НЕНАЙДЕННЫЕ ОТВЕТЫ
–... И я снова очнулся там же, за партой, но только зачётки на ней уже не было, да и быть не могло – ведь на самом деле, пока я в академотпуске, она лежит в деканате. И значит, когда я там видел её перед собой на парте – это было просто каким-то остаточным видением, наложившимся на восприятие реальности… Да – и потом, в дальнейшем разговоре с тем моим знакомым студентом-экстрасенсом из другого вуза, он мне подтвердил, что действительно знает о таком случае с неким гуру, которого прямо с собрания его секты увезли в психбольницу. Так что тут уж это – вполне мог быть образ того, реального события... И чем ещё отличается мой случай от всех предыдущих – так это тем, что я хорошо помню, как уходил из дома во второй половине дня накануне, 29 марта – и уходил именно на собрание организации эзотерического направления, называемой Академией Силы Сознания, о которой знал из публикаций в областной прессе. Хотя странно, что я потом не нашёл в газетах, которые специально заново просматривал для этого, ни адреса этой организации, ни конкретных сведений о каких-то её собраниях – только самые общие, да и то такие, что ничего плохого не подумаешь. То ли у меня сохранились не все газеты с материалами такого рода, то ли... кто-то под гипнозом выдал мне себя за них,– странно, лишь тут Кламонтов подумал о такой возможности!– И ещё отличие – я в тот день до 15 часов никуда из дома не выходил...– не сразу продолжил он, ошеломлённый внезапной догадкой.– И... не помню никакой встречи на улице, похожей на те, о которых сказано в предыдущих записях...
«А... накануне? Что, если внушение дано наперёд? За день, два, ещё раньше? Да, не подумали. И дополнительно сеанс гипноза на этот счёт не провели. Столь ясно всё казалось в моём случае. Хотя лента движется, надо заканчивать...»
–… И, в общем – это собрание, получается, было где-то под вечер 29 марта 1993 года, проснулся я потом в университете – уже утром 30-го, а сама эта запись делается – на следующий день, 31-го, по горячим следам – и ограничивается тем, что я сам помню об этом на данный момент...– закончил Кламонтов, одновременно делая в сторону чуть заметный знак Тубанову…
– И ты сумел так построить рассказ, что обо мне толком речи нет,– сказал Селиверстов – уже после того, как Тубанов внешне спокойно отключил камеру и стал складывать штатив.– Просто «студент другого вуза» – и всё...
– А что мне было делать?– ответил Кламонтов, не обманываясь в тревожном ожидании внешним общим спокойствием.– Разве знаю, как и когда ещё может измениться отношение к чему-то из области «аномального»? А тебе – учиться, работать... А то – поверишь, будто что-то меняется всерьёз и надолго, раскроешься в необычном качестве, а тут мода на это как пришла, так и ушла – и что будешь делать, если это – твоя внутренняя суть, и ты не можешь играть в это, меняясь с каждой очередной модой?.. Но давайте вернёмся к делу... То есть, я хочу сказать – к возможной цели, ради которой это делают… Ищут кого-то, приглашают на собрание, там внушают видения – а потом отправляют в «сумеречном состоянии» на поиски тех же мест наяву... И что – например, я действительно должен был уйти из университета, полагая, что получил взамен иное, высшее знание? И – действительно верить, что был в контакте с высшей цивилизацией? И информацию, полученную от неё – надо немедленно применять на практике для предотвращения глобальной катастрофы? Ну а если даже так – в чём подобные откровения вам? Неужели – буквально в том, что за человека должен всё решать фюрер, а деньги, рынок и сама личность – плохо и безнравственно? Или – всё это были какие-то посвятительные испытания, a во что посвятительные – мы так и не узнали, потому что не прошли их? То есть – все как-то «неправильно» среагировали, потому ничего более серьёзного нам не открыли? Или... сперва среагировал «правильно» один только я – потому только мне он и пытался дать «откровение»? Но тогда получается – он сам верит во всё это? Что он – не Махатма даже, а «Махакальпа», что он – с Плеяд? Да и – на предмет чего можно так испытывать? На соответствие какой мистической тайне – или особой миссии, если на то пошло?
– Да, трудно сказать, во что может верить он сам...– начал Селиверстов.– Когда вообще столько разной информации – в том числе очень странной для образованного человека – ходит в ранге мистических тайн. И – столько людей искренне уверены, что знание этих тайн даёт право далеко выходить за пределы «обычной» человеческой нравственности. И – у них, как правило, всё строится на ученической преемственности, озарениях, потрясениях, постижении чего-то в изменённых состояниях сознания, принятии чего-то некритически, с благоговением, со страхом от чего-то отступить, что-то не так понять… Хотя – у многих ли того стоят сами их тайны? А конкретно тут – вовсе трудно понять: что представлено в каком плане, что утверждается, а что осуждается, что – всерьёз, а что – пародия, где тут их собственная вера, а где – отрицание какой-то чужой? И вообще всё так странно для послания, испытания, откровения – ну, как... выполненное на двойку ученическое задание, что ли... Да, слушайте – вдруг так и есть? Это – просто ученическая практика чёрных магов? Находят людей, достаточно, по их мнению, внушаемых – и практикуются на них? О возможных последствиях чего – конечно, не думают...
– Значит, внутренний мир человека, его психика – для них только учебное пособие...– тяжело и мрачно сказал Мерционов.– Как – та же лягушка в вузе. Вот и вся более высокая нравственность...
Зато, кажется – срыва не последовало… Или только – пока? Или – сами всё же подсознательно догадывались, и это смягчило удар?..
– То есть… как бы – проверка умения так использовать всякие мистические сюжеты, легенды, предания?– предположил Ареев, подтвердив догадку Кламонтова.– И отсюда там – и этот вагон, и «нищие деньги»...
– А может быть, и нет,– уже усомнился Селиверстов.– А то в случае с Хельмутом – уже есть какая-то своего рода идейная платформа, более-менее последовательные построения – которые, надо признать, действуют на недостаточно образованных людей. Хотя конечно – никакой доказательной логики, явный недостаток знаний о природе человека и природе вообще, вместо них – мифы, нравоучения, эмоциональный надрыв, удары по совести, по гуманности – но срабатывает. Не каждый же – тем более в необычном состоянии сознания – сообразит всё это: насчёт возраста Плеяд, энергетики непентеса и росянки, перспектив вегетарианства в Арктике... Но внушать умеют – и внушают то, что им на их уровне кажется великим откровением. Для чего сперва – проверяют кандидата в восприемники откровения и на гротеске, и на кошмарах...
– Значит – меня поначалу сочли подходящим на роль восприемника? – с горечью переспросил Кламонтов.– Но почему? Чем я мог дать повод так думать?
– Нет, почему?– не согласился Ареев.– Одно дело – чувство вины из-за лягушек, другое – готовность отказаться от научных и нравственных убеждений. Чего они даже не поняли...
– И всё-таки я тоже не понимаю… Зачем... какая цель... чего конкретно ожидали? Допустим, я верю во всё это, ухожу из университета, и начинаю проповедовать: у меня был контакт, я узнал в нём то-то и то-то – и хотя сам не понимаю, почему это выше и правильнее данных земной науки, считаю долгом не скрывать это от человечества – а дальше? Каковы реальные последствия, принимаемые меры... То есть – уверены, что человечество примет такое «высшее знание» к неуклонному практическому исполнению?
– Да, трудно представить себе и то, что им известно о реальной жизни с таким «высшим знанием»,– начал Селиверстов,– Возьмём опять-таки вегетарианство. На него в самом деле – где только не наткнёшься в земной «нетрадиционной» литературе... Но почему-то – нигде ничего о жертвоприношениях животных в традиционно вегетарианских странах! Как будто сами никогда не читали корреспонденции на такие темы из Индии, Непала – или им по моральным соображениям и газеты читать нельзя! Во всяком случае – о протестах вегетарианцев по такому поводу мне слышать не приходилось. И чего стоит тогда вся их нравственная позиция?
– А верно…– удивлённо согласился Кламонтов.– Это их почему-то не оскорбляет… И даже – вопрос нигде так не ставится. А вообще…Мы, в конце концов, сами происходим из той же биосферы, сами приспособлены к ней миллионами лет эволюции… И – разве можем утверждать, что хорошо знаем все необходимые нам для жизни биохимические компоненты, которые получаем с привычной нам пищей… возможно, иногда и в ультрамикроскопических количествах? Так же, как не знали когда-то и витаминов – а попробуй прожить без них! И именно потому не можем рисковать… всем человечеством, в полном составе, резко изменить режим питания – перейти на то же вегетарианство или стопроцентную синтетику! Тем более, подобного массового вегетарианства не было в истории Земли, и никто не знает, к чему бы это реально могло привести... как повлиять на интеллект миллионов людей, их мировоззрение... Не оказалось бы похоже – на судьбу Древнего Рима, отравившегося вином из свинцовых сосудов... И все великие культуры в земной истории создавались, как правило, не вегетарианцами – да и где их какое-то массовое духовное превосходство, в чём оно состоит? Именно массовое – потому что на конкретных личностях сразу видно, как всё непросто ... А они, что же – так уверены в себе, что готовы сразу по всему миру посадить на неполноценную, малопитательную диету даже детей, чей организм ещё растёт? И неважно, что с ними будет потом, главное – не оскорбить формальную нравственность?
– Как и у тех – голодать по двое суток должны были и дети, чей организм растёт,– ответил Мерционов.– И все они так уверенно рассуждают о космической эволюции – чуть не вообще всю экстрасенсорику, уфологию, «нетрадиционное» знание, проблематику эволюции человека и человечества – норовят свести к подобному. Лезут с какими-то запретами, насильственными воздержаниями… И что им реальный человек – они знают, как должен жить человек, ими выдуманный! А уж сами эти видения, их содержание…– не скрыл возмущения Мерционов.– Человечество – как стадо воров, скотов, достойное суда... Всё плохо, неправильно, безнравственно, ото всего надо отказываться, отовсюду уходить, каяться, поститься – и ничего положительного, конструктивного, никакого достойного выхода для достойного человека...
– Нет – наверно, не так было рассчитано…– начал Тубанов.– Мы должны были увидеть просто сны. Яркие, отчётливые, эмоционально насыщенные – но всё-таки сны… А во сне человек обычно бессилен что-то сознательно изменить, не так ли? Делает что-то как бы сам, но не по своей воле – и иногда потом даже никому не расскажешь, подсознательная символика сновидений совершенно не считается с нашей «дневной» моралью. И совсем не плохой человек может увидеть себя во сне и палачом, и повешенным, и каким-то манкуртом-янычаром – но там это означает совсем другое. А теперь представьте: искусственно внушённые сновидения – и в них, например: соучастие в разграблении магазина; расплата за покупки всей одеждой – вплоть до трусов; присяга на верность фюреру; вина в чьем-то падении с лестницы или с крыши – в толпе, бегущей от чумного облака; экзаменаторский произвол – с продолжением в виде мучительства лабораторных животных… А это уж, сами понимаете, совсем не юмор... Но – что-то сразу пошло не так. Мы почему-то оказались способны сознательно действовать во внушённых нам видениях, влиять на их сюжет и менять его. Вот ему и пришлось срочно перестраивать на ходу эти сюжеты, применять более мощное воздействие, более глубокий гипноз, превращать гротеск в кошмары...
– Думаешь, идея была такая: завлечь вроде бы юмором – и под это внушить ощущение собственной греховности и порочности?– переспросил Ареев.– А что, может быть... Тем более, я всё думал: почему эти сектанты так истерично преданы своим предводителям, лезут к людям в душу с идеей какого-то их превосходства и непогрешимости? А так – конечно, если их подобным образов убедили, что они – скоты, а он – святой… Но могло быть и ещё иначе!– вдруг сообразил Ареев.– Он даже не планировал никаких видений – всё и должно было остаться на подсознательном уровне! Уже само подсознание каждого из нас – перевело в зримые образы, в гротесковую символику сновидений идеи, что он пытался нам внушить! А так, конечно, предпочёл бы не вести дискуссию, не строить ответные видения – вложить что-то именно в парализованное, беспомощное подсознание! Но – что и зачем? Что… декан ни во что не ставит Хельмута как учёного; я – не способен пойти на какие-то жертвы или ограничения; ты – унизительно беден, и тебе остаётся только с завистью смотреть на богатые прилавки; Сергей – беспомощен перед каким-то политическим злом; а Альберт – должен помнить, что его будущих пациентов уже ждут с лопатами и гробом? И всё – только чтобы создать чувство смятения, неуверенности, внутренний разлад – и привязать к себе как духовное опоре? И неважно даже – на какие ошибки толкнёт такое ложное подсознательное убеждение, как изменит жизнь?
– Хотя сам – тоже обыкновенный человек...– ответил Мерционов.– Да, и наверно – знаете что ещё делает? Кто ему чем-то не нравится – тому прямо говорит: ну и иди обратно в свою школу, свой вуз, свою денежную экономику с магазинами и базарами, выбрось свою одежду – и тому подобное! И подсознание человека под гипнозом – всё буквально воспринимает!
– Точно... А в моём случае, наверно: попробуй уехать на каком-то поезде от себя и своих проблем!– догадался Ареев.– И даже не представляет, как тут срабатывают подобные метафоры...
– Вот именно... И ничего тут, по сути, «аномального»,– добавил Мерционов.– Даже – на уровне какой-то западной фантастики про драконов и рыцарей… Просто – как в душу плюнули, оставили грязный cлeд...
– Это, если брать из фантастики, похоже совсем на другое,– ответил Кламонтов.– Как – кандидата на выполнение особо опасного и ответственного задания точно так же проверяют в виртуальной реальности или под гипнозом… И он там – сражается с теми же драконами, или – просто с какими-то оккупантами, или – выходит в космос заделывать пробоины в обшивке звездолёта, или – отстаивает свои проекты на высоких совещаниях, где все – против него... А потом оказывается: ничего на самом деле не было, всё – только проверка. И по итогам, как он себя проявил, выносится вердикт: прошёл, годишься. Или: провалил все тесты, меняй профессию, тут – и на дублёра третьей очереди не тянешь… Но хоть бы раз где-то был поставлен вопрос: а ему самому как теперь с этим жить? Ведь это – часть его памяти, в которое всё было как наяву – опасность, риск, напряжение! И получается, теперь он… ветеран никому не известных битв, ликвидатор придуманных аварий, автор несуществующих проектов – переживший как наяву то, чего не было в известной нам реальности… то есть как бы тоже участник другой, «не совсем нашей» истории! И я даже вспоминаю фильм, где большую часть времени дело происходит будто в космическом полёте – и вообще хороший, интересный, увлекательный – но вот финал... Вдруг оказывается: весь этот полёт со множеством аварий на борту и риском при их устранении – был всего-навсего имитацией, испытанием на пути к настоящему! И всеми почему-то принимается как должное, все довольны, что испытание успешно пройдено... Но согласитесь, в данном случае это же… не то, что например в армии – тревога, которая может оказаться и учебной! Тут это – ощущение полной реальности происходящего… ситуация жизненного выбора, подвига, жертвы, смертельного риска! А в результате – ложная память, целый ложный кусок жизни, оказавшийся учебной тревогой! Разве тут будет – искренняя радость какого-то успеха, преодоления?
– Нет, будут совсем другие чувства...– с затаённым гневом согласился Мерционов.– И в первую очередь, наверно – что изгажено самое сокровенное. То, во что верил, готов был посвятить жизнь… А после такого – к каким ещё целям и высотам идти под руководством тех, кто уже однажды так с тобой поступил? Ради чего сполна выкладываться, идти на риск – если всё снова может оказаться не более чем игрой? И главное – какой исход испытания не будет обесценен тем, на что способен сам испытывающий? Ну вот допустим, выяснилось, что это было испытание – а дальше что? Кто для чего годен, кто кому и в чём может верить, какая у кого с кем общая цель – после такого?
– Да, но если и это – ещё не то...– снова предположил Тубанов.– И всё – ещё сложнее… Понимаете, я вдруг подумал: а если всё, что мы помним, в данном случае – вообще не главное? Как раз и есть – ложная память, прикрытие, муляж поверх чего-то?
– Но что же тогда главное?– с тревогой спросил Кламонтов, будто начав смутно догадываться.
– Не хотелось бы накалять и без того депрессивную обстановку – но… Понимаете – я вспомнил об этих 25-х кадрах, гипнотических инструкциях, которые активизируются соответствующим сигналом – например, фразой, мелодией... И – как этим пользуются организации чисто политического или криминального направления, в чьих истинных целях никакой мистики…Только околомистический антураж, в который верят те, кого используют… Внушая им, что те – маги, тамплиеры, амазонки – борются ещё с кем-то… Ну хотя бы – с теми же драконами. За которых принимают членов другой подобной организации... И самому страшно представить, что с нами кто-то мог пытаться сотворить такое – но зачем-то же кого-то искали...
Кламонтов почувствовал, как у него всё холодеет внутри. Неужели… это и есть – самая главная и страшная правда о том, что произошло? Но тогда... как жить дальше? Если, возможно… в глубине его памяти заложено что-то, о чём он не подозревает – но что способно взорваться как логическая, информационная мина, повинуясь неожиданно произнесённому кем-то коду? И… от чего даже никто не в силах заблаговременно избавить его – ведь никто не знает, что представляет собой эта инструкция и этот код? И вся надежда лишь – что он, возможно, не понадобится кому-то, кто вложил код, тот не вспомнит о нём, или не найдёт его? А иначе – что будет с ним самим, его личностью, мироощущением? Или... он уже не тот, кем был, только ещё не заметил этого? Не тот Кламонтов – что поступал в университет с надеждой так много сделать для человечества;, и не тот – который, во многом успев разочароваться, уходил в академотпуск; и даже – не тот, каким ещё вчера шёл на встречу с тем гуру?..
Он медленно, оглушённо обвёл взглядом комнату – словно не веря уже и в её реальность… И ведь в чём-чём – а в собственной психологической целостности до сих пор не было повода сомневаться… А теперь? Стоило Тубанову высказать предположение – и всё будто раскололось на «до» и «после»…
Жуткая, давящая тишина повисла в комнате. Слова Тубанова произвели эффект разорвавшейся бомбы не на него одного – на всех. И Кламонтов понял: надо срочно найти какое-то хотя бы возможное решение этой ужасной загадки, ответ, который дал бы хоть какую-то надежду, что опасения несостоятельны! Иначе – с каким чувством они теперь уйдут отсюда, с чем им придётся жить, что подозревать в себе? Но – как найти это решение, эту надежду?..
– Искали, говоришь...– глухо и как бы пересохшими губами произнёс Ареев.– Но если так – то кого? Не сотрудников секретных учреждений, не банкиров, не депутатов, не тех, кто умеет обращаться с оружием… Просто – школьников и студентов, которые сами в смятении, в духовном поиске... То есть – кто может откликнуться на мистические идеи, но сам вряд ли что-то решает… И потом – тайный агент должен быть с безупречной биoгpaфией, не говоря о физическом и психическом здоровье, так зачем создавать ему репутацию сумасшедшего? Нет, кто-то просто убедился, что мы ему не подходим – и отбросил нас за ненадобностью...
– А на какую роль, думаешь, они искали кандидата?– с судорожным вздохом, свидетельствующим, что предположение не далось даром и ему, спросил Тубанов.– Всё-таки – проповедника каких-то идей, пророка, возбудителя толпы?
– Или носителя мистической тайны,– предположил Ареев.– Мало ли легенд и преданий о как-то особо отмеченных или избранных людях, которых можно выявить по таким-то знакам или признакам? И это сейчас перестройка и гласность более-менее приоткрыли завесу над подпольной мистической активностью – а на самом деле такое подполье в разных формах непрерывно существует тысячелетиями… И вот – кому-то понадобился тот, кто по факту рождения может быть кардиналом тайного ордена, или скажем, принцем Атлантиды... Но – не получилось, сорвалось. Не нашли в нашем лице тех, кого искали. Вот и надо – заставить нас что-то забыть. И пусть взамен мы помним какой-то мистический сумбур – это им не опасно, только бы не вспомнили то, главное...
– А сами – пусть выглядим сумасшедшими для общества, в котором живём?– снова с гневом ответил Мерционов.– И пусть я не смогу понять, откуда у меня эти страхи, неуверенность в себе – из-за которой в первую очередь и провалил экзамены... Я же просто сдался перед явной несправедливостью, не спросил сразу: почему тройка, за что, в чём ошибка? А в результате – недобор баллов. И это – целый год жизни… Хотя вообще, если сразу видишь, что им совершенно без разницы, кто и зачем к ним поступает, что кого интересует – тоже, с каким чувством сдаёшь этот экзамен... А эти, значит – попользуются, поиграются тобой, и вытолкают в «обычную» жизнь, но уже в роли сумасшедшего, чей рассказ официально зарегистрируют в соответствующем учреждении? И неважно, что будет лично с тобой, главное – остались в неприкосновенности их тайны? Хотя что вообще за тайны у тех, кто не может ответить на вопросы современного студента?
– Ну, в общем реактивный психоз или сумеречное состояние – в единичных случаях возможны у практически здорового человека,– ответил Селиверстов.– И это – ещё не психиатрический учёт...
– Если бы только это,– с горечью ответил Мерционов.– А то говорю – чувство какого-то срыва, излома в жизни. А раньше так уверенно шёл к своей цели… И цель как раз была – разрабатывать «нетрадиционные» супертехнологии, о которых сейчас столько разговоров: гравилёты, телепортацию, путешествия во времени... Всё, что в литературе идёт со ссылками на тайные обители, твердыни Востока, йогов, аскетов, уже будто бы чего-то достигших в этой области! И – надо же было довериться случайному встречному на улице...
– Так и это в литературе – на каждом шагу,– ответил Ареев.– Мистические встречи, посвящения, тайные общества, особые миссии... И пишут как будто серьёзные люди для серьёзных – со знанием дела, сами пройдя подобный путь. А мы на это и ориентировались.
– И не поняли сразу, что в основном – рассчитано не на нас…– стал отвечать Селиверстов.– Не на серьёзных здравомыслящих людей, у которых необычные и не всем понятные интересы, особенности, воспоминания – на кого-то совсем другого…. А то – что получается: человек хочет понять– почему у него проявился редкий дар или особенность организма, ощущает что-то как свою миссию, чувствует в себе какую-то «нездешность», несоответствие стране и эпохе, не совсем обычно складываются жизненные обстоятельства… А ему в ответ – покровительство на привязи лично к кому-то, бегство от сложностей современного мира в дикую природу, достижение каких-то состояний блаженства, экстаза, освобождение непонятно от чего и зачем, методики аутотренинга против слабости и закомплексованности – всё в расчёте на тех, кто не умеет устроиться в обычной жизни, и только… Хотя есть такие люди со своими, непростыми для них проблемами – но при чём тут те, у кого проблемы иные? Неуютно им в современном мире – но они же, наоборот, рассуждают о каком-то высшем трансцендентальном знании, претендуют на особую духовную мощь, мудрость, величие! И мы в своих поисках натыкаемся на их мифы, ожидания, мироощущение – и даже чуть не должны вместе с ними ждать, что кто-то явится решить их проблемы или даст знак по вопросу, который обычный человек в состоянии решить сам! Будто эзотеризм вообще – область тех, кто слаб в решении практических вопросов обычной жизни...
– Вот и получается,– не выдержал Мерционов,– ты хочешь понять, как жить с такой-то особенностью организма или биополя, а тебе в ответ: раздай всё нищим! Хочешь знать, верна ли такая-то гипотеза, адекватно ли объясняет факты, а в ответ – что ты пропадёшь без учителя, который должен решать за тебя всё, лезть во все мелочи твоей жизни! И чуть с чем-то не согласен или просто не понял – так это ты уже «лезешь со своей самостью», «упиваешься своей логикой», «возвращаешься на свою блевотину», и тому подобное! «Обрели истину» – и трясутся, боятся потерять... А другому-то совсем не очевидно то, что они обрели, у него – свой опыт, знания, представления! А у них: нет, отбрось всё, прими только это... И нам рекомендуется идти к таким «мудрецам», раскрываться перед ними – чтобы вкладывали в нас свои мнения по всем вопросам, а мы зависели от их указаний на все случаи жизни, и мучились невозможностью соответствовать образу мышления, который они считают идеалом для всех времён и народов... И всё – только потому, что кто-то, видите ли, пострадал за исполнение каких-то обрядов? И – ради того, чтобы какой-то малограмотный разнорабочий мог не стесняться в «моральной оценке» современных научных теорий в очереди за пивом – а потом ещё отвести душу в храме после начальственного разноса? Ради этого – вдалбливают необходимость веры в иррациональное, и готовы перевернуть всё наше мировоззрение? То есть – просто в качестве какой-то исторической компенсации им предоставлено право лезть во всё, выступать с оценкой сложнейших научных и нравственных проблем на основе своих догматов, да ещё ссылаясь на мистические силы, стоящие за ними и грозящие кого-то покарать – а прочим должен быть заткнут рот как «прислужникам системы»? Обезьянье происхождение их, видите ли, оскорбляет, им больше импонирует божественное… И что – конкретно студент-биолог или студент-медик должен думать с таких позиций о существующей реальности, которую изучает в вузе? Как ему быть – если наука всё равно оперирует фактами, а не тем, что кого-то оскорбляет или не оскорбляет? А с другой стороны – уже и профессора спешат окреститься и на всякий случай заявляют о возможном отказе от взглядов, не основанных на религиозным догмах… И в научно-популярных журналам – сумбурные истерики против теории эволюции, теории относительности, квантовой механики, а доводы строят – на лагерных страданиях и номенклатурных привилегиях. Кстати, уже бывает – и против экстрасенсорики, уфологии! И тоже – какие доводы? Что сказал в 4-м или 14-м веке – какой-нибудь Апатий или Антипатий?. Который тем самим как бы из глубины веков поучает современных исследователей паранормального – хотя не по нынешним же вопросам что-то говорил тогда... То есть… образованный человек – опять-таки винтик, пешка, малый кирпичик в фундамент возрождаемого храма? Кому-то – можно фактически разрушать сложившуюся систему знаний, подменять аргументы угрозами, идейным шантажом, а чуть возразил им – ты уже консерватор, уже отвергаешь их подвиг в борьбе с «системой», презираешь их страдания? Хотя в чём их подвиг? И какую высшую правду несут человечеству? Что человек не может быть нравственным существом, если не направляется извне? «Система» – рабство, а в этом – их свобода? И с этим – так уверенно толкуют феномены природы и особенности конкретных людей как знаки Добра и Зла?– Мерционов сделал секундную паузу, чтобы перевести дыхание.– Хотя, казалось бы – если кто-то просто угодил в ловушку собственных предубеждений, или ему не хватает эрудиции противостоять чьему-то авторитету, и оказался вынужден думать и поступать так, что сам чувствует себя довольно неуютно, но ему кажется, что причина дискомфорта – в грехах других людей, и уже готов выступить с проповедью, пропагандой, надрывая душу миллионам людей насильственным отказом от чего-то – неужели нельзя сказать: да ты хоть докажи сначала, что ты прав – и докажи доводами разума, а не угрозами кары за недоверие, и – как один из нас, которому не безразличны наши реальные проблемы, а не чей-то нагловатый прихвостень, который захлёбывается в спешке, торопясь возвестить чужую волю? И подумай сам: не слишком тяжёлую ответственность берёшь на себя, так уверенно утверждая, что там кого ждёт, и как надо жить здесь, чтобы куда попасть там – если другие о том же говорят совершенно иное? Taк почему – вместо этого делается такая реклама практически чему угодно как «особому пути восхождения», и политическая и экономическая элита общества только уныло кивает: а что мы знаем, вдруг он прав? И значит, те, кто живут не так, как он проповедует – действительно дураки и святотатцы, лишающие себя чего-то в вечности?
– Хотя кажется, как просто и очевидно – сопоставить всё, что они утверждают, и спросить всех прямо и конкретно: что имеют в виду?– согласился Кламонтов.– Именно всех сразу – чтобы никому не вывернуться... Но почему-то в земном человечестве тысячелетиями существуют корпорации людей, как бы обладающих высшим знанием – в том-то и дело, что «как бы»… И могут утверждать что-то чудовищное о судьбах отдельных людей, стран, народов, всего мира – и об этом даже неловко всерьёз дискутировать. Это, мол, выше человеческого понимания, не подлежит обсуждению людей – хотя людей-то и касается… И с этим они – всегда выше любых наших дел, мыслей, переживаний, надежд. И их безразличие или презрение ко всему, чем живём мы – считается признаком даже особой духовной чистоты. И им ничего не стоит по-своему толковать что угодно: от трёх шестёрок в номере паспорта – до чьего-то увлечения компьютером, от наблюдений НЛО – до опять же редких особенностей организма или биополя, и они всегда правы. Человек остаётся смят и раздавлен тем, как ему влезли в душу, в жизнь – и ничего не может возразить... А всё-таки в «застойную» эпоху – этим так не унижали. И, конечно, многого не зная, о многом не имея понятия – но жили без этого страха. Правда, сложно сравнивать – учитывая, чего должны был не знать, и без каких надежд жить...
– Зато теперь непонятно, чего дали больше – надежды или ужаса,– добавил Мерционов.– Вот, мол, живи с этим, как сумеешь.
– А чувствуешь в себе что-то необычное – должен идти к ним же, как бы знающим высшие ответы,– продолжал Кламонтов.– С надеждой, что они, руководствуясь своей особой мудростью, распознают в тебе задатки, помогут их раскрыть – и тоже стать посвящённым, воином Света, Высших Сил...
– И живём в такое время, когда это – не отвлечённость!– не выдержал Мерционов.– Не можешь не думать: что происходит со страной – и что мог бы сделать для её блага! И вдруг – открывается реальный шанс стать могущественным магом, защитником добра и справедливости! Как пройти мимо, не ухватиться за него? И откуда же сразу знать, что из таких твоих порывов сделают посмешище? И там, куда ты придёшь, окажется – просто школа восточных единоборств; или – просто толкуют цитаты, играют словами и понятиями; или вовсе – тусовка закомплексованных чудаков, толпятся вокруг предводителя как попрошайки на паперти? А он, сам духовный бедняк – подаёт им, тоже не богачам в этом смысле, нищие идеи… Но везде – сразу готовы потрошить твоё сознание и подсознание, нравственно перевернуть, подвергнуть испытаниям!. И потом – ещё годами продержать в низшем звании, как бы в прихожей каких-то великих дел, постоянно заявляя, что ты к чему-то не готов! А там: либо наконец спохватишься, на что ушли годы, и не знаю в каком возрасте пойдёшь искать чего-то иного – либо так уже обработан в духе этого их всебезразличного, всенаплевательского аскетизма, что только и способен плыть дальше по течению... И говорю не просто так, со знанием дела – двое бывших одноклассников рассказывали, как полгода ходили на занятия в открывшийся тут в пригороде якобы филиал самого Шаолиня – и только «смиряли гордыню», состоя в буквальном смысле прислугой при ком-то, а как наконец решились спросить, когда же начнётся что-то серьёзное в смысле магии и эзотерики – так их просто подняли на смех: что вы вообразили? Откуда у вас такие представления, чем занимаются в школе восточных единоборств? Ах, из газет? Ну так за эту газетную мистику мы не отвечаем… Представляете? Пустились на поиски мудрости – и оказались в прислуге при боях гладиаторов... И даже как перестали туда ходить – а зачем, если это просто спортшкола?– оттуда к ним на дом посылали кого-то, чтобы выяснить, куда исчезли! Будто раз связался с ними – и уже чуть не стал их собственностью! Отстали, только когда запахло скандалом в той же местной прессе…
– А некоторые восторгаются,– ответил Ареев.– Уверяет: действительно от чего-то очистились, что-то обрели в духовном плане...
«Да, поиски многих...– подумал Кламонтов.– Немногие – решаются признаться другим в результатах...»
– Обрели, кто совсем ничего не имел...– ответил Мерционов.– Так же, как в вузе: каждый приходит со своим запасом знаний, и если один на первом кypce что-то обрёл, другой – только потерял время. И понятия о самом человеческом достоинстве у разных людей – разные... А вообще – впечатление: многое только и предназначено для компенсации чьей-то ущербности, второсортности, что ли... И группируются в эти организации – не для исследований непознанного, не для борьбы с каким-то злом – просто для обоснования самой альтернативности. Не понимают современных теорий – и придумывают околесицу уровнем попроще. Делят высоту пирамиды Хеопса на период кометы Галлея, прибавляют сюда же число «пи», придумывают на этой почве какие-то новые поля и частицы… И сами чувствуют, что на серьёзном научном совете был бы конфуз и только – а так, хоть второго сорта, какой-никакой академик, пророк, мистический воин... А общество, пресса, власть, чтобы их не обидеть, заняли позицию: да, это тоже имеет право на существование, и молодёжь, ищущая путей в жизни, может идти туда. Хотя образованная молодёжь вроде бы должна видеть, что чего стоит – но с другой стороны, на фоне этой шумихи начинаешь сомневаться: вдруг действительно – принципиальный кризис познания небывалых прежде масштабов? И выход – именно на уровне морально-этических воззрений средневекового бурсака, едва припорошённых обрывками современных знаний? Вот и идёшь туда, где – спорт под видом мистики или фокусы под видом научного эксперимента. И тоже говорю не просто так: уже пытался выяснить у одного такого деятеля, у которого фольга летала по всей комнате – учёл ли он конвекцию воздуха?. Хотел знать точные условия опыта – а оказалось, разоблачил фокус. И сразу – пошли ссылки на что-то «высшее»: наука не всё знает, ей не всё доступно...
– Насмотрелся же я на таких,– подтвердил Селиверстов.– Цель – явно не узнать или построить что-то новое. На первом месте – смутная тоска по высшей воле, которая всё расставит по местам, претензии на нравственное превосходство – что их покровитель самый высший, именно они веруют правильно, что мнение таких-то авторитетов – превыше достоверности факта. А это – уж настолько «нетрадиционно» для науки, что вовсе за её пределами…
– И – будто никто не понимает?– продолжат Мерционов.– Пусть серьёзные люди связывают судьбу с чем-то подобным? Хотя...– он тяжело вздохнул.– Если и в официальном вузе ещё при поступлении видишь, как ты им нужен – и потом вдруг можешь узнать, что это только до полпути университет, а дальше пединститут – чего ожидать от этих? Они же – только пародия на тех...
– Да, но понимаете, что странно...– начал Ареев.– Разве аномальные явления – такая новость для землян? Они сопровождают исторический путь землян тысячелетиями! Но все эти тысячелетия – то их высмеивают как что-то несерьёзное, то отдают на произвол чудаковатых квази-специалистов... И всякий раз земное человечество словно открывает их заново – и не может подойти к осмыслению серьёзно, взвешенно и с достоинством исследователя. Всякий раз – охи и вздохи о непонятной логике непонятных явлений, поверхностная сенсационность, странные курсы по подготовке тех же квази-специалистов – и это снова остаётся на обочине не то что общечеловеческой духовной культуры, а… просто нормальной психики? И заново формируется убеждение, что оно недостойно «серьёзной» науки – но вот кто где-то потерпел неудачу, не признан, не может устроиться, так с этим – все туда, делать карьеру на «аномальном», искать в непознанном место своим домыслам, кумирам и суевериям… Будто вообще – не самостоятельная область знания и деятельности, а отдушина для бегства неудачников из любой другой. И что ещё странно: отрицающие реальность этого, как правило, не рискуют – в отличие от утверждающих!.. Хотя есть как будто и древние тайные своды знаний, тоже создававшиеся тысячелетиями, но в том-то и дело – тайные… А что реально доступно нам – разве может быть справочной или учебной литературой по таким вопросам? Приходится прорываться сквозь дебри неустоявшейся терминологии, трудно понять– где вообще термин, а где метафора, кучи не всегда понятных цитат, каких-то общих рассуждений – и попробуй потом вспомни что-то конкретное... Или начинаешь читать вроде бы документальное свидетельство – и в какой-то момент чувствуешь: это же явная притча, легенда, религиозная «агитка», и не более того! Да ещё сплошь – традиционные верования, заклинания каких-то демонов и бесов по чисто бытовым поводам, привораживания и отвораживания своих и чужих жён, вообще неуместные в городе чисто деревенские обряды... И это – плоды тысячелетних поисков?
– Вот именно,– согласился Мерционов.– Хотя как бы выглядело – если бы так изучали, например, химию? Вместо чётко изложенных схем, теорий, формул – уклончивые сентенции о неготовности сознания ученика, несовершенстве человеческой природы вообще, опасностях, подстерегающих того, кто пытается овладеть знанием сам, без учителя, притчи о взрывах и отравлениях… И студент наловчился искать тайный смысл, читать между строк – и думает, что уже чего-то достиг на таких путях, хотя по-прежнему не умеет провести и объяснить элементарную реакцию… Правда, абсурд? Но вот к постижению «аномального» нам почему-то предлагается идти так. И человек, вроде бы переворошив уйму литературы, толком не представляет, с чем связывается, и на что идёт! Как тот же химик, который пробует в лаборатории на вкус всё подряд – а в коридоре ждут с лопатами и гробом! Вот точно – есть иллюзия знаний, но нет их самих...
– И тысячелетиями земное человечества ходит кругами, боясь приблизиться к чему-то,– продолжал Ареев.– Будто – в инстинктивном, утробном страхе лишиться комфорта мнимого знания, с которым удобно жить, пока всё – как обычно. То есть – чего-то не хотят знать просто потому, что оно затрагивает комплексы, может подорвать устои? И тут уже любые находки – проще всего объявить подделками, свидетелей – шарлатанами, исследователей – еретиками… Хотя – чем так уж противоречат их «обыденной морали», основанной на полузнании, и те же метеориты, гены, хромосомы, обезьяньи предки человека, и теперь вот – НЛO и телепатия? Но вот есть вопросы, которых стоит коснуться, увидеть такое, самому быть носителем феномена – и тебе сразу начинают истерично доказывать, что это – ненормальность, болезнь. Будто ты уже мечен клеймом врага этой их «морали»...
– Морали...– повторил Мерционов с тем же затаённым гневом.– И в чём их мораль? В капризно-злобном неприятии всего, что выходит за какие-то пределы? В ненависти ко всякому, кто хоть чем-то непохож на них самих? И вообще, эта их «вера», это их «святое» – что, просто-напросто оборонительный рубеж привычного ото всего нового, и только? И тут уж – никакой логики, никаких доводов разума, только грубая сила, травля одного целой сворой, которая лишь тем и права, что свора, что – все на одного? И точно как на уроке с «высшей истиной»: ты ждёшь действительно трансцендентального – а тебе начинают вдалбливать ненависть к чужим обычаям, к тем, кто не так себя ведёт, обоснования каких-то исторических претензий, упоминаются греховные цари, нечестивые богачи, рабыни, наложницы, блудницы... Хотя что было в истории, то я как историю не отрицаю – но нас заставляют искать там шифры высших цивилизаций чуть не из области квантовой механики! Термоядерные реакции между Авраамом, Исааком и Иаковом, которые суть три кварка, что ли... И зачем так глумиться над человеком, ищущим Истину?
– Оборонительный рубеж привычного ото всего нового...– с сомнением повторил Тубанов.– Но тогда получается, «привычное» – в том числе вера в конец света и в то, что эта жизнь – единственный и последний шанс, а за ней – вечность блаженного рабства, либо вечность страданий? И земной человек верит в это потому, что именно в это хочет верить? И в этом для него – комфорт мнимого знания?
– Нет, тут другое,– ответил Мерционов.– Если рухнет мир и у всех отнимется всё – никто ничем не будет богаче другого. Вот в это хотят верить – в справедливость уравнительности. А – что им до судьбы и устройства Вселенной...
– И этим земное человечество само загнало себя в ловушку,– согласился Ареев.– Землянам настолько важнее было – не как устроена Вселенная, а чтобы кто-то кого-то покарал – что в основном строили идеологии именно на этом. И так переусердствовали – все усилия развивающейся науки пришлось в первую очередь пустить на то, чтобы снять накопленной таким образом вековой ужас, дать надежду. Но – тут уже стали отрицать вообще всё, что вошло в этот крут представлений. Такими трагическими виражам шло развитие общественной мысли землян…
– Нет, но что получается,– попытался возразить Тубанов.– Древние земляне были настолько хуже и глупее нас, чтобы строить всё в первую очередь на низменных комплексах?
– Но не их ли духовное наследие мы обсуждаем?– переспросил Ареев.– И сам видишь, какое оно. Хотя признаться, и я не совсем понимаю: почему земляне так трудно шли к самому понятию объективной истины, почему веками настолько зависели от персональных воль и мнений?
– Да именно потому, что в роли высшей истины хотели видеть то, что обосновывает их претензии и принижает какого-то врага!– ответил Мерционов.– Потому что выводили смысл Вселенной из мифологии своего племени – и тут же сводили к тому, что именно они со своими обычаями, менталитетом, пройденным историческим путём наиболее ему соответствуют! Да, и было настолько важнее прочего – что тут уж не гнушались играть на вопросах жизни и смерти, предназначения личности, судеб народов… Ну так же, как нам ещё в младших доперестроечных классах действительно трепали душу этими сгоревшими на посту часовыми, треснутыми шпалами, отвагой на пожаре – и думал хоть кто-то, что возможно, тот же школьник в действительно критической ситуации встанет перед выбором: броситься туда, где никого реально не может спасти, и глупо погибнуть самому – или не пойти на бессмысленный риск, но всю жизнь презирать себя за слабость и трусость? С первого же класса заложена установка: разбираться с чрезвычайной ситуацией – дело именно случайных прохожих! И не вообще о возможно меньших жертвах надо думать – а чтобы не было впечатления, будто хотел спасти и себя! Это другие достойны жить, о себе думать – стыдно! И теперь идёт подсчёт жертв сталинизма – а кто знает, сколько было за все годы и таких бессмысленных жертв? А ложные подвиги на этой почве – когда человек по ошибке бросался туда, где ничего не происходило, а потом – позор, насмешки? Даже я вот сообразил соврать про гранату потому, что вдруг вспомнил, как у нас прямо в школе пытался повеситься один старшеклассник – ему подсунули игрушечную гранату, а он накрыл собой, думая, что спасает остальных. Правда, повезло, сорвался – но дальше тоже была психбольница... Хотя подбрось ту же гранату им в учительскую – что делали бы сами? Но нет, они взрослые, они достойны жить – этот школьник должен быть готов красиво умереть… И вообще, они по должности – воспитатели, их дело – пронять чем-то сильнодействующим дебила с задней парты, а что должен думать и чувствовать нормальный, порядочный ученик, оглушённый этой надрывной моралью – уже не их дело… И тут то же самое: играют на великом, глубинном, вселенском – ради чего? Что, в каких-то чисто человеческих спорах должен рухнуть весь мир? И современная пропаганда – тоже... Поднимают крик об упадке народа, государства, человечества, берут в сообщники кого попало – от Гумилёва и Нострадамуса до самого третьеразрядного антисоветчика, занимают десятки журнальных страниц какими-то несвязными излияниями – и попробуй пойми, что совсем не ищут решения мировых проблем, просто пытаются оправдать перед историей собственное убожество! Слабость выдают за праведность, недостаток образования – за какую-то особую мудрость, явные видимые неудачи – за успех в том, чтобы быть неудачниками из каких-то высших соображений... И при этом – навязывают обществу какую-то идейную борьбу, толкают на нравственный выбop, требуют жертв, отречения от чего-то! И хоть бы подумали: а может быть, есть вопросы, на которых нельзя играть в мелких, низких целях? Может быть…– Мерционов остановился, удивлённый какой-то мыслью.– Слушайте... А правда... Как похоже...
– Что именно?– не понял Тубанов.
– Да то, что сделали с нами – на то, что вообще сделали со страной, с народом...– объяснил Мерционов.– Завлекли сатирой на «административно-командную систему» – мол, общество, смеясь, расстаётся со своим прошлым – а потом пошли кошмары на темы нашей истории! В которых нам «открыли», что не было никакого героизма, энтузиазма, воли к устройству лучшей жизни – только доносительство, воровство, проблемы с выездом на Запад, спивающаяся деревня, цензура, лагеря и очереди. Жизненный путь целых поколений – одно сплошное падение, весь народ только доносил, раскулачивал, расстреливал и ссылал. 30-е годы состояли из одного голода и лагерей, война – из одних штрафбатов... Всё, во что мы верили, что знали как свою историю – постарались изгадить, испакостить так, чтобы совсем уже ничего святого не осталось. И каким бы хорошим и чистым ни хотел быть лично ты сам – всё равно тебе надрывают душу наркоманами, проститутками, смакуют ублюдочный криминал, от которого как только самих не стошнит и не вырвет, унижают сравнениями с Западом, ничего конкретно не предлагая – в общем, тупо и безысходно изводят чувством вины и позора. И мы уже не знаем, чьи мы теперь граждане, в каком качестве тут живём, где и кому нужны, кто о нас где помнит, и какая наша возможная деятельность не сможет быть поставлена в вину как служение ещё какой-то «системе», от которой кто-то пострадал – но и того, кажется, мало… Это пусть другие страны идут по пути прогресса, компьютеризации, наш удел – самокопание, самообвинение. Мы же – самые худшие за всю историю, самые виноватые на всей планете, у нас всё было в наипозорнейшем, наибезнравственнейшем варианте – войны, колониализм… Другим – за их работорговлю, инквизицию, фашизм, и прочее – история всё спишет, им всё сойдёт, это у нас – сплошное святотатство. И лично, сами – уже оккупанты в своём родном городе, где до сих пор мирно жили, не считая никого врагами... Как будто – всё общество подвергли гипнозу, внушили стыд и отвращение ко всему не только плохому, в первую очередь – именно хорошему, достойному, что было… А потом – вложить в получившуюся пустоту что-то совершенно иное… Но что именно – сами не знают, вот и мечутся, примеряя на себя первые попавшиеся идеалы – дворянские, казачьи, купеческие, кришнаитские, ещё какие-то… А ведь, не случись нам жить во времена, когда человек вынужден прислушиваться, по сути, к каждому бреду как какой-то судьбоносной, спасительной истине – попали бы мы в такую ситуацию?
На несколько секунд в комнате повисло молчание. И в эти секунды Кламонтов странным образом ощутил – как бы переход или поворот в разговоре, трудноуловимую перемену в нём...
– Или я сам в чём-то не прав...– продолжал Мерционов.– Но я действительно не понимаю: почему я должен представлять времена своего раннего, доперестроечного детства – как сплошную черноту духовного падения и разврата? Да ещё – со слов тех же старших поколений… Ну вспомните – разве мы от них раньше слышали, что у нас – диктатура, тоталитаризм, какой-то бесчеловечный режим, которым они подавлены и унижены? Наоборот, всё только – что история у нас исключительно героическая, о неоплатном долге потомков... Так, будто мы сами – какое-то неполноценное поколение, опоздавшее к самым великим историческим событиям на все времена, и чего бы мы потом ни достигли, некое высшее место в истории всех времён и народов уже занято ими, старшими... Которых мы ещё и недостаточно уважаем за всё, что они для нас сделали, недостаточно поклоняемся их подвигу, сами зная их прошлое только как легенду – хотя они в основном легенду о себе нам и предлагали. А мы – искренне верили, старались быть достойными её... А нам в ответ даже и на это – ну, помните отношение к проблемам переходного возраста? Этакое презрение праведника к проблемам грешника, «хорошего» персонажа мифа – к «плохому»… И даже ко всяким личностным поискам, самовыражению – болезненная ревность: нет ли чего-то антисоветского, прозападного! И это не начальство, не номенклатура – обычные взрослые! От которых мы ни про лагеря, ни про КГБ так много не слышали... А попробуй сам скажи что не так про те же очереди, и в ответ – такое, что не на всяком заборе прочтёшь? Так – что же они теперь надрываются, что хотят нам доказать? Что – их на самом деле не то изнасиловали, не то заставили поклоняться дьяволу? И подвиг – не подвиг, и достижения – не достижения? И всего, что мы от них слышали раньше, на самом деле не было?
– Да было, чего уж там,– согласился Ареев.– И хорошее, и плохое – всё было… И тоже правда: чуть что, сразу: «а мы в твои годы…» Хотя в какие конкретно, если фактически – сравнение себя в 20 лет с тобой в 10 ? И конечно, что ответишь – если кто-то в свои 20 уже воевал, он уже тогда – монумент, легенда, а ты в 10 – кто? Но с другой стороны – и он же тебя в твои 20 ещё не знал, да и кто он сам в свои 10 ? Обыкновенный лоботряс, двоечник, второгодник?
– Которому теперь ничего не стоит – скомкать легенду о себе же как половую тряпку и с матерной бранью швырнуть тебе в лицо: подавись тем, во что верил...– у Мерционова вырвался такой яростный вздох, что Кламонтов понял: нет, реакции избежать не удалось.– Но зато уже есть другие особые братства со своим исключительным правом на толкование смысла истории: «афганцы», раскулаченные, политэмигранты. И виновата перед ними – вся страна, не меньше. Их же, этих «афганцев» – трясёт от злобы даже на тех, кто ещё в школу не ходил, когда началась та война! И тоже не так просто говорю – чувствую на себе… А заехать, извините, в морду чиновнику военкомата, который действительно туда спровадил – их уже не хватает. Офицерские погоны – видите ли, святое, на «гражданских» злобствовать проще... И в любом случае просто человек – никто, его проблемы и переживания – игрушечные, что-то знают о жизни и имеют право поучать других только они – участники определённых, официально признанных исторических событий и трагедий. И даже если они все вместе взятые взорвали своим криком общество, поссорили народы, развалили страну – им никто не вправе возразить. Как будто мы вообще – меньше люди, чем они, в нас самого человеческого достоинства меньше, мы только годимся на роль пожизненно несостоятельных должников… И – даже не сограждане, не те, чьё право и долг – достойно принять от них же, старших, великую страну… Хотя… тоже вопрос: какой, собственно, страны они теперь патриоты – со своим ожиданием повышенных ветеранских пенсий уже от властей суверенных республик? И что за защитники страны, с тупым фатализмом взиравшие на её развал, что за святые, по частям распродающие в ад недостроенный рай, что за старшие, способные так нагадить тем, кто им так верил? Мы, что ли – какие-то их враги, обидчики, мы, что ли, эта самая «система», ради свержения которой дозволено всё – и наплевать, что, кроме «системы» есть ещё страна, народ, поколение?
– И тоже – что правда, то правда,– согласился Тубанов.– Действительно, лет до 13-ти только от них и слышали: мы, мол, недоедали, недосыпали, зато уж вы после нас придёте на всё готовое... Ну и позвольте спросить – где же это готовое теперь, когда так бы нам пригодилось к вступлению в самостоятельную жизнь? Хотя вообще и есть же – не здесь, а на Западе. Там, для той молодёжи... А здесь – рыдания самих старших: это им кто-то не так всё устроил. И даже неудобно напоминать: так вы же вроде бы – священные благодетели. И мы так старались быть достойными вас – тех, прежних, которых знали раньше. Которые дали нам всё, которые так презирали западное изобилие, а заодно – и всякую нашу слабость…
– Ну точно: мы им дали всё – а они, неблагодарные...– Мерционов не мог успокоиться.– Не так одеваются, слушают не ту музыку... Им же наплевать, во что ты веришь, главное – выглядишь не так, как они в своём детстве! Как будто, если мы в чём-то и продолжение их – то неполноценное, ущербное, а они все вместе взятые – этакий коллективный гуру, устанавливающий пределы возможных самостоятельных поисков, проявления воли, индивидуальности… И нас не надо подготовить к реальной жизни – с нас довольно верить, будто они дали нам всё, что нужно. А даже если слишком очевидно не так – «с жиру беситесь, мы и этим были довольны». Или наоборот: «Мы в своём детстве и этого не имели». И только потому, мол, такие хорошие и чистые – а ты чуть ли не украл что-то от их голодного и холодного военного детства, да ещё тебе мало. Хотя речь – не о роскоши, а о том, без чего ты перед западным сверстником – как первобытный дикарь! И всё равно – злобно-ублюдочная «мораль»: почему тебе мало тот, чего хватало школьнику 40-х годов? Но зато никому ничего не мало и не много – когда ты с твоим здоровьем каждую осень на колхозном поле бесплатно делаешь за взрослых их работу! Хотя казалось бы, что за необходимость: не война же, они – не на фронте... Но тоже, скажи что не так – и сразу в ответ: «Ты ещё ничего в этой жизни не заработал»! Взрослый дармоед заработал, он – полезный член общества, а ты – нет. И тоже – как какой-то приговор, как клеймо. Даже в книги, фильмы вошло – как мифологическая формула, которой праведник ставят на место зарвавшегося грешника... Так что – вот вам вообще и мифы со своими святыми и своими нечестивыми. Кому – смолоду ходить в святых, а кому – быть игрушкой их мифотворчества и метания от одних идеалов к другим… А потом поколение, пережившее трагедию, все стараются понять, его опыт и мировоззрение становятся легендой – а кто поймёт поколение, которое с ранних лет походя унижают тем, чего оно не пережило? Тем более – когда сами старшие вдруг начинают по-всякому играть на той же трагедии...
– И то они – ветераны, которым лишнего слова не скажи про ту же «систему»,– добавил Тубанов,– а то готовы с остервенением вырвать из тебя собственные сталинистские комплексы, о которых ты понятия не имел. И после каждого сенсационного документального фильма – разговор родителей с соседями на кухне до 2-х ночи. Будто действительно – только что открыли для себя собственное прошлое. И где уж вспомнить – что не все же на пенсии, наутро кому-то надо и в школу...
– Да, но пока одни кричат, какие они пострадавшие, лично ничего на этом не теряя,– продолжал Мерционов,– другим из-за этого – срочно заново определяться с национальностью, гражданством, добираться на свой страх и риск до новых российских границ, причём бывает – и нищими, ограбленными на самочинно возникших таможнях... И хочется спросить тех же старших: ну какая «административно-командная система», о чём вы? Вы же – чуть не Мировое Зло одолели! Выиграли не какую-нибудь, а именно последнюю войну! Как нам постоянно повторяли, когда уже шла новая, афганская! И ещё говорили, вам за это потомки во все времена будут завидовать! А теперь получается – вы сами покорно пошли уже в лагеря своей, сталинской диктатуры? То есть: вы, победившие тоталитаризм – сами рабы и жертвы тоталитаризма? Что почему-то поняли только сейчас… А раньше нельзя было хоть как-то самим для себя определиться: вы – герои, или вы – мученики, вы – защита и опора священной «системы», давшей всё всем, или жертвы неправедной, нечестивой «системы», недодавшей что-то лично вам? – прежде чем будоражить умы молодёжи и играть её верой! А то просто стыдно получается: одни и те же люди – и то они, несмотря ни на какой дефицит и очереди, величайшие в истории подвижники, установившие единственно правильный строй, чего не ценит молодёжь, живущая на всём готовом, а то – вдруг поднимают крик, что они бедные и несчастные, что их обидели, что они пострадали, где-то кто-то тайком делил какой-то дефицит, а им не давал – и в общем, теперь всем надо покаяться, даже если кто-то не знает, в чём лично его вина, и вообще всякий, кто посмел не знать их лишений и тягот – сволочь и чей-то прислужник, а кто не видел, что всё плохо – дурак... Хотя – как я мог видеть, что всё плохо, если всё плохо не было, а вины своей не знал – в том, о чём ни разу не слышал от родителей и от учителей, в школе, и даже же представлял, что такое могло быть? И вообще, разве для нас социализм – то, о чём они сейчас надрываются? Разве мы знали его таким, или таким хотели видеть? И в конце концов – это, что, проблемы нашего поколения? На нашей совести – депортации, раскулачивания, разгром генетики, ввод танков в Прагу? А нет – что за покаяние такое: при действительно виновных – остались их ордена и льготы, но зато у нас всё идёт кувырком – потому что вам посреди мира, стабильности, успешно начинавшейся перестройки вдруг приспичило восстановить справедливость к уходящему и ушедшему? И уже, видимо, изревелись, извизжались вволю, нужду, так сказать, справили – и как, полегчало? Снова нет того «безнравственно» благополучного детства, которое вас так раздражало, снова дети – беженцы, беспризорники, нищие, работающие по найму, запутавшиеся в сектах – и как, этого хотели? Такой справедливости? А провести какие-то реформы, не поломав ничью судьбу, не наплевав, не нагадив никому в душу – было никак нельзя?
– Ну, это ещё конкретно у твоих родителей такие знакомые,– ответил Тубанов.– Это же ты с ними имел дело. Хотя разве они одни такие…
– Даже не знаю, что у родителей с ними общего... Тем более – никакие не однополчане, знакомы явно не с военных времён. Да, не удивляетесь, просто я у родителей самый младший,– объяснил Мерционов.– Разница в возрасте – 49 лет… И те, их ровесники – вроде бы тоже из воевавшего поколения. И учителя в школе – не 56-й, а той, моей прежней – как назло, подобрались все из поколения военного детства… И каково постоянно слышать от них всех – что ты не воевал, не голодал, ещё ничего не заработал, неизвестно кем вырастешь, и тому подобное... Хотя что, как разобраться, выросло из них самих? Есть же такие «настоящие мужчины» третьего с половиной сорта... На войне кто-то ходит в атаку, прорывается из окружения – а эти шныряют по тылам в поисках «внутренних врагов», в мирное время кто-то борется с преступностью, а эти – со слишком широкими или узкими брюками. Буквально же, бывало, стоит ученику прийти в школу в джинсах – и уже из-за этого классный час превращается в целое судилище, поминают всуе и Курскую дугу, и Днепрогэс, и Магнитку! Представьте только: Днепрогэсом и Магниткой – против джинсов! А уж – случись эта моя проблема с одеждой ещё там, в той школе... И такая мразь и гниль постоянно подчёркивает, что они – чуть ли не охранители морали, идеалов, чего-то святого, без чего развалится общество. И конечно, их выворачивает, когда молодёжь видит, чего стоят на самом деле, вот и напирают на то, что будто бы совершили или претерпели недоступное нашему пониманию, жили в трагические времена...– у Мерционова от отвращения даже сжались челюсти.– Хотя – кто они реально в трагические времена? Стукачи в лагерях, воры на оккупированной территории, спекулянты в голодающих колхозах, наркоторговцы в Афганистане, мародёры в Карабахе… И все вместе – паразиты на мифах и искренних чувствах молодёжи. Сами приспосабливаются к любым трагическим временам, жрут, пьют, воруют, спят с чужими жёнами – а потом лезут нам в душу с тем, как боролись и страдали за что-то высшее и священное. И мы поначалу так сдуру верим, что уже из школы выходим с раненой психикой, а им как раз всё нипочём! Наговорили про сталинизм такого, что если правда, надо кого-то вешать как военных преступников – а на самом деле те по-прежнему живут среди нас, пользуются теми же льготами, а весь пропагандистский пыл ушёл в выплеск злобы на невинных: как вы смели ничего не знать? Нет, а что ж сами – если тогда уже были взрослыми и всё это так хорошо знали? Что же теперь надрываться: почему никто не погиб, спасая вас? А что ж сами не погибли, спасая кого-то? И причём, с тех пор давно уже устроены в нормальной жизни, защищали диссертации, руководили заводами, институтами, театрами – а нам, каясь за их обидчиков, идти в какие-то секты, торговать «Сникерсами» на базаре, эмигрировать или просто повеситься? Так сами решают, чего мы достойны?
– А ведь – не знали же,– повторил Ареев.– И тоже страшно, что миллионы людей могут не знать, когда происходит такое, но – не знали. И мы потом со слов старших знали 30-е годы – совсем не как времена повального страха, голода и бессмысленного надрыва. Тем более, у меня тоже – образы глубинной памяти,– вдруг признался Ареев.– И там как раз – тюрьма, ночные допросы, камера, полная вообще каких-то сумасшедших, невменяемых людей, и всё – действительно на фоне чувства страшной несправедливости или ошибки… А потом ещё – ночной пеший конвой, после того, как где-то по дороге у грузовика для перевозки арестантов заглох мотор, и тут же – слух в толпе, что ведут как раз мимо дач какого-то правоохранительного начальства, внезапное решение бежать туда, сказать, что преступники сами проникли в «органы» и арестовывают невинных… Ну, и вот...– Ареев дотронулся рукой до затылка.– Хотя нет, на этом теле всё равно не видно. Ну а там, в той памяти – как будто что-то взорвалось внутри головы, и на этом всё… Наверно, и есть это самое: «Убит при попытке к бегству». Но где и когда могло быть – даже не представляю. Во всяком случае, пока не проявилось. Но в чём я уверен – что никогда не представлял такими 30-е годы нашего века в нашей стране…
– А лишний раз касаться глубинной памяти – просто опасно,– добавил Селиверстов.– Можно вызвать очень сильный шок… Так что пока вот только и открылось – как побочный результат того гипноза. Как и у Тубанова – что-то из университета и потом – политической ссылки начала нашего века, и у Мерционова – похоже, из осады Севастополя в середине прошлого...
– Вот именно – «не воевал, не голодал»,– опять не выдержал Мерционов.– А сами что же? Если вообще при любой тирании всегда бывает движение сопротивления – а тут получается, все как один... да, точно – только испуганно озирались друг на друга и продвигались вперёд, к трибуналу! Вот же он, их образ в те годы! Причём – с их собственных слов! Все всё знали, но каждый ждал, что его «возьмут» – и потом они сотнями тысяч, если не миллионами, покорно терпели всё это – точно зная, что это несправедливо, что они невиновны! А теперь, оказывается, за то, что они пострадали безвинно, должен рухнуть мир – и неважно, что в этом мире, кто-то перед ними ни в чём не виноват, кто-то просто молод, полон сил, и ему есть зачем жить! Ведь только они – история, остальные – мусор, отходы такой истории... Без права на своё мнение – даже когда отнимают вообще чувство принадлежности к своей стране, народу, и оставляют на произвол «коренной нации», расхлёбывать не ими содеянное зло...
– Так... думаешь, тут вообще не мистика – просто политика?– спросил Тубанов.– Пусть рухнет мир – где лично они не так себя проявили, им чего-то не дали даром, в благодарность за их доносы донесли на них, и так далее? Всё это – просто их потаённое коллективное бессознательное, а не реальные контакты и пророчества?
– Думаю, да...– как-то механически, будто занятый уже другой мыслью ответил Мерционов.– А этот гуру... Так он же просто запутался! Я только сейчас это понял. А мы в его действиях ищем какой-то план, замысел… А он просто читает всё то же самое, и ему тоже страшно – ведь и он в прошлом пионер, комсомолец! И тоже – не пострадал вместе с кем-то, не пал жертвой в чьей-то борьбе! И тоже – обращается ко всевозможной мистике в поисках надежды, спасения… А там же только прикоснулся – и уже страшно не уверовать, не понести это дальше как святую истину – при том, что ещё попробуй пойми её для себя! Так что он никакой не злодей, он сам – жертва. Сам мечется в том же поиске – и всякий раз ему что-то кажется настолько ясным и понятным, что любой должен, по его мнению, верно понять смысл этих аллегорий...
И снова повисла тишина – но уже какая-то другая. Ведь теперь – это было достаточно вероятно, чтобы оказаться правдой… (Хотя тоже – лишь «достаточно вероятно»...)
– Но… в моём видении рухнул не мир, а только трибунал,– наконец тихо произнёс Тубанов.
– А это наверно – уже из твоего собственного подсознания,– объяснил Мерционов.– Твоей глубинной памяти политического ссыльного начала века... Да, кстати – а эти, в трибунале, ничем не напомнили тебе тех городовых и жандармов?
– Да, знаешь, мне тоже так кажется,– с явным облегчением признался Тубанов.– И сам тот зал – какой-то храм оттуда же, из тех времён. И драка в магазине – на почве тех разгонов рабочих демонстраций… А ещё что-то – напоминало тот тюремный туберкулёзный барак в тогдашней Сибири… Да, точно, моё подсознание – как бы соавтор видений. И всё – как раз по версии истории, которую мы знали как реальность. Это тут, сейчас – мифы: о церкви, о монархии, о рыночной экономике, о Западе, о Востоке, о казачестве… И кому-то кажется, что он нашёл себя в этих мифах – но чего от этого ждать остальным? Ведь речь не просто о возрождении чего-то в узком кругу – они же сразу хотят быть силой, властью над кем-то! Ворочать огромными суммами денег, владеть человеческими душами... Ну или поскромнее – «нести сторожевую службу», охранять границы, патрулировать улицы в городах. Правда, не знаю, как относиться к газетным сообщениям о будто бы уже состоявшихся фактах публичной порки – может быть правдой или нет... А то представьте – покажется такому реликту средневековья с нагайкой, что школьник или студент на улице современного города ведёт себя «не так»… Но вообще – что думать, если даже с телеэкрана люди в как бы военной или как бы казачьей форме, да ещё с явно чужими или поддельными старыми орденами, ведь такими сейчас никто никого не награждал – изображают что-то великое, мощное, какую-то новую элиту, идущую на смену спившейся разлагающейся России, рассуждают о «наведении порядка»? И тоже как бы жертвы истории – ничем, правда, сами реально не пострадавшие в свои 30-40 лет… А по совместительству – ещё и «могильщики утопии», и «спасители Отечества». Хотя какого именно, в каких границах – уже не поймёшь. Если, например, и конкретно наш город, и целые десятилетия нашей истории – всё это им чужое, это готовы отбросить и забыть. И о самих уже можно услышать, что они – некий иной народ иной веры. Не то – какие-то гунны, не то – «из рода половецкого». В общем – не русские, не славяне… а «порядок наводить» собираются у нас, в нашей стране? А перед ними – ещё заискивают, благоговеют, приписывают какую-то особую честь, благородство… И будто никто не видит даже этих орденов столетней давности и не задумается: откуда Их же тогда так просто не давали...
– И будто даже никто не знает, как и какая форма выглядела на самом деле...– добавил Мерционов.– А то если речь, например, о казачьей, то я же сам – казачьего рода, и мне ли не знать её по семейным фотографиям? Но только я – ещё и человек 20-го века… И просто не понимаю: почему мне не может быть хорошо в моём времени – чтобы меня не тащили насильно к тому, чем человечество уже переболело, и что решило оставить в прошлом? Ведь что прожито, то прожито – но теперь мы уже другие, и с другими понятиями в том числе о ценности жизни и правах человека! А если кому-то неймётся в тоске по временам, когда человека можно было подвергнуть публичной порке, проткнуть шпагой на дуэли, проиграть в карты как крепостного, сдать на 25 лет в солдаты – то вот и вся их честь, и всё благородство. И видно – какой элитой хотели бы быть, и как нами править. И не им рассуждать о наркомании в школе и хамстве в сфере обслуживания – и тем более, не под них переписывать историю! И не им – наводить в стране порядок... Тем более, смотрите, как вообще решают, что считать Россией, а что – нет… Пьяный кабацкий разгул, нищие на паперти, бояре и купцы, подающие им милостыню, постящиеся попы, юродивые, толпы, идущие к храмам на поклонение – это Россия, а проект «Венера – Галлей», Московская Олимпиада, Байкало-Амурская магистраль, и даже победа во второй мировой войне – это «система». И чисто географически – тоже… Кому Сибирь – не Россия, кому Крым – не Россия, кто, наоборот, такой уже сибиряк, что само существование у России какого-то юга ему – всё равно, что кремовая роза на чёрном хлебе, кто – вопит об уходе с Кавказских гор, сам и так давно уже сидя на Западе, но– все они числятся в патриотах и радетелях о благе Отечества. А тут – жди и жди двойного гражданства, пока идут помойные разборки между ветвями власти и до тебя никому нет дела. Жди и верь – что тебя ещё не совсем забыли, что не настолько меньше нужен тем, кто сейчас говорит от имени всей России – чем все эти ряженые под якобы идиллическое прошлое, которое только и согласны считать Россией – a Россию нынешнюю, настоящую, действительно готовы подвести под престол любого фюрера, погнать к любому трибуналу, при этом демонстративно рыдая о каких-то старых репрессиях, каясь и постясь… И ещё ссылаясь на мистические силы, высшую справедливость, так что можно подумать – действительно знают о готовящейся агрессии против землян, и уже заранее приветствуют её – чтоб те «навели порядок»! И в стране с такой историей – это считается достойной позицией?
– И всё это – на виду у каких-то реальных мистических сил, иных цивилизаций...– ответил Тубанов.– Земное человечество в ожидании космического откровения... Хотя знаете, похоже: и ждут-то, собственно, не инопланетян – а персонажей своих, земных мифологий... И не контакта на равных – а именно одностороннего откровения, ниспослания высшей справедливости, авторитетного решения свыше чисто земных вопросов… И не обмена научными и культурными ценностями, не знакомства с тем, как иной разум, сформировавшийся в иных условиях, воспринимает и познаёт мир – а священного водительства соответственно своему, земному уровню понимания. Ну, как если бы современный европеец попытался стать этаким священным вождём племени уровня каменного века – встав на страже его первобытных идеалов с современной мощью и мудростью... Но сами-то современные земляне – уже не дикари! У землян – уже есть свои космические корабли, глобальные компьютерные сети! А в инопланетянах, получается – хотят видеть всё те же древние племенные божества? То есть – кто-то должен явиться сюда в облике инопланетян, со сверхвысокими технологиями, но при этом назваться для землян именами тех богов, и в таком качестве взяться улаживать земные проблемы? Но непонятно – племенного уровня, как тогда, или глобального, как сейчас?
– Не всё тут так просто...– уже спокойнее ответил Мерционов, включаясь в новый поворот разговора. (И странно – снова будто кто-то перевёл разговор, как поезд, на другой путь…) – Это сейчас достоверно известны только отдельные факты обследований землян на борту НЛО – но, по древним мифологиям, действительно какие-то высшие существа постоянно жили среди землян, участвовали в их делах, и даровали им свои знания! И если сейчас их тут нет – чем и когда это кончилось, куда и во что ушло? В возведение «чудесным» способом культовых сооружений и устрашение земным жречеством своих сограждан? В засекречивание инопланетных знаний узким кругом посвящённых – с такой последующей передачей в глубокой тайне из уст в уста, что спустя тысячелетия от них уже мало что осталось? Но всё равно – разве непонятно, что то были древние земляне, и они восприняли, что могли и как могли? А теперь, когда мы уже, казалось бы, способны понять гораздо больше – открытого, на равных, контакта нет. Только – какие-то обследования, биопробы, не всегда понятные видения то с религиозной символикой, то без неё... Разве что… считать всё это какими-то проверочными, тестовыми контактами: как теперь земляне откликнутся на контакты вообще, как воспримут в своей основное массе, чего будут ожидать? А восприняли – как дикари, неспособные сами решить свои проблемы, или дворовые хулиганы в поисках вожака, обладающего мистической мощью…
– Думаешь, где-то там о нас действительно сделали такой вывод?– с явным несогласием переспросил Тубанов.
– Но ты же и их пойми! Или даже лучше – представь, что это ты прибыл на древнюю Землю, и это к тебе обращаются с примитивным поклонением, просят покарать соседнее племя, которое тебе ничего плохого не сделало, а ты не понимаешь, чего от тебя хотят – ведь ты готов дать им всю мудрость своего мира! И вот они начинают сомневаться: истинное ли ты божество, если не на их стороне в этих межплеменных спорах – а у их вождя уже есть подаренный тобой же бластер. Хотя одним бластером, судя по всему, не ограничилось. В той же мифологии описаны целые битвы землян с землянами – таким оружием, какое сами земляне научились производить уже только сейчас, в этом веке! И причём, если для землян это – героический эпос, для инопланетян – что? Криминальная хроника? В общем, не получился в тот раз контакт… Но вот ты не знаю сколько земных веков спустя возвращаешься на Землю, где как будто уже создана своя высокоразвитая цивилизация – а они, оказывается, всё это время ждали пришествия богов, чьи образы сложились на почве той, первой попытки контакта! А от них – повторения тех же чудес и борьбы с теми же врагами веры! И что будешь делать – зная, что на самом деле это просто мифологизированные до неузнаваемости образы членов твоего экипажа? А эти ожидания… Ну тоже – как если бы студенту-старшекурснику вдруг явился его бывший воспитатель в детском саду, чтобы поразить молнией преподавателя-взяточника? Хотя это тогда, дошкольнику, он мог казаться высшим существом, со старшекурсником он в общем наравне! И даже если бы в самом деле сумел каким-то техническим или магическим образом устроить такое чудо с молнией – сам для себя знал бы, что он тоже земной человек! Вот и инопланетяне – зная для себя, кто они такие, не собираются изображать то, чего ждут земляне, но что для них самих неестественно! А земные идеи, земные ожидания – от землян же и исходят...
– А если всё наоборот?– с ещё большим сомнением переспросил Тубанов.– И кто-то хочет убедить именно современных землян – что он всегда, вне зависимости от достигнутого нами уровня, вечный наш воспитатель? И делает он это так – что для землян всегда выглядит как их собственные неудачные поиски, ошибки, глупости, бред, галлюцинации?
– Но зачем? Кому и зачем это нужно? Изображать сейчас для землян их же древних богов, заново диктовать от их имени древнюю земную мораль – возвращая к идеалам тех рабовладельцев и многожёнцев… А хотя, с другой стороны, если уж открытый контакт – то с кем?– задумался Мерционов. – Кого земляне могут включить в состав делегации для контакта? Опять же – толкователей мифов, происхождение которые им, инопланетянам, известно? И – о чём вполне серьёзно пойдёт разговор? Не о Большом Взрыве, тонких мирах, и даже обострении классовой борьбы при переходе к социализму – а…помещаются ли в их инопланетном раю 40 ангелов на острие иглы? Или – кто там в их фауне эквивалентен земной свинье в качестве нечистого животного, а среди них самих – земной касте неприкасаемых, чтобы случайно не оскверниться, и – какие из их пищевых продуктов эквивалентны земным растительным, а какие – животным, в смысле традиционных постов и запретов? А кончится тем, что землянам скажут: во-первых, почему вы так уверены, что подобные ваши идеи и представления должны быть известны по всей Вселенной и всем в ней понятны; а во-вторых, если в ваших идеологиях так многое основано на какой-то высшей воле, которую хотите в себе ощущать, чтобы она постоянно направляла вас – и стало быть, настолько психологически несамодостаточны – то может быть, вы вообще… не индивидуумы, не личности в нашем понимании? И вот когда мы видим вас и говорим с вами – с кем или чем реально имеем дело?
– Правда, не хватало ещё, чтобы подумали, будто землянин действительно жаждет какого-то симбиоза...– обеспокоенно согласился Ареев.– Хотя и трудно представить существо – по крайней мере разумное – которое желало бы такого. Но откуда тогда сама идея...
– И почему на ней так многое основано в мифологи и идеологии землян,– добавил Кламонтов.– И это уже совсем непонятно – и даже страшно…
– И о чём – тоже наверняка знают реальные НЛОнавты, наблюдая за нами все эти тысячелетия...– ответил Ареев.– Как и о том, какое мракобесие у нас тут порой выдаётся за новое слово в науке и общественной мысли…
– Да, но – со ссылками на них же,– попытался возразить Тубанов.– Высшие цивилизации, иные миры… И непохоже, чтобы кто-то собирался выступить открыто и внести ясность. Как будто нас и вправду считают неполноценной цивилизацией, с которой нет смысла вести дела на равных даже когда-то в перспективе – и потому совершенно безразлично, что мы думаем о них…
– Нет, вряд ли,– усомнился Ареев.– Скорее мы для них – просто этнографический заповедник, которому на данной стадии эволюции предоставлено развиваться своим путём...
– Как и мы – тем же первобытным племенам, на которые нельзя обрушить сразу дифференциальное исчисление… Да, возможно,– согласился Тубанов.– И значит, мы ещё настолько же не готовы что-то понять...
– И вряд ли тут дело в нашем научно-техническом уровне,– ответил Ареев.– Он-то у нас в общем на высоте. Но вот другое – мировоззрение, духовность... Что с этим-то будет в перспективе?
– В перспективе выхода землян на просторы Галактики,– уточнил Мерционов.– Где нужна уже действительно космическая в полном смысле нравственность – а не истеричнее заявления: мы, мол, хорошие потому, что держимся за такие-то обычаи!
– И всё-таки – неужели земное человечество само, по внутренним причинам, пошло по пути нравственных самоистязаний вместо того, чтобы раскрыть положительный конструктивный потенциал?– снова с сомнением спросил Тубанов.– Понимаете, впечатление – будто кто-то тысячелетиями заводит землян в тупики развития, откуда приходится долго и мучительно выбираться... И не забудьте – что угрожало древнему или средневековому землянину за отход от тогдашних «священных истин»! И что – в отличие от нас – он не мог противопоставить им научные знания, которых не было в готовом виде, он ещё должен был дойти до них! Хотя и того ранее что-то было дано землянам в готовом виде…
– И не удержалось в земной культуре, оставшись в виде отдельных, смутных мифологических образов...– печально добавил Мерционов.– Так что – и не оно сейчас определяет, какими методами земляне ведут борьбу между собой, за свои интересы, идеалы и цели. И в том числе – что стоит только какой-то части земного человечества подняться, осознать своё достоинство, начать успешно развиваться, реформироваться, как тут же – «покаяние». Только появилась надежда на стабильное конструктивное развитие, как тут же – вопль: кому-то что-то недодали, кто-то чего-то не имел, кем-то обижен, надо срочно десталинизироваться, «отдавать долги селу», ещё что-то подобное – и начинается «восстановление справедливости», и откуда-то несётся визжащая свора, сметая всё на своём пути...
– И при этом у землян – чувство, что им было дано или даже постоянно даётся что-то извне,– ответил Тубанов.– И везде в земных мифологиях – какие-то небесные или божественные наставники, покровители… И тут же – явно насильственные перепады истории: рушится то, что, казалось бы, не исчерпало себя – а на смену лезет ветхое, отжившее, принадлежащее исключительно прошлому…
– Да, непонятно,– согласился Мерционов.– Но если речь об инопланетянах – как они должны решать земные проблемы? Ну вот – наши идеологи с умным видом и даже как бы душевной болью доказывают нам, что мы как страна и народ уже почти изжили себя, ушли в какой-то там реликт, вот деятелям криминального бизнеса и дозволено почти легально прождать остатки – а нас самих, которые могли бы принести стране реальную пользу, просто забыли тут, в отделившейся республике, под этот вой о тех, кто ничего не может и не хочет; телеэкраны заполонили какие-то бородатые нищие, барака с грязными пелёнками – и всё это тоже брошено как обвинение тем, кто eщё работает; а в целом – над всем будто нависла тупая ухмылка наглого ничтожества, и общее настроение такое: кто хочет дать ещё какую-то надежду – дурак, зато всякий подонок, воющий о тупой безнадёжности – мудрец и провидец… Что должны делать инопланетяне? Как им разобраться, что у нас действительно изжило себя, а что – нет, и кто и зачем пытается впихнуть в гроб то, что вполне жизнеспособно, и – какой и чему они сами могли бы дать новый импульс, чтобы это живое встало из гроба, а «покаяльщиков» с их фальшивым благочестием, лагерным прошлым и злобой на весь мир просто разметало по помойкам дальнего зарубежья, где им самое место? Если – и не знают никаких наших проблем лучше нас самих, и вообще они тут – не покровители и не враги конкретной страны, народа, партии – а просто наблюдатели? А биопробы... Так разве – в Карабахе земляне к землянам гуманнее? А насчёт возможного представительства единой воли всех землян – я уже говорил... Кто может её представлять? Не толкователи цитат – так учёные, которые покорно несут свои разработки военным и политическим вождям гораздо ниже себя по уровню, или – сами вожди, которые и между собой неизвестно как сумеют договориться. И откуда у землян эта тяга апеллировать к высшему разуму: не решать всё самим – а ждать контакта в роли просителя… которому как бы и не подали своего рода «нищие деньги», не сумев понять его проблем?
Ещё некоторое время все ошеломлённо молчали. Кажется, Мерционов попал в самую точку...
– Верно...– наконец удивлённо согласился Тубанов.– Вот же она – суть дела! «Высшее знание» – уровня… нищих духом! Кто-то – установит «правильный» порядок, покарает «неправых», решит за тебя всё... Но что получается – для тех, за кого всё решать не надо?
– Что кто-то придёт – и силой решит за них всё по-своему...– тихо ответил Ареев.– А мы ждали высшего знания по нашему уровню...
И ещё несколько секунд все молчали, не зная, что сказать...
– А мы и поверили – насчёт новой эпохи...– начал Кламонтов.– Будто ожидается массовое раскрытие каких-то тайн, ниспослание землянам высших знаний, законов, морали... И всё – из-за поиска новых идеалов и мифов? Сколько людей пустились в погоню за тайным знанием – которое никто не собирался им раскрывать… И например, нас всех – просто послали подальше. В буквальном смысле... И никакие реальные маги, йоги и НЛОнавты прямо не заявили: кто-то распространяет ложные ожидания от их имени, их просто «подставили», решая чисто земные проблемы... И что делать конкретно каждому из нас? Когда тут – после всех этих громких слов об антигуманности «традиционной» биологии – лягушек как резали, так и продолжают резать, а у меня в октябре кончается академотпуск? Правда, формально – ещё в июне, но первая аудиторная контрольная за шестой курс – в октябре. И с педпрактикой на государственном языке – не знаю, что делать...
– А я собирался стать астрофизиком...– печально ответил Тубанов.– Работать на орбитальной обсерватории, побывать на других планетах… И тут пошли сенсации: о пропавших участниках каких-то неизвестных полётов, и что американская лунная программа – возможно, чистая кинофантастика, не более того… Но зато – вскоре то ли инопланетяне, то ли иные мистические силы откроют взамен нашей несовершенной космической техники что-то новое. И тоже – хочешь верь, хочешь не верь. Возможно, в самом деле рискуешь вместе с орбитальным модулем кануть в неизвестность – а потом на Земле кто-то сыграет перед камерой тебя, якобы успешно вернувшегося – а возможно, и нет. Возможно, земные власти способны на такую подлость – а возможно, и нет...
– А я уж было поверил – что всё это вот-вот будет изучаться на физфаке?– напомнил Мерционов.– И даже на собеседовании в приёмной комиссии, и на самом экзамене – рискнул употребить термины индийской философии! В чём, наверно – и есть подлинная причина моего провала. Намекали же они мне сразу – физфак, мол, не для мистиков! А я не придал значения… Хотя, с другой стороны, эти термины сейчас – у всех на слуху! И вот – ты хоть куда-то поступил, а я...
– А что мне было делать? У меня ведь жизнь идёт – пока они хранят глубокомысленное молчание по поводу всех этих сенсаций! И не хотел бы потом мучительно догонять лет в 40 то, что не успел в 20 – и чувствовать: всё равно уже что-то катастрофически не успеваю! А тут – какая ситуация: одни, ссылаясь на теорию Козырева, утверждают, что существующая теория звёздной эволюции неверна, а другие продолжают, как ни в чём не бывало, преподавать её в вузе! А я просто вынужден поступать хоть куда-то – чтобы потом, когда будет больше ясности, знать, куда перевестись! Но пока ясности нет...
– При том, что на термоядерных реакциях построена вся современная астрофизика,– ответил Ареев.– Но не считать же в самом деле студенту – будто всё только выглядит, как если бы они происходили в недрах звёзд! Хотя и учиться 5-6 лет, чтобы оказаться в положении нынешнего историка КПСС – не хочется. Но даже быть специалистом в области чистой фикции – ещё что... Я вот, например, собирался стать астрологом, посещал курсы, изучал литературу – и казалось так ясно и понятно, что как будто мог открывать свою практику! И причём, имел в виду не ярмарочный уровень, когда просто угадывают потаённые желания клиента – а серьёзный профессиональный, рассчитанный на тех, кому действительно нужно знать свою судьбу! А это – не шутка… Там же, по существующим правилам толкования положений и аспектов планет в гороскопе, линий и знаков на ладони – может получиться и «непродуктивная молодость со слабым здоровьем и ранней смертью», и «ранение с выпадением внутренностей», и «сгорание», и «смерть будет публичной или по приговору суда»... Представьте уровень моральной ответственности! Хотя я всё равно не мог смириться с такой фатальной предопределённостью, стал искать другие источники – и оказалось, там всё толкуется совершенно иначе! Есть вообще совсем иные методики построения домов гороскопа, и – каким-то образом вычисляются так называемые лунные стоянки, жребии, арабские точки, колесо Фортуны, аспекты планет к куспидам домов, но одни астрологи это учитывают, другие – нет… Так же, кстати – как и крупные астероиды, и неподвижные звёзды, и даже Плутон! А это – уже не фиктивные точки, это реально наблюдаемые небесные тела! И вообще, если речь об астрологии как естественной науке, а не своде чисто формальных толковательных правил – должны, видимо, существовать объективные факторы, которые реализуются в плоскостях земного экватора, эклиптики, лунной орбиты, ну и для данной конкретной точки земной поверхности – местного меридиана и горизонта? Что мне, правда, принять труднее: точек на земной поверхности, и соответственно, проходящих через них меридианов и горизонтов – можно выделить бесконечное количество... Ну, и что получается? Лунный узел, конечно – точка не фиктивная, в ней пересекаются плоскости эклиптики и лунной орбиты, а… эти все каким-то сложным образом вычисляемые точки? Там-то – что пересекает какую астрономически значимую плоскость? А главное – как я на такой основе могу рискнуть давать людям серьёзные профессиональные прогнозы их судеб? Так что видишь, Хельмут – чего я тоже чуть было не натворил с самыми добрыми намерениями. И от чего – «альтернативные» пути, оказывается, тоже не застрахованы. И тоже – никто не предупреждает, что это нам предлагается не единая, надёжная, тысячелетиями выверенная методика – а плоды разных традиций, спор которых тысячелетиями не разрешён! Не альтернативное или высшее – а спорное знание, с которым надо быть очень осторожным! Хотя кто-то же изучал астрологию раньше – ну, пусть только в плане её критики – но что, им тоже нечего нам сказать?
– А что такие могут,– с досадой ответил Мерционов.– Наскоро вызубрят самую малость – и важно восседают, как какой-то типун на языке человечества: «Этого не может быть потому, что этого не может быть никогда». А возникнет спор, столкновение идей – и ответить нечего с «единственно верной» линией аргументации, которую зазубрили...
– А тут ещё в политических целях – создали моду конкретно на пророчества, неблагоприятные для социалистических и революционных идей,– предположил Тубанов.– Хотя – та ли тема, с которой можно играть?.. Я вот, например, знаю случай: родителям одного человека было предсказано, что он проживёт всего 25 лет, а он случайно узнал – и решил уже не поступать в вуз, так как всё равно не успевал окончить, доживать на временных работах, да ещё поспешно неудачно женился, чтобы оставить хоть какое-то потомство... А потом был всё-таки 26-й день рождения – и не столько радость, сколько шок от мысли: не узнай тогда о предсказании, жизнь сложилась бы иначе. А так, пока всё более-менее наладилось заново, в 40 – ещё только аспирант… Или вот другому, я тоже знаю, было «достоверно» предсказано: где-то через 3-4 года умрёт его родственник – а как раз в практическом плане многое решало получение наследства. И он тому, конечно, не сказал – зачем отравлять оставшиеся годы жизни? – но сам остался в ожидании исполнения пророчества. Прошло 3, 4, 5 лет, ничего не случилось, наконец снова случайно встретил того предсказателя – и выяснилось: те «3-4 года» вполне можно было понимать и как 34 ! Когда тому будет уже под 90 – но и у этого подойдёт пенсионный возраст… И сам – уже как бы виноват, что пытался строить планы молодости на ожидании смерти родственника, которому вовсе её не желал! И вообще, субъективно как раз он – пострадавшая сторона… Вот как тут всё непросто – и надо быть осторожным. А те – сразу делят общество на мудрецов, которые знают всё наперёд, и дураков, которое их не слушают, и сами виноваты…
– А – игра пророчествами о судьбах народов, государств?– не смог сдержаться Мерционов.– Целые сценарии грядущих мировых войн – с указанием точных дат, что когда будет захвачено или разрушено; с телеэкрана – в каком году в Атлантическом океане утонет такая-то провинция Канады, а в карстовую пустоту провалится окраина Москвы... И всё – как-то так, будто речь о необходимых издержках в плане восстановления мировой справедливости, о прахе под ногами чего-то великого, чему они служат! А кто с ужасом узнаёт, что он – житель обречённой территории, так начни пытаться что-то всерьёз выяснять – сразу станет посмешищем! А эти всегда вывернутся: у них особое нетрадиционное мировоззрение, особый способ описания мира! Хотя случись например, что на пути мировой справедливости в их понимании окажется «иномарка» или дача кого-то из них же – удовлетворит их тогда «особый способ описания мира» или нет? Или – кто-то из зала встанет, наведёт автомат и скажет: вот, мол, есть ещё такое пророчество, что в последние времена будет проповедовать, обольщая незрелые души... ну скажем, некто Репрессиров Адольф Виссарионович – и причём, мы по каким-то своим магическим таблицам вычислили, что это как раз вы и есть? И стало быть, согласно откровению ещё какого-то там… Пострадамуса Гулагского от 37-го года до невесть какой эры – конец света прямо тут, сейчас, лично с вас и начнется? И – он сразу завопит как резаный! Ему страшно захочется жить! А так – ничего этого с собой не соотносят, и играют на туго натянутых нервах человечества, считая себя в безопасности! Да ещё, случись действительно серьёзная трагедия, вылезают со своим злорадством: «Вот видите, а мы предупреждали!» А о чём предупреждали-то? Что высшим существам – всё можно, а земному человеку – ничего нельзя? Или почему их предупреждения никогда не бывают конкретны и своевременны – а уже потом лет через 100 вдруг выясняется, что за 200 лет до того кто-то что-то знал? И как ловко устроились: авторитет есть – как же, толкователи высших знамений! – и реальное ответственности никакой, ведь как бы не всерьёз! Специалист по конкретным вопросам может ошибаться, потому с него весь спрос, а эти всегда всех критикуют, высокомерно поучают, и всегда – выше всякой деятельности и проблем...
– Будто ту же космобиоритмику нельзя изучать средствами науки,– ответил Ареев.– Хотя – и изучают же... И в чём-то подтверждают традиционную астрологию...
– Да, но тут дело не в том, кто прав – а кто больше пострадал от прежних властей! И не обязательно – за истину! Наоборот, задним числом должен быть прав тот, кто пострадал всё равно за что! И наверно – уже какая-то наша национальная черта... А то и в других странах есть неприкаянные и непризнанные – но там из-за них не колошматят судьбы целых поколений, не «срезают» в таком масштабе элиты, чтобы вывести на их место вчерашние низы! А тут никто и не думает – что в «покаянную» эпоху есть своё молодое поколение, которое на что-то надеется, готовится приложить силы… И вдруг – всесокрушающий вал «покаяния», конвульсивная вакханалия восстановления справедливости к каким-то бедным, слабым и пострадавшим, которых оказывается совершенно несметное количество! И даже порядочный человек, кто сам поддерживал конструктивнее реформы, может услышать о себе, что он враг или чей-то прислужник, едва ли не обокравший тех, кто страдал – хотя в чём конкретно его вина, и на что мог повлиять? И в области научных, философских проблем – тоже: ты верил в такие идеи – и жил в родительском доме на всём готовом, а кто верил в другие – чуть живым вернулся из лагерей. Хотя возможно, всерьёз намеревался переводить волков и крокодилов на вегетарианство – согласно той же «Розе Мира»! Нет, я вообще понимаю – человек, по каким-то причинам не получивший систематического образования, мог своим умом дойти до чего-то, что на его уровне знаний кажется верхом мудрости и гуманности – но на этой почве делать из него непререкаемого идола, страдальца за высшую правду, не подлежащего обычной человеческой критике? Потому что надо свалить какую-то «систему» – и наплевать на судьбы тех, кто за ним последует?
– И казалось бы, верх гуманности – искоренить всякую плотоядность,– ответил Кламонтов.– Но начнёшь разбираться – где предел? Допустим, с волками и крокодилами кому-то на его уровне всё ясно – а как насчёт рыб, морских звёзд? Или киты должны питаться не зоопланктоном – а чем? А как быть с вошью или аскаридой, на какое вегетарианство перевести их? А – инфузории, амебы? Их – тоже надо приучить поедать только растительные клетки? И вот – доходим наконец до бактерий и вирусов… И что, минерализация органических остатков, если они животного, а не растительного происхождения – тоже под запретом? Но как быть с тем, что эти остатки всё равно будут накапливаться? И вообще – со всей системой биогеохимических циклов, складывавшейся миллиардами лет? А это – уже круговорот химических элементов в планетарном масштабе! И кто-то готов всерьёз взяться радикально изменить его – на генетическом уровне у миллионов видов живых организмов? И я же сам не против идеи блага всех живых существ – но куда студенту-биологу деваться от вопросов, которые неизбежно встают при попытке представить это на практике? Тем более – именно с плотоядности, с гетеротрофности и начиналась эволюция земной биосферы миллиарды лет назад…
– И нашей,– подтвердил Селиверстов.– Мы уже тогда это знали. По крайней мере – сейчас так помню. И никакой вины человека разумного тут нет, это – доставшееся ему наследие миллиардов лет эволюции! И совершенно нет повода мучиться чувством греховности в этом, легендарными запретами каких-то земных богов... Хотя есть тут свои непростые и нелёгкие для разумного существа нравственные проблемы – но не решать же их так: мы можем обойтись без того-то – мы хорошие, ты не можешь – ты и пропадай! А вообще интересно получается сопоставить: в чём, по их мнению, виноваты мы – и на что пришлось бы пойти, чтобы удовлетворить нравственные искания их самих. Не говоря, что вряд ли возможно на практике...
– И мы же на самом деле не знаем, как иные цивилизации решили для себя эти проблемы,– добавил Мерционов.– И трупы коров и овец на местах посадок НЛО – тоже о чём-то свидетельствуют. То ли они сами не настолько выше нас, как мы ожидаем, то ли без экспериментального биологического материала не обойтись и им – на тысячелетия опередившим нас и тысячелетия наблюдающим за нами. Да, тысячелетия…– повторил он уже с какой-то новой мыслью.– И значит, их духовная культура достаточно стабильна для этого… А – наша, земная? На сохранение чего в ней в масштабе тысячелетий мы можем рассчитывать? А ведь исследования дальнего космоса – если не будет освоена телепортация – и могут потребовать тысячелетий. Но что можно планировать, какое долгое дело начинать – если тут уже через десятки лет происходят массовые обретения новой веры, да ещё проспавшие века «коренные нации» ждут, кого бы спихнуть с исторической арены?.. Проснёшься где-то у Земли через тысячу лет анабиоза – а ты тут никому не нужен, тебя тут не ждали. Носятся какие-то басмачи с оружием, ищут, кто кому на кого донёс, кто кого посылал в тогдашний Афганистан, кто и в каких именно не тех богов верил, бывшие ветераны с истошным рёвом сносят памятники самим себе и уходят в монахи – а тебя самого разве что смутно помнят как лжепророка, еретика или демона какой-то новой религии… Да, и знаете, у меня даже как-то был сон – или не просто сон, теперь уже не знаю… Будто я на борту звездолёта или орбитальной станции просматриваю журналы «Техника – молодёжи» – а кто-то тут же спрашивает: уверен ли я, что всё так и будет на самом деле в мире, куда собираюсь? И это – как бы ещё до моего рождения, ведь эти номера я видел и наяву, они есть у меня дома, но они – за 71-й, 72-й год... То есть – как бы обсуждаю с кем-то перспективы моего рождения здесь? И уж не знаю, могло ли быть в буквальном смысле, но как сон – очень символично. Чего ожидает очередное поколение землян – и что получает. Вот и рассчитывай на века вперёд, и чувствуй себя звеном в цепи поколений...
– А мне, бывает, снится тот вагон-призрак,– со вздохом признался Ареев.– Иногда – будто я в нём совсем один, и он едет сам coбoй непонятно куда. А иногда... Ну знаете, как раньше изображали на журнальных обложках очередной съезд КПСС: в виде такого величественного корабля или локомотива, от которого внизу удирает что-то мелкое и злобное? И так же – в моих снах: едет по рельсам вагон, с нашим гербом, флагом – а по обочинам копошится это болото с фальшивыми орденами и ворованными «иномарками». И я вижу вагон снаружи, но при этом знаю, что я – как бы там, внутри…
– Сейчас мы все – как пассажиры того вагона,– горестно согласился Мерционов.– Чувствуем себя продолжением одной истории, а она – уже как бы другая. И в ней мы вместо репортажей о том, как в быт советского человека входит компьютерная техника отечественного производства, смотрим – об убийствах, самоубийствах… Как – кто-то теряет человеческий облик, оправдываясь афганским прошлым, кто-то треплется, что человека надо заставить «крутиться» в экономике, как голодного волка в поисках пропитания, на которого всем наплевать, будто он – не часть разумного общества, а дикое животное, хищник-одиночка… Да ещё – бывшие диссиденты захлёбывается от восторга: раньше, мы чувствовали себя быдлом, а теперь стали народом. Надо же, что им для этого понадобилось,– не скрыл презрения Мерционов.– И думаете, способны они понять, что для кого-то шока от распада единой страны хватит на десятилетия? Нет – они yжe пострадали, и ничего больше не хотят знать. Имеют право кликушествовать, что чьи-то враги будут гореть в аду, глумиться над верой в лучшее будущее, насиловать чувства людей, их память – верой, что кто-то вдруг явится и всё за всех решит...
(И снова – видение толпы с факелами! Нет, что-то тут непросто...)
– И вот это особенно тревожит,– ответил Селиверстов. (Снова – как бы стык или поворот в разговоре. Да, странно – уже в третий раз. И никто не заметил...) – Нет ли тут чего-то большего, чем просто земная мифология... Да, многие народы Земли, согласно их мифологическим представлениям, кого-то ждут. Но дело в том, что народы Центральной Америки уже и дождались – тех, кого должны были узнать по светлой коже и бороде – и что с ними стало? И всё равно в умах землян будто продолжают возводиться троны для грядущих идеальных правителей. (Кламонтову вспомнился сияющий трон из сновидения.) И в земных легендах – какие-то боги устанавливают законы и запреты на уровне чисто земного, даже чисто местного мышления, и их образы так переплетаются с образами уже явно космических учителей земного человечества, как Оанн из шумерских легенд, Хуан-Ди, сто лет правивший в древнем Китае, Номмо из мифологии догонов – что сразу и не отличишь, где там какой мифологический план, где и о чём речь. А ещё – эти легенды о гневе богов на людей...
– А это – знаете откуда?– вдруг сообразил Ареев.– Ведь если инопланетяне решили покинуть землян, в которых разочаровались – им как-то надо было убрать все следы своего пребывания здесь! А значит – взорвать или затопить всё, что не могли увезти с собой на звездолёте! Например – те же гигантские сооружения, построенные при помощи их технологий! Вот земляне и стали воспринимать всякие, даже чисто природные катастрофы – как содержащие некую мораль!
– Так это вообще свойственно землянам – проецировать на всё свою мораль, приписывать всему свои психологические качества,– ответил Селиверстов.– Не в обиду вам будь сказано – есть же у землян такое. Это нам было очевиднее, что не всё в мире совершается по человеческой логике… Хотя насчёт эвакуации инопланетян, похоже, ты прав. Но это тогда было просто – взорвать, затопить, забрать с собой то, что для землян было недоступным чудом. А теперь земляне стали выходить в Космос сами, на основе своих технологий – но сравните, как представляли своё космическое 6удущеe раньше, и как представляют сейчас! Тот чистый, светлый образ землянина будущего – с тем, что пишут теперь! На орбитальных станциях, на других планетах, в подводных городах – войны, диктатуры, преступность, безуспешная борьба с ней, экологическая и моральная деградация, стычки обитателей каких-то свалок за сферы влияния… Что думать реальным инопланетянам о землянах, которые так представляют себя? И кто согласится допустить их к чему-то на равных условиях с собой? Зачем им нужно, чтобы такой землянин и в Космос потащи за собой архаичные социальные структуры, в которых он здесь, на Земле, состоит – и вскоре опутал ими Галактику? Тем более, видите, что земляне бывают готовы считать великой космической истиной, за которую не грех сразиться насмерть! А вполне может оказаться: на какой-то планете – неделя состоит из четырёх дней; в году – восемь месяцев; или вместо одного такого спутника, как Луна – целых три, но поменьше! И сразу вопрос: что считать пасхой, рамаданом, пятничным намазом? И что будет с теми, кого сочтут еретиками и отступниками по ходу разбирательства в этом? Хотя землян и так могут безо всякой задней мысли спросить: что за обряды такие вы вдруг бросаетесь совершать, что за ограничений придерживаетесь, что это вам даёт? И тут окажется, что для землян это – святое, непререкаемое, не подлежащее обсуждению. А те подумают: зациклило на абсурдных в данных обстоятельствах стереотипах поведения – и дальше, как говорится, возможны варианты. Ведь это только землянам очевидно – что и на звездолёте, и на другой планете нельзя преступить обычаи каких-то древних крестьян или кочевников. А тем – так же очевидно, что астронавт – не земледелец, а звездолёт – не деревня и не скит! А уж дойдёт до вопросов ценности самой жизни – или вообще правовых... И тоже – на Земле так очевидно это «равенство всех перед законом», что земляне даже не задумываются: кого – «всех»? Кто принадлежит к земному биологическому виду «гомо сапиенс»? Но инопланетяне-то к земным биологическим видам не принадлежат! И между собой – разных видов, из разных биосфер! А некоторых, возможно, вовсе к биологической жизни в земном понимании отнести трудно, для них пришлось бы ввести в земную классификацию категории выше надцарства, чтобы как-то их определить! И потому в сложившемся межпланетном сообществе должны быть иные, более универсальные критерии, кого считать разумным существом – основанные, скорее всего, на уровне интеллекта. А интеллектом – и земной академик не равен дебилу, или… аскет-отшельник – наркоману! Но вот представьте: случилась правовая коллизия – и инопланетянин на Земле узнаёт, что приравнен фактически к дикому животному, но «отсидевшему» и тем как бы отдавшему некий долг за насильственно прерванные жизни других землян! И конечно, ставит вопрос: почему так? А – в ответ? Что это он – расист, фашист, оскорбитель чего-то святого? Вот и имей дело с землянами, да ещё на равных... И вот именно, не решили ли когда-то высшие цивилизации так: если уж землянин по психологической природе – и не суверенная личность, и не космическая сущность, а скорее – особь малой группы, чей-то подданный, пленник традиционных идеалов и мифов, беспомощный без вороха направляющих догматов и табу – почему и не воспользоваться этим, чтобы обезопасить себя на перспективу от возможной космической экспансии таких существ – ниспослав им соответствующее «высшее знание»? Внушить чувство какого-то покровительства – но и страх кары за попытку узнать больше – и пусть бьются в этих пределах, и не будут никому угрозой? И разве что на случай, если земляне в дальнейшем поймут, что иной уровень знаний и мощи требует и иного уровня духовности – можно, так и быть, предусмотреть в «высших учениях» что-то, соответствующее и такому уровню? Вот и получилось: вместе, под одной обложкой – собрана и истинная мудрость, и та, нищих духом...
– И как же, по их мнению, подняться на новый духовный уровень?– переспросил Ареев.– Если надо прорваться сквозь ужас такой кары даже за попытку к этому?
– Не знаю, это только моё предположение,– ответил Селиверстов.– Хотя конечно, и жестоко по отношению к землянам, если в самом деле так было...
– Итак, разочаровались в землянах, прервали контакт, увезли свою технику с собой...– повторил Мерционов.– Но и то ещё вопрос – всю или нет. И потом, сами-то знания, данные землянам, остались! Вот и надо было как-то запутать землян абсурдом, принизить значение этих знаний – чтобы они не могли стать источником нового военного зла и страдание, по крайней мере, для самих землян! А в результате – на тысячелетия увели мысль землян в тупики противоречий, породили взамен военного идейное, информационное зло...
– И уже, видимо, сами не знают, что делать,– продолжал Ареев.– Так запутались в собственных легендарных образах, что не могут решить: когда и какую правду открыть землянам?. А тем временем непонятные чудеса здесь, на Земле, продолжают происходить – но и сумма знаний земного человечества увеличивается. И всё сокращается простор для возможного мифотворчества, недомолвок. Когда-то уже просто нельзя будет скрывать какую-то правду... Но – что тогда? Как будет – и каковы последствия?
– Да, сумма знаний земного человечества всё увеличивается,– согласился Селиверстов (и снова всё тряхнуло странным – не физически, а лишь психологически ощутимым толчком. Но в самом деле, что это?).– И тут тоже свои проблемы… Вот говорят – даже учёные близких специальностей с трудом понимают друг друга. Хотя мне самому трудно представить, как это физик-ядерщик может не понимать астрофизика или эволюционист – генетика, но так говорят… Или речь – об исторически сложившихся разных подходах , как например, в психиатрии и парапсихологии... Но нет, «альтернативщики» как раз и напирают: что же будет, если окажется, что накопленная сумма знаний и в общих чертах уже чрезмерна для одного отдельного, пусть самого гениального мозга, который способна породить земная клеточная биоматерия? Распад единой системы знаний на отдельные, уже не столько научные, сколько мифологические направления, основанные на собственных методологиях и системах понятий, каждое из которых – тайна и мистика для остальных? И какая уж достоверность информации: один землянин не сможет объяснить другому, что составляет предмет его специальности, но и сам будет только считать что-то по формулам, выведенным другими, даже никак не представляя то, что стоит за полученной цифрой? Хотя повторяю: сам я довольно отчётливо могу представить и волновые свойства частиц, и сокращение и искривление пространства, и разбегание галактик, и параллельные миры, и «чёрные дыры», и даже такую, казалось бы, чистую абстракцию, как импульсные и фазовые пространства, да и ещё хочу – и чувствую, что могу – понять и усвоить многое. Тем более, есть данные о больших неиспользуемых резервах мозга земного человека... Но, с другой стороны, почему землянина во всех его поисках так упорно норовят ограничить одним узким направлением, как бы измотав до предела на малом пятачке знаний, а в политике, идеологии – тупость самоограничения одной идеей считается даже своеобразной доблестью? И тут нам говорят: видите, вы скоро безнадёжно запутаетесь в сложности ваших формул и теорий – а на уровне мифологии всё чётко и ясно…
– И что... думаешь, в этом – и есть причина массового бегства в архаичное сознание?– переспросил Кламонтов.– В… уже буквальной, на уровне информационной ёмкости, ограниченности чьих-то умов?
– Мне самому страшно от такой мысли,– признался Селиверстов.– И я очень хотел бы верить, что это не так. Но – ты даже сам не представляешь, как далеко ты смотришь вперёд, Хельмут… Да, мы должны успеть понять, что представляем собой как разумные существа, что в нас имеет какую природу – плотно- или тонкоматериальную, вещественную или полевую – и на какую эволюцию способно в перспективе. Успеть – до возможных кризисов разума, цивилизации, человечества как вида… И насчёт остатков животных программ в человеческой психике, и что земная органика в общем идеально приспособлена к земной биосфере, но только и исключительно к ней – ты тоже прав... А так как мы хотим продолжать собой эволюцию живой материи – которая когда-то вышла на сушу, освоила толщу атмосферы, а теперь на очереди космическое пространство и соседние планеты – уже нам как разумным существам, видимо, и решать, какими для этого быть. Какими – для Земли, какими – для Космоса… И конечно – дать шанс к совершенству всем, но самому не споткнуться о несовершенных. И не пойти по ошибке за ответами о будущем – к беглецам в прошлое...
– И наверно, каждое разумное сообщество на определённом этапе развития ставит этот вопрос,– предположил Ареев.– Достаточно ли составляющие его индивидуумы совершенны по своей природе как разумные существа – и не могут ли воссоздать себя как-то заново, более совершенными? И наверно – оказывается самой сложной из задач, которые до тех пор ставило это сообщество...
– Если только потом самой сложной не окажется проблема взаимопонимания «старых» и «новых» его членов,– ответил Кламонтов, вдруг ощутив, как что-то близкое, знакомое стало подниматься из глубин сознания.– Хотя… Именно научная картина мира, общая для сознания тех и других – поможет им понять друг друга. Это поклоняться непонятному можно по-разному… Но это – и вовсе не путь тех, кто ищет совершенства. И все эти «альтернативы» – не более, чем истерика слабого ума перед новыми вызовами реальности. Но подумать только – они же, цепляющиеся за старое, едва не сумели убедить меня в том, что я опасен для человечества...
– Да, вот на самом деле – отношение к идее «космического человека,– согласился Тубанов.– Лексика новая, а идеи – старые. Почитание каких-то кумиров, какой-то экстаз...
– А кто действительно смотрит в будущее – для них прежде всего оскорбитель старых устоев,– добавил Мерционов.– Хотя маяться дурью под названием «особый способ описания мира» – хорошо, если реальная ситуация не слишком критична, и под ними всё не колеблется. А иначе – сами же побегут к тем, кто адекватно воспринимает реальность, чтобы те что-то им объяснили, или от чего-то их спасали. Но пока всё относительно нормально – сами и не дают хода таким. Запутывают, водят кругами лжи, заблуждений, усматривают в любой неординарной мысли – оскорбительное, даже кощунственное. Вот и попробуй пройти путь к общественному положению, когда уже сможешь что-то решать – и не споткнуться о тех, кому всё ясно, пока всё просто. Догматиков, лжемистиков, психопатов от политики… Которым, чуть что – надо доказывать, что ты не враг их убогих представлений, которые для них, видите ли, священны! А то действительно, кто чувствует новое и пытается сказать человечеству, так сразу – вопли о кощунстве, психиатрический диагноз, ещё что-то похуже, и только потом спохватятся: «Вот видите, а были же те, кто знали...» И жаль только – не отвечает ни за что сполна то быдло, которое раньше определяло общественное мнение. Ведь когда приходится разбираться с серьёзными последствиями – уже не до дряни... Так что хорошая всё-таки идея – вагон-призрак. Только в другой интерпретации: чтобы на нём успевать куда-то вовремя, минуя эту гниль с её «священным» воем...
– Подождите – но там, кажется, так и было!– вдруг вспомнил Кламонтов.– В нём долгие годы странствуют по миру какие-то люди – в поисках ответа на какой-то вопрос… И где он отцепляется от очередного поезда и останавливается – выходят, пробираются тайком в архивы, библиотеки, музеи – словом, хранилища информации, и что-то там читают, рассматривают. И бывает даже: не успев что-то прочесть, телепортируются обратно в уже отправляющиеся вагон – а там, на месте, потом кто-то находит книги, подшивки газет, журналов, неизвестно когда и кем открытые и так оставленные… И так – до тех пор, пока не найдут решение, и вагон не доставит их туда, где оно что-то определяет. Но в самом деле, откуда я это знаю...
– А я – знаете о чём подумал…– начал Мерционов.– Наверно, мы вообще не так всё поняли...
(И снова всё тряхнуло, наступил какой-то перепад. В который уже раз? В пятый?..)
– То есть как?– переспросил Ареев.– Что ты имеешь в виду?
– А что в общем эти видения – не такие глупые и глумливые аллегории современной реальности. Что-то подобное – вполне могло присниться и нам самим, безо всякого внушения. Нас просто сбило с толку, что в случае с Хельмутом – как будто был какой-то гипнотизёр. Да ещё – эти встречи на улице, провалы в памяти... Но подумайте: не странно ли всё-таки, чтобы мы – с такими знаниями, интересами, мыслями – запросто попались на удочку малообразованного чудака, и – человек такого уровня владел таким мощным гипнозом, ну или тогда уж – тот, кто им владеет, стал его так применять? Так вот, не может ли быть, что всё это – вообще не то, что мы подумали?
– А что же тогда?– переспросил уже Кламонтов.– Я не понимаю...
– Да я подумал: а не бывает ли в истории каких-то особенно нестабильных эпох – когда действительно рвётся сама ткань реальности? И как бы повисают в пустоте начала и концы событий, у которых не стало середины – а потом, когда смыкаются заново уже иным образом, многое обретает новый смысл? И многие люди – действительно с удивлением открывают для себя собственное прошлое, которое помнили совсем другим, и чувствуют, что оказались в чём-то обмануты, но никак не могут понять, в чём дело – однако каждый убеждён в священной истинности именно своей памяти? И начинают искать виноватых – руководствуясь тем, как теперь всё это помнят... Но есть и те, кто во всём этом имеют особое значение. Например, чьи способности, жизненные планы, сама целостность исторической памяти – могут особенно сказаться на выборе линии развития событий. И – есть те, кто могут и считают своим долгом уберечь от лишних неприятностей в этой штормящей, меняющейся реальности именно их – на кого замкнуто что-то большее, чем на прочих? И... если такие люди – мы с вами?
И повисла не просто тишина удивления – тишина прозрения, открытия... Кламонтов понял: он не может сказать, что он – не такой. Да и остальные...
– И не это ли означают смутно запомнившиеся нам встречи и приглашения?– продолжал Мерционов.– А не помним мы даже под гипнозом – только то, чего не было? Отрезки времени, из которых мы, собственно, выпали?
– Так... меня, что же – как бы перенесли из 17-ти часов в том магазине в 3 часа следующей ночи в ту квартиру?– переспросил Тубанов.– Нет, а как же видения? И «сумеречное состояние сознания»? Как ты это объяснишь?
– Вот тут – не знаю. Возможно – как раз итоги попыток то ли нашего подсознания, то ли не знаю чего и где ещё, сомкнуть эти дыры в реальности, дополнив недостающими смыслами… Нo главное: сами эти люди, не знаю уж как назвать – маги, волшебники, воины времени – могут вмешаться только в очень серьёзной ситуации, когда достаточно велико напряжение энергий, а не просто когда попало... Хотя тогда получается – собрание, о котором говорил Хельмут, было всё-таки наяву...– спохватился Мерционов.– Да, тут – не знаю...
– А я – «своей» опасной ситуации просто не помню?– спросил Ареев.– Со мной в те 16 часов что-то просто не успело случиться? Допустим… Но как ты объяснишь сходство мест из видений с местами нашего пробуждения? И почему сразу никто не объяснил нам случившееся вот так прямо?
– А откуда мы знаем, что с чем реально могло сомкнуться? Вдруг как раз – только подобное с подобным? В смысле – что нам приснилось, туда и попали наяву? Или наоборот, сон возникал уже в пункте назначения, потому и связан с ним? А насчёт объяснений... Тоже, откуда мы знаем, что и почему нам не могли открыть? Вдруг наяву там – такой ужас, что для нас же лучше не помнить? А так – просто ещё одно аномальное явление… Хотя и слишком «аномальным» тоже не должно быть – например, возврат в реальность возможен только в безлюдном месте, где никто не увидит. Таком – как закрытый на ночь учебный корпус; вагон, ещё не поданный на посадку; чья-то пустая, но случайно незапертая квартира; или – полуразобранная школа...
– Нет, но и я же был на собрании с этим гуру,– попытался возразить Селиверстов.
– И тоже не помнишь, как потом оказался на соседней улице,– не смутился Мерционов.– Кстати, в тот момент – безлюдной, как сам говорил. Да, а как попал на то, своё собрание – хоть хорошо помнишь?
– Как будто да… Или... Нет... Знаешь, действительно странно...– вдруг признался Селиверстов.– И как я раньше не замечал… А то, сейчас вспоминаю – шёл по городу ещё довольно далеко оттуда, и вдруг смотрю – почти там, на месте. На незнакомой окраине, где до того вообще не бывал… А ещё – момент, когда вдруг представилось, что это октябрь 89-o года, хотя был уже июнь 90-го... А в июне – какая «рожа» из инея во дворе? Но я вдруг подумал: октябрь...
– И у меня так было...– ошеломлённо признался Кламонтов.– Тоже не помню, как пришёл туда, откуда вообще знал о них… И даже в тех газетах потом не нашёл их адреса… И мне сначала, как проснулся, казалось – ещё март позапрошлого года...
– Точно!– воскликнул Мерционов.– Там везде – ещё указания на другие моменты времени – и главное, какие! Ну, помните – 18 августа?
– А со мной это было в ночь беловежского сговора...– подтвердил Тубанов.– Ровно за четыре года до которой – была ещё советско-американская встреча в верхах, и за три года накануне – тоже, да ещё землетрясение в Армении. И у меня там, на лестнице, тоже сперва путались эти даты. Странно только, почему этого нет в моей записи...
– А как мне в видениях почему-то пришла на ум дата – 6 мая?– вспомнил и Ареев.– Помните – деревья с листьями? И тоже странно, что этого нет в записи. А это же потом был день принятия конституции Крыма...
– А октябрь 89-гo – как раз те самые телесеансы,– добавил Селиверстов.
– И в позапрошлом марте – намечалось что-то острополитическое,– вспомнил Кламонтов.– Но тогда – обошлось. Зато – потом… И тут, у нас у всех – связь с какими-то особенными датами... Так... думаете – мы наконец нашли объяснение?
– Да, сразу поверить трудно... Но вы же видите – нам близко именно то, несостоявшееся будущее...– не сразу начал Тубанов.– И – даже интуитивно знакомы его образы из той фантастики. Гигантские космические сооружения, подводные города, сами люди более совершенной конструкции...
– И чужая – эта новая версия истории,– согласился Ареев.– Потому что мы – из той, прежней... А это...– тоже не сразу продолжил он.– Даты каких-то разрывов. Отрыва одной версии от другой...
И снова все умолкли… Неужели... могло быть правдой? Это?..
– И вот… нас всех как бы для чего-то собрали вместе,– сказал наконец Мерционов.– И именно сейчас, сегодня – в чём тоже, видимо, есть свой смысл. Ну, и как думаете – для чего?..
Вопрос оборвался в напряжённую тишину. Никто не знал, что ответить. Мгновения текли – а все сидели молча, словно оцепенев. И только в какой-то момент Кламонтову показалось – будто комнату в самом деле стало мягко покачивать, как вагон на стыках. И даже – будто кто-то именно в этот момент переводил под ней стрелку на иной путь, иную линию развития событий…
8. ОСТРОВ РЕАЛЬНОСТИ
Кламонтов не помнил, о чём думал перед пробуждением – но кажется, он давно уже лежал в полудремоте и о чём-то думал, прежде чем проснуться окончательно. Или, во всяком случае – вспоминал сон, отдельные фрагменты которого снова проплывали в сознании. Вспоминал, с трудом заставляя себя верить, что это только сон – ведь там всё было особенно, необычно реально… И только потом, ещё спросонья, он попытался свесить правую ногу, чтобы встать с кровати – и упёрся в стену. Но прежде, чем этот странный факт дошёл до его сознания, он успел ещё притянуть руку туда, где на стуле должна была висеть одежда – и рука легла на холодную гладкую поверхность. И только тут, почувствовав неладное, он заставил себя проснуться и открыть глаза...
Он лежал на нижней полке вагонного купе. Вагон медленно двигался, мягко вздрагивая на стыках – должно быть, поезд то ли притормаживал, подъезжая к какой-то станции, то ли едва отошёл от неё… Несколько раз через всё купе проползли причудливо меняющие форму на углах переборок пятна света от фонарей за окном – и наступила темнота. Лишь через дверную щель из коридора пробивался слабый мертвенный свет – да каким-то образом снаружи доносился звук, похожий на гулкий свист ветра в кронах ещё не распустившихся в эту первую апрельскую ночь деревьев.
«Приснится же такое...– подумал Кламонтов.– Да ещё – так, в подробностях. Чтобы я даже теперь отчётливо помнил это… И всё равно – только сон. По дороге домой с обычной университетской сессии...»
Ну да, вот именно – это только сне, он жил, работал и учился в одном городе! И – не были здесь, наяву, как-то разрешены им все эти вопросы: насчёт лягушек, педпрактики, духовных исканий, академотпуска… И не было смысла гадать – что и чем именно навеяно во сне, главное – это и была реакция его организма и подсознания на чудовищную физическую, нервную и моральную усталость от рабочих и учебных нагрузок, домашней обстановки, отсутствия всяких определённых перспектив (как – с таким уровнем подготовки в строящейся рыночной экономике, так и – в плане тех же духовных исканий) – что, всё вместе взятое, и сложилось в невероятно яркий и сложный сон. И – не было здесь, наяву, у него и таких знакомых как во сне – которым мог бы довериться, получить совет, услышать мнение...
…«То есть как?– встряхнула Кламонтова эта мысль.– Значит, и они все – только мой сон?»
Да, это был удар... От которого – уже действительно что-то оборвалось в душе. (Да, в той части его существа, которая как бы не имела определённого телесного соответствия...) Он успел так привыкнуть к ним – его собеседникам в этом долгом и сложном сне, так многое доверить им из своего сокровенного, и даже так много узнал от них самих – и вот они оказались… лишь образами его сна? И здесь, в реальности, он уже не сможет встретить их снова – они ей не принадлежат, их в ней попросту нет? (И хотя, с другой стороны, трудно было поверить и в это – но как иначе объяснить факт, что после всего этого он не ушёл наяву из той квартиры, а проснулся в поезде, в пути домой из другого города, куда ездил по своим студенческим делам?..)
«Нет, подожди...– ещё сквозь это потрясение спохватился Кламонтов.– Что за ерунда… Как я могу ехать с сессии – в академотпуске? Или – в академотпуске я тоже был во сне? А наяву... Что сдавал – вчера, накануне? А – что-то должен был сдавать в последний день сессии... Но нет... Я не помню, чтобы сдавал вчера экзамен!»
От этой внезапной мысли сон вмиг как рукой сняло. Буквально в холодном поту Кламонтов вскочил и сел у окна, сам не заметив, как получилось это движение. За окном в предутреннем сумраке бежали чёрные силуэты деревьев – которые из-за разной их высоты казались какoй-тo одной, то стремительно возносящейся вверх, то так же резко спадающей вниз, сплошной стеной – и сквозь неё, однако, временами мерцали редкие далёкие огоньки, тоже вдруг смутно напомнивши о чём-то из сна. Ах да – рассказ Ареева...
Нет, но – как же так? Ведь и забыть об экзамене и сесть в поезд, не сдав его, он наверняка не мог! Тем более, поезд отправлялся вечером – и (если уж допустить такую почти невероятную возможность) весь день он должен был ощущать дискомфорт, чувствуя: не сделал чего-то важного! Но и такого вчера не было… Хотя... вот именно – что было вчера? И… почему он вдруг понял – что не помнит никаких вчерашних событий? (И тоже – как в записях на кассете из сна...)
Спустя несколько мгновений первое замешательство прошло – и Кламонтов стал пытаться припомнить события вчерашнего дня в обратном порядке... «Значит, так... Раз я здесь – определённо вечером садился в вагон. А до того? Наверно – ждал на вокзале. Куда, скорее всего, и ехал в трамвае… А ненормальное состояние – просто усталость? Тем более – помню, как шёл вблизи учебного корпуса... Хотя – в обратную сторону? Не от учебного корпуса – а к нему? Забыл что-то и возвращался? Возможно. И всё-таки странно – одни обрывки... Да, а – что было у нас там вечером? Экзамены обычно сдаём утром… Просто занятия? Но какие? И – как какой, собственно, паре? Шестой, седьмой? Даже это не помню... Ну, а... хоть что должны были сдавать на этой сессии? Какой предмет заканчивали изучать? Философию – в смысле, исторический материализм? Нет, то – на четвёртом курсе. Политэкономию социализма? И это было – год спустя, на пятом. Последний раз вообще в истории... Ах да – и вот же когда впервые узнал о педпрактике! Прямо в коридоре завкафедрой проговорился, обсуждая что-то со старостой. А так – официально объявили только на летней сессии, к концу пятого курса... Нет, а... на каком я сейчас? Если… пятый уже был, а шестой – вообще последний? И на нём – самой мартовской сессии уже нет? Только – те осенние контрольные, январская сессия, какие-то обзорные лекции в апреле или мае – и выпускные экзамены? Но мне и до этого далеко… Значит, я всё-таки в академотпуске? Ушёл после пятого кypca? А то иначе не получается… И помню наяву – как подавал заявление, декан уговаривал меня – но я уже решил... Нет, но если так... откуда и куда еду? Или… Нет, подожди… Зачётка!– сквозь внезапный испуг сообразил Кламонтов.– Если что-то сдавал – должна быть запись!..»
Но он вдруг понял: и в самой окружающей обстановке что-то кажется ему странным. Причём это было хоть смутное – но физическое ощущение… Да – рука, сразу облокотившаяся как будто на подушку… лежала на чём-то кожаном! Что, собственно, и было всё время, пока он тут спал, у него под головой – и он принимал это за подушку! И только сейчас его рука опознала на ощупь... сумку, с которой он ходил на занятия! Снова – точно как в рассказе Тубанова во сне... (Да, Тубанов... Как жаль, что – только сон...) И до такой усталости он довёл себя за подготовкой к экзамену? А вот у какому – и надо было посмотреть в сумке, вернее – в лежавшей там зачётке...
И снова с опозданием до Кламонтова дошло – что он уже лихорадочно дёргал застёжку сумки, пытаясь открыть, но и боясь просто оторвать. Но вот застёжка открылась, Кламонтов сунул руку внутрь – и ощутил там... другую сумку, поменьше. Да – с ней он на самом деле ходил на занятия, ведь та, большая, была дорожной сумкой... Но… как одна могла оказаться внутри другой и уместиться там – если обычно обе бывали заполнены до отказа?
Однако, едва попытавшись приподнять меньшую сумку – Кламонтов одним движением извлёк её из большой, дорожной так, будто она была пуста. Едва успев удивиться этому, он рефлекторно пошарил рукой в первой сумке, как будто поняв, что пуста и она – перевернул и встряхнул над столиком, раскрыв вторую сумку – так же обшарил и перевернул её, затем стал проверять боковые карманы обеих сумок, но напрасно – обе были пусты. Зачётка, конспекты, книги из университетской библиотеки, паспорт – всё отсутствовало. И даже его одежда... А в самом деле – где брюки и куртка? Куда он их положил?
Но в этот момент фонарь снаружи на каком-то переезде на несколько секунд ярко осветил всё купе – и Кламонтов успел, обежав его взглядом, убедиться: оно вообще было странным. Ни верхних полок, ни каких-то крючков, откидных сеток или трубчатых креплений для одежды – ни даже намёка, что всё это было… Поверхность переборок казалась совершенно гладкой, без малейших следов наличия в прошлом подобных приспособлений. И оставалось разве что попытаться найти свои вещи и одежду в ёмкостях для багажа, которые, кажется, были на привычных местах: две – под нижними полками, и одна – наверху, над дверью. Хотя всё равно странно: он не помнил даже, как раздевался тут перед сном, куда клал одежду...
Ещё не вполне понимая, что происходит, Кламонтов не без труда – опереться было не на что, к тому же как раз поезд прибавил скорость, и вагон стало сильнее трясти из стороны в сторону – поднялся и, встав на полку, а затем перенеся левую ногу на полку напротив (где, как только сейчас заметил, не было постели, так что ехал в купе он один), несколько раз обвёл рукой пространство ниши над дверью, коснувшись дальней стенки – но там было пусто. Тогда он так же не без труда снова сел на полку и свесил руку вниз, пытаясь найти на полу хотя бы обувь, которую наверняка не мог сунуть в багажный ящик – разве что в узкое пространство между ним и стенкой вагона. Но и там не оказалось никаких его вещей – и он (а что уже было делать?), встав босыми ногами на слегка прохладный пол, не без труда откинул неожиданно тяжёлую полку, сунул руку в багажный ящик – и убедился, что там тоже пусто.
И снова – как где-то там, во сне – ознобная волна дурноты пробежала по телу Кламонтова.… И он – боясь поверить в то, что уже как будто понял умом – eщё paз вдоль и поперёк обшарил руками непроглядную темень багажного ящика, касаясь дна, затем, повернувшись, рывком откинул почему-то совсем не тяжёлую полку напротив, так же несколько раз провёл рyкoй в пространстве багажного ящика под ней, и между ним и стенкой вагона, и снова под столиком, всё более теряя остатки надежды найти хоть какие-то вещи, опустил свою полку, переставив сумки на столик, начал искать и под матрасом, и в постели, надеясь найти хотя бы одежду, сорвал с матраса простыню и встряхнул в воздухе, будто ожидая, что одежда откуда-то выпадет – но тщетно. Он обыскал всё купе, больше искать было негде – и, кроме двух пустых сумок и одежды, в которой спал, при нём больше ничего не осталось…
«Обокрали... Но когда? Разве я не всё время спал на полке – чтобы кто-то мог поднять, пока меня не было? Ах да, я не помню... Но правда – почему? Меня... действительно усыпили чем-то психотропным? И, забрав вещи – уложили на полку? Отсюда – провал в памяти и этот сон? И только? Хотя...»
Кламонтов спохватился, что почти точно повторяет ход собственных мыслей во сне. Ведь и там думал: не могло ли происходящее быть результатом массового психотропного воздействия? И вообще – как странно перекликался сон с реальностью… Пробуждение в вагоне, кража одежды – от которой остались лишь плавки и футболка, похожие на школьную спортивную форму... Да и – сами дискуссии, выяснения (там же, во сне), что и сколь реально в событиях, о которых во сне же шла речь, или которые там же «происходили ранее»... А сама сложность, многогранность, многоплановость, даже какая-то многоидейность сна – неужели лишь результат действия психотропного препарата? Тем более – многого, что он помнил оттуда, наверняка не было прежде в самой его памяти, и вряд ли могло быть даже плодом подсознательной фантазии. Нет, что-то не так просто – и возможно, не обошлось-таки без паранормального. (И тоже как жаль: не спросишь Селиверстова – здесь, наяву! А – он же там знал столько всего, о чём сам Кламонтов понятия не имел...)
«И правда. Непонятно… Сон – о том, что не знал раньше даже как фантастику. Да, вот и чудеса, паранормальное – когда об этом некого спросить. И даже некогда думать, ведь надо – о том, как быть дальше. А тут и с памятью не всё ладно… Не помню, что сдавал, как садился в поезд, на каком я курсе, брал ли академотпуск… И – исчезли все вещи и документы, нет даже денег, чтобы… Хотя – зачем? И так еду домой, в свой город... Или... я его уже проехал? А то и выходить мне – под утро…»
Эта мысль заставила Кламонтова по-настоящему похолодеть от испуга. Неужели мало, что его обокрали, оставив с двумя пустыми сумками и странным провалом в памяти на вчерашние события – он ещё мог проехать свою остановку? Без денег и документов, так что и ехать назад не на что? И – где в таком случае выходить, и тогда уж – какое производя впечатление? Не хватало ещё, чтобы – как Мерционов в случае с мнимой гранатой опять же из сна... Хотя, с другой стороны – при подъезде к станции назначения его наверняка попытался бы разбудить проводник, а этого тоже не было – так что скорее он ещё не доехал… Или... там, где могли обокрасть пассажира – и с проводником могло быть не всё в порядке? И трудно сообразить, что объяснять проводнику... (Да, вот так гибрид из ситуаций, в которых там, во сне, оказывались Тубанов и Ареев. И воры, обокравшие его, могли быть ещё здесь, в вагоне, но и поезд продолжал путь – так что безопаснее: выйти в коридор, искать проводника, пытаться что-то ему объяснить – или пока остаться здесь в ожидании... чего? Своей станции? Или – уже всё равно какой из последующих? А если раньше кто-то попытается войти в купе? Нет, правильно решил тогда Тубанов – ждать рискованно, надо действовать...)
С этой мыслью Кламонтов наконец решился – правда, только легко и осторожно коснуться ручки и толкнуть, чтобы проверить, было ли купе заперто изнутри на защёлку. Но в этот момент вагон особенно сильно тряхнуло – и дверь с вибрирующим металлическим рокотом отъехала в сторону. Кламонтов вздрогнул от испуга – но деваться было некуда, и он после мгновенных колебаний шагнул в коридор...
Свежий ветер ворвался в купе вместе с грохотом колёс на стыках, обдав тело тугой волной предутреннего холода – но Кламонтов сразу как-то и не заметил этого, стоя в тёмном коридоре и захлёбываясь от порывов, налетающих сквозь открытое окно, за которым едва синел занимающийся рассвет, отмеченный неожиданно чёткой линией горизонта. И даже не сразу понял он – что это, должно быть, выступившие от ветра слёзы, как линзы, компенсировали утраченную остроту зрения… В самом же вагоне – было так темно, что с трудом удавалось различить чёрные зияющие прямоугольники соседних купе. Да, странно – не было даже привычного по многим предыдущим поездкам тусклого ночного освещения, что в сочетании с этим рядом открытых купе производило впечатление пустоты и заброшенности, будто здесь вовсе не было никаких других пассажиров – и даже проводника...
Казалось... Или…действительно? Тем более – сам вагон был какой-то странный… И хотя попал же он как-то в состав поезда, где каждый вагон имеет номер и в каждый продаются билеты на опредёленное количество мест – и кто-то наверняка готовил его к отправке, проверяя техническое состояние – но не в том ли и дело, что сразу всё могло быть в порядке, а произошло что-то по дороге, пока Кламонтов, спал?
Ещё какие-то мгновения Кламонтов колебался (как тогда во сне, увидев зачётку снова на пapтe – вдруг вспомнилось ему) – а затем, решившись, подошёл к ближайшему справа купе и заглянул в него. Оно оказалось таким же двухместным – и, насколько смог разглядеть, тоже пустым, причём не было и матрасов, которые Кламонтов привык видеть свёрнутыми на незанятых вагонных полках.
Совсем сбитый с толку и ещё более встревоженный, Кламонтов прошёл дальше – и остановился у купе проводника. Оно тоже было открыто и пусто. Распахнутые секции стенного шкафа непроглядно чернели в темноте. Кламонтов даже не решился зайти внутрь – и, отступив, задел левым локтем что-то тонкое и лёгкое, подавшееся в сторону и с металлическим щелчком захлопнувшееся. Обернувшись, он увидел дверцу отсека, где обычно в вагонах располагался котёл для нагрева воды, но тут(судя по отблеску слабого утреннего света на её поверхности) непривычной – не изогнутой, а плоской формы.
Не зная, что и подумать, Кламонтов прошёл по сузившемуся коридору мимо санузла (во всяком случае – места, где он обычно бывал в вагонах) и, осторожно тронув ручку, неожиданно легко открыл дверь. И хотя тут он сообразил, что вообще не имел плана действий на случай встречи с кем-то – тамбур тоже оказался пуст. Стремительно уносящиеся в сумрак столбы и рельсы в торцевом окне тамбура сразу дали понять, что ехал он в хвостовом вагоне – иначе увидел бы (или тогда уж угадал в темноте) лишь внутренность стыковочного узла, ведущего в соседний вагон.
«Да, странно, и даже очень. Будто за весь рейс проводник не ночевал в купе – и сейчас его нет в вагоне. И я тут действительно – один. После такого сна… Хотя...– Кламонтов решил снова попробовать собраться с мыслями.– Это я видел только три купе – два пассажирских и служебное – а их ещё восемь… И что делать? Пойти посмотреть в тех купе? Но зачем, что я скажу? Если это – такие же пассажиры, как я? Или хуже – могут быть те самые воры... Нет, здесь искать нечего!– решил Кламонтов.– Надо пойти в другой вагон, а уж там проводник должен быть. Или хоть посмотрю – что вообще делается...»
Удивляясь краем сознания, почему не ощущает при этих мыслях сколько-нибудь явной тревоги, Кламонтов вернулся, немного не доходя до изгиба коридора – и выглянул из-за скошенной переборки, отделявшей купе проводника. Коридор был всё так же тёмен и пуст. Кламонтов быстрыми шагами добрался до своего купе, боком скользнул туда – и, схватив обе сумки, почему-то застыл в напряжении. Поезд, не сбавляя скорости, мчался по бескрайней чёрной предутренней равнине с редкими огоньками вдали, и в открытое окно коридора врывался грохот колёс на стыках…
Постояв несколько секунд, Кламонтов наконец решился шагнуть из купе – а там уже ноги будто сами понесли его в сторону противоположного тамбура. В открытые двери других купе он теперь старался не смотреть – хотя краем глаза как будто замечал, что все они пусты. Правда, последнее оказалось закрыто – но он уже принял решение, и ему оставалось только пройти два тамбура и стыковочный узел, чтобы оказаться в соседнем вагоне. Переложив сумки в одну руку, он открыл дверь первого тамбура – который, как сразу увидел через окно в двери, тоже был пуст. Следующая дверь – во второй, переходный тамбур – была непрозрачной, увидеть, что делалось там, Кламонтов не мог. Но опять-таки деваться было некуда – и он, встав напротив двери второго санузла, где обычно в вагонах бывал ящик для мусора, снова осторожно и не без опасения тронул дверную ручку. И вновь, несмотря на видимую массивность, дверь стала неожиданно легко открываться, но Кламонтов решил сперва просто выглянуть в щель – и увидел такое, от чего в первый момент перехватило дыхание. Вернее, он не сразу понял, что видит – так было неожиданно…
Вагона впереди не было. Вместо него в окне переднего стыковочного узла, как в лобовом стекле автомобиля, мчался навстречу и стремительно уходил под днище вагона рельсовый путь… В первую секунду Кламонтов был просто удивлён этим никогда ранее не виданным зрелищем – и только потом до него дошло главное: вагон двигался сам, без локомотива! Уже довольно долго – и вовсе не по инерции! Наоборот, он сам собой набрал такой разгон, что, кажется, мог обогнать скорый поезд! И это уже не во сне, не в гипнозе – наяву!..
Ещё несколько мгновений Кламонтов не мог прийти в себя от увиденного – а потом вдруг, сам не понимая зачем, бросился обратно к купе – но тут же остановился у расписания. Ах да, кажется, он и хотел посмотреть...
И он уже по привычке хотел приблизиться вплотную – но с удивлением понял, что видит каждую строку с того места, где стоял. Правда, и самих строк было как-то немного, и это тоже казалось странным – но он не успел ни подумать о чём-то ещё, ни прочесть хоть одну строку – как вдруг...
Какую-то ещё не успевшую оформиться мысль словно оборвал зaзвучaвший с удвоенной силой грохот колёс – и в этом удвоенном грохоте тьма вдруг резко сгустилась почти до полной невидимости, но уже в следующее мгновение вспыхнула ярким светом и... прямо сквозь коридор вагона и двери купе замелькали жёлтые скамьи пригородного дизель-поезда с редкими предутренними пассажирами, затем дверь купе словно вытянулась на мгновение в длинную ярко-зелёную пластиковую переборку, и снова – уже, казалось, в целый вагонный салон, и оборвалась во тьму, и затем всё это повторилось ещё дважды – и наконец как-то через всю ширину вагона мелькнул стремительно удаляющийся в сумрак хвост дизель-поезда, сквозь который, как что-то нематериальное, только что прошёл этот странный отдельный вагон, в котором ехал он, Кламонтов...
Кламонтову стало так нестерпимо жутко, что он едва подавил в груди крик ужаса – но неизвестно же ещё было, кто и как мог откликнуться на крик, и уже второй импульс страха, порождённый мыслью об этом, будто догнал первый, не дав раскрыть рта...
«Но… как это? Или... действительно так сходят с ума? Или просто я не совсем проснулся?– лишь спустя мгновения заметались мысли (да, снова – как на «экзамене» во сне).– Или всё-таки аномальное явление?..»
И не сразу до оглушённого всем увиденным Кламонтова вдруг дошло – что его неподвижно застывший взгляд так и остался устремлён на висящее между окнами в коридоре расписание поезда № 207/208 Черновцы – Минск, да притом ещё неполное – только посередине листа значилось несколько станций, от Киверец до Ковеля. И эта часть расписания была отделена сверху и снизу ярко-красными, такого оттенка, что казались светящимися в темноте, полосами от гораздо больших по площади пустых полей...
«Но... как... Черновцы – Минск?– снова заметались мысли.– Я, что, вообще сел не в тот поезд? Но куда смотрел проводник? Ах да, тут его нет... Хотя – кто тогда впустил меня в вагон, кто проверял билеты при посадке? И почему Черновцы – Минск, как возможно? Разве этот поезд проходит там, где я садился? А... вот именно – где я садился? И куда, собственно, еду? Вернее – куда должен был ехать? То есть вроде бы ясно, что домой – но откуда? Не с сессии же, в самом деле, если я в академотпуске... Но главное – домой так точно не попадаю. И где выходить? В Ковеле? Всё-таки большая станция... Или на любой ближайшей – пусть маленькая, зато меньше свидетелей? Хотя – что на маленькой, делать дальше, что кому объяснять? Нет – на большой, как Ковель. Правда, будет уж точно как в рассказах из сна. Но разве у меня есть другой выход?..»
А, пока проносились эти мысли – перед глазами стояло расписание, от которого он так и не отвёл взгляд. И снова он не сразу понял – что ещё в расписании казалось ему странным… В самом деле, как мог он отчётливо видеть его в такой темноте? Ведь это снаружи небо немного посветлело – но расписание он видел против света, между окнами, где было по-прежнему темно. И однако, на нём так выделялись эти красные полосы, отделявшие часть расписания – да и сам лист казался слабо освещённым ... тускло-зеленоватом светом?!
Страшная догадка мелькнула у Кламонтова...
И уже само тело как-то среагировало прежде сознания – он, снова не понимая, что делает, бросился обратно в купе, выпустил из рук сумки, склонился над столиком, запустил под него руку – и на каком-то заднем плане сознания понял, что даже больше удивился бы, не окажись там этого ребристого по ободу и холодного на ощупь колёсика с рукояткой для вращения...
– Материализатор…– сдавленно, судорожно вырвалось у Кламонтова.– Значит, всё-таки…
И в тот же момент словно вспыхнуло в памяти – как он уже стоял когда-то раньше в переднем тамбуре вагона, ошеломлённо глядя на уносящиеся под днище рельсы – и так же бросился обратно в купе, и там обратил внимание на необычную, полузабытую остроту зрения, глядя в зеркало на внутренней стороне двери, где и увидел себя примерно 16-летним – хотя вообще мало изменился с тех пор… И уже после этого снова стоял в тамбуре – и его душили слёзы раскаяния… в чёем? Он не успел подумать – а в сознании снова вспыхнул фрагмент, потом – ещё и ещё... Будто искровой разряд вспыхивал и гас, выхватывая отрывок за отрывком напряжённых размышлений, споров – тоже в каком-то вагоне…
…– Да вы же не представляете, до чего я додумался!– в вырвавшемся из глубин памяти крике вины и отчаяния Кламонтов узнал свой голос.– Человек несовершенен – значит, человека надо отменить! И пусть на Земле вместо него живёт какое-то иное разумное существо, созданное заново с нуля и строго по плану! И причём, я же хотел объяснить все феномены разума, исходя из одной только физиологии мозга! Казалось, достаточно повторить её в полупроводниках – и всё, готов новый человек, чистый и совершенный! А почему? Потому что есть партия, которая ещё в начале столетия что-то неопровержимо доказала на веки вечные! А я верил им, и я уважал закон! И не мог представить себя подпольным знахарем в конфликте с государственной властью, борющейся за утверждение высшей исторической правды во всём мире! А тут ещё… Поколение, которое в очередной раз не поставило весь мир с ног на голову – это вообще не поколение! Старшие – ветераны войны, целины, БАМа – вот и нам надо провернуть что-то такое! А то если просто живёшь, учишься, работаешь – ты уже как бы дезертир со всемирного фронта борьбы за всеобщее счастье! Надо жить надрывом, бросаться на амбразуры, кого-то свергать, что-то взрывать, и тут же строить на руинах что-то своё, новое – иначе ты достоин только презрения! И что-то придумать, в чём-то усомниться – нельзя, можно только на всех парах переть напролом, и никаких компромиссов ни с кем и ни с чем, иначе ты – трус и предатель! Так же нас воспитывали в школе? Ну вот, а теперь я – тут, перед вами... (Но – кому это было сказано? Кто стоял в тамбуре рядом с ним?) Пусть не сознательный злодей, но – интеллектуальный грешник… И даже вряд ли полностью прощённый, скорее – просто обезвреженный... И вряд ли ради меня самого – мало ли есть кающихся грешников – а именно чтобы я не совершил какого-то большого зла, Высший Разум даёт мне теперь другой шанс…
– Ну, а мы?– ответил тот, второй.– Что же, тогда и мы все тут – грешники?..
...– Но я же говорю: признать реальность души означало – предать великую борьбу нищих всего мира! Потому что под сиюминутные политические задачи обязательно должен быть подведён чугунный фундамент догм обо всём сущем, и чьи-то конкретные исторические права должны следовать буквально изо всего! Изо всех воззрений по всем вопросам! Вот и получалось, что чуть ты только усомнился в каком-то научном вопросе – и уже встал на другую сторону в этой борьбе! Усомнился как учёный, исследователь – и ты уже враг в идеологии, в политике!
– Нет, подожди, а сам-то ты в чём виноват? (Знакомый голос. Но чей?) Ты просто верил в то, что тебе говорили...
...– Значит, пусть так и будет этот стыд не контролируемых разумом эмоций? И никто и нигде не понимает тех, у кого нестандартные проблемы с его телом? И что, не лучше, если продолжение рода не содержит в себе ничего постыдного?
– Нет, но что бы так получилось? Протез человека, тело без души? Или неприкаянный космический скиталец, у которого нет своей родной планеты? Да, он не умрёт за пять минут без воздуха, это верно... И запасную руку со склада взять можно – но потом же её мышцы и составы без обмена веществ обратятся в прах гораздо быстрее, чем стареет рука нынешнего, биологического человека! А если предусмотреть возможность роста такого тела из своего рода эмбриона – опять же понадобятся сложнейшие молекулярные структуры, которые будут обеспечивать и регулировать этот рост, да и что с ними делать потом, когда рост закончен? Останутся всё-таки обеспечивать обмен веществ? Но тогда это будет снова биологическая жизнь, которая и так уже есть! Тем более, за десятки лет мы и не сумеем создать её заново более совершенной, чем та, что сложилась в природе за миллиарды лет эволюции! А уж учитывая факты регенерации после телесеансов – тем более, чего искать на таких путях, и ради чего?..
...– Вот я и говорю – мы со своей самоуверенностью целую мифологию будущего придумали в нашей фантастике! Типы цивилизаций, кораблей, планет, какие-то выдуманные галактические законы, иерархии… А теперь на Земле стали являться реальные НЛОнавты – и нам осталось только в галактический детский сад ходить с этой нашей самоуверенностью...
…– Нет, а если бы это привело к появлению ещё каких-то иных, не человеческих душ? И что тогда? Разве мы имеем какое-то право так экспериментировать с жизнью, с разумом, со Вселенной? Да ещё и претендовать на население нами или нашими порождениями каких-то других планет?
– Нет, подожди – а им экспериментировать можно? Например – с теми же телесеансами? Ведь и это, по сути – эксперимент над людьми! Но у них как бы есть на это санкция свыше, а у нас её нет? И кстати, они хоть достоверны, эти факты регенерации, о которых ты говорил?
– Ну, а как бы я там, в университете, изучал регенерации? Мне, что, пришлось бы отрезать собакам хвосты, а потом как-то отращивать им новые? Так, как вообще изучает живую материю эта бездуховная количественно-учётная наука? А сама медицина – которая лезет ножами, щипцами, иглами и крючьями в то, что при достаточном уровне духовности излечивается внушением – и главное, что уже умели делать в древности?..
...– То есть технический прогресс – это всё-таки плохо? Ну, а что тогда хорошо? Караванные тропы с костями у пересохших колодцев вместо железных дорог, бригады монастырских переписчиков вместо ксерокса, сплетни заморских купцов вместо телевидения? Ведь так же это было – в те времена якобы более высокой духовности?
– Нет, но я же не отрицаю технический прогресс вообще. Я только говорю: что-то приобретая, мы неизбежно что-то теряем. И сам видишь – там, где раньше справлялся один шаман или знахарь, теперь всё поделили не десятки специальностей – и человека гоняют по кабинетам поликлиники, а там даже не всегда могут поставить диагноз. Хотя транспорт и связь позволили людям Земли лучше узнать друг друга, это верно – но то, что человечество забыло древнею психотерапию... Ну вот сравни: любой шаолиньский монах в любой момент готов провести боевой приём! И у любого знахаря его сила и опыт всегда при себе! А эти в мединституте специально держат физика – потому что врач вообще должен знать физику, но врач же и не в состоянии преподавать её студентам? И вообще что получается, если преподавателю достаточно знать один-два предмета – а студент сдаёт их полсотни? Хотя потом как преподаватель и он обязан знать всего два! И что такое перед тем же знахарем этот специалист с бумажкой об образовании?
– Нет, а он, этот древний знахарь, точно умел лечить всё то же самое, что и они сейчас? И вообще – они со своими тайнами не перехитрили ли сами себя? (Странно, но голос, произнёсший это, казался погожим на голос Мерционова во сне.) Владели этими тайнами всего два или три посвящённых на всё племя – и вот случись им умереть раньше, чем они найдут себе достойных преемников, как всё это терялось, и надо было начинать всё заново с нуля! А теперь, когда знание стало общедоступным, оно уже так не теряется!
– И всё-таки прогресс информационных технологий имеет свою обратную сторону,– неуверенно прозвучал тогда ответ Кламонтова.– Общедоступность знания приводит к его инфляции, обесценению, подгонке под чей-то низкий духовный ypoвень...
– А эта элитарность тайных обществ – не напоминает тебе покупку кота в мешке? (И снова странно – теперь казалось, это был голос Тубанова.) Смотри: ты ещё ничего не знаешь, ни к чему не допущен – но уже должен присягнуть кому-то на верность, занять какой-то пока ещё самый низший ранг, уже ты от кого-то зависишь, уже тебя в чём-то ограничивают. А в открытой государственной системе образования ты всё-таки – гражданин, личность…
…– Нет, подожди, но если всё истинное познаётся только интуитивно, на личном опыте, а объективная информация, проверка которой доступна кому угодно – уже обесцененная информация, то чего тогда стоят и их собственные заявления – ведь они тоже переданы нам в словах? И почему просто не обратиться напрямую ко Вселенной через свою интуицию – и зачем нужны они сами как какие-то посредники? Обратиться к первичной, изначальной информации – и это, возможно, самый прямой и верный путь, в отличие от всяких искусственных упражнений?..
...– Значит, авторитет объективных данных ты всё-таки отвергаешь? Но что взамен? Авторитет личности, голословно изрекающей нечто? То есть – кто-то прав просто потому, что сказал, что он прав? Или потому, что он – чей-то ученик или чей-то учитель?
– Нет, но как я им докажу с цифрами в руках то, то знаю только интуитивно? Например, что биополе – это по сути третья, эмоциональная сигнальная система? Я это просто знаю, и всё! А они от меня потребуют цифровых выкладок, чтобы я им это доказал! То есть – я поступил в вуз фактически за насмешками над тем, что не лезет в простые расчёты?..
...– А, ну конечно – там ты уже не просто ученик каких-то доцентов, которые копошатся вокруг перегоревших приборов. Там ты – избранный, преемник великого мудреца, тебе откроется сокровенное, ты сможешь предвидеть будущее, изведаешь неземное, трансцендентальное блаженство, постигнешь тайны потустороннего бытия! И всего-то от тебя и требуется для начала: не задавай лишних вопросов, всецело доверься воле учителя, оставь за порогом догадки и сомнения – ибо где-то в тайных канонах всё и так уже есть в готовом виде... Но только ещё неувязка: вопросы-то эти ставил перед собой ты-нынешний, ты – такой, каким пришёл туда, а не какого из тебя там сделают!..
…– То есть тебя заставляют просто бежать куда-то из этого мира, не разбирая дороги? И не с возможностью возврата – а именно навечно, навсегда? А сам ты не можешь понять – зачем? Потому что, как оно там изложено, это – просто метафоры, а не реальность каких-то миров или состояний сознания!
– Вот именно! (Да, тут говоривших с ним было уже двое.) И при этом вопрос стоит не так: стань лучше, чище, добрее, а именно – отрекись от себя, от собственного Я, от «самости»! И тебя прежде всего хотят оторвать от этого мира, чтобы ты утерял с ним всякую связь! То есть – не ты отвергаешь иные миры, тебя заставляют отвергнуть этот, которому ты, в конце концов, тоже не враг!
– Нет, но как же всё-таки чистый дух…
– Чистый дух-то чистый дух – да насколько ты свободен как чистый дух? И вообще – знаешь ли ты хотя бы, что это такое? Что бы ты представлял собой в этом качестве, в чём и от чего был бы свободен? Или возьми опять же тех – у которых и в раю предвидится всё та же земная половая любовь! И что – нужно это тебе как твоя цель? И ты уже тут, заранее, должен примерять на себя такие состояния и роли – даже не зная, правда это об иных мирах или всего лишь традиционные представления?..
...– Так что – человек виновен вообще во всём, что проистекает из его физической природы? Есть мясо – грех, рожать детей – грех, ну, и так далее? Но и пытаться изменить свою физическую природу человеку нельзя, это – тоже грех? И где какой-то выход?..
...– То есть что получается: со своими проблемами разбирайтесь сами – а вот моральные нормы они считают нужным нам продиктовать? И потом ты бейся в этих нормах, как рыба в сети, и не знай, как им соответствовать – а сами они ничего не обязаны понимать, ибо и так уже состоят при высшей правде? И с этой высшей правдой им можно фактически добивать несчастных и отчаявшихся? Например, тот же «афганец» был призван на войну – да, и убивал там кого-то, чтобы самому не быть убитым – а теперь читает в газете о непростимом грехе убийства, который, оказывается, не искупить ничем, так что ценой его неминуемо будет вечность в аду! И каких богов или пророков ему теперь искать, кому доказывать, что сам он отнял у кого-то только эту, земную жизнь, а не ту, вечную – так за что же такая расплата? Или кто-то совершил самоубийство в плену, чтобы не выдать военную тайну под пытками, или чья-то семья была такой, что это никак не совместить с заповедью о почитании родителей... И что, их всех – тоже в ад? Да, и вот кстати – что же они сами так возмущаются, разрушением их собственных храмов, если всякая власть, которая сносит церкви – от Бога? Или они последовательны в своей вере, только пока им это выгодно и возвышает над чьим-то ужасом?
– А и то правда – припереть бы их перед телекамерами к стене, да и поставить вопрос прямо: не виляй, не изворачивайся, не прячься за догмы, не бросайся намёками, что за тобой стоят такие-то силы – а скажи прямо: что знаешь лично ты? Во что веришь лично ты? Какова твоя позиция в таких-то вопросах? И что ты сам пережил и передумал, чтобы теперь поучать других? Ты бывал на месте их, реально страдавших и делавших тяжёлый выбор – или просто зазубрил готовые ответы и теперь швыряешь их, как камни, из-за чужой спины?..
...– И вот так всякий раз в высшую ступень будут посвящать других – а тебе скажут, что ты дерзок, нетерпелив, непочтителен, упрям, и тому подобное… И когда, в каком возрасте, ты сможешь наконец реализовать себя? Или тут уже о реализации себя на общее благо речь совсем не идёт? Тут yжe – только покорность, только исполнение чьей-то воли? И за этим ты пойдёшь туда?..
...– Нет, а какие конкретные рекомендации мы можем извлечь из таких контактов? И вообще, вот говорят «Высший Разум» – а в каком смысле? Чем именно и в чём высший? Он, что, понимает нас лучше, чем мы сами понимаем себя? Но откуда мы знаем, что это действительно так? Ведь что мы реально наблюдаем? И какую получаем информацию? Стулья сами собой переворачиваются – Высший Разум? Нецензурные слова на потолке появляются – Высший Разум? Или – просто насмешка над нашим стремлением познать мир?..
...– Ну так наверно атеизм и есть прежде всего – попытка уберечься от влияния этих сил или сущностей? Так же как религия – попытка их как-то задобрить, призвать их понять нас? И значит, атеизм – реакция на неудачи религии?..
…– Так в чём же бездуховность науки? Просто в том, что она не подтвердила им старых нравственных принципов и не обеспечила место за чьей-то широкой спиной? Но должна ли наука это делать, в этом ли её задача?..
...– Нет, подожди, а что это значит: «Веруешь ли?» Верую ли я в саму реальность Высшего Разума? Или – что кто-то конкретно, персонально является таковым? Или просто – соблюдаю ли я обряды, предписанное такой-то верой? Но я хочу понять, что реально означает для меня их соблюдение, в какие взаимоотношения с каким иным разумом я тем самым вхожу!..
...– А если так – какой может быть грех, и какая ответственность за что бы то ни было? Если восприятие верёвки как змеи не более ложно, чем восприятие верёвки как верёвки – то почему ложно восприятие не моих денег как моих, мёртвого тела как живого? А с другой стороны – почему истинно восприятие того, кто это проповедует, как какого-то мудреца? Он, что же, сам есть часть ложного мира – и истинен, часть падшего мира – и непогрешим, часть иллюзорного восприятия, основанного на заблуждениях – и свят? Тем более, почему это он сам бегает по всей планете от обыкновенной налоговой инспекции, если он – высшее существо? Не говоря уж о том, зачем ему, надмирно-великому, какие-то автомобили, счета в банке, коттеджи, штат служителей и охраны? Или всё это тоже ложно, и только кажется нам – а на самом деле он живёт на подаяния?..
...– Подожди, но это же опять – только легенда! А легенду – как раз и проще делать из того, что отделено от нас не десятилетиями, а веками! О чём сохранилось мало исторических документов и достоверных свидетельств – зато всегда есть какие-то слухи и традиционные ожидания общества! Вот из него – и делают того, кто нужен обществу сейчас, на данный момент, подставляют в сиюминутные идеалы! И подходящее предание в исторических хрониках всегда найдётся... Нужен сейчас образ полководца – будет он полководцем, нужен, наоборот, милосердный праведник – найдут о нём и такое, нужно просто оправдать через него какую-то человеческую черту – и это найдут... Но при чём тут он сам как реальная личность? А ты пытаешься видеть идеал в том, каким он на самом деле не был! И какое право кто-то имеет из его легендарного образа толковать современные вопросы, приписывать ему то, чего он не говорил и не делал? Ho – что как бы должен был говорить и делать, в современной политической обстановке?..
…Поток вспышек в памяти прервался, угас столь же внезапно, как начался – и Кламонтов остался сидеть на полке, пытаясь если не собраться с мыслями, то прийти в себя от потрясения...
Итак – он уже был когда-то в этом вагоне? И даже вёл с кем-то дискуссию на эти темы – в таком покаянно-шоковом состоянии, что даже страшно представить? И вспомнил это – только сейчас, снова оказавшись здесь? В... вагоне-призраке из сна – что вовсе непонятно как возможно наяву? Тем более… откуда и куда мог ехать в тот раз? С какой сессии – или на какую?..
«Или... нет? Подожди...– в который раз спохватился Кламонтов.– Куда я шёл от почтамта – во сне? На квартиру, которую снимал? Нет, но… я же так и попадаю домой! Туда, где живу постоянно в родном городе! И вот моя квартира…– Кламонтов отчаянно стал вызывать в памяти знакомые с раннего детства образы.– Нет, а – та, вторая? Ведь её тоже помню… И ехал именно туда – как домой... Ах да, бывшая квартира прабабушки!– вспомнил Кламонтов.– Действительно в другом городе… Но – давно, уже лет 20 назад. Сейчас я не мог сесть в поезд, чтобы ехать туда... И… откуда вообще так знакомы эти переезды – с сессии, на сессию? Если на самом деле – живу и учусь в одном городе? Ездил – только летом на курорты? Или – что вообще с памятью?..»
–… С самой памятью – ничего,– вдруг ответил на мысль голос с полки напротив.– Это просто реальность нестабильна. А сейчас, с распадом Союза, её стало особенно трясти. Вот ты и помнишь не всегда то, что было. Трудно иногда понять, что реально, что – виртуально... Ну, а мы тут по возможности пытаемся вернуть историю на её путь…
Вздрогнув, Кламонтов осторожно поднял взгляд – и вздрогнул ещё раз. Озноб разлился по телу... Напротив в полумраке купе сидел... буддийский монах из «астральных странствий» во сне! Хотя, кажется, он же и был проводником вагона...
– Но... как...– только и вырвалось у вконец поражённого Кламонтова.– Ведь разве...– снова начал он – и умолк, поняв, что не знает, о чём спросить.
– Да, как видишь – ты снова в этом вагоне,– подтвердил проводник (или всё-таки монах?).– Где уже тогда-то был…
– Но... что это вообще такое? Как понять? И...почему я здесь?– Кламонтов всё не мог собраться с мыслями.
– Трудно сразу объяснить... Я же говорю – реальность сейчас особенно нестабильна. Хотя то, о чём ты хочешь спросить – и было в своего рода виртуальной реальности, созданной вагоном, чтобы помочь тебе выйти из шока, разобраться в себе и в том, что тебе пытались внушить. Так что – не понимай всё буквально как бывшее с тобой. Скорее – сон на почве того, что было. И только частью можешь считать его бывшим реально – но в этой части с тобой, пусть по глупости, неведению, пытались сделать страшное. Я имею в виду – этот гипнотический код. Твой путь – учёного, исследователя, именно такой ты очень нужен для будущего... А тебе внушили, что это – стыдно, несовременно, несёт зло и кощунство надо быть чуть не знахарем или юродивым. Хотя в такие времена – бывает. Люди не знают, где правда – а берутся даже гипнотически внушать её другим. И на это по наивной доверчивости попадаются даже такие люди, как мы с тобой...
– Но что всё-таки было в реальности? То есть... в том, что мне следует считать реальностью... Или...даже не знаю, как сказать… Например, тот «экзамен», «контакт»... И вообще – как и откуда я попал сюда?
– Что ж, давай по порядку… Тут дело в том – что одно и то же событие как бы произошло с тобой дважды. И ты сейчас вспомнил – тот, прошлый раз. Тогда тоже была создана виртуальная реальность с соответствующими видениями – которых ты, скорее всего, сейчас уже не помнишь. А потом нам удалось сделать – что ты на том собрании как бы вообще не был. Сложно сразу объяснить…В общем, мы высадили тебя в точке, несколько предшествующей собранию – чтобы заменить его в твоей жизни просто на прогулку по городу. Хотя не исключено – другие участники собрания остались с памятью, что ты там был… И это – ровно два года назад... Но то ли эта кармическая линия в твоей судьбе так сильна, то ли сработала интуитивная память о прежнем случае – два года спустя возникла та же опасность. И то, что ты видел – одна из её возможных, виртуальных версий. Кстати, для этого гуру – тоже. Действительно – бывший студент мединститута, сорвался с пути из-за чьего-то внушения. Так что ещё проблема – как вернуть его… А с тобой в этот раз пришлось труднее – перехватить по дороге на трамвае, как тогда, не получалось, были свидетели, и вообще всё складывалось так, что тебя должны найти утром в университете, потом ты должен звонить откуда-то к себе домой, но дальше – тупик или разрыв. А действительно страшно – когда рвётся судьба человека, на которого столько замкнуто в уже складывавшемся будущем. Узор твоей жизни уже вплёлся в его ткань, успел стать её частью, которую так просто не вырвать из целого, а резать – так по живому... И вот оно сорвалось с магистрального пути – и пошло по боковому ответвлению. Слабые люди так раскачали мир – что нелегко и тем, у кого есть сила. А нам, у кого есть – надо ещё и спасать их от них самих, и искать ответы, и новые пути в будущее...
– Но... что было реально, например, для меня и моей семьи?
– Для семьи – ничего. Ты для них не был ни на собрании, ни в вашем учебном корпусе – где мне потом, уже ночью под утро, пришлось возвращать тебя из астральных пространств...
– И это было так опасно, как мне сейчас кажется?– с содроганием спросил Кламонтов.
– Трудно сказать. Я сам знаю далеко не всё… Но – явно не то, с чем можно играть в мистику. Тем более – уровня нищих духом…
– Нет, но – что всё-таки было наяву, а что – в виртуальной реальности?
– Вернее – что будет считаться реальным там, снаружи?– переспросил проводник.– Как ни странно – ничего особенного. Хотя и тут не всё просто. Ведь то был как бы повторный просмотр – частью реально, а частью виртуально, под гипнозом, происшедших событий… С их последующим обсуждением в том вашем разговоре – тоже фактически виртуальном, потому что наяву нам пришлось просто забрать всех сюда из квартиры Селиверстова, как только там собрались... Хотя с точки зрения наружной реальности – вы вели разговор как бы там. И он войдёт во вновь складывающуюся историю – как её составная часть. С некоторыми, правда, нестыковками – но уж иначе не получалось...
– Так что же...– Кламонтов едва подавил рвущееся из груди дыхание, готовое уже перейти в крик.– Они… есть на самом деле? И все – здесь? В этом же вагоне?
– Да, мы решили, что так будет лучше,– ответил проводник.– Мы – я и этот вагон как разумная сущность, обладающая своей логикой действий. А то, говорю – очень серьёзные кармические узлы с неопределёнными последствиями завязывались в иных случаях… Это в той, прежней версии реальности – будущее каждого из вас прослеживалось чётко и ясно, и так многое в ней значило. Исследования регенерации, глобальных проблем, космических технологий, совершенствования самого человека, тайн материи... А теперь пошло так ломаться, столько нестыковок, парадоксов – для всего мира просто опасно. Так что вы потом верно поняли – что и почему произошло… А нам только и осталось снова забрать вас сюда – теперь уже всех вместе. Вернее, сперва – четверых, чтобы могли встретить тебя там, в 91-м, и в таком же виртуальном разговоре вывести из шока тогда – а уже потом, назавтра для них, в 93-м – тебя самого тоже… Да, видишь – нестыковка,– повторил проводник.– И не в том, что для тебя было два года назад, а для них вчера – тут это нормально. А – что ты пришёл к Селиверстову и встретил их всех там, когда они уже были здесь. И получается – сам, в одиночестве, дополнил ту запись... (Тут Кламонтову в самом деле стало казаться, что так и было: он был там один, сам ставил аппаратуру, сам убирал…) Во всяком случае, такое решение предложил вагон – а мне не всегда известно то, что ему...
– Но всё-таки...– не понял Кламонтов.– Весь этот разговор в аудитории, рассказ о том, другом мире... И эта встреча, и те записи… Всё это тоже будет частью наружной реальности?
– Да, я же говорю: эти случаи действительно произошли в той реальности, и записи есть наяву – включая, посредством какого-то парадокса, теперь уже и твою…
– Но как мы исчезли из наружной реальности?– Кламонтов всё не мог прийти в себя от потрясения.– То есть... как вообще люди попадают в этот вагон? И как это выглядит оттуда, снаружи?
– По-разному. Кто – при прохождении вагона через другие поезда, подобно тому, что ты уже видел, кого – находим мы сами, в смысле – этот вагон и его пассажиры, ну а кто – в результате парадокса, разрыва во времени, который там снаружи выглядит как телепортация – если уж не получается иначе. Например – как вы все сейчас. Но там, снаружи, для всех вы – просто на прогулке по городу. Ведь так сказали у себя дома… И впоследствии, через один или несколько годичных циклов, вагон вернёт вас практически в ту же точку пространства-времени – никто ничего не заметит.
– Годичных циклов...– вздрогнув, повторил Кламонтов.– И… что, мы даже ничего не будем об этом помнить?
– А это уж – как у кого. Кто может всё верно понять и не создаст этим лишних осложнений – будет помнить. Тут главное – чтобы в итоге всё сошлось. Ваше чувство будущего – с реальным будущим. Ведь теперь уже вы – избранные. И пусть вам пока не удалось стать теми, кем хотели – вам можно доверить судьбу нашей 6удyщей истории. Вы не приняли допустимость зла под маской «восстановления справедливости», не приняли ложь тех, кто готовы отравить своей злобой судьбу целых поколений, заставить миллионы людей расплачиваться или каяться за то, о чём они даже не знали. И вы верите в свой народ и своё человечество – а не что кто-то имеет право явиться «разбираться» с ним…
– Но что нам придётся делать?– ещё не вполне решаясь поверить в услышанное, спросил Кламонтов.
– Как вы и говорили – размышлять, искать ответы. А по ходу поисков – корректировать события и судьбы…
– Но как это будет выглядеть? Действительно придётся где-то выходить и искать информацию?
– Вагон сам находит нужные точки пространства-времени, и даёт связь с определённой личностью или ситуацией в наружной реальности – но решение принимать вам. Своей логики действий он не раскрывает. Причём наружная реальность, с точки зрения пассажиров – в определённой мере виртуальна. И вы сможете даже выходить в её возможные образы – для чего в купе есть вторая полка. Ложась на неё, оборотами материализатора создаёшь свой астральный образ, соответствующий той реальности – и можешь выходить в нём туда. И в общем безопасно: физически вы всё равно продолжаете находиться в вагоне – и сюда же переноситесь в момент возникновения там опасности или просто при очередном отправлении. Надо только не привлечь внимания снаружи, не создать лишний парадокс – а то вдруг именно этот образ события в итоге закрепится как реальный… Да, а сидя на той полке, где сейчас, ты действительно можешь материализовать продукты питания – по часовой стрелке, или какой-то другой предмет – против часовой. Но тут уж и даётся он только на время, a когда необходимость в нём пройдёт, он сам исчезает. И вращать приходится тем дольше, чем больше весит предмет и чем меньше тебе нужен. А иногда – просто срабатывает блокировка вращения...
– А… на той полке в какую сторону надо вращать? И что будет, если там повернуть не туда?
– А там это безразлично. И даже не знаю, почему это так.
– А исчезать тут материальные предметы не могут?– спросил Кламонтов, вспомнив о сумках.– Я имею в виду – те, которые имел раньше? И вообще – можно ли брать с собой что-то оттуда, снаружи?
– Могу сказать только: брать сюда можно то, что соответствует собственному подсознательному образу. Вот например, ты почувствовал, что разочаровался в университетской учёбе – и твоих учебников нет, хотя есть сумки, в которых мог бы их возить в другой версии реальности. А одежда... Ну так разве – и ты не чувствовал в себе ту же, только нераскрытую, особенность организма, что у Мерционова? Ведь – не такая редкость, как принято думать. Но правда – люди интуитивно пытаются соответствовать общей норме, не понимая, что варианты нельзя путать с патологией...
«И правда же,– не мог не признать Кламонтов.– А будто не хотел замечать. Интуитивно старался быть «как все»...»
– Но бывают и парадоксы при возврате в наружную реальность,– продолжал проводник.– Как например, опять же исчезновение одежды Мерционова и перевод его часов. Вот тут – может быть спонтанная коррекция смыслов событий на почве сложившейся реальности. Гипнотический приказ выбросить одежду действительно был – и перевод часов объяснён в духе того же «нетрадиционного» чёрного юмора. Хотя на самом деле скорее – подсознательное ощущение поворотной точки в истории и своей судьбе, с которой всё как бы сломалось. Для Мерционова это – ГКЧП; для Тубанова – те две советско-американские встречи в верхах, должно быть, как символ открытости Западу и его последствий; для Ареева – даже будущая на тот момент дата, когда в одной из версий истории Крым мог войти, но не вошёл в состав России; для Селиверстова – те знаменитые телесеансы; ну а твою судьбу – перевернула педпрактика. И вот откуда у вас в видениях – эти другие моменты времени. А возможно, и нет,– чуть помолчав, добавил проводник.– Я сам не всё и не всегда могу объяснить – как, возможно, и ты, когда будешь на моём месте, и тебе придётся принимать подобные решения...
– Значит, один или несколько годичных циклов...– растерянно повторил Кламонтов.– И... сколько всего циклов может быть? Сколько может продолжаться такой «академотпуск» относительно наружной реальности?
– Увы, не могу сказать точно. Зависит, что и как вам удастся. А так у кого-то бывало – десять лет, и даже больше. Хотя кажется, я понял… А ты вообще на сколько себя чувствуешь? На какой возраст?
– Где-то на 16-17,– не задумываясь, ответил Кламонтов.– А...– тут же понял он.– Да, и зрение... Точно, как в тот раз… Но... что вообще это значит?
– Что примерно столько тебе всё это время и будет. Хотя ты и так ненамного старше выглядел… Но дело в том – что, попав сюда, человек сразу становится таким, как интуитивно представляет себя – и уже как-то видимо не делается старше. Как впрочем, не изнашивается и сам вагон. И я даже не знаю, как это возможно, и сколько ему лет – реально, по собственному времени…
– Но... хотя бы откуда – сам вагон? Какие силы стоят за всем этим? И... какая-то цель... сверхзадача… В чём она?
– Тут это никто никому не объяснял, и я могу только предполагать. Скорее всего, происхождение его связано – либо с действительно высшей иной цивилизацией, либо с намерением будущих землян устранить какую-то угрозу своему прошлому – которое пока для нас есть наша современность. Нельзя же позволить здесь кому-то играть их историей в своих интересах... Правда, не знаю, действительно угроза возникла ещё в 1873 году, или просто раньше не было достаточно развитой сети железных дорог – но дело в том, что вагону доступны точки пространства-времени только на территории данного региона планеты – Союза Народов Гипербореи, сокращённо – СНГ, и только начиная от осеннего равноденствия 1873 года и до той, откуда снаружи взят наиболее поздний по времени пассажир. В данном случае – из которой взят ты. Остальные-то – накануне, из 30-го… Видишь, тороплюсь объяснить тебе всё, получается как-то не по порядку. Поджимает уже то, реальное время снаружи… Сейчас там 1 апреля 1990-го, и я должен успеть перейти в поезд Хелм – Киев, чтобы ехать дальше до Улан-Удэ уже в наружной реальности. Так что скоро мы проедем через тот поезд – так, как ты видел – вагон приобретёт соответствующую материальность, подцепится – и я перейду туда, будто не покидал его три года своего личного времени назад. Личного, отмеряемого собственными часами пассажира – кстати, странно, как ты не заметил, что они у тебя не исчезли...
– Точно...– Кламонтов растерянно бросил взгляд на часы: было... уже 6. 27 ? Хотя – и за окном посветлело...
– И оно в общем соответствует реальному, наружному,– продолжал проводник.– И время суток, и время года. И только благодаря високосным годам – почти за каждое четырёхлетие набегает трое так называемых «резервных суток», которыми можно пользоваться в особых случаях: вернуться на сутки назад, не ожидая целый год. Одними из таких суток – мы в первом случае с тобой и воспользовались. И видимо, зря – не развязали тогда этот твой узел… Так, что же ещё сказать – пользуясь, что тот киевский поезд, похоже, изрядно опаздывает...– проводник тоже мельком взглянул на свои часы.– Или не так уж изрядно...
– А – расписание? И – красная линия в нём?– спросил Кламонтов.
– Вагон обычно следует по графику движения реально существующего поезда. Иногда – прямо в его составе, иногда, даже чаще – отдельно, ведь и поезда опаздывают, и расписание меняется от года к году. Но в расписании можешь видеть – где и по графику какого поезда он идёт…
– А…чем тут хоть отличается положение пассажира от положения проводника?– только сейчас сообразил Кламонтов.
– Почти ничем. Просто, кто считается проводником – реже, чем остальные, покидает вагон. Он скорее – диспетчер, координатор операций. Хотя последнее время, когда я и был один, дело обстояло иначе. А кому из вас быть новым проводником – определит сам вагон. Кто больше всего подходит для этой роли – тот и будет…
«Селиверстов,– подумал Кламонтов.– Кажется, подойдёт больше нас всех.»
– Наверно, ты прав,– вслух ответил проводник,– А то и мне так кажется... Да, и ещё – последнее послание вагона мне как проводнику. Я только сейчас принял...– встревоженно добавил он.– На том ответвлении истории, где все мы сейчас оказались – возникла новая и очень опасная узловая точка. Теперь в октябре 93-го – возможно что-то чуть ли не подобное инквизиции. Причём – могут попытаться втянуть и казачество, как её боевой отряд. После чего – тем, кто искренне пытался его возрождать, тоже не позавидуешь… Или, в другой версии – выступит с телеэкрана какой-то благообразный в общем митрополит, и всё. И никто не узнает – кто на что мог оказаться способен, не увидит этих толп с факелами… Да, страшные дела творятся в наружном мире… Вот наломали бывшие лагерные страдальцы антисоветских дров...– не смог сдержаться проводник, сказав совсем уж не как буддийский монах.– И только кто же, они думали, будет расхлёбывать – и за какую свою вину? Это же – никак не есть карма всей страны, всего народа... В общем – не подведите. Помните: теперь вся надежда – на вас…
– И я… интуитивно чувствовал что-то подобное,– признался Кламонтов.– Но как мы сумеем это сделать?
– Коррекцией на первый взгляд малозначительных событий в прошлом,– повторил проводник.– Каких – подскажет сам вагон. Ну, а мне, кажется, пора… А то, если я, с точки зрения наружной реальности, просто исчезну из того поезда, и не окажусь вовремя в пункте назначения – монастыре в Бурятии, и не стану тем, кем ты меня видел... Нет, даже не надо – о таком. Так что остальное вы узнаете сами…
С этими словами уже бывший проводник вагона-призрака встал и вышел из купе. Кламонтов почему-то хотел последовать за ним – но в момент, когда готов был встать, так же, как в первый раз, вдруг резко сгустилась тьма («Внутренность локомотива»,– сразу понял Кламонтов…), а затем сквозь кyпe замелькали, постепенно замедляя ход, то тускло, по-ночному, то уже ярко освещённые коридоры и купе других вагонов. Кламонтов зажмурил глаза, а затем закрыл руками, чтобы уберечься от дурнотного, чуть ли не срывающего в голове какие-то разряды мелькания – но всё равно как-то продолжал видеть это сквозь ладони. («Надо будет привыкнуть и к этому...» – понял он.) А мелькание замедлялось – и Кламонтову даже стало казаться, что пассажиры того поезда видят его так же, как он их – хотя они явно проносились как сквозь пустое место, не замечая чего-то странного со своей точки зрения… Но вот очередной вагон проплыл сквозь купе совсем уже медленно – и почти сразу после тьмы его тамбура вспыхнул уже рассветный утренний сумрак – а затем прошёл толчок: вагон, сравнявшись по скорости со встречным поездом, подсоединился, чтобы продолжать путь в его составе. И только тут Кламонтов, сорвавшись с места, бросился в коридор, к расписанию.
«Да, так и есть. Поезд № 57/58 Хелм – Киев…– прочёл он.– Участок пути Голобы – Луцк. Значит, пока – дальше с этим поездом, а потом будет видно...»
И только тут он со всей остротой вдруг ощутил себя – будто на борту подводной лодки или орбитальной станции. Ведь пусть за окном была привычная на вид реальность – это только казалось, на самом деле уже вагон так просто не выпустил бы его туда. Надо было лечь на вторую полку в купе и материализовать свой образ, соответствующий той реальности – а это наверняка можно было лишь при наличии серьёзного повода. Ведь там снаружи был 1990 год – когда его, Хельмута Кламонтова, в том поезде не было, и внезапное появление там могло повлечь парадокс...
И всё же ещё не до конца верилось, что это – на самом деле. Скорее – ощущался будто клубок из обрывков нитей – и каждая была нитью судьбы: самого, Кламонтова, его страны, народа... Клубок, в который спуталось когда-то такое ясное и прямое, как стрела, будущее. И он стоял в коридоре вагона с тускло светящимся расписанием – и не мог поверить, что всё это наяву...
«Да… А остальные?– словно электрическим разрядом оборвала это состояние внезапная мысль.– Ведь если всё – правда, и они должны быть здесь!»
Осторожно, еще с недоверием и опасением Кламонтов заглянул в ближайшее купе – и вздрогнул. Хотя почему – ведь там на первой, обычной, спальной полке и лежал Мерционов. И, явно только что проснувшись – повернулся и полусонно посмотрел, узнав его. (Ну да, они же на химическом факультете встречались наяву….)
– Что ж, Хельмут, вот мы и здесь. И – всё оказалось правдой. И – так и есть, как поняли… Кому – выкричаться, свести счёты, а у кого – ломается судьба, на которую замкнуто столько, что представить страшно – если рухнет… А это – ещё и его личная судьба. И просто вынужден спасать целую эпоху в истории мира – чтобы этим спасти и себя. Вот как – на самом деле... И только я не понял – какой год там, снаружи…
– 1990-й,– ответил Кламонтов, присаживаясь в коридоре напротив купе Мерционова.– Хотя, знаешь, до их пор поверить трудно…
– Ну, я пока ещё посплю,– сказал Мерционов.– Очень хочется спать. Наверно, предстоит такое, что сперва надо хорошо выспаться. Или даже – во сне придёт уже какая-то информация…
– Да, наверно,– согласился Кламонтов.– Правда, мне – наоборот, спать не хочется. Выспался уже, что ли...
С этими словами он встал, прошёл по коридору, мельком взглянув в другие купе – и, увидев ещё спавших Селиверстова, Тубанова и Ареева, убедившись, что они тоже здесь, вернулся к своему купе, но входить не стал, а сел в коридоре у окна. Думать пока ни о чём не хотелось – просто смотреть в окно, понемногу отходя от потрясения. Тем более, вид из окна поезда всегда успокаивал его...
А вагон – теперь, в составе поезда Хелм – Киев, ехал уже обратно. Густая пелена облаков не давала даже приблизительно определить направление восхода. Редкие капли растекались по окну почти горизонтальными полосами. Унылые пустые поля и голые кроны деревьев – как видел Кламонтов прежним, острым зрением и через окно купе – тянулись едва ли не до горизонта по обе стороны. И – ни каких-то машин, ни самих дорог... Хотя – всё так же тускло светившееся расписание как будто не изменилось…
Неужели – 1990 год? А мог быть – вовсе любой от 1874-го до1992-го? И только в недавно такой близкий апрель 1993-го он пока не мог попасть – ведь взят сюда из последнего дня марта того года, который ещё привычно воспринимал как нынешний. И – который должен снова стать для них всех нынешним через один или несколько годичных циклов... А вот каким, что несущим с собой – это уж смотря, как они справятся со своей миссией. Средоточием которой становился теперь этот вагон – как фрагмент, осколок, остров одной реальности в другой... Во что ещё верилось с трудом – но уже страшно становилось от мысли, что снаружи действительно могло быть чужое, незнакомое прошлое – ведущее в ещё более незнакомое и страшное будущее. Если только они – избранные – не сумеют защитить то действительно космическое будущее земного человечества, которое знали, на которое надеялись…
Но уже, словно заря, вставала и уверенность: нет, не подведут, справятся, сделают всё как надо. Ведь они понимают, что такое ответственность за судьбы мира – и каким должно быть будущее. И избраны – не зря…
А вагон ехал и ехал дальше – и за окном всё тянулись чёрные пустые поля. Застывшие, притихшие – будто в ожидании чего-то...
На пороге Галактики гл. 7-8
© Copyright: Юрий Леляков, 2009
Свидетельство о публикации №209031100988
Свидетельство о публикации №209031100988
Рецензии