Риэлтор

И вновь предчувствие не обмануло, теперь оно не обманывало. Все произошло единственно возможным образом. Единственно возможным с точки зрения полного кретинизма, то есть такого, который и думать забыл о вариативности исхода. Для лучшего понимания этой достаточно туманной тирады предложу представить ситуацию, когда вы, играя в восьмерку на бильярде, первым ударом кладете в лузы все шары в однотонной мантии, оставляя двуцветные скучать в тесной кучке у борта, а вторым, всаживаете черный карамболем от четырех бортов в белую, дорогую сетку и, наблюдая неспешное падение шара удивляетесь: «Чего он так мешкал на входе?».  Примерно такие недоумения посещали Симтопского (такая блин фамилия…), когда он чувствовал - сделка слегка буксует, или клиент не эйфорирует от его неземного обаяния. Он был счастливчиком. Вернее стал им в день гибели родителей в цунами, и внутренне, слегка коря себя за это, связывал события неразрывной нитью.
Перед известием о гибели родителей Илюше снились ломтики арбуза. Сочные, манящие куски счастья терлись о его щеки, заливая соком губы, проникая в рот, и веселя приятной щекоткой в горле, наполняли сознание ошеломляющим «бдысь»… Он хохотал и дрыгал ногами во сне, и проснулся, когда щекотка достигла низа живота. В дверь звонила почтальонша…


С родителями у Симтопского был легкий диссонанс, а если быть откровенным – они попросту нарушали гармонию его жизни. Меркантильный Симтопский чувствовал себя отверженным и, где-то даже проклятым, в своей семье. Отец и мать – сорокалетние хипари с восторженным пофигизмом вместо мозга, относились к своему сыну (как называл его отец – « каменному барыге»), с юмором, и как казалось самому Симтопскому младшему,  с надменным снисхождением. Предки глубокомысленно подхихикивали заставая сына за нашиванием фирменных лейблов на футболки Калужского ШО, или откровенно гоготали, когда он на полном серьезе предлагал им приобрести его Симтопского акции. Они прокуренные сейсмологи интеллектуалы, он – «каменная задница» и «великий КОНЬбинатор».
И вот их не стало. Симтопскому, курившему вечером на балконе, представилось –  отец с матерью стоят на пустынном пляже, взявшись за руки, и забыв про разбросанные по песку сейсмографы, блаженно улыбаются набегающей громаде, уже закрывшей солнце и собирающейся пожрать их самоих, а ветер треплет длинные, химически завитые патлы и льняные вышитые рубахи. Его даже покоробило от омерзения – какая пошлая прелесть…

Дела пошли. Симтопский разменял свою трехкомнатную на две однокомнатных, потом выгодно продал обе и на вырученные деньги приобрел однокомнатную и двухкомнатную. Затем продал двухкомнатную и купил две однокомнатных… Далее следовала многоступенчатая купля-продажа-обмен, результатом коей стало образование новой риэлторской фирмы о трех офисах и о пятнадцати резервных единицах обмена. На вершине великолепия воссел Симтопский: поджарый, выше среднего роста, с очень светлым лучисто-серым ледяным взглядом, и набором изысканного полукриминального юмора на все случаи жизни. Подчиненные находили в нем во множестве рассудка и резона, а конкуренты признавали за Симтопским железную хватку и звериное чутье.
В день открытия официального бизнеса ему приснились отец с матерью. Они приехали на деревянных лошадках с головами повернутыми назад. Он кричал им: «Будьте осторожны, лошади не видят…!», - но, они его не слышали, мчась навстречу огромной волне, и скрипучие полозья крякали словно уключины старой шлюпки.

Симтопский затосковал. Может быть проснулись в нем гены отца, и повлекла романтика, или задвигалась в нем лимфа матери, и он возжелал иррациональной, всепожирающей любви – не знаю. Но, однажды, утром Симтопского не оказалось в офисе; мобильник не отвечал, дома юморил автоответчик, а машина, по словам сторожа, уехала вместе с Симтопским со стоянки еще в пять утра. Паника поднялась жуткая. Длинноногая секретарша растерянно набирала по очереди то домашний, то мобильный; рискнула даже позвонить на секретный номер дачи, куда они ездили по субботам в сауну. Но и  на даче никто не ответил.
- Убили – резюмировал в кулуарах юрисконсульт Паша. – «Новый Дом» давно на нашу «Атлантиду» зуб точит. Обезглавили, - пропел он с дрожью в голосе, - осиротили.

Но, к обеду Симтопский объявился, и застал полнейший развал на работе. Сам он вызвал одним видом своим смущение и без того растревоженных сотрудников. Брюки его были мокры по колено, а на подбородке, все еще холеном и милом, проросла иссиня черная щетина. Второй шок наступил, когда вместо выволочки за безделье, он одарил всех сияющей улыбкой, а затем, войдя в кабинет, не закрыл, по своему обыкновению, дверь. Он провальсировал по паркету от двери до стола, затем от стола к окну, распахнул его и высунулся по пояс на улицу под проливной дождь, впуская внутрь холодные струи и порывы ветра. В кабинете произошло оживление: хлопнули створки окна и, в воздух поднялась целая стая деловых бумаг. Секретарша кинулась их собирать, но, в этот момент Симтопский «всунулся» обратно…
- Мамочки-и-и-и!!! – завопила секретарша, и бросилась в приемную ломая каблуки. Из раскрашенных глаз ее брызнули слезы, - Мамочки-и-и-и-и-и!!!
За ней из кабинета вышел Симтопский, и оцепенение охватило весь коллектив «Атлантиды» - он оволосел. Густая окладистая борода скрывала лицо Симтопского, а голову покрывала спутанная и мокрая копна черных волос. Сквозь все безобразие светились светло-серые огоньки, утратившие холод и обретшие тепло и озорство.
- Сюрпри-и-и-из, - пропел генеральный, - и стянул с головы парик. – Шутка. Купил парик, правда весело?
Секретарше сделалось дурно и, Паша юрисконсульт участливо положил ей руку на грудь.
- День у меня… рождения, - Симтопский только сейчас заметил оцепенение подчиненных, - рождения – расплылся он в улыбке, от которой все немного оттаяли, но на всякий случай помалкивали. Уж очень необычная была ситуация.
- Всех приглашаю в ресторан. И вообще, я решил влюбиться, ну вот хотя бы в Юлю, - он убрал Пашину руку с груди секретарши, и помог ей усесться в кресло и дружески шлепнул Пашу по затылку. Юля снова перестала дышать.
 
В ресторане оцепенение прошло не сразу. Сначала тосты были тяжеловесными и угрюмыми. Состояние генерального вызвало серьезное беспокойство у большинства конторских. Единственный, кого все устраивало, был курьер Потемкин. Личность, надо признать, бестолковая и несерьезная. Не смотря на древность рода (настоящий Потемкин… из тех…), он отличался полным отсутствием манер и, что удручало его маму,  индифферентностью к женскому полу. Он интересовался исключительно спиртсодержащими жидкостями различного качества и происхождения, а так же, и в равной степени, экзотическими растениями, способными при искуривании оных вводить мутноватое его сознание в состояние психо-химической нестабильности и продолговатого транса в виде сиреневой дули.
После трех скучнейших тостов в честь новорожденного поднялся Потемкин.
- Илья Борисыч, желаю тебе разориться… -  буркнул изрядно осовевший курьер, - и доживать старость на оставшиеся миллиарды, - выдохнул он под одобрительный гул, присмиревших было конторских. Потемкин выставил на обозрение алую пасть с облупившимися напыленными протезами. Все захотели пить этот тост, а охранник дядя Коля, даже похвалил Потемкина.
- Молодец Гришка, здорово завернул!
Но Илья Борисович за это пить отказался наотрез. Он мило улыбнулся и усадил смутившегося Гришу на место.
- Друзья, - начал он рассеянно и умиленно, - мы с вами вместе четыре года. За это время много пережили, но больше хорошего, и весь наш коллектив был как единый организм. Мы прошли через горнило черного вторника, да что там вторник, и кучу понедельников пережили, – он заговорщицки улыбнулся, - я  сросся с вами, все вы мне дороги как родные. Но пришло время…
Стол замер. День сюрпризов продолжался и готовил новый, главный подарок. Ведущий риэлтор Валентина Степановна пронзительно пискнула в наступившей тишине.
-… Я решил уйти, и поделить все активы, кроме личных счетов, между вами, дорогие мои. – Он поставил на стол большой железный ящик, выкрашенный в цвет хаки. – Купил себе сейсмограф, поеду на Камчатку предсказывать землетрясения. И в вашем присутствии, в торжественной обстановке хочу сделать предложение дорогой Юлечке. Юля, ты согласна стать моей женой и поехать на Камчатку? – он протянул девушке коробочку с колечком.
Дружный хохот встретил слова генерального. Одной Юле было не до смеха. Ей очень хотелось взять колечко, и замуж хотелось за Илью Борисовича, но совсем не хотелось на Камчатку.
- Илья Борисыч, мы вас не отпустим, как мы без вас, - хохотал язвительный Паша, - друзья, давайте выпьем за Камчатку, что бы нам не видеть ее никогда.
- Давайте! – подхватила Юля, - чтобы не видеть…
Симтопский поставил бокал. Хищным взглядом, как то вдруг сразу похолодевшим, окинул он стол.
- Одно меня беспокоит, - начал он, вдруг посерьезнев, - в нашем коллективе семь человек, включая Гришу, а квартир на балансе пятнадцать – одна лишняя, - он машинально сунул коробочку с кольцом во внутренний карман пиджака. Юля проводила коробочку беспокойным взглядом, и поняла, что место камчатской супруги для нее временно закрыто. – Каждому по две квартиры. Так случилось, что резерв мы подбирали из приблизительно равноценных единиц… одна лишняя.
В наступившей тишине (ресторан был полностью арендован на этот вечер), камнепадом грохнул туш. Из глубины зала появился официант, весь в белом; в руках он нес зеленое эмалированное ведро, с торчащим из него топорищем. Туш гремел и ускорялся, и официанту приходилось семенить, что бы попасть в ритм. Он суетливо подошел к столу, чередуя в лице своем раболепную суету со стыдливой брезгливостью и, поставил в середину стола свою странную ношу. Собравшиеся за столом невольно отпрянули назад. На столе оказалось ведро на три четверти заполненное темно-красной вязкой жидкостью, напоминающей кровь, топорище, довольно грубо обработанное, торчало на пару дециметров над краем ведра, и предавало натюрморту особо зловещий оттенок.
- Мое изобретение, - опять повеселел Симтопский, - клубничный коктейль. Без косточек – добавил он весело, и потянул за топорище, на конце которого оказался вполне мирный, позолоченный черпачок с носиком. Дружный хохот встретил его появление, и даже официант, до того морщившийся, видимо нарочито, для шутки, весело расхохотался.
- Давайте кружки, будем пить за Камчатку. – Илья, словно погрузился в раздумье. Он пытался выдавить смех, но вместо него появился оскал; если бы не суматоха и веселье, многие насторожились бы этому выражению шефа. Все подняли кружки, и дружно пригубили; только сам Симтопский брезгливо отставил свою в сторону. Первой среагировала Юля, она взвизгнула и сблевала на стол. Следом за ней за ней и все исторгли содержимое желудков, кто на пол, кто на скатерть и закуски, а кто и на своего соседа. Под шумок официант незаметно ретировался из зала. А Илья Борисович безудержно захохотал.
- Это вам причастие – кровь моя в говяжьем исполнении, - хохот его разрастался, как снежная лавина. Он вглядывался в лица сослуживцев, и видел в них корчи ненависти. «Если бы они все не были трусами, уже завтра на меня открыли охоту. Моя команда, мой организм…» - с омерзением подумал Илья.
И тут случилось то, от чего Симтопского слегка начало мутить, не смотря на изрядное подпитие. Несколько успокоившись, и придя в норму, сначала дядя Коля, а потом и все, зачерпнули по кружке крови, и легко, без натуги и позывов к рвоте, выпили за здоровье генерального. Даже Юля пила с улыбкой. Она улыбнулась Илье и провела остреньким язычком по красным от крови зубам.
- Илюша, а лишнюю квартиру предлагаю отдать мне; я самый близкий тебе человек, - и она еще раз провела языком, но теперь уже мо смоченным в крови губам. – Столько пережили вместе, - ее рука скользнула по ширинке Симтопского. Он огляделся смутившись, и увидел, что вся женская половина «Атлантиды» включила режим активного обольщения шефа. Даже старейший работник, бухгалтер тетя Дуся врубила обаяние на полную мощность. Она, на правах дурнушки-старушки, полезла приглашать Илью на медленный танец. Изо рта у тети Дуси пахло мокрой собакой, а вымаранные дешевой тушью глаза, смотрели преданно из под домика бровей. Надежды у тети Дуси не было, но попыток она не оставляла.
И мужчины не хотели отставать от дам. Они неловко обхаживали Симтопского, наперебой, заманивая в нехитрые мужские ловушки. От банальной рыбалки охранника дяди Коли, до пикантной сауны с девочками у юриста Паши. Симтопский купался в мерзостях Пашиных живописаний, и радовался, что не ошибся в скрытном юрисконсульте. Поразил его и Потемкин. Он долго кружил вокруг Симтопского, набираясь для храбрости перцовым Немировым, а потом бухнул откуда-то сбоку.
- Илья Борисыч, а ведь ты мне как родной, -  пьяно смущаясь, перешел он на «ты», - мне чего с тобой делить – мы душа в душу. – Он заговорщицки подмигнул, и показал Симтопскому белую гильзу папироски, туго набитую и слегка замусоленную.
- Лещи с руку, во! – лебезил суровый обычно дядя Коля, а закаты… крррррасные, - смачно прорычал он, - как кровь…
При последних словах его покоробило; вкус крови еще был свеж и, дядю Колю подташнивало.
- Там есть такая Нюра, - пританцовывал рядом Паша, - это что-то. У нее грудь как два арбуза, и оба налитые. – Он фамильярно обнял Симтопского за плечи, и повлек в дальний уголок зала, слюняво живописуя прелести безотказной Нюры.
«… Я не ошибся, я не ошибся…» - прыгало в голове у Ильи. Он тщетно пытался отделаться от Паши, но тот прилип, и слезы умиления катились по лицу, перемешиваясь со слюной и остатками угощения. Паша – смазливый потаскун, женатый и сластолюбивый до фанатизма, свято верил –  главное в жизни огулять побольше крутозадых самок. Он очень удивился, и даже возмутился бы, если бы узнал, что Илья Борисович – стопроцентный мачо, презирает разврат, а ищет в отношениях с женщиной целомудренной и чистой любви. Не исключено, что, в конце концов, Симтопский отшвырнул бы назойливого юрисконсульта, но, тут случилось кое-что отвратительное и вопиющее. Дядя Коля набросился на Гришу Потемкина. Всегда спокойный дядя Коля побагровел и, жестоко избивал валявшегося без чувств Гришу. Он возил его по лужицам крови перемешанной с блевотой и остервенело бил по голове, которая моталась из стороны в сторону.
- Убью, падла! – хрипел дядя Коля, казалось, действительно намереваясь убить несчастного. Никто не пошевелился, дабы остановить безобразие. Все знали о криминальном прошлом дяди Коли, и о том, что фирму крышевали его закадычные дружки. Илья в два прыжка очутился рядом с борющимися и откинул дядю Колю, словно тот был мешком с трухой.
- Это они лишнюю квартиру не поделили, - услужливо шепнула тетя Дуся, - оба хороши.
- Зря я, дядь Коль, правильно все – кто сильнее, тот прав. Раз уж ты всех победил, пусть тебе будет лишняя квартира. Или кто-то возражает? Забыл растолковать один моментик, эта «лишняя» квартира в элитном доме на Осенней. Ее оценили в три миллиона, не рублей естественно. – Воздух со свистом ворвался в семь пар легких, грудные клетки истово заходили вверх-вниз, а безжизненно валявшийся до сих пор Гриша, резво и буднично поднялся, и, раскроил канделябром череп дяди Коли.
- Все, - весело изрек Гриша, - я снова победитель, и квартира мне. Он победно поднял вверх обе руки, с оттопыренными указательным и мизинцем. Но триумф его длился не больше пяти секунд – тетя Дуся вогнала ему в горло нож для колки льда, и тут же сама пала под тяжестью металлического стула. Стулом орудовала ее близкая подружка Зина, пять жестоких ударов, и, тетя Дуся затихла. А Зину уже душила Юля, и задушила бы, но тут в дело вступил Паша, он выхватил из внутреннего кармана большой пистолет, и начал палить на лево и на право. Когда патроны кончились, оказалось, что в живых остались только Паша и Илья. Паша перезарядил.
- Один ты остался, - навел он перезаряженный пистолет на Симтопского, - и я это исправлю. – Дикий хохот разнесся по залу ресторана.
- Паш, я не возражаю, можешь стрелять, но вот документы, тут закавыка, кто перепишет все на тебя?
- Резонно, - прогнусил Паша, вдруг опечалившийся и сникший. Он поднес дуло к своему виску и тут же спустил курок.
- Выбора у меня не было – таких волков не вытрусишь под сокращение – залижут до икоты. – Симтопский перешагнул через Пашу; на носке туфли прилип клочок бумажки, забрызганный кровью. Он нагнулся, оторвал его и, тут же сунул в карман. Эту бумажку он уже видел сегодня. Он сам сделал на ней надписи с двух сторон. На одной стороне было написано твердым почерком: «СЕЙСМОГРАФ», а на другой, дрожащей рукой было начиркано и намазано. Понять, что там, не представлялось возможным, и только Симтопский знал, там написано – ТРА-ТА-ТА.

… Единственно возможным образом.