Трилогия забытые в веках глава 2

Альберт Есаков

ЗАБЫТЫЕ В ВЕКАХ, глава 2
Фантастико-приключенческая трилогия

Это невероятные приключения харьковчанина Валентина Кононенко
В Украине, России, Париже, в горах Афганистана, в джунглях Бразилии, в….
Он поставил перед собой, казалось бы,  невыполнимую цель ; отыскать
Людей, чьи далекие предки покинула когда-то на кораблях гибнущую
Атлантиду.
Преодолев, вместе с другом, многочисленные «непреодолимые» преграды, он нашел-таки затерянный в джунглях и болотах древний народ, и встретил девушку из своих снов ; голубоглазую дочь легендарной Атлантиды. Правда, на этом его приключения не закончились…

Примечание:
Трилогия «Забытые в веках» не издана. Авторские права защищены.

                Глава 2

                ПОД ЧУЖИМ ИМЕНЕМ В ЧУЖОЙ СТРАНЕ
 
А Валентин и Рустам в это время увидели впереди широкую ленту реки. Как же они об этом забыли! Граница-то обозначена! Это же Пяндж. Река здесь и есть естественная граница между государствами. До реки остается метров пятьдесят. Валентин выключает блок передней тяги, и они зависают на одном месте. Вглядываются в горные вершины, освещенные луной на том берегу. Кажется там, между горами есть проход на юг. Отсюда он виден как глубокая тень между каменными громадами, тускло освещенными луной. Над горами подниматься нельзя. На афганской стороне нет противовоздушной обороны, но наши могут сбить ракетой и на той стороне. Коротко посоветовавшись, принимают решение. Машина набирает скорость, на высоте метров сто пролетает над рекой и ныряет в темноту ущелья на той стороне. Снижают скорость до самой малой и почти ощупью движутся вперед. Вскоре обнаруживается, что то, что они приняли за ущелье, просто глухое углубление в горном хребте или его изгиб. Набирают высоту и потихоньку, буквально переползают гору, не более чем в метре над вершиной. Затем немного опускаются и берут курс на юг до следующей горы. Так они делают несколько раз пока не уходят от границы достаточно далеко. После этого поднимаются над горой метров на пятьдесят и на полной скорости мчатся вперед.

Через час полета замечают внизу огоньки автомобильных фар. Спускаются ниже, находят дорогу и решают здесь дождаться рассвета. Включенные фары выхватывают из темноты удобную площадку метрах в пятнадцати от дороги. Сворачивают туда, заезжают за уступ. С дороги их теперь не видно. После непродолжительного спора Валентин согласился лечь спать, оставив Рустама в карауле. В шесть утра друг разбудил его и успел еще сам часок поспать, по настоянию Валентина. В восьмом часу они осмотрели друг друга при солнечном свете. Одежда не совсем национальная, но, кажется, не должна вызывать особых подозрений. Халаты выглядят натурально, стрижка у обоих короткая, лица заросли. Тюбетейка у Валентина почти его размера, чалма на голове Рустама намотана по всем правилам. Бороды они предусмотрительно начали отпускать еще в лагере. Рустам показывает, как надо подпоясываться кушаком. Ботинки у них, конечно, не местные и брюки тоже, но все остальное в порядке. Телогрейки запихивают в багажник и решают ехать до ближайшего населенного пункта. Едут в обычном режиме по узкой, ухабистой дороге, спускающейся в довольно широкую долину, и только теперь обнаруживают, что пришла весна. В лагере им было не до этого, работа поглощала все время, да и приход весны там не очень-то заметен. А тут голубое небо, чуть подернутый утренней дымкой воздух, и пробивающаяся повсюду трава. Настроение портит только вид безжалостно обрезанных деревьев тутовника, вздымающих к небу, словно руки в безмолвной мольбе, свои узловатые изломанные ветви. Они проступают сквозь дымку как призраки, призывающие кару небесную на головы изуродовавших их людей.

Проехали километров десять, и тут представилась возможность сориентироваться. Навстречу двигался небольшой караван. Впереди верблюды, покрытые пестрыми попонами и нагруженные тюками. За верблюдами ослы, женщины, дети, а замыкали шествие собаки. Женщины были с открытыми лицами, в просторных черных одеждах. Мужчина с карабином за спиной и мальчик лет четырнадцати ехали на лошадях.
– Это кучи, – сказал Рустам. – Пуштуны кочевники. Сиди в машине, а я поговорю с ними.
Караван остановился. Валентин видел, как Рустам почтительно поздоровался и долго говорил с мужчиной. Он думал, что дети подбегут к машине, но, видимо, дисциплина пересилила любопытство. Они остались возле взрослых, хотя и смотрели в его сторону. Вернулся Рустам. Караван отправился своей дорогой.               
– Они всегда уходят весной с равнины в горы, – пояснил Рустам. – Километрах в пяти впереди находится кишлак. Вооруженных людей там не видно, а еще через пять километров, идет дорога на Файзабад.               
Кишлак миновали благополучно. Дорога снова пошла в гору, и вскоре вывела их на другую дорогу, лучше качеством, которая, вероятно, и вела в Файзабад. Здесь иногда встречались машины в основном грузовые, советского производства. Въехали в узкое ущелье. Дорога шла по самому краю обрыва, прижимаясь к горе и обтекая ее выступы и впадины. Метрах в двухстах впереди ехал грузовик, нагруженный какими-то ящиками.
               
Он то пропадал за очередным поворотом, то внезапно появлялся в пределах видимости. Совершив, невесть какой по счету поворот, Валентин и Рустам увидели, что грузовик стоит. Рядом с ним еще одна машина, кажется бортовой ЗИЛ и люди с оружием.
– Кажется, проверка, – сказал Рустам, и Валентин тотчас затормозил и дал задний ход. Через десять секунд они скрылись за выступом скалы.
– Что будем делать? – спросил Валентин то ли  Рустама, то ли самого себя.
– Если они нас заметили, устроят погоню, – сказал Бурханов. – Логика простая, раз мы скрываемся, значит, что-то не чисто.
– Значит, решение надо принимать быстро? – спросил Валентин, и включил БЦМ.
Машина приподнялась над дорогой, повернула к пропасти, на секунду зависла над бездной и нырнула вниз.
– О, Аллах, к этому надо привыкнуть! –  прошептал  Рустам, хватаясь за сердце.
Они опустились метров на пятьдесят и двинулись по ущелью, держась ближе к обрыву, и, так же как на дороге, копируя его выступы и впадины. После нескольких поворотов решили, что теперь их с места проверки уже не видно и можно «всплывать». Чуть приподняли кабину над краем ущелья. Дорога пуста, только мальчик лет десяти пас коз, которые карабкались по склону в поисках молодой травы.
– Ладно, кто ему поверит, – буркнул Валентин, продолжая подъем. Мальчишка открыл рот и остолбенел, увидев, как из глубины ущелья поднимается легковая машина голубого как небо цвета. Когда они опустились на дорогу и проехали мимо, Рустам оглянулся. Мальчик продолжал стоять с открытым ртом, и смотрел им вслед, видимо не веря своим глазам.
– Закрой рот, малыш, –  сказал Рустам. – Я и сам до сих пор не верю. Не могут автомобили шастать по ущельям, как летучие мыши. Так не бывает.
Валентин в ответ только довольно хохотнул. Когда впереди внизу показался Файзабад, в город решили не въезжать, а перелететь через него ночью. Выбрали что-то вроде оврага отходящего в сторону от дороги, приподняли машину, пролетели вглубь и опустились за большими камнями, некогда свалившимися с горы. Здесь отдыхали до вечера, удивляясь тому, как весна расцвечивает почти голые в летнее время склоны. Они были покрыты красными и желтыми тюльпанами, травой, а еще цвели мелкими розовыми цветочками какие-то кустики.

С наступлением темноты выбрались из своего укрытия, поднявшись вертикально вверх, набрали высоту около километра, и полетели прямо над городом. На противоположной стороне обнаружили по светящимся автомобильным фарам дорогу, которая, по их мнению, должна вести в сторону Кабула. Над этой дорогой летели до тех пор, пока по ней пол¬зли огоньки, а когда она опустела и пропала из виду, решили приземлиться и отдохнуть до рассвета.

С рассветом тронулись в путь. Опять кругом горы и горы. Дорога, хотя и не очень узкая, привычно вьется по краю ущелья. После одного из поворотов увидели впереди вооруженных людей и легковую машину марки форд, как определил Валентин, выпуска шестидесятых годов. Возвращаться было поздно. Документов у них никаких, и для них одинаково опасны как правительственные солдаты, так и моджахеды. Значит... Только вперед!

Увеличив скорость, они проскочили мимо группы людей, которые тут же сели в свою машину и начали преследование. Валентин следил за извилистой дорогой, но Рустам мог видеть, что происходит сзади. Преследователи стали высовываться из окон с автоматами. Он доложил об этом Валентину. За следующим поворотом Кононенко укоротил путь, перелетев метров двадцать по воздуху и теперь, когда между ними и преследователями было уже два поворота, можно было повторить прежний трюк. Нигде никого. Они опускаются в ущелье и машина, преследующая их, проносится мимо. Можно возвращаться на дорогу. Валентин медленно подводит свой автомобиль к верхней кромке ущелья. Рустам высовывается в открытое окно и осматривает дорогу. Пусто.

И вот они опять едут колесами «как все люди», но теперь уже позади своих преследователей. Интересно, когда те решат, что пора возвращаться? Это произошло через полчаса. За очередным поворотом они увидели форд, который ехал навстречу. Наверное, велико было удивление тех людей, когда они поняли, что где-то проскочили мимо преследуемой машины. Они тут же развернулись поперек дороги, выскакивая на ходу с автоматами. Валентин тоже нажал на тормоз. Развернуться на этой дороге было можно, но это заняло бы слишком много времени. Поэтому он приподнял машину буквально на пару сантиметров и развернулся почти на месте... Началась гонка в обратную сторону.

Через некоторое время они снова висят за краем обрыва между небом и землей, как паук на невидимой нити. Опять Рустаму приходится вылезти почти на крышу, чтобы осмотреться. Номер с тем мальчиком не следовало повторять. На дороге два грузовика. Придется повисеть. Проходит несколько минут. Снова над краем пропасти как перископ появляется человеческая голова в чалме, вертится в разные стороны и из ущелья поднимается... не вертолет, не истребитель с вертикальным взлетом, а голубой автомобиль марки «Жигули». Теперь можно ехать своей дорогой. Те ребята будут еще долго «догонять» их в обратную сторону.

Под вечер проезжают мимо грузовика, водитель которого меняет колесо. Рустам помогает ему справиться с этим делом и попутно узнает, что до Кабула осталось примерно пятьдесят километров, но дорогу патрулируют моджахеды, задерживая всех, кто им почему-то не нравится. Перед Кабулом возможен патруль правительственных войск. Расспрашивать водителя7 об объездных путях Рустам посчитал опасным, и они поехали дальше на малой скорости, обдумывая дальнейший план действий. Какие-то боковые дороги очень плохого качества иногда встречались, но куда они ведут?

На их счастье догнали мальчика таджика, который вез на ишаке тощую вязанку хвороста. От него узнали, что есть объездная дорога, по которой можно проехать вдоль основной километров десять, но по ней автомашины не ездят. Только арбы. Мальчика поблагодарили и дали банку тушенки. Радости его не было предела. Указанная им дорога оказалась практически непригодной для езды на нормальной машине, но друзьям и горя было мало. Лишь бы автомобиль проходил между огромными камнями по ширине. Шла ли эта дорога действительно вдоль основной магистрали, трудно было сказать, потому что многочисленные петли вконец запутали наших путешественников. Лишь положение солнца говорило о том, что они, в общем, движутся туда куда надо. Они летели в полуметре над дорогой, которая пошла под уклон. Камней становилось все меньше, и вскоре уже можно было ехать на колесах. Вдруг впереди послышались два выстрела. Может, показалось? Поворот, еще поворот, еще... За следующим поворотом стоит джип. Они снижают скорость до самой малой. Никого. На капоте джипа флажок с красным крестом и полумесяцем. Друзья останавливают свою машину в десяти шагах и подходят к джипу.

За рулем человек откинувшийся назад. Дверь открыта и на ступеньку струйкой стекает кровь из двух отверстий на груди убитого. Рядом на сиденье лежит автомат Калашникова. Что за чертовщина? Вдруг откуда-то раздается сдавленный женский крик. Валентин берет автомат, придерживая рукой покойника, и знаком показывает Рустаму, идти за ним. Они огибают огромный, с двухэтажный дом, кусок скалы и перед их глазами предстает зрелище:
Двое афганцев опрокинули на зеленую траву двух одетых по европейски женщин и пытаются их изнасиловать.
Один, большого роста и широкоплечий, никак не может поднять своей жертве узкую серую юбку. Он пытается собрать ее гармошкой, сдвигая вверх по бедрам, но женщина отчаянно сопротивляется, мешая ему.
Второй, поменьше ростом, но более шустрый, уже тащит из под задранной до талии юбки другой женщины, узкие белые трусики.  Она старается задержать их, раздвигая ноги в коленях. У Валентина, давно не видевшего женщин даже одетых, от ослепительной белизны обнаженного женского тела потемнело на секунду в глазах, но он быстро справился с собой.
– На автомат, держи маленького, – бросил он Рустаму, не останавливаясь.
Автоматы афганцев лежали рядом с ними на траве. Оттолкнув оружие наружной стороной ботинка, Валентин нанес удар носком по ребрам занятого юбкой любителя сладкого. Удар был очень сильным, но тот все же сумел вскочить на ноги. Это был могучий мужчина, и борьба затянулась. Он трижды сбивал Валентина с ног и, если бы не специальная подготовка, Кононенко пришлось бы плохо. Во время борьбы он на долю секунды увидел, что второй афганец стоит, подняв руки вверх под дулом автомата Рустама. В это время сильный удар в челюсть свалил его на землю. Противник занес над ним ногу... За мгновение до того, как тот должен был наступить ему на горло, Валентин резко сместился в сторону и, схватив ступню, с силой крутанул ее. Дико вскрикнув от боли, мужчина рухнул на четвереньки... В это время в поле зрения Валентина снова попал второй афганец. Он по-прежнему стоял с поднятыми руками, но Рустам, отвернувшись от него, поднимал с земли его автомат. Повернуться к противнику спиной было равносильно самоубийству, но... Валентин получил очередной удар, на этот раз по ребрам, и Рустам снова выпал из поля его зрения.

Наконец, он изловчился, и нанес противнику такой удар, что тот рухнул как подкошенный и не шевелился. Теперь быстро на помощь Рустаму... И тут Валентин обнаружил, что это Рустам спешит ему на помощь, держа автомат за ствол и замахиваясь прикладом. Второй афганец по-прежнему стоял, подняв руки, и почему-то растопырив пальцы, безучастный к происходящему.  Женщины, бледные от страха, стояли чуть в стороне, прижав ладони к лицам, словно защищаясь.
– Что это с ним? – спросил Валентин, кивнув на неподвижного афганца.
– Он дерево. Думаю, до осени так простоит, – усмехнулся Рустам, и Валентин все понял.
– Быстро в машину, – сказал он, загребая женщин одной рукой, а второй показывая в сторону автомобиля.
Машинально это было сказано по-русски, но женщины поняли смысл и бросились вперед. Рустам взял все три автомата, достал из джипа вещи женщин, а Валентин тем временем снял флажок и прикрепил на капот своей машины. С заднего сиденья выбросили несколько канистр с бензином, и пригласили дам. Все еще, дрожа от страха, они забрались в машину, и Валентин пустил ее по дороге под уклон.
– Куда вас доставить? – на пушту спросил он.
– Кабул, Кабул, – одновременно ответили обе. Обретя, наконец, дар речи, одна спросила у другой по-французски:
– Господи, а эти кто такие? Завезут куда-нибудь и тоже...
– Не волнуйтесь, дамы, – сказал Валентин на их языке, повернувшись к ним в полоборота, и улыбаясь. – Мы хорошие ребята!
– Да, мы ребята, что надо! – По-французски же подтвердил Рустам.
– Ой, какое счастье, что вы умеете говорить, – с облегчением сказала одна из женщин, – а то мы почти не знаем местных языков. Мы из миссии Красного креста в Кабуле. Мы француженки, врачи. Ездили в кишлак делать прививки, а эти... остановили нас на дороге, убили водителя и...
– Успокойтесь, все уже позади. Ведь мы появились вовремя, правда? – сказал Валентин
– Ой, очень вовремя, прямо как в кино, – подтвердила одна и спросила другую: – Правда же, вовремя?
– Вполне, – ответила вторая и даже улыбнулась. – Еще бы несколько минут и... Потом бы, наверное, убили. Зачем вы оставили нашу машину? Мы могли бы доехать на двух.
– Я не знаю вашей машины, а наша повышенной проходимости, – ответил Валентин. – На ней мы проедем по любой дороге.
Между тем дорога уже спустилась в долину. Слева тянулись залитые водой рисовые поля, впереди, кажется, был кишлак, а сзади им вдогонку несся оставленный ими джип с теми двумя убийцами.
– Нас догоняют, – спокойно сказал Рустам.
– У вас в машине, кроме автомата водителя, другого оружия не было? – спросил Валентин.
– Не было.
– Ну, тогда пусть догоняют.
– Ой, наш водитель говорил, что в тот кишлак лучше не ехать. Там плохие люди – так он сказал, – пояснила одна из женщин.
Джип был уже на расстоянии двухсот метров.
– Да? Тогда поедем на ту сторону, – сказал Валентин и свернул по направлению залитых водой участков.
– Куда вы? Куда вы? – в один голос вскричали женщины, и даже привстали от волнения.
– Не беспокойтесь, здесь есть брод, – постарался успокоить их Валентин, переключил какие-то рычаги и въехал в воду.
С ужасом и удивлением женщины смотрели, как из-под передних колес летят брызги и по воде расходятся «усы», как от катера. Они ожидали, что с минуты на минуту произойдет остановка, но машина продолжала ехать вперед, поднимая волны.
– Что там сзади? – спросил Валентин
– Они окунулись по самое лобовое стекло! – со смехом ответил Рустам.
– Не зная броду, не лезь в воду, – наставительно произнес Кононенко. Афганцы, видимо, и впрямь поверили, что здесь есть некий брод, раз «Жигули» так уверенно поехали по воде, и решили ехать по следу. Теперь им предстояло самим выбраться из полузатонувшей в грязи машины. А Валентин вел автомобиль так, чтобы колеса были частично погружены в воду и несколько дехкан8 провожали его удивленными глазами. Не иначе как сам шайтан сидел за рулем этой машины. Они-то знали, что на этих залитых участках даже трактор не пройдет, увязнув в грязи. На той стороне по краю поля шла грунтовая дорога с двумя глубокими колеями от повозок и вскоре «Жигули» выехали на нее.
– Вот, видите, я же говорил, что у нас машина повышенной проходимости, – сказал Валентин. – А ваша теперь в сохранности. Без трактора ее не вытащить. Доложите начальству, и завтра ее заберут.
– Невероятно! – прошептала одна из женщин.
– Действительно, – оглянувшись и пожав плечами, подтвердила вторая. – Как там можно было проехать?
Через некоторое время, расспрашивая местных жителей, выехали на главную дорогу. Дважды их останавливали, но флажок Красного креста и полумесяца, плюс миловидные лица женщин, плюс протянутые ими документы, производили хорошее впечатление, и их пропускали. Въехали в Кабул. Миссия французского красного креста помещалась в здании французской школы. Только здесь, выйдя из машины, друзья рассмотрели женщин, которых спасли. Обе они был шатенками, обеим лет по тридцать и обе весьма привлекательны. Стройную, спортивного сложения звали Валери, а ее подругу с крупной грудью и широкими бедрами звали Мишель. Они провели ребят в кабинет своего шефа и рассказали о том, что произошло. Шеф сердечно поблагодарил спасителей, схватил трубку телефона и стал звонить в местную полицию. Затем послал кого-то к родственникам убитого, и лишь после этого нашел время поговорить с Валентином и Рустамом. Как только он услышал французскую речь, сразу предложил друзьям работать в миссии, объяснив, что им очень тяжело без знания языка, а найти среди местных жителей людей говорящих по-французски очень трудно. Робер Тоу – так звали начальника, сказал, что у них будет приличная зарплата. Друзья, обрадовавшиеся такому предложению, но постаравшиеся не подать вида, сказали, что им понадобится неделя-другая, чтобы завер¬шить кое-какие дела, и тогда они придут. Дать свой адрес отказались и, попрощавшись с шефом и женщинами, ушли.

Вскоре они подъехали к дому дяди Рустама в старом городе, на правом берегу реки, недалеко от проспекта Мейванд. По кабульским понятиям дом муллы Фарида был большим и богатым с довольно просторным двором и даже крошечным садиком. Нечего и говорить, как обрадовались родственники внезапному появлению Рустама, которого уже и не чаяли увидеть, т. к. знали, где он находится и за что. Валентина тоже приняли как дорогого гостя. Вскоре пришел и сам мулла, служивший в мечети Пули-Хишти – одной из наиболее почитаемых, не только в Кабуле, но и во всем Афганистане.

Подали лагман, плоский продолговатый хлеб, потом плов, сладости и чай. Вот где пригодились Валентину знания обычаев, полученные от Рустама и приятно удивившие хозяев.
После еды мулла уединился с гостями, чтобы расспросить о подробностях освобождения племянника. Рустам рассказал, что бежали они с этапа, что побег спланировал Валентин, с которым они дружат уже три с половиной года. Границу перешли с помощью контрабандистов, а машину купили уже здесь на севере Афганистана за золотой самородок, который Валентин нашел в шахте, и сумел спрятать от охранников. Советские номерные знаки на машине здесь были не редкость и не вызывали удивления. Рассказал Рустам и о том, за что попал в тюрьму Валентин Кононенко. Дядя слушал внимательно, иногда задавал вопросы, но поверил ли он, определить было трудно. Лицо муллы оставалось непроницаемым. Друзьям отвели отдельную комнату в доме. Перед тем как лечь спать, Рустам пояснил другу, что дядя играет не последнюю роль среди руководства сопротивления режиму Наджибулы, и его осторожность, при появлении в доме постороннего человека, вполне понятна.

Проснулись они поздно. Их не будили, зная, что они устали после трудной дороги. Машина стояла во дворе. Вчера, перед тем как подъехать к дому муллы Валентин и Рустам сняли все свои рычаги и переключатели и спрятали в багажник. Теперь машина выглядела почти как обычная. Оставались, правда, различные отверстия на передней панели, но отверстие – дырка, а дырка она и есть дырка, что в ней особенного. Два автомата, отобранные у насильников, преподнесли хозяину дома в качестве подарка, которому он обрадовался. В такое время автомат в хозяйстве вещь не лишняя.

В середине дня им доставили национальную одежду. Они вырядились в длинные белые рубахи - перханы и широкие серые штаны. Им также купили жилеты, новые халаты, и соответствующую обувь. То, что не подошло по размеру, через некоторое время обменяли. Они подстригли бороды. Оглядев себя в зеркало, Валентин решил, что выглядит неплохо. Короткая бородка и соединяющиеся с ней усы были ему к лицу. Вечером мулла сказал, что поручил надежному человеку заняться приобретением для них всех необходимых документов. Чиновники администрации Наджибулы чувствуют, что их власть висит на волоске и готовы продать все, что угодно.

Все было хорошо, но Валентин все же чувствовал настороженность по отношению к себе. Ему не доверяли, несмотря на все старания Рустама.
Не сказав ничего племяннику, дядя решил устроить проверку, и в середине следующего дня к дому подъехала маши¬на, из которой вышли двое мужчин, сам мулла и две женщины в зеленых бурку – широких и длинных накидках, скрывающих лицо и фигуру. Войдя в дом, женщины сняли накидки. Это были Зохида и ее мать Ханифа. Они не сразу узнали в молодом человеке с бородкой, одетом в афганскую одежду, того советского офицера, который бывал у них дома в Бамиане. Мужчины, сопровождавшие их, смотрели настороженно, готовые к решительным действиям. Наверняка под одеждой у них было оружие.
– Здравствуйте Ханифа-ханум, здравствуйте Зохида! – улыбаясь, сказал Кононенко и шагнул навстречу женщинам.
– Мама, это же Валентин! – радостно вскрикнула Зохида.
И тогда пожилая женщина бросилась к нему. Она прижимала Валентина к груди, плакала и называла его своим сыном. Лицо  муллы сразу посветлело.
Женщин приняли как дорогих гостей. Мать снова и снова рассказывала всем, как Валентин спас от смерти ее сыновей. После угощения им дали возможность отдохнуть с дороги. Потом они с Валентином, в сопровождении Рустама и его дяди, сходили в фотографию и сфотографировались втроем на память. Благодаря недавно установленному американскому оборудованию, заказ выполнили быстро, и Валентин получил фотографию с надписью: «Моему младшему сыну. Храни тебя Аллах»!
После этого матери и дочери, которые никогда раньше не были в столице, решили показать город. Их повезли сначала на левый берег реки. Проехали по проспекту Пуштунистана к бывшему королевскому дворцу, потом вернулись в старый город. Базары, мечети и, наконец, древняя крепостная стена на освещенном заходящим солнцем хребте Шер-Дарваз и крепость Бала-Хисар.

Женщины переночевали в доме муллы. На следующее утро Валентин проснулся одновременно с ними, когда в предрассветной тишине певуче и зычно раздались голоса муэдзинов, призывающих к утренней молитве. После легкого завтрака подали машину, и Валентин проводил их в обратный путь – домой в Бамиан. Теперь к нему относились в доме дяди Рустама, как к родному. Примерно дней через пять Кононенко и Бурханов получили паспорта и метрические свидетельства – все подлинное. В документах Рустама он значился как Шердиль Масуд, а Валентин стал Асадуллой Хусейном. Оба граждане Афганистана. Еще через пару дней оба получили водительские права, а Валентин еще и документы на право владения машиной, а также новые номерные знаки.
Мулла оказался прав. Купить сейчас можно было все. Кроме того, в качестве личного подарка, дядя Фарид вручил племяннику и его другу четыре чистых бланка паспортов – так, на всякий случай. В тех и других паспортах, тоже на всякий случали, стояли выездные визы.

Бродя по базару Чар-Чата, Валентин обнаружил в одном из духанов установку для ламинирования. Он отдал, покрыть прочной прозрачной пленкой, свою фотографию с Зохидой и Ханифой, и теперь ее можно было носить с собой. Ему приятно было сознавать, что есть на свете женщина, которая  называет его сыном.

Обзаведясь документами, друзья направились во французскую миссию красного креста. И Валери, и Мишель оказались на месте и очень обрадовались, увидев своих спасителей. Их шеф не забыл своего предложения. Ребят оформили на работу и при том с такой зарплатой, которая по местным меркам считалась более чем приличной. В том крыле здания, где жили французы, было несколько свободных комнат и, получив разрешение, Валентин перебрался в одну из них, чтобы не стеснять родственников Рустама. Они с Бурхановым перетащили туда кровать, тумбочку, небольшой стол и несколько стульев. Женщины обещали сегодня же сделать шторы на окно.

Так начался очередной новый этап в его жизни. Делать приходилось все. Они с Рустамом были санитарами и сиделками, водили машину, ремонтировали испортившееся оборудование и были переводчиками. Через несколько дней, после начала своей деятельности в миссии, Валентин решил сходить в обеденный перерыв на один небольшой заводик, чтобы заказать некоторые новые детали для свой машины. По дороге за ним увязался какой-то афганец. Он был сутулый, и одно плечо у него было выше другого.
  – «Что ему нужно, этому кривому? – подумал Валентин. – Может, с кем меня спутал».
Он зашел в контору завода, сдал свои эскизы и договорился о сроках и цене, а, выйдя из конторы на улицу, получил сзади сильный удар по голове. В глазах потемнело, а когда прояснилось, он уже сидел в машине, между двумя афганцами. Руки были связаны веревкой, голова болела. Машина направлялась за город. Сначала ехали на север в сторону перевала Саланг, потом свернули на восток по узкой, почти непроезжей горной дороге. Когда Валентин попытался выяснить, куда и зачем его везут, сидевший рядом с водителем «Кривой», как он его окрестил, начал кричать, что узнал его и теперь ему не уйти от справедливой кары.
– Ладно, успокойся Саид, – сказал мужчина сидевший рядом с Валентином, – приедем разберемся.
– «Черт возьми, – подумал Кононенко, – неужели этот видел меня раньше в форме и теперь узнал? Это совсем плохо»!
Приехали в горное селение. Глинобитные домишки, дувалы9 и кругом одна глина и камни. Даже весна не могла скрыть убожества здешней земли. Чем живут здешние дехкане неизвестно. Валентина ввели в дом, который выглядел получше соседних. К его удивлению, в комнате стояло несколько стульев и стол, за которым сидел человек в чалме. На стол положили изъятые у него документы. Начался допрос. Кривой Саид, брызгая слюной кричал, что это шурави, собака, что документы у него фальшивые и что он – Саид хорошо помнит его в форме советского старшего лейтенанта. Требовал, чтобы ему разрешили расстрелять шпиона немедленно. Валентин говорил, что это ошибка, что он афганец, родственник муллы Фарида и работает в миссии Красного креста.
– Почему ты так плохо говоришь на пушту? – спросил сидевший за столом.
–  Я таджик, воспитывался во Франции, а там не с кем было говорить на пушту.
–  А по-французски умеешь?
– Конечно.
– Скажи что-нибудь.
Валентин произнес несколько фраз, которые присутствующие выслушали с такими выражением лиц, что было ясно – с тем же успехом с ними можно было общаться на языке снежного человека. Его еще долго допрашивали. «Кривой», почти впадая в истерику, требовал расстрела, а человек сидевший за столом, и оказавшийся заместителем командира какого-то отряда, видимо, сомневался. В конце концов, он сказал, что расстрелять русского они всегда успеют. Пусть посидит до завтра, а утром приедет командир и решит его судьбу. Кононенко-Хусейна отвели в какую-то каморку без окон, абсолютно пустую и, закрыв на замок, поставили часового.

Вот это так влип! Надо же было случиться, что он и этот полудурок Саид оказались в одно время в одном месте. Интересно, сколько еще человек в Афганистане смогут его опознать? Впрочем, вряд ли это теперь имеет значение. Возьмут завтра, шлепнут и все. Кто такой их командир? Что он за человек? Станет ли разбираться или отдаст этому ненормальному на расправу. Остальные настроены хоть и не дружелюбно, но, по крайней мере, нейтрально, а этот просто кипит от злости.

Сначала Валентин ходил по каморке, потом присел на корточки у стены, потом сел на пол. Всю ночь мерз, то впадая в дремоту, то бодрствуя какое-то время, пока глаза опять не закрывались сами. Наконец настало утро, но потеплело нескоро. Время шло, а командира все не было. Ему принесли еду – кислое молоко и лепешку. Два раза выводили по нужде, но бежать было слишком рискованно. Вокруг полно вооруженных людей, посматривавших на него как на возможную ми¬шень. Между собой моджахеды говорили по-узбекски.

Перед вечером за дверью раздались голоса. Часовой с кем-то спорил. Валентин узнал голос «Кривого». Часовой говорил, что он отвечает за жизнь заключенного, а «Кривой» злобно угрожал пристрелить его самого. Дверь отворилась.
– Выходи! – крикнул «Кривой».
Щурясь от яркого солнца, Валентин вышел наружу.
– Иди, – и «Кривой» указал на дорогу, оставаясь сзади на расстоянии 3-5 метров и держа автомат наготове.
– А ты оставайся здесь. Мне помощники не нужны. Я сам его застрелю, – сказал он часовому.
– Я за него отвечаю, я пойду с тобой, – настаивал охранник
Валентин медленно шел по дороге. Неужели застрелит? А что его остановит, если нет командира, а других он не слушает. Злость в нем мутит рассудок и делает невменяемым.
«Наложил Аллах печать на сердца их и на слух, а на взорах их завеса. Для них великое наказание», – вспомнил Валентин. Только в данном случае это наказание, не деля них, а для него.

Неужели это все? Конец его мечтам об атлантах, о космических кораблях с центробежным движителем. Конец всему? «К умеющим ждать все приходит вовремя». Вот и пришло. Дождался. Обидно до слез. Теперь, когда он сделал машину, каждый может воплотить в жизнь его идею. Значит, будут летающие автомобили, летающие «тарелки», летающие подводные лодки. Будет слава, успех, красивые женщины, но... только не для него. Его зароют здесь, засыплют камнями и глиной. А он ведь почти не жил. У него всего-то была одна единственная женщина, и то чужая, и совсем недолго.

Валентин где-то читал выражение, то ли «смертельная тоска», то ли «предсмертная». Теперь, когда последние минуты жизни уходили, как вода между пальцами и не было сил их удержать, он понял, что это такое – «предсмертная тоска». Сердце сжалось в болезненный комок. Захотелось громко завыть, закричать: – «Нет! Нет! Нет! Не надо! Я не хочу»!  Тоска сковывала разум и лишала воли.

К счастью у него были хорошие учителя – «зубры», не раз смотревшие смерти в глаза. Они говорили, что положение становится безвыходным лишь тогда, когда ты сам с этим согласишься. Главное, не впадать в панику, не поддаваться тоске и отчаянию. Они отнимут последние силы. Поддался – наверняка пропал. Устоял, значит, есть еще шанс. До последней секунды верить, что есть еще шанс. Вспомнив это, Кононенко призвал на помощь всю свою волю, чтобы подавить страх и собраться. Кажется, это ему удалось.

За ними увязались мальчишки, но «Кривой» их прогнал. Встретился мужчина, ведущий на веревке ослика. Из некоторых дворов выглядывали женщины и смотрели им вслед. В кишлаке уже все знали, что вчера поймали шурави. За последними домами «Кривой» приказал свернуть с дороги и идти вдоль склона горы. Прошли метров пятьдесят. Вот углубление в скале шириной метров пять, глубиной метра три. Возле него паслись козы, выискивая чахлую даже весной траву.
– Иди туда! – скомандовал «Кривой».– Здесь твоя дорога закончилась. – И он поднял автомат на уровень груди Валентина. Второй сопровождающий стоял в нерешительности. Его автомат висел на плече Заходящее солнце светило им в спину, а Валентину в лицо. Лучше бы наоборот. Все складывалось не в его пользу.
– Аллах покарает тебя за убийство невинного человека, – сказал Валентин и добавил: – Я хочу совершить молитву.
– Ты неверный, шурави, собака, – злобно прохрипел «Кривой».
– В шариате сказано: –  глядя ему в глаза, произнес Кононенко -  «Кто назовет правоверного неверным, тот сам неверный»!
Он совсем не был уверен, что так сказано в шариате, но, скорее всего эти двое шариат не читали. Не ожидая разрешения, он разулся, связал ботинки шнурками.
– Зачем связываешь? –  последовал вопрос.
– Мне они больше не понадобятся, а тебе удобнее нести будет, – ответил Валентин, и опустился на колени, лицом в сторону Мекки и к своим конвоирам.

Поставил ботинки справа от себя. Связанные они в какой-то мере могли заменить нунчаки в умелых руках. Кроме того, если их набросить на ствол автомата, они зацепятся за мушку и потянут ствол вниз. Это позволит выиграть полсекунды или даже целую секунду, для решительного броска. Голова, несмотря на боль в затылке, работала с предельной ясностью, как всегда в минуты опасности. Мысли проносились стремительно, но были как бы фоном для того, что происходило в реальном времени...

Второй не опасен, пока его автомат висит на ремне, а этот целится прямо в грудь. При первом же резком движении он успеет выстрелить...
Совершая намаз, Кононенко фиксировал глазами каждое движение своих противников. Нужно молиться пока этот не ослабит бдительность и не отведет ствол, или не снимет палец со спускового крючка. Пока он молится, вряд ли «Кривой» решится выстрелить, но это не может продолжаться слишком долго. Надо что-то делать... Ствол, направленный на него, понемногу опускается... Вот «Кривой» оглянулся. Черный глаз автомата ушел немного в сторону... До них меньше трех мет¬ров, но пока поднимешься на ноги... Поза на коленях не лучшая для броска. Доносится приближающийся шум мотора. Видимо по дороге проезжает машина. «Кривой» поворачивается на звук. Теперь автомат уже не направлен на Валентина… Аллах дал ему одну секунду. Встать он уже не успеет. Остается кувырок. Этому его учили. Это у него хорошо получалось. Нет, все-таки «К умеющим ждать»...
Молниеносный кувырок вперед через голову. Стремительное вращение вокруг «пятой точки», удар ногами сзади по ногам «Кривого».
Тот падает. Валентин мгновенно вскакивает и, наступив босой ногой на руку, вырывает автомат. Второй моджахед торопливо и растерянно стаскивает с плеча оружие, но удар прикладом по шее валит его с ног.
Палец Валентина на спусковом крючке. Двое лежат на камнях. Он поднимает голову и видит... направленные на него стволы трех автоматов. Четвертый человек без оружия. Эти четверо выскочили из только что подъехавшего открытого «Виллиса», похожего на те, что были у американцев во время второй мировой войны. Из своего углубления он не видел, как они подъезжали.
– Не убивай их, брат, я сам их накажу, – слышит Валентин. Это говорит человек без оружия. Наверное, командир. Обращение «брат» явно хорошее предзнаменование.
«Кривой» встает и готов броситься на Валентина с голыми руками. Валентин наводит на него ствол и говорит как можно спокойнее:
– Подойдите сюда, я отдам вам автомат. Только не давайте его этому сумасшедшему. Он хотел меня расстрелять ни за что.
Один из четверых подходит. Двое держат Валентина на, мушке. Он отдает автомат и в тот же миг «Кривой» бросается на него. Но это уже не опасно. Резкий поворот, удар ребром ладони по кадыку, и сумасшедший опять лежит. Его поднимают и сажают на заднее сиденье машины. Рядом усаживается, охая, второй пострадавший. Следующим садится один из приехавших, а за ним Валентин с ботиками в руках. Командир спереди, еще двое устраиваются на бортах.
Путь совсем короткий, и вот его уже вводят в дом, где допрашивали вчера. Он обувается и садится на стул. За столом сам командир – человек лет сорока с суровым лицом. Он рассматривает паспорт Асадуллы Хусейна, удостоверение сотрудника миссии. По его просьбе Валентин повторяет рассказ о том, как его без всякой причины, захватили в Кабуле и привезли сюда. Свой рассказ дополняет повествованием о том, как «Кривой» самовольно хотел его расстрелять. В помещении кроме командира присутствуют «Кривой», заместитель и двое из приехавших на машине.

Во время рассказа Валентина командир то внимательно смотрит на него, то рассматривает что-то в открытой картонной папке, которую он держит на коленях. Кривой несколько раз перебивает Валентина, и с пеной у рта кричит, что он советский офицер и его надо немедленно расстрелять. Наконец заговорил молчавший до этого командир:

– Теперь слушай меня, Саид, – строго обратился он к Кривому. – Ты проявил бдительность и это похвально, но ты чуть было самовольно не расстрелял нашего лучшего агента и за это ты заслуживаешь сурового наказания. Если бы ты это сделал, я бы расстрелял тебя собственноручно, но, скорее всего, он сделал бы это раньше меня. Этот человек действительно служил в советской армии, но он выполнял наше задание и сделал много полезного для Афганистана. Его знают в лицо только три человека, и вам всем не следовало бы об этом рассказывать, но Саид поставил меня в безвыходное положение. Скоро у него будет новое задание, и он исчезнет отсюда, а я хочу, чтобы он исчез из твоей памяти, Саид, и из вашей тоже, – повернулся командир к остальным. – Забудьте о нем, забудьте его имя, забудьте, как он выглядит, и не вспоминайте об этом, даже под пыткой, так же как он не сказал ничего, когда Саид хотел его расстрелять. Всем ясно?

Ошарашенные моджахеды только кивнули головами. У Саида лицо выражало полное недоумение, а язык, кажется, прилип к небу. Удивленный услышанным, гораздо больше остальных, Валентин старался сохранять спокойствие, соображая, что бы это могло значить. Командир приказал всем выйти и оставить его наедине с задержанным. Когда дверь за ними закрылась, он положил папку на стол, взял оттуда прямоугольный листок в левую руку, а правую, встав из-за стола, подал Асадулле Хусейну.
– Здравствуйте, Валентин, это мама вас спасла, – улыбаясь, сказал командир.
В левой руке он держал фотографию с надписью: «Моему младшему сыну».... Теперь Валентин понял все.
– Значит, вы брат Зохиды?
– Старший. Вы тогда спасли мне жизнь. Мы были уверены, что о нас в городе не знают, и засада оказалась для нас, полной неожиданностью.
– Но, теперь вы спасли меня, и мы квиты, – сказал Валентин.
– Вы спасли две жизни, значит, я все равно ваш должник. Наша мать называет вас сыном, а мы будем называть братом. Я знаю, что вас разжаловали и посадили в тюрьму, и рад, что вам удалось бежать. Не держите зла на Саида. У него погибла вся семья. Ракета с вашего вертолета попала в дом. Мать, отец, жена, трое детей – все погибли. С тех пор он такой...

Расспросив Валентина о том, что он собирается делать дальше и, узнав, что тот хочет уехать из страны, командир сказал, что это правильное решение. Здесь ему оставаться опасно.
– У нас уже начинается другая война, – с горечью произнес он.
Написав что-то на листе бумаги, и поставив печать, он протянул бумагу Валентину.
«Асадулла Хусейн мой брат, и его враги – мои враги», было написано на листе, а ниже стояла подпись «Дустум» и круглая печать, в центре которой были слова: «Во имя Аллаха», а вокруг сложное переплетение узоров и какие-то непонятные значки.
– Если вам понадобится помощь или убежище, вы знаете, где живет наша мать. Наш дом – ваш дом.
После этого он вызвал своих людей и приказал отвезти Валентина на машине в Кабул. Ехали кружным путем, узкими кривыми улочками. К зданию миссии двое сопровождающих подвезли его уже в темноте и молча уехали.

Утром Валентин объяснил своему начальству, что его выкрали моджахеды, продержали сутки в горах, хотели расстрелять, а когда выяснилось, что он был принят за другого, отпустили. Рустаму и мулле Фариду рассказал правду. Мулла сказал, что его спасла рука Аллаха, но нужно быть осторожным. Может быть, более радикально изменить внешность, ибо такие инциденты не исключены и в будущем.
Весь день Валентин чувствовал недомогание, а к вечеру еще и разболелась голова, знобило. Холодная ночь, проведенная в заключение, без теплой одежды, дала себя знать.   Он пожаловался на недомогание Валери. Та осмотрела его и предложила померить температуру. Термометр показал тридцать восемь и три десятых градуса по Цельсию.
– Это простуда, ты видимо переохладился, – констатировала врач. – Иди к себе и ложись в постель. Я сейчас приду.
Она действительно скоро пришла со стаканом теплой воды и какими-то таблетками. Валентин уже лежал в постели. Валери села рядом и пощупала его голову. Прикосновение ко лбу мягкой женской руки было очень приятным даже в таком, как у него сейчас, состоянии. Валентин послушно проглотил предложенные таблетки и выпил воду.
– Утром я зайду, а пока выздоравливай, спокойной ночи!   – сказала Валери и ласково погладила его по голове.
Проснулся он, как всегда, в семь утра. Температура, кажется, была нормальной. Встал, прошелся по комнате – никаких признаков болезни. Строго говоря, что-то есть... небольшая слабость, но, в общем, он был практически здоров.
– Доброе утро! Как здоровье больного? – На пороге стояла, улыбающаяся Валери.
– Знаешь, все прошло. Спасибо тебе, – сказал Валентин.
– Вот возьми еще две таблетки. Выпьешь одну сейчас и одну вечером для закрепления успеха, – сказала женщина, – а чтобы ты не забыл, я вечером зайду и напомню

Весь день Валентин работал как обычно, а вечером, не дождавшись Валери, пошел к ней. На его стук она ответила из-за двери, что сейчас придет к нему. Он приготовил чай, поставил на стол халву и шербет, но женщина, войдя в комнату, настояла, чтобы он сначала проглотил таблетку, после чего стали пить чай, отламывая кусочки сладостей. Чаепитие и приятная беседа растянулись часа на два. Валентину хотелось, чтобы Валери побыла с ним как можно дольше. Похоже, и ей не хотелось уходить. Когда она все же встала и пошла к себе, то неожиданно вернулась от двери со словами:
 – А как твоя температура? – и положила ладонь ему на лоб.
Валентин не выдержал и притянул женщину к себе. Она подалась к нему, мягко прижалась грудью, но через секунду стала освобождаться из его объятий со словами:
– Не надо, Асад  (так коротко называли его французы),   уже поздно и ты еще не совсем здоров. Отпусти меня. Мы и так завтра не выспимся.

Ему неудержимо хотелось ее поцеловать. Губы Валери были так близко, но он не решился сделать это. Отвык от женщин в лагере и боялся сделать что-нибудь не так, обидеть ее. Медленно с сожалением разжал руки, выпуская из объятий гибкое, теплое, такое желанное тело молодой женщины. Она по глазам догадалась о его состоянии, улыбнулась и сказала:
– Спокойной ночи, больной. Завтра вечером доктор зайдет справиться о вашем здоровье.
Это прозвучало как обещание. А завтра все французы отправились после работы в свое посольство, то ли на прием, то ли на какое-то другое мероприятие. Валентин провел вечер в доме муллы с Рустамом. Вернулся к себе довольно поздно, но французов все еще не было. В конце концов, он вынужден был лечь спать, не дождавшись обещанного визита доктора. Он уже засыпал, когда раздался тихий стук в дверь. Она отворилась и Валери вошла в комнату.
– Как состояние больного? – спросила женщина, включив свет и садясь на край кровати.
Сон как рукой сняло. От Валери пахло улицей и духа¬ми. Она была такая красивая, такая свежая, такая лучезарная... Валентин взял ее руку, поднес к губам и поцеловал... Потом поцеловал выше, у локтевого сгиба, еще выше, притягивая женщину к себе. Она опустилась ему на грудь, и губы их встретились... За столько лет он впервые целовал мягкие, горячие живые губы женщины! Губы, которые отвечали на поцелуи! Перед глазами все плыло от волнения и счастья. Он перевернулся, подминая под себя Валери, и стал, дрожащими руками, расстегивать белую кофточку, под синим жакетом.
– Что ты делаешь, сумасшедший, мы же все помнем, – прошептала она и впилась в его губы своими пахнущими помадой.
После долгого поцелуя, во время которого его рука проникла под кофточку и под бюстгальтер, Валери прошептала:
– Нет, так нельзя. Подожди, я разденусь.
Она встала, погасила свет и начала раздеваться. Валентин видел ее неясный силуэт, слышал шорох одежды, и все еще не верил своему счастью. Сердце готово было выскочить из груди, как будто это была его первая женщина. Вот она ложится рядом. Теплая, нежная и... обнаженная. Его руки нетерпеливо ощупывают гладкое, упругое тело, дыхание прерывается и, чувствуя это, Валери говорит:
– Что ты так волнуешься. Я здесь и никуда не денусь. Иди ко мне. Иди..
.
И вот, наконец, свершилось то, что снилось ему лагерными ночами. То, что механически, как будничное дело,  совершают мужчины, живущие на свободе, и что может оценить как счастье только человек, четыре года не видевший женщины. Однако счастье длилось совсем недолго и уступило место чувству вины и стыда. Слава Богу, Валери сумела проявить понимание и такт. Она целовала его, успокаивала и говорила, что ничего особенного не произошло, что это часто бывает с мужчинами, которые долго воздерживались.

–У тебя давно не было женщины, да? – спрашивала она, прижавшись к нему и гладя волосы.
– Четыре года, –  признался Валентин.
– С ума сойти! Целых четыре года! Почему?
– Так получилось, это отдельный разговор. Ты, правда, на меня не сердишься?
– Ну, что ты, конечно, нет. Все еще впереди и все будет хорошо. Немного отдохнешь, и все будет в порядке.
И она оказалась права. Вскоре он действительно смог реабилитировать себя, а потом усталый и счастливый лежал на спине, а Валери, положила голову ему на плечо, гладила его грудь мягкой ладонью и время от времени целовала.
– Асад, мне кажется, вокруг тебя витает какая-то тайна. Ты совсем не похож на афганца. Кто ты на самом деле? Откуда такое отличное знание французского?
– «Вот в такие минуты они и выпытывают у нас все, что хотят», – подумал Валентин.
Теплое, расслабляющее чувство удовлетворения и счастья, оказывается, не притупило его бдительности.
–  У меня бабушка была француженкой, и она учила меня говорить с детства. Потом я учился в этой самой школе, где мы сейчас находимся, – соврал Валентин. – Видимо и внешностью я пошел в бабушку. Так что никакой тайны нет. – Ты лучше скажи, как мне попасть в Париж? Там живут мои родственники, тут у меня уже никого не осталось.
– Мы работаем здесь до конца года. Перед новым годом приедет новый состав, а мы вернемся домой. Думаю, наш шеф поможет получить для тебя визу в посольстве, если ты будешь добросовестно работать, и не нагрубишь ему однажды. Пока он тобой и Шердилем, насколько я знаю, очень доволен. Денег, которые ты заработаешь к тому времени, тебе хватит на поездку в Париж и обратно. Вот и все. Думаю, мы это устроим.  – Она приподнялась на локте и поцеловала Вален¬тина в губы.
– «Вот обратно мне совсем не нужно. Я хочу в Бразилию, а потом домой на Украину», –  подумал он, прижимая к себе женщину.

С этой ночи Валери стала приходить к нему регулярно. Жизнь приобрела для Валентина розовый оттенок. Но вскоре произошли события, не только чуть было не лишившие его общества красивой женщины, но и поставившие под сомнение возможность его поездки в Париж. Кабул перешел в руки моджахедов. Улицы заполнили небритые парни в галошах, обвешанные оружием и привыкшие пускать его в ход без особых раздумий. По ночам они палили в воздух, празднуя свою победу, и радуясь, как дети. Но «праздник» слишком затянулся. Ночная стрельба, да и дневная тоже, не придавали жителям уверенности в своей безопасности, особенно тем, кто носил европейский костюм. Молодые афганцы – городские ребята, ходившие раньше в джинсах и рубашках с коротким рукавом, от греха подальше переоделись в национальные перханы и томбаны. А что было делать иностранцам? Впечатление было такое, что никто никому не подчиняется, и не у кого искать защиты. Правительственные учреждения закрылись. Чиновники отсиживались по домам. В иностранных посольствах остался лишь минимум персонала. Отдельные формирования моджахедов стали выяснять отношения между собой. Выясняли, естественно, с помощью автоматов, пулеметов и танков. Однажды Валентин видел сам, как танк, стоявший посреди улицы, палил из пушки куда-то в сторону гор, окружающих город. Но ведь там были не русские, не англичане. На этих горах лепились хижины бедняков афганцев. В общем, все это напоминало вавилонское столпотворение. Встал вопрос об эвакуации миссии. Ночью, лежа с ним в постели и целуя, Валери говорила, что видимо, им скоро придется расстаться, и один раз ему даже показалось, что она плакала. Состояние неизвестности продолжалось недели две. Потом новые руководители страны убедили руководителей миссии остаться, обещали навести порядок, и даже выделили охрану. Днем охранники грелись на солнце, или прятались в тени, в зависимости от погоды, и страдали от безделья, а ночью развлекались стрельбой в воздух.

Однажды под вечер, когда Валери была на выезде с Рустамом, Валентина позвала к себе в комнату Мишель. У нее испортился электрический чайник. Она была одета в легкое платье с большим вырезом спереди, что при размерах ее груди, производило потрясающее впечатление. Разобрав нижнюю часть чайника, Валентин увидел, что там просто нарушился контакт. Он затянул гайку и уже заканчивал сборку, когда Мишель присела на корточки рядом с ним и немного ниже. От ее груди просто некуда было отвести глаза, да, честно говоря, и руки не прочь были почувствовать это великолепие. Проследив направление его взгляда, женщина тихо засмеялась, и прижалась к нему щекой. Валентин слегка обнял ее и услышал вопрос:
– Хочешь их поцеловать?
Что он должен был ответить, не хочу? Это было бы невежливо и не соответствовало его желанию. Поэтому он ничего не ответил, а молча зарылся лицом между двумя теплыми полушариями, сжатыми тесным бюстгальтером. Он целовал их, а женщина, улыбалась, и прижимала его голову к своей груди. За грудью настала очередь губ. Его руки ощупывали сквозь тонкую ткань роскошное тело, губы оторвавшись от активных губ женщины, впивались в белую шею, и через некоторое время снова встречались с ищущими их женскими губами, а с губ переключались на груди.
– Ты можешь поцеловать их голые, – прошептала Мишель ему в самое ухо. – Раздень меня.
Валентин принялся за дело, а его соблазнительница, ни чем не помогая ему, ждала когда он закончит свою возбуждающую работу. И только когда трусики скользнули вниз по умопомрачительным бедрам, она с довольным смехом нырнула в постель...
Валентин вернулся к себе только через два часа. Выходя от Мишель, он боялся встретить в коридоре Валери, но она еще не приехала. В эту ночь Валери к нему не пришла.
– «Надо же, как будто догадалась», – с чувством вины думал Валентин.
Через несколько дней, вечером, когда он только лег в постель, раздался еле слышный стук в дверь. Валентин встал и открыл. В комнату мимо него проскользнула Мишель в халатике с коротким рукавом и в тапочках.
– Что ты? – спросил Валентин.
– Я пришла к тебе, – ответила женщина и обвила его шею обнаженными руками.
– А если придет Валери? – пробормотал он, целуя подставленные губы.
– Она не придет. Уже поздно, – уверенно возразила Ми¬шель.

Утром она приоткрыла дверь, осторожно выглянула, и бесшумно скользнула в коридор. Так она приходила несколько раз в те ночи, когда Валери спала в своей комнате. Валентин каждый раз волновался, что та может прийти и застать в его постели свою подругу, или встретить ее утром выходящей из его комнаты. Но никогда ничего подобного не происходило и, в конце концов, он понял, что хитрые женщины просто договорились и поделили его между собой.

А события развивались своим чередом. В месяце барат лунной хиджры, или по-европейски, в августе, распри между моджахедами вылились в настоящую войну. Снаряды проносились над крышей миссии и перепуганные люди каждую минуту ожидали, что какой-нибудь попадет в дом. Опять начали собираться во Францию, но к радости Валентина, опять решили остаться. Однажды Рустам сказал, что дядя приглашает Валентина в гости. Мулла принял его очень приветливо. В доме было довольно много гостей, и всех угощали с присущей афганцам щедростью. Когда гости стали расходиться, мулла попросил Валентина задержаться. Проводив всех, он усадил Асадуллу Хусейна против себя и признался, что давно следит за тем, как он работает, как ведет себя, как живет, и Асадулла ему все больше нравится. Валентин подумал, что если бы мулла знал, что он спит по очереди с двумя женщинами, из которых одна, а именно Мишель, замужем, вряд ли он был бы о нем столь хорошего мнения. А дядя Рустама продолжал:
– Ты молодой человек, у тебя все впереди. Принимай нашу веру, женись и живи с нами. Сейчас, правда, здесь неспокойно, но скоро мы наведем порядок, и все изменится. Я подыскал тебе невесту. Очень хорошая девушка. Красивая, скромная, и из хорошей семьи. Женишься, и у тебя будет семья. Будут дети, потом внуки.  Что еще нужно доброму человеку.
– «Может это и правда, – подумал Валентин, – но мне еще нужно собственное конструкторское бюро, завод по отработке и изготовлению моих машин. Мне нужны «летающие тарелки» способные в любую погоду со скоростью 500, а может быть и 1000 километров в час, достичь любой точки океана, снять с тонущего корабля людей и доставить их на землю. Нужны небольшие машины, которые могут снять со скал на любой высоте, или вытащить из глубины пропасти терпящих бедствие альпинистов или геологов. Нужны космические корабли, взлетающие без дорогостоящих космодромов и не наносящие ущерба природе... Мне столько еще нужно сделать! Работы на две жизни, но в первую очередь мне нужно найти в бескрайних джунглях Бразилии людей, чьи предки несколько тысячелетий назад пришли с океана, с огромного цветущего острова, поглощенного пучиной. Найти и поставить точку в споре о том, была ли Атлантида. Господи, сколько еще нужно сделать, а я сижу тут как на привязи, хоть и провожу время совсем неплохо в объятиях двух красивых женщин».
Разумеется, ничего этого Валентин своему радушному хозяину и покровителю не сказал, а сказал следующее:
– Спасибо, домулло! Большое спасибо, вам за заботу. Но, во-первых, я еще не чувствую себя внутренне подготовленным, к такому важному шагу, как принятие ислама. Во-вторых, я собираюсь уехать во Францию. Там живут мои родственники. А, в-третьих, – он немного помедлил и продолжал: – В-третьих, я читал книгу Ромэна Роллана «Жизнеописание двух великих йогов – Рамакришны и Вивикананды». Один из них говорил, что Бог как большое озеро, на берегах которого живут разные народы. Каждый народ называет озеро по-своему, но все они пьют одну и ту же воду. – Сказав это, Валентин замолчал.
Некоторое время молчал и мулла. Потом он произнес уважительно:
– Да, это сказал мудрый человек. Если бы все это понимали, люди не суетились бы, споря, чья вера лучше. Бог один! И пусть он будет всегда с тобой! Ты хороший человек и умный. Ты спас моего племянника. Рустам не рассказывает, как вы бежали из тюрьмы. Я чувствую, что он что-то не договаривает, но верю, когда он говорит, что если бы не ты, он не вышел бы оттуда, и не смог бы перейти границу. Где бы ты ни жил, знай, что всегда можешь вернуться сюда, и будешь, принят как родной.
– Спасибо, домулло, – растроганно сказал Валентин. – Я никогда не забуду того, что вы для меня сделали. – И он низко поклонился доброму человеку.

Настала осень. Несмотря на происходящие события, базары ломились от обилия фруктов и овощей. По-прежнему работали мастерские гончаров и медников, открыты были духаны10. Местное население, казалось, приспособилось к войне и старалось не обращать на нее внимания. За осенью пришла зима, мягкая на равнине, холодная и вьюжная в горах. В начале декабря были получены французские визы для Валентина и Рустама, который решил ехать вместе с ним, что вызвало бурную радость Кононенко. Были получены и пакистанские визы. Дело в том, что самолеты не садились в кабульском аэропорту. Никто не хотел рисковать жизнями людей и машинами, когда любой полоумный мог выпустить с гор, окружающих Кабул, ракету «Стингер» по взлетающему или идущему на посадку самолету. Поэтому лететь решено было из Исламабада. Все складывалось хорошо. В середине месяца, когда на город падал легкий снежок, кое-где в горах прошли сильные снегопады и лавины. Занесло дороги и перевалы.

И вот, в такую погоду, примерно в половине двенадцатого ночи, когда Валери уже лежала в постели, а Валентин любовался соблазнительными изгибами ее тела под легким покрывалом, в коридоре послышались взволнованные голоса. Валентин вышел и узнал следующее: Примерно в семидесяти километрах от города высоко в горах, в кишлаке, где он несколько раз бывал летом, заболела двенадцатилетняя девочка. Она была сиротой и жила с престарелыми дедушкой и бабушкой. Соседка, работавшая раньше медсестрой в одном из отрядов моджахедов, предполагала, что у девочки аппендицит. Ребенку становилось все хуже, она теряла сознание, но кишлак был совершенно отрезан снежными завалами от внешнего мира. Это сообщение передали по рации какого-то полевого командира, то ли жившего в этом кишлаке, то ли приехавшего в гости. Те, кто принял радиограмму, обзвонили по телефону все больницы и госпитали. Врачи военного госпиталя пытались проехать в кишлак на боевой машине пехоты, отличающейся высокой проходимостью, но доехали только до предгорья. Сами еле выбрались из  снега вернулись назад. Лишь после этого позвонили во французскую миссию, потому что кто-то сказал, будто у них есть вертолет.
– «Правильно сказали»! – подумал Валентин.
Медики, обсудив полученную информацию, удрученно решили, что девочка обречена. Операцию ей надо делать немедленно, а дорога откроется через несколько недель, а может быть, только весной.
Машина Валентина стояла в гараже миссии. Она была исправна, заправлена бензином, дорогу он знал. Решение принял, как всегда быстро. Посмотрев на расстроенное лицо главного хирурга, он сказал:
– Готовьте операционную. Я ее привезу.
– На чем? – с горькой иронией спросил врач, и еще несколько человек взглянули на Асадуллу Хусейна с удивлением.
– На своей машине, – просто ответил этот странный парень.
– О чем вы говорите! Туда ни на чем проехать нельзя. Даже бронетранспортер вернулся.
– Я проеду, – упрямо проговорил Валентин и пошел в комнату одеваться. Коротко сообщил Валери в чем дело, поцеловал ее, оделся и, не слушая возражений, вышел. Замкнув дверь гаража изнутри, принялся за дело. На то, чтобы достать из багажника и установить на места рычаги управления у него ушло десять минут. Это был рекорд. Раньше он тратил на это почти полчаса. Выехал из гаража, забежал в дом, и сказал врачам как можно более внушительно:
– Независимо оттого, что вы обо мне думаете, приготовьте все для операции. Часа через два девочка будет здесь и, если вы будете не готовы, ее смерть будет на вашей совести.
– Вы сумасшедший, – пожав плечами, промолвил главный хирург. – Возьмите хотя бы лопатку там в коридоре.

Это был дельный совет. Садиться-то все равно придется в снег. Валентин взял небольшую, похожую на саперную, лопатку, и положил в багажник. Из Кабула он выехал обычным способом на максимальной скорости. Теперь нужно миновать несколько кишлаков расположенных у дороги, и он пролетел их, держась в полуметре над землей. В такое время, правда, все уже спали, и удивлять было некого. Он помнил, что дорога поворачивает в то ущелье, которое ему нужно, сразу, как только заканчивается длинный ряд пирамидальных тополей. Вот и они. Стоят, милые, строем. Теперь влево и в гору. Валентин поднял машину метров на тридцать и, лавируя между горами, несся на полной скорости. Снег как бы усиливал слабый свет тоненького месяца. Голые вертикальные плоскости скал резко контрастировали своей чернотой с покрытыми снежными шапками карнизами и плоскими верхушками камней-исполинов. До кишлака уже недалеко. Все идет прекрасно...

Но почему на душе возникло беспокойство? Валентин не находил для этого никакой причины. А беспокойство перешло в тоскливое чувство. Может быть, он опоздал? Может быть, девочка умерла? Он что-то читал о предчувствиях, но это бывает, кажется, между близкими людьми, а тут чужая девочка... Чувство тоски усилилось. Он вспомнил своих рано умерших родителей – отца, маму, всегда такую заботливую и ласковую... Через некоторое время в памяти возник образ его афганской матери, вспомнились слова на обороте фотографии: «Храни тебя Аллах», и ему захотелось вниз. Захотелось быть ближе к земле. Это желание было столь сильным, что он уже не мог противиться ему. Почти помимо своей воли он снизился, сбавил скорость и двинулся вперед примерно в метре над покатыми сугробами.

И, вдруг... Какой-то металлический хруст, быстро затихающее жужжание блоков центробежной тяги... Рукоятка скорости в его руке перестает дрожать, машина плюхается в снег и, задрав зад, зарывается носом. Валентин больно ударился грудью о баранку, но быстро пришел в себя. Уменьшил обороты работающего двигателя, закрыл глаза и, посидев так несколько секунд, прошептал :
– Спасибо, мама!
На глазах выступили слезы, но… Девочка! Там его ждут как... Да, нет, никак его там не ждут. Они, наверное, уже ни на что не надеются. Судя по тому, что сразу отключились все блоки, что-то произошло с главным приводом. С трудом, открыв дверь, он вылез из машины и утонул в снегу выше пояса. Добрался до багажника, достал лопатку, инструменты, фонарик и побрел назад к мотору. Копать было бесполезно. Пришлось утаптывать снег, сыпать его себе под ноги, и опять утаптывать, чтобы быть выше машины. Она утонула не так глубоко, как его ноги. Открыл капот, снял кожух. Вот оно что! Ведущая шестерня вращается свободно на валу. Срезалась шпонка – маленькая прямоугольная деталь, которая фиксирует положение шестерни, и заставляет ее вращаться вместе с валом, а не так как сейчас – сама по себе. Он говорил Рустаму в лагере, что на деталях сделанных без закалки они до Кабула доберутся. Действительно добрались, и кое-что он переделал, а эту не удосужился. Что же делать? И девочка погибнет, и сам он замерзнет здесь в горной глухомани. Пока мотор горячий, голыми руками работать еще можно, но мороз, пожалуй, градусов пятнадцать-двадцать. У него есть ручная дрель. Можно просверлить отверстие в ступице шестерни и в валу, а потом вставить туда что-нибудь металлическое, какой-нибудь штырь. Но где его здесь взять? Не из снега же сделать. Вставить... Вставить...Что же туда вста¬вить?... Ведь не за тем же спас его Бог, или Высший Разум, или еще какая-то Высшая сила, а может быть действительно мама, чтобы тут же погубить и его жизнь, и жизнь той бедной девочки... Нет, так не бывает... Не должно быть.

Господи, да ничего же туда вставлять не надо! Просто оставить в просверленном отверстии сверло! Ура!
И вот, он уже вращает рукоятку дрели, заглушив мотор. Не досверлив немного до конца, вынимает дрель, оставив сверло в металле и, на всякий случай, обматывает сверло и ступицу шестерни изолентой, чтобы сверло не вылетело на больших оборотах. Так, теперь с Богом! Двигатель завелся. Валентин включает блоки и наращивает обороты. Некоторое время машина дрожит на месте и рывком взлетает сразу метров на десять. Вперед!

Вот и кишлак. Он снижается до полуметра, включает фары и медленно едет беспрерывно сигналя. Из-за занесенного снегом дувала показывается мужская голова. Валентин называет имена бабушки и дедушки больной девочки. Человек показывает рукой дальше, вдоль кишлака. Спросив, таким образом, еще двоих, он, наконец, нашел нужную хибару. В комнате, кроме бабушки и дедушки, с девочкой была та самая медсестра – соседка. Оказывается, рация была у ее мужа, который связался со своими в Кабуле. Валентин сказал, чтобы девочку теплее одели и уложили на заднее сиденье. В промежутке между сиденьями поставили вверх дном три старые корзины, и накрыли их овчиной, чтобы ребенку некуда было падать. Уложив девочку, ее накрыли сверху рваным кожухом. Теперь она не должна была замерзнуть.
– Попросите мужа, чтобы радировал в Кабул, – сказал Валентин соседке, – и пусть там предупредят французов, чтобы были готовы к операции.
Дедушка и бабушка плакали, соседка говорила, что поехала бы сама с девочкой, которую звали Фатима, но у нее у самой трое детей, а когда она сможет вернуться неизвестно. Дорога еще долго будет закрыта и, если не Аллах перенес сюда эту машину, то она не понимает, как он – Асадулла здесь оказался. Все трое вышли провожать их и из соседних домов вышли люди разбуженные клаксоном «Жигулей». Все с недоумением смотрели на удивительную машину, которая быстро поехала по снегу, оставляя за собой неглубокий след там, где человек проваливался, чуть ли не по пояс.

Выехав из кишлака, Валентин взлетел, и помчался со всей скоростью, которую можно было развить, не рискуя врезаться в скалу при очередном повороте. Фатима жалобно стонала и иногда вскрикивала от приступов боли. Она не видела, что летит по воздуху. Когда он вошел в здание миссии, сотрудники, предупрежденные о том, что он выехал в обратный путь, но все еще слабо верившие этому, бросились во двор за ребенком. К операции все было готово, и вскоре она началась.

Валентин прошел в свою комнату и не обнаружил там Валери. Это хорошо. Сейчас ему нужен был только отдых. И все равно, он долго не мог уснуть. Думал о своем чудесном спасении. Он всегда был атеистом, правда не воинствующим, не верил в Бога, который в образе седобородого старца восседает на облаках и управляет всеми земными делами. Однако то, что с ним сегодня произошло, можно было объяснить только вмешательством Высших Сил.

Да... много в этом мире непонятного... Многое скрыто от нашего разумения и многое, видимо, мы не поймем никогда... С этой мыслью он и заснул. Утром уже было ясно, что жизнь Фатимы вне опасности, но если бы еще на час позже... Главным героем дня был Асадулла Хусейн. Никто не мог понять, как ему удалось проехать там, где увязла боевая машина со всеми своими восемью ведущими колесами. На все вопросы он отвечал, что значит такова воля Аллаха. Они с Рустамом сняли с машины все дополнительные рукоятки и рычаги, сложили в сумку и спрятали в багажник под брезент.
Потом несколько дней занимались ремонтом и подготовкой к новому путешествию. Поставили в багажник еще два БЦМ на случай нарушения центровки. Этим эпизодом и завершились афганские приключения украинского парня Валентина Кононенко, а впереди... Как известно, «Путь наш во мраке» и, что будет впереди, один Аллах знает.

Семья муллы Фарида провожала их во Францию как родных братьев. Сотрудники миссии должны были ехать в Исламабад автобусом, но в горах и в этом направлении закрылись дороги. После долгих переговоров за ними обещали прислать вертолет из Исламабада. Но Кононенко и Бурханов не собирались оставлять здесь машину, и решили ехать своим ходом. Отправляться на легковой машине по горам зимой за четыреста с лишним километров было явным безумием. Так думали все, кроме этих двух странных парней, твердивших, что они проедут. Правда, все помнили о недавнем, невероятном путешествии Асадуллы, но... серийных чудес, кажется, не бывает.

Хуже всего было с дядей и родственниками Рустама. Когда они узнали, что он едет не со всеми, а со своим другом на машине, они не могли понять, как можно, будучи в здравом уме, решиться на такую авантюру, тем более, что было известно – перевалы закрыты. Рустам не знал, что делать. Он не мог просто отвернуться от родственников и не обращать на них внимания. Это значило нанести им большое оскорбление.
– А если мы возьмем с дяди Фарида клятву и покажем ему, что у нас свой «вертолет», он будет молчать? – спросил Валентин Рустама.
– Будет! Это я гарантирую!
Мулле сказали, что покажут ему, как они собираются преодолевать горы, и пригласили поехать с ними за город. Там же он поймет, как они бежали из лагеря,  пообещали ему. Его попросили дать клятву не открывать секрета, пока об этом не напишут в газетах. Мулла ничего не понимал, но клятву, хотя и неохотно, дал. Тогда Рустам вышел из машины с ним вместе и предложил смотреть и не удивляться. Но как тут было не удивляться! Солидный человек, уважаемый всеми служитель Аллаха смотрел, открыв, как мальчишка от изумления¬ рот, на простую легковую машину, которая легко поднялась над снежным покровом и проплыла на высоте двух метров по кругу, в центре которого стоял он с племянником. Нигде никого не было видно, и Валентин поднялся вертикально вверх метров на пятьдесят, а затем плавно опустился на снег. После этого почтенного пассажира прокатили по воздуху и привезли домой.

Родственники Рустама поутихли. Они ничего не понимали, но раз мулла сказал, что все в порядке и о ребятах можно не беспокоиться, значит, так оно и есть. Этот человек никогда не говорил ничего лишнего.
Валентин и Рустам приобрели европейскую одежду и теперь были готовы показаться на глаза парижанам. В ночь перед их отъездом Валери была особенно ласковой и нежной с Валентином, а утром расплакалась. Ей казалось, что она его больше не увидит. Тепло попрощавшись с родственниками, и поблагодарив за гостеприимство, друзья отправились в путь. Французы вышли провожать их всем составом. А в Исламабаде, наоборот, Асадулла и Шердиль уже поджидали их, когда они выходили из вертолета.
Валентин договорился с транспортной компанией об отправке машины сначала в Карачи, затем морем в Гавр, а оттуда в Париж. После этого они сняли с машины все, так сказать, «лишнее», упаковали все это россыпью в коробки, поместили в багажник и сдали представителю компании.
И вот большая, сдружившаяся за время совместной работы группа медиков французов и с ними два бывших «простых советским заключенных» – один хохол, второй таджик, удобно устраиваются в креслах самолета. Под крыло все быстрее убегает взлетная полоса, а впереди их ждет Франция.

Продолжение см. гл.3-8