Глава 14 Аккерманская крепость. Иллианнук

АККЕРМАНСКАЯ КРЕПОСТЬ. ИЛЛИАННУК

     Иллианнук протяжно вздохнул и открыл глаза. Он чувствовал себя удивительно отдохнувшим, бодрым, свежим, какая-то солнечная радость наполняла его душу, мышцы возбуждённо подрагивали в приливе плещущейся внутри и ищущей выхода энергии. Сердце его было распахнуто навстречу прекрасному миру, а мозг жаждал познаний и  настойчиво требовал собеседника.

     Он сидел в арочном проёме стенной ниши, в полном одиночестве, скрытый в уютной прохладе от посторонних глаз и от палящих лучей полуденного солнца. Внутренняя площадь возводимой в течение веков и возведённой (он это знал), наконец, крепости, была преисполнена людского шума. Гомон многочисленных голосов, грохот огромных деревянных колёс гружённых поклажей повозок, дробный цокот лошадиных копыт, громкие предостерегающие окрики передвигающейся по площади колонны всадников – всё смешалось в одном бурлящем котле жизни, яркую картину которой Иллианнук наблюдал из своего укрытия. Мимо него, звеня кольчугой и клацая оружием, прошёл отряд пехотинцев, за которым, стараясь попасть в ногу шагающим, увязалась целая ватага красных от возбуждения мальчишек. От дальней стены площади, сверкающий на солнце доспехами кавалерист, вёл на длинной привязи скованного железными цепями невольника. Горожане провожали его презрительными взглядами и негодующими возгласами. Порывы ветра, в котором явно чувствовался запах близкого моря, поднимали  с каменистой поверхности площади тучи пыли и танцующими воронками закручивали их кверху. 
 
     «Интересно, где это я?» - Подумал Иллианнук, поднялся, посмотрел прямо перед собой и вздрогнул от неожиданности.

- Ты в древнем городе, любимый, - Иштариани, казалось, шагнула к нему прямо из стены.

- О, Боже! Неужели это – ты? Какое счастье! – Восторг, охвативший его, как ни странно, был им ожидаем, смутное предчувствие обязательной встречи с ней таилась в недосягаемых глубинах сознания. У него перехватило дыхание. Он просто смотрел на неё пылающими пламенем глазами, боясь пошевелиться, словно малейшее движение могло растворить этот сказочный мираж и лишить его возможности созерцания предмета своей бесконечной любви.

- Но, я же обещала тебе, что всегда буду рядом. Всегда… - Она подошла к нему вплотную, обвила прекрасными руками его загорелую шею и слилась с ним в нежном и длившимся целую вечность сказочном поцелуе.

- Теперь я знаю, что такое счастье, - Воскликнул Иллианнук и поднял Иштариани на руки,

- Почему я не могу быть с тобою всегда? Почему я не знаю, кто я и что было со мной прежде? Почему я не знаю, откуда пришёл? Любовь моя, что мне надо сделать, чтобы никогда не расставаться с тобой?

- Ты должен одолеть тот путь, который тебе назначен, - Шептала ему на ухо Иштариани,

- А осознание того, что я навсегда останусь в твоём сердце и где-то, в дальней дали, буду дожидаться тебя, позволит тебе уверенно, с вдохновением, страстно двигаться по жизни и не допускать в свою душевную сокровищницу сумрак уныния и холод отчаяния.

- Но, как я здесь? Почему? - Мягко опуская любимую на ноги, но не разжимая нежных объятий, спросил влюблённый скиталец.

- Помнишь, ты проводила меня к Великому Жрецу и, как по волшебству появившись, ты так же непостижимо исчезла. Беседа со Жрецом была недолгой, я оказался со своими бородатыми сопровождающими, но тебя, как я не искал глазами, нигде не было видно…

- Я стояла поодаль, за башней Жреца и наблюдала за тобой. Появись я в тот миг, и твоё перемещение в другой мир оказалось бы болезненным.

- О каком мире ты говоришь? Я не знаю и не помню никакого иного мира! Я словно провалился в никуда, исчез, растворился, потерял сознание, заснул… Я не знаю, что со мной было. И вот теперь я оказался здесь. Это то же место?

- И место не то, и время другое. По вашему летоисчислению, сейчас – пятнадцатый век. Ты в древнем городе, Иллианнук, в самом его сердце. Величественные сооружения, окружающие тебя – это мощная и, как надеялись её создатели, неприступная для завоевателей крепость.  – Иштариани печально усмехнулась,

 - Но никакая твердыня, чьим бы гением она ни была создана, не в состоянии противостоять людской алчности и бесконечной жажде власти. Через несколько столетий тебе посчастливится оказаться здесь вновь и тебя станет одолевать чувство, что ты когда-то уже побывал в этих местах.

- Я не понимаю, о чём ты говоришь. Но, всё равно, раз это говоришь ты, значит, так и должно быть.

- Пойдём, - Потянула она его за руку,

- Я покажу тебе окрестности. Имей в виду, мы – невидимы для окружающих, так что не пытайся заговорить с ними, или как-то реагировать на происходящее. Мы – гости и не можем вмешиваться в исторические процессы, мы также лишены возможности  как-то воздействовать на события. Великий Жрец повторяет это без устали. – Она легко дотронулась до нежно позвякивающего на её талии пояса. В одежде Иштариани ничего не изменилось со времени их последней встречи. Хотя с тех пор, по подсчётам Иллианнука,  миновало не менее  пяти тысяч лет. Но как раз  в этом для него не было ничего странного или необъяснимого. Сознание Иллианнука парило над здравым смыслом, впрочем, само это понятие в данной ситуации оказывалось бессмысленным.

     Они шагнули из своего укрытия на залитую ярким солнцем внутреннюю площадь грандиозной крепости.  Площадь кипела, шумела и бурлила огромными массами пёстрой толпы горожан. Над неровными и длинными торговыми рядами, где расположились  напротив друг друга разномастные ремесленные мастерские, зависшим густым облаком стоял звон металла, перестукивание молотков и повизгивание пил, повсюду слышались громкие крики зазывал, нахваливающих свой товар, взрывы смеха, детский плач, конские топот и ржанье, предостерегающие окрики мастеровых, ловко маневрирующих гружёнными доверху ручными тележками в узких торговых закоулках и ещё несметное количество самых немыслимых и разнообразных звуков. Здесь громко переговаривались на древних и более современных  языках, здесь причудливо и таинственно переплетались экзотические наречия, здесь покрой одежды выдавал приезжих со всего света, и умопомрачительная и резкая пестрота этого места благоухала смешанным колоритом несметного количества уже утраченных для истории наций и древних, овеянных легендами, народностей. Между торговцами и покупателями происходил непрекращающийся и очень эмоциональный обмен репликами, причём возмущённое и наигранное негодование вторых сменялось елейным, добродушным и жизнерадостным втолковыванием первых. Где-то громко ударяли по рукам, скрепляя, таким образом, заключённую сделку и искренне благословляли друг друга и всех ныне здравствующих и безвременно почивших,  вплоть до седьмого колена, родственников, где-то, напротив, проявляли упрямство и никак не могли придти к обоюдному соглашению.  Накал торга постепенно достигал небезопасного градуса, но дальше некоей критической черты,  прекрасно осязаемой обеими сторонами, дело не шло и, даже не придя к единодушию, только что до хрипоты торговавшиеся люди вполне миролюбиво желали друг другу удачи и божьего благословения. Счастливые покупатели, сделавшие удачное приобретение, равно как и те, кому пока что не удавалось договориться с  непреклонными продавцами  о сходной цене, в конце концов, начинали испытывать первые признаки голода и с удовольствием вдыхали стелющиеся вокруг дразнящие запахи  приготовляемой тут же разнообразной стряпни. На этих же рядах, тут и там, жарили нежнейшее мясо и свежепойманную в Днестровском лимане рыбу, готовили пирожки и выпекали хлеб, всевозможные сладости  и диковинные фрукты едва умещались на широких прилавках, и всё это можно было есть тут же, не сходя с места, лишь бы в кошельках у вероятных покупателей звенели монеты и лишь бы посетители торговых рядов не проявляли нерешительности, расставаясь со своими сбережениями.
 
- Это Гражданский двор, - Пояснила Иштариани,
 
- Самое обширное и густонаселённое место крепости. Вон там – христианский храм. На его развалинах позже воздвигнут мечеть и минарет. Здесь проживает основное население города. Челядь и простолюдины.

     По периметру Гражданского двора тянулись многочисленные жилые постройки.  Несмотря на жаркую, летнюю погоду, над крышами некоторых домов из печных труб валил густой дым. Иллианнук перебегал беспокойным взглядом с предмета на предмет, его лицо было озарено счастливой улыбкой. Лёгкий ветер, задувающий с лимана, наполнял воздух терпким запахом йода и морских водорослей.

- Их охраняют только эти стены?

- И самая высокая  башня. Сторожевая. Видишь? Отсюда шло оповещение о приближении неприятеля. Это первая линия обороны. Дальше – Гарнизонный двор. Во всяком случае, под таким названием он войдёт в историю. Мы можем забраться на боковую площадку стены и обойти всю территорию по кругу. И тогда мой добрый странник  увидит не только внутреннее устройство всей крепости, но и кое-что ещё.

- Меня уже впечатлило всё увиденное. Жаль, что я не могу остановиться и поговорить с этими людьми.

- Но ты их слышишь и видишь. Согласись, это немало.

- Великий жрец?

- Он.

 - Да, я незримо чувствую его присутствие. А скажи, Иштариани, когда я смогу ещё раз встретиться с ним для беседы? – Иллианнук влюблёнными глазами, не отрываясь, смотрел на удивительную женщину, похожую на богиню. «Иштариани, Иштариани, Иштариани» - эхом отзывалось в его сердце. Свежий ветер, зародившийся в бескрайних просторах Чёрного моря, перебирал в своих ладонях  её тёмные, как ночь, шелковистые  кудри.

- Думаю, что вопрос «когда» в нашей ситуации не исчерпывает сути… - Она лукаво улыбнулась,

- Ведь мы вновь с тобой встретились, как ты подумал, через пять тысяч лет…

- Ты читаешь мои мысли. А разве не так?

- И да, и нет. Если я скажу тебе, что мы находимся НАД пространством и временем, ты мне поверишь?

- Я поверю во всё, что бы ты ни сказала.  И ещё, Иштариани…

- Да, любимый… - Она смотрела на него долгим и завораживающим взглядом.

- Я не могу отделаться от тревожного чувства, что ты меня опять, вдруг, неожиданно покинешь… Я не вынесу этого. Я не хочу разлуки с тобой. Ты слышишь?

- Что я могу? – Она склонила голову, и ему показалось, будто Иштариани вот-вот заплачет,

- Я тоже не всесильна, - Женщина грустно вздохнула, но тут же весело и с уже знакомым ему лукавством улыбнулась,

- Хотя ты и почитаешь меня богиней. – И опять, с серьёзным лицом:

- Прошу тебя, не надо этих вопросов. Не мучай себя понапрасну. Придёт время, всё станет понятным, всё найдёт своё объяснение. Мой добрый странник, - Она порывисто шагнула к нему,

- Ты мне обещаешь?

- Ты даже не представляешь себе, на что я готов ради тебя!

- Вот и славно! Тогда пошли, не будем терять времени!

- Но, мы же НАД временем?

- Мы – да, но ты, ты один – нет. Ты – в двух ипостасях, и одна из них воздействует на другую. И ты обещал не задавать вопросов…

- Слушаю и повинуюсь, моя царица, - Отгоняя от себя назойливые и беспокойные мысли, весело ответил Иллианнук,

- Идём дальше!

     Когда они взобрались на широкую стену по специальной каменной лестнице, их взорам открылась великолепная картина. С севера, до горизонта, насколько хватало глаз, словно опрокинувшееся небо, сверкала изумрудом волнующаяся гладь Днестровского лимана. У причалов торгового порта под разгрузкой стояло не меньше десятка судов с убранными парусами.  Несколько беспрерывных людских потоков, в обе стороны, организованно и по-военному чётко, опорожняли трюмы сразу нескольких  кораблей. Крепость отсюда была видна, как на ладони. Следующий за Гражданским, сугубо военный, или Гарнизонный двор, имел размеры, чуть меньшие предыдущего. Название оправдывало назначение. Здесь располагались казармы, конюшни и военные продовольственные, оружейные и пороховые склады. К многочисленным складам, со стороны торгового порта,  то и дело подъезжали набитые оружием и боеприпасами повозки, выстроенные в цепь отряды солдат, подчиняясь чётким командам военачальников, занимались их разгрузкой. Никакой суеты, никаких лишних движений. Иллианнук вопросительно посмотрел на Иштариани.

- В секретной депеше, доставленной морем и накануне полученной комендантом крепости, говорится о возможном, и даже более чем вероятном и скором нападении. Поэтому сюда, на торговых и военных кораблях флота Молдавского королевства, в спешном порядке подвозятся боеприпасы и продовольствие. Хотя уже имеющихся запасов хватило бы на несколько месяцев осады.

- Нападение? Но Гражданский двор, кажется, совершенно не обеспокоен, и жизнь там течёт, как ни в чём не бывало!

- Пока об угрозе нападения знают только  комендант и несколько высших военачальников. Но слухи по городу уже поползли, так как горожане искренне недоумевают по поводу прибытия такого количества гружённых под завязку судов.

- И кто же посягает на благополучие этого сказочного города?

- Люди, желающие заполучить сказку в личную собственность. В данном случае, речь идёт о заключивших военный союз крымском хане и турецком султане. Первого зовут Менгли-Гирей, второго – Баязит. Помнишь, я недавно сказала тебе, что взобравшись на стену, ты, помимо всего прочего, увидишь кое-что ещё?

 Иллианнук огляделся вокруг и непонимающе посмотрел на свою спутницу.

- Попробуй внимательно вглядеться в горизонт. Что-нибудь видишь?

Он, сколько мог, напрягал зрение, но кроме водной глади и смыкающимся над её поверхностью синем небосводе не видел ровным счётом ничего.

- Давай переместимся в Сторожевую башню. – Она взяла его за руку и через какое-то мгновение они уже стояли в прохладной, продуваемой всеми ветрами, глубине  смотровой площадки. Иллианнук давно перестал удивляться такого рода моментальным перемещениям в пространстве, поэтому он просто, с горячим любопытством, оглядывал простирающуюся под его ногами  панораму. С высоты Сторожевой башни можно было рассмотреть и  ухватить в деталях не только всю территорию крепости, но и держать под визуальным контролем дальние к ней подступы. Прекрасно просматривался Портовый, или, иначе, хозяйственный двор крепости и во всём своём мрачном и неприступном великолепии, окаймлённая с четырёх сторон пятиметровой толщины стенами и охраняемая четырьмя, по углам, двадцатиметровыми башнями, венчала картину грандиозного оборонительного сооружения Цитадель – сердце всей крепости, её штаб, её казна и средоточие высшего военного руководства.

     Едва не касаясь их тел древком  мощного, с тяжёлым наконечником, копья, мурлыча себе под нос песню своей далёкой родины, неторопливыми шагами мерил пространство наблюдательного поста часовой исполинского роста и могучего телосложения. Вот он приостановился и, уронив голову на грудь, надолго задумался. Должно быть, песня воскресила в его памяти природу родного края, оставленный дом и, возможно, образ любимой. Иллианнук с интересом наблюдал за впавшим в глубокую задумчивость колоссом, и неожиданно громкий голос Иштариани заставил его вздрогнуть.

- Куда ты смотришь, мой милый странник?

- На часового. Он нас не слышит? – Иллианнук с беспокойством оглянулся на гиганта. Он никак не мог свыкнуться с мыслью, что он и его любимая невидимы для окружающих.

- Не волнуйся, он нас просто не может заметить и тем более услышать. А теперь, посмотри ещё раз на горизонт. Что ты видишь?

     Теперь он увидел. Сначала – светлую и очень тонкую полоску. Но по прошествии некоторого промежутка времени полоска вдруг стала дробиться на отдельные кусочки, которые внезапно, в дрожании восходящих потоков воздуха, то исчезали совсем, то вдруг проявлялись со всё большей отчётливостью. И, наконец, он стал догадываться, а потом понял окончательно, что белые крохотные пятнышки – это паруса. Много парусов. Невообразимо много…

- Что это?

- Это флот Менгли-Гирея. Не меньше ста кораблей. И совсем скоро они будут здесь.

- Но надо предупредить!..

- Мы не можем! Я говорила тебе. Историю не изменить. Этот часовой скоро стряхнёт с себя минутное забытье и оповестит всех о надвигающейся угрозе. А теперь взгляни вон туда, - И она указала ему рукой в противоположном почти направлении. Иллианнук проследил взглядом в сторону её простёртой руки и то, что он увидел, заставило его сердце забиться в тревожном ритме. Та же полоска на горизонте, только тёмного, коричневого цвета. Он растерянно обернулся к Иштариани.

- Трёхсоттысячное войско Баязита… Это уже не первая попытка Оттоманских султанов прибрать к рукам жемчужину Приднестровья. Я называю эту местность так, как её станут называть впоследствии и в современном тебе мире. Да…  Так вот,  все их прежние попытки были обречены на неудачу.

- А эта?

- А эта закончится очередной сменой власти над многострадальным городом. Заметь, на протяжении всей вашей истории, я имею в виду историю вашей, земной цивилизации, эта самая история удручающе однообразно и предсказуемо трагически повторяется раз за разом.

- Ты говоришь, как Великий Жрец.

- Я просто произношу вслух то, о чём ты сам беспрестанно думаешь!

Иллианнук растеряно и тревожно смотрел на женщину своей мечты.

- Я не понимаю, о каком современном мне мире ты постоянно говоришь! Ты обмолвилась о какой-то загадочной и неведомой мне иной  ипостаси, но я ровным счётом ничего о ней не знаю! Я просто чувствую, что чем-то, внутри себя, я, по-видимому, с ней действительно связан. Я понимаю любой язык, на котором заговаривают со мной встречающиеся мне люди, я легко читаю древние письмена, но в моём сердце нет покоя, что-то постоянно ускользает от меня, и то великое счастье, которым я наслаждаюсь, находясь рядом с тобой, омрачается этим незнанием. Я…

Иштариани не дала ему договорить. Она прижалась к нему всем телом, и долгий божественный поцелуй сомкнул его уста, прервав поток взволнованной речи.

- Не сейчас, любимый… Придёт время, и ты всё поймёшь. Я не могу, не имею права говорить с тобой об этом. Ты же веришь мне?

- Я готов верить и повиноваться всему, что бы ты ни приказала. Только не оставляй меня! – И он прижал её к себе так, словно действительно опасался, что она вдруг может бесследно исчезнуть, раствориться в задувающем с лимана крепчающем ветре.

     Между тем часовой на посту, стряхнув с себя неожиданно завладевшую им  задумчивость, испустил протяжный и тяжёлый вздох и стал привычно оглядываться вокруг. Вот он обратил свой взгляд в сторону лимана, вдруг замер в неоконченном движении, переменился в лице и от внезапно охватившего его ужаса, широко раскрытыми глазами и перекошенным в немом крике ртом, не в силах пошевелиться, просто стоял и смотрел на горизонт. К этому времени на изумрудной поверхности Черноморского преддверия стали отчётливо просматриваться не только паруса вражеского флота, но и развевающиеся на мачтах грозных и бесчисленных кораблей цветастые знамёна. Флотилия двигалась ровным боевым строем, и гиганту даже показалось, что он слышит шум рассекаемых волн. Копьё выпало из ослабевших рук часового, громко звякнуло стальным наконечником о каменный пол и это подтолкнуло его к немедленному действию. Громоподобным рёвом он стал извещать округу о приближении неприятеля, лихорадочно выбрасывая сигнальные, на случай тревоги, флаги и поджигая для этих же целей приготовленные, заботливо и тщательно просмолённые факелы. Спустя какое-то время со стороны крепостного храма послышался колокольный звон. Тягостная атмосфера неумолимо приближающейся страшной трагедии зависла над городом. Вся крепость пришла в движение. Гражданский двор быстро пустел, зато Гарнизонный бурлил выстраивающимися в стройные колонны солдатами и наполнялся нетерпеливым ржанием конных полков.

     И только теперь, на какое-то время потерявший бдительность часовой, заметил вторую опасность, на этот раз приближающуюся со стороны суши. Такого огромного количества вражеского войска даже ему, бывалому вояке, не доводилось видеть никогда! По направлению к крепости двигалось нескончаемое людское море, в авангарде которого, нестерпимо сверкая на солнце дорогой позолотой, шли, запряжённые лошадьми, тысячи боевых колесниц. Целый лес копий колыхался в такт движению стройных рядов пехоты. Щиты, размером с человеческий рост, отражали яркий солнечный свет, и земля гудела под синхронной поступью сотен тысяч солдат. По флангам, длинными, уходящими в бесконечность шеренгами,  выступала конница. Даже не напрягая зрения уже можно было различить сочный и богатый плюмаж гордо восседающих на породистых лошадях военачальников.

- Что же будет с этими людьми… - Имея в виду постояльцев крепости, скорее, не спросил, а подвёл скорбную черту расстроенный скиталец,

- Ведь только что они мирно вели торговлю, радовались покупкам, строили планы на будущее… Как это всё ужасно и страшно!

- Жестоко и бессмысленно, - Прошептала Иштариани,

- Впрочем, вся ваша история – это история бессмысленной жестокости, которой вы  всегда, очень хитроумно и изворотливо, находили людоедские объяснения и заботливо выстраивали неуклюжие оправдания. Ваши находчивые царедворцы придавали этим оправданиям статус чуть ли не божественного откровения, подводя под них фундамент  в виде шизофренических философских учений, а зачастую обходясь даже без них. – Густые, чёрные волосы Иштариани развевались на ветру, она смотрела в сторону быстро приближающегося флота Менгли-Гирея и говорила негромким, как-будто уставшим голосом.

- Но, надо признать, - Продолжала она печально, - Что без всего этого не было бы вашего движения вверх, без этой непрекращающейся борьбы вы бы остановились в своём развитии. Хотя, движение по восходящей изначально таит в себе постоянную угрозу обрушения в бездну и, как ты понимаешь, главным источником восхождения и срыва в пропасть является именно непрекращающаяся борьба и вековечное скрещенье чувств, сердец и умов.  Таков неумолимый закон истории. Не только земной. Такие же законы действуют в масштабах космоса, они справедливы для всей вселенной.

- Странно… Я мог бы привести сотни примеров из истории в подтверждение правоты твоих слов. У меня такое ощущение, что я знаю историю всей нашей планеты и, в то же время, я ровным счётом ничего не ведаю о себе самом.  – Говоря это, Иллианнук попутно наблюдал за тем, какие спешные приготовления проводились защитниками крепости для отражения скорой атаки. В специальных резервуарах под крепостными стенами кипятили смолу и при помощи верёвочных блоков подавали её наверх, к зияющим бойницам. По периметру бесконечной стены рассыпались отряды лучников. Пращники заняли свои позиции, и перед каждым из них возвышалась внушительная гора отобранных по необходимому размеру камней. Группы канониров слаженно колдовали у артиллерийских орудий, проверяли фитили и аккуратно закатывали тяжёлые ядра в жерла бронзовых пушек. Никакой паники среди защитников крепости Иллианнук не заметил, напротив, движения их были размерены и спокойны. Чувствовалась крепкая дисциплина и хорошая выучка.

- Корабли, стоявшие под разгрузкой, вряд ли успеют уйти! – Кусая губы и наблюдая за маневрирующими кораблями, сказал он, - К тому же, кажется, начинается буря.

- Да, слишком уж неожиданно всё произошло. Хотя комендант и был заранее предупреждён о готовящемся вторжении, всё равно, оно началось скорее, чем он ожидал.

     Грянули первые залпы орудий вражеского флота, но это была, скорее, психологическая атака, потому что накануне разгружаемые корабли, спешно теперь пытающиеся покинуть опасную гавань, пока находились вне пределов досягаемости для пушек крымского хана. Тем более, эти залпы не представляли пока никакой угрозы и для самой, готовящейся к осаде, крепости. Главные двойные ворота её, тем временем, уже были надёжно заперты, подъёмный мост, перекидываемый через четырнадцатиметровый ров и соединяющий крепость с остальным миром, был поднят, так что подобраться к крепости теперь становилось практически невозможно. Так, во всяком случае, казалось её обитателям.

- Вряд ли ядра неприятельских пушек способны принести видимый ущерб этим стенам, - С надеждой в голосе проговорил Иллианнук,

- Может, всё ещё обойдётся?

- Никто не в состоянии был предположить, что ров вокруг крепости засыпят землёй. Это казалось невероятным! – Иштариани повернула к нему опечаленное лицо,

- Но Баязит, располагавший таким несметным количеством войска, сможет себе это позволить. Хотя, он мог бы вообще не предпринимать никаких усилий, просто держать крепость в осаде и, в конце концов, уморить её обитателей голодом. Но чем всё это время кормить собственную армию? Поэтому размышлять он будет недолго. Невзирая на то, что титаническая работа по засыпке четырнадцатиметрового рва при двадцатиметровой глубине потребует от него немалых жертв. Тысячи солдат армии султана погибнут, выполняя эту работу, они станут прекрасной и беззащитной мишенью для обороняющихся, но он будет вновь и вновь отправлять их на верную гибель, грозя, в противном случае, загнать в злополучный ров половину собственной армии.

     Иллианнук подавленно молчал и внимательно слушал её. Тем временем, ветер всё более усиливался, солнце исчезло, потому что  небо со всех сторон стало заволакиваться  рваными тёмными тучами, поверхность совсем недавно мирного и безмятежного лимана окрасилась в  неприветливый свинцовый цвет, высокие волны с грохотом разбивались о берег, и казалось, что в самой атмосфере уже носилось предчувствие сумрачного ненастья и неумолимо приближающейся трагедии.

     Иштариани перенесла Иллианнука на крепостную стену. Здесь всё было готово для отражения атаки.

- Если бы им, - Продолжала она свой рассказ,

-  Если бы Баязиту и Менгли-Гирею были известны секретные подземные ходы, тайны которых тщательно оберегались несколькими поколениями избранных, проживавших на этой территории, тогда, может быть, они бы завладели городом гораздо быстрей. Но даже те избранные, кто был посвящён в эти тайны, не знали и половины секретов крепостных подземелий. Потому что большая часть знаний к тому времени уже была утрачена.  Древние свитки, со схематическими изображениями подземных ходов, в результате бесконечных войн, длительных осад и опустошительных пожаров бесследно исчезли. А прочесть чудом уцелевшие письмена было уже некому. Поэтому эта осада окажется самой тяжёлой и кровопролитной за всю историю существования крепости.
В груди у Иллианнука закипало чувство бессильной ярости.

- Но, раз мы ничем не можем помочь этим несчастным, тогда зачем мы здесь?

- Ты хочешь покинуть это место?

- Просто, столько боли в моём сердце! Любимая, я страдаю от своей беспомощности… Пойми меня!

Иштариани положила руки ему на плечи. В её глазах светились чувства бесконечной любви и непередаваемой нежности. Обдавая его жарким дыханием, она взволнованно ответила:

- Ты обладаешь удивительным даром перемещения во времени. Так используй его для обогащения собственных знаний. И, самое главное, не забывай, что события, свидетелем которых тебе посчастливилось и ещё посчастливиться оказаться – это уже свершившийся факт, это уже история, предопределяющая всё дальнейшее мировое развитие. Да, твой талант сострадания  - это твой крест, который тебе придётся нести по жизни. Но, сострадая, ты будешь закономерно приходить к немаловажным для себя выводам, а это, в свою очередь, позволит тебе предвидеть будущее. – Иштариани взяла его за руки и долгим и нежным взглядом, проникающим в самое сердце, смотрела на своего собеседника.

- Не я выбираю твои маршруты и не я распоряжаюсь историческими декорациями. И даже Великий Жрец тут бессилен. Твои чувства, твой разум и твоя воля – вот что главное. Запомни это, Иллианнук!

     Ненастье, так быстро и неожиданно накрывшее  город, оказалось на руку его защитникам. Корабли Менгли-Гирея, из-за взбунтовавшейся поверхности лимана и продолжающего крепчать северного ветра не могли приблизиться к берегу и дрейфовали на расстоянии,  покрыть которое их снаряды были не в состоянии. Чего нельзя было сказать об армии Баязита. Те уже приблизились на максимально короткую и безопасную для себя дистанцию, отделяющую их от крепостных стен и теперь, повинуясь приказу султана,  занялись разбивкой колоссального по размерам военного лагеря. Уже его шатёр, а также шатры высших военачальников, украшенные цветными знамёнами, стояли на некотором возвышении, уже во множестве горели яркие костры, на которых в невероятного размера котлах готовилась нехитрая солдатская пища и запах походных кухонь достигал крепостных стен, уже первые дозорные отряды, обследовавшие ближние подступы к крепости неслись к султану со срочными  докладами, а его армия всё прибывала и прибывала, и никто бы не смог сказать в точности, когда же придёт конец этому непрерывному и грандиозному шествию.
 
     Погода продолжала портиться. Приглушённые раскаты далёкой пока что грозы горным оползнем подкрадывались к самому центру подготовляемого театра военных действий.

- При желании, простым усилием воли, ты сможешь оказаться рядом с любым наблюдаемым тобой объектом, - Перекрывая шум нарастающего ветра, громко сказала Иштариани,

- Давай попробуем, главное – сконцентрируйся, почувствуй, что ты этого хочешь. И не бойся, я рядом с тобой. Ну же, любимый, - Перехватив недоверчивый взгляд Иллианнука, она сжала его руку,

- Попытайся!

     Ветер постоянно усиливался и если вначале он внезапно налетал чуть не сбивающими с ног, злыми и сокрушающими порывами, то теперь неистовствовал не переставая, стонущим эхом разбиваясь о могучие стены  вмиг помрачневшей крепости. Чёрные тучи клубились над древним городом, началась гроза, тысячи молний рассекали угрюмое небо и шипели в обезумевших волнах Днестровского лимана. Пенные клокочущие  гребни вздымались  кверху, накрывая  и безжалостно круша собой многочисленные портовые сооружения.  Потом яростно откатывали, чтобы, набравшись сил, вновь обрушиться  на берег и вернуть ему первозданный, свободный от человеческого вмешательства и прекрасный в своей дикости вид.
 
     Иллианнук, отбросив первоначальную нерешительность, последовал  совету Иштариани и искренне удивился той лёгкости, с которой ему удалось покрыть немалое расстояние между крепостной стеной и шатром турецкого султана. Казалось, что для этого даже не потребовалось времени. Всё произошло мгновенно. Испытывая бурный восторг по поводу обнаружения такого  неожиданного свойства собственного организма, он огляделся в поисках своей спутницы. Она стояла рядом с ним и теперь звала его идти дальше, в самый шатёр Баязита.  И заинтригованный странник твёрдой поступью направился вслед за своей возлюбленной.


     Внешне, обрастающий первым жирком, но всё равно подтянутый и всегда готовый распрямиться высвобождаемой пружиной всесильный султан, мало напоминал грозного и жестокосердного завоевателя. Нежное, красивое лицо, полные губы, всегда блуждающая лёгкая усмешка и неторопливые  и мягкие манеры в общении, могли ввести в заблуждение кого угодно. Но только не тех, кто составлял его ближнее окружение, и кто знал, какие страшные молнии способны были высекать эти, сводящие с ума и так любимые женщинами завораживающие бархатные глаза и какие невзгоды и опустошения могли бы  обрушиться на целые государства по одному только движению этих густых, воспетых поэтами, бровей.  Сейчас загадочный и противоречивый баловень судьбы, неспешно перебирающий расслабленными пальцами жемчужные четки,  восседал на своей, вырезанной из красного дерева и инкрустированной драгоценными камнями, походной софе. Вывезена она была из Константинополя в качестве трофея его достославным отцом, Мехмедом II и являлась настоящим произведением искусства. Впрочем, всё, что бы ни окружало султана, от предметов интерьера, до самой ничтожной безделушки – на всём присутствовала незримая печать гения и величия сотворивших их однажды мастеров. Султан отличался изысканным и требовательным вкусом и, зная это, льстивые царедворцы соперничали друг с другом в самых немыслимых жестокостях, лелея трепетную надежду раздобыть для своего повелителя какую-нибудь доселе невиданную диковину.

     Короткий военный совет, собранный накануне по приказу султана, успел его утомить и одним небрежным наклоном головы он дал понять своим приближённым о его окончании. Ярко  и богато экипированные военачальники, низко склоняясь к земле, попятились к выходу. В шатре остался только один из придворных, признанный виртуоз самых замысловатых дворцовых интриг, тайный и личный советник султана, располосованный жуткими шрамами через всё лицо, убелённый сединами, мудрый Аббас. Этого человека боялись, как самого султана. Одно его имя внушало ужас и произносилось с трепетом, а угодить Аббасу означало почти то же самое, что угодить султану.

- Ну что, мой добрый Аббас? – Подняв кверху правую бровь, вздохнул Баязит, - Я вижу по твоему лицу, что тебя, как-будто, что-то тревожит?

- Повелитель, - Скрипом старого, качаемого на ветру дерева, ответствовал тайный советник,

- Есть две новости, достойные твоего внимания. – Шум нарастающего ненастья сюда почти что не проникал. В шатре было тихо. Слышалось только лёгкое постукивание жемчужных четков в руках султана.
 
- Говори!

- Твой венценосный брат, достопочтенный Джем, да продлит Всевышний его годы, - Старик метнул косым взглядом в сторону Баязита. По лицу правителя неуловимым облачком пробежала серая тень.

- Твой брат по-прежнему не оставляет намерений ослабить твоё могущество и продолжает плести интриги против твоего влияния.

- Это мне известно, Аббас. В чём новость?

- Сведения пока не проверены, повелитель, - Осторожничал тайный советник,
 
- Но, по имеющимся в моём распоряжении известиям, полученным от надёжных и преданных тебе людей, он что-то замышляет в Египте и уже успел окружить себя целым сбродом смердящих шакалов, почитающих себя его единомышленниками.

- Вот как… Да, это, действительно, достойно внимания. Я думаю, что после взятия крепости мы вернёмся к этой теме. – Он порывисто и легко вскочил с мягкой софы и остановился напротив советника.

- Но, ты ведь уже предпринимаешь неотложные шаги? – Султан оценивающе скользнул бархатными глазами по изуродованному лицу Аббаса. Тот склонился в почтительном поклоне. Аббас был чуть ли не единственным человеком во всей Оттоманской империи, кому Баязит доверял всецело.

- Да, повелитель. Но рассказами о своих действиях я бы не хотел отвлекать тебя от более важных государственных забот. Позволь мне самому разобраться во всех тонкостях плетущегося заговора.

- Хорошо. Вторая новость?

- Менгли-Гирей…

- Мой вассал и союзник? Не слишком ли ты подозрителен, Аббас? Смотри, вон его корабли бьют всеми пушками по неприятелю.

- И ни один из выстрелов не достигает цели…

- Старый лис, ты же видишь, какой шторм на море! Он просто не может подобраться ближе. – Молния полыхнула, казалось, над самым шатром султана. Старик невольно пригнулся к земле, но Баязит, сверкая глазами, радостно улыбался и жадно вдыхал насыщенный озоном воздух. Гром, разламывающий небеса, заставил тайного советника заткнуть уши и вспомнить все имеющиеся на свете молитвы, а султан, воздев кверху сжатые в кулаки руки, вдруг захохотал неистовым и одержимым смехом. В такие минуты даже могущественный Аббас холодел перед своим повелителем.

- Ну, так что же Менгли-Гирей?

- Он продолжает укреплять связи с русским царём.

- А русский царь, - Недобро улыбнулся Баязит,

- Русский царь готов заключить военный союз со всеми, кто недоволен процветанием Оттоманской империи. Ничего, дорогой Аббас, придёт время, мы ещё доберёмся и до русского царя!

     Два союзника, один из которых пребывал в вассальной зависимости от другого, два талантливых военачальника, никогда по-настоящему не доверявших друг другу, собрали свои войска у древних крепостных стен Четатя-Албэ и каждый преследовал в этой кампании, как явные, официально  обозначенные, так и скрытые, тайные собственные цели. Оба были ещё молоды, честолюбивы  и полны грандиозных замыслов и оба были  примерно одного возраста. Баязиту недавно минуло тридцать семь лет, Менгли-Гирей принимал поздравления по случаю своего тридцатишестилетия. Баязит взошёл на престол, умертвив собственного отца, Мехмеда II, овеявшего себя славой завоевателя Константинополя. Придёт время и в непрекращающейся борьбе за власть, спустя всего несколько лет после удачного взятия крепости Четатя-Албэ, жестокий султан обнажит меч против родного брата Джема, которого, в результате заговора,  отправят к праотцам верные Баязиту царедворцы. Во время одной из вечерних трапез, они ссыпят ему в питьё лошадиную дозу  сильнодействующего яда, который, разъедая и разрушая внутренности и обрекая свою жертву на мученическую смерть, никак не проявится на внешности. И на долгие годы восторжествует мнение, что брат великого султана скончался по воле Всевышнего, безуспешно  борясь с застарелым внутренним недугом.   
     Что касается молодого крымского хана, то по смерти Хаджи-Гирея, доблестного воина и отца Менгли-Гирея, на трон, по закону, должен был взойти его старший сын, Нур-Даулет. Но Менгли-Гирей, путём дворцовых интриг, лишил трона законного наследника своего отца. Однако, дворцовый переворот всё же потерпел неудачу, и на долгие три года Менгли-Гирей попал в унизительный плен к отцу Баязита. Впрочем, впоследствии был не только освобождён с полагающимися почестями, но и посажен на ханство. Правда, ценой принесения торжественной клятвы в верноподданническом служении великой Оттоманской империи и признанием собственной, вассальной от неё зависимости.
     И блистательный султан Баязит, и великолепный хан Менгли-Гирей получили, по тем временам, прекрасное образование, оба были страстными ценителями роскоши и  покровительствовали искусствам, в честь обоих придворные льстецы, соревнуясь друг с другом, слагали витиеватые красноречивые дифирамбы, прославлявшие их  кроткий и добрый нрав, справедливость и человеколюбие и у обоих руки были по локоть в крови от нескончаемых войн, захватнических набегов и жестоких дворцовых интриг. Первый был одержим расширением границ Оттоманского владычества и достижением небывалого величия собственной империи, второй любыми доступными путями пытался избавиться от унизительного статуса послушного вассала и с готовностью шёл на сепаратные сделки с недругами турецкого султана.  В этом плане для Менгли-Гирея многообещающе выглядели крепнущие связи с русским царём, Иваном III, с которым крымский хан в последнее время вёл интенсивную переписку.

- Он говорит о взятии крепости, как о решённом деле, - Прошептал Иллианнук. В нём закипало нетерпеливое желание ещё раз опробовать свою, счастливо обнаружившуюся способность к перемещению в пространстве.

- Ты хочешь посмотреть, чем сейчас занят крымский хан? – Угадывая его состояние, спросила Иштариани.

- А это возможно?

- Всё в твоей воле, я же говорила. Главное – сосредоточься…


     Хищное и красивое лицо сильного, во цвете лет, хана, было перекошено едва сдерживаемым страданием. Менгли-Гирей не переносил морской качки и ненавидел морские путешествия. Уже третий день он вынужденно постился, не в состоянии проглотить ни малейшего кусочка с изысканно накрытого и через каждый час возобновляемого свежими яствами, по-восточному низкого стола. Лицо его заметно осунулось, запавшие щёки покрылись сетью морщин, а тёмные круги под глазами резко подчёркивали лихорадочный блеск утомлённого взгляда. Надежда на скорейшую высадку на берег, к его великой досаде, не оправдалась из-за внезапно налетевшего шторма. Ненавистная качка  всё возрастала и усилилась до такой степени, что терзающую внутренности тошноту вызывала даже необходимость дышать. Непроходящая тошнота изматывала, лишала сил, выворачивала наизнанку, глумилась и насылала на хана страдания, никогда не испытываемые им прежде. Хан изнеможенно откинулся на атласных подушках, во множестве раскиданных на убранной золотой парчой необъятной тахте.  Он мог бы подойти к крепости во главе своего пятидесятитысячного войска, но вняв уговорам личного предсказателя, полагавшего, что высадка хана со стороны моря произведёт гораздо больший эффект, чем привычное передвижение во главе конной армии, дал на это опрометчивое согласие и теперь проклинал себя за излишнюю доверчивость. Никак не утешало воображение, рисующее картины продуманной и хладнокровной мести придворному звездочёту. Образ насаженной на копьё отрубленной головы умалишённого предсказителя вызывал ещё большую тошноту, и Менгли-Гирей, метаясь на тахте, стонал громкими всхлипами.
 
- Мустафа! – Неповинующимся ему голосом позвал хан,

- Слушаю, повелитель, - Словно возникнув из ниоткуда, перед ним вытянулся одноглазый адъютант, здоровенный и очень смуглый, с огромной бородой, детина свирепой наружности. Мустафа был бравым воякой, за долгие годы флотской службы он, благодаря природной смекалке, завидному прилежанию и нечеловеческой выносливости смог продвинуться от когда-то простого моряка до корабельного офицера и успел стать настоящим морским волком. С муками морской болезни он распрощался в далёкой молодости и на любую корабельную качку теперь смотрел с холодным равнодушием. Удостоенный великой чести на время похода стать адъютантом самого грозного хана, Мустафа старался вовсю и незримой тенью следовал  за ним, ловя каждое его слово и замечая любое его движение. Правда, Мустафу немного смущало чувство неизгоняемого  затаённого злорадства при виде измученного и обессиленного морской болезнью великого хана.

- Мустафа, мы можем добраться до берега на шлюпке? – Казалось, Менгли-Гирей вот-вот заплачет,

- Мы разобьемся о  прибрежные скалы, солнцеподобный хан. И неминуемо погибнем.

- Ещё раньше я погибну на этом проклятом корыте! – От прилива ярости хану удалось вернуть себе грозный тон. Но следующий рвотный позыв лишил его сил.

-  Я не перенесу этих мучений! Мустафа! Готовь шлюпку!

- Великий хан! Пощади! Если я стану виновником твоей гибели, все мои родственники, до седьмого колена, будут прокляты и уничтожены! Позволь отдать за тебя жизнь, но смилуйся над моими детьми!

- А-а! Трусливый шакал! – В сердцах, чувствуя правоту бывалого моряка, хан швырнул в адъютанта атласной подушкой.

-  Убирайся! – И Менгли-Гирей, закатив глаза, вновь начал метаться на своём царственном ложе. Мустафа исчез также незаметно, как и появился.

     Иллианнук, уже вполне освоившийся с необычностью своего незримого присутствия в происходящих событиях, позволил себе пройтись по покоям крымского хана и, с сочувствием посмотрев на утратившего всю свою воинственность страдальца, промолвил:

- Выглядит он, конечно, гораздо хуже своего сюзерена. Мне даже его немного жаль.

- Он не стоит твоей жалости, Иллианнук. К ночи грозовые тучи рассеются, ненастье пройдёт так же быстро, как и начиналось. В этих широтах непредсказуемо всё. И климат, и люди. – Иштариани прислушалась к тревожно доносившемуся со стороны крепости колокольному звону.

- Ты заметил, ветер настолько стих, что даже отсюда можно различить церковный набат. Так что совсем скоро флотилия нашего героя начнёт разворачиваться в боевой строй и приблизится к крепостным стенам на расстояние выстрела. К тому времени на передовые позиции доберется, наконец, и отставшая от армии артиллерия Баязита.

- Что же сейчас происходит в Цитадели?

- Я готова следовать за тобой.

- Держась за руки?

- Держась за руки…

     День клонился к вечеру. Ветер, ещё недавно собравший над осаждённым городом чёрные тучи, теперь разметал их по бескрайнему небу, а некоторое время спустя разогнал совсем. В кровавом зареве заката флот Менгли-Гирея разворачивался в боевой строй. На ближних подступах к осаждённой крепости спешно устанавливались дальнобойные орудия армии Баязита. Город замер в тревожном и напряжённом ожидании. Размеренные удары самого большого колокола церковного храма траурным саваном накрывали поле предстоящего сражения.