глава 15. Бегство

Обувшись в меховые сапоги на молнии, я выскочил на крыльцо. Артур находился на прежнем месте и не подавал признаков беспокойства, что немного успокоило и меня. Увидев нас на крыльце, он жестом показал, что нужно двигаться быстрее.
-Не выключай в доме свет, — шепнул я Елене и, захлопнув входную дверь, за руку повлек ее к машине.
-Елена, садись за руль, - приказал Артур.
-У меня отобрали права, — возразила девушка, но сконфузилась потом, поняв нелепость своего аргумента.
-Пустяки, — как будто ничего не заметив ответил Колдун, и сам влез на заднее сиденье, шумно отодвинув в сторону заряженные магазины.
-Куда ехать? — спросила девушка.
-В аэропорт...
Застонал стартер, взревел двигатель, и машина с буксами ушла с обочины на дорогу. "Все, —подумал я, — Слава Богу, успели. А дальше уже посмотрим".
Елена свернула к городу, чтобы потом выехать на другое шоссе. Дорога шла в гору, и через два километра должна была появиться окружная автострада.
Откуда-то сзади раздался приглушенный грохот, который я сначала принял за какой-нибудь дорогостоящий фейерверк, но потом понял, что мы вовремя смылись из дома. Елена глянула в зеркало заднего вида на лобовом стекле, и в глазах, в которых она уже не могла удержать слез, отразились оранжевые отблески пожара.
-Боже мой! — Простонала девушка, вытирая слезы кулаком, — мои книжки...
-Они решили взять приступом, - заметил Артур.
-Мы вовремя, — отозвался я, — в самый раз.
На кольцевой дороге мы свернули вправо, и через семь километров, еще раз повернув в такую же сторону, понеслись прочь от города.
До аэропорта было двадцать с небольшим километров. Всего лишь двадцать с небольшим... Но их еще нужно было проехать. Машин на дороге не наблюдалось. В Новогоднюю ночь редкие люди остаются трезвыми, но даже они предпочитают коротать свой досуг в кругу семьи, но никак не за рулем своего автомобиля.
Елена не произносила ни слова, и, казалось, что все ее внимание целиком сосредоточено на дороге. Но непослушные слезы, соскальзывающие по ее щекам, говорили о душевном переживании из-за потери привычных ценностей.
Уже в который раз я возненавидел себя за то, что втянул девушку в эту катавасию. До знакомства со мной она была преуспевающим журналистом, а теперь, благодаря мне, ей приходилось от многого отказаться. Я не сомневался в том, что она любит меня, а также в том, что и я люблю ее, и понимал, что друг для друга мы готовы пойти на любые жертвы, но и им можно было придумать какие-нибудь границы. Ее жертвы, совершенные для меня, таких пределов не имели, и мне было стыдно, что я пожертвовал ради себя, прежде всего, ею, и она безропотно это приняла.
Мне хотелось валяться у нее в ногах и молить о прощении за испорченную жизнь, но чувство того, что все уже давно принято и прощено, еще больше принижало меня в своих глазах.
Артур, сидя вполоборота, смотрел назад, а я, глядя в боковое окно и по-прежнему сжимая пистолет, думал о том, что на его месте должен сидеть я. Потому что сам должен был прикрывать собой Ленину спину, только сам и никто другой... Должен, действительно должен ей очень многое.
Метрах в пятистах сзади мелькнули фары, и Елена озабоченно посмотрела в зеркало.
-Это они? - Спросила она.
-Скорее всего, — ответил Артур, — и, судя по всему они нас догоняют. Резко скорость не прибавляй, и не останавливайся — гололед.
Артур устроился поудобнее, положив автомат на спинку заднего кресла. Я выдернул подголовник из свой спинки и тоже приготовился к бою.
-Смотри осторожнее, — сказал мне Артур, — чтобы твои гильзы не летели на Елену.
-Ну, с Богом! - сказал я.
-С Богом, — прошептала девушка, и втянула голову в плечи.
Это были ОНИ. Почему-то я был в этом уверен. Они спокойно пристроились к нам в хвост, и не выключали дальнего света, чтобы он мешал нам целиться. Я протянул руку и оторвал зеркало, чтобы хотя бы Елену не слепило отражение их фар, и,  до предела сощурившись,  пытался разглядеть детали.
Машина наших преследователей была поновее и помощнее той, в которй мы удирали, и скорее всего была полноприводной, что позволяло более уверенно чувствовать себя на гололеде.
Я даже не разглядел, а скорее всего угадал, что на крыше машины открылся люк, и кто-то занимал позицию для ведения огня. Стрелять вдогон гораздо неудобнее, чем навстречу, но мощные фары делали из нас великолепную мишень.
Первые пули в двух местах пробили заднее стекло и, никого не задев, прошли навылет через "лобовуху". Елена взвизгнула и согнулась еще ниже. Отверстия в стеклах повлекли за собой паутины трещин и существенно сократили обзор.
Я высунулся из-за спинки, и четырьмя выстрелами по углам попытался вообще выбить заднее стекло наружу. Бесполезно. Стало еще хуже, и противник теперь только еле-еле угадывался в калейдоскопе осколочных бликов.
- Пригнитесь же, черт возьми! — закричал Артур. — Машина не бронирована.
Его слова утонули в грохоте свинцового дождя, но ни одна капля из него в салон не влетела.
-Они бьют по колесам, - заметил я.
Артур ничего не ответил. Он выбил заднее стекло двумя ударами приклада и оно, скользнув по багажнику, рассыпалось в пыль под колесами наших преследователей. Холодный воздух ворвался в разряженную зону, и морозной свежестью ударил в лицо, отчего я почувствовал себя голым и беззащитным. Простое стекло, конечно, не могло укрыть нас от огня, но теперь враг был виден, что называется, лицом к лицу, и нутро мое затрепетало. Я вскинул пистолет и два раза выстрелил на удачу, конечно никуда не попав. Ответная очередь прошелестела по крыше, и рикошетом ушла в небо.
Еще не успела пролететь последняя пуля, когда Артур выпрямился, являя врагу грудную мишень, и нажал на курок. Пули его четко легли по диагонали на радиатор, и ослепили врага на один глаз. Колдун тут же исчез из поля зрения, и проворчал что-то о том, что надо брать немного повыше.
Противник не ожидал такого отпора и поотстал на некоторое время, то ли собираясь с силами, то ли не рискуя пока приближаться. Пользуясь моментом, я сменил обойму и подумал, что при такой насыщенности огня оставшихся двух хватит не надолго.
-Испугались? - злорадствуя усмехнулся Артур, выглядывая из-за спинки. — Ну, что, все живы?
-Все, — отозвалась Елена, но голос ее дрожал.
Внезапно преследователь начал быстро набирать скорость, двигаясь по встречной полосе. Я понял его маневр и прицелился.
-Тормози двигателем, — вдруг закричал Колдун, и когда Елена сразу с четвертой воткнула вторую передачу, двигатель душераздирающе заревел, грозя пойти в разнос, а нас всех с силой бросило вперед.
Больно ударившись о спинку водительского кресла, Артур не потерял равновесия, и всадил пуль, наверное, пятнадцать в борт пролетающего мимо джипа.
Враг поздно понял наш маневр, может быть потому, что не загорелся стоп - сигнал, а может из-за того, что в начале действа нас разделяло большое расстояние. Он не ответил нам на огонь, а когда понял, что мы останавливаемся — сам дал по тормозам, отчего его машина на гололеде потеряла управление. Завертевшись на колесах, джип летел юзом вперед по полосе встречного движения.
Мы остановились раньше, и Артур выскочил из машины, на ходу перестегивая магазин. Он бежал впереди, неуклюже скользя на льду, и я с трудом поспевал за ним.
Очередь, выпущенная из джипа, почти вся просвистела мимо, и только две пули со шлепками вошли в мягкую плоть. Артура отбросило назад, и он замер на разделительной полосе. Я инстинктивно упал, и по инерции на брюхе подъехал к нему.
Колдун еще дышал, и воздух со свистом вылетал из простреленных легких. Я забрал у него автомат и, вскочив на ноги и беспрерывно стреляя, стал приближаться к машине. Когда между нами оставалось метров тридцать, какая-то из моих пуль угодила в бензобак, и сила взрыва больно размазала меня по дороге. Так и осталось неясным, сколько человек были обязаны нам своей смертью.
С трудом собрав свои кости, я встал спиной к противнику и выпрямился в полный рост, искренне веруя в то, что нам пока ничего не грозит. Елена бежала мне навстречу, и мы встретились как раз над нашим поверженным ангелом-спасителем.
Артур бормотал что-то о второй загробной жизни, и взгляд его терялся где-то в глубине звездного неба.
-Он бредит? — спросила Елена.
Как будто отвечая на ее слова, Артур заговорил совершенно осмысленно.
-Оставьте меня, мне не жить. Саша, действуй по нашему плану. Летчик примет вас и без меня. Положитесь на него. Я ему всецело доверяю. Скройтесь на время, а дальше мы чего-нибудь придумаем. Штерн все-таки меня достал. Бросьте меня здесь. Пускай они найдут мой труп и успокоятся. Если сделаешь все, как я тебе говорю — они вас не найдут. Когда приедете в аэропорт, оставьте все оружие в машине, чтобы попасть на летное поле через турникеты металоискателя. А дальше, молодой человек, вы все знаете.
Артур замолчал, собираясь с силами, и только свистящее дыхание говорило, что в его теле еще теплится жизнь. Еще "астрал" находился на месте, готовясь к переброске то ли в рай, то ли куда-то еще.
Я опять увидел приснившийся морг, и только два мраморных стола должны были остаться пустыми.
Внезапно Артур спросил.
-Елена в курсе дел?
-Нет, - искренне ответил я.
-Расскажи ей все, а то когда я вернусь, у нее может не выдержать сердце.
Свист резко прекратился, или так ослаб, что его уже не было слышно. Совсем рядом еще бушевал пожар, наполняя воздух запахами пережаренного мяса и паленой резины. Глубокий взгляд Артура замерз, и мне даже показалось, что я увидел "астрал", который метнувшись мимо исчез вдали.
-Он мертв? — Спросила Елена.
-Да.
-А я даже не знаю, кто он такой.
-Я все тебе потом расскажу, - ответил я, - обещаю. А теперь нам надо сматываться, пока они не прислали подмогу.
-Мы так и оставим его здесь?
-Да, так будет лучше.
-Почему он сказал, что вернется?
-Потому что такие люди не умирают. Такие как он, и такие как я.
Вряд ли Елена что-нибудь поняла из моих ответов, но не стала сопротивляться, когда я повлек ее к машине. На этот раз за руль сел я. Девушка сидела рядом. Она непрерывно дрожала, вжавшись в кресло, и один Бог ведает, какие мысли посещали ее в тот момент.
Пожар, хотя и был очагом на встречной полосе, занял фактически всю ширину шоссе, а крутые обочины не давали возможность объезда. Однако времени на размышление не оставалось, и я тронул машину с места. Мы успели уже достаточно разогнаться, когда Опель влетел в бушующее пламя, и жар охватил все мое существо. Елена даже не пригнулась, и я понял, что она близка к обмороку, или уже находится в нем.
Проехав огонь, я сразу остановился, чтобы не раздуть ветром то, что могло прицепиться, но по счастью все оказалось в порядке.
Окружающее положение вещей говорило за то, что нужно торопиться, но я не спешил садиться за руль, а ходил вокруг машины и собирался с мыслями. Взгляд мой блуждал по борту автомобиля, как будто что-то разыскивая, но не за что было зацепиться, так как взгляд этот был расфокусирован. Я думал о том, как нам избавиться от преследователей. Только сейчас я начал понимать, что помимо Штерна нас будет разыскивать милиция. Они обязательно найдут машину с оружием возле здания аэровокзала, и, несмотря на деньги, потраченные Артуром на взятки должностным лицам, эти самые лица испугаются властей и расскажут о нашем бегстве, а уж по диспетчерским картам не так сложно вычислить путь одного вертолета.
Картина складывалась неблаговидная. Выходило, что в домике Артура нам рискованно было оставаться более суток, и придется опять бежать и скрываться. Я хотел обратиться за советом к Елене, и посмотрел на нее через окно. Девушка не обращала на меня никакого внимания, как и на все, что ее окружало, и я понял, что она, пока не придет в себя, мне не помощник.
Перекрывая грохот пожара ревом реактивных двигателей, на посадку заходил "аэробус". Он проходил сейчас примерно дальний приводной радиомаяк, и летел так низко, что я невольно вжал голову в плечи.
Пожар немного утих, но сверху наверное был еще ясно видим, и возможно летчик уже передавал диспетчеру о происшествии на подъездной дороге. Эта мысль словно подстегнула меня. Я пулей влетел в кабину и, плавно разгоняясь на гололеде, поехал в аэропорт.
Елена по-прежнему не подавала признаков жизни. Она смотрела безмолвно в одну точку на передней панели и по щекам ее текли слезы.
-Ты в порядке? — спросил я.
-Да.
-Лететь сможешь?.. Ты не сердишься?
- На что? На что я должна сердиться? Ты же сам предупреждал меня, но я была любопытной, и думала, что слова твои только отговорки.
-Я был не убедителен? - спросил я.
-Скорее это я была дурой, — ответила Елена.
-Я могу оставить тебя в аэропорту, — предложил я, — ты скажешь, что тебя заставил уехать из дома один пожилой господин. Потом скажешь, что на вас по дороге напали, и этот господин погиб, и тогда ты на его машине добралась до аэропорта, где ожидала найти помощь. Потом тебе сообщат, что дом твой сожгли, и выплатят страховку, а ты напишешь правдоподобную статью. Штерн не будет тебя искать. Он уверен, что ты ничего не знаешь, он это поймет по статье, и не станет тратить на тебя время еще и потому, что я еще на свободе. Ну же, Леночка, пока еще не поздно, решайся.
Елена посмотрела на меня, и слезы хлынули из ее глаз с новой силой.
-Ты это серьезно? — сквозь всхлипывания спросила она.
-Черт возьми, конечно! Я серьезен, как никогда, или ты считаешь, что сейчас самое время шутить?
-Ну и дурачок же ты, — она закрыла глаза, — куда я теперь без тебя? Я же люблю тебя, а значит всегда буду с тобой.
-А если тебя убьют? — спросил я.
-Мы будем в тот момент так близко, что нас убьют вместе.
-Меня невозможно убить, — сказал я.
-Так не бывает, - уверенно заявила Елена.
-Бывает, милая, еще как бывает, или ты забыла, что сказал Артур?
-Он бредил.
-Нет, не бредил. Если я правильно его понял, то он уже ожидает нас в своем лесном особняке, - сказал я, - и если нам суждено будет добраться до вертолета, то пока будем лететь, я тебе все объясню, чтобы при встрече с ним ты не упала в обморок.
Елена смотрела на меня широко открытыми глазами, как будто соображая, кто из нас успел уже сойти с ума.
-Ты серьезно? - спросила она.
-Я уже отвечал на этот вопрос.
-Тогда рассказывай сейчас, — заявила девушка.
-Нет, — ответил я, - мы уже подъезжаем.
Прямая, как струна, дорога расширялась на несколько полос и заканчивалась большой привокзальной площадью. Я остановил машину метров за пятьсот до этого места, бросил автомат на заднее сиденье и велел Елене выбираться наружу.
Погода была ясная, по всей видимости — летная. По краям дороги снегоочистительная техника нагребла большие сугробы, и я надеялся, что со стороны аэровокзала не было видно, как я припарковал машину возле автобусной остановки.
В округе аэропорта гулял ветер, давая понять, что кругом открытая местность, если не считать лесных насаждений вдоль дороги. Мы шли вперед быстрым шагом, кутаясь от ветра, и прижимаясь друг к другу сильнее обычного.
Елена больше не задавала вопросов. Слезы ее высохли, и лицо приняло серьезное выражение. Она поминутно оглядывалась назад, и всякий раз вздрагивала, когда слышала шум самолетов, принимая их за погоню.
На большой платной автостоянке, что была разбита на привокзальной площади, машин были считанные единицы, а в высокой будке в полудреме скучал одинокий охранник. Он подозрительно посмотрел на нас, идущих по дороге пешком, а потом, очевидно, приняв за ненормальных, предоставил нам идти своей дорогой, лишив своего внимания.
Часы на центральной диспетчерской башне показывали без пяти минут четыре. По всем нормативным параметрам продолжалась Новогодняя ночь, и как раз был тот момент, когда первые гуляки начинают потихоньку отходить ко сну.
В здании аэровокзала было непривычно пустынно. В полной тишине объявления по радио звучали громом среди ясного неба. Бесшумно закрывающаяся за нами стеклянная дверь со свистом потеснила холодные воздушные слои, с улицы пытающиеся протиснуться следом за нами.
В большом и высоком зале ожидания из трех сотен стульев от силы была занята лишь десятая часть. Немного находилось охотников путешествовать в такой праздник, а те, кто и оказался здесь сейчас, то, наверное, не по своей воле. Сонные пассажиры одарили нас любопытными взглядами, и этим их интерес ограничился.
Из всего ряда касс работала одна. Дежурный кассир, молодой человек лет двадцати шести, посмотрел на нас с надеждой, что мы хоть чем-то его развлечем. По расписанию ближайший рейс через двадцать четыре минуты, и я с совершенно милой улыбкой, какую только мог изобразить, сказал:
-Два билета на сто шестнадцатый рейс.
-Как будете платить? - спросил кассир.
-Наличными.
Я полез во внутренний карман плаща, куда засунул всю свою наличность и наткнулся на "Гюрзу". "Черт возьми, — подумал я, — и куда я его теперь дену?"
Я оглянулся по сторонам в поисках урны, которая бы стояла не на виду, но таковой не нашел, зато меня нашел озабоченный взгляд Елены, которая сразу все поняла.
Кассир недовольно смотрел то на меня, то на девушку, и не спешил набирать на компьютере код и номер рейса. Пришла здравая мысль, что как бы я ни поступил с пистолетом в последствии, служащего аэропорта все-таки следует удовлетворить, дабы не вызвать подозрений, и вытащил тощую пачку денег.
Парень моментально засиял, а когда мы положили перед ним свои документы, вообще чуть не расплакался от счастья. Наверное, в подобные ночи ему приходилось очень много брони регистрировать на мнимых Ивановых, Ли и Смитов, которые сами рисовали себе справки об утере документов. К своему паспорту я положил удостоверение служащего безопасности, и разрешение на ношение оружия.
Кассир уважительно на меня посмотрел.
-Я телохранитель этой женщины, - объяснил я и приоткрыл полу плаща, — пожалуйста предупредите контролера посадки, что я вооружен.
Парень кивнул и поднял телефон внутренней связи. Пока он говорил, шустрый принтер выплюнул два билета, и не отрываясь от аппарата служащий положил их на стойку вместе со сдачей.
-Торопитесь, — сказал он, прикрыв трубку, — регистрация закончится через четыре минуты.
Мы вежливо попрощались и направились к регистрационному окну. Окном, правда, это назвать было сложно, скорее это были ворота. Два вооруженных охранника посмотрели на наше нелепое одеяние, а девушка, стоящая за весами для взвешивания багажа, попросила у нас билеты и документы.
Я отдал охраннику пистолет и четыре обоймы, одна из которых была пустая. Он взвесил в руке мою пушку, повертел ее в руке, и сверил номера, выгравированные на рукоятке, затворной раме и в "Разрешении", затем жестом указал пройти через арку ворот.
-У вас нет багажа, — скорее утвердительно, чем вопросительно сказала девушка за весами, как будто люди, которые одевают под строгие плащи спортивные костюмы, не могут носить с собой какие-нибудь вещи.
-Нет, — ответил я уже с той стороны ворот.
Когда наступила очередь Елены, я вдруг вспомнил, что она тоже брала с собой револьвер, но не припоминал, чтобы куда-нибудь девала его, и замер в ожидании звукового сигнала.
Но такового не последовало.
Охранник вернул нам оружие и документы, которые мы рассовали по карманам, и прошли на посадку.
Аэропорт не был оборудован гидравлическими рукавами — трапами, что сделало бы проблематичным наше исчезновение. Двери уже были открыты, и автобус стоял под парами, когда мы снова очутились на улице. Пока деваться было некуда, и мы вошли в холодный салон, где уже человек двадцать перебывали в стадии сонливого ожидания.
Водитель ждал только нас, потому что сразу за нами закрыл двери и поехал на стоянку, лавируя между обслуживающей техникой, трапами и бензовозами.
Стоянка малой авиации осталась справа метрах в двухстах. Летное поле хорошо освещалось прожекторами на высоких мачтах, и все, что стояло или двигалось, отбрасывало по меньшей мере четыре, едва заметные, тени. Я подумал, что скрыться в такой ситуации невозможно, значит, придется действовать открыто, как в случае с пистолетом. Вспомнив про пистолет, я шепотом обратился к Елене:
-Где твоя пушка?
Девушка полезла в карман, и удивленно посмотрела на меня.
-Здесь, — сказала она, — и десяток патронов россыпью.
-Значит они блефовали, — сказал я.
-Кто?
-Охранники. Ворота-то были отключены.
-А ведь правда, — Елена побледнела, — Боже, какая же я дура.
-Нам пока везет. Посмотрим, что будет дальше.
Развернувшись возле самолета, автобус остановился. Лайнер был небольшой, мест наверное на сорок, двухмоторный реактивный. Такие использовались на небольшие расстояния. Я вдруг осознал, что даже не знаю, куда летит борт, на который мы взяли билеты.
Когда люди начали выходить, я пробрался к кабине водителя, и постучал в окно, после чего он отодвинул задвижку.
-Извините, — начал я, — вы не могли бы подкинуть нас на стоянку малой авиации. У нас частный рейс, а мы по ошибке сели в этот автобус, а куда идти, даже не знаем.
Чтобы водитель был сговорчивей, я протянул ему купюру. Не задавая лишних вопросов, он закрыл двери, и мы поехали обратно, только по другой линии. Он сделал небольшой крюк, но, по всей видимости, тех денег, какие я ему дал, было достаточно, чтобы он взял на себя за это ответственность.
Когда мы очутились на месте, и автобус уехал к аэровокзалу, нашему взору открылись две линии маленьких самолетов, как частных, так и принадлежащих разным компаниям. Их разделяла широкая рулежная полоса, и они передом были обращены в ее сторону. Все машины были зачехлены, и я подумал, что тот, который должен нас ожидать, таким не будет.
Вдоль "рулежки" дул ветер. Он даже дул не вдоль, а все время навстречу, куда бы мы с Еленой не отворачивали свои лица. В конце концов использовав все комбинации, мы просто повернулись друг к другу. И тут же ветер исчез из поля зрения, и лицам стало тепло от взаимной близости и нежности, которую излучали их глаза. Мне очень многое хотелось сказать ей в тот момент, но я не находил слов, чтобы выразить все, о чем хотел ей поведать. Она тоже не говорила, как будто понимала, что слово, даже самое доброе, вмиг разгонит ауру сладостного безумия, которую нам подарила эта минута.
Я обнял ее и поцеловал в холодные губы, которые слабо раскрылись мне навстречу. И я понял, чтобы ни случилось в дальнейшем — никакие силы не разлучат нас, и знал, что смогу защитить ее и прикрыть собой в критической ситуации, а потом вернуться живым и здоровым. Но для этого нужно было все ей рассказать. Артур был как всегда прав. Елена обязана была знать, с кем ей приходится иметь дело, так как в такие игры вслепую не играют.
-Пойдем, - сказал я, когда мы смогли оторваться друг от друга.
Через двести метров пути самолеты кончились, и начались вертолетные площадки. Эти металлические стрекозы стояли дальше друг от друга, чем их крылатые братья, и, очевидно, стартовали прямо с места.
Внезапно со стороны "взлетки" раздался нарастающий гул. Включив тормоза, летчик увеличивал обороты до взлетного режима, и когда двигатели достигли форсажной тяги, освободил шасси и стремительно понесся по полосе. Когда самолет оторвался от земли, мне удалось разглядеть его, так как он поднялся выше зачехленных вертолетов. Я узнал в нем лайнер, на который мы взяли билет.
-Слава Богу, улетел, — сказал я.
-Про нас забыли? - спросила Елена.
-Хорошо бы, — ответил я, а потом добавил, — хорошо бы если бы о нас забыли все.
Мы двинулись дальше, оглядываясь по сторонам и всматриваясь в замерзшие окна кабин, но ни одной живой души не было в этом заснеженном летном царстве.
И все-таки мы нашли его. Маленький двухлопастной вертолетик стоял с обнаженным винтом и двигателями. Мало того, в кабине ясно различалась фигура пилота, очевидно дремавшего, и может быть оставившего надежду на завершение ожидания.
Когда мы начали приближаться, открылась дверь, и нам навстречу выскочил маленький китаец, который, кстати, даже не смотря на национальный разрез глаз, ничуть заспанным не выглядел. Он остановился сначала в нерешительности, кого-то вычисляя взглядом в нашей немногочисленной группе, но потом смело подошел и сложил руки в замок напротив подбородка.
-Сдрасьте, — поклонился он, - меня сафут Ли.
-Меня Александр, - ответил я, - а это моя жена Елена.
-Зана — это харасо, — ответил пилот и поклонился Елене.
-Артура с нами нет, — сказал я загробным голосом, - он погиб в неравной схватке.
-Артура не мозет гибнуть, - уверенно заявил китаец, - он - Бог, а боги не могут гибнуть.
Странный это был человек. Мне даже точно не удалось определить его национальность. Фамилия Ли распространена не только в Китае, но и во всей Юго-Восточной Азии. В последствии, он почти не разговаривал с нами, только когда его о чем-нибудь спрашивали, а сам в разговор не лез. У него были явные проблемы с неродным языком, и было видно, что он не любит шипящие буквы, так как не умеет их произносить, зато букву "с", особенно там, где она смягчалась, произносил с особым удовольствием и смаком.
Пилот усадил нас в заднюю часть кабины, сам сел впереди, закрыл дверь и запустил двигатели на малых оборотах. Лопасти сдвинулись с места, и начали не спеша раскручиваться. Китаец надел наушники с микрофоном.
-Тсяртерный рейс, борт тсетыреста тсетыре, просу разресения на взлет, - сказал он.
Очевидно ему что-то ответили, потому что его довольную улыбку можно было заметить и со спины.
-Есть, эсселон сто семьдесят, — воскликнул он, причем шипящее "эшелон" было сопровождено
интонацией презрения, зато цифры "сто семьдесят" просто привели его в восторг, будто это была его любимая высота.
Лопасти завертелись быстрее, и скоро превратились в сплошной матовый диск над головой, который к тому же был обрамлен по краю красной лентой сигнальной лампы.
Из-за былой любознательности я знал, что вся авиатехника, если стоит не в ангаре, пристегивается тросами к земле. Вертолеты тоже не были исключением. Летательные аппараты, какими бы громоздкими они ни казались, были конструкциями хрупкими и легкими, что делало их подвижными при малейшем ветре. Ли уже набрал половину от всей шкалы тахометра, и продолжал набирать обороты дальше, но вертолет стоял, как вкопанный, хотя должен был уже подпрыгивать, рискуя задеть близ лежащие машины.
Обороты семьдесят процентов, семьдесят пять. Пилот нажал кнопку, карабины тросов отстегнулись, и стрекоза взмыла в воздух. Ли тут же сбросил тягу, и мы зависли над аэродромом, плавно разворачиваясь на нужный курс.
С этой высоты можно было разглядеть многое. И вымершее здание аэровокзала, и автостоянку за ним, летное поле с самолетами стоящими на приколе. А еще я увидел машину, которая неслась со стороны города, и резко остановилась возле подъезда со стеклянными дверями. Они остановились так резко, что мне показалось, как я слышу визг тормозов, хотя физически на таком расстоянии и за гулом работающих лопастей услышать что-либо было невозможно.
Я не стал уточнять у Ли курс, по которому мы будем следовать. Мне было все равно. Главное, что нам удалось оторваться от земли, и что Елена жива и находиться рядом, прижавшись ко мне в поисках утешения, тепла и защиты.
Эшелон — или, иначе говоря, высота полета составляла сто семьдесят метров. С одной стороны это не позволяло рассматривать на земле детали ландшафта, скрытые мраком Новогодней ночи, а с другой стороны - не создавало полного ощущения черной пустоты вокруг.
Мы облетали город с востока по широкой дуге. Ли постоянно менял курс и докладывал об этом диспетчеру. Внизу попадались редкие поселки и городки, изобилующие новогодней иллюминацией так, что контраст с лесопарковыми зонами получался просто чудовищным. Город горел, заревом освещая небо, а сам был похож на мерцающие угли догорающего пожара. И было жаль, что слишком близка была к истине такая метафора.
Я указал Елене на город, но она отмахнулась от красоты зрелища.
-К черту, Саша, - сказала она, - давай, рассказывай.
И я ей все рассказал.
Я начал издалека, хотя сам четко не представлял, зачем я так поступаю. Наверное, так было удобнее подготовить ее и подготовиться самому к выкладыванию той тайны, которая давно уже должна было прозвучать из моих уст.
Я рассказал Елене о последних годах школы, и о поступлении в военный университет, о его строгих, и порой несправедливых, порядках. Я вспоминал учебу без ностальгической грусти, а с не прикрытым равнодушием, так как в принципе она ничего мне не дала такого, чего я раньше не знал.
Потом я остановился на том, как попал по распределению в научно-исследовательский институт биологии и антропогенетики при Министерстве Обороны. Я ведь даже поначалу не понимал, какое мне, отпетому гуманитарию, уготовано место в медицине (так я себе представлял тот профиль, который передо мной должен был возникнуть). Да и, наверное, до сих пор до конца не понимаю, почему выбор пал именно не меня. Это могло быть и случайностью и задумкой.
Я рассказал, как в первое время службы меня ничем не загружали, кроме ночных дежурств раз в неделю, и как начальство откровенно присматривалось ко мне.
Когда смотрины, или лучше назвать это оценкой, закончились, меня пригласил к себе Штерн, и начал так же издалека, как я сейчас, рассказывать об истории, целях и задачах своего отдела и учреждения в целом. Потом, добравшись до современной стадии развития, спросил, как я отношусь к живому протезированию, на что я ответил, что много слышал об этом шаге современной медицины, но еще не до конца представляю о чем идет речь.
После моего ответа Штерн сам повел меня по лабораториям и объяснял, как можно из нескольких клеток вырастить большее их количество. Это все звучало слишком просто в его устах, так как главное было создать нужные условия, а уж клетки размножались сами. Потом он говорил, как к искалеченным людям прививали выращенные ноги, руки, пальцы, кожу, и еще всякое такое, что человек мог потерять в процессе своей трудовой деятельности.
Хотя процессы приращивания были очень долгими, пациенты всегда были довольны, что взамен утраченного органа, вместо механического протеза, пусть даже с гидравлическим приводом, получали назад свою ногу или руку.
Были, конечно, и сложности, связанные с не постигнутыми пока наукой капризами человеческого организма. Иногда ткани отмирали, вызывая обильную гангрену, и присадки приходилось срочно ампутировать опять. Иногда начинала болеть совершенно новая печень из-за того, что старая уже достаточно отравила организм, и тот не переносил перемен. В конце концов все, или почти все недостатки были устранены, и правительство подписало разрешение о серийном применении живого протезирования, как безвредного, гуманного, удобного и рентабельного.
Подойдя вплотную к идее создания человека целиком, я спросил у Елены читала ли она "Франкенштейна". Елена сказала, что читала, но очень давно, но не может припомнить, о чем идет речь.
-Я тоже не читал, — сознался я, - но Штерн говорил мне, что воплотил в жизнь события фантастического романа, и создал таки человека. Не то, чтобы оплодотворил яйцеклетку сперматозоидом в пробирке, но сделал копию, живую копию с реального субъекта.
-Вы сделали Франкенштейна? - Изумилась девушка.
-Да, - кивнул я, - и он сидит рядом с тобой.
Елена отшатнулась от меня с такой силой, что разорвала мои, готовые к такому поведению, объятия. Это было первым ее порывом, но и приближаться обратно она не торопилась. Сквозь мрак кабины она с открытым ртом смотрела на меня.
-Я тебе не верю, — сказала она шепотом, но я не услышал ее из-за рокота воздушного винта, а догадался по губам.
-Говори громче, - посоветовал я.
-Я тебе не верю, — повторила Елена.
-Как хочешь, - пожал плечами я, - в это трудно поверить, но это так и есть. В историю о космическом сигнале ты поверила с большей легкостью, хотя она уж совершенно невероятна.
-Она не касается меня так близко, - заявила девушка.
-Согласен, - сказал я, — но пойми, если бы не Артур, то я никогда тебе бы об этом не рассказал, так как знал, что даже самый сильный характер и самая сильная любовь не способна этого выдержать.
-Почему же ты рассказал об этом сейчас?
-Так попросил Артур. Да и я не хочу, чтобы ты осталась заикой, увидев его живым и невредимым.
-С него тоже сделали копию? — спросила Елена.
-По крайней мере, я очень на это надеюсь, - ответил я.
-А кто он такой? Почему так тебе дорог?
-Не торопись, я все расскажу по порядку.
Сначала я поведал ей о том, почему выбор пал на меня, и как Штерну удался опыт. Потом описал, какое разочарование постигло нас, когда двойник пребывал в глубокой летаргической отключке, и как мы много месяцев не находили даже вариантов и гипотез для решения проблемы. Как Штерн обратился к оккультным ученым и церкви, что привело к понятию энергетического поля — "души", и что повело за собой появление Артура.
Затем я рассказал о наших с ним занятиях по гипнозу, внушению, давлению на психику, целью которых являлось наделить второе тело жизнью, хотя бы на короткий срок. Как нам это удалось, и как Артур скрылся, спасая свою жизнь.
Я говорил Елене о том, что Штерну показалось мало завладеть секретами человеческого тела, и как он посягнул на душу. Как он решил поймать ее в сети противоречия, наделив одно тело всеми добродетелями, а второе всеми пороками, и досконально обследовал мое поведение в той или иной ипостаси. Потом я подошел вплотную к знакомству со своей любовью, и описал все дальнейшие события так, как видел их со своей стороны до самого момента нашего бегства.
К концу моего рассказа на Елену нашло нервное волнение. Уже который раз за сегодняшние сутки она была на грани истерики, и все время я никак не мог ее утешить. Теперь, когда руки у меня были свободны от руля и автомата, я крепко прижал ее к себе и с удовольствием отметил, что она не стала отстраняться.
-Леночка, милая. Я не робот и не оборотень, а самый обычный человек. Просто есть у меня двойник и лежит он без чувств в институте. А, может быть, Штерн уже давно от него избавился. Я в том теле опасный противник. Я люблю тебя, девочка, где бы ни болтался мой "астрал" я всегда помню тебя и сожалею, что мы не рядом. Меня нельзя убить, не уничтожив два тела. Я уверен в этом, поэтому я и не боюсь смерти, милая, и не боюсь уже ничего. Ты ведь помнишь, как пыталась приписать меня к какой-нибудь социальной группе? Такая группа есть, и в ней всего лишь два засранца — это я, и мое второе "я", если не считать Артура.
И не вини меня, что я молчал раньше, так как не хотел, чтобы Штерн убил тебя, как свидетеля. Даже если бы я спасал тебя и защищал, профессор нашел бы способ избавиться от нас обоих. Если бы не Артур, я для тебя был бы уже мертв, но при помощи его мы застали Штерна врасплох, потому теперь он вынужден с нами считаться.
Я очень сожалею, Елена, что втянул тебя во все это, но я люблю тебя, и не хочу поступать иначе. Я сказал все...
Елена подняла глаза и наши взгляды встретились.
-Я тебе давно уже все сказала, — вздохнула она, а потом добавила, - мне страшно, Саша.
Железная стрекоза рассекала сумрак, который уже давно начал проясняться, хотя и медленно, но с завидным постоянством напоминая о близком завершении новогодней ночи. Безмолвный китаец-пилот настолько слился со своими рычагами и приборами, что я не принимал его даже за живое существо. Это происходило еще от того, что по совету Артура, я полностью доверял ему. Елена успокоилась, положив голову мне на плечо и дремала под шум разрезающих воздух лопастей. И в тот самый момент, краткий миг утреннего безмолвия, когда поселки внизу перестали попадаться и их сменил сплошной смешанный лес, я понял, как смертельно устали мы за последнее время.
На одну лишь секунду я представил, что можно совершить переброску, и усталость растает, но вместе с ней пропадет и Елена, и вертолет, и это глубокое сладостное чувство томления. А самое главное пропадет надежда на ту, кого безумцы называют Свободой.