Я виновата?

      

        Все как всегда. Час-пик. Набитый под завязку пассажирами автобус. На этот раз Наде повезло, она сидела на одинарном сидении возле окна. Над ней нависли разодетые, ярко накрашенные женщины бальзаковского возраста. Обе подруги явно были увлечены разговором. А вот то, о чем они спокойно и во всеуслышанье говорили, Надю повергло в шок. В голове не укладывалось: - «Да разве так можно»?! Но её кричащая мысль не достигала ушей беседующих.
- Ты представляешь? – С возмущением говорила одна из них. - Мне еще и клизму придется ему ставить! Мало того, что за уколы приходится медсестре платить… Господи, вот уж не думала, что сиделкой возле Игоря придется быть. На прошлой неделе к Галке на юбилей не попала. Ты была?
- Была, конечно, - отвечала подруга, - классно время провели. Все жалели, что вас не было. А что врачи говорят, он долго еще протянет?
- Точно не говорят, но возможно, еще год проживет. Четвертая степень уже. Блин, не привыкла я без мужика жить. Тут последние годы молодости, а он со своей болезнью… Хоть любовника заводи.
- А что, и заведи! Ты еще ничего. Иван Петрович наш всё слюнки по тебе пускает.
          Больше Надя не могла это выносить. Она встала и, попросив пропустить, прошла на переднюю площадку. Лучше она поедет стоя, чем слушать это похабство. Тема для нее была слишком болезненна. И вот почему…
          Об этом Надя никогда никому не рассказывает. Эти проблемы сидят так глубоко в сознании, в душе, в сердце, что доставать их на свет Божий никому не нужными жалобами она не считает возможным. По молодости, правда, были попытки рассказать о переживаниях, чтобы пожалели, но, однажды, лечащий врач мужа – очень хорошая и добрая женщина – одной фразой отбила охоту откровенничать на эти темы вообще. А сказала она следующее: - «Ты, когда принимала решение выйти замуж за такого больного человека, отдавала себе отчет о последствиях? Теперь не жалуйся, живи для него». Грубо? Нет. Справедливо. Это помогло Наде смириться с трудностями.
         Эх, лет-то сколько минуло!.. Много! Уж и двое сынов вырасти успели. Приходится каждый раз их притягивать за крепкие шеи, сгибая в поклон, чтобы чмокнуть в их все еще гладкие щечки. Для них и жила. Рожала на свой страх и риск. Из-за многочисленных диагнозов мужа, да как назло, еще и резус конфликта по группам крови, был большой риск родить неполноценных детей. Но, Слава Богу, угроза осталась угрозой. А дети, не считая обычных малышовых проблем и болезней, лишних хлопот не доставляли.
        Вот с Олегом дела обстояли сложнее. Забота о нем перевешивала заботу об обоих малышах. Застарелая бронхиальная астма – это не шутки. Скорые за скорыми, реанимации, множество операций, инсульт… Лучше и не вспоминать и не перечислять.
        В конце концов, медицина стала разводить руками, а вызовы врача делались только для того, чтобы он под диктовку выписал льготные рецепты. Дабы не нервировать мужа неумехами-медсестрами, которые не могли попадать в атрофированные многочисленными уколами вены, Надя давно научилась колоть сама. Сначала в мышцу, затем и в вену. И это несмотря на то, что до сих пор от каждого укола у нее темнеет в глазах. Она с детства не переносила вида чужой крови. Но приказано не жаловаться, так тому и быть. По прошествии времени колола не только мужа, а и всех соседей. Частенько за ней прибегали. Пока скорой помощи дождешься, и «кони можно двинуть», а тут безотказная Наденька под боком. Без единого синяка, с первой попытки в вены попадает.
         Да вот грех, видно, хвастаться. И на старуху бывает проруха… И каша манная для мужа в этот день жидкая получилась, а он любит густую. И в вену Надя никак не могла попасть, они стали  настолько хрупкими, что лопались от проникновения в них иглы. Муж нервничал, задыхался, стонал, посылал... В общем, жуть. Попало лекарство и под кожу. Жгло. Да, не ей, но чувствовала она это жжение, как свое. Колола и в ногу и в ключицу и в район трицепса. Никак. Как поделано было сегодня. Наконец, взмолилась Надя. Упросила Олега в мышцу остаток спазмолитика доввести. Ох, знала бы во что это выльется ей… Ягодицы давно бугрились не проходящими уплотнениями, но не колоть не получалось все равно. Ввела лекарство в мышцу. Дух перевела. Не было ни сил, ни нервов смотреть на мучения мужа. Как бы-то ни было, но приступ постепенно прошел.
         Беда поджидала на следующий день. Ягодица стала краснеть и распухать. Сомнений не было, начался абсцесс. Высокая температура тоже подтверждала наличие занесенной инфекции. По идее, нужно было срочно вызывать скорую помощь и делать операцию. Но муж уперся. Запретил вызывать медицину. Сами обкалывали антибиотиками. Решили подождать до утра…
        Надя была в отчаянии. Она собственными руками причинила зло… Вот оно! То, чего Надя боится больше смерти. Ах, если бы не было той предыстории 2003 года, она бы так не паниковала. Но это было…
        У мужа тогда очень сильно обострилось рожиcтое заболевание на ногах. Боялись, что ногу оперировать придется, вплоть до ампутации. Полученный диабет от пожизненного употребления гормональных препаратов, делал свое черное дело.
         Каким-то образом, свекровь достала адрес бабки, которая якобы лечила «рожу». Заказала Надя такси да повезла мужа к ней. В дом бабка клиентов не пригласила. Во дворе стояла скамейка. Там и предложила подождать. Долго пришлось ждать, хотя кроме них никого больше не было. Все же вышла она из своего дома. Странная какая-то: идет боком, руками отмахивается, морщится… Еще издали Наде кричит: - «Не смотри на меня»! Послушалась Надя, глаза в грядку с еще зелеными помидорами опустила, отмечая про себя чахлый вид кустов.
         Подошла бабка, глянула на ноги мужа, ахнула.
- Ой, да что же это она с тобой делает! – запричитала она, - жена твоя тебе смерти хочет! Порчу на тебя навела! Вы только приехали, мне от ее присутствия плохо сделалось… Ох горемычный!
         Получалось, что во всех болезнях мужа была виновата Надя? Её, как током прошило. Муж до этого привалившийся к жене, отшатнулся к пустому концу лавочки… Сдаваться было нельзя. В это нельзя было верить. Это – смерть!
- Вы не правы! – выкрикнула Надя – я никому ничего не делала. Я и не умею. И всю жизнь лечу его, а вы такое про меня говорите! Вы понимаете, что делаете? Зачем вы врете?
- Я не права? Я все вижу! Вот у тебя ребенок есть? Вижу, он большой уже.
- Нет, у меня их двое.
- Не может быть. Значит, один хороший, а другой трудный, не любимый.
- Глупости, оба любимые! Оба хорошие. А трудностей с ними хватает с обоими.
- Ладно, ладно, - пошла на попятную бабка. - Глазищи у тебя, однако… скоро дырку во мне сделают. Вольно ли невольно, только ты – причина его болезни!
- Но он болеет с детства. Я его тогда еще и не знала…
- А ты можешь дать гарантию, что ни разу не подумала плохо о нем? Не любишь ты его! Тебе же на волю хочется! Вижу! И не спорь со мной, а то лечить не возьмусь.
      Ох, как хотелось Наде сказать, что не нужно такого лечения, но не посмела. Свекровь же адрес достала. А вдруг поможет? Взяла себя в руки. Промолчала. В голове все шумело, кружилось. Она чувствовала, что не переживет этого. Но сначала она должна  довезти мужа домой, а потом уж дать волю эмоциям.
       Бабка тем временем водила огромным ножом возле ног мужа. Что-то шептала, шипела, подвывала, неразборчиво читала какую-то молитву. Закончив, сказала, что сильно устала и что пойдет к себе в дом. Муж тепло благодарил старуху. Что-то спрашивал, но во всем его поведении читалось, что он поверил в ее слова. Это был удар! Но Наде нужно было вызвать такси, мобильного тогда у нее еще не было. Бабка позвала Надю в дом, где находился телефон. Зашла, набрала номер, вызвала. Не удержалась от продолжения разговора.
- Зачем вы это сделали?
- А ты сильная… - произнесла холодно Бабка, а сама аж в угол вжалась, - мне же тоже как-то выживать нужно. Времена тяжелые… Я ведь раньше врачом в третьей больнице работала, гинекологом. Да вот пришлось переквалифицироваться.
- А мне нельзя слабой быть. Поэтому и сильная. Думаете легко все на себе тянуть? И детей и мужа. Вы понимаете, что вы сегодня наделали?
- Да. Иди себе. Не любишь ты его. Ведь так?
- Люблю. Как мужчину – не знаю, врать не буду, но как отца детей своих, как человека, с которым столько лет вместе – люблю.
- Пусто у тебя на сердце. Этим все и сказано. Этим и виновата перед ним.
    Надя поняла, что больше ничего не добьется,  вышла, хлопнув дверью. Мужа довезла. Он все время отворачивался от нее, боясь встретиться взглядом. Свекровь прибежала почти сразу, узнав, что вернулись. Пока Надя готовила ужин для всей семьи, зажав все рвущиеся наружу страдания, муж со свекровью перемывали ей кости, обсуждая новости поездки.
       Свекровь не попрощавшись, зло сверкнула в сторону Нади глазами и ушла домой. Хоть что-то радовало сегодня. Объяснений не хотелось. Надя, с трудом разделавшись с готовкой, сделав необходимый укол мужу, ушла к себе в комнату, заперла дверь на щеколду и повалилась в слезах на кровать. Да, теперь она знала, цену выражения: хуже смерти.
       Ни мудрое утро, ни прошедшая после этого неделя не приносили облегчения ни на миг. Надя не хотела жить. Нет. Никаких попыток самоубийства. Даже мысли такой не возникало. Дети тогда были еще подростками. Самый трудный возраст.
      Но это была уже не жизнь. Множество раз она обращалась к Богу, чтобы облегчил ее страдания, но становилось только хуже. После работы она слонялась по улицам без дела только потому, что не хотела видеть мужа. Почему он так легко поверил этой бабке? Это же было предательство с его стороны. Олег, не стесняясь, рассказывал об этом своим друзьям. Теперь он командовал жене, когда и куда ей смотреть, чтобы не сглазила. Надя ходила с постоянно припухшими веками и с единственным желанием – никого, кроме детей не видеть.
      Один раз в продуктовых рядах рынка она столкнулась с другом мужа. Василий всегда очень тепло к ней относился, сочувствовал ей, зная непростой характер друга. Он не отвернулся от нее, как это теперь делали все остальные его друзья, а подошел, традиционно чмокнул в щеку, обнял.
- Ну, как ты?
- Плохо, - ответила Надя.
- Догадываюсь. Я в это не верю. Я знаю тебя. Ты слишком добрый человечек, чтобы причинить кому-либо зло.
       Надя расплакалась в его объятьях. Долго не могла успокоиться. Она высказывала все, что ее терзало. Проходящие люди оборачивались на непонятную пару, но все же шли по своим делам дальше.
- Почему, почему, - недоумевала Надя, - почему он этого не чувствует? Ты – не сомневаешься во мне, ты меня понимаешь, а он – нет, он рад моему падению. Он же издевается теперь, чувствуя свое превосходство. Готов топтать и дальше. За что? Я не могу так больше. Я продолжаю его лечить, делать перевязки, уколы. Как мне его любить после этого? Я не смогу его простить.
- Наденька, он хоть мой друг, но Олег всегда был эгоистичен. А ты всегда во всем жертвовала собой. Я поговорю с ним. Я уже пытался, но он не стал меня слушать. И учти, ты – не одинока. Лена моя тоже не верит в эти гнусности. Так что успокойся. Все будет хорошо.
      Эта встреча хоть немного принесла истерзанной душе облегчение. Но все равно не могла поправить распадающийся брак. Через полгода, после очередного обвинения Нади в том, что она его не любит, он ушел жить к маме. Благо раны к тому времени затянулись.
     Как ни странно, не только Надя, но и дети вздохнули  с облегчением. Обстановка дома была невыносимой последнее время. Сыны откровенно смеялись над страхами отца, что мама может их сглазить. Но это не вразумляло их мнительного папу. А маме было совсем не до смеха.
     С его уходом в дом вернулся «свет». Есть такое выражение, «словно ангелы летали по квартире» - оно наиболее точно передавало ощущение облегчения. Да, не нужно было никому прислуживать, делать многочисленные уколы, угождать в еде. Надя почувствовала себя человеком, наконец. Вспомнила, что кроме его проблем, есть еще и ее.
      Это был настоящий отпуск, несмотря на то, что продолжала работать. Она переклеила обои в его комнате, чтобы совсем изжить ту гнетущую атмосферу. Да, Надежда оживала, хотя огромный серый булыжник прошлого никуда не делся. Он так же давил душу. Чувство вины не проходило. В одном бабка была права – Надя не любила мужа. Да, теперь не любила совсем. И он сам убил это чувство окончательно.
        Но оставалась еще привязанность. Ему было плохо у матери. В этом не было сомнений. Надя знала, что он вернется. И знала, что примет его обратно. Совесть не позволит ей поступить иначе. Чем это может обернуться для нее, она не думала. Но пока еще было время вспомнить, что она тоже личность. Где-то в прошлом были  и у нее друзья и подруги, которыми она пожертвовала, ради спокойствия мужа…
      И был еще один вопрос, который не находил ответа. Почему все-таки бабка так себя повела? Очень хотелось исключить даже тень сомнения, что Надя все же могла причинить зло мужу. Она пошла на прием к экстрасенсу. Решила не раскрывать сразу причину прихода, а посмотреть на его реакцию. Увы, кроме банальных причитаний, что женщину сглазили и из-за этого она болеет, ничего сказано не было. Тогда Надя задала вопрос прямо, спросив об ее типе энергетики. Экстрасенс сказал, что чувствует свет и тепло, но какая-то болезнь сидит внутри. Нет, ответа она не получила. Это были стандартные разговоры, годные для всех.
      Муж вернулся через полгода. Привезшая его Свекровь, умоляла не выгонять. Она замучалась с его вновь открывшимися ранами. Оказывается, они много раз ездили к той бабке, но становилось все хуже и хуже. Муж не просил прощения, он не умел этого делать, а Наде этого и не нужно было. Она его простила. Не смотря ни на что, он все-таки ее любил. Как ребенок радовался своему возвращению, обнимал, целовал жену. Но ответ был прохладный.
       У нее сформировался болезненный комплекс – боязнь плохо подумать о муже. Нет, Надя и раньше не позволяла желать чего-либо плохого. Это было не в ее натуре, но теперь боялась этого просто панически. Они никогда не разговаривали на эту тему, но было понятно: Олег осознал свою ошибку. Он пытался вернуть Надино расположение, но пройдя через выпавшие испытания, она «окаменела» навсегда. Состояние его здоровья было удручающим. Это спасало их брак, как не парадоксально это звучит. Надя безропотно продолжала ухаживать за ним, залечивая его многочисленные болячки. По-прежнему делала уколы…
         Вот и доделалась… Абсцесс – угроза жизни – новым испытанием навис над мужем, а заодно и над всей семьей. Надя с ума сходила от страха. Ситуация была нестандартная для обоих. Такого никогда не было. Она обязана была не слушать мужа и вызвать скорую помощь. Но что-то ее удерживало. Олег очень не хотел и боялся операции. Он был отчего-то уверен, что жена справится с этой болячкой и на этот раз, что они сумеют избежать очередной операции. Внимательно наблюдая за температурой, все отсрочивали вызов врачей. Надю не оставляла мысль, что если все сложится благополучно, то та вина, шесть лет назад наложенная злой бабкой, возможно отпустит Надю из своих каменных тисков.
       Двое суток боролись при помощи антибиотиков с общим заражением крови. Наконец, температура упала. С местным же воспалением возились еще два месяца. Опасность рецидива возможна и в настоящее время.
       Вероятно, это не последнее испытание. Вина по-прежнему сидит где-то внутри Надежды и не желает признавать свое поражение. Она при каждом следующем уколе, с жестокой холодностью  замирает в стойке ожидания, надеясь взять реванш.
      Дай Бог мужу здоровья!
     … Оказывается, камни тоже живут своей каменной жизнью. Они даже способны на некоторые чувства…

Я виновата…
Знаю, что правда.
Совесть – расплата,
Счастью преграда.
 
Нет оправданий,
Нет объяснений,
Много страданий,
Мыслеброжений.
 
Все это в прошлом
В том невозможном
Крике истошном,
Рве придорожном.
 
Пусть одиноко
Плачу осколком,
Жить мне до срока
В сердце с иголкой.