Отец

Профессор Тарасов Василий Васильевич, заведующий кафедрой физики на своих занятиях

Отец, Василий Васильевич, родился 21 августа 1902 года. Я не знаю его родословной, если даже мать ее не знала. Первая  встреча с отцом состоялась в ноябре 1958 года. Никаких родственных чувств я не испытывал – даже уважение было каким-то робким. При встрече отец поразил меня избыточной амбициозностью. Его совершенно не интересовала моя жизнь. Он даже не спросил о том, на каком я курсе, а я же единственно, чем мог похвастать это - признанием, что учусь хорошо на четвертом году обучения.
Видимо, Вера Александровна Ратобыльская, совсем не подготовила отца. Его успехи в науке меня не могли удивить, поскольку я читал его статьи, но ничего в них не понял. Особенно острой была статья-спор с Лифшицем. Она-то и произвела на меня неизгладимое впечатление. Тогда я подумал про отца, что он гениальный мужик, а мне никогда таким не стать.
Мне он рассказывал все так, как будто перед ним сидит академик. Судьба матери его не интересовала: он даже забыл, как ее зовут, и несколько раз называл мать Антониной. По-видимому, это - следствие сложного разговора Антонины Константиновны Беловой – моей тетки с Тарасовым. Сначала я принимал поведение отца за волнение, которое испытывал сам. В действительности никакого волнения не было.
На первом курсе отец читал нам лекции, но они не были нужны студенту, желающему знать предмет. Это были отрывки тем с бесконечным перескакиванием. У него был сальтоторный  способ изложения материала, предельно шокирующий меня. Отдельные части рассказа были блестящими, и я начинал верить, что он Мастер, а Маргарита  - Людмила Михайловна.
Одним словом, когда отец спросил, кого я слушал по предмету, пришлось схитрить и назвать не Тарасова Василия Васильевича. Мне всегда было стыдно признаваться, что я не дотягиваю до лекций отца. Слушатели, старше меня лет на 5-7 говорили, что лекции Тарасова собирали аудиторию со всей Москвы и я привык думать, что лекции отца когда-то, действительно, были чудом.
Сдавать экзамены по лекциям отца было мучением. Я, как и в случае Капустинского, не записал ни одной лекции. Однако причины в этих случаях были разные.
Когда я окончил институт, и начал работать на заводе, отношения с отцом стали развиваться динамичнее. Меня пригласили на дачу на Николиной горе, где я провел прекрасный день. Отец расспрашивал меня о смысле выполняемой мной работы и остался доволен ответом. Мне позволили ездить на мотоцикле по Николиной горе. Я никогда не забуду той свободы, которую получил и, одаренный бобровой шапкой, вернулся в инженерное общежитие.
Назревал период аспирантуры, содержание которой все больше захватывало отца. Я торжествовал и, если отец был занят, то я разговаривал с его женой – Людмилой Михайловной, которая боготворила отца и очень хорошо относилась ко мне. Аспирантура окончилась, я удачно защитил диссертацию, по теме, которую выбрал сам и сам разработал, что понравилось отцу, который помнил члена–корр. Ягодина Г.А., бывшего некоторое время его аспирантом.
На моей защите присутствовали Вера Александрова Ратобыльская и жена отца Людмила Михайловна. Я уже начал считаться своим на кафедре физики и, вдруг, отца свалил инфаркт, и наступила практически мгновенная  смерть. Это было в марте 1969 года.
Как бы я мечтал так же, “по Тарасовски”, окончить жизнь, но мне была суждена тяжелейшая доля человека, страдающего мучительными болями, наподобие тех, которые испытывал “Овод” и в придачу паралич всей правой половины тела. Я часто говорю себе: “Будь доволен тем, что имеешь. Главное – у тебя ясный ум и высокая работоспособность”.
 - Интересно, одобрил бы меня отец? – думал я частенько, и это означало, что я признал отца только после его смерти. Странная штука жизнь!



Отец

Цепные и слоистые структуры
Будили мысль его как медный гонг.
Житейское для столь живой натуры
Далеким было, дальше, чем Гонконг.

Рождали интерес алмаз, графит, рутил
Как атом с атомом в них сцеплен.
Модель кристалла он крутил,
И думал о движеньях мертвой цепи.

Был поэтичен, называл фононы
Неслышной музыкой цепей.
Но вот конфуз - чужое в его тоне
Мне слышалось - ну хоть убей.

Однажды я пытался  рассказать
О творчестве простого инженера...
Отец  спросил в ответ про мать
И снова о цепях, все в той манере...

Заговорил о Шульце и об Иоффе
- Людмила! крикнул вдруг сердясь,
- Ну,  где ж обещанное кофе?!
Мы разошлись, поспешно распростясь…

Через три месяца - звонок тревожный
И чей-то голос, хлесткий как удар,
Принес мне весть о том, что невозможным
Казалось мне. Ушел великий дар!

Мне знак об этом слишком поздно послан:
Извечная у нас, людей, беда.
Ценить мы начинаем только после,
Иль не оценим вовсе никогда. 
          


С именем отца всегда ассоциируются имена Оксаны Мостовой и Алика Очкина, которые на первом курсе решили задачу отрицательной инерции. Эту задачу отец предложил всем решить дома.
Как сейчас, я помню удивительное поведение шарика, наполненного гелием и привязанного к тележке. Шарик отклонялся при торможении тележки в сторону, противоположную той, которую мы привыкли видеть. Отец с восхищением говорил об Оксане и Алике, но я не завидовал. Я решил эту задачу почти сейчас же, но не признался.