Поворот судьбы

– Вы куда?
Путь на второй этаж преградили два омоновца. Сверху доносилась музыка. Веселье было в самом разгаре.
– Пришел поздравить молодых, – ответил я.
«Плакучая ива» была самым дорогим и фешенебельным рестораном города. Арендовать заведение полностью на весь день было удовольствием не для бедных. Хотя, разве наша доблестная милиция когда-то была бедна?! Тем более такая свадьба, столько приглашенных – важных чинов города.
– У вас есть пригласительное?
– Нет, я просто хотел поздравить. Вручу подарок и сразу же уйду.
– Извините, но здесь праздник только для своего круга, если у Вас нет пригласительного, значит, Вы в него не входите.
Свой круг? Я задумался. Да, скорей всего, я не вхожу в него.
– Ребята, позвольте, просто поздравлю и уйду.
– Тебе же говорят русским языком, нельзя туда, уходи по-хорошему, – они демонстративно поправили висящие на груди автоматы.
У меня  не было никакого желание продолжать этот разговор, уговаривать их и объяснять мое столь внезапное появление и упертое желание попасть внутрь. Очень много времени и сил я потратил, очень много нервов и переживаний, бессонных ночей. Я знаю, что уже ничего не решить, не вернуть то, что было потерянно, но мое решение было твердым и однозначным.
Я достал из карманов два пистолета и выстрелил обоим охранникам в ноги. Мне нечего терять! Чем тяжелее шкаф, тем громче он падает. Омоновцы с криком повалились на пол. Я снял с их шей автоматы, и забросил в дальний угол гардероба, располагающегося на первом этаже. Веселье наверху прекратилось. Выстрелы и шум явно не остались незамеченными. Если бы не стоны омоновцев, в здании наступила бы гробовая тишина. Меня не приглашали, но я пришел. Я медленно стал подниматься по лестнице. Чем ближе я был к банкетному залу, тем отчетливей чувствовал тревогу, царящую в сердцах гостей.
Огромный шикарный зал был заполнен людьми. В дальнем углу на сцене, опустив инструменты, стояли приглашенные музыканты. В их лицах я даже узнал некогда известных на всю страну людей. Теперь же, когда пик их славы давно минул, они зарабатывали на хлеб, развлекая богатую публику. Вокруг сидящих за столом гостей замерли официанты в накрахмаленных рубашках с подносами в руках. Я ухмыльнулся от пришедшей на ум мысли: сколько они смогут так стоять, под дулом моего оружия, не уронив поднос?
Мягкий теплый свет освещал зал. На высоком потолке красовались тяжелые люстры. Окна прикрывали бархатные шторы бордового цвета. Все убранство зала говорила о статусе данного заведения. Совсем недурно. Позолоченные приборы для каждого гостя и тяжелые массивные кресла. Жаль все же, что меня нет среди приглашенных. 
Вера сидела в центре этого огромного стола, накрытого такими яствами, что, наверное, не каждый повар сможет сразу угадать состав блюд, как и полагается невесте в белом свадебном платье. Она была красива как всегда. Мне почему-то подумалось, неужели ей не хотелось добавить в свой наряд какие-то элементы красного цвета, ведь раньше она его так любила. Красный цвет присутствовал во всех ее нарядах, а тут просто белое платье. Было видно, что шили его под заказ, а не купили в магазине. Я смотрел на нее и не мог поверить, что были эти долгие годы разлуки, что я ничего не знал и жил только одной мечтой. Сейчас казалось, что мы по-прежнему вместе, но вот только в данный момент рядом с ней совсем не я. Если бы мое мнение было бы интересно и важно, я бы одобрил этот выбор. Селезнев был настоящим опером. Подтянутый, мускулистый, с отличной военной выправкой. Наверное, он пользовался популярностью у женщин. Но был ли этот брак по любви? По ее глазам я понял – она меня узнала.
– Вы кто? – муж встал из-за стола.
Я молчал и медленно приближался к молодым.
– Что Вам угодно?
– Я пришел поздравить невесту.
Скорей всего больше половины присутствовавших гостей были сотрудниками правоохранительных органов, но страх закончить свои дни в салате «Оливье» останавливал их от необдуманных поступков. Я достал из кармана подарок и начал открывать упаковку. Сперва блестящая обертка полетела на пол, потом я достал из коробки продолговатый красный бархатный футляр. Гости в непонимании и с интересом наблюдали за мной. Я подошел к молодым и протянул невесте подарок – каучуковый шнур с серебряными вставками. Она пристально посмотрела на цепочку, потом на меня. Ее губы задрожали, глаза заблестели от выступающих слез. Селезнев очень быстро нашел сходство подарка и цепочки на моей шее. Казалось, он о многом уже догадался.
– Поздравляю, – сказал я.
Вера протянула руку и взяла подарок. Хотела дотронуться до меня, но я отстранился. По ее бархатным щекам потекли слезы.
– Почему ты мне не сказал? – дрожащим голосом спросила она.
– Все хорошо.
– Нет, не хорошо, – рыдая, она выбежала из-за стола в соседнюю комнату.
Гости пребывали в недоумении. Мало кто вообще понимал, что тут происходит. Разве могли они еще несколько часов назад предполагать, что банальная свадьба превратиться в такое действо.
– Вы не объясните? – Селезнев хотел знать правду.
– Мне нечего объяснять, будьте счастливы.
– Пожалуйста, расскажите мне все, прошу Вас.
Мы спустились вниз. Охранников не было, кровавый след уходил к уборным, скорей всего они перевязали раны и уже вызвали наряд милиции и скорую. Рисковать своими жизнями им было незачем, они выбрали самый правильный вариант – затихнуть и ждать.  Времени у меня было не много, но следователь просил рассказать правду.
– Расскажите мне все.

***

Мы возвращались из гостей, ехали по МКАДу, шутили и дурачились. Она била меня своими маленькими, худенькими кулачками в плечо, а я то и дело норовил испортить ей прическу, теребя волосы. Мы уже два года были вместе, мечтали как поженимся и собирались в ближайшее время подать заявление в ЗАГС. На дворе стоял конец мая, солнце ласково и нежно пригревало. Мой старый Опель Астра вез нас домой.
– На этих гулянках никогда не наедаешься, может, остановимся где-то, перекусим? Пузяко совсем голодный, – Вера погладила себя по животику.
Когда она гладила себя по животику и говорила, вытянув губки «уточкой», я готов был делать для нее все что угодно. Не знаю почему, но чем-то Вера напоминала мне пингвина, и я называл ее любя – Пингвиняш.
Мы остановились у придорожного кафе. Автомобиль я по обыкновению поставил на ручник. Мы изучали меню, когда боковым зрением через окно я заметил, как моя машина начинает медленно двигаться.
– Машина уезжает! – крикнул я.
Мы оба вскочили из-за стола и выбежали на улицу, второпях забыв свои мобильники. Кафе располагалось на холме, и машина, катясь с горки, постепенно начала набирать обороты. Ручник, видимо, не удержал ее.
– Останься здесь, я догоню и вернусь, – крикнул я Вере.
Наконец мне удалось догнать автомобиль. На ходу я запрыгнул в салон и начал давить педаль тормоза. Нажал один раз, другой, но машина не останавливалась.
Что за черт? Я завел двигатель и продолжил свои попытки усмирить разгоняющийся автомобиль. Радовало одно – дорога была пуста. После спуска всегда начинается подъем – обязательно остановлюсь. Наконец-то нога почувствовала ответ. Машина постепенно начала сбавлять скорость и в самой низине остановилась. Я выдохнул с облегчением.
Вот это да! На лице даже появилась улыбка. Вот приключения-то нашли себе.
Я вышел из машины и посмотрел назад, туда, где оставил Веру. Оказалось, что спуск был не таким уж и маленьким. Я пытался ее разглядеть, но не видел. Впереди шел мост, после которого можно было развернуться. Я сел в машину и от неожиданности дернулся: в салоне сидели две девушки.
– Вы кто? – не понимая, что происходит, спросил я, – Что вы тут делаете?
– Я Маша, а это Лена, – улыбаясь во всю ширину рта ответила та, что сидела на переднем сиденье.
– Что вы тут делаете, какого черта? – их имен мне было не достаточно.
– Мы подумали, что тебе нужна женщина.
– Тьфу, – выругался я, – мне не нужна женщина, у меня есть любимая – выходите быстро!
Я был в бешенстве.
– Ну раз не нужна женщина, может хоть до моста подбросишь?
«Неужели такое бывает?» – думал я – «Вот так, бесцеремонно!» Злость закипала во мне.
– Какой мост, идите на фиг отсюда! – я свирепел, – Или по-хорошему выйдете, или я вас выкину сейчас!
– Ну, пожалуйста, довези до моста, – взмолилась передняя пассажирка.
Может мне действительно проще их довезти, чем устраивать тут разборки? Тем более Вера наверняка уже заждалась меня и нервничает.
Я ехал медленно, проезжая то место где оставил Веру. Ее нигде не было. Заглушив автомобиль, я зашел в кафе. Возможно, ей надоело меня ждать, и она уже давно заказал обед и ждет меня.
– Молодой человек, –  в дверях меня встретил официант, – вы забыли свои телефоны.
Он протянул два мобильника.
«Значит, ее тут нет!» – мелькнуло в голове. Для верности я оглядел заведение. Все те же два мужика у крайнего столика, которые были тогда, когда мы с Верой зашли в кафе.
– Простите,  – я позвал официанта, – а девушка, которая была со мной, не появлялась?
– Нет, я ее не видел после того, как вы вместе ушли. Вот только сейчас Вы вернулись
Странно, где же она? Я начал немного нервничать. Я попросил ее остаться здесь, с чего бы ей уходить куда-то. Рядом с кафе была небольшая аллейка, и я отправился посмотреть там. Веры там не оказалось.
Оба телефона лежали у меня в кармане, звонить было некуда.
Ну, сколько времени я отсутствовал? Минут 15-20. Куда можно было уйти за это время, а главное зачем? «Точно!» – тут меня осенило, и я обрадовался своей догадке.
Конечно, Вера не осталась меня тут ждать, а потихоньку пошла в низ, туда, где я остановился. Она видела, что я стою в низине, подумала, что машина не заводится, и решила сама прийти ко мне. Через минуту я уже был на том месте, где ко мне подсели непрошенные попутчицы. Веры не было. Теперь я по-настоящему заволновался. Просто так она бы не ушла, да и зачем, куда? Где же она? Я вернулся обратно к кафе. Может, стоит подождать тут? Секунды казались вечностью, что делать и куда бежать я не знал. То садился в машину и нервно стучал пальцами по рулю, то ходил вокруг, пиная колеса. Уже темнело, а я все стоял у кафе, где последний раз видел Веру, в надежде, что она появится. Потом, не видя дороги, с тяжелой от волнений головой, поехал домой. Откровенно говоря, я почему-то даже не подумал, что Вера могла сама поехать домой, это было бы странным поступком
Идти  в милицию было рано, там наверняка скажут, что еще не пришел срок подачи заявления о пропаже человека. А в моем случае так вообще сочувственно могут посмеяться, мол, ну бросила тебя девочка, что тут такого, с кем не бывает.

***

Ночь казалась мне бесконечной. Я не мог заснуть и беспокойно метался из угла в угол по пустой квартире. Никогда еще дома не было так тихо. Голос Веры давно уже стал частью моей жизни: звонкий задорный смех – когда мы в шутку дрались подушками; ласковый и нежный – когда я приходил уставший с работы, и она гладила рукой мои волосы; даже когда она спала, я слышал ее – тихое умиляющее пингвинячье сопение. Теперь же ни единого звука, кроме стука моего сердца, колотившегося в бешеном ритме. Хотя это, наверное, просто чувствовался пульс в висках.
Как только пробило девять утра, я стоял у окошка дежурного.
– Я хотел бы заявить о пропаже человека, – обратился я к заспанному сержанту, явно еще не отошедшему от ночного дежурства. 
– Когда пропал человек? – зевая, спросил он.
– Два дня назад, – я соврал специально. Не мог я даже думать, что она просто ушла. Нет, все было слишком хорошо, что бы вот так уйти. 
Он протянул мне лист бумаги.
– Заполняйте заявление.
Я расписал все, где и как это произошло, подробно описал Веру, вплоть до родинок на ее теле. Думать о худшем совсем не хотелось, но мысли лезли сами собой. Пусть лучше у них будет больше информации, даже той, которую просто так я бы никому не рассказал.
– Все, – я протянул заявление обратно.
– Хорошо, можете идти, – он даже не взглянул на него, машинально положив в папку под названием «Входящие». Кроме моего заявления там было еще листов десять так же, заполненных от руки.
– Как могу идти? – я удивился, – А что, мне не надо поговорить со следователем, показать ему все, рассказать?
– Заявление передается капитану Селезневу, если он что-то не поймет или ему понадобиться Ваша помощь, он с Вами свяжется. Надеюсь, Вы указали контакты?
– Да, конечно, но ведь человек пропал, и каждый день промедления…
Он прервал меня укоряющим взглядом.
– Да когда же вы все поймете, у нас каждый день кто-то пропадает, кто-то уходит, исчезает и так далее! Если следователь будет целый день разговаривать с Вами и заниматься только Вами и вашим человеком, кто будет остальных искать? Сказал же, посмотрят, разберут, когда надо будет – вызовут. Кто у вас пропал?
– Девушка.
– Девушка? – он усмехнулся, -  Ну, знаете ли, если мы будем еще искать каждую ушедшую от мужчины женщину, то мы вообще ничего не успеем.
– Да нет же, она не ушла от меня.
– Идите домой, ваше заявление будет рассмотрено.
Он занялся изучением какого-то глянцевого журнала, показывая всем своим видом, что наш разговор закончен. Выбора не было, оставалось только ждать и надеяться, что мое заявление будет первым рассмотрено и скоро мне позвонят.

***

Антонио был «джентльменом удачи». Мог достать все что угодно: билеты на любое шоу, куда казалось не попасть просто так, дефицитные вещи. Он общался как с бандитами, так и с ментами. Удивительно, как ему удавалось так маневрировать без вреда для себя? Антон был моим другом. Мы любили с ним сидеть в мексиканском ресторане, принадлежащем тете Тане.
Тетя Таня была вдовой советского генерала, которые еще в былые времена устанавливал ракеты на Кубе. Видимо оттуда и появилась у его супруги любовь ко всему латиноамериканскому.
Я никогда не был в Мексике, однако если судить по фильмам, то мексиканский ресторан должен выглядеть именно так. Низкий овальный потолок, облепленный красной глиной, большие круглые столы, твердо стоящие на хорошо уложенной плитке раскрашенной под камень, и много стульев. Казалось, что стульев тут намного больше, чем может поместиться посетителей.
У тети Тани была тяжелая судьба. Сначала она моталась по стране и по Свету за своим мужем-военным, потом потеряла его в самый разгар перестройки – старик умер от тромба в сосуде. У них остался один сын, который, повзрослев, выгнал мать из четырехкомнатной квартиры в сталинском доме. Все что у нее осталось – это ресторан, который она еще успела построить, пока отпрыск не подрос. Теперь же она работала и жила прямо тут.
– Антонио, куда, куда она могла пропасть?
Мы сидели за своим любимым столиком в самом углу ресторана. Иногда нас озадачивал один вопрос: как это заведение вообще существует? Почти всегда, когда мы были тут, мы были единственными посетителями.
– Ну почему сразу пропала? – друг пытался меня успокаивать, – Может, просто ушла?
– Ушла? С чего бы это? У нас все было хорошо, даже отлично, вообще все было замечательно, ты же сам видел, – у меня на глазах выступили слезы.
– Так, что это тут за девчонки собрались? Хочешь реветь – иди на улицу! – тетя Таня принесла буррито с пивом, поставила на стол и удалилась на кухню.
– Ну не знаю. Просто так люди, наверное, тоже не пропадают, – Антонио отпил пиво, – хотя кто знает? Мне тут нашептали одно, конечно немного не про то, но просто в голову лезет…
– Что?
– Недалеко в области есть какое-то учреждение, где проводят опыты над людьми. Какой-то «богатенький Буратино», предлагает психлечебницам большие деньги, а взамен забирает пациентов, тех, у кого нет ни родных ни близких. И больнице хорошо – места освобождаются, и ему хорошо – есть подопытные. Заведение работает под видом научной лаборатории. Опыты, говорят, по созданию какого-то психотропного препарата для военных. Вроде оттуда и «крыша» у них нехилая. Не очень-то они и шифруются.
– Зачем ты мне это рассказал? – сердце вырывалось из груди, – Сам же говоришь что опыты над психами, она-то нормальная!
– Да ты прав, прости, просто пришло в голову, наверное, совсем не в тему.
– Где они находятся, говоришь? – после недолгих раздумий спросил я, – Надо проверить все варианты!

***

С шоссе я свернул на проселочную дорогу уходящую в лесную чащу. Дорога долго петляла, пока не уперлась в железные ворота. Никакого КПП или поста охраны не было. Не было и информационных табличек, объясняющих, что находит за забором. Дальше пешком!
Я с упреком посмотрел на свой старенький Опель – что же ты наделал! Кто-то должен был быть виноватым в сложившейся ситуации, и я все свалил на свой автомобиль.
Немного пройдясь вдоль забора, я решил, что будет проще его перелезть, чем бродить в поисках оставленных кем-то специально для меня «тайных» лазов.
Трехэтажное здание с одним подъездом, вокруг ухоженная территория и полная тишина. Отличное место для проведения исследований. Я был удивлен, зайдя внутрь и увидев ресепшн, на котором сидела молодая девушка в белом халате. Мое появление ее тоже удивило. Зачем секретарь на секретном объекте? А где охрана? В голову закрались сомнения: не ошибся ли друг?
– Добрый день, – обратился я.
Девушка нервно смотрела по сторонам, видимо ища поддержки. Длинный больничный коридор был пуст. В здании, так же как и на улице, была полная тишина. Я почему-то думал, что психи должны быть более шумными, и в подобных заведениях не может быть так тихо. Хотя я не знал, что за эксперименты тут проводятся, и кто его знает, как они действуют на людей. По обе стороны коридора тянулись закрытые комнаты
– Простите, Вы мне не поможете? – я вновь обратился к секретарю.
– Да, что Вам угодно?
– Я ищу одного человека, возможно, она у вас. Игнатьева Вера, она могла к вам поступить вчера.
Девушка явно нервничала. Она ерзала на стуле и постоянно посматривала в коридор. В коридоре было по-прежнему пусто.
– Я не знаю, я не занимаюсь такими вопросами, – наконец она нашла что ответить.
– Может, Вы тогда позовете того, кто может мне помочь? Понимаете, мне очень надо узнать, она моя невеста и вчера пропала, если ее у вас нет, я уйду, и мне вообще все равно, что вы тут делаете, просто помогите.
– Вы же видите, никого нет, – она вновь посмотрела в коридор, – извините!
Девушка виновато опустила глаза вниз.
В это мгновение одна из дверей открылась, и в коридоре появился мужчина лет пятидесяти пяти в белом халате, похожий на доктора. Увидев меня, он на секунду замер. «Посетители тут явно редкие гости» – заметил я про себя. Он, стараясь не показывать своего удивления, подошел к секретарю.
– Если меня кто будет сегодня спрашивать, скажите, что я уехал в Главк.   
Мне его речь показалась натянутой.
– Простите, а Вы мне не поможете? – обратился я к нему.
– Да, чем я могу Вам помочь?
– Понимаете, я ищу одного человека, возможно, она поступила к вам вчера.
– Человек поступил к нам? – он сделал удивленное лицо, – Вы ничего не путаете? К нам не поступают люди, у нас лаборатория, химикаты, исследования. Может даже слышали о наших последних разработках – топливо для автомобилей, в составе которого 90% воды и 10% химических элементов. Вы уверенны, что не ошиблись адресом?
Никогда не слышал о таком топливе, но звучало интересно. В общем-то, а что я знаю-то? Может, и впрямь ошибся. Ведь Антонио только от кого-то слышал какой-то рассказ. Кто говорит, что это была правда. Да и как-то все слабо тянуло на секретную лабораторию: секретарь на ресепшене, ни одного охранника... Мне кажется, так не проводят секретные исследования. Я извинился, что, возможно, действительно ошибся и направился к выходу. Единственное что смущало – это поведение сотрудников заведение.
Гробовую тишину лаборатории нарушил пронзительный женский крик, разнесшийся по пустым коридорам. Я замер. Это не был голос Веры, но сам факт того, что я услышал, заставил меня остановиться. Я медленно повернулся. Мужчина явно был в растерянности. Злость начала овладевать мной. Теперь почему-то я был уверен, что Вера тут, и я обязательно ее найду и заберу. Я стремительно направился обратно. Человек в белом халате нервно улыбался, пытаясь казаться спокойным.
– Вот расшумелись, вопиющее безобразие, – оправдывался он, – наверное, что-то случилось, может реагенты разлились.
– Или Вы мне сейчас расскажите всю правду или я все узнаю сам.
Я вплотную подошел к «доктору».
– Хорошо, успокойтесь, подождите немного, я позову заведующего, и он Вам все объяснит.
«Доктор» быстро зашагал по коридору. 
– Девушка, пожалуйста, помогите, скажите мне правду, очень прошу!
Она была растерянна и, опустив глаза, тихо произнесла:
– Ее привезли вчера, комната 307, только не выдавайте меня. 
В коридоре появился все тот же «доктор» в сопровождении двух охранников. Вот и охрана появилась.
– Молодой человек, заведующий занят и не сможет Вас сегодня принять, Вам придется уйти, – сейчас он говорил спокойно и уверенно.
– Я никуда не уйду пока не узнаю правду.
– Вам придется.
Две «скалы» угрожающе нависли надо мной.
– Хорошо я ухожу, но завтра обязательно вернусь, надеюсь, у него найдется для меня несколько минут.
Выбора не было. Два бугая с висящими на груди автоматами были убедительной причиной уйти сейчас.
Я медленно направился к выходу. Что же делать? На первом этаже комнаты шли под сотыми номерами, возможно нумерация поэтажная, и на третьем этаже должны быть трехсотые комнаты.  Около входной двери располагалась лестница. Пусть хоть убьют, но я узнаю правду! Я был настроен решительно. Сюда я пришел не для того, что бы просто так уйти. Охранники остались провожать меня взглядом от ресепшена, это давало фору. Я резко бросился вверх по лестнице. Охранники сорвались с места. Я слышал их тяжелый топот. Масса тела каждого из них в несколько раз превосходила мою, однако в беге по лестнице это явно было моим преимуществом. На третьем этаже стояла такая же тишина, как и везде. Комнаты действительно шли под трехсотыми номерами. Палата номер 307 находилась в центре здания, располагаясь, видимо, прямо над входом. Я дернул ручку, и дверь открылась. Больничная палата – белые стены, одна кровать, в комнате даже не было тумбочки. Удивительно и то, что на окнах не было решеток, неужели никто и не пытается убежать? Вера лежала на кровати в белой  пижаме, привязанная ремнями. Сердце в груди бешено колотилось, я подсел к ней с краю.
– Пингвиняш, – я провел рукой по ее волосам.
Она, кажется, спала. На этаже послышались шаги.
– Пингвиняш, просыпайся, надо уходить, – я пытался разбудить ее.
Наконец Вера немного приоткрыла глаза. От проступающих сосудов они были красные.
– Не трогайте меня, – еле шевеля губами, произнесла она.
– Верунь, это я, твой Медвежонок, просыпайся надо уходить.
– Отстаньте, – она вновь погрузилась в сон.
Ремни предательски не хотели расстегиваться, я торопился, и это еще больше тормозило меня. Охранники стремительно приближались к палате. Я открыл окно и посмотрел вниз. Так как комната располагалась над входом, этажом ниже был козырек. В дверях появились охранники.
– Что все это значит? – я стоял в раме окна.
– Сейчас мы тебе объясним, – ехидно улыбнулись они, направляясь ко мне.
– Я вернусь за тобой! – крикнул я и прыгнул вниз.
Я стремительно убегал в лесную чащу. Первых деревьев я достиг под крики и лязганье затворов автоматов. Потом последовала автоматная очередь. Я бежал не оглядываясь. Вскочил в автомобиль и помчался прочь.

Ждать было нельзя. Они знали, что я видел Веру и догадывались, что скоро вернусь, и уже не один. Я набрал милицию и попросил Селезнева. Мне вновь ответили, что он занят и если что-то срочное – могу рассказать все дежурному. Выбора не было.
– Хорошо, я ему передам, – выслушав меня, безразличным голосом ответил дежурный.
А вдруг не передаст? Когда они еще соберутся, приедут – не приедут... Надо самому начать действовать, некогда ждать.

– Антонио, я ее нашел, она там, – я позвонил другу.
– Привет, для начала. Голос какой-то у тебя при том не веселый. А почему не забрал?
– Мне нужно оружие, сейчас!
На другой стороне связи повисло молчание.
– Что? – он явно был удивлен. Обычно я даже отказывался от приглашения на охоту, а тут сам прошу боевое оружие. – Может милицию лучше вызвать?
– Я уже позвонил, но пока они приедут, может многое произойти, я не могу ждать, помоги. Я прошу только ствол.
– Хорошо, – друг меня понял.
Только бы успеть!

***

Неужели меня никто не ждет?
Прошло три часа с тех пор, как я, пригибаясь и увертываясь от пуль между деревьев, покидал лабораторию. Мне видимо по наивности казалось, что меня будет ждать целая рота головорезов. Они попрячутся за деревьями, и как только я появлюсь, тут же выйдут и выпустят в меня полные рожки своих автоматов. На деле же все оказалось пугающе тихо. Ведь был и другой способ – избавиться от объекта неприятностей – и визит милиции, ни тем более мой, уже ничего изменить не мог бы. Это больше всего и пугало, лучше бы армия головорезов, злость и моя уверенность, что Вера жива. Я внимательно оглядел все прилегающие к зданию кусты и деревья в надежде увидеть охрану, но было пусто. Возможно, за мной наблюдают из окон и автоматчики только и ждут моего появления на открытом участке. Я быстрыми перебежками, маневрируя из стороны в сторону, добежал до входа. По-прежнему пугающая тишина. Открыл дверь и, выставив вперед дула двух пистолетов, вошел внутрь.
Девушки на ресепшене не было. Надеюсь, они не узнали, что это она мне все рассказала? Все было так, словно ничего и не произошло: гробовая тишина белых коридоров. Я поднялся на третий этаж. Палата 307. Открыл дверь. Сердце бешено заколотилось. Палата была пуста. Теперь я не знал что делать. Голова немного кружилась, все плыло. Неужели я не успел? Что делать? Тут должен кто-нибудь быть, я найду того доктора и все узнаю. Палата 308 – пуста, 309 – пуста. 310 – пуста. Что такое? Я же не вышел из ума? 316 – пуста. Этого не может быть! Я стоял посреди белого коридора, с обеих сторон тянулись одинаковые белые двери, некоторые из них были открыты, кругом была полная тишина. Может на первом этаже кто-то есть?
– Это все бессмысленно, – из динамиков на потолке раздался мужской голос. 
От неожиданности я нажал на спусковой крючок пистолета в левой руке и выстрелил в пол. 
– Где Вера? – задал я вопрос в пустоту.
– Вы поймите, она все равно Вас больше никогда не вспомнит.
– Где она? – вновь повторил я.
В коридоре с лестницы появились два охранника. Они, кажется, были не вооружены, но я все же поднял оружие. 
– Покиньте помещение, – словно их совсем не смущало мое оружие, продолжая двигаться, сказал один из них.
Я ухмыльнулся и скорей для себя, нежели для них сказал:
– Я не уйду без нее!
Гром выстрелов эхом разошелся по пустому коридору. Охранники, схватившись за простреленные ноги, повалились на пол.
– Где она? – прижимая ногой, горло мучающегося от боли «гориллы» спросил я.
Он только мычал. Да мне, в общем-то, уже был не важен его ответ, голос из динамика дал мне надежду, охранники разбудили во мне притупившуюся злость. Я был готов на все ради Веры. Сейчас мне не составляло большого труда сдавить его горло, навсегда лишив возможности ходить по нашей грешной земле. Мы никогда не знаем, кто сидит в нас. На ум пришел стих, который я и сам то не знал, откуда услышал:

Я знаю, как на мед садятся мухи,
Я знаю смерть, что рыщет все губя.
Я знаю книги, истины и слухи,
Я знаю все, но только не себя.

Никогда не думал, что смогу вот так просто стрелять в людей и быть к этому безразличным. Почему-то сейчас на это было просто наплевать. Злость и ненависть владели мной. Я ногой выбил дверь палаты номер 321 и отпрянул. Я словно вновь вернулся в себя. Жалость и страх вернулись обратно. На кровати лежала женщина, ее ноги и руки были согнуты в нереальных положениях, лицо все посинело от разбухших вен, изо рта выступала белая пена. Сейчас она совсем не походила на то милое, хрупкое создание, что несколькими часами ранее я видел на ресепшене. И если бы не ногти девушки, рисунок на которых я заметил еще в первый раз, то скорей всего я бы не узнал ее. Сейчас солнышко и пестрый цветок, нарисованные на ее ногтях, выглядели пугающе тускло. Жизнь покинула тело и лишила цветок солнечной энергии. Я смотрел на нее словно заколдованный. Чем они тут занимаются? Постепенно я приходил в себя, более того, картина, которую я наблюдал, вновь пробуждала во мне те звериные чувства, которые внезапно овладели мной. Теперь я был готов ко всему. 322. На кровати, привязанный ремнями, лежал полностью раздетый мужчина. От паха до горла был виден совсем недавно зашитый шов. Спал ли он или был мертв, я знать не хотел. Я не видел его глаз, они были закрыты, но казалось, что внутри глазниц ничего нет, и лишь веки закрывают пустоту. Рядом стояли какие-то капельницы и вливали в него разноцветные жидкости. Господи, и как ты можешь на все это безучастно смотреть? Я открыл дверь следующей комнаты. И вновь был поражен, но на этот раз это был не испуг. Это была рабочая комната, за столом сидела женщина лет сорока пяти и что-то писала в толстом журнале. Ее словно ничего не беспокоило, как будто выстрелы, крики и шум – обыденное дело, и она уже давно к этому привыкла. Женщина смотрела на меня совершенно безразличным взглядом.
– Вы кто? – наконец спросил я.
– Ирина Александровна.
– Многозначительно!
– Я работаю тут. А кто Вы и что Вам здесь нужно?
– Где Вера Игнатьева?
– Около часу назад ее забрали в лабораторию.
Она говорила совершенно невозмутимым голосом, словно не о живом человека, а о каком-то неодушевленном предмете. Мне хотелось ее убить. Я направил на нее пистолет. Ее глаза так же безразлично смотрели на меня. Эта психологическая борьба длилась около минуты… и я проиграл.
Следующая комната видимо была складской. Тут было много ящиков и стеллажей. На одном из ящиков я прочел надпись: «Игнатьева Вера». На глазах выступили слезы. Поверх ее одежды, той самой, в которой я ее оставил около кафе, лежала цепочка, каучуковая с серебреными вставками. Это был мой подарок. У нас была такая фишка, желание выделится что ли. На свадьбе, конечно, мы бы обменялись кольцами, но раньше государственной процедуры, я подарил ей цепочку, точно такую же, как была у меня.

Приближался Новый Год, и я хотел найти любимой один единственный подарок – такую же точно цепочку, какая была у меня на шее. Я облазил всевозможные ювелирные магазины Москвы, но как будто назло все каучуковые цепи с серебром словно исчезли с прилавков.
Вечером 31 декабря я торопился с работы. Настроение было ужаснейшее, ведь того подарка, который я хотел преподнести, мне не было суждено сделать. Я медленно ехал по Садовому кольцу, двигаясь в общем потоке машин. «Сейчас найду гипермаркет, отстою в очереди и куплю какую-нибудь ерунду – это и будет мой подарок» – крутилось в голове. От уныния я смотрел по сторонам и вдруг заметил указатель – «Ювелирный гипермаркет». В меня словно вновь вдохнули жизнь. Там-то уж точно должно быть. Я резко свернул на обочину.
– У вас есть каучуковые цепочки с серебряными вставками? – спросил я первого же попавшегося продавца.
– Серебра тут мало, спуститесь на нулевой уровень, если там нет, то больше Вы тут ничего не найдете.
Только бы было там! Я быстро сбежал по лестнице вниз.
К большому сожалению, и на нулевом уровне оказался всего Один павильон с серебром, но и там продавец лишь развел руками. Все, это точно конец! Может купить не такую же, как у меня, а каучук с белым золотом? Я вернулся на верхний этаж и стал рассматривать украшения.
– А что Вы ищите? – спросила учтивая продавщица.
– Да вообще-то мне нужен каучук с серебром, – я показал свою цепочку.
– Так Вам на нулевой уровень надо.
– Был я уже там, нет ничего.
– Ну, тогда вы больше нигде ничего не найдете.
Убийственная фраза. Я отошел от прилавка. Пойду обратно и попрошу просто что-то серебряное. Вера, как и я не любила золото, и наверно лучше все же серебро, а не белое золото.
В павильоне меня встретила пожилая продавщица.
– Вы что-то ищите, молодой человек?
– Да я уже спрашивал, но у вас нет, того, что мне надо, так что буду смотреть то, что есть.      
– А что Вам надо?
Я показал цепочку на своей шее. Женщина удивленно приподняла брови.
– Кто Вам сказал, что у нас нет такого?
– Да вон, девушка, – я указал на молодую продавщицу, объяснившую мне ранее, что похожих моделей у них нет.
– Посмотрите, разве эта цепочка не точная копия Вашей? – Пожилая продавщица протянула мне один в один вылитую мою цепочку.
По телу пробежала дрожь. Не может быть. Это была точно такая же цепочка. Я месяц ее искал, уже и тут разуверился найти и на тебе! Я был в этом павильоне пятнадцать минут назад и мне говорили, что ничем не могут помочь, а теперь я ее держал в руках! 
– А какой размер?
– Сороковой.
Я совсем оторопел. Это просто новогоднее чудо! У меня был сорок пятый размер, а Вере я искал сороковой.

Сейчас же цепочка никчемно лежала на аккуратно сложенной одежде моей любимой, в железном ящике складской комнаты. Я положил цепочку в карман и вышел в коридор. Меня встретили злостные усмешки охранников и дула двух автоматов. Я резко бросился обратно в комнату. Пули пробили дверь и сделали небольшие углубления в стене. Я лег на пол напротив двери и направил оружие в коридор. План был прост: охранники войдут в комнату, выискивая меня на уровне глаз, а я выстрелю в них снизу. В воздухе повисла тишина, обе стороны ждали действий врага. Казалось, кто первый дрогнет, тот и проиграл. С улицы донеслись звуки сирены. Охранники нервно задвигались и постепенно, видимо по-прежнему держа дверь моего убежища на прицеле, стали медленно удаляться в сторону лестницы.
Я выглянул в окно. У здания стояло несколько милицейских автобусов и машина сопровождения. Вера возможно вообще не в этом здании. У меня оружие, на которые нет никаких разрешений, два подстреленных мною охранника, и еще черт знает какие доводы заведующего, у которого «нехилая крыша», что я тут устроил войну. Мне нужно уходить. Я был в полном смятении. Что делать? Заведующий лабораторией разговаривал со мной, зачем, если она уже мертва? Или может, она все же жива, но находится не здесь? Уйти сейчас, но вернутся завтра? Зачем я звонил в милицию! Что делать?  Я сел на один из ящиков и закрыл лицо руками.
Спецназ работает очень быстро: не успел я найти решение, а в дверях, направив на меня дуло автоматов, уже стояли омоновцы. 
– Оружие на пол! – угрожающе скомандовал одни из них.
У меня по щекам потекли слезы. Вся моя злость и ненависть куда-то резко испарились, я совсем обмяк. Я не нашел Веру, а теперь еще и сам стал виновником того кошмара, который тут устроил. Может, я и впрямь сошел с ума, или мы действительно настолько сильно не знаем себя. Я опустил пистолеты на пол и все сделал так, как мне велели.

Удивительно, но мне инкриминировали лишь умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, за которое дали три с половиной года. Как я узнал позже, это постарался Антон. Судья был заядлым любителем баскетбола и билет на финал четырех с участием ЦСКА в Мадриде, видимо оказался весомым аргументом в мою пользу. Хотя возможно друг мне не все рассказал или не хотел вдаваться в подробности своих отношений с судьей. Да и к тому же счел нужным подбодрить меня и сделал это таким образом. Мне действительно было смешно. Как просто уговорить судью. Купи ему билеты на баскетбол – и он твой…

***

Все тот же мексиканский ресторан у тети Тани. Все тот же извечный вопрос: как он еще работает? В зале кроме нас с Антонио опять никого.
– Ты как? – мы ждем свое буррито и пиво.
– Да нормально, спасибо тебе.
Меня освободили условно-досрочно за хорошее поведение на полгода раньше срока, хотя, мне кажется, что и тут не обошлось без моего друга.
– Ты ничего не знаешь, ее нашли? – все эти годы меня мучил лишь одни вопрос.
– Прости, не знаю. Вроде дело закрыто, но по какой причине я не знаю. Это отделение вообще мне не дружественно. Говорят, после того дела, Селезнев перевелся в другой город и вроде тут на днях свадьбу собирается играть. С ним у меня нет контактов, думал наладить, поговорить, но может и не стоит бередить прошлое?
– Может и не стоит.
– Ну что тут опять поминки устроили? – тетя Таня была в своем репертуаре. Она и не знала, что меня не было три года. Тетя Таня принесла наше буррито и пиво. Поставила на стол и протянула мне пластмассовый контейнер с салатом «Оливье».
– Теть Тань, с каких это пор Вы стали делать «Оливье»? – поинтересовался я. Это был мой любимый салат, и в шутку говоря, я готов был Родину продать за ведерко этого салата.
– Так это и не я. Приходил тут вчера какой-то мальчонка, сказал, если тебя увижу, передать. Я уже выкидывать собиралась – когда ты придешь, кто знает, а разводить тараканов мне незачем.   
Я побледнел, на глазах выступили слезы. Антон смотрел на меня в растерянности, видимо сейчас мы думали с ним об одном.
– А он не сказал от кого? – спросил я тетю Таню.
– Сказал, еще бы он не сказал, я бы ему таких оплеух навешала, носить мне тут всякую отраву…
– От кого? – я прервал ее, с надеждой смотря на эту полную, но милую и любимую мною женщину.
– Сказал, Вера какая-то просила передать!
Я медленно сползал по стулу. По щекам текли слезы. Антонио смотрел в пустоту, совершенно не зная, что сказать. Да и надо было ли что-то говорить. Три года страданий и мучений, мыслей и непонимания, незнания, в конце концов. Три года с мечтой лишь об одном – что Вера жива и ждет меня.
– Ой, не нравитесь вы мне, совсем какие-то слабые стали, – тетя Таня выругалась на нас и ушла по обыкновению на кухню.
– Она жива, понимаешь, жива и ждет меня! – я тряс друга за руку, по щекам текли слезы.
– Но где же она и почему тогда не объявлялась? Я же тут, она меня-то знает, знает наше вечное место встреч, и могла бы прийти ко мне, все рассказать, я бы помог, и все было бы хорошо.
– Не знаю, но обязательно узнаю. Начнем с милиции, они закрыли это дело, значит, знают больше чем мы.

***

Приглашенные на свадьбу пока еще боялись спускаться вниз, но постепенно шум разговоров нарастал. Селезнев закурил очередную сигарету.
– Я появился в этом деле лишь тогда, когда все зачистили и проверили. Когда наши ребята вошли в здание, то поначалу и не поняли где и что искать-то. Кругом были тишина и покой.
На первых двух этажах так вообще почти все комнаты были пусты, кое-где были люди, которые всячески убеждали, что не понимают о чем речь. Весь ужас открылся, когда одна из групп ОМОНа спустилась по лестнице вниз. Дверь в подвал была надежно заперта, пришлось взламывать. У них в подвале была лаборатория. Ужас что там творилось, слава Богу, с Верой ничего страшного еще не успели сделать. За все время, что работаю, такого никогда не видел. Даже предположить не мог, что такое можно делать с людьми. Да, бывают всякие придурки – маньяки-извращенцы издеваются над людьми, но видимо мне такие до того случая не попадались. Одни препараты полностью стирали память человеку, другие позволяли построить вообще абсолютно новую историю жизни человека. Создавались машины-убийцы. В одной из клеток сидел мужчина, на вид вполне здоровый нормальный человек, но стоило ему увидеть оружие, превратился в зверя. Я поначалу был удивлен и не понимал, зачем человека держать за такой мощной решеткой, прутья были шесть сантиметров в диаметре, но когда мне объяснили, понял. Хорошо, что поставили такие. На слонов меньше тратят транквилизаторов, чем пришлось вколоть ему, чтобы усмирить. На следующий день он умер. Судмедэксперт сказал, что наши транквилизаторы, конечно, тоже этому поспособствовали, но и без них он вряд ли прошил бы дольше. Его сердца работало на неимоверных для человека скоростях. Была женщина, к которой пытались пришить еще 3 чьих-то руки. Павлов какой-то прямо. Еще много всяких страстей. Потом еще и на третьем этаже нашли несколько человек.
Угрюмов – так звали главного у них, рассказал на допросе, что они проводили эксперименты, и Вере, к счастью, успели вколоть лишь один из препаратов, после введения которого человек полностью теряет память и становится как чистый лист. Когда Веру привезли в отделение, она выглядела как новорожденный ребенок, я имею ввиду, такая же пустая и непонимающая что происходит. Все что творилось вокруг, было для нее интересно и ново, все вызывало любопытство. Бедняжка совсем ничего не помнила, ни как зовут, ни кто она такая, ни где родилась – вообще ничего. Но от нее при этом исходила такая притягательная энергия, что я сразу же влюбился. Потом, разбираясь в деле, я узнал, что того, кто подал заявление о ее пропаже, поймали на незаконном хранение оружия. Естественно подумал, что ей не стоит вообще вспоминать о таком человеке. Прости, наверное, мне надо было все разузнать и понять всю суть. Понять, как это произошло и что случилось, но я полюбил ее, понимаешь? Узнав, что тебя, посадили, я не стал ни в чем разбираться, решив, что ты ее не достоин в любом случае. – Он прервался, что бы закурить очередную сигарету. Многое для него было откровением и было видно, что Селезнев нервничает. – Веру можно было отдать в лечебницу, но я, благодаря разным связям оставить ее у себя. Она ничего не помнила и не понимала – это давало великолепную возможность понравиться ей, стать для нее любимым. Мы жили вместе, я лелеял ее и носил на руках. Поначалу Вера шарахалась меня, боялась и не понимала, что происходит. Я был спокоен и учтив с ней, все понимал и старался изо всех сил стать ей родным. Конечно, можно меня осуждать, говоря, что воспользовался положением, но это не так. Я не ограничивал ее ни в чем и не закрывал дома на замок. Постепенно Вера уже сама гуляла, ходила по магазинам и начинала многое понимать. Я действительно старался ей понравиться, а не навязать себя. Постепенно она начала привыкать ко мне. Я признался ей в любви, и она мне ответила взаимностью. Но со временем мне стало казаться, что все же память к ней постепенно возвращается. Да мы вроде даже любили друг друга, но почему-то у меня было внутреннее ощущение, что Вера напряженна, что ее мучают какие-то мысли. Я пытался с ней об этом поговорить, но она не могла на тот момент сама толком объяснить, что происходит. Потом прижималась ко мне и говорила, что все хорошо, и что меня любит. Однажды перед сном, она прижалась ко мне, поцеловала и назвала Медвежонком, тогда я не понял почему. Спросил, но она лишь смутилась, объяснив, что сама не понимает, почему так сказала. У нас были очень хорошие теплые отношения, но я все же чувствовал в ее душе некое сомнение и тогда решил сделать предложение. Вера явно долго пыталась расставить по полочкам все мысли, что были в ее голове и то, что сказал я. То хмурилась, то впадала в  долгие мечтания, но в итоге согласилась. И тут я был очень деликатен, я просил ее не торопиться с ответом, не настаивал и хотел, чтобы все у нас было замечательно и хорошо, чтобы наша любовь была долгой и счастливой. Она прижалась ко мне, я чувствовал тепло ее тела, ее аромат, который сводил меня с ума, и сказала, что любит меня и с удовольствием выйдет замуж. Говорила ли она правду? Да, она прижималась ко мне, но я слышал стук ее сердца, мне казалось, оно стучит не так как должно стучать в такие минуты. Но она мне вновь сказала да. Ты пойми меня, Вера пережила такое, что не пожелаешь и врагу. Да, я не стал искать тебя и разбираться, что и как произошло, но ты пойми меня, у нее было такое состояние, что история про тебя была совсем лишней, и как бы все повернулось, никто не знает. Ты сидел, а она без памяти, без дома, что могла бы сделать – совсем ведь пропала бы. Врачи тогда мне сразу посоветовали уехать из Москвы, дабы для нее все было по-новому с чистого листа. Я старался для нее сделать все, что бы никаких бед она не знала. И вот вроде все у нас было хорошо, мы подали заявления и уже расписались. Да, иногда я все же чувствовал в ней напряжение, но она его быстро убирала, словно пытаясь забыть непонятный, нехороший сон. Возможно, Вера что-то помнила, но не все и это ее мучило. Мне она это не говорила. А теперь появляешься ты, и она видно еще больше вспомнила, может то же не все, но явно вспомнила тебя. Что дальше? Я тебя очень хорошо понимаю и не осуждаю, но и ты пойми меня. Охрана уже вызвала наряд, с минуты на минуту здесь будут наши люди. Ты уже засветился, и это будет рецидив. А Вера вновь одна и вновь непонимание, что тут произошло, оно тебе надо?
Я попросил у него сигарету, прикурил и сделал глубокую затяжку.
– Я не буду вам мешать, будьте счастливы.
На улице лил дождь. Я открыл дверь своего старенького Опеля. Селезнев провожал меня виноватым взглядом. Он тоже любил Веру, любил своей любовью и конечно, говоря, что понимает меня, немного лукавил. Даже если бы и понимал, теперь ни за что не захотел бы ее отдавать. Я не виню его, наоборот,  даже благодарен. Ведь Селезнев и впрямь ее спас. Что было бы сейчас с Верой, не появись он в ее жизни. Я слишком любил Веру, и обрекать на мучения не хотел. Меня будут искать и найдут, и возможно Селезнев даже поспособствует тому, чтобы меня посадили на-подольше. Пройдет время и она забудет навсегда этот дурацкий кошмар, который периодически сейчас всплывает в ее голове. Привыкнет к мужу и у них будет крепкая, счастливая семья. Подняв глаза, в окне второго этажа я увидел Веру. Тушь растеклась по щекам, рыдая, она стояла, прислонившись к окну. Она наверно действительно многое вспомнила, и возможно чувствовала любовь ко мне. Ее взгляд казалось, умолял – не уходи, расскажи мне все, я хочу вспомнить все. Кто-то когда-то сказал: не отрекаются любя. Он был прав, но порой надо отречься и отпустить любимого человека для его же блага. Я поднял открытую ладонь вверх, прощаясь навсегда. Сел в машину, выехал на трассу и стал быстро удаляться от кафе, где прервал теплое, дружественное чествование молодоженов. Навстречу промчались две милицейские машины и карета скорой помощи. Я сильнее нажал на педаль газа и мой старенький Опель, который однажды изменил мою жизнь, словно обретя новую силу, стремительно уносил меня прочь.