И начнется дождь

Он шел, сопротивляясь усиливающемуся ветру. Уже гремит гром, скоро начнется дождь. Надо успеть дойти до дома до наступления комендантского часа, иначе Дозор поставит ему очередную красную метку. Сколько их уже? Пять? Семь? Явно больше, чем положено. А сколько на нем висит лишних глаз и ушей? Ведь он из так называемых «неблагонадежных» граждан. Без десяти девять, а до дома еще минут 15. Надо спешить. Он перешел на легкий бег и сразу же услышал шорох за своей спиной. Ну и пусть видят, как он поднимает голову и смотрит перед собой, а не под ноги. Все равно на улице уже никого нет, и нет опасности встретиться взглядом с гражданами высшего ранга. У него самого категория Ч-2 (черная категория, вторая ступень) – ниже только у заключенных да уличных шлюх. Правда, на улице они как раз и не стоят. «В гражданстве нет места торговле собой ради получения прибыли» - вспомнилась статья из Правового кодекса. Да, сейчас это не торговля – это борьба за выживание. Он зло ухмыльнулся промелькнувшему рядом отражению и взглянул на часы. Пять минут. Дьявол! Еще одна минута, и его отправят в Исправительную Комнату, а такого и врагу не пожелаешь: попавшие туда в основном не возвращаются,  а если и вернуться, то ведут себя, как зомби.
Три минуты. Уже виден подъезд многоэтажки, в которой люди ютятся в малюсеньких квартирках-конурах с фанерными стенами.  Через эти стены слышен каждый шорох, а за своевременный и удачный донос полагается премия или даже повышение в ранге.
Две минуты. Он побежал на полной скорости. Теперь шорох сзади перешел в отчетливый топот двух пар ног. Нет, они не заставят его остановиться таким образом. Сначала он переступит порог своего дома. Хотя он уже не является преградой и защитой. Поговорка «Мой дом – моя крепость» отошла в прошлое с тех пор, как из Правового кодекса исключили статью о неприкосновенности жилья и частной собственности, а Дозоры получили право обыскивать и конфисковать без санкции Судьи или Совета.
– Стой! – крик из-за спины. Перебьются. Ему необходимо успеть. Десять шагов… Девять…
– Стой, гражданин!
Семь… Пять…
– Именем Верховного Совета!
Три… Один…
Гонг над городом пробил начало комендантского часа. Он уже в доме. Теперь можно перевести дух.
– Почему вы не остановились, гражданин? – требовательный жестокий голос заставил бы съежиться кого угодно. Глаза в пол. Не дай Бог поднять голову в присутствии Дозорного. Только вера в Бога – это тоже преступление. «Нет иного бога кроме человека» - закон о культах. Тогда кому же молиться?..
– Я не слышал вас. Боялся опоздать  на комендантский час и пятиминутку правды. – собственный голос кажется чужим при этих словах. Ненавистная пятиминутка правды, где «разоблачают врагов народа». Сколько раз его показывали в этой передаче?!?
– Значит, вы законопослушный гражданин? – блестящие сапоги пододвинулись на шаг ближе.
– Я стараюсь им быть.
– Кто тут  у нас, Гейб? – вторая пара сапог. Знакомый голос. Слишком знакомый… - Назовитесь, гражданин.
– Александр Волк, автомеханик, Ч-2, красный уровень – заученная фраза вылетела на автомате.
– Алекс Волк, красный уровень… - задумчиво повторил второй Дозорный. – вы ведь, кажется, были оранжевым?
– Я опоздал на комендантский час на прошлой неделе. – Голову еще ниже. Пусть думают, что он чувствует себя виноватым.
– Не опаздывайте больше, гражданин Волк – сапоги начали удаляться.
– Да, больше не буду. – Шаги потихоньку затихли. Теперь можно поднять голову и вздохнуть свободнее. Ничего, им просто нравится измываться над людьми, кичиться своим всевластием. Ничего. Все проходит. Даже всевластие.
Квартиры в многоэтажках тоже разделялись по категориям сверху вниз. Вход на нижние этажи, где жили представители высших классов, был отдельным под ключ. От входа в подъезд шел коридор, заканчивающийся лифтом, который поднимался от девятого и выше. Лифт от первого до восьмого был отдельным и простые граждане не имели доступа к нему. Алекс жил на тридцать третьем. Лифт ехал туда минуту. Над ним были чердак и крыша. Это старая высотка с полногабаритными квартирами. Новостройки гораздо выше, но квартирки в них малюсенькие. В комнатке можно поставить только кровать да маленький шкафчик. Но его вполне хватало, ведь вещей все равно не было. «Уровень производства повысился на четверть!» - гласили лозунги и плакаты на стенах. Но прилавки пусты, в магазинах и на базарах очереди, еды и одежды не хватает. А с телеэкранов и мегафонов летят циничные лозунги: «Жить стало лучше, жить стало веселей!»
Лифт вздрогнул и остановился, створки открылись. Перед тем, как выйти, Алекс внимательно осмотрел коридор. Шесть дверей видно и еще шесть за поворотом. И половина забита до отказа. В однокомнатных квартирах ютятся семьи из четырех-пяти человек. Но ему повезло – он живет один. К нему неоднократно пытались подселить кого-то, но Волк уже научился выживать своих соседей. После ухода восьмого к нему больше не подселяли.
Алекс жил в 612-ой, самой дальней квартире; из его окна можно было по пожарной лестнице вылезть на крышу. Проходя мимо дверей, он внимательно прислушивался к доносящимся из квартир звукам. Первые пять пустовали. В 606 жили три бывших заключенных (у них испытательный срок) и один «зомби», вышедший из Исправительной Комнаты. Он не умел доносить, хотя и очень старался. За поворотом было уже помноголюдней. В 607, 609 и 610 жили многодетные семьи. Алекс общался с отцом из 610, Эдуардом Качером. Строитель, здоровенный белобрысый детина, вполне счастлив с женой-истеричкой и тремя детьми. Категория Кр-3 (коричневый, третий), на две выше, чем у Волка. Но они все равно иногда смотрят футбол по телевизору.
Открывая свою дверь, Алекс оглянулся и встретился взглядом со своей соседкой из 611, мисс Эванс. Аделия Эванс, маленькая сухонькая женщина лет сорока с выцветшими белесыми глазами и отвратительно сиреневой химией на голове, наверное, самая известная и удачливая доносчица в этой части города. Ее поселили сюда из новой высотки сразу после того, как Алекс въехал в свою квартиру. Он не сомневался, что Аделия слышит все, что происходит за стеной, но он никогда не брал работу на дом. Встретившись с соседом взглядом, мисс Эванс тут же захлопнула дверь. Александр хмыкнул и вошел к себе, заперев дверь на ключ.
Наконец-то дома! Надо быстрее включить телевизор на пятиминутку. Микрофоны, спрятанные в стенах, следят, чтобы никто ее не пропускал. Пять минут десятого. Он как раз успел к началу. Нажимая кнопку на пульте, он посмотрел в окно. Хм, очередная записка. Что-то рано сегодня. Алекс открыл окно и отвязал грузик от веревки. Эта система была давно придумана им для связи с подельником с третьего этажа. Он жил в 312, и его окна тоже выходили на пожарную лестницу. 2 блока сверху и снизу, натянутый между ними тонкий прочный канат в два обхвата с грузилом создавал прекрасный лифт для посланий. Пожарные и Дозор думали, что это просто страховочный трос.
Краем уха слушая диктора, распекавшего очередного «врага народа», Алекс развернул скомканный клочок бумаги, гласивший: «Жду на крыше. К.В.» К.В. – Карл Вернер, Б-1 (белый, первая ступень) госслужащий. Еще пару лет и он станет членом Верховного Совета. Но почему так рано? Обычно они встречались около полуночи, когда с улиц уходили патрули. «Ладно, - решил Волк, - досмотрю пятиминутку и пойду. Кого там хоть показывают?» Он прибавил звук и похолодел: показывали старшего механика из той мастерской, в которой Алекс работал уже 9 лет. Антон Грейди, серый-2. Сначала на экране показали бледное испуганное лицо механика крупным планом, затем – Антона в наручниках ведут к машине Дозор. В следующую минуту картинка переключилась на диктора. «Антон Грейди, категория С-2, красный уровень, в своей мастерской занимался подрывной и саботажной деятельностью, срывая работу городских правоохранительных органов» - вещал монотонный голос. Александр покрылся испариной. Он уходил уже после закрытия, и вокруг не было ни одного патруля. Значит, Дозор следил за ним, чтобы проверить, знает ли он об аресте Антона, и если знает, то куда пойдет и что буте делать. Черт!!! Надо спешить. Но сначала сжечь записку.
Он пошел на кухню, достал маленькую кастрюльку и спички, поджег записку и бросил в кастрюлю. Он следил, чтобы огонь горел равномерно, не оставляя ни одного целого кусочка бумаги. Когда записка догорела, выбросил пепел, вымыл посудинку. Теперь можно и на крышу.
Все рамы и двери у Алекса в квартире были тщательно смазаны, иначе скрип и шорох пластика и металла могли выдать его перемещения. Тихо подняв раму, так же тихо перебрался с подоконника на пожарную лестницу и полез на крышу.
Предгрозовое небо было затянуто черными тучами. Серебряными нитями полыхали молнии, барабанной дробью гремел гром, но гроза все никак не желала начаться. Электрическое напряжение пронизывало воздух, заставляя его вибрировать и напитывая статикой металлическую лестницу. Если не пойдет дождь, напряжение так и не спадет. У Алекса, обладавшего врожденным чутьем на опасность, волосы вставали дыбом от дрожи, пронизывающей все вокруг.
На крыше, на высоте 100 метров над землей, ветер был еще сильнее, чем на улице, буквально сбивая с ног и разрывая легкие при каждом вдохе. Легкая ветровка и джинсы не спасали от пронизывающего холода.
Алекс поежился и огляделся. С крыши открывался прекрасный вид на башню Верховного Совета: монолитное бетонное сооружение, будто вырезанное из целого куска камня, выше всех зданий в городе, с огромным циферблатом и медным гонгом, смотрящие на подвластный им мир двумя зловещими глазами. Лицом к этой башне стоял Карл Вернер. Тихий, незаметный человек, точное отображение своего времени: бесцветные белесые волосы, брови и ресницы, водянистые серые глаза, лицо с мелкими сухими чертами лица, будто присыпанное бетонной пылью. По сравнению со смуглым черноволосым Александром с глазами цвета голубого кристалла Вернер был просто незаметной пылинкой.
Ветер доносил обрывки перекрикиваний патрулей на улицах. Карл вздрагивал и нервно оглядывался при каждом постороннем звуке. Волк усмехнулся: простой чиновник четыре года назад подошел к нему в подъезде и попросил совета, как сместить сильно засидевшегося начальника. Алекс посоветовал. С тех пор Карл начал помогать ему во всех задумках. Но скорее из страха быть выданным, чем из благодарности. Поэтому Волк не мог на него полностью положиться. А последний план был непрост, ох как непрост…
– Что случилось? Почему так рано? – спросил Алекс, пожимая Вернеру руку. Пятнадцатилетний стаж «неблагонадежного» научил его не называть имен.
– Ты смотрел пятиминутку? – рука чиновника была холодной и влажной. Он не справлялся с нервами.
– Да. И что с того? Дозор дошел за мной только до подъезда, а соседи не слышали ничего, кроме телевизора и шума на кухне.
– Что ты там делал?
– Сжигал твою записку.
– Зачем? – глаза Карла слегка расширились.
– Карл, - сказал с нажимом Волк – я надеюсь, ты не хранишь их, как любовные письма?..
– Нет, конечно… - серые глаза  забегали по крыше и соседним зданиям. – Но я бросаю их в утилизатор…
– Хорошо, -отступился Алекс, а про себя решил сегодня же ночью наведаться к соседу в квартиру. – Так зачем ты меня вызвал?
– Я боюсь. Я уже не так уверен в нашей затее. А вдруг что-то не сработает? Вдруг отсырели провода или Дозорные нашли детонатор? – в его голосе слышались неприкрытая паника.
–Карл, - спокойно сказал Волк, - ты не доверяешь мне? – неопределенное мычание – Если ты боишься, то еще не поздно просто умыть руки и сделать вид, что ты тут ни при чем. Но запомни, если ты попытаешься сдать меня, я узнаю об этом первым и уйду задолго до того, как приедут Исправители. Но потом на столе у Судьи появится папка с анонимным доносом на содействие террористам и с записями с микрофонов, на которых можно услышать имя некоего К. В., категория Б-1. Как думаешь, это понравится твоему начальству?
Характер Алекса соответствовал его фамилии – жесткий и бескомпромиссный. Его волчий характер и повадки вожака заставляли отступать таких, как Карл. Поэтому он и сошелся с госслужащим. Волк знал, что Вернер боится его больше, чем Дозора и Исправителей вместе взятых. Вот и сейчас агрессивный напор, легкое рычание в голосе заставили Карла дрожать, как кленовый лист.
– Я… К-конечно, я доверяю тебе, А…
–Без имен! – рыкнул Алекс. Карл отскочил от него, споткнулся и упал, а из его брючного кармана выпал маленький, не больше зажигалки, диктофон. Глаза Волка недобро сверкнули.
– Это… это.. Он выключен! – заистерил Вернер. – Я хотел показать тебе…
– Знаешь, Карл, - Алекс поднял его за ворот – давай-ка наведаемся к тебе в квартиру.
– Но…
– Пошел!
Карл начал нервно спускаться по лестнице. Спускались они долго, вздрагивая и замирая при каждом звуке голоса или вертолета. Последние пару лет маленькие вертолеты на одного человека, выкрашенные под цвет серых бетонных высоток, с встроенными камерами вместо пулеметов летали между домами и высматривали через большие окна кто чем занимается. Далее кассеты идут в Дозор, а оттуда или отправляются на склады, или ложатся на столы к Судьям (смотря, кто попал на кассету)
Пока добрались до третьего этажа – вымотались до предела. Перед тем, как вставать на подоконник, Волк бросил взгляд на небо: оно было свинцовым с мелькающими там и сям белыми разрывами молний. «Господи, - взмолился Алекс, - пусть начнется дождь! Пусть уйдет это дикое напряжение. Пусть у меня все получится!» - и шагнул в окно.
По сравнению с его комнатушкой квартира Вернера была просто королевскими покоями – две комнаты, большая кухня-столовая, раздельный (исправный) санузел.
– Ну, давай, - Волк подтолкнул Карла в спину, - показывай.
– Что показывать? – голос предательски задрожал, как лопнувшая струна. – Я не…
– Все ты понимаешь. – перебил его автомеханик. И уже шепотом добавил – Только не забывай про микрофоны, ладно?
Карл нервно сглотнул и повел Алекса в спальню. Кровать-полуторка, накрытая неярким, но красивым и опрятным покрывалом, коврик на полу, шкаф для одежды и тумбочка возле кровати – о такой меблировке большинство людей только мечтают, не говоря уже о том, чтобы было, чем заполнить этот шкаф. Но у Карла было чем. Так же, как и было чем заполнить большой холодильник на кухне. Но ничего из этого не было куплено. Это все конфискации, откаты, премии. Алекс не любил таких людей. Обычно он использовал их или убирал со своего пути. Иногда буквально.
Вернер подвел его к кровати, встал на колени, запустил руку под покрывало и вынул оттуда маленький непрозрачный пакет. Волк схватил его, раскрыл его и вытряхнул содержимое на пол. Из пакетика белыми и серыми хлопьями посыпались записки и послания, гранитными глыбами в гнетущей тишине упали на пол маленькие диктофонные кассеты. Карл забился в угол между кроватью и тумбочкой и заскулил, как побитый пес. Алекс выронил пакет и опустил руки, чтобы в следующий момент в левой ладони блеснул маленький метательный стилет. Карл не успел даже открыть рот, как стальное лезвие с тихим звуком пронзило тонкий ворот рубашки и вонзилось в горло.
Волк подошел к застывшему соседу, поднял его и положил на кровать, вынув и аккуратно вытерев нож, спрятал его обратно в рукав. Полезно иногда носить с собой такие вот игрушки. Затем собрал все записки и кассеты, проверил, чтобы ничего не занесло под кровать, тумбочку или коврик, взял все в охапку и пошел на кухню. Там он повторил все действия, как и у себя с запиской. Только на этот раз получилась не аккуратная кучка пепла, а вязкая серая масса из расплавленной пластмассы вперемежку со сгоревшей бумагой. Взяв кастрюльку, нашел спички и сигареты (Карл имел дурную привычку курить на нервной почве) и пошел обратно в спальню. Из спальни перешел в туалет и вылил жижу в унитаз, а саму кастрюльку бросил в утилизатор, который перемолол ее в труху. Вернувшись к кровати, зажег сигарету и бросил ее на залитое кровью покрывало. Оно тут же загорелось. Для верности осталось поджечь еще пару штор на окнах, быстро вылезти на пожарную лестницу, обрезать веревку и закрыть окно. Все эти действия Алекс проделывал в полной тишине; ни один лишний шорох не выдал его передвижений. Для тех, кто будет потом прослушивать микрофонные отчеты, все будет выглядеть так, будто Карл зашел к себе, посмотрел телевизор, взял на кухне сигареты и лег на кровать, где потом уснул с зажженной сигаретой и сгорел в результате несчастного случая.
Волк не боялся, что огонь перекинется на другие квартиры: весь дом был сделан из несгораемого материала. Время от времени Дозоры и Исправители проводили суд прямо на дому у очередного «врага народа», а потом тщательно «замывали» следы. К тому времени, как Александр залез к себе в квартиру, из окон Вернера вовсю валил дым, и уже слышались сирены пожарных и патрулей.
Он тихо перебрался через подоконник и закрыл окно, выключил  до этого работающий телевизор, выждал пару минут, пока запах дыма не проникнет в квартиру, и выбежал на лестничную площадку, не забыв перед этим снять рубашку и натереть глаза, чтобы казаться сонным. Он побежал к лифту, столкнувшись по дороге с Эддом и мисс Эванс.
– Что случилось? Почему пахнет дымом? – за много лет подпольной деятельности можно научиться неплохо играть в идиотов.
– Пожар на третьем этаже – крикнула вездесущая Саша, слегка истеричная жена Эдда. – Уже приехали пожарные, и Дозор попросил всех собраться внизу. Даже с первых этажей.
Брови Алекса взлетели вверх: «попросили»? «всех»?!? Что-то тут не так. Элита очень редко пересекалась с жителями верхних этажей, чему активно способствовали Дозор и Правовой Кодекс: «Лицо низшего ранга не должно поднимать глаза на вышестоящего выше, чем находится нашивка с рангом, дабы этим не осквернить его» - глава об этикете и правилах поведения. К тому же, Дозор редко (читай: никогда) о чем-либо просил. Обычно они просто брали то, что им нужно.
Оставаясь внешне спокойным, обдумывая возможные пути к отступлению, Алекс спустился в подъезд и вышел на улицу вместе с остальными жильцами. Выйдя из-под крыльца он тут же опустил глаза в землю, но краем глаза заметил, что дым из окон уже не шел, пожарные в желтых комбинезонах сворачивали бранзбойты, а медики выносили из дома на носилках нечто под покрывалам, по очертаниям похожее на человека. Висел запах паленой изоляции и синтетики.
Всех жильцов буквально согнали на маленькую потоптанную клумбочку, окруженную тремя патрульными машинами. Волк увидел, что если придется бежать, то только через люк под правой машиной. Это лучше, чем могло бы быть.
Блестящие сапоги подошли к клумбе, и слишком знакомый голос произнес:
– Уважаемые граждане, нет причин для беспокойства. В квартире номер 312, где проживал гражданин Карл Вернер, Б-1, случился пожар. Гражданин Вернер был замечен в связи с саботажниками и террористами – за ним велось наблюдение. Неизвестная личность поникла в его квартиру, после чего, собственно, и начался пожар. Каждый из присутствующих сейчас граждан несет ответственность друг за друга. Именно поэтому вас попросили собраться. Каждый гражданин будет просканирован нейросканкером.
– Это недопустимо! – возмутился кто-то из нижних этажей. Алекс чуть повернул голову и разглядел невысокого мужчина с проседью в каштановых волосах, в дорогом домашнем халате. К нему тут же подошли два дюжих молодца  и, подхватив под руки, поволокли к только что установленной алюминиевой арке с множеством лампочек и датчиков.
– Если больше нет возражений, то начнем проход с высших рангов, чтобы вам, граждане, было удобнее – с легкой иронией в голосе сказал начальник столичного Дозора Сейм Гарбан, наверное, самый отъявленный садист во всем патруле.
Почему люди так боятся нейросканера? Ответ прост: одна часть этого  аппаратика сканировал состояние нервной системы, ритм сердцебиения, активность мозга и т.д. и выводил результаты на экран. А другая часть считывала эти результаты, анализировала их, и по результатам анализа вычисляла преступника. Единственное неудобство состояло в том, что сканер можно применять не позже, чем через полтора часа после совершенного криминального поступка, иначе человек успевает полностью успокоится. Алекс уже имел опыт общения с нейросканером и знал, что его можно обхитрить. В определенный момент нужно задержать дыхание, тогда сбивается ритм сердцебиения и сканер считывает неверные данные. К тому же, датчики реагировали на состояние страха наказания. А Волк не боялся.
Пока Александр размышлял, очередь дошла и до него. Он глубоко вдохнул, задержал дыхание и шагнул под арку. Замигали лампочки, по телу прошла знакомая легкая дрожь, будто ударили слабым током. Боковым зрением он наблюдал за показаниями на экранах. Пока все нормально.
– Проходите, гражданин, – окрикнул его требовательный голос, когда «арка» закончила сканирование.
Сработало. Это хорошо. Только Алекс расслабился, как его схватили за локоть железной хваткой и заставили резко обернуться. Алекс на мгновение встретился взглядом с Гарбаном, но этого мгновения хватило на то, чтобы увидеть ярость и недоумение во взгляде Дозорного. В следующую секунду он опустил глаза.
– Ты выкрутился сегодня, - прошипел Дозорный ему на ухо, - не знаю, как, но выкрутился. Но я уверен, что это был ты. Я слежу за тобой. – Сказав сие, ушел.
А Волк простоял несколько секунд неподвижно, смотря вслед удаляющейся широкой спине, которая могла бы стать такой хорошей мишенью. Затем резко развернулся и большими шагами направился к себе домой.
Пора.
В тот день дождь так и не пошел…

Свинцовые всполохи на бледно-сиреневом небе сопровождали торжественно-траурный удар гонга. Начался новый день. Но он ничем не отличался от предыдущих. Почти ничем…
За ночь, проведенную с открытыми окнами, запах дыма успел выветриться, но голова все равно была тяжелой и мутной. Чтобы хоть как-то прояснить ее, Алекс поставил вариться кофе, а сам пошел в душ. Семь утра. При том, что он лег где-то в три, чувствует он себя неплохо. Зато успел подготовить все, что нужно. Да, сегодня будет веселый день…
Каждое утро ровно в семь ноль-ноль гонг на Башне поднимает людей в школы и на работу. Люди, живущие в одинаковых квартирах, встают, синхронно ставят кофеварки, идут в душ, делают овсянку или бутерброды (если есть из чего). Ровно в семь сорок они выходят из своих домов, чтобы наполнить вагоны метро и электричек, запрудить живым потоком улицы городов и, в конце концов, сесть в свои офисные кресла, из которых они не встанут следующие десять часов. Серо. Банально. Дождливо. Но даже дождь уже не идет, он не хочет сливаться с серой массой, не хочет становиться укрывающей маской, отнимающей у людей зрение и слух, превращающей их в рабов страха и иллюзий. В этот день гроза без дождя будет помощницей Волка, доводя до предела нервное напряжение.
Сегодня Александр Волк, Ч-2, выйдет из дому как всегда в своей любимой джинсовой ветровке, неся в руке обычную спортивную сумку с инструментами. Он сядет в вагон метро, доедет до своей автомастерской, как всегда откроет гараж и будет до самого вечера возиться с двигателями, цилиндрами и свечами, занимаясь своим все-таки любимым делом. А вечером…. А вечером он покажет этому миру то, что скрывается за маской дождя.
Автомастерская «Робот» располагалась в лучшей части города, чем квартиры большинства механиков, поэтому возле нее всегда крутились Дозорные «дабы обеспечить безопасность населения» А на самом деле, чтобы не допустить контакта между различными классами. По этой причине их появление возле ворот гаража не удивило Алекса, скорее, насторожило: уж слишком пристально они вглядывались в текущую мимо человеческую реку. Он решил немного выждать и посмотреть, что же они будут делать. Волк свернул налево, перешел на другую сторону улицы и спрятался там за таксофоном. Из стеклянной будки ему была видна мастерская и почти вся улица, а вот его тяжело было заметить из той точки, где стояли Дозорные. Без пяти восемь. Через пять минут придет хозяин мастерской, чтобы открыть гаражи и сам офис. Алекс обычно приходил немного раньше, потому что Ангель Клаус очень любил отчитывать за опоздания. И вычитать штрафы из и без того маленькой зарплаты.
Волк заметил, что Дозорные у дверей очень активно семафорят кому-то за его спиной. Он обернулся и увидел в соседнем переулке еще троих «стражей порядка». К счастью, самого Алекса пока не заметили, но от греха подальше он решил перейти в более надежное место. А, как известно, если хочешь что-то спрятать, положи это на самом видном месте. Поэтому Алекс просто вышел на улицу, а людской поток вынес его на противоположную сторону к зданию соседнему с мастерской. Там была хорошая подворотня, в которой можно было надежно спрятаться и, при этом, все видеть и слышать. Алекс убедился в этом, услышав разговор патрульных возле гаража.
– Сколько нам еще ждать? – спросил нетерпеливый прокуренный голос. – Он должен был уже прийти.
– Не торопись так. Ты же читал дело – он может вообще не прийти сегодня. – Второй голос был спокойней. В нем звенела стальная тетива.
– Мне не охота стоять здесь памятником самому себе у всех на виду. Надо было стать не так заметно, иначе он мог просто увидеть нас и скрыться.
– Не волнуйся. Ребята напротив заметили бы его и дали нам знать. А поймать его в такой толпе – дело нескольких минут.
Патрульные напротив тоже о чем-то оживленно переговаривались. Алекс уже догадывался, о ком шла речь, но решил для надежности выждать еще несколько минут.
В восемь утра, минута в минуту, к дверям «Робота» подошел Ангель Клаус, Желтый-4, совсем неплохая категория для человека с репутацией матерого отмывателя денег. Лощенный франт, с прилизанными назад темными волосами и меленькими бегающими глазками. Во всей его внешности так и сквозил подхалимаж. На первый взгляд создавалось впечатление жирной наглой крысы. Но, как и крыса, если его загонят в угол, Ангель начнет кусаться. А кусается он очень больно.
Дозорные подтянулись и стройным маршем двинулись на него. Клаус остановился и шарахнулся в сторону, но тут же овладел собой и со спокойной улыбкой пошел навстречу патрулю.
– Здравствуйте, граждане! – его радушию не было предела. – Как поживаете? Пришли проверить наши машины? У нас как раз появилось новое оборудование…
– Гражданин Клаус, - грубо прервал торгаша патрульный помоложе, – наши машины в полном прядке. Скажите, где ваш механик, Александр Волк, Ч-3?
– А разве его еще нет? – редко Ангель удивлялся по-настоящему. Чаще просто прикрывал себя и своих подельников. – Ну что ж, насколько я его знаю, он должен подойти с минуты на минуту. Давайте пойдем в мой офис, там вы сможете немного отдохнуть и выпить чашку чая.
– А у вас есть чай? – с подозрением спросил старший. Настоящий чай могли достать разве что жители первых семи этажей. А Клаус явно не принадлежал к их числу. У обычных смертных был только сухой концентрат, который заливали водой.
– Концентрат «Жасмин», покупаю в магазине возле моего дома – лучезарно улыбнулся Ангель. – Конечно, печенья у меня нет, но чем богаты, тем и рады.
– Ну что ж, почему бы и нет… - задумчиво произнес старший, в то время как его напарник показывал тройке напротив, чтобы те внимательно наблюдали за уже заметно обезлюдевшей улицей.
Алексу уже не нужно было дожидаться продолжения беседы: он услышал все, что хотел. И даже больше. Схватив сумку, он быстро, но аккуратно двинулся по переулку в сторону Аллеи Славы. Через десять минут все Дозорные города будут оповещены, что Александр Волк не вышел сегодня на роботу, а микрофоны в квартире засекли его уход полчаса назад. И еще через минуту патрули будут иметь на руках его фото крупным планом. За это время нужно успеть добраться до места.
Живя в столице практически всю свою жизнь, Алекс досконально изучил все хитросплетения городских улиц, переулков и подворотен. Это давало возможность добраться до нужного места в кратчайшее время и при этом ни разу не встретиться с Дозором. А нужным ему местом была заброшенная подземка под Центральной Аллеей Славы. Дубы, ивы и клены были высажены много лет назад, а под каждым деревом располагался бюст какого-нибудь отличившегося Исправителя, Судьи или члена Совета. На самом деле Аллея представляла собой красивый и ухоженный парк. В центре находился большой фонтан, окруженный лавочками, со скульптурой, изображавшей первого Главу Совета в позе разглагольствующего пророка. От фонтана в разные стороны расходились девять дорожек, по числу Башен в стране. Когда-то на этом месте была станция подземки, но потом направление стало нерентабельным, что-то обвалилось, кто-то кому-то недоплатил и станцию закрыли. Наземный козырек и переход снесли и на его месте разбили парк. Но само помещение станции осталось нетронутым: власти посчитали, что легче и дешевле будет просто завалить вход и замуровать ветку тоннеля, чем полностью забрасывать станцию щебнем и ровнять землю. В это помещении как раз располагалось временное убежище Алекса.
Добраться до станции, которая, кстати, называлась «Огневая» или «Костерок», можно было через станцию «Аллейная», проходившую как раз возле Аллеи Славы. Если спуститься с перрона и пройти немного направо мимо рельс, будет вход в служебный коридор, соединяющий две соседние станции. От него шло ответвление к «Костерку», которым не пользовались со времен её закрытия. Это было одно из самых безопасных мест в городе. Туда не добрались Дозоры и Исправители со своими микрофонами и миниатюрными камерами слежения, отмечающими каждое шевеление. Там не было выхода на улицу, только в городские канализации и соседние станции. И было несколько тоннелей, о которых не знали даже строители, разбившие парк наверху. Именно поэтому «Костерок» был практически идеальным убежищем: сухо, тепло, есть свет и вода, никто не беспокоит и можно без опаски провести кабель телевещания и радиосвязи, которой пользовались исключительно Дозоры. Это позволяло следить за развитием ситуации и вовремя корректировать свои действия. К тому же из «Огневой» можно было попасть в любую точку города, в том числе и на правительственные склады, из которых вполне возможно пополнять запасы еды и, если возникнет необходимость, найти кое-какие материалы и техническое оборудование для работы. Плюс можно было незаметно оставить какое-нибудь дразнящее послание, типа «Я был у вас под носом, а вы поленились поднести туда руку», которое страшно нервировало Совет и Дозорных и заставляло их делать очень необдуманные и заведомо неудачные шаги. А Алекса заставляло покатываться от хохота, наблюдая по радио и телевизору за бестолковой метушней и слушая, как Совет отчитывал патруль за очередной провал.
Но основной сложностью был путь до «Аллейной». И даже не это, а, скорее, сам вход  в подземку, тщательно сканируемый камерами и микрофонами. Если в течении 10 минут Волк не доберется до станции, то он может распрощаться как с укрытием, так и со свободой или даже жизнью.
Пройдя несколько метров по подворотне, в которой он прятался, Алекс свернул направо и, пройдя первые два перекрестка по маленькой улочке, зашел в подъезд дома слева. Этот подъезд был сквозной: через него он вышел во внутренний дворик с ухоженным газоном посредине (прямо как на картинке из женского романа); пройдя двор, глянул на часы и перешел на трусцу. Дворик выходил на неширокую улицу, переходящую в главный проспект. Это был самый опасный участок пути, так как в пять минут девятого практически все люди уже находились на своих рабочих местах, и город казался вымершим. Только Дозоры и патрули бороздили по улицам города, как акулы, выискивающие себе новую рыбку на завтрак. Основная сложность полагала в том, чтобы перейти на другую сторону улицы, в месте, где нет ни одного светофора или перехода, при этом не столкнувшись с патрулем или проезжающей мимо машиной, что было бы гораздо хуже. Теоретически, нужно наклонить голову и как можно быстрее перебежать опасное место, но на практике это метод мог дать совершенно неожиданные результаты: идя с опущенной головой, ты можешь ориентироваться практически только на свой слух, а иногда можно не успеть вовремя среагировать или просто-напросто сбиться с прямой линии и уйти куда-то вдоль дороги. Но идти нужно было быстро, и Алекс, даже не притормаживая, с ходу перепрыгнул высокий бордюр и что есть сил побежал. Дорога была широкая, на десять полос, а машины ехали со средней скоростью около ста километров в час. Золотая молодежь, дети влиятельных и удачливых родителей, вдавливали педали газа в пол, не обращая внимания на ограничительные знаки и пешеходов. Ради острых ощущений они с утра да поздней ночи гоняли по трассам и городским проспектам,  надеясь на встречу со случайным прохожим, дававшим отличный шанс поиграть на своих и чужих нервах.
К счастью, дорога оказалась пустой, и Алекс благополучно пересек её. А там уже было рукой падать до «Аллейной». На станции постоянно находились несколько Дозорных, которые заглядывали в лица всем проходящим мимо. Но еще не прошло десяти минут с момента его бегства, поэтому шансы проскочить были достаточно велики. Подойдя к высокому стальному козырьку, Волк натянул капюшон и шагнул в прохладу обложенных плиткой полукруглых арок и тоннелей. За что он любил свою ветровку, так это за очень глубокий капюшон, позволявший натянуть его до самых бровей и практически полностью скрыть лицо. Конечно, нашивка с рангом иногда привлекала внимание, но не настолько сильно, чтобы быть серьёзным неудобством. Спустившись на эскалаторе, Алекс прошел на перрон и сел на скамейку как бы в ожидании электрички. На соседних лавочках сидело еще несколько людей, но в основном пенсионеры с маленькими детьми. И три Дозорных. Они кружили по перрону, изредка останавливаясь возле автоматов с кофе и бутербродами или присаживаясь на одну из свободных скамеек. Но на Волка пока не обращали внимания, и он старался не делать необдуманных и резких движений. Один из патрульных присел на край его скамьи и начал сосредоточенно рассматривать свои ногти. Потом повернул голову и спросил:
– Почему вы не на работе, гражданин? – голос немного неуверенный, видимо парень  еще новичок, но уже начинает обживаться на новой престижной работе.
– Я опоздал. В квартире прорвало трубы. Но я уже предупредил своего начальника, и он в курсе – не поднимая головы, но чуть повернув ее в сторону патрульного, чтобы тот видел скулу и край глаза, сказал Алекс. Голос даже не подрагивал.
– Хорошо. Удачного дня, гражданин – выплюнул парень, вставая. Он направился к старушке с ребенком на руках, сидевшей через два сидения, и повторил туже самую процедуру. Похоже, это были его стандартные действия, отточенные до автоматизма.
В это время уже был слышен грохот приближающегося поезда. Для того, чтобы незаметно попасть в служебный ход, нужно было спрыгнуть с перрона до прихода состава. Алекс встал и подошел к самому краю, огляделся, чтобы никто не заметил его и спрыгнул вниз. Он уже видел прожектор на первом вагоне. Прошел несколько шагов в сторону и вжался в стену, а через секунду его скрыл от чужих глаз остановившийся поезд. Волк выждал еще секунду и подошел к незаметной железной двери. Обычно она была заперта на ключ, но Алекс не был бы хорошим механиком, если бы не сделал себе дубликат. Поэтому с замком проблем не возникло.
Коридор был темный, освещенный светодиодными лампами через каждые четыре метра – как раз достаточно, чтобы не задеть оплетающие стены и потолок, вьющиеся змеями по полу кабели высокого напряжения. Боковое ответвление начиналось метров через пятнадцать, сразу после большого обрывка толстого красного кабеля. Это был темные полузаброшенный проход, которым не пользовались Бог знает сколько времени.  Коридор был метров сто в длину. Освещения там естественно не было. Но Волк всегда носил с собой карманный фонарик, поэтому он вполне быстро и благополучно добрался до самого «Костерка».
– Есть кто дома? – стандартное приветствие, проверка на наличие крыс и бомжей. Кромешная темень и тишина были ему ответом. – Как всегда, никого, – с этими словами Алекс протянул правую руку, нащупал рубильник и включил свет.
Огромный зал осветился сотней встроенных в потолок и стены ламп и декоративных светильников. Он чем-то был похож на один из залов Лувра: красивый орнамент на стенах, блестящий пол, натертый тысячами пар ног, высокий, восемь-десять метров, потолок, барельефы и мозаичный орнамент – такой красоте могли бы позавидовать некоторые дворцы. Обстановкой и дизайном интерьера Алекс занимался лично в течение многих лет: правительственные склады и хранилища, архивы музеев и галерей, военные склады и казармы, даже нижние уровни Башни Совета – все это объединялось обширной сетью забытых подземных тоннелей. Все они когда-то были ветвями подземки или канализационными каналами. Теперь же это всего лишь старые заброшенные тоннели и переходы, по которым можно пройти в любое место города и пригорода. И во все ходы можно было добраться через станцию «Огневая», бывшую когда-то главным направлением подземки в столице.
Зал был разделен перегородками на несколько зон. Прямо от входа начинался главный зал импровизированной квартиры – мягкий диван и несколько кресел, пушистый ковер на полу, картины, парочку статуй, позаимствованных из Исторического музея, создавали уютную и немного помпезную обстановку. Единственный вход, плотно запиравшийся на ключ и большой железный засов, прикрывал древний гобелен, изображавший сценку из средневековой охоты на вепря. Из «гостиной» вело пять дверей: кухня, спальня, ванная, кабинет и нечто вроде кладовки, в которой хранился всякий хлам и рабочие материалы. Практически все предметы в убежище были позаимствованы Волком из различных закрытых для всеобщего посещения мест. Но за внешним уютом и некоторой безалаберностью таилось вполне дееспособное и надежнее убежище. Во всех коридорах, начинавшихся на «Костерке», были установлены миниатюрные камеры, по две-три таких же стояли в каждой «комнате». Изображение с них выводилось на компьютер в кабинете, затем на мониторы, которые имелись в каждой комнате. Компьютер выдавал предупреждающий сигнал при появлении постороннего в пределах видимости. Все это оборудование очень давно помогал устанавливать один очень хороший знакомый и в чем-то сообщник, сгинувший в камерах Исправителей несколько лет назад.
Тщательно заперев за собой тяжелую стальную дверь, Алекс прошел на кухню и поставил чайник. Затем направился в кабинет, где включил радио на частоты Патруля и телевизор, настроенный на канал экстренного вещания. Пока передавали только стандартный набор перекличек и приказов. Но ждать осталось недолго. Сегодняшнее появление Дозорных возле его работы спутало Алексу все карты. Но он был хорошим игроком и даже с такой мелочью на руках сумеет выиграть эту партию. По крайней мере, он в это верил. Чайник закипел. Волк успел переодеться  и сделать себе чай, когда по радио наконец-то передали ориентировки на него.
– Александр Волк, Ч-2, автомеханик. Белый мужчина, 38 лет, рост – 180, вес 85 кг., черные глаза, черные волосы до плеч, азиатский тип лица. Место жительства: Столица, улица Патронов, дом 23, квартира 612. Неблагонадежен, проходил по делу преступления против Совета и общества. Возможно, вооружен. Опасен. При обнаружении объекта задержать и препроводить в Башню Совета, в отделение Исправителей.
Волка позабавило столь оперативное действие и четкое описание. «Возможно, вооружен. Опасен» - это была чистейшая правда и ни капли преувеличения. А вот и канал экстренного вещания заговорил. Каждый телевизор в стране был  подключен к этому каналу. За подключение лично следил Глава Совета и Министр внутренних дел. Диктор передавал почти то же самое, что и диспетчер Дозора. Отличие состояло в том, что он призывал каждого гражданина проявить сознательность и сообщить имеющуюся информацию об опасном рецидивисте патрульным или непосредственно Исправителям. Также прилагалось фото, сделанное на работе год или два назад.
– А я неплохо выгляжу, не правда ли? – сказал Алекс, обращаясь к болтливому экрану.
Диктор никак не прореагировал на замечание и продолжил монотонным голосом повторять ориентировку. Уже полетели первые ложные доносы в Дозор, дословно передаваемые диспетчером по радио. Каждый хотел выделиться, а людей, подходящих под описание Волка, было достаточно много в этом мегаполисе. Пока можно не волноваться – сюда не заглядывали уже много лет и вряд ли заглянут сегодня. Но действовать нужно быстро. Дозорные не такие дураки, как хотелось бы: не найдя его на поверхности, они догадаются пройтись по подземным переходам и тогда могут наткнуться на приготовленную Алексом установку. Тогда весь план, выработанный годами, оплаченный жизнями и здоровьем многих людей, полетит к чертям, а составлять другой будет уже слишком поздно.
– Но сегодня – день отдыха, - произнес Волк, когда диктор наконец закончил вещание. Он пошел в спальню – небольшую комнату с заполненными стеллажами для книг до потолка и кроватью под стеной – и, не раздеваясь, лег спать. Уснул он практически мгновенно – сказалось нервное утро – и спал до позднего вечера. Спал бы и дольше, но его разбудил пронзительный сигнал канала экстренного вещания при включении. Алекс подскочил на кровати и пошел смотреть, что же такого срочного можно передавать с такими электронными воплями.
Голубой экран засветился белым, появилось слегка одутловатое и невыспавшееся лицо диктора. За его спиной шла картинка со съёмкой в прямом эфире. Снимали его, Алекса, квартиру. В кадр попало худощавое лицо мисс Эванс, с вдохновением что-то рассказывавшей патрульным. Сотрудники Дозора проводили четко отработанную процедуру обыска, соседи боязливо выглядывали из приоткрытых дверей, стараясь не поднимать глаз на патрульных (особо изворотливые для этого использовали зеркальца). Аделия все не прекращала говорить, и Алексу стало любопытно, что можно рассказывать столько времени. Он включил звук.
– Я всегда была добропорядочной гражданкой – она заливалась соловьем, правда голосом не вышла. – Мне всегда казался подозрительным этот мой сосед. Уж слишком скрытно он себя вел. И вот, представляете, стучусь я к нему, хочу кусок мыла попросить, а дверь открыта. И тишина такая, что аж страх берет. Вот и решила в  щелочку образовавшуюся заглянуть, а вдруг чего увижу. И представляете, лежит тут!..
В момент кульминации ее вдохновенной речи оператор переместил фокус за спину журналисту, вглубь комнаты. Алекс похолодел. Посреди комнаты лежало распростертое тело. Светло-голубые глаза стеклянно смотрели в потолок, черные волосы странным нимбом окружили голову. У человека были перерезаны вены на запястьях. Медики уже закончили  работу и заворачивали тело в полиэтиленовый мешок. Рост, пропорции тела, все внешние приметы – точная копия его, Волка. Если бы он не сидел перед телевизором, то подумал бы, что умер. Он сжал кулаки, но телевизор не выключил. Его все еще мучило любопытство, хотя он примерно уже понимал общий план.
Журналист ненавязчиво прервал беспрерывный поток слов мисс Эванс и начал комментировать происходящее.
– Итак, похоже, опасного преступника, которого сегодня начал разыскивать Дозор, замучила совесть. Видимо он, наконец, осознал всю бесплотность своих попыток поколебать нерушимый строй нашей великой Державы… - и все в том же духе. Далее шел длинный перечень всех ужасных деяний, которые хотел, мог или уже совершил ужасный преступник Алекс Волк, Ч-2. Потом вступил диктор и продолжил в том же духе. Телевизор погас.
Тишину комнаты нарушил звонкий слегка истеричный смех. Алекс смеялся так, что едва не упал со стула. Это самая глупая уловка, на которую был способен Дозор. Но с другой стороны, теперь он был официально мертв и патруль мог делать с ним все, что угодно, и никто не смог бы ничего сказать (хотя и так не сказали бы). Но он был мертв, а трупов не ищут и трупам не помогают. Это не упрощает, но и не усложняет дело. Он знал, что его будут искать. То, что искать его будет только Дозор, даже немного упрощает дело – можно не так бояться показываться днем на улицах. Главные проспекты конечно закрыты, но никто и не собирался по ним ходить. Первоначальный план это не изменит.
Сейчас почти 10 вечера. У него еще достаточно времени, чтобы все успеть. План был отработан идеально, и практически ничто не могло сорваться (хотя случайности и не исключаются).
План был гениален и прост. Алекс не ставил себе целью теракт. Отнюдь. Это удел глупцов и смертников. Его идея была гораздо масштабнее. Дело в том, что Держава с ее сатрапскими порядками возникла не на пустом месте. Фактически, лет 50 назад люди сами выбрали для себя такую судьбу. До этого существовала действительно великая страна, практически мировая империя во всех смыслах. Но, как это часто бывает, ничто хорошее не вечно. Начался кризис. Страшный, губительный, он погребал под собой сотни тысяч людей. Когда с прилавков начали исчезать товары первой необходимости, взбунтовалась армия. Люди больше не верили тогдашнему правительству и обратились за защитой к владельцам крупнейших межнациональных компаний. Собственно, именно они и послужили косвенными виновниками кризиса, но об этом стало известно гораздо позже. Так вот, владельцы и руководители почли за честь возглавить, как они называли. «новый мировой порядок», создав из нескольких стран одну Великую Державу. Народы, сплоченные общей бедой, охотно шли за сильными лидерами, которые пообещали чуть ли не рай на земле. Действительно, в первое время им удалось стабилизировать ситуацию в мире, утихомирить военных и вытащить Державу из той ямы, в которой она оказалась. Люди были благодарны своим спасителям. Решено было сохранить установленный строй.
Шло время. Всего изначально было 8 директоров и владельцев компаний, которые и образовали первый Совет Мудрых, глава которого и стал фактически правителем Державы. Но они все были уже не молоды. Кроме одного. Постепенно состав Совета менялся, на места отцов садились сыновья. И только один человек все никак не желал уходить. Каким-то только ему одному ведомым образом он умудрился склонить всех членов Совета на свою сторону и заставить их действовать так, как ему было выгодно. К тому времени он уже стал Главой Совета. Его называли Старший. Он был параноиком. Сначала это выразилось в усилении контроля патрулей. Граждане приняли это спокойно, многие даже радовались. Потом появился Дозор, обладавший практически неограниченной властью, и исправители, которым давалось право карать и миловать без суда и следствия. В этот раз люди тоже смолчали. Они были заняты другим.
Экономика развивалась сумасшедшими темпами, в Державе не было недостатка ни в чем. Народ благоденствовал. Но страны, не вошедшие в Державу, были недовольны таким поворотом дел. Экономические блокады, гневные протесты в международных судах, даже открытые военные стычки – все это еще больше развязывало руки Старшему. В Державе было введено практически военное положение. И вот тут свои неожиданные результаты дали перепроизводство и внешние блокады. Людям не нужно было столько товаров, они просто гнили на складах. Цены росли, предприятия разорялись, товары с прилавков постепенно пропадали. В связи с военным положением сначала был введен комендантский час, потом – нашивки с рангами. Ранги обозначали степень доверия правительства к конкретно взятому человеку. цвета менялись в световом спектре от белого до черного по убывающей, в каждом цвете было три номера – степень доверия. И что самое странное, люди все приняли. Покорно опускали головы перед высшими рангами и принимали все, что сваливалось на их головы. До недавнего времени. Почему-то народ принял и изменения основных законов Державы, и введение Исправительного отдела и Дозора, даже слежку в домах и обязательные пропаганды. Но в один прекрасный день, пять лет назад, в «пятиминутке правды» появился сюжет о показательной казни так называемой «террористической группировки». Все бы ничего, но самому старшему из террористов не исполнилось еще и 17 лет. Их вина заключалась в том, что они «изготавливали и продавали наркотические вещества»  - смешивали шипучку с аскорбинкой. Но нельзя было допускать даже намека на неповиновение. В тот вечер показали, как в расстреляли пятерых детей. Люди не выдержали и начали роптать. Сначала глухо и себе под нос, но потом все громче и громче. Контроль ужесточился, полномочия патрулей и Дозоров становились совершенно ничем неограниченными. Все попытки протеста пресекались на корню жесточайшим образом. Но уже было поздно. Чаша терпения переполнилась. Людям нужен был только повод, и тогда их будет не остановить.
Алекс знал, что нужна только идея, символ, а все остальное приложится. И вера, и верность, и жажда действия и свободы – все будет, только нужен толчок. И он будет. 28 апреля, ровно в полночь вся Столица соберется под Башней Совета, праздновать юбилей установления «истинной власти и благополучия». Совет боялся терактов, ближе чем на  200 метров подойти к пирамиде нельзя из-за бетонных заграждений. И это именно то, что нужно. Пирамида была построена почти сразу же после первого заседания Совета. Она – символ монолитности их власти, власти Старшего. И ее падение станет символом падения власти.
Подземные ходы, канализация, тоннели метро паутиной оплетают фундамент нерушимой Башни, проходят под и сквозь него. В этих переходах было заложено несколько сот килограмм взрывчатки и фейерверков. Все должно быть красочно и под музыку.
Единственная проблема – добраться до детонатора. Для такой массы опасно было устанавливать дистанционное управление на большое расстояние, потому детонатор находился в 200-х метрах от самого здания. И, самое страшное, на поверхности, примотанный скотчем под сидение одной из скамеек возле ограды. В радиусе двух кварталов ни одного входа в подземку. Но Волку было не привыкать к трудностям. Хотя эта, пожалуй, была самой опасной и, если повезет, последней. Он на это надеялся.
Десять вечера. Пора выдвигаться. На улице будут толпами ходить Дозорные и патрули, возможно даже сами Исправители, но это не страшно, их всех можно обойти. Но как обойти толпу на пощади? Они уверенны, то Александр Волк мертв, это сыграет ему на руку, поможет спрятаться: ну кто поверит, что репортажи врут?.. Глупый вопрос. Практически все. Смех снова нарушил тину убежища, но на этот раз он был наполнен горечью. Все получится. Про сто не может не получится. Слишком много людей отдало свои жизни за эту идею. А идеи всегда переживают своих носителей.
Алекс не спеша оделся, выбрал красивую яркую рубашку, которую он купил еще давно, специально для таких случаев, для больших праздников. Любимая ветровка и джинсовая кепка – сборы заняли 5 минут. Ножницы в карман, ножи в рукава. Он готов.
Прощальный взгляд на заброшенную станцию, превращенную его стараниями в музей. До встречи, родная, не скучай. Протянуть руку, выключить свет, запереть за собой дверь. Все. Обратного пути нет.
Он вышел все через тот же коридор, только свернул на развилке в другую сторону. Еще несколько поворотов – и он перед дверью на станцию «Фонтанная». От нее пройти по переходу – и Алекс в двух кварталах от цели. Сердце замирало при каждом шаге, но внешне Волк был спокоен, как танк. Он не имел права на ошибку, особенно сейчас.
На поверхности светло, как днем, фонари исправно освещают улицы. А куда не достают они, заглядывают пристальные стражи порядка. Он все еще ищут «врага народа». Алекс поднял глаза к небу. Оно все еще было затянуто низкими злыми тучами. Казалось, воздух вот-вот взорвется от напряжения. «Ну где же дождь? Когда же начнется дождь?».  Голову опустить, глаза в землю – и вперед к площади скоро наступит конец. Каким бы он ни был.
Каждый раз, когда в поле его зрения попадали начищенные блестящие сапоги патрульных, нервы Александра натягивались до предела, и он нащупывал кончик стилета  рукаве. Но пока ему везло. Прижимаясь к сенам, стараясь держаться в относительной тени, медленно и осторожно пробирался он к своей цели. Еще немного, всего один квартал. Он уже слышал многоголосый гул человеческого моря, собравшегося перед входом  на территорию Башни. Но он не рисковал поднимать глаза. Если бы он взглянул перед собой, то увидел бы озабоченные лица Дозорных и плохо скрываемое бешенство исправителей. Они все еще искали его.
И вот он уже на площади. Ровно четверть двенадцатого. Он немного рано, но сорок пять минут – это не время. Он научился сидеть в засаде и ждать гораздо дольше. К тому же можно не спеша и не привлекая внимания протиснуться к заветной скамье. Чем ближе к ограде, тем плотнее становилась толпа, тем труднее было пробираться вперед. Но он упрямо шел, не глядя вверх, бубнил извинения себе под нос – и его пропускали. Он краем глаза замечал мелькающие там и тут начищенные сапоги и ляхи патрульных, цепкие взгляды профессиональных доносчиков и стукачей. А ему все еще везло. Он моли небо, чтобы это везение продолжалось как можно дольше, не ради него, а ради всех, кто собрался сегодня здесь и ради всех, кто еще соберется. Он хотел жить. Отчаянно хотел жить и потому так старался не ошибиться.
Полдвенадцатого. Он уже почти у цели, но тут кто-то схватил его за руку. Сердце сделало сальто-мортале и замерло где-то под горлом. Алекс медленно поднял глаза, готовый в этот момент встретиться с самим Дьяволом. Две пары голубых глаз встретились. Эдуард Качер,  его сосед из 610-й. Вырваться из железной хватки этого верзилы практически невозможно. Волк и не пытался. 16384льцы свободной руки стиснули тонкое холодное лезвие. Еще одна жизнь уже ничего не будет значить. А там – будь что будет, но он доберется до этого чертового детонатора. Слишком много крови уже было пролито ради этой идеи.
Эдуард крепче сжал руку мятежника, слегка притянул того к себе. Тихий, едва различимый шепот показался Алексу громом среди ясного неба:
– Удачи тебе…
Алекс замер. Неужели… Синие глаза напротив нагло подмигнули, Качер разжал стальной захват и развернулся лицом к Башне. Только в этот момент Волк заметил рядом Сашу и троих детей. Они смотрели на него и улыбались. И в этой улыбке было все, что так необходимо любой идее: вера, вера и надежна на лучшее. Они верили ЕМУ, Алексу Волку, «неблагонадежному» со стажем, собиравшемуся осуществить эту идею.
Мятежник усмехнулся, глаза сверкнули льдом в свете фонарей. Вперед! И не останавливаться. Ни за что. Никогда.
Волк двинулся дальше. У него осталось почти полчаса, а впереди еще десяток рядов зрителей. Это все ерунда, на которую хватит и пятнадцати минут. Он еще не видел заветной скамейки, но знал, что движется в нужном направлении. Слишком часто за последние пять лет он проходил этот маршрут.
Под самым забором стояли вооруженные до зубов военные, стерегли покой Державы и ее главы. Они даже не заметили тень, беззвучно прокравшуюся под носом. До красной кнопки десять шагов и три слоя липкой ленты под сиденьем. Он почти дошел. Будет время даже произнести прочувственную речь. Про себя, конечно…
Нельзя заранее надеяться. Сколько раз Алекс зарекался радоваться раньше времени ведь тогда обязательно что-то пойдет не так. Этот раз не стал исключением. Волк уже подошел к скамье и собирался наклониться и достать детонатор, но перед глазами остановились, прищелкнув каблуками, блестящие черные сапоги. Черт!
– Пройдемте со мной, гражданин. – Знакомый голос. И знакомая рука на предплечье. Сейм Гарбан.
Черт!
Не поднимать глаза! Не вздрагивать и не тянуться за стилетом. Капитан Дозора не та мишень, в которую можно так легко попасть. Что ж, послушаем ,что он скажет. Выводить из толпы – себе дороже, разговор предстоит прямо здесь. 11:45. Время еще есть…
Колючие глаза Дозорного пронзали насквозь, а руки тянулись к капюшону. Сопротивляться нельзя, наоборот, нужно тянуть время. Капюшон бессильным крылом лег за спину, кепка упала под ноги. Хищная улыбка озарило лицо капитана.
– Так-так, гражданин Волк, давненько не виделись – такому шипению в голосе позавидовала бы любая кобра. -  Я же говорил, что поймаю тебя. Ты считал себя неуловимым, но глубоко ошибся. Не дергайся, мы все равно скоро поймаем твоих сообщников и в Державе снова воцариться мир и правосудие. А пока давай спокойно насладимся зрелищем триумфа Старшего и Совета и твоего оглушительного провала. Что ты хотел сделать? Прорваться к Башне со своими ножами? Или устроить показательное самоубийство? Не забывай, для всех людей ты уже мертв, ты вскрыл себе вены у себя в квартире. Знаешь, ведь очень просто было уговорить одного из заключенных прикинуться тобой: парик, немного грима и цветные линзы – и вот у нас получился прекрасные террорист, ничем не отличимый от оригинала. Только ты такой легкой смерти не жди. Сначала благородные Исправители вытянут из тебя всю информацию о твоих подельниках и ваших совместных планах подрывной деятельности. А потом с тобой поговорит сам Старший. Невиданная доселе честь, ты должен быть благодарен Ему за это. Ты молчишь? Правильно. Тебе все равно уже нечего сказать. Жаль только, что я так и не смогу увидеть эти легендарные «летающие кинжалы». Любопытно было бы посмотреть на тебя в деле. Ну ничего. Я думаю, исправители окажут мне малюсенькую услугу, позволив немного поразвлечься и проверить твои умения.
Яд и глумливая насмешка – голос Гарбана не выражал других эмоций. Во время всего монолога Алекс смотрел в землю, даже не шевелясь, стоял лицом к Дозорному и считал до десяти и обратно, успокаивая разгулявшиеся нервы. Еще не время. Пусть выговориться, пусть считает себя победителем. До удара гонга осталось совсем немного, и у хорошего игрока всегда остаются козыри в рукавах. Двое злейших врагов – сторожевой пес и матерый волк – стояли друг перед другом, как на ринге. Но вместо выкриков разгоряченной азартом толпы каждому был слышен только стук собственного сердца. Время близится. Несколько минут оба стояли молча, потом Гарбан резко развернул Алекс лицом к бетонной пирамиде. Пальцы капитана продолжали крепко сжимать руки механика.
– Смотри, осталось десять минут. Еще чуть-чуть – и загремит голос Старшего, люди снова склонят головы перед высшей властью. Ты знаешь, что самое приятное в этой ситуации? Ты допустил грубейшую ошибку, и я поймал тебя. Хочешь знать, где ты оступился? – Сейм шептал слова  едва ли не касаясь уха Алекса. Горячее дыхание обжигало шею. – Подземелья. Мы все о них знали. Неужели ты думал, что мы оставим без присмотра самую перспективную часть города? Ветки метро и канализация – наши камеры засекли тебя еще на подходе к поверхности. А ты и не ожидал, что тебя предадут твои верные канализационные крысы?
Он нагло блефовал. Ни метро, ни канализация не проходят под Башней. Там остались только старые бомбоубежища.
Дозорный уже открыто смеялся. Пять минут. Терпение, главное – тянуть время.
– Столько загубленных жизней – и ради чего? Ради безумной идеи свободы? Что есть свобода на самом деле? Свобода – это возможность подчинятся достойному. И мы обеспечиваем людям эту возможность. А ты хочешь все у них отобрать. Подумай, ведь Совет вытащил страну из бездонной пропасти, в которую ее втянули такие, как ты, мечтающие о демократии и всеобщем равенстве. Равенство невозможно! Только через жесткое подчинение можно добиться идеальной дисциплины, а значит – идеального порядка и благоденствия для всех. Ты слушаешь меня, Волк? Через минуту пробьёт полночь, и все будет кончено. Я хочу в этот момент видеть твои глаза. Одни пропащий человек рассказывал, будто в глубине твоих глаз можно увидеть собственную смерть. Кажется, его звали Антон Грейди. Это правда? Покажи мне!
Ох, зря ты, Дозорный, вспомнил Антона. Только благодаря ему Алекс и сумел осуществить свой безумный план. Он собирал детонатор из разбитых частей телевизионных пультов и джойстиков. Он сумел убедить Алекса в том, что все получится, вдохнуть в него веру.
Да, Гарбан, ты прав. Уже через полминуты все будет кончено. А вот какой будет конец – это уже не тебе решать. Ты хочешь увидеть мои глаза? Хорошо, увидишь.
Волк повернулся и начал поднимать голову. Нарочито медленно, как бы растягивая момент. Капитан не торопил, он был уверен в своей неприкосновенности. Зря. Никто не вечен. Огромные часы на Башне начали бить полночь. Люди на площади замерли.
Раз…
Тонкая нить ухмылки  скользит по лицу Волка. Отсчет пошел.
Два…
Пальцы снова сжали лезвие. Холодная сталь придавала уверенности.
Три…
Все выше голову, все шире оскал.
Четыре…
Детонатор.. Смешная штука. Если на кнопку не нажать до определенного момента, он включается сам. Отсчет – восемь ударов гонга. И два уже прошло…
Семь…
Глаза в глаза. Волчий оскал и собачий рык, плавно переходящий в трусливый скулеж. Кинжал легко выходит из потайных ножен.
– Ты хотел увидеть мои глаза, Дозорный? – верный сторожевой пес, но псы тоже боятся и поджимают хвосты. – Смотри. Видишь холод? Он ждет тебя.
Стилет под ребра. И ни единого звука. глаз Дозорного расширились от удивления и страха.
– И еще. Антон никогда не врал. У него была совесть.
Уже мертвое тело упало под ноги. Люди вокруг даже не пошевелились.
Одиннадцать…
Он стоит лицом к огромной бетонной пирамиде, накрывшей своей тенью всю страну. Сейчас все закончиться. Развалины не отбрасывают тень.
Двенадцать…
Оглушительная тишина. Секунда, две, три… И гром. Гром такой силы, что содрогнулась земля. Люди попадали на землю. Уши заложило, и опять настала тишина. Как в замедленной съёмке, бетонная громадина сложилась, как карточный домик, выпустив наружу море огня. Это было потрясающе красиво. Страшно и красиво одновременно. Люди молчали, молча смотрели, как осколки Башни падают в нескольких метрах от заграждения. Без единого звука военные бросали оружие, а патрульные срывали значки. Тишина…
И хлынул дождь. Потоки чистой, холодной воды буквально разорвали пространство вокруг, смывая серую бетонную пыль, раскрашивая глаза во все цвета радуги. Алекс поднял глаза к небу.
– Господи, - прошептал он, глотая капли, - как красиво…
Незаметно рядом оказался Эдуард. Он положил свою огромную ладонь на плечо соседу и так же молча смотрел на тлеющие руины на месте вечного монумента. Его глаза светились.
– Ты сделал это.
– Нет. – Сильный голос прозвучал тихим шелестом. – Мы…
Люди что-то кричали, разоружали патрульных, разбегались в разные стороны. Теперь они сами разберутся, что им делать.
Новый день принес новую надежду впервые за последние пятьдесят лет.
А дождь все шел и шел, смывая напряжение и усталость, обновляя и очищая. Наконец-то пошел дождь…