Я - Сыр 03

      Дорога длинная, ровная и прямая, без собак, которые могли бы на меня напасть. Солнце светит. Я жму на педали и пою:
               
                Отец навеселе,
                Отец навеселе,
                Хей-хо, дзе мери-о,
                Отец навеселе...
      
       Мимо проносятся машины, они обгоняют меня с жутким шелестом резины по асфальту. Шоссе №119 – хайвэй со сплошной жёлтой линией по середине. Я периодически съезжаю на обочину. Колёса тонут в рыхлом песке и скользят. Я теряю равновесие, затем выравниваюсь. Это мешает ехать, отбирает силы. Я боюсь, что меня может сбить машина, если буду долго ехать по асфальту. Но я напеваю:

                Отец берет жену,
                Отец берет жену,
                Хей-хо, дзе мери-о
                Отец берет жену.
      
        Пытаюсь спеть песенку, которую отец всегда напевает, комично  подражаю его голосу, то повышающемуся, то понижающемуся - протяжно и мягко. Когда он поет, у него ужасный голос: «У тебя оловянные уши», - говорила мать - но она всегда могла сплясать под эту странную песню. «Это наша песня», - говорил отец. И я могу вспомнить, как он поднимал меня на руки, когда я был маленьким, и подбрасывал меня почти до потолка, напевая:

                Жена взяла дитя,
                Жена взяла дитя…

        И тогда он мягко отдавал меня в объятья матери, когда она сидела, вязала или читала. И я извивался в ее руках, ощущая тепло и защиту от всего плохого, что есть на свете. Мне было тогда, кажется, всего лишь пять или шесть. И отец самодовольно напевал:

                Хей-хо, дзе мери-о,
                Фермер навеселе.

      - Дейв, Дейв, - могла сказать мать. - Ты дурачок, ну просто настоящий дурачок, - звучало смешно и, вместе с тем, с нежностью в голосе, и аромат её духов обволакивал меня с ног до головы.
     -  Эх… Что вытворяют в других семьях, во время их традиционных песен? - мог сказать отец, кривляясь как клоун и прыгая по комнате:

                Ребенок взял кота,
                Ребенок взял кота…
   
      - В них ничего не вытворяют, - могла сказать мать. Та старая игра для меня всегда была удовольствием. Конечно, это было еще до того, как мать стала печальной, до того, как тревога навсегда поселилась у нее на лице.
     - Кто сказал, что ничего не вытворяют, напевая? - мог спросить отец. Глядя сверху на меня, он спрашивал грозным голосом: - Как тебя зовут, мальчик? - в тот момент он становился очень серьёзным.
     - Адам, - отвечал я. - Адам Фермер.
     Я весело заигрывал с ним.
     - Хорошо. Полагаю, раньше наша фамилия была Смит? Кого-либо спрашивая, ты напеваешь: «Мистер Смит навеселе, Мистер Смит…»
     - Дэвид, - говорила мать. И я весело смеялся, и отец мог начать петь снова…

   Я на шоссе №119:

                Хей-хо, дзе мери-о,
                Ребенок взял кота…

   Неожиданно славный выдался день. Октябрьские деревья горят на солнце яркими красками, все укутано в красное и коричневое. Временами поднимается ветер, срывающий с проводов стаю птиц в воздух, и птицы парят над шоссе. Я проезжаю длинный луг, весь усеянный коровами, жующими свою жвачку.
  Я рад, что не принял пилюль, и я напеваю:

                Кот схватил крысу за хвост,
                Кот схватил крысу за хвост,
                Хей-хо, дзе мери-о,
                Кот схватил крысу за хвост…

  Я стараюсь петь голосом отца, но теряю нить. Ветер держит меня за горло, и мне нужно набрать воздух. В легких жжет, и я думаю, что пока лучше не петь. Мои плечи сводит от боли, а пальцы болят там, где я сжимаю рукоятки руля.   
  Передо мной холм. Дорога беспощадно ползет вверх. Я оглядываюсь: позади меня – ничего. Я останавливаюсь, слезаю и смотрю на верхушку холма.
  Я качу велосипед. Вокруг пусто – ни души. Мне не хочется никуда. Полная безысходность. Но я все иду. Мне хотелось бы вернуться на ту заправку в Эйсвел. Можно было бы дойти до тех деревьев, что в стороне, присесть и отдохнуть, но я сомневаюсь в том, что мне стоит сходить с дороги. Кто знает, что скрывается за этими деревьями? Я боюсь не только собак, но и других животных, еще змей и пауков. Они – неразумны. Мне так нужно остановиться, но я продолжаю двигаться, двигаться – даже если устал.
  Я на вершине холма, и подо мной ковром стелется чудесный ландшафт. Миля, другая вниз по дороге, и белая церковь, окруженная кучкой домов, острым шпилем впивается в небо. Я прыгаю на велосипед и лечу вниз с холма, на встречу новым приключениям. Байк набирает скорость, и я снова парю и наслаждаюсь собственным полетом. Я спешу к тому шпилю церкви, как можно быстрее. И будет так обидно, если я потеряю контроль над байком. Я скольжу вниз с холма, и ветер ест мои щеки, кусает изнутри все мое тело, И я снова пою, пытаясь подражать отцу, и лечу с той же песней:

                Отец навеселе,
                Отец навеселе...

     Ветер подхватывает мой голос и уносит его в воздух. Звуки растворяются в нем, как дым.
       Я рукояткой руля ударяюсь в дорожный указатель…
       Лежу на земле. Все крутится в глазах: деревья, телефонные провода надо мной…
 
                Хей-хо, дзе мери-о,
                Отец навеселе…

       Голос ломается где-то очень высоко. Ясное небо и ветерок. Я дышу. Последнее, что чувствую: я жив, и я на правильном пути в Ротербург-Вермонт.


                -------------------


ТАРЕ   ОZК003        0845       date deleted T-A.

Т:            Мы можем побеседовать?
                (пауза 8 секунд)
Т:            Ты хорошо себя чувствуешь?
                (пауза 5 секунд)
Т:            Ты выглядишь несчастным, расстроенным. Что-либо не так?
                (пауза 15 секунд)
Т:            Постарайся сегодня быть лидером в нашей беседе.
                (пауза 10 секунд)
   Адам был не в себе, отрешен, не находил места и смотрел не то в пустоту, не то в себя, и доктор, если он, конечно, был доктором, он, наверное, им и был, с маленьким лицом, и непонятными глазами, которые его сверлили, когда он их поднимал. Он словно смотрел через ствол орудия, целился в него. Адам чувствовал себя мишенью, и почему-то он был рад тому, что он мог, как бы стоять в стороне, как бы сделав шаг в сторону от себя, и видеть со стороны их обоих, сидящих в комнате. Ему, конечно же, было любопытно заглянуть в свои внутренности, но не сейчас. А доктор Брайнт уткнулся в вопросник своими, с виду уничтожающими глазами. Он еще не реализовал свой ум и хитрость. Он думал: «Если я сделаю шаг в сторону, то, может быть, я смогу найти что-нибудь еще. Это возможность дать ему наслаждение, помочь ему вспомнить…» Вспомнить что? Он не знал - что-то, что-нибудь мимолетное, из закутка души, мучения прочь, и тогда он сможет достичь желаемого…

Т:           Может быть, отложим.
                (пауза 5 секунд)
Т:           Не стоит спешить. Попробуем потом.

END  ТАРЕ  ОZК003


                -------------------------------------------