Забвение отрывки

Отец жил с семьей в далеком итальянском селении. У него была жена, которую он любил страстно и двое ребятишек. Всеми чертами походя на других селян, он никогда не улыбался. Для всех это было как будто привычно; дети смеялись с матерью. У отца же они не находили понимания.
Много лет назад он полюбил ее, и лицо его покрылось мраком: любовь его была холодна, томление – мучительно. Он не протягивал к ней рук, как ему того хотелось, а смыкал их за спиной. Так, она нашла его умирающим, забившимся в угол, и полюбила его безвозмездно.
С тех пор он всегда любил ее хрупким, изможденным болезнью чувством. Утром он дожидался ее пробуждения, смотрел в ее светлое лицо, быстро и безмолвно выпивал молоко, шел в поле, впрягался в упряжь за место тягового вола и до вечера вспахивал землю. Иногда жена и дети ходили издали смотреть на него…

Был самый несчастный в мире, кого знал Гриандо, тот, который не был человеком, но притворялся им. Авест, брат Гриандо. Он притворялся потому, что был рожден подобием человека. Еще мать, воспитывающая братьев вместе, не понимала, почему, когда Гриандо кричит от голода, второй малыш не подает признаков телесной нужды и остается жив. Но Авест жаждал лишь одного: присутствия живого не обращая на вещи никакого внимания. Поэтому вместо игрушек он был окружен животными: крысками, попугайчиками, ящерицами, рыбками.
Годы спустя, зимой на городской площади возвели каменный цветок. Когда ребята пошли с матерью в Старые Сады на пятничную ярмарку, они остановились перед открывшимся монументом. Гриандо не спускал глаз с каменного растения, Авест же рассеянно смотрел по сторонам. Мать обратила внимание младшего сына на цветок. «Но он не живой, - был ответ. – Мама, почему он не живой?» Тогда Гриандо почувствовал, что-то случилось и мать, словно проглотив правду, вымолвила: «Сейчас зима, сынок, он замерз». Никто, кроме брата, не знал, что много раз Авест возвращался один к каменному цветку, обнимая его, в напрасной надежде оживить. Если бы иному стало смертельно холодно, то его детскому тельцу становилось зябко. Он отдавал свое живое тепло, поглощая мертвый холод. Но камень оставался ледяным.
Когда мать заметила, что большие стеклянные глаза сына, выпученные на взрослых, начали сужаться и расширяться, она принялась учить ребенка моргать и постепенно – другому поведению, свойственному людям. 
С тех пор обращенный человек жил за компанию с другими. И окружающие верили в его человеческую сущность. Он никогда не оказывался ни с кем в ситуации, где люди могли обнаружить его физическую жизнестойкость; в него никто не вглядывался так глубоко, чтобы увидеть бездушевность его улыбки.
Как-то Авест гулял у озера и увидел стаю удаляющихся птиц. Какая-то новая сила тронулась внутри него, порвала одежду, разбила цепи и устремила его вослед птицам. В этот день, когда Гриандо смотрел в небо, ему казалось, что он вглядывается в бесконечность.

С потерей брата Гриандо не выходил из своей красной комнаты, несколько месяцев пребывая в одинаковом состоянии, сидя перед старинным дубовым буфетом. Затем дни его, погруженные в книги, начали раскрашивать красную комнату в парижские улочки, таинственные аллеи, бескрайние степи. Тогда перед ним, гладящим в затуманенные зеркала буфета, представало застывшее впечатление. Спустя годы затворничества, для Гриандо пришла пора покинуть свою комнату, и только среди людей он испытал одиночество.
Один год темные ветви за окнами видели Гриандо, воздвигающего архитектуру посредине стола, за которым сидели его друзья. Душа его проталкивала вперед огромные глыбы, вздымая и строя. И, время от времени, кто-то подносил руку с горящим пламенем, взращивая и укрепляя башню. И так делал каждый. И, когда они уходили, башня не рушилась, ибо каждый строил свою душу.
Через год, холодной зимой, Гриандо услышал, что он сооружал лишь свою душу, но не башню. Это означало, что вековая тьма буфета отразилась в его глазах. Отчаянье закрывало зеркала в красной комнате Гриандо и обращало ее в склеп.

Тогда Гриандо бежал сторожем в амбар, наполненном заготовленными на зиму яблоками. Там бесчисленное множество плодов легли в несколько слоев, беспросветно устилая дно. Так что Гриандо уединенно гулял по яблокам, спал среди них, в одном месте он даже соорудил себе нору, закрепив яблоки в стену наподобие кирпичей. Каждый вечер приходил хозяин и отпускал юношу домой к семье. Но случилось, что три дня он не появлялся и Гриандо совсем сник: ему и в голову не приходило съесть плод, ведь яблоки, которые он оберегал, не являлись пищей. Вернувшийся хозяин обнаружил Гриандо столь усталым, что пришлось поднимать его и оттаскивать самостоятельно. Все что Гриандо видел – это протянутое ему яблоко, что слышал через головокружение: «Табу не нарушил, но толку от тебя уже нет».