Весточка

Бэба в племени не любили. Особенно Ягх. Брат Ягх.
Бэбу никогда не стать таким искусным охотником и следопытом как Ягх. Хромой от рождения, жалкий и неуклюжий, Бэб мог рассчитывать только на случайную подачку или сытую дремоту сородичей, чтобы утолить вечно терзающий его тело голод.
Мясо. Много мяса. Вот что было целью существования. Его жарили на костре, вялили под жарким Солнцем или просто ели сырым, утирая вонючими, кишащими паразитами, шкурами кровавые потёки. Жадно и бешено вращали глазами, издавая сытые вопли.
В такие минуты Бэб тихо исчезал в глухих и холодных переплетениях пещер.
Одиночество.
Ничто не терпит пустоты, сознание само ищет себе забаву.
Вначале от безысходности и тоски, а после со всё большим желанием и старанием, Бэб начал создавать ЭТО.
Вывалив от напряжения язык и сморщившись от терзающего его восхищения, он творил мир. Мир, который он видел снаружи.
Здесь было всё. И великолепные стада сытых оленей, пасущихся в пойме, и притаившийся подле них хищник, и горы, далёкие вершины которых были вечно покрыты снегом, и.. и.. много всего другого, для чего ещё не было названия.
И даже Ягх там был. С копьём и добычей.
Как много можно сделать при помощи простого обугленного куска дерева!
Вот и сегодня Бэб, перед тем как взять в руки уголь, восхищённо созерцал всё то, что сотворил за два долгих года. Почти половина огромного зала была испещрена закорючками и загогулинами, точками и волнами, кругами и линиями, фигурами и тенями..
К чему всё это?
Зачем?
Бэб всегда гнал от себя эти мысли. Ведь, поддайся он им, и всё. Он не сможет найти ответ. Что он будет делать потом? Есть мясо? Да. Мясо вкусное. Бэб может съесть много мяса, даже больше чем Ягх, но разве смысл в том, чтобы просто есть? Есть для того чтобы жить, а жить для того, чтобы есть?
Бэб не мог доказать даже себе, что мясо – это не всё, ради чего стоит жить, но он знал, что иначе и быть не может.
Он всегда это знал. И год назад. И месяц, и неделю. И даже в тот день, когда брат нашёл его тайное убежище.
О, Ягх.
Бэб был бы так рад показать, чего достиг в этом, но Ягх увидел это сам. Бэб был бы счастлив рассказать, как это интересно, но за него это сделали приведённые братом соплемённики. Бэб так хотел услышать одобрительный рык за труды свои, но он не знал, что рассчитывать на это глупо.
Он ведь даже не успел придумать названия тому, чем он занимался. Он просто отдавал себя, ничего не надеясь получить взамен. Разве можно объяснить это существу, которое хочет только брать? Пусть даже это существо - брат. Родной брат Ягх..
Всё просто. И сейчас, и в прошлом. Выродков не любят. Того, чего не понимают, боятся. От всего лишнего избавляются. Жаль, что Бэб не знал этого.
Обида была настолько острой, что сжигала и душила, выжимала из глаз слёзы и требовала утешения, пока Бэб заливал холодные камни пещеры своей кровью. Пусть ЭТО длилось недолго. Ягх ведь не знает ничего, кроме мяса, но убивать он умеет. Хотя нет. Знает. Он знает, что такое позор. Пусть даже не его позор, а брата. Хорошее оправдание.
ЭТО длилось недолго.
НО ЭТО БЫЛО.
Смешно думать, что смерть одного изменит мир.
Смешно думать, что то, что он успел сделать при жизни, даст толчок другим разумам и расцветёт на почве собственного тлена ярким цветком.
Но нашлась рука, поднявшая с багрового камня кусок угля. Нашлись пытливые глаза, познавшие чувство восхищения. Нашлось сердце, готовое отдать тело своё за то, за что только оно считает нужным.
И это был ЧЕЛОВЕК.

***

В ушах звенело. Пищало и срывалось навзрыд. Хор в левом ухе заунывно затягивал: «А-а-а-а-а-а-а-а-а..». «У-у-у-у-у-у-у-у-у-у..» - тоскливо вторило ему в правом. Провёл ладонью. Кровь.
- Вставай, развалина! – блеснули белые зубы напротив – Хорош уже как дЕвицу красну головушку свою обнимать.
На душе потеплело. Взглянул в небо. Густые клубы жирного дыма лихо взвивались лопастями пикирующих бомбардировщиков. Моторы монотонно рычали, таща за собой фюзеляжи и крылья, замаранные свастикой. От блестящего пуза отделилась тёмная точка, и где-то рядом жарко ухнуло.
Боец закашлялся от фугасного духа и ухватился дрожащей ещё рукой за винтовку.
Дни. Месяцы. Годы? Сколько уже пашет метал сожжённую Сталинградскую землю? Пашет и засевает. Тугими болванками. Дымящимися остовами разбитой техники. Людскими телами. Мечтами и надеждами человеческими. Их судьбами. Ждать ли нам всходов?
- Идут. - вновь блеснули зубы и пропали за яркой вспышкой табачного пожара. Боец заворожено уставился на потрескивающую самокрутку. А та отчаянно смолила и тлела, неумолимо уменьшаясь в размерах.
После будет много времени, чтобы обдумать всё это.
Мы всю жизнь тлеем. Редкая яркая искра нашего существа мелькнёт и быстро угаснет в клубах бесполезного отработанного дыма. Кому же судьба уготовила долю сгореть в одной, но очень яркой вспышке? Такое бывает? Такое случается? Время такое?
Просто есть вещи, которые несовместимы. Нельзя войти в воду и выйти из неё сухим. Нельзя всю жизнь бежать от себя и познать признание. Нельзя быть трусом и любить Родину..
Судьба выбирает долю? Нет. ЧЕЛОВЕК выбирает судьбу. И горит.
Жаркое пламя не жжёт, но, пока живо, служит маяком другим. Высвечивает во тьме возможности и собственные недостатки, слабости и желания, бездонные провалы и катализаторы.
Быть может, именно этот огонь подожжёт тебя? И тебя. И его. И все вместе мы полыхнём таким жаром, что от мрака не останется и следа. Огненным валом пройдём по родной земле до самой цитадели зла, не оставив от неё даже пепла. Расплавим стены, выжжем само сердце и взметнёмся сквозь провалы яркими языками ввысь. К звёздам.
А вы говорите – подвиг. Что вы о нём знаете?
Попроси, и родная земля даст тебе сил. Возжелай и сбрось оковы мелочности и эгоизма.
Когда боец бросается на танк со связкой гранат, когда собственное тело – это последнее, что можно противопоставить свинцу и железу, когда от оброненного слова «жертва» хочется яростно плеваться и истерически хохотать..
Когда целый народ яростно цепляется за крохи родной земли и, несмотря ни на что, гордо смотрит в глаза смерти и врага, тогда слова бессильны. Они не нужны. Они вредны и заразны. Слова можно извратить, исковеркать смысл и подменить саму реальность прошлого.
Нужно просто помнить. Ничего больше.
Зачастую, мы ведь и на это неспособны, верно?

***

- Какая, к чертям, колония?!! Пускай берут под белы рученьки свои зады и тащат их к третьему генератору! Мать!!! Скажи, что если их не будет там через четверть часа..
- Они отключились, генерал.
Дрожащие пальцы в шевелюру. До корней волос. Взор в стол.
Разряд в череп?
Столько смертей не видел никто. В один день.
Треть человечества, или больше?
Венера. Марс. Комплексные базы наблюдения за Солнцем сгорели в течение получаса. Занялось на Луне. Связь с ними отключили, так как было уже поздно.
- Глупцы. Они пытаются спасти их и мрут как мухи..
Мы давно знали, что это когда-нибудь произойдёт и готовились. Но кто знал, что всё случится так быстро?
Умирающее Солнце поднатужилось и плюнуло в систему своей раскалённой оболочкой, одновременно сжимаясь до блеклого, жалкого карлика.
С Юпитера неумолимо «сдувало» атмосферу.
Но Щит ещё держался. Земля была ещё жива.
Дом. Милый дом.
Ласковый и суровый свидетель того, как мы плавали, ползали, ходили. Строили и тут же разрушали. Рождали и уничтожали в муках. Росли.
Такой большой и такой беззащитный. Твои сыны и дочери готовы на всё ради тебя.
И он верил.
А датчик мощности третьего генератора всё пол и полз к отметке «0». Чёртова железяка.
Зал управления Щитом умолк, когда один из сегментов защитной сферы начал светлеть теряя энергию. И смертоносная энергия рванулась сквозь.
И было теперь.
И стало потом.
Полоса, шириной всего лишь в 12 километров. Но этого было достаточно. Взрывался океан и кипела атмосфера. Как огромный мокрый платок её стягивало в образовывающуюся воронку. Комкало и жгло.
Горечь? Утрата? Катастрофа? Сколько слов придумало человечество, что бы описать свои самые трудные дни. Ещё минуту назад генерал, а теперь сирота.
Минуту назад человек, а теперь? Кто теперь?
Последние разумные существа с планеты Земля терзались от боли, которой никто из предков и представить не мог. Кляли и молили. Расставались с ненужной уже жизнью.
А дом, милый дом, тихо вращался на вертеле собственной оси.

***

Ни души. Тихонько мерцают панели и жужжат системы жизнеобеспечения. Карандаш выскользнул из усталых пальцев и весело ускакал в темноту.
Семьдесят четыре года прошло с тех пор как мы потеряли Землю. С тех пор, как мы потеряли себя. Двенадцать человек внутри жестянки на орбите Плутона.
Мы так и не успели познать Вселенную. Звёзды остались лишь несбыточной мечтой. Символом цели и стремления к ней. Мы лишились дома, так и не создав даже мало-мальски никчёмного приюта. Мы живём образами и тенями прошлого. Кажется, что и мы сами уже не реальны.
Вчера ушёл последний мой друг. Тело, завёрнутое в криоткань, отправилось в долгий путь к тусклым остаткам нашего светила. Скоро и я последую за ним. Нет. Я не боюсь сойти с ума. Просто так надо.
От нас не осталось ничего. Примкнув к зрачку телескопа можно и сейчас различить яркое пожарище Земли. Ядро пробудилось после падения оставшихся без управления огарков Щита и залило поверхность магмой. Полная стерилизация. Форматирование на низком уровне, если угодно. А мы, как временные файлы, всё ещё здесь.
Бывают такие моменты, что споткнёшься и, вдруг, осознаешь, сколько всего осталось без внимания. Даже процитировать некого. И тогда руки сами находят карандаш и двигаются в ритмичном танце. Туда – сюда. От строки к строке. Дань прошлому? Нет. Просто все эти звукописьма и голограммные архивы фальшивы до самого последнего байта информации. Кажется, что от них пахнет электроникой.
Эта рукопись, эта весточка то, что сохранит мысли, почерк и душу реального живого землянина. Последнего человека с планеты Земля.
Зонд уже готов к запуску. Найдут ли его живые существа? Проникнутся ли содержимым? Смогут ли оценить силу нашего духа от зари времён до кровавого заката? Плевать. Важно другое.
Я готов. Я ухожу. Из запасов в капсуле только самое необходимое. Только добежать до дому. Мне больше никуда и не надо. Прах к праху. Слишком уж избитая цитата, но что можно сказать глубже?
Стартовый толчок вдавил моё тело в кресло, но мысль моя не с ним. До Земли ещё сорок часов полёта, так что я успею вернуться.
Как символично. Когда тело стремится вниз, к Земле-матушке, дух всё так же рвётся ввысь, к неизведанному.
Сквозь пространство и время.
Без места и адреса назначения.
Без тайной надежды на сочувствие.
Чтобы жить вечно.