Любовь и коллайдер

Я работаю в библиотеке. Кто к нам приходит? В основном интеллигентные пожилые люди. У нас два клуба есть: «Хозяюшка» и «Поэтический». Праздники устраиваем, бабушки и дедушки стихи читают, иногда приводят малолетних внуков, бывают концерты из музыкальной школы.  Школьники, им всегда нужно в последний день к уроку прочитать Толстого или Достоевского, и всегда не хватает экземпляров. Младшие очень любят «книжкину неделю»,  выставляем рисунки, поделки, для всех устраиваем чаепитие, каждого похвалим. А молодежь бывает редко. Зачем им? Есть Интернет, а у нас старые фонды, новинок не много. А люди моего возраста и вовсе не заходят, разве что какая-нибудь мама с первоклассником. Но вы не подумайте, что я жалуюсь. И старикам, и детям мы нужны. Нелепо думать, что все и вся должно быть только для сияющей юности. Да… что-то я расфилософствовалась. Старею. Стародевичье начинает пробиваться. Да, вот о чем хотела рассказать.
     Прошлой весной  пришел в библиотеку человек лет тридцати. Аккуратный, невысокого роста, русые волосы, очки в тонкой оправе. Спросил подшивку местной газеты. Долго сидел, делал выписки в зале, а когда возвращал, как-то особенно посмотрел на меня…
«Дура, ты, дура» - думала я, когда дверь закрылась и воцарилась наша обычная долгоиграющая тишина, -«Тоскуешь без мужского внимания, и чудится всякое».
Но надо же было такому случится, что на следующем нашем читательском вечере, посвященном русскому романсу,  он объявился. Провожал меня домой, и шли мы неспешно под холодным апрельским ветром, и луна блестела в лужах. С того вечера стали встречаться. То на выставку какую-нибудь вместе, то просто побродить по городу. Говорили много и о разном. Он рассказывал странные, непривычные  вещи. Про девушку, которую любил в юности:
-У нее были глаза испуганной лани и щеки как маков цвет.
А я усмехалась про себя: «Много ты ланей видел, городской житель!» Но ничего не отвечала, только улыбалась. Не хотелось мне спугнуть возможность, не счастья, конечно, потому что никакого такого огня между нами не горело, а не-одиночества.
Есенина читал наизусть. Не очень этого поэта люблю, но лучше так, чем футбол и пиво.  А он постепенно становился все говорливее. Коллайдер этот, прямо  доводил его до бешенства:
- Ты даже себе не представляешь, какое это зло! Деньги чудовищные! За эти деньги можно миллионы голодных накормить.
Я тихонько возражала:
- Ну что ты?! В Древнем Египте разве не было голодных, а пирамиды же строили, так и коллайлдер этот. Пусть.
- Нет, ты ничего не понимаешь, это жидо-массонский заговор!  И все, что в нашей стране происходит, и… Нет, ты только посмотри, в витрине масонская звезда!
А потом  извинялся:
- Прости, я дурак, со мной красивая девушка, а я… - и принимался целовать.
В следующую встречу все повторялось. Нежность – и политические разговоры. Объятия – и масонские знаки на каждой рекламе. Я боялась привыкнуть к его рукам,  губам. Потому что уже мало сомневалась, что это все не так просто, что у него, скорее всего шизофрения.  И все-таки привыкала. Хотя  знала: если с ним что-то случится,  оставлю его, предам, потому что настоящего безумия боюсь, в какие бы дебри не залетала моя душа  в мечтах.
А он, наверное, чувствовал что-то. Не спешил знакомить с родителями. Я тоже не спешила. Встречались на даче, осенью в холодной комнатушке не раздевались, забирались под старое одеяло, долго согревали друг друга. Зима приближалась. На дачу ездить - совсем не уютно. Звонить стал все реже и реже. Наконец, неделя молчания. Сколько ни набирала номер, никто не отвечал. Прошла еще неделя, я уже готова была мчаться к нему домой, и пусть его родители думают, что хотят, когда в трубке отозвался знакомый голос:
- Да, да, здравствуй, узнал, конечно.
- Что так надолго пропал, не болел?
- Нет, не болел. Но я женюсь и попрошу мне больше не звонить.
Плакала ли я? Нет. Не таким уж долгим оказалось  мое не-одиночество. И сквозь обыкновенную досаду-грусть «брошенной женщины» пробивалась неожиданно благодарное:
- Cпасибо тебе за то, что не успела тебя предать.
А коллайдер? Ремонт  ему предстоит, и, кажется,  длительный. Много ли я в этом понимаю? Не больше того, чем говорят в новостях.