Невидимый город. Глава 11

– Николай Владимирович, знаете ли вы, как появляются галактики?
– Дня три тому назад как раз читал об этом. Я взял в библиотеке несколько научно-популярных книжек. Полистал их и неожиданно наткнулся на главу, в которой как раз рассказывалось о том, как образовываются галактики. Я, Андрюша, не увлекаюсь астрономическими новинками. Хотя в свое время, будучи студентом, интересовался устройством вселенной и даже хотел заняться космологией. Мне казалось, что это и есть самая глобальная наука – об устройстве всего нашего мира. Потом я почитал какие-то книжки, статьи разные и понял, что никогда этим заниматься не буду.
– Почему?
– Потому что очень уж спекулятивная эта область. Да и придумать я ничего не смогу. Знаешь, сколько существует разных теорий об устройстве мира? Очень много. И любую из них трудно, практически невозможно проверить. Я вдруг понял, еще в молодости, что если даже и создам какую-нибудь теорию, то она ведь будет одной из многих. А главное, если даже она окажется верной, не так-то просто мне будет это доказать. Ведь любой космолог спешит сделать все, чтобы именно его взгляды признали. Даже тогда, еще студентом, я понял, что большинство теорий – бред сивой кобылы. Неужели их создатели не понимают этого? Я решил, что не стоит посвящать себя той науке, которая кишит сомнительными идеями, и в которой все борются за свои глупые теории так, что аж скрежет зубов слышен. Во всяком случае, так мне представлялся раньше космологический котел. Я решил, а зачем мне усложнять свою жизнь? Займусь-ка я более простыми вещами. Вот и занимаюсь я до сих пор ими. Толку от них, может, немного. Но все же борьбы за место под солнцем в моем деле особо нет. Прости, Андрюша, ты же меня о галактиках спросил. Так вот, наткнулся я случайно на книгу, в которой рассказывалось, как они образовываются. Вспомнил молодость, свои дерзкие мечты постичь невозможное, например, узнать, как устроена вселенная, и принялся читать статью.
– И как? Как галактики образовываются? – нетерпеливо спросил Андрей Иванович.
– В результате конденсации космического вещества. После большого взрыва вселенная представляла собой заполненное сверхгорячим веществом пространство. Но оно было не идеально однородным – образовывались в ней сгустки более плотной материи. Вокруг них и собиралось, или, как принято говорить, конденсировалось, вещество будущей галактики. Затем в нем образовывались звезды, также в результате конденсации. Да я об этом и раньше знал. Удивился, что космология со времен моей молодости не слишком вперед продвинулась.
– А вращение галактик как объясняется? Почему они вращаются?
– Про это, Андрюша, я нигде не читал. Не знаю, почему они вращаются. Я еще студентом, помню, задумывался над этим. Ведь сама вселенная, как целое, не крутится. И что тебя, Андрюша, вдруг это заинтересовало?
– Да вот Птицын рассказывал мне недавно об этих вещах, но совсем не так, как вы сейчас.
– И что он тебе рассказал?
– Что галактики образовываются в результате взрывов сверхплотного вещества. Причиной этого является увеличение со временем постоянной Планка. Меня поразило, что эта величина постоянно растет.
– То, что фундаментальные величины могут изменяться со временем, не новая идея. Вполне может быть, что они изменяются, я не исключаю этого.
– Как же они изменяются? по какому закону?
– Предположений всяких много. Кто знает, какое из них верное? А что, кстати, профессор по этому поводу сказал?
– Я не спросил его об этом. Почему-то не спросил… А ведь мог бы. Я был так потрясен его рассказом о галактиках, что про то, как изменяется постоянная Планка, не поинтересовался.
– Подожди, Андрюша, ты не слышал от него про аш-бомбу?
– Рассказывал о ней немного. Что якобы ее можно создать, основываясь на том же законе, который заставляет ядра галактик взрываться.
– Так-так, и что он тебе еще сказал?
– Ничего больше не сказал. Заявил, что в тайну ее создания он никого не собирается посвящать. И не потому, что за планету беспокоится. А потому, что эта тайна не тяготит его. Да, вот так он и сказал.
– Ясно. Ты, наверно, понял теперь, почему многие интерес питают к профессору, не только мы с тобой?
– Да я особо не питаю к нему интереса, это ведь по работе я должен с ним общаться. Хотя, признаюсь, он очень даже симпатичен мне как человек. Есть в нем что-то такое… бесконечно доброе. Во всяком случае, мне так показалось.
– Разное про него говорят. Некоторые, кстати, его считают недружелюбным. Но это не удивительно, он же особенный человек. Ты не заметил в нем никаких странностей?
– Как не заметил? Конечно, заметил. Его психическая организация весьма необычна. Например, он говорит, что верит только увиденному.
– Ты, Андрюша, все про него записываешь?
– Не все. А зачем про его психические тонкости писать? Мы же другим занимаемся. Кстати, до города мы с ним пока не дошли. В последний раз он буквально заставил меня слушать про образование галактик. Говорит, что в дальнейшем он может не рассказать об этом, даже если я буду просить его. Я вспомнил ваши слова о том, что важно все, касающееся профессора. Вот и решил послушать. Кстати, про галактики я сделал записи. Хотел еще сопоставить их с тем, что в современной науке по этому поводу говорится. Пока не успел. Но уже услышал от вас официальную версию. Думаю, про современный взгляд на это явление не стоит писать?
– Ты же не анализом разных теорий занимаешься. Кстати, если тебе удастся про аш-бомбу узнать!.. Огромный гонорар нам тогда будет обеспечен. Хотя… Нужен ли нам такой гонорар? Ты тоже так думаешь, Андрюша?
– Мне вообще не хотелось бы влезать во всю эту нечеловеческую суетню вокруг всяких бомб.
– Почему нечеловеческую? Очень даже человеческую. Профессор, кстати, из-за бомбы своей прославился. Но он по-прежнему ложку с этой бомбовой кашей мимо ртов желающих проносит. В страшный мир он впутался. Но меня интересует больше то, что же он может сказать про город. Он явно что-то знает, есть сведения. Но молчит, словно это тоже бомба какая-то. Он вообще скрытный человек. А то, что он тебя уже два раза впускал в свой дом, радует. Не со всеми он так гостеприимен.
– Да, действительно, он очень гостеприимный человек. Беседует со мной со вниманием, даже с  сочувствием, я бы сказал. Обедами каждый раз кормит. Его Авдотья Семеновна очень вкусно готовит. И вином меня угощал.
– Хорошо, все это хорошо, Андрюша. Это еще раз говорит о том, что не зря я тебя выбрал для нашего дела. Не со всеми он такой, далеко не со всеми. Он ведь и пинком может выставить из своего дома кого угодно. И такое бывало. Он лишь к избранным хорошо относиться, если можно так сказать. Например, к той же Авдотье Семеновне или, получается, к тебе. Я сначала не хотел говорить тебе об этой его особенности, что он может по-всякому к человеку отнестись. Ведь ты наверняка тогда отказался бы заниматься городом. Но, слава богу, все хорошо идет пока. Посмотрим, что дальше будет. Ты к профессору бережно относись. Он ведь знает, что тебя город интересует. Значит, со временем, может, и расскажет все, что сочтет нужным. А торопить его не стоит. Он сам лучше всех знает, когда о чем говорить. А пока запоминай и записывай все, что он тебе говорить будет. Все ценно. Такие люди, как он, редко рождаются, надо признать… Многие завидуют ему. А я вот нет. Да и ты, конечно же, далек от этого чувства. Хотя, чего кривить душой, может, в глубине души у меня что-то и шевелится. Я уже не молод, а чего добился в своей жизни? То, что сделано в лаборатории, это, можно сказать, ничего. И бога своего я не создал. Тебе смешно, наверно. Думаешь, старый завлаб совсем спятил, бога своего то ли создать, то найти хочет, но непременно совершенного.
– Я так не думаю. Но, по-моему, вы говорили, что бога уже создали… или нашли. Что город и есть ваш бог. Помните, вы рассказывали, что поняли это, когда ночью проснулись в холодном поту, а потом заболели гриппом.
– Может, я так подумал тогда из-за болезни. Может, она и явилась причиной этой мысли. Создал ли я своего бога? Может, и создал… А может, и нет. Раз говорю много об этом, значит, не создал его пока. И не нашел.
– Знаете, я иногда тоже думаю: а может, мне стоит поверить в бога, серьезно поверить? Но создавать его – это из области нереального. Да и зачем его создавать? Нужно ли это?
– Ты, Андрюша, счастливый, раз бога не хочешь создавать. А я вот хочу, но, думаешь, счастья мне это прибавляет? А город действительно хотят уничтожить, помнишь, ты спрашивал об этом, и не только пустынные террористы. Многим он не дает покоя. В результате получается, одни его ищут, чтобы навсегда уйти в него, другие – чтобы уничтожить. 
– А третий вариант есть? Есть ли мирный путь?
– Андрюша, здесь все не так просто, как тебе кажется. Мда… Ты, наверно, думаешь, что я запутался с этим городом да со своим богом? И ты, наверно, удивлен, что я при всем моем особенном отношении к городу и зная, что его просто горят уничтожить, всеми силами способствую этому уничтожению. Думаешь, дело во мне?
– А в ком же еще? Э-э… Я не совсем понимаю, что вы хотите сказать.
– Может, и во мне дело. Значит, я негодяй.
– Николай Владимирович, стоит ли так?..
– Иногда стоит, Андрюша. Стоит признаться себе в том, кто ты есть на самом деле. Хотя бы в старости нужно это сделать.
– Рано вы себя списываете.
– Ты так считаешь? Знаешь, недавно я себе то же самое сказал. Я еще подумал, а не начать ли мне жизнь сначала? Найти ее, ту, о которой я тебе говорил. Я ведь всю жизнь, получается, только о ней и думал. Всегда считал, что просто вспоминал ее, а, оказывается, не просто вспоминал. А даже если бы и просто вспоминал? Знаешь, если часто вспоминаешь, пусть даже просто так, это ведь о чем-то говорит… Она никогда не возникала в моих мыслях старой. Только молодой… Какая она сейчас? Я даже боюсь об этом подумать. Может, увидев седую бабушку, я разочаруюсь. А разочарование, понимаешь, даже хуже, чем одиночество. Когда перед моими глазами предстанет не юное очарование… Я ведь потеряю тогда все: любовь, тайну, бога, в конце концов. Зачем мне бог, если нет любви?
– Что-то мрачно вы все рисуете. Может, все наоборот как раз произойдет. Вы увидите ее, и вам будет дорог каждый ее седой волосок, каждая морщинка…
– Может быть… – Шлиман мягко улыбнулся. – А стоит ли рисковать? Стоит ли начинать новую жизнь в моем возрасте? Я сначала подумал, что стоит, а потом засомневался. Может, все же лучше уйти в мир иной, имея в душе любовь и бога, чем разочарование? А? Как ты думаешь, Андрюша?
– Не знаю. Мне не понятны, если честно, ваши беспокойства. Свою жену я вижу каждый день, и романтика в наших отношениях давно исчезла. Я ее, конечно, люблю, мне она дорога, она мать моих детей, в конце концов…
– Да, Андрюша, тебе меня, наверно, не понять. Я, признаться, даже не знаю, кому лучше – тебе или мне. Иногда мне кажется, что я глубоко несчастный человек. Но затем вспоминаю, что у меня есть она, далекая, прекрасная, загадочная, овеянная чем-то неземным. Мне кажется, я и ее создал. Не только бога, но и ее создал. И все они – в моей душе, в моем воображении. Я ведь могу позволить себе все это иметь, хотя бы в воображении? И это делает меня счастливым.
Андрей Иванович молчал и смотрел на завлаба. Неужели, неужели все это говорит он? Никогда Шлиман не представал перед своими коллегами вот таким. Андрею Ивановичу вообще казалось, что старого ученого ничего, кроме науки, не интересует. Он только работой своей, казалось, и жил. Даже в задушевных разговорах за чаем он почти не принимал участия. А если и говорил что-то, то как бы погруженный в другие сферы, не присутствуя в обыденной человеческой жизни. И тут вдруг, с того самого дня, когда он предложил Андрею Ивановичу заняться городом, в нем произошли какие-то непонятные изменения. Сначала Андрей Иванович не совсем осознавал, что перед ним уже не тот, прежний, думающей только о науке завлаб, не ведающий, что на свете есть и обыкновенная жизнь. Теперь перед ним другой человек, живущий оставшейся в прошлом любовью, призрак которой преследовал его всю жизнь. Андрей Иванович до сих пор не совсем верил, что Шлиман в душе такой и есть, каким он начал показывать себя с недавних пор. Кстати, только ему он таким себя и показывал. На совместных чаепитиях, в одиннадцать утра и четыре дня, завлаб по-прежнему был, как и раньше, немного не от мира сего. Так какой же он, на самом деле, его научный руководитель? А, может, он и тот, и другой одновременно? «А себя-то я знаю? – подумал вдруг Андрей Иванович, глядя на старого человека. – Прячется ли что-нибудь в моей душе? Может, и прячется. Все мы, наверно, немного шизофреники. Профессор Птицын смело в этом признается, а я нет. А Шлиману, похоже, доставляет наслаждение, что глубоко в душе у него что-то есть. И правильно он говорит, что, явив перед собой своего бога, он может убить его. И стремиться это сделать. Встретить свою единственную, пронесенную через годы любовь, постигнуть город…»
– Андрюша, ты хочешь еще что-нибудь сказать или услышать от меня?
Андрей Иванович вышел из тумана опутавших его мыслей.
– Нет, я все вам сказал. Наверно, я пойду. Ого, уже два часа ночи! Всегда, когда мы беседуем с вами, время словно в несколько раз быстрее бежит. Даже непонятно почему.
– Андрюша, а ты бы что хотел? Если бы к тебе явился волшебник и предложил исполнить любые твои желания, что бы ты попросил у него?
Андрей Иванович задумался.
– Наверно, много чего. Перечислять долго придется. Хотя… Трудный это вопрос, что же я действительно хочу.
– Для меня это тоже трудный вопрос. Наверно, я все же ни о чем не попросил бы волшебника.            
  Андрей Иванович молча встал.
Затем они ехали на машине Шлимана. Когда подъезжали к дому, Андрей Иванович увидел свет из окна спальни. Маша, как обычно, ждала его и не спала. «Все же я более счастливый, чем Шлиман, – подумал Андрей Иванович. – У него-то не светится окно».