глава 16. Наследство Артура

Через два часа с половиной, если судить по бортовым часам, а если принять во внимание мои воспоминания - то через гораздо больший срок, пилот Ли улыбнувшись повернулся к нам и стал показывать плацем на опушку леса, тянущуюся ломаной линией с северо-востока на юго-запад. Уже было семь часов утра, и граница снежной поляны с черными стволами деревьев просматривалась хорошо, но ничего заслуживающего внимания я не заметил.
Тем не менее китаец не унимался, и всячески пытался привлечь мое внимание.
-Да ничего я не вижу, - сдался я.
-Вот именно, добрый тселовек, - заявил Ли, — вас здесь никто не найдет. Артура не насли, и вас не найдут.
-А Артур уже здесь? - спросил я.
-Не спрасывайте меня, добрый тселовек, я не долзен говорить вам. Мой приказ высадить вас на опуске.
-Хорошо, — сказал я, - тогда снижайся.
Уговаривать китайца приоткрыть тайну о нашем будущем не представлялось возможным. Да и не было это особенно интересно. Вопрос был в том, кто вперед обнаружит труп Артура и зарегистрированную на него машину, причем на расстоянии друг от друга около десятка километров. Штерн все узнает заранее. А вот менты задумаются, каким образом машина сама уехала так далеко, и соответственно станут искать тех, кто ей в этом помог. Им ничего не стоит проследить по диспетчерским отчетам путь вертолета и через несколько часов они уже будут здесь.
Штерн должен будет выждать время, чтобы поиски выполнили бы другие, а уж потом достать нас из КПЗ ему будет не трудно.
Я хотел поначалу попросить Ли, чтобы он отвез нас в город, но таинственный дом Колдуна привлекал меня своей тайной, и хотя бы одну минуту я должен был там побывать. Тем более я тешил себя надеждой, что встречу хозяина; может быть в другом обличий, но встречу...
Перспектива складывалась не радужная. Нам оставалось проникнуть в дом, который, кстати, нужно было еще отыскать в густом девственном лесу, наспех перекусить, осмотреться, может быть, прихватить с собой что-нибудь нужное, только я себе плохо представлял пока хотя бы примерную характеристику этого "что-нибудь".
От сидения в тесной кабине и скрюченной позы тело мое затекло, а нервное и физическое переутомление грозило ввергнуть меня если не в кому, то в глубокий гиперсон, а это меня не устраивало. Я надеялся, что пустой холодный дом не поспособствует отдыху, который был нам физически необходим, и еще рассчитывал, что Артур оставил какой-нибудь транспорт. Как-то он же добирался до ближайшего города, и наверняка не на вертолете, который привлекает внимание выше допустимого.
Вертолет уже висел, плавно опускаясь в нескольких метрах над снежным полем. Он поднял вокруг себя белый вихрь залежавшихся снежинок. Высотомер не был очень подробным, и оставалось загадкой, как пилот угадает момент посадки, ведь вокруг ничего не было видно. Ли опускал машину плавно, и скорее всего тоже не мог предугадать момент касания с землей, а Елена, еще тесней ко мне прижавшись, недоверчиво вглядывалась в ослепшее окно.
Удар лыжами о снежное покрывало был мягким, но ощутимым. Я мысленно перекрестился, и спросил, обращаясь к пилоту.
-Что теперь?
-Все, — ответил тот, - идите в лес, и увидите дом, а мне пора.
-Куда ты летишь?
-Не спрасывай, добрый тселовек, - покачал головой китаец, - зелаю тебе удатси, и мне тозе позелай. Надеюсь больсе никогда вас не видеть.
Что можно было ответить ему на такие пожелания. Он выполнил с достоинством свою миссию, доставив нас на место, и, что вполне понятно, не желал больше иметь с нами ничего общего. Я не стал ничего говорить, а молча сидел и ждал, когда винт хоть чуть-чуть сбавит обороты, и когда такой момент наступил, открыл дверь и вывалился из кабины.
Поток воздуха, хоть и ослаб, все-таки ощутимо давил к земле, и, отражаясь от нее, залетал мне под плащ, доставая холодом даже в самые утепленные участки. Стоять было тяжело, если еще и учесть, что ноги ныли от усталости. Я ничего не видел и даже не представлял в какой стороне от нас находится лес. Потом, вспомнив, что прилетел не один, помог Елене выбраться из кабины и, утопая в снегу, мы отошли не безопасное расстояние.
Ли махнул нам рукой и начал набирать обороты с нарастающим ревом двигателей. Снежный смерч заплясал с новой силой и полностью скрыл от нас металлическую стрекозу.
Когда вихрь улегся полностью, вертолет уже превратился в точку над горизонтом, а мы стояли покинутые в пустынной местности и смотрели на него, как на потерянную надежду. Когда он совсем растворился в серости зимнего утреннего неба, с трудом передвигая ноги, мы направились к лесу тоже с надеждой, но уже другой: обрести хотя бы на час уютное пристанище.
Войдя в лес, мы сразу увидели его. Бревенчатое строение в традиционном деревенском стиле, стояло почти вплотную к окружающим его деревьям, густые кроны которых надежно укрывали его сверху. Дом был достаточно большим, с островерхой шиферной крышей и параболической антенной на ней, имел слева очевидно не отапливаемую пристройку из досок, а справа простое, но массивное, к тому же почищенное кем-то от снега, крыльцо.
Грубо сработанные ступени были освобождены от снега недавно, но не только это привлекло мое внимание. В обеих окнах, которые были обращены в нашу сторону, горел свет, и с трудом верилось, что Артур, последний раз уходя отсюда, просто забыл погасить его.
-Там кто-то есть? — вздрогнув спросила Елена.
-Возможно, — ответил я, доставая из-за пазухи пистолет.
Девушка сделала тоже самое и мы крадучись направились к дому, стараясь идти так, чтобы толстые стволы деревьев скрывали нас от крыльца и окон. Прятаться было глупо, так как если тут кто-то был, то наверняка слышал вертолет и успел подготовиться к встрече гостей. В этом случае нужно было погасить свет, чтобы сразу не вызвать у нас подозрения.
Мы начали обходить дом слева. Правильнее было разделиться, но Елена вцепилась в меня свободной рукой и умоляла не оставлять ее одну.
Пристройка во всю длину стены с обеих сторон имела двери, причем ближайшая к нам была заперта на висячий замок, а вторая — задняя была вообще не закрыта. Снег под ногами предательски поскрипывал. Возле той второй двери я увидел широкую полосу утрамбованного снега, которая являлась ни чем иным, как следом резиновой гусеницы снегохода. След начинался прямо от двери, вырисовывался петлей разворота, и исчезал между деревьями.
Были здесь и следы человеческих ног. Абсолютно свежие без протекторов от подошв, что наводило на мысль о валенках. Странной была только их величина. Ноги, оставившие эти следы, были маленькими, размера примерно тридцать седьмого, ну от силы — тридцать восьмого. Я вспомнил Артуровские лакированные ботинки, в которых он ходил еще в институте... У меня не было никаких сомнений, что именно Колдун был здесь, но, судя по отпечаткам ног, уже не в том обличий, в котором я привык видеть его.
-Это то, о чем ты говорил?- спросила Елена, указывая на снег.
-Что ты имеешь в виду?
-Артур после гибели стал ребенком?
-Может это не Артур.
-А кто?
-Китаец какой-нибудь, — пожал плечами я, — они тоже ростом мелковаты.
-Брось ты, Саш, ты же сам не веришь в то, о чем говоришь.
Так оно и было на самом деле, и черт меня побери, если я не ожидал, что столкнусь с чем-нибудь подобным, но когда это произошло, вовсе растерялся.
Я приоткрыл дверь сарайки и заглянул вовнутрь, чтобы убедиться еще раз, что снегохода там нет, хотя след разворота отпечатавшийся на снегу говорил, что из сарая именно выезжали, причем задним ходом. Темное вытянутое помещение оказалось пустым на предмет какого-либо транспорта, зато на стеллажах мне удалось разглядеть кое-какие инструменты, а на полу стояли несколько канистр и две двухсотлитровые бочки из-под бензина. На бочках были аккуратно скручены шланги, очевидно предназначенные для переливания, и в дальнем углу блеснула оранжевым цветом бензопила.
-Пусто? — поинтересовалась Елена заглядывая мне через плечо.
-Угу.
-Пойдем, обойдем дом кругом.
Мы зашли за угол и замерли в недоумении. Какой-то агрегат нехилых размеров стоял у стены и был прикрыт прорезиненным брезентом. Контуры его говорили о принадлежности к автомобилям, но диспропорция его размеров несколько озадачивала меня. Я откинул полу брезента и радостно вскрикнул. Это был так называемый "Big foot" марки "General motors", и очевидно на нем Артур по болоту или снегу добирался до шоссе, а уже там на какой-нибудь автостоянке пересаживался на обыкновенную легковушку.
-Здорово, - сказала Елена, поглаживая перчаткой по широкому большому колесу, - мы на нем
поедем отсюда?
-Я больше альтернативы на вижу, — ответил я, — однако странно, что Артур им не воспользовался, а поехал на капризном снегоходе. Может быть он уехал в город, ну, например, за продуктами, тогда тем более не понятно, зачем ему эти проблемы. Пятьдесят километров верхом по такой погоде — это многовато.
-Может быть он уехал совсем? - предположила девушка.
-Не может такого быть.
-Все-таки пойдем в дом, вдруг там что-нибудь найдем.
Мы обошли кругом оставшийся периметр и приблизились к крыльцу. Пистолет все еще находился у меня в руке, и я взял его на изготовку. В глубине души не верилось, что в доме нас может подстерегать какая-нибудь опасность, но осторожность не повредит никогда.
Крыльцо невыносимо заскрипело, когда я попытался бесшумно подойти к двери, и чем легче я пытался ставить ногу, тем сильнее скрипели рассохшиеся доски.
Я толкнул дверь, которая поддалась сразу, и очутился в ярко освещенной широкой прихожей. Прямо была еще одна дверь, а по бокам располагались двухстворчатые встроенные шкафы, по глубине и размерам больше похожие на кладовые комнатки.
Елена вошла следом за мной.
-Слушай, - удивленно сказала она, - дом-то протоплен. Тут кто-то был совсем недавно.
Мы вошли в следующую дверь, и оказались в просторной гостиной. Хотя дом и отапливался атомной энергетической установкой, камин в комнате еще хранил остатки огненного жара. К нему были обращены два кресла-качалки, а за ними, прямо посередине комнаты стоял полированный журнальный столик, на котором лежал исписанный лист бумаги стандартного формата, и он сразу привлек мое внимание. Почерк чем-то знакомый, но неуверенный говорил о том, что у нового тела, затекшего в период отсутствия в нем "астрала", не сразу получалось писать. Я не стал больше обследовать его, и с нетерпением принялся за чтение.

"Дорогой друг!
Я пишу эти строки потому, чтобы вы попусту не оплакивали меня. После смерти я благополучно совершил переброску в тело, оставленное здесь. Если тебе, Саша, придется умирать, то не бойся. Это очень больно поначалу, но потом приходит облегчение. Боль сохраняется, но на чисто психологическом уровне. Это почти не страшно, но не настолько, чтобы этим злоупотреблять. Берегите себя. Не поддавайся соблазну легкой смерти. Живи! Дерись за жизнь, даже если она у тебя не последняя.
Прошу простить за корявый почерк. Кому, как ни тебе знать, что привыкать к телу после длительного отсутствия - процесс долгий, тем более если, оно не является копией предыдущего. Это, кстати, еще один аспект, на котором я хочу остановиться. Если ты хочешь, то можешь догнать меня на вездеходе, который стоит за домом, но я попробую уговорить тебя этого не делать. Наши пути в борьбе со Штерном должны на время разойтись. Я знаю, что ты человек действия, и долго сидеть на месте не будешь. Упаси Бог тебя попасться к нему в лапы, но если это произойдет, то тебя непременно начнут пытать при помощи какого-нибудь детектора лжи, и будет трудно утаить от них что-либо. Я хочу, чтобы ты не знал, как я выгляжу. Так мне будет проще помочь тебе в критической ситуации.
В подвале ты найдешь недельный запас продуктов. В сейфе кодовый замок. Я запрограммировал его на год твоего рождения. Наличности хватит вам надолго. Надеюсь, они не обнаружат место вашей дислокации так скоро.
Мы обязательно встретимся еще, молодой человек. А пока до свидания!
Ваш Артур (теперь у меня другое имя)."

Прочитав послание, я передал его Елене, а сам погрузился в размышления, и не мог разделить последнюю надежду Артура, высказанную им в письме о не слишком быстром  нашем обнаружении. Дал бы примерно девяносто процентов против десяти, что где-то поблизости уже висят поисковые вертолеты. Что-то все-таки он не рассчитал в плане нашего бегства, и если это действительно так, то Штерн непременно этим воспользуется.
В тепле гостиной и созерцании остатков огня в камине меня потянуло в сон. Поспать было просто необходимо. Елена, безудержно раззевавшись, разделяла мое мнение.
Я оставил ее в кресле-качалке перед камином и пошел обследовать остальные комнаты. Из гостиной выходило две двери, и, заглянув в обе, я обнаружил, что правая комната является рабочим кабинетом, а левая - спальней, причем они тоже сообщались между собой еще одной дверью.
На белом офисном столе кабинета стоял изувеченный компьютер, все детали которого были уничтожены с дотошной тщательностью, и готов был поспорить, что-то, что было способно гореть, уже давно проглочено камином. Из разбитого монитора торчала рукоятка молотка. "Ай да Колдун, — подумал я, - не для меня же он не оставил улик. Наверное, он понимает, что Штерн рано или поздно доберется до этого места."
В кабинете имелся встроенный шкаф, в котором могли заваляться какие-нибудь интересные вещи, но когда я открыл его, то увидел темную лестницу, которая вела вниз. Пошарив по полости шкафа, я поймал выключатель, и он осветил неоновым светом круто уходящий вниз коридор. Я начал осторожно спускаться, прислушиваясь к тишине подземелья.
В подвале, который располагался под всем домом без всяких перегородок, была лаборатория. Точнее раньше, по всей видимости, подвал являлся лабораторией, теперь же он был больше похож на последствия восьми бального землетрясения. Целыми были только большой промышленный холодильник, и несгораемый шкаф с цифровым замком, все же остальное, что могло нести хоть бит информации, было разбито, искорежено и сожжено. Здесь же среди обломков программируемой кофеварки, стояла маленькая электроплита, и я понял, что Артур вообще редко вылезал отсюда, что даже пищу готовил здесь. Какой-либо другой кухни в доме просто не было. В столе под плиткой я нашел пару эмалированных кастрюль, фарфоровых тарелок и другую кухонную утварь.
С первого взгляда на лабораторный погром, было понятно, что искать здесь нечего. Это было и обидно, но и в какой-то мере воспринималось с облегчением. Артур решил снять с меня ответственность за все, что могло быть мной обнаружено, и я немного был ему за это благодарен.
Я набрал на цифровом замке сейфа год своего рождения и открыл тяжелую дверь. Шкаф был поделен на два отсека, причем верхняя его часть была просто забита пачками денежных знаков, а в нижней, в специальных креплениях, стояло четыре автомата и два "цинка" патронов к ним. Оружие тут же оказалось у меня в руках, которые немного дрогнули под тяжестью заряженных «магазинов».
Я закрыл сейф и поднялся обратно в кабинет, выключил свет на лестнице и вернулся в гостиную. Елена, склонив голову набок, уже спала в кресле, вытянув ноги к камину. Мне не хотелось оставлять ее так, и я пошел обследовать спальню.
По всей видимости, Артур любил поваляться утром, поэтому тахта была поистине огромной и занимала треть всей комнаты. Такой же, как в кабинете, платяной встроенный шкаф был самым обычным, без всяких потайных лестниц.
На тумбочке у изголовья тахты лежал пульт от телевизора и, оглянувшись, я увидел, что прямо около двери в стенной нише имеется телевизор "Toshiba" с девятнадцатидюймовой диагональю. Короче, все говорило о том, что Артур, равно как и работу, любил утренний ленивый отдых.
Стараясь ступать тихо, и не скрипеть дверьми, я вышел на улицу, осмотрелся, затем вернулся в прихожую и запер входную дверь. Затем, положив оружие на журнальный столик, аккуратно перенес девушку в спальню. Она пробормотала что-то невнятное, но не проснулась.
Я решил дать ей выспаться, а самому посидеть и покараулить, для чего перенес в спальню одно из кресел-качалок, устроился поудобнее, разложив автоматы по подлокотникам и стал бороться со сном. Веки, по десять тонн каждая, неумолимо тянулись к земле, и мне приходилось активизировать всю силу воли, которая еще осталась у меня. Однако организм протестовал. Не прошло и десяти минут, как я погрузился в тяжелое небытие.
Разбудил меня звук чужого голоса и, встрепенувшись, я чуть не расстрелял несчастный телевизор, который Елена без предупреждения включила с пульта. Часы показывали полдень первого января.
-Зачем ты его включила? - спросил я, не до конца еще проснувшись.
-Просто так. Ты испугался?
-Да.
-Извини, я не подумала.
-Да ладно, ничего страшного, — отмахнулся я.
От длительного сидения у меня затекла спина. Хоть чуть-чуть отдохнувшим я себя не чувствовал, но спать пока не хотелось.
Прошло всего лишь двенадцать часов после того, как к нам с плохими новостями приехала Катерина, и четыре с небольшим, как мы находились здесь. По моим расчетам нас должны были уже выследить ребята из органов, но сколько бы я ни уменьшал громкость и ни прислушивался, мне даже не мерещился стрекот вертолетов или что-то похожее на механический шум.
По третьему каналу, который вещал из нашего города, шел дневной выпуск новостей. Смазливый диктор лет тридцати рассказывал о том, как праздновали жители нынешнее торжество. Когда наступила очередь криминальной хроники, я невольно прислушался.
-Новогодняя ночь, - говорил диктор, - ознаменовалась непонятным всплеском тяжких преступлений, на фоне который разбитые витрины и пьяные потасовки кажутся детскими шалостями. Кровавая трагедия произошла сегодня ночью на семьдесят первом километре северо-восточного шоссе. Осужденный за изнасилование работник правоохранительных органов, бежавший три дня назад из областной тюрьмы, отыскал вновь свою несчастную жертву и решил отомстить ей. Сотрудница научно-исследовательского института была убита с близкого расстояния выстрелом в затылок в своей машине. Преступник стрелял с заднего сиденья, причем молодая женщина сама под угрозой смерти привела машину на семьдесят первый километр. По предварительной версии уголовного розыска преступник потребовал пересесть жертву на соседнее место, якобы чтобы освободить ему водительское кресло, после чего хладнокровно убил ее. Обеспокоенные отсутствием сотрудницы на вечеринке, куда она обещала явиться, друзья вызвали по рации машину жертвы. После неудачных попыток связи они заподозрили неладное и сообщили в службу безопасности института, которая незамедлительно предприняла преследование. К сожалению помощь опоздала, зато преступнику не удалось избежать возмездия. Он погиб в завязавшейся перестрелке, предварительно легко ранив еще двух человек.
Это дело, несмотря на свою трагичность, не кажется сложным сотрудникам правоохранительных органов, и будет расследовано в ближайшее время.
Еще одна трагедия произошла на пятнадцатом километре Авиационного шоссе. Неизвестный, имя которого пока установить не удалось, следовал в сторону Аэропорта в своей машине "Opel-astra", и был атакован группой вооруженных лиц, следовавших за ним на автомашине "Grand Cherokee" Обе стороны были хорошо вооружены, и завязалась перестрелка с применением автоматического оружия. Преследователям не повезло. Выпущенная из Опеля очередь пробила бензобак, и джип сгорел вместе со всеми пассажирами. Преследуемый, получив две пули скончался от потери крови, хотя почти успел доехать до цели. Изрешеченною машину с телом нашли недалеко от подъездной стоянки Аэровокзала.
Для оперативных служб дело кажется простым, так как налицо мафиозная разборка, где могут быть замешаны интересы крупных преступных структур.
Не вызывает сомнения, что один из участников этой трагедии пытался покинуть город самолетом, когда кредиторы настигли его на полпути. Все четыре трупа пока не опознаны. Машина преследователей сгорела в считанные минуты, и те, кто был в ней, не избежали этой участи.
Всего за Новогоднюю ночь помимо перечисленного зарегистрировано шестнадцать разбоев, два изнасилования, шесть убийств. Краж, как и угонов автомобилей не прибавилось. Зарегистрировано двадцать шесть пожаров, в большинстве случаев причиной их возникновения служит неисправная пиротехника.
Мы с Еленой слушали телевизор, раскрыв рты от удивления.
-Ты что-нибудь понимаешь? - спросила она, когда выпуск закончился.
-Думаю, что да, - кивнул я.
-Что же это? Он ожил?
-Кто?
-Артур.
-Не думаю. Скорее Штерн прибыл раньше ментов, и подтасовал факты.
-А зачем?
-Думаю, он все-таки не хочет, чтобы оперативники заинтересовались нами, - ответил я.
-И что же это значит?
-Это значит, что у нас есть время подумать, а не бежать из этого места сломя голову.
-Это же здорово!
Елена потянулась всем телом, положив пульт обратно на тумбочку и посмотрела в мою сторону.
-Иди ко мне, - потребовала она, и у меня не было причин возражать ей.
Мягкая широкая тахта оказалась гораздо более удобным местом для отдыха, чем кресло-качалка, но вот компания Елены к отдыху не располагала.
-Ты помнишь, когда мы последний раз занимались любовью? — промурлыкала она, стягивая с меня через голову пуховый свитер.
-В прошлом году, - промычал я сквозь вязаное полотно.
-Так давно? Ого! — воскликнула она и засмеялась.
Сначала мы раздели друг друга до пояса. По части силы отдохнувших мышц Елена имела явное преимущество, и ей удалось быстрее справиться с моей одеждой в то время, пока я копался с завязочками и замочками под ее щекочущий смех и острые шуточки. Когда я сдался, и со стоном раздражения повалился на спину, девушка взяла инициативу в свои руки.
Я лежал на спине с закрытыми глазами и с удовольствием отмечал, что у Елены хватает сил кантовать мое тело с боку на бок. Тяжело дыша, кряхтя и бормоча что-то об африканских слонах, она членораздельно объясняла, что какими бы инертными эти самые слоны ни были, им все равно не избежать смелых наездниц.
Потом я почувствовал, что на мне не осталось ни одной ниточки одежды, и по звукам понял, что Елена раздевается сама. Мне не хотелось размыкать век, чтобы не спугнуть со своего сердца жалостливую истому ожидания, и не хотелось зрительно убедиться в своем поражении, устыдиться своего поверженного и растерзанного вида.
Однако, у Елены такой вид не вызывал ни жалости, ни презрения. Это я почувствовал по нежным прикосновениям ее рук, губ, волос и бедер. По-прежнему ослепленный по собственному желанию, я поднял расслабленные руки, пытаясь на ощупь определить происходящее. Жаркое подвижное тело моментально отозвалось дрожью на мое прикосновение. Я хотя и не мог до конца понять, какую часть этого тела ласкаю, но знал, что владелице оного это нравится, и стимулируемый такими догадками я усилил натиск.
Потом кто-то бережно вобрал меня в себя, и кровь поровну разделилась, заполняя собой только две части моего тела, одной из которых была голова, Я почувствовал ритм спокойный, но вызывающий, причем он протекал в явной противофазе с сердцебиением, и силясь догнать его для поимки резонанса, я пришел ему на помощь. Но волна убегала, чтобы продлить наслаждение, и стало ясно, что силы на ее преследование у меня истекли в мышцах пресса, а остались только в руках. Мне ничего не оставалось, как сдаться на милость победителю, и смириться с его условиями.
С каждой секундой мое состояние менялось, я пульсировал, как заторможенный стробоскоп, только не светом, а нервными импульсами: то напрягался, превращая мышцы в камень, то распадался на переплетенные волокна ваты. А потом ритм участился, как будто отупевший шарманщик начал втрое быстрее вращать свой кик-стартер. Но в этом темпе надолго меня не хватило. Я со стоном расслабился, и за одно мгновение устал в минус десять тысяч крат.
-Тебе понравилось? — спросила Елена через полчаса ленивой возни отходняка, но я не ответил, так как спал уже слишком сладко и глубоко.
Я проснулся поздно вечером, пробыв во сне почти двенадцать часов и обнаружил, что бережно укрыт ватным одеялом, и ни один источник света, кроме ополовиненной луны не тревожит моего покоя.
В ушах у меня гудело, а глаза плохо привыкали ко мраку, как это бывает, когда спишь долго, тем более изрядно выбившись из распорядка. Когда я попытался прислушаться, гудение усилилось, и я оставил на некоторое время попытки сориентироваться.
Захотелось покурить. Сигареты оставались где-то в плаще, а значит что на расстоянии вытянутой руки его быть не может, поэтому послесонная лень сыграла на руку моему здоровью.
На тумбочке, сверкая жирным маслянистым блеском в стальном свете Луны, лежал автомат. Второго поблизости не было и я подумал, что Елена, где бы она ни была сейчас, вооружившись поступила разумно.
По воспоминаниям прошедших событий меня прошиб озноб. Я был благодарен Елене, что она отвлекла меня и дала выспаться, но с наступающей явью сложившаяся ситуация пугала меня своей безысходностью. Именно в тот момент одинокого пробуждения я впервые подумал о том, что мне нужно вернуться. Я знал, что Елена будет категорически против, но считал, что рано или поздно смогу уговорить ее на этот рискованный шаг.
Предпринять его было много причин, и одна из них — сны. Во сне вероятность несанкционированной переброски повышалась в той же прогрессии в какой психика являла в память мысли об этом. Конечно, если бы я попытался вернуться туда по собственной воле, то тоже не мог рассчитывать на теплый прием, но в этом случае я бы морально подготовился, и возможно застал бы их врасплох.
Второй причиной было подорванное здоровье. Я, хотя и не был еще конченым алкоголиком, но за два года режима распутства и гульбища мой организм дал несколько трещин, а нервы просто измахратились и сгнили, как плохие нитки.
Переборов наконец лень и добравшись до выключателя, я при свете не спеша оделся. Надо было принять душ, но для этого его надо было сначала найти.
Верхние комнаты были погружены в безмолвный мрак, зато снизу из подвала доносились гулкие звуки какого-то действа. Когда я открыл дверь шкафа с потайной лестницей, в нос проник терпкий аромат варящегося кофе, и я возблагодарил судьбу за то, что не один на этом свете.
Елена даже не обернулась, когда я вошел в лабораторию. Она успела очистить рабочий стол от обломков, попросту скинув их на пол, и застелила его какой-то тканью, больше похожей на занавеску, чем на скатерть.
На плите помимо кофе готовилось какое-то кушанье, а справа от плиты на табуретке под небрежно брошенным полотенцем красовался автомат. Я усмехнулся этой композиции и подумал, что наверное такой и должна быть женщина, ведь она хранительница очага.
-До ужина ты успеешь принять душ, - сказала Елена, - он еще не совсем готов.
-Если бы знать, где он находится, - проворчал я.
Девушка кивнула куда-то в сторону, и тут я заметил дверь с матовым стеклом, на которую еще ни успел обратить внимания.
Душевая была обставлена просто, точнее почти никак. Небольшая ванна за полиэтиленовой занавеской, массивная раковина и пустой угол, куда по своим габаритом напрашивался унитаз, но которого там не было. Не понятно было откуда берется вода. Тут я вспомнил о чем говорил Артур и подумал, что справлять на улице естественные надобности дело не приятное. Колдун не успел купить утилизатор, однако отверстия слива воды из раковины и ванной куда-то вели, но мне было лень думать о подобных пустяках, и я смирился с тем, что никогда об этом не узнаю.
Когда, изрядно посвежев духом и телом, я появился перед Еленой, на столе уже стояли две тарелки горячего супа, а на плите потрескивала в сковороде яичница.
-Ты выспался? — спросила Елена.
-Да.
-Чтобы крепче спать, нужно постоянно устраивать разминку, - заявила девушка.
-После такой разминки костей не соберешь, - ответил я, - не разминка, а силовая нагрузка какая-то.
-Еще скажи, что тебе это не нравится.
-Но я же этого не говорил.
С иронией посмотрев друг на друга мы принялись за еду, и когда первые ложки супа упали в желудок, он радостно заурчал, приветствуя окончание длительного голодания, так как за последние сутки в нем не побывало и глотка воды.
-Что будем делать теперь? — спросил я, когда трапеза окончилась.
-Спать, ночь ведь на дворе.
-Да я вроде выспался.
-А я бы с удовольствием, - сказала Елена и зевнула.
Выключив в лаборатории свет мы поднялись наверх и уже по человечески, то есть с простынями и наволочками, разобрали постель.
Я включил телевизор с минимальной громкостью и Елена, обняв меня, положила голову на мое плечо.
-Ну что скажешь хорошего? - спросил я.
-А что сказать? Ты итак все знаешь.
По телевизору почти по всем каналам шли последние новости, а кое-где начались либо "ужасники", либо эротические шоу. Ни того ни другого мне не хотелось, и как только Елена выказала признаки дремоты, выраженные в ровном дыхании, я выключил телевизор и тоже попытался заснуть.
После дневного отдыха и крепкого кофе это оказалось невозможным. Я просто лежал без движения, чтобы не растревожить сон девушки и опять возвращался мыслями к неизбежности возвращения.
За окном, раскачивая кроны сосен и кружась в тазу параболической антенны на крыше, свистел ветер. В романтической юности каждый нормальный человек мечтает об уютном уединении где-нибудь вдалеке от кипящей жизни городов и в объятиях своей любимой. Нет ничего дороже у человека, чем телесное спокойствие и чистая совесть.
Я пожалел о том, что такое состояние продлится не вечно, а мне этого так хотелось. Я пожалел, что вообще ввязался в этот эксперимент, и проклял свое второе тело, которое теперь какими-то непонятными силами звало меня к себе. Это не был открытый зов или тоска "астрала". Существовала какая-то вынужденность. Бой еще не был окончен, даже не обозначились победители, зато мощный союзник покинул меня, а значит возвращение в институт стало необходимостью.
Я ломал голову, как преподнести Елене такое решение, и боялся грядущей истерики, как долгой и мучительной пытки. Какие аргументы смогут убедить ее? Она же женщина, а женщины - это инопланетяне, которых нам никогда не понять.
Они живут не по нашим законам, равно как и не по законам общества. У каждой из них свой собственный закон, и сами они в нем судьи и исполнители. Доктрины логики оказываются пустым звуком, если приходится выбирать, особенно если на другой чаше весов — любовь. Управлять ими можно только вслепую, полагаясь на опыт и интуицию, а самое главное, нельзя даже пытаться разобраться в нитях такого управления, так как можно сойти с ума.
Мне предстояло без разбора давить на чувствительные кнопки, и найдя слабое место, зацепиться за него, призвав на помощь все красноречие, какое способна извергнуть лингвистическая память.
Я уснул только под утро, и мне опять приснился морг. Не заняты были уже два стола, а Артур, голый и заметно постаревший, коченел с противной биркой на большом пальце ноги. Выходило, что и тела, дух которых еще продолжал оставаться в миру, тоже доставляются сюда. Непонятно почему, я обрадовался этому открытию. Я надеялся, что два оставшихся места предназначены для обоих моих тел, а не для кого-то из моих близких. Это не значило, что я хотел умереть, но показывало, что я снова стал относиться к смерти с презрительной иронией.
Много много веков, приняв все на веру, человек с удовольствием умирал за свои святыни. В моем же случае о вере речь не шла, а шла о знании с неопровержимыми доказательствами. Поэтому бояться было просто стыдно, стыдно перед предками, перед их верой и памятью.
Я проснулся внезапно, так как сон привел меня в яблоневый сад, и я знал, чем это может кончиться. Находясь еще пока на грани, я не соображал, где нахожусь, и комната моего пробуждения почему-то напомнила мне клинику доктора Бялкина.
Вспотевшими ладонями я сжимал автомат и глупо хлопал глазами. Сквозь непонятный гул своего сердцебиения, я услышал голос Елены.
-Да что с тобой происходит?
Этот голос был готов сорваться на визг, и шел как будто издалека, хотя Елена кричала мне прямо в ухо.
-Ну же, проснись, — умоляла она.
-Все... Все в порядке, — задыхаясь выдавил я, и тяжело опустился на подушку.
Теперь я понимал, что чем больше я думаю о возвращении, тем больше вероятность, что мне присниться «мантра». А значит, чтобы избежать случайной переброски, мне придется или вообще не спать, либо спать без сновидений.
В течение следующей недели я, как ужаленный, носился по всему дому и в его окрестностях. Я вычистил от мусора лабораторию, очистил от снега почти гектар леса, прилегающего к дому. Потом смел снег с крыши и опять перебрался на землю. Я наколол дров в десять раз больше, чем мог употребить наш камин за всю зиму. Навел в сарае идеальный порядок, затем опять все разгромил и убрался заново. В дальнем углу сарая я нашел трубу, уходящую в землю одним концом и оборудованную насосом. Другим концом она уходила на чердак, и я понял, что воду надо периодически подкачивать из артезианских глубин.
Я изматывал за день себя так, что под вечер валился с ног и спал, как убитый, а утром все начинал сначала. Елена смотрела на меня все это время так, как смотрят на безнадежно больного, но вопросов не задавала.
В конце недели я уже не знал за что мне ухватиться и к полудню заметно приуныл с ужасом ожидая ночи. Но и здесь я нашел выход. Я устроил Леночке такую ночь, что она весь следующий день провалялась в кровати, жалуясь на ломоту в мышцах и костях. Сам же я прямо с утра завел машину и уехал за продуктами.
Болтаясь по незнакомым улочкам на прокатной легковушке, я размышлял о средствах, с помощью которых мог избегнуть сновидений.
Сначала я остановился у аптеки, и купил снотворного в ампулах и таблетках, потом в видеотеке запасся порнофильмами и кассетами с психоделической музыкой, и лишь к тому времени, когда пора уже была возвращаться, я вспомнил про алкоголь.
Мое порочное прошлое благодаря Елене совершенно вылетело у меня из головы. Но теперь необходимо было вернуться к прежнему образу действий, так как только водка быстро и качественно способна отключить человека от действительности.
Я купил упаковку дешевого шотландского виски в пластиковых бутылках, чтобы легче было тайно без звона пронести ее в дом, к тому же избежать стеклянной тяжести.
Я знал, что Елена обидится, надуется и будет сильно переживать, но хотел таким поведением убедить ее в невозможности подобной жизни. Убедить в том, что для окончательного освобождения придется еще разок побывать в плену. Пока я еще даже не заикался об этом, но план уговоров у меня был уже готов.
Еще одну неделю я вычеркнул из жизни, потребляя безумное количество горячительного. Все, что запомнилось мне оттуда, это мелькание ничем не примечательных и не связанных между собою картин, иногда даже черно-белых.
Я видел, как бесилась Елена, как молотила меня по морде, выгоняла с кровати, отказывалась кормить и обливала холодной водой, а мне было все равно. Это продолжалось до тех пор, пока она не нашла в сарае мои припасы и не уничтожила их, предварительно конфисковав ключи от машины и сейфа с деньгами.
Этот разговор случился в конце второй недели нашего пребывания в доме Артура, когда я проснулся с диким похмельным синдромом, а Елена поднесла мне чаю с нашатырным спиртом.
Я сидел на кровати, согнув ноги в коленях и сжимая горячую чашку обеими руками, а Елена глазами, выплаканными за ночь, укоризненно смотрела на меня. Выражение ее лица говорило, что после любой моей фразы, какую бы смысловую нагрузку она ни несла, из глаз опять навернутся слезы с трудом сдерживаемых рыданий. Потому я молчал и болезненно швыркал лечебный чай, изредка поглядывая на девушку.
В тот момент я не склонен был к разглагольствованиям отчасти от того, что кроме своего состояния меня ничего не волновало, отчасти от того, что не знал, как приступить к интересующему меня вопросу. Короче говоря я ждал, когда Елена заговорит первой, и это произошло минут через десять.
-Саш?
-Гм?..
-Ты издеваешься надо мной, да?
-Мне казалось, что я издеваюсь над собой, — ответил я сильно сощурившись с надуманной целью облегчить очередной болевой спазм.
-Так нельзя, — сказала Елена, — ты уже не один, и рядом с тобой человек, который любит тебя. Раньше ты мог себе позволить убивать себя, раньше рядом с тобой никого не было, и раньше у тебя была в запасе жизнь. Теперь у тебя есть я, и нет лишней жизни, Саша. Понимаешь? Все изменилось. Тебе не избежать боли и похмелья, просто перебросившись куда-то, тебе не избежать моих истерик таким же способом. Может ты бы этого хотел, но, Боже мой, Саша, мы теперь единое целое. Мы связаны теперь не только нашей любовью, мы связаны с тобой страшной тайной, и общим могущественным врагом. Остановись!
-Я боюсь, — сказал я, пытаясь унять зубную дробь.
-А я нет, да?
-Я не о том, милая. Я боюсь, и у меня хватает смелости признаться в этом. Я боюсь за тебя, потому что люблю тебя, а жизнь в запасе у меня все равно остается. Какой бы она ни была, но это жизнь, но само это слово... Спроси у последнего бомжа, хочет ли он жить? Я боюсь случайного переселения. Если это случится, я не дам за твою жизнь ломаного гроша, а если убьют тебя, то какой мне смысл жить самому?
Я потянулся к Елене и прижал ее к себе, и слезы наконец-то полились двумя полноводными ручьями. Голова моя раскалывалась на части, но нашатырь уже проник в кровь и быстро расширял сосуды. Непонятно почему, на меня напал словопонос, и я начал разглагольствовать, ласково гладя девушку по волосам. Я повернулся в сторону, чтобы не дышать на нее, чтобы и без того сумасшедшие бредни моего больного мозга не обзавелись запахом перегара.
-Ты просто не можешь себе представить, - говорил я, — это ни с чем не сравнимо. Этот переход... Если бы человек помнил момент своего рождения, он бы смог это понять и представить. Это совершенно другой мир. Пространство, где обитает "астрал" - он не наш. Он совершенно ни на что не похож. Попытка обозвать его адом или раем никогда не даст даже сотой доли реального положения вещей. Не наше мышление. Материальная, земная мысль не имеет с ним ни одной точки соприкосновения. То, что мы считаем душой здесь, там ничем подобным не считается. Энергетический сгусток, несущий в себе информацию о знаниях и генах, там считается обыкновенным обитателем, обычным телом, состоящим из обычного вещества. И кто знает, может быть наша земная оболочка, состоящая из плоти и крови, для них - существ того мира, тоже считается чем-то возвышенным. Я бываю там изредка по нескольку секунд, но пока не ощущал ничего. Никто не пытался найти со мной контакт, а может я все время пролетаю не те уровни? А может потому, что я еще не умер, и поэтому не имею права вступить в их общество? Надо было спросить у Артура. Он бы смог лучше описать все это.
-Ты хочешь туда? — спросила всхлипывая Елена.
-Нет.
-Зачем тогда ты об этом рассказываешь?
-Не знаю. Но если бы я знал, что после смерти мы найдем там друг друга, то я бы вообще ничего не боялся.
-О чем ты говоришь?
-О смерти, Елена, от которой даже я не застрахован. Я хочу, чтобы так, как сейчас, продолжалось вечно. Понимаешь?
-Не может быть ничего вечного.
-Может, черт возьми!!!— закричал я. — Только одни скоты хотят продать это бессмертие за бешеные деньги, а двое или трое жалких обреченных пытаются им противостоять. И мы не можем ничего никому рассказать. Мне жалко этот безмятежный мир. Он поймет, что его надули, только тогда, когда забьется в предсмертной агонии. Мы должны остановить их, слышишь? И поэтому я возвращаюсь. Если я не вернусь, то они сами найдут способ выманить меня из укрытия. Выманят, посадят на детектор лжи, и все пойдут под нож, люди и мечты...
-Ты болен, Саша, — грустно заметила девушка.
-Вот именно, - с жаром согласился я, - понимаешь? Кто я есть здесь? Спившийся засранец, нервный и эгоистичный. Лет через десять я стану седым импотентом, и от этого буду пить еще больше. А там у меня прекрасное здоровое тело, не обремененное никакими болезнями.
-Я люблю тебя такого, — сказала Елена, — и только такого, и я не хочу тебя другим.
-Ты привыкнешь.
-Не знаю, - пожала плечами она, — а если тебя поймают?
-Это не так просто. Я буду сопротивляться. У меня оранжевый пояс по Таэквондо, я силен и быстр. Если меня зажмут в угол, я совершу переброску. А если на это не будет времени, то пойду на крайний вариант.
Елена посмотрела на меня с мольбой и укором, отстранившись от объятий, губы ее тряслись, а глаза часто моргали.
-Крайний вариант? — переспросила она.
-Да.
- Ты, конечно, волен поступать, как хочешь, но я всегда буду против, я не переживу ожидания. А крайний вариант это...
-Это смерть, — закончил я за нее.
-А если не удастся?
-Артуру же удалось.
-Причем здесь Артур? — спросила Елена тоном, который свидетельствовал, что она на грани истерики, — я буду ждать тебя, а не Артура. Ему может и удалось, а тебе может и не удастся.
-Уверяю тебя, что все будет хорошо.
-Мне бы твою уверенность.
Елена уткнулась мне в плечо, но больше не плакала. Я не знал, чем ее утешить, потому что сам нуждался в утешении не меньше ее. В каких-то глубинах сознания не было уверенности и у самого, относительно всех предварительных уговоров. Я знал, что меня могут ожидать в институте, но я так же знал, что они не могут убить меня, так как потеряют навсегда. Они обязательно будут извлекать информацию, но я предварительно сделаю это бесполезным занятием. Артур был прав, не показываясь мне на глаза, поэтому его я выдать не смогу, и самому мне тоже придется воспользоваться его методом.
-Когда я решу вернуться, — сказал я вслух, - нам нужно будет кое-что предпринять.
-Что именно? - спросила она более спокойным тоном, и я очень этому обрадовался.
Мне нравился ее трезвый практичный образ мышления, и когда не затуманенный слезами он начинал нормально работать, я ощущал реальную поддержку. Теперь я уже не был за нее в ответе, а имел в равноправных союзниках здравомыслящую женщину, способную позаботиться о себе.
-Нам надо, - сказал я, — принять меры, чтобы Штерн не нашел тебя.
-Действительно. А как это сделать? Если тебя проверят на детекторе, то ты выдашь меня с потрохами.
-Надо сделать так, чтоб не выдал.
-Каким же образом?
-Надо сделать так, чтобы я не знал, где будешь находиться ты и моя покинутая оболочка...
-Пожалуйста, не называй себя так. Меня передергивает от таких аналогий.
-Хорошо, не буду, - согласился я, - назовем это состоянием сна. Когда я совершу переселение, ты возьмешь меня и увезешь, куда тебе заблагорассудится. Только выбирай те места, о которых никогда мне не упоминала, так как все, что я слышал от тебя, и может быть сам не помню, Штерн найдет способ вытащить, на то он, собственно говоря, и Штерн.
Не намекай мне о своих планах на этот счет, не задавай вопросов типа: где мне было бы лучше. И было бы совсем здорово, если бы ты приняла решение уже после того, как я покину тело. Тебе придется ехать на машине, так как ни на одном другом виде транспорта ты перевезти меня не сможешь. Не езжай туда, куда мечтала бы поехать в будущем, не уезжай слишком далеко, так как чем длиннее путь, тем больше вероятность, что на тебя обратят внимание. Я всецело полагаюсь на твой ум, Леночка.
-Я все сделаю, — кивнула девушка, — можешь не сомневаться. Моя задача гораздо проще, чем твоя. Только тебе придется научить меня, как и что делать.
-Это не так сложно.
Весь день мы провалялись в постели, не затрагивая больше этой темы. В последний раз перед грядущими испытаниями, мы полностью отдались друг другу. Вспоминая старое и строя планы на будущее, мы не размыкали объятий и сказали друг другу столько ласковых слов, сколько не вмещает в себя ни один словарь. В тот момент я был даже больше чем уверен, что вернусь, может быть не совсем благополучно, но вернусь, потому что мне было к кому возвращаться, потому что меня будут ждать с нетерпением и еще - потому, что даже самый крайний вариант не пугал меня словом "смерть", ибо я в нее просто не верил.