Снова в Гаване

Я уезжал в Гавану из Сантьяго очень неохотно.   Я понимал, что мне придется возвращаться в СССР на новую кафедру, жизнь на которой я уже предвидел. Слишком сложной она будет.
Меня поддерживало то, что приезд в Гавану - радость для Влада. Валерий, забудь о себе: сначала дай сыну образование, а потом думай о другом.
Так я решил, ты же помнишь, Елена, разговор перед окончательным отъездом с Кубы!
Я перебрался из Сантьяго в Гавану и стал ждать приезда семьи. Ожидание протекало в поселке на окраине Гаваны. Я даже места этого поселка не запомнил (где-то в верховьях реки Альмендарес). Место было неплохим, но слишком далеко от Гаванского Университета, с принимающим  коллективом которого я успел познакомиться. Знал, что буду работать с двумя институтами, о которых пойдет речь позднее.
Приехали мои. Елена была строга и недоступна. Видимо у нее с Ягодиным Геннадием Алексеевичем был “напутственный” разговор. Ягодин уже знал, что она теряет или потеряла меня. Жизнь на “выселках” мешала моей работе и учебе Влада. Мы должны были располагаться ближе к школе и Университету. Наконец проректор Университета – властная женщина, отдала распоряжение, чтобы мы переезжали в район, который назывался Nautico (см. на карте Nautique).
Переезд был в воскресный день сентября 1986 года. В этот и предыдущий дни шел проливной тропический дождь, превративший улицы в реки и озера. Проезжая на машине, присланной за нами, я торжествовал, что Влад видит тропический дождь, окончание которого нельзя ожидать. Это было настоящее наводнение, сродни тем, которые были в Кишиневе. Преодолев все трудности, мы оказались в месте, которое почти на год станет родным домом. Дождь внезапно закончился, цветы распустились, все блистало чистотой и свежестью, как бы говоря: “Прекратите вы ваши обиды!”. Но обиды не прошли, они не окончились никогда.
Квартира была шикарной. Каждому члену семьи по комнате, громадная прихожая, два душа, два туалета и кухня. По квартире, располагающейся на первом этаже, можно было ездить на велосипеде. Второй этаж занимала семья испанца Энрике. Справа и слева жили испанцы же. В торцевой части был крохотный дворик (patio) откуда можно было, сидя на кресле-качалке ловить рыбу в реке Альмендарес. Ближайший магазин, в котором шла торговля на доллары, находился на первой авеню (5 минут на велосипеде). Рядом располагались магазины, кафе и парикмахерская. Другими словами, все было под рукой. Автобус забирал каждый день в 9 утра и привозил в 18 часов. Атлантический океан был в 5 минутах ходьбы.

Гавана. Гаванская бухта. Там, где видно темно-зеленые пятна (на черно-белой карте они должны выглядеть темными)– это деревья, рядом с бухтой – мраморная широкая улица Прадо. Можно различить и Капитолий,  который выделяется более светлым пятном рядом с седьмой авеню. Параллельная улица, идущая ближе к Малекону, т.е. к Атлантическому океану – это та улица, на которой я жил и, где меня напугали летающие тараканы. Крепость El Moro не видна. Бордюр Малекона тоже не виден – он слишком тонок. На Малеконе видны постройки типа гигантских плавательных бассейнов, как в Наутико. Существует и бассейн с  голубым покрытием дна как в Наутико. Наутико, т.е. морское, одно из местожительств советских специалистов.


Местоположения моего дома в Наутико - при впадении речки Альмендареса в Атлантический океан - легко определить. Прежде всего, оказалось, что Наутико легко сфотографировать с противоположной стороны бухты, т.е. из поселка Флорес. Однако наш дом не попадал в объектив, зато попадал дом физика Эдуарда Кэбина, с которым и его семьей мы дружили. Эдуард Кэбин занимался у Феделито, который был директора института атомной физики. Кэбин – это сын первого секретаря Коммунистической партии Эстонии и члена ЦК КПСС, а Феделито - это один из сыновей Фиделя Кастро. Второй сын Фиделя Кастро учился в Менделеевском институте.
Дом Эдуарда - двухэтажное строение в самом конце кадра голубой расцветки. В плане оно выглядит как более светлое пятно, почти в центре снимка. В этом месте имеется спуск к воде, который выглядит как щербинка на бордюре Малекона.
Мой дом легко обнаружить. Он выглядит как более темный прямоугольник с точкой в воде Альмендареса, указывающей на существование скального выступа в воде. С противоположной стороны видна дорога и такой же дом напротив нашего дома. Если встать спиной к бухте Альмендареса, а лицом к дому, что расположен через дорогу, то справа будет видна большая поляна.
Параллельно нашему дому расположен дом Каридад Гонзалез и Раймона Толедо с многочисленными домочадцами. Снимок показывает, что эти милые испанцы произвели сильные перестройки: дом взят в клещи, которые выглядят более светлыми прямоугольниками. Это означает, что Каридад завела большое хозяйство. Такое настроение у нее было уже во время нашего присутствия. Она разводила гусей.
Если посмотреть на правую сторону выступающего побережья, то легко заметить большой бассейн, дно которого выложено голубой (на снимке - светлой) плиткой. Бассейн огорожен со всех сторон берегом и искусственными дамбами. Бассейн явно имеет спортивное значение. Дальше расположены дамбы мола и С-образное сооружение также, видимо, спортивного характера. Приятно признать, что на Кубе что-то строится. Правда, все сооружения относятся к военным.


Диссертация Луиса Фифе еще не была защищена. Он как будто ждал моего отъезда. Я уже стал ему мешать, предлагая улучшения диссертации. Луису надоели мои коррективы. В диссертации Луиса Фиффе – моего аспиранта - царил профессор  Зеликман из Московского института стали. Однако я сомневался, что такой примитивный подход к кинетике гетерогенных процессов – лучшее, что мы могли придумать.
Луис же рассуждал так: Тарасов уедет, и он (Л. Фиффе) сможет подготовить диссертацию с малыми изменениями.
В это время я оказался как бы пестуном нового журнала “Revista Cubana de Quimica”. В первом номере, начиная с первой страницы этого журнала, я опубликовал две статьи, в одной из которых предлагается совсем иная методология исследования систем жидкость-жидкость и жидкость-твердое. Нужно было спешить, и Луис делает единственно правильный ход – предлагает мне быть оппонентом. Оппонент не посмеет ругать сотрудника, с которым провел год. Некоторая критика с моей стороны, конечно, была, но она, по мнению оппонента, не повлияла на общее положительное его мнение. Все закончилось для Луиса благополучно. Иного и не могло быть. Но Луис не понял меня и трусил, а напрасно. Как я узнал, кубинцы вообще не привыкли даже к малой критике.

Ракель Акоста не стала при мне защищать диссертацию, т.к. я ей сказал, что не являюсь специалистом. Через два года она покинула Кубу навсегда, уехав в Германию. Потом я оттуда много раз получал поздравительные открытки. Ракель признавалась, что в Германии ей пришлось сильно переделывать диссертацию, и эти изменения были сродни моим советам.
После того, как устроились в Наутико, сын пошел в девятый класс школы при посольстве. И в школе, и в быту была резкая градация в зависимости от того, какую должность занимают твои родители. Такую градацию ревностно поддерживало посольство. Советские преподаватели (как правило, доценты) и рабочие – низшая каста.  Экономический комитет (работники Государственного Комитета по экономическим связям - ГКЭС) – средняя каста, а посольские люди – высшая. Различие отчетливо наблюдалось во время “отоварок”, которые бывали раз в месяц.
Преподаватели (кто бы они не были: учитель школы или академик) ждали своей очереди целый день в ГКЭС. И никакие знакомства здесь не работали. Посольским доставляли продукты на дом, и качество их было совсем другим: ветчина в фигурных банках, черная и красная икра, сухая колбаса, заморские ткани, ботинки, радиотовары.
У нас все было проще. Получив товары, преподаватели не ходили на работу, а праздновали. Праздник мог длиться даже два дня: ходили друг к другу, угощались винами, водкой и коньяком. Я был секретарь партийной ячейки и, когда пришло время отчитываться, какой-то остолоп из посольства, надув щеки, сильно раскритиковал мою работу. Я вспылил и наговорил ему дерзостей, заметив, что первый раз в жизни вижу этого человека и надеюсь, что последний раз. Инструктор вылетел, как пробка, а потом меня вызывали в посольство. Вызывающий был мой знакомый Кураев, переехавший из Сантьяго. Он сказал, чтобы я не обращал внимания на слова остолопа, что он просто не умный, и не знает как себя вести с доцентами и профессором. Но объявил устный выговор. Послом на Кубе в это время был теперешний президент Казахстана Назарбаев, который, говорят, отстранил инструктора от таких дел. Я торжествовал. Шел 1986 год.
В среде командировочных царила спекуляция. Все получали часть зарплаты в чеках, часть – в песо, а часть в долларах ($ 60). Хотя долларовая сумма была незначительной, но жены специалистов, а особенно посольских людей, находясь без дела, ухитрялись превращать долларовую часть в капитал. Для этого надо было купить вещь за доллары, с большой выгодой продать ее за песо кубинцам, которым доллары недоступны, снова превратить песо в доллары (у русских имелась такая возможность) и  т.д.
Фидель Кастро, выступая в посольстве в честь Великой Октябрьской Социалистической Революции, открыто обвинил русских в спекуляции.
- “Вероятно, только  жена посла не спекулирует” – сказа Фидель, вызвав гул в зале. Не спекулировали многие, но зато были асы спекуляции. Теперь, если бы сохранились наши отношения, спекуляция не считалась бы за зло. Это называлось бы бизнес.

На двери одного профессора, прибывшего из Союза, так и было написано: “Здесь ничего не покупают и не продают”. Этот профессор вызвал шквал осуждения и преследований у теток. А эти преследовать умели!
Были случаи скупки золотых вещей и отправки с другом, ничего не знавшим о том, что он везет в швейной машинке. Одним словом, разложение общества было повальным.

Мои коллеги удивлялись, что я читаю лекции “Переработка руд месторождения Пинар дель Рио” и “Кинетика экстракции” на испанском языке, а не пользуюсь услугами переводчиков. Кроме того, я вел двух новых аспирантов, не бросив Ракель Акосту и, время от времени появлялся в Сантьяго, посещал завод в Пинар дель Рио, вел совместные работы с великолепным институтом CENIC (национальный центр исследований Кубы). В этом институте у меня была группка исследователей, возглавляемая Эрлиндой Ханлал и занявшаяся экстракцией индия. Богаты индием и кадмием были сточные воды завода в Пинар дель Рио. Кадмия было в стоках столько, что только опусти цинковую пластинку в воду стока, и она немедленно покрывалась кадмиевым налетом.   

Хочется рассказать о двух легендарных личностях. Сначала о профессоре Эрнесто Ледоне. В мое пребывание этому великому кубинскому химику было около 72 лет, но он был бодр и весел. Любил пощупать женщин, и моя жена Елена подвергалась приставаниям Эрнесто во время посещения им нашего дома.
У Эрнесто была интересная судьба. После победы революции он пытался бежать в Америку на надувной лодке, но пограничники поймали его и посадили в тюрьму. Об этом кто-то доложил Эрнесто Че Гевара, министру финансов. Тот отреагировал мгновенно (он был информирован о лучшем химике страны) и пришел к нему в камеру, где тезки долго беседовали и пили ром.  Утром Че вышел вместе с Ледоном в обнимку. Лучшему химику была назначена баснословная зарплата и созданы исключительные условия в CENIC.

Эрлинда Хандал была дочерью Секретаря компартии Палестины – Хандал, который перебрался в Сальвадор, но здесь попал в изгнание. Однажды она после моей лекции попросила разрешения отсутствовать неделю на следующих лекциях. Это было в присутствии ее мужа, также посещавшего мои лекции. И Эрлинда и ее муж закончили МГУ им. Ломоносова в Москве, где познакомились и поженились.
Я, естественно, поинтересовался причиной будущего пропуска лекций. Причина оказалась романтичной настолько, что я не могу удержаться от рассказа.
У Элинды возникла настоятельная необходимость продлить паспорт, который свидетельствует, что она гражданка Сольвадора. Но сделать это трудно из-за обстановки в этой стране. Поэтому она собирается посетить Коста-Рику, где имеется пьющий знакомый работник посольства. Вот он и проштампует паспорт. Заодно она наметила встретиться тайно в горах с отцом. Для этого ей потребуется перейти границу Коста-Рики в известном месте и в намеченное время.
- “Но я только на одну недельку” – сказала Эрлинда. Так оно и было.

Кроме Эрлинды у меня в друзьях ходил Хуан Антонио Кастийо, также окончивший МГУ и зачем-то вернувшийся на Кубу. Его сын Хуан Карлос Кастийо не сделал этой глупости и, после окончания кафедры технологии редких и радиоактивных элементов РХТУ ушел работать в московском казино, чтобы не бедствовать с родившимся ребенком.
Как много студентов, окончив РХТУ, ушли в рестораны, казино, торгующие и распределяющие организации, а не работать по специальности. Я долго был заведующим кафедрой и знаю, что по специальности, которой обучали, работают 7-10 % выпускников.

Хочется связать прозу, повсеместно встречающуюся в Гаване, с поэзией, которой еще больше в этом сказочном городе. 

 

Тут Малекона вечный шум,
Тепло и твердь его бордюра.
Тут место лучшее для дум,
И место тут для дел амурных.
Сюда влечет и тех, чей ум
Ждет отдыха от споров бурных,
Неясно только почему
Сей божий дар от вод лазурных.

                Из стихотворения “Гавана” в сборнике  “Полынь”