Не важно, будешь ли ты любить меня

      
      Великая Пиаф любила, как пела – на одном дыхании, взахлеб - словно в последний и в первый раз...

     Ты слишком молод
     Дождь лил как из ведра, но Тео, не замечая этого, несся по мокрому шоссе с такой скоростью, словно бежал от смерти.
     «Если когда-нибудь жизнь оторвет тебя от меня,
Если ты умрешь, если будешь далеко,
Мне не важно, будешь ли ты меня любить,
Потому что я тоже умру»… - словно заклинание, без конца повторял он строки из знаменитой песни Пиаф. Тео резко затормозил - машину занесло на обочину – и, уронив голову на руль, он в голос заплакал: «Семь лет тебя нет! Уже семь лет!». Тео Сарапо был безнадежно болен - болен любовью. Он пытался излечиться от чувства, ставшего для него невыносимой ношей: заводил бесчисленные любовные интрижки, заливал огонь, пылавший в душе, алкоголем, пытался гасить его наркотиками. Но тщетно. Образ Эдит, похоже, въелся в каждую клеточку его сознания, не зря его мать проклинала день, когда он впервые отправился в больницу, проведать великую певицу.
     Робея, двадцатипятилетний парикмахер переступил порог палаты и, не решаясь приблизиться к своей Богине, застыл на месте.
      - Марсель, Марсель, - мечась в тяжелом сне, звала Эдит своего давнего возлюбленного.
     Движимый неведомым порывом, молодой мужчина подошел к кровати обессиленной от смертельной болезни певицы, взял ее за руку. Это успокоило Эдит, и она на какое-то мгновение затихла. Тео едва слышно запел. Это была колыбельная, которую ему пела мать. А ей - ее мать, старая гречанка Елене. Песня разбудила Эдит. Она широко распахнула глаза - в них было смятение, радость, недоумение, которое – стоило ей увидеть незнакомца, - сменилось безграничным разочарованием. Эдит выдернула руку из рук Тео, стыдливо, провела по своим редким свалявшимся волосам.
     - Ты кто? - недовольным тоном спросила она, представляя, как ужасно выглядит в глазах этого юного красавчика.
     Но Тео не успел и рта открыть, как она продолжила:
     - А мне почудилось, что здесь Сердан… хотя, ты слишком молод, чтобы знать, кто это.
     Тео не стал спорить, заметив про себя, что знает об этой маленькой, измученной жизнью и болезнью женщине, пожалуй, больше, чем знает о себе она.
     «Сколько раз я представлял себя на его месте, проигрывая в воображении ту или иную ситуацию. Но сравниться с марокканским бомбардиром не может никто – он вне конкуренции, он -  чемпион. Хотя дело, наверное, не только в том, что Марсель Сердан был знаменитым боксером: ему повезло он погиб до того, как она его разлюбила… », - с тоской подумал Тео, припоминая известные ему подробности о сумасшедшем романе великой певицы и чемпиона мира по боксу. На одном из концертов их познакомил импресарио Эдит. Бесстрашный Марсель впервые попав в тесную гримерку певицы, переминался с ноги на ногу. Он был явно смущен, но не сводил с Пиаф восторженных глаз:
    - Как это вам удается?
     - Вы о чем? – не поняла вопроса певица.
     - Вы такая, такая… - Марсель не находя нужных слов, беспомощно жестикулировал, - такая… маленькая, а голос – у!  - и он тряхнул в воздухе крепко сжатым огромным кулаком.
Эдит была польщена. В боксе она ровным счетом ничего не смыслила, но этот статный мужчина ей определенно нравился. Она гортанно рассмеялась и,  сказала.
    - После концертов я всегда чертовски хочу есть!
    - Так в чем дело, неподалеку есть отличное местечко, - с готовностью отозвался Сердан.
     И по ночному городу они отправились в его любимую забегаловку. Эдит, увлеченная разговором, поначалу даже не заметила, куда привел ее новоиспеченный кавалер. Но, присев за столик, оглянулась по сторонам и, словно спохватившись, недовольно надула губки. «Воробушек, ты великая певица, всегда помни об этом и держи марку, - вспомнила она один из уроков своего друга и наставника Реймона Ассо, которому всецело была обязана всемирной славой.
     Эдит усмехнулась: «Да, крошка, в хороший переплет ты попала, прежде чем тобой занялся Реймон. Именно в тот момент жизнь в очередной раз решила позабавиться, сыграв с тобой в кошки-мышки. Вначале она вытащила тебя с улицы, познакомив с папашей Лепле – владельцем кабаре. О-о-о-о! Как он гордился собой: из штанишек выскакивал, каждый вечер объявляя твой выход. «Господа! Сейчас вы услышите, как поют улицы Парижа!», - многозначительно произносил он.

     Звезда кабаре
     День ото дня публики в кабаре становилось все больше и больше. Лапле важно вышагивал мимо столиков и, останавливаясь то тут, то там, рассказывал клиентам сентиментальную историю, как познакомился с уличной певицей и пригласил ее выступать у себя, а у девушки – представить только – не было ни одного приличного платья!
     - Пиаф - посмотрите, она настоящий воробушек – этот псевдоним ей придумал я, - не забывал подчеркнуть папаша Лапле, - всю ночь вязала себе наряд, но перед выступлением оказалось, что у платья не хватает одного рукава. Пришлось обнаженную руку прикрывать шарфиком. Ха-ха-ха! – умилялся воспоминаниями босс.
Но все эти рассказы, смешки ничуть не задевали самолюбия Пиаф.  По большому счету, ей было все равно, где петь - на улице или в кабаре. Просто в кабаре было комфортнее, да и платили куда больше. Гонораров ей хватало, чтобы покупать новые наряды, наперед оплачивать недорогую гостиницу, и каждый вечер устраивать праздник жизни для друзей и знакомых. Лепле поначалу пытался противиться бурной жизни своей протеже, но потом махнул рукой и сам нет-нет, да и отправлялся вместе с Эдит на поиски ночных приключений.
     Жизнь Пиаф казалась раем, и она даже предположить не могла, что все это может закончиться в одночасье. Однажды утром ее разбудил продавец газет, выкрикивавший под окном гостиницы: «Эдит Пиаф подозревается в убийтсве Луи Лепле, хозяина кабаре»… Конечно же, очень скоро подозрение с не сняли, но на карьере, похоже, Эдит могла ставить жирный крест: те, кто еще вчера рукоплескал парижскому Воробышку, делали вид, что не знают ее. «Ну что ж, придется возвращаться на улицу», - подвела черту Пиаф, но перед этим решила пропустить рюмочку-две и кинулась выворачивать карманы, в поисках завалявшейся мелочи. Денег Эдит не нашла, но обнаружила скомканный клочок бумаги, на котором неровным подчерком был нацарапан номер телефона богемного поэта Реймона Ассо. Он единственный из влиятельных людей Парижа согласился  встретиться с ней. «Пиаф, если ты будешь безоговорочно слушать меня, я сделаю тебя настоящей звездой и открою двери на лучшие сцены мира, - самонадеянно заявил он. Но начинающую певицу куда больше заманчивых перспектив интересовал сегодняшний день: вечером ей нечем было рассчитываться за гостиницу, поэтому она готова была подписаться под любыми условиями. Но спустя неделю, Эдит уже кляла себя за это, то и дело добрым словом вспоминая папашу Лепле, на фоне которого Реймон казался настоящим тираном. Он замучил ее бесчисленными репетициями, заставив сменить практически весь репертуар. А постоянные нравоучения типа: «Не чавкай, когда ешь, не наливай полную рюмку, не чертыхайся!» - выдержать было просто невозможно! Еще он без конца талдычил: «Ты - великая певица, не забывай об этом, всегда держи марку!». Поэтому Пиаф и скорчила недовольную гримаску, увидев, что Марсель привел ее в дешевую забегаловку. Но Марсель, не замечая замешательства дамы, продолжал нахваливать отменную говядину, сдобренную термоядерной горчицей. И Пиаф пришлось сдаться.

     Пытка любовью
     После ужина они еще долго бродили но ночным улицам, прежде чем оказаться у гостиницы Эдит.
     - Ты поднимешься? – с вызовом спросила Эдит.  У Марселя перехватило дыхание, – он готов был поклясться, что всю жизнь ждал именно эту женщину, что любил ее задолго до их перовой встречи - и не в силах вымолвить ни слова, он лишь торопливо кивнул головой.
     Ни Эдит, ни Марсель не сомкнули глаз до самого утра.
     - Я должен сообщить тебе кое-что очень важное, - собираясь уходить, сказал Марсель. – Ты должна знать, что я женат, у меня трое детей, и я не смогу развестись.
     - Это ерунда. Брак придумали люди, ничего не смыслящие в любви, - ответила Эдит и прильнула к широкой груди своего нового избранника.
     - Подожди,  это еще не все, - отстранил он ее, и, глядя в глаза, продолжил. – У меня скоро бой за титул чемпиона мира. Я должен тренироваться, и нам не разрешат видеться. Это очень серьезно!
     Эдит нахмурила брови и, срываясь на крик, выпалила:
     - Бред! Бред! Бред! Если ты захочешь, то все устроишь!
      -Хорошо! – покорно согласился Марсель.  – Вечером обсудим, как это лучше сделать.
     А вечером он предложил Эдит спрятаться в багажнике его машины и таким образом пробраться на территорию лагеря, где будут проходить тренировки. Эдит, не раздумывая, согласилась. Не смущало ее и то, что почти десять дней ей предстояло жить в заброшенном домике без воды и света, весь день проводя в ожидании Марселя, который мог приходить к ней лишь под покровом ночи.
     Марокканский бомбардир, так называли Сердана, выиграл бой. Но на пресс конференции чемпиона мира журналистов интересовало лишь одно. «Вы хотите знать,  люблю ли я Эдит? – вопросом на вопрос ответил Марсель. – Да, я люблю ее! И не будь у меня троих детей, она давно стала бы моей женой. А теперь я хочу, чтобы поднял руку тот, кто ни разу не изменял своей жене»… На утро ни в одной из газет о пресс-конференции не появилось ни слова, а в гостиничный номер Пиаф посыльный доставил огромную корзину цветов. «Женщине, которую любят. От джентльменов», - было написано в записке.
     - Как я рада, как я рада! – подпрыгивала на кровати Эдит. – Ты стал чемпионом, и никакие тренировки нас больше не разлучат!
     Сердан влюблено смотрел на своего воробышка и молчал.
     - Что? – требовательно спросила она, заглядывая ему в глаза.
     - Эдит, ты как маленькая. Мне предстоит еще не раз выходить на ринг, - должен был признаться он, прекрасно зная, какой шквал эмоций вызовут у Эдит его слова.
     - Черт, черт, черт! – колотила она кулачками в грудь возлюбленного. – Убирайся, видеть тебя не хочу!
     Сердан обнял ее:
     - Глупышка, я люблю тебя!
     - Тогда забудь о тренировках, - требовала она, не в силах справиться с огнем, который разгорался в ее душе. Эдит начинала задыхаться. Ей не хватало воздуха, а сердце готово было выпрыгнуть из груди, - не уезжай, я умру от ревности, - еще минута и у Эдит могла начаться истерика. Она сама себя ненавидела, но ничего не могла поделать: влюбляясь, она становилась просто невыносимой. «Зачем, зачем, я себя и его пытаю любовью?», - причитала она.

    Знак судьбы
     От жалости к Пиаф Марсель готов был разрыдаться: «Бедная девочка, - думал он. – Все из-за того, что в детстве ее не до любили. Люди, пережившие голод, до старости прячут хлеб под подушкой. Эдит до конца дней так и будет искать подвоха в моей любви».
     - Воробушек, ты не успеешь соскучиться, как я вернусь! – Сердан уезжал в Америку, где ему предстояло принять участие в благотворительных матчах.
     Через неделю он позвонил Эдит.
     - Я  взял билет на завтрашний пароход, - сообщил он ей.
     - Нет-нет-нет! – запротестовала Пиаф. – Я умру, если завтра не увижу тебя! Сдай билет и лети самолетом! – приказала она.
    И Марсель, как всегда, подчинился - он слишком хорошо знал: стоит ему хоть немного задержаться, Эдит впадет в депрессию, а единственное лекарство, - по ее убеждению – помогающее привести себя в норму – это алкоголь. 
    Эдит волновалась: вот-вот должен был прилететь Марсель. Мысль о скорой встрече приводила ее в возбуждение. «Наверное, он поспеет к концу концерта», - рассчитывала она, готовясь взойти на сцену.
     - Эдит, - окликнул ее импресарио. – Концерт, наверное, надо отменить.
     Пиаф удивленно вскинула брови.
    - Марсель…
     - Что Марсель?! – почуяв неладное, переспросила она.
     - Его больше нет. Самолет разбился…
     - А-а-а-а-а! – закричала, пошатнувшись Эдит. Она вытянула шею, впившись глазами в импресарио: - Ложь! Ты просто хочешь убить меня. А-а-а-а!.. – И резко оборвав крик, сухим, ставшим чужим голосом заявила. – Я буду петь.
    Шатаясь, Эдит вышла на сцену.
     - Моя любовь, мой Марсель Сердан ушел от меня, - произнесла она в гробовой тишине зала и запела: «Если когда-нибудь жизнь оторвет тебя от меня,
     Если ты умрешь, если будешь далеко,
Мне не важно, будешь ли ты меня любить,
Потому что я тоже умру»…
- …Вы слишком молоды, чтобы знать, кто такой Сердан Марсель, - повторила Элит Пиаф молодому красавчику, так некстати растревожившему ее память.
- Как бы я хотел оказаться на его месте! – с пылом ответил незнакомец, заставив Эдит пристальнее взглянуть на него.
«Забавный малый! В два раза выше меня, в два раза младше… и, похоже, влюблен. Неужто, жизнь подкидывает мне еще одну историю?»
     Через месяц  никому доселе неизвестным парикмахер Тео Сарапо предложил великой Элит Пиаф  выйти за него замуж. И она согласилась. Через полгода она последний раз вышла на сцену. Парижский Воробышек день за днем угасал от рака. Последние месяцы певица была прикована к инвалидной коляске. Весь последний год, отведенный судьбой  Пиаф, Тео не оставлял ее ни на минуту. Она умерла у него на руках, взяв клятву никогда не летать самолетами…
     Тео включил мотор и рванул вперед по мокрому шоссе. Он молчал, губы его были плотно сжаты, а лицо выражало непоколебимую решительность. На повороте автомобиль волчком закрутило на месте, развернуло и бросило на дерево.
     - Мне не важно, будешь ли ты меня любить,
потому что я тоже умру, - успел произнести Тео. Он улыбался.
     Тео Сарапо похоронили вместе с его Богиней. На их надгробной доске написано Эдит Пиаф.