Альберт есаков забытые в веках, глава 6 трилогия

Альберт Есаков

ЗАБЫТЫЕ В ВЕКАХ, глава 6
Фантастико-приключенческая трилогия

Это невероятные приключения харьковчанина Валентина Кононенко в Украине, России,, Париже, в горах Афганистана, в джунглях Бразилии, в….
Он поставил перед собой, казалось бы,  недостижимую цель ; отыскать людей, чьи далекие предки покинула когда-то на кораблях гибнущую Атлантиду.
Преодолев, вместе с другом, многочисленные «непреодолимые» преграды, он нашел-таки затерянный в джунглях и болотах древний народ, и встретил девушку из своих снов ; голубоглазую дочь легендарной Атлантиды. Правда, на этом его приключения не закончились…

Примечание:
Трилогия «Забытые в веках» не издана. Авторские права защищены. Здесь приведена только первая книга.

Книга первая
Глава 6
НАШЕСТВИЕ

Прошло два месяца. Напуганные индейцы на время ути¬хомирились, перестали появляться вблизи острова и люди смогли заняться своими повседневными делами. К тому времени Валентин и Рустам перекатали по земле и по воздуху всех деревенских мальчишек и девчонок, и многих взрослых, не говоря уж о своих хозяйках и дочерях Тауни. «Пришельцы» вполне сносно овладели языком ацлан. Особенно преуспел Кононенко. Сказывалась тренировка в изучении языков. Валентин всех расспрашивал о прошлом. Практически никто ничего не помнил из своей истории, но все твердили, что астона гирато лагу знает прошлое. Тауни говорила, что у жреца хранятся какие-то таинственные книги, очень древние, которые он никому не показывает. Даже его ученики, один из которых должен стать жрецом после смерти Танэ Хару, не читали этих книг. Он учит их грамоте и древнему языку, на котором написаны книги, по учебнику написанному им самим. Говорил Валентин и с учениками жреца. Они подтверждали сказанное Тауни и говорили, что язык, которому их учит жрец непонятный, совсем чужой, а он утверждает, что это язык их народа.

Сам Танэ Хару хорошо относился к Валентину, но о древних книгах говорить не хотел. Он уклонялся от разговора на эту тему, и Кононенко ничего не мог поделать. Друзья не раз были внутри пирамиды, над входом в которую, действительно было высечено изображение солнца с изогнутыми лучами. Нижняя часть пирамиды, примерно на два человеческих роста, была сложена из огромных каменных блоков, довольно хорошо пригнанных друг к другу, похоже, без всякого соединительного раствора. Они как бы служили основанием для кирпичной кладки. Вход снаружи закрывался деревянной дверью, сделанной из досок, толщиной сантиметров пять. Но эта прочная дверь была лишь бутафорией, потому что изнутри пирамиды над входом висела на нескольких толстых канатах каменная плита толщиной сантиметров восемьдесят, которую можно было опустить по каменным же направляющим и плотно закрыть доступ внутрь. Для ее подъема был предусмотрен огромный ворот, который одновременно могли вращать человек десять. Так что в случае необходимости пирамида могла превратиться в надежную крепость. Танэ Хару показал им несколько помещений, но далеко не все.

В одной комнате каменные стены были испещрены непонятными знаками. Только гораздо позже они узнали, что это календарь и своеобразная «записная книжка», куда записывается все важное, что следует знать следующему жрецу и только через него народу. Одна комната была отведена под целебные травы. Это была своеобразная аптека, где на горизонтальных шестах висели сотни и сотни холщовых мешочков с травами, цветами, кореньями и т. п. Как их различал жрец, неизвестно. Они все казались одинаковыми. Был в пирамиде и зал, где могли поместиться сразу человек сто. Танэ Хару сказал, что сюда собираются для молитвы только в особых случаях. На вопрос, о каких случаях идет речь, ответил коротко: – «опасность», – и перевел разговор на другую тему. Он сам сказал, что в пирамиде есть помещение, где хоронят умерших жрецов, но его показывать нельзя. Бог Ра разгневается.

Что касается веры, то по наблюдениям Валентина, ацлан не отличались особой религиозностью. Похоже, свои сношения с Всевышним они полностью доверили жрецу. Каждый день, когда всходило солнце, он встречал его стоя на верхней площадке пирамиды и протягивая к нему руки. С высоты лилась протяжная торжественная мелодия. Она летела над джунглями, над болотами, долетала до деревни. Танэ Хару приветствовал и славил Солнце – Ра. Это мог видеть и слышать каждый желающий и, видимо, это успокаивало жителей деревни. Астона гирато лагу на посту, значит, все в порядке, и у бога Ра нет оснований сердиться на них.
Всеми делами народа, кроме военных, правил жрец вместе со старейшинами. Ихориан же был фактически главнокомандующим. На его плечах лежала подготовка воинов и защита рубежей отечества. В селении крайне плохо обстояло дело с металлом. Как говорил Танэ Хару, их народ всегда умел плавить и ковать железо, делать острое оружие и сельскохозяйственный инвентарь. Но на острове не было залежей железной руды, и постепенно, после переселения сюда, умерли все умельцы. В домах берегли как зеницу ока оставшиеся железные орудия, но они были не у многих. В частности у вдовы Тауни ничего железного не было. Нож для хозяйственных нужд был из очень твердого черного дерева. Из этого же дерева делались наконечники стрел и копий. Обрабатывали дерево с помощью камня. Валентин спросил жреца, не будет ли он возражать, если они с Рустамом купят для жителей металлические инструменты. Танэ Хару ответил, что это было бы большое счастье для народа, и они этого никогда не забудут.

Друзья завезли на двор жреца пятьсот лопат, пятьсот кухонных ножей, столько же мотыг и топоров. Все это было распределено советом старейшин и роздано по домам. Еще и остался запас. После этой «акции» вся деревня готова была на них молиться, как на богов. Каждый встречавшийся взрослый кланялся и говорил спасибо. Это и понятно. Ведь все работы: сельскохозяйственные, плотницкие, земляные, все домашние дела невероятно облегчились.

На острове выращивали батат, маниок, кукурузу, пшеницу и массу овощей, а фрукты давали джунгли. Вот где друзья наелись бананов, ананасов, кокосов и еще многих плодов тропического леса, названий которых даже не знали, отчего они не становились менее вкусными. Пшеница здесь была весьма странная. Она росла кустиками и была многолетней. Ее не нужно было каждый год сеять. Она росла сама по себе на открытых пространствах, которые не пахались, Танэ Хару пояснил, что эта пшеница всегда сопровождает ацлан при их странствиях по свету. Переселяясь на новое место, они берут с собой ее семена. А происходит она из той страны за океаном, где жили их далекие предки. На вопрос о том, что он еще знает об этой стране, жрец отвечал, что это было давно, и это была земля далеко на востоке. Боги разгневались на людей, и погубили ее с помощью огня и воды. Это было уже кое-что. Это подтверждало предположение Данилы Ивановича, но этого было, конечно, слишком мало.

– А как называлась та земля? — спросил Валентин.

– Она называлась просто Ацлан-тэ, т. е. земля ацлан. Слово «тэ» на языке предков означало земля, – пояснил Жрец.

– «Черт возьми, но это же очень похоже по звучанию на «Атлантида», – подумал Валентин. – Скорее всего, греки просто изменили окончание на свой манер. Как же заставить старика разговориться? Правда ли, что у него хранятся древние книги? Как уговорить его прочитать их? Форсировать события нельзя. Надо ждать подходящего случая, а пока стараться войти к нему в доверие».

– А кукурузу тоже привезли из Ацлан-тэ? – спросил он.

– Нет, кукуруза росла здесь всегда, – ответил Танэ Хару. Кукурузу ацлан сеяли, взрыхляя землю мотыгами, в тех местах, которые в сезон дождей затоплялись и удобрялись жирным илом. В качестве домашних животных держали овец, коз и кур. Овцы и козы давали шерсть, из которой пряли нит¬ки и делали одежду и одеяла. По ночам здесь было прохладно. Удивляло, что ткацкие станки сильно напоминали те, что применялись крестьянами Украины и России в давние времена. Их Валентин видел в музеях. Мясо, кроме овец, коз и кур, давали джунгли и болота. Ацлан охотились на обезьян и с удовольствием ели их мясо, добывали крокодилов – кайманов, мясо которых в толстой части хвоста, было нежным и вкусным. Били огромных ящериц – легуан, у которых съедобными были хвосты и окорока. Приходилось Валентину с Рустамом есть и мясо огромного удава – анаконды. В общем, с едой тут дело обстояло неплохо. Тауни говорила, что ни она, ни ее родители не помнили, чтобы когда-нибудь голодали.
 
Джунгли еще давали множество ягод, орехов и каучук, из которого изготавливали что-то вроде галош. Сделав надрез на коре дерева-каучуконоса, собирали в глиняный сосуд или в выдолбленную тыкву белый сок, а затем окунали в него чисто обработанную деревянную колодку, покрытую соком какой-то травы и, высушив, снимали готовую галошу. Прочность обуви увеличивали путем нагревания.

Выяснилась и тайна стекла. Оказывается, его делали, плавя белый песок, на специальном, плоском камне, который раскаляли каменным углем с применением дутья. Уголь залегал почти на поверхности, но кроме, как для получения стекла, его ни для чего не использовали. Готовить предпочитали на дровах. Огонь добывали с помощью кремня, фитиля и куска железа, у кого оно еще сохранилось. А у кого не было – с помощью двух кремней, что намного труднее. В общем, здесь было свое замкнутое натуральное хозяйство, обеспечивавшее все нужды населения. Валентин и Рустам, оказавшись единственными мужчинами в домах, где жили, принялись наводить порядок в хозяйстве. Слава Богу, руки у обоих были пришиты правильно, особенно у Рустама. Его Илис не могла, нарадоваться  своим постояльцем, который все починил,  подлатал и наладил.

Судя по ее счастливым глазам, причина ее радости была не  только в этом. Валентин, подшучивая над другом, говорил, что скоро тут появятся маленькие голубоглазые таджики и таджички, и чистота расы атлантов будет испорчена. Рустам «просветил» его, сообщив, что здесь без всяких научных институтов и лабораторий, давно решен вопрос предохранения от нежелательной беременности. Если женщина не хочет иметь детей, она идет к жрецу, и он дает ей то ли траву, то ли смесь трав, которая на сто процентов гарантирует безопасность, пока женщина ее принимает. А если она захочет забеременеть, то прекращает прием. Вот и все. Илис завидовали другие вдовы, и предпринимали безуспешные попытки увести «пришельца». Предпринимались подобные действия и по отношению к Кононенко, но он все больше влюблялся в юную Илу.  Вдобавок к ее необыкновенной красоте, он обнаруживал у девчонки все новые и новые положительные качества  или, как раньше говорили добродетели, что, впрочем, свойственно всем влюбленным.

 Однажды он привез для нее и старшей сестры современную городскую одежду – платья, юбки, кофточки. Девчонки, естественно, сразу же нарядились в обновки. Нида была очень хороша, а от Илы просто невозможно было отвести взгляд. Когда Валентин увидел ее ножки в короткой юбке, у него потемнело в глазах. Они были невероятной красоты и совершенства, и вся ее фигурка в городской одежде была просто потрясающей. Тауни посмотрела на дочерей и сказала, что появляться на улице в этом нельзя. Таких коротких юбок здесь не носили. Валентин предложил купить девочкам более длинные платья, например, ниже колен, как носили все женщины ацлан, но у мамы были сомнения в целесообразности этого, и она сказала, что нужно поговорить с Танэ Хару.

 Они пошли к жрецу вдвоем с Валентином, взяв с собой одно из платьев. Астона гирато лагу с большим интересом рассматривал невиданную тонкую ткань, яркие узоры, невероятной красоты пуговицы, переливающиеся разными цветами и, налюбовавшись, сказал, что не советует дочерям Тауни и ей самой надевать это. Объяснил это просто и понятно. Здесь все одеваются примерно одинаково, так же как и живут. В отношениях между людьми существует согласие и определенная гармония. Если дочери Тауни начнут резко выделяться среди других девушек, это вызовет зависть, раздражение родителей, которые не могут дать этого своим дочерям. Зависть и недовольство пустят корни, и начнут подтачивать и разрушать установившиеся веками добрые отношения.

 Кононенко вынужден был признать, что мудрый Танэ Хару прав и дальновиден. В том, что он говорил, был резон. Новую одежду спрятали и никому не показывали. Единственное, на что согласилась вдова, это хорошее белье для дочерей и для нее. Уж слишком красивы были трусики и лифчики, привезенные Валентином, а главное, их было не видно под одеждой. Но, кажется, девчонки все же втайне хвастались перед подругами.

Как-то вечером Валентин привязал к горизонтальной ветке дерева, возле дома, две веревки и укрепил на них доску. Он показал Ниде и Иле, как надо раскачивать качели. Через два часа под деревом толпились мальчишки и девчонки со всей деревни, а через два дня качели появились почти у каждого дома.

Углубляться далеко в джунгли Валентин с Рустамом не решались, даже с ружьем и револьвером. Говорили, что там водятся ягуары, большие злые обезьяны и множество змей. Впрочем, змей хватало и поблизости. Но любоваться красотой тропического леса можно было и в двух километрах от дома. По ближним джунглям они бродили с ружьем и фотоаппаратом, и часто их сопровождали Нида и Ила. У обеих девушек была легкая грациозная походка, но так как ходила Ила... Нечто подобное Валентин видел только один раз, будучи в Киеве. Тогда он долго шел по Крещатику за девушкой, которая несла в руке довольно тяжелую сумку. Как она шла! Может быть, она была балериной или занималась художественной гимнастикой, может быть, долго тренировалась. Но, Илу-то никто не тренировал! Эта удивительная летящая походка была у нее от природы. Она шла так, будто была невесомой, будто скользила по воздуху, и лишь делала вид, что, касается ногами земли. Глядя на нее, Валентин думал, что профессиональным манекенщицам, не мешало бы у нее по¬учиться. Он представлял ее идущей по асфальту, в туфельках на каблучках, в мини юбке, в тонком трикотажном свитере, подчеркивающем форму потрясающей груди, и с развивающимися по ветру, золотыми волосами. В нем все больше крепло желание увезти с собой это настоящее чудо природы.

Уже много лет он не писал стихов и не думал возвращаться к этому занятию, но чувства, вызванные красотой девушки, требовали выхода, и строчки сложились как бы сами собой:

      Ты одна – целый мир, мной открытый впервые.
      Мир загадок земных, и космических грез.
      Голубые глаза – две звезды голубые
      Над водопадом твоих волос.
 
В очертанье созвездий ищу твое имя,
Слышу голос твой в звоне весеннего дня.
Голубые рассветы глазами твоими
Каждое утро зовут меня.

Так боюсь, что,  однажды, походкой парящей
Ты уйдешь, на песке не оставив следа,
Только в памяти сердца, кометой летящей,
След твой останется навсегда.

Дотянуться б на закате
До ярких звезд.
Искупаться в водопаде
Твоих волос.
Где сверкающие струи
Берут разбег.
Где  серебряные струны –
Твой тихий смех.

Рустам сказал, то это лучшее из его стихотворений и, что его пером водила сама любовь. К сожалению, ни Ила, ни Нида не могли, пока, оценить его творчество.

Девчонки показывали ему съедобные плоды и травы, которых было великое множество. Валентин фотографировал красавиц среди тропического великолепия. Такого количества цветов и такой красоты друзья не только никогда не видели, но даже не могли себе представить. Сотни различных орхидей, величиной от трех почти до тридцати сантиметров, самой удивительной формы и самых невероятных цветов, от снежно-белого, через все цвета радуги, до почти черного. Орхидеи в виде лилий, звезд, спиралей, трубочек, цветы самых замысловатых конструкций и форм, цветы в виде ярких метелок и мохнатых шаров, цветы, растущие поодиночке и семьями, гирляндами и гроздьями. Цветы, растущие на земле, на кустах, взбирающиеся высоко на деревья и свешивающие «бороды» воздушных корней с вездесущих лиан...

А живые цветы – колибри! Сотни их окружали цветущие деревья и кусты. Держась в воздухе наподобие вертолета, миниатюрные разноцветные птички высасывали нектар из цветов своими длинными, то прямыми, то изогнутыми клювами.    
А бабочки! Однажды Валентин предложил Иле сфотографировать ее у большого куста, усыпанного удивительно красивыми, переливающимися как атлас цветами.

– Ничего не получится, – загадочно улыбаясь, сказала девчонка.

– Почему не получится? Идем! – И Валентин потащил ее за собой, взяв за руку.

Но, когда до цветущего куста осталось несколько шагов, над ним внезапно поднялось цветное облако. Как будто сильный порыв ветра сдул и поднял в воздух сразу все цветы. Перед ними оказался зеленый куст с мелкими желтыми цветочками, а в воздухе сотни, а может быть, тысячи бабочек, секунду назад сидевших на листьях и ветках.

А огромное количество птиц самых фантастических расцветок! Зеленые, синие, красные, многоцветные попугаи; зелено-красно-белые с длинными хвостами птицы кецаль, розовые ибисы, какие-то птички с синими воротниками на шее, концы которых торчат в стороны, длинноносые туканы, хищные гарпии, зеленые дятлы. Название всех их знали Нида и Ила на своем языке, и это невозможно было запомнить.

Валентин запомнил только название яркой птички алого цвета. На языке ацлан она называлась юну ила, что означало яркий огонек. Видя удивление на лице Валентина, Ила смеясь, пояснила, что ее имя на древнем языке ацлан тоже означает огонь или яркий свет. После этого Кононенко часто в шутку называл ее Юну Ила, а иногда Светланой.

Действительно, когда эти птицы перелетали с ветки на ветку, казалось, ветер разносит искры огня. Все это птичье племя свистело, пищало, ухало, издавало пулеметные очереди и милицейские трели. В лесах России и Украины летом тоже не бывает тихо, но звуки джунглей – это что-то необыкновенное, это просто невозможно точно описать. Кроме фотокамеры, Кононенко всегда брал с собой портативный магнитофон с выносным микрофоном, чтобы к звукам леса не примешивался шум мотора. Кто-то охал, кто-то мяукал, кто-то жалобно плакал в густых кронах и зарослях, кто-то тонко попискивал, а кто-то ревел как ошалелый. Ила говорила, что это ревет бурая мохнатая обезьяна. Один раз удалось увидеть ее вблизи и, даже,   сфотографировать. Она висела на ветке вниз головой, зацепившись длинным хвостом. Потом раскачалась, перехватила ветку руками, перемахнула на другую ветку, прыгнула на лиану и скрылась в листве. Валентин успел заметить, что кончик хвоста у нее голый, наверное, потому, что шерсть стирается при хватании за ветки. Другой раз он наблюдал поразительную картину. На высоте метров пятнадцать-двадцать длиннорукая обезьяна бежевого цвета бесстрашно перелетала с ветки на ветку, хватаясь попеременно то левой, то правой рукой. Она двигалась стремительно и грациозно. Казалось, ее совершенно не пугает огромная высота и возможность промахнуться. Ее движения были точно выверены и безошибочны, и Валентин зачарованно следил за этим полетом, пока мог видеть удивительного акробата. Видели они и белых обезьян с такой длинной шерстью, что они напоминали собак породы колли. Чего только они не видели и не фотографировали, или пытались сфотографировать. Снимать в джунглях, можно было только на опушках и полянах, потому что при попытке углубиться в непроходимую чащу, очень скоро попадаешь практически в полную темноту. Верхние ярусы листвы почти не пропускают сюда свет и, тем не менее, здесь все зеленеет и цветет. Как? Один Бог знает! Кроме того, здесь ползает, летает, прыгает невероятное множество жуков, червяков, пауков, огромных муравьев, гусениц и т. п. Вся эта армия насекомых мельтешит разными цветами, иногда настолько яркими и блестящими, что напоминает драгоценные камни.

Кстати о камнях. На острове действительно было место¬рождение алмазов.
Их выкапывали, когда добывали глину для строительства пирамиды. Выкапывают и теперь те, кому нужна глина из того полу срытого холма, что невдалеке от ступенчатого храма. Никто не придает им особого значения. Единственная их ценность на острове состоит в том, что с их помощью можно резать стекло, да еще в том, что женщины часто используют их в качестве украшения. Правда, девчонки предпочитают украшать волосы и грудь живыми цветами, которые гораздо красивее этих бесцветных прозрачных камешков. О том, как мало ценятся здесь алмазы, говорило и то, что Валентин и Рустам набрали у мальчишек, в обмен на ножики и зажигалки, по полсотни камней, величиной от горошины до грецкого ореха. Большинство были бесцветными, но попадались чуть желтоватые и с голубизной. Чтобы не «засветиться» в Корумбе, Кононенко съездил в город Кампу-Гранди и показал самый  маленький из камней ювелиру.
 
 Тот подтвердил, что это алмаз притом хорошего качества. Теперь друзья знали, что в их руках огромное богатство, которое еще, правда, надо суметь вывезти.
К радости своих хозяек, Валентин и Рустам сделались заправскими рыболовами. Рыбная ловля считалась здесь делом мужским, и ловили с помощью специальных ловушек, плетеных из прутьев. Друзья купили удочки, и стали дергать рыбку большую и маленькую. Ловили в тех местах, где остров граничил не с болотом, а с озером, которое, правда, на расстоянии 50-100 метров от берега все равно переходило в болото. Одно из таких мест было в десяти минутах ходьбы от дома. Рыба здесь была разная, в том числе и такая, с которой они познакомились при путешествии на плоту. Нанту называл ее пираруку. Выглядела эта рыба непривычно. Физиономия как у бульдога, хвост – не хвост, а огрызок, будто его обкусали в драке, но на вкус была неплохая. Однажды большая рыба сорвалась с крючка и упала в высокую траву на берегу. Жалко было упускать такую добычу. Валентин бросился к тому месту, куда она шлепнулась, развел обеими руками траву и вскрикнул от боли. Руки до локтей покрылись кровью текущей из десятков глубоких порезов. Эта чертова трава, рядом с которой он столько раз сидел на рыбалке, оказалась острой как бритва. Мало того, ее острые края были еще и оснащены мелкими зубьями. Прямо не трава, а живой лобзик.

– Еще одно чудо тропиков, – пробормотал Кононенко со злостью.

Дома Тауни ахнула, и посоветовала идти к жрецу. Он поможет быстро залечить раны. Чтобы не идти с пустыми руками, Валентин собрал очередную пачку фотографий, недавно отпечатанных в Корумбе. Местные жители оказались не суеверными. Разрешали себя снимать и с удовольствием украшали своими фотографиями и снимками детей видные места в домах, хотя и не могли взять в толк, как эти картинки получаются. Хранителю знаний Валентин тоже надарил много фотографий. На них был сам Танэ Хару, его дом, пирамида с разных сторон. В этот раз Кононенко прихватил с собой и фотографию Данилы Ивановича. Хотел сказать, что это его родственник, который уже был на острове давным-давно. Неплохой повод для завязки еще одного разговора о прошлом.

Взглянув на его порезы, Танэ Хару достал горшочек с мазью, нанес ее на руки и обмотал их полосками полотна, похожими на бинт. После этого стали рассматривать фотографии. Валентин обратил внимание на то, что боль очень скоро утихла. Старик перебирал карточки, откладывал, снова брал в руки, рассматривая с большим интересом. Но вот очередь дошла до фотографии с портрета доктора Кононенко. Валентин открыл, было, рот, чтобы пояснить, кто это такой и, вдруг, услышал:

– Данила Расия – хороший человек! Хороший человек! – Глаза жреца просияли. Он любовно рассматривал портрет повторяя:

– Данила Расия, Данила Расия. – Потом он вздохнул:
– Его теперь уже нет в живых.

Младший Кононенко опешил, потерял дар речи, и сидел с открытым от удивления ртом. Кое-как придя в себя, спросил:

– Откуда вы его знаете? Это мой прапрадед.

– Да? Значит в вашем роду все хорошие люди. Он был здесь у нас, я его помню. Очень худой пришел, совсем боль¬ной, –  сказал Танэ Хару.

– Как вы можете его помнить? Это же было 123 года назад! – воскликнул Валентин.

– Да, давно было, давно, но я помню, – спокойно ответил старик. – Два месяца у нас жил, потом захотел на родину. Тогда еще тропы были через болота. Его проводили двое наших. Один из них прапрадед покойного мужа твоей хозяйки Тауни.

– «Какая-то мистификация», – подумал Валентин, но все же спросил:

– Сколько же вам лет?

– Много, – ответил жрец. – Надо посчитать. Сейчас у нас 13535 год, а я родился в 13289. Сколько это получается?

 У Кононенко глаза полезли на лоб, но он все же подсчитал.
   
– Значит вам двести сорок шесть лет?

– Получается так, – невозмутимо произнес Хранитель знания.

– Но, ведь люди столько не живут! – воскликнул Валентин.
               
– Да, не живут. Но я же астона гирато лагу. Мой предшественник прожил двести девяносто восемь лет.
         
– Почему же хранители знания живут так долго? 
   
– Из-за этого. – И жрец показал пальцем на обруч, надетый на шею. – Кто носит это, тот живет долго. Это очень давно оставили люди, прилетевшие со звезд.

У Кононенко быстрее забилось сердце, в предчувствии чего-то небывалого.

– Расскажите о них, – как мог спокойнее, попросил он.

– Расскажу, только не сейчас. Время еще не пришло, – сказал старик. 
      
Вот и все. Только прикоснулся к краешку тайны, и снова она ускользнула.

– Дайте посмотреть обруч.

– Я его никогда не снимаю, а смотреть можно. Можешь  потрогать.

Валентин приблизил лицо к странному кольцу. С близкого расстояния черные камни показались ему, как бы, полупрозрачными. К его удивлению, в их таинственной глубине, то и дело проскакивали красные искорки, иногда возникали светящиеся спиральки. Он прикоснулся здоровым пальцем к одному из камней. Камешек был гладким и теплым. Возникло ощущение, что он теплее человеческого тела и окружающего воздуха.

– Он теплый, – заметил Валентин.

– Да, камни немножко греют, – согласился жрец.

– А искорки? Мне кажется там внутри искорки...

– Это так, но если обруч больше суток лежит в темноте, они гаснут. Я проверял, когда был молодым, – сказал старик.   

– Значит, этот обруч передается от одного хранителя знаний к другому?

– Да и очень, очень давно, с тех пор, как умерли люди со звезд.

– Разве они не улетели обратно?

– Нет, они умерли.

– Сколько их было?

– Их было шестеро.

– А где жил тогда ваш народ?

– Там, в океане на Ацлан-тэ. – И жрец махнул рукой на восток.

Говорить, что-либо еще, о загадочных людях со звезд старик отказался. Тогда Валентин спросил:

– Почему вы говорите, что сейчас 13535 год? По нашему календарю сейчас 1993-ий.

– А от чего вы считаете? – спросил Танэ Хару.

– От рождения... – как же ему объяснить, – от рождения одного знаменитого человека.

– Он родился первым на Земле?

– Нет, не первым, – ответил Кононенко, и впервые подумал о том, что за начало христианского летоисчисления принята фактически произвольная точка. С таким же успехом можно было начинать летоисчисление от Александра Македонского или Рамзеса третьего. Есть народы, ведущие счет лет от сотворения мира. Это все-таки логичнее, хотя никто не знает, когда был сотворен мир.

Астона гирато лагу прервал его размышления, сказав:

– Мы считаем от года, когда на небе появилась луна. До этого тоже жили люди и шли годы, но в тот год, когда появилась луна, наши предки покинули родину и ушли на восток в поисках новой земли.

Валентин мгновенно вспомнил рассказ индейца с озера Титикака, которому он тогда не придал особого значения. Значит, ацлан тоже верят в то, что луна однажды появилась на небе. Но его расспросы и на этот раз натолкнулись на нежелание старика продолжать разговор на эту тему. Он замкнулся, и больше из него ничего нельзя было выудить. Кононенко пожалел, что не включил магнитофон вначале беседы и решил, что больше такой ошибки не допустит. Пришлось отправиться домой с тем, что удалось узнать. Перед уходом старик снял с его рук повязки, сказав, что они больше не нужны. Мазь впиталась, порезы закрылись и не кровоточили. Валентин пошел домой не по дороге, а по берегу, распугивая громадных жаб величиной чуть ли не с курицу. Ему нужно было обдумать наедине то немногое, но важное, что удалось узнать, чтобы дома подробно записать в свою тетрадь. Самое удивительное, это обруч на шее Танэ Хару. Валентин своими глазами видели огненные спирали и искры внутри черных камней. Неужто, обруч действительно неземного происхождения, и он продлевает жизнь человека во много раз? Черт возьми! Голова кругом идет. Но ведь с того времени, когда люди звезд могли посетить Атлантиду прошли тысячелетия. И эта штука до сих пор исправно работает? Похоже, она действует от солнечной энергии. Если этот обруч действительно прибыл со звезд, это же мировая сенсация!

Дома никого не было. Он прошел в свою комнату, а через минуту появилась Ила, и зашла к нему.

– Мама сказала мне, что ты порезал руки. Это я виновата, что не рассказала тебе про эту траву, – расстроено, произнесла она. – Можно посмотреть?

Она подошла и нежно провела мягкой ладошкой по руке.

– Больно?

– Если ты будешь так ласково гладить мои руки, я буду их совать в эту траву каждый день, – улыбаясь, ответил Валентин.

Девушка немного смутилась, а он взял ее за плечи и легонько притянул к себе.

– Когда я смотрю в твои глаза, мне кажется, я вижу небо, – тихо сказал Валентин, – а когда смотрю на небо, вспоминаю твои глаза. Никогда не видел ничего красивее твоих глаз.
Девушка едва заметно подалась ему навстречу, ее губы чуть-чуть приоткрылись. Ему показалось, что она готова к поцелую, но в это время во дворе раздался голос Тауни, зовущей дочь. Ила вздрогнула и, освободившись из его рук, убежала.

Что это было? Действительно она хотела, чтобы он ее поцеловал или это только плод его воображения? Он так и не научился быть с женщинами нахальным и решительным, как многие мужчины, которые благодаря этому добиваются успеха. А перед этой девчонкой робел больше обычного. То ли причина была в ее необыкновенной красоте, то ли в разгорающемся в его сердце чувстве, которого он не испытывал ни к какой другой женщине.
Когда пришла Тауни, Валентин спросил ее, правда ли, что астона гирато лагу двести сорок шесть лет. Женщина сказала, что, сколько лет жрецу она не знает, но ее дедушка говорил, что когда он был еще маленьким, Танэ Хару был уже в возрасте. В этот раз Кононенко опять долго не мог заснуть. Невероятное долголетие жреца, загадочный обруч неземного происхождения, бегущие искры и светящиеся спирали в глубине таинственных черных камней – было от чего лишиться сна. Но время шло. Яркие тропические звезды бесшумно плыли над притихшей деревней древнего народа, над джунглями, где кипела невидимая ночная жизнь, отражались в болотах отделявших этот клочок земли от остального мира. Постепенно широко распахнутые в этот мир голубые девичьи глаза заслонили все другие картины и события, и остались с ним до утра.

Через два дня, вероятно благодаря чудодейственной мази жреца, порезы на руках совершенно зажили. Вечером он собрался на рыбалку. Взял удочку, заткнул как всегда за пояс револьвер и вышел на улицу. Навстречу шел Рустам.

– Там твоя красавица черепах пасет, – сообщил он улыбаясь.

Валентин сам ловил этих черепах, у которых было очень вкусное мясо. Чтобы сохранить их живыми их или держали в садках, или привязывали на берегу. Он пошел быстрее. Вот и берег озера. Метрах в трех от воды вбиты два колышка, к которым на длинных веревках привязаны две черепахи. Впрочем, сейчас можно было видеть только веревки уходящие в воду, куда нырнули привязанные к ним пленницы. Ила, стоявшая на берегу и не видевшая Валентина, высоко подняла платье и вошла в воду. Кононенко с замирающим сердцем любовался ее ножками и всей стройной фигуркой, освещенной розовыми лучами низкого предзакатного солнца.

Вдруг из воды, как молния, блеснув, в солнечных лучах, метнулась извивающаяся лента, и обвилась вокруг девушки, прижав ее руки к телу. Ила закричала и начала вращаться. Казалось, она сама наматывает на себя кольцо за кольцом, удаляясь от берега.

Анаконда!

Валентин бросился к девчонке, схватил двумя руками шею рептилии, пытаясь ее задушить. Однако, у змеи были такие мощные мышцы, что продавить их было не в его силах. Она повалила Илу, но Валентину все же удалось с трудом поднять ее на ноги вместе с обвивающими девушку кольцами, покрытыми бурыми пятнами.

– Не бойся, я с тобой! – говорил он, пытаясь оттянуть голову змеи от шеи Илы. Только теперь он вспомнил, что вооружен. Стараясь удержать голову левой рукой, потянул из-за пояса рукоятку револьвера и в это мгновение, следующее кольцо обвилось вокруг него, придавив опущенную правую руку и прижав его к девушке.

– Мерзкая тварь... Мерзкая безмозглая тварь! – хрипло повторял Валентин, пытаясь вытащить прижатую руку. А «объятия» делались все теснее. Становилось трудно дышать. Если они упадут, то просто захлебнутся в воде. Кольца медленно, но неотвратимо сжимались, будто кто-то закручивал тиски. Он понял, что руку с револьвером ему не вытащить. Если взять револьвер левой, придется выпустить голову змеи. И тогда, рискуя прострелить себе живот, он согнул правую руку в запястье, и постарался направить ствол в обвивающее его кольцо. Но револьвер гулял туда сюда, поскольку сам Валентин все время переступал ногами, стараясь не упасть и удержать Илу. Вот ствол уперся в блестящую шкуру, но угол наклона получился таким, что пуля, пробив толстенное упругое кольцо, непременно попадет в него. Еще минута проходит в смертельном танце. Ила уже не кричит, сжатая страшными тисками. В мозгу Кононенко проносится мысль: – «Надо стрелять, будь, что будет, иначе она ее задушит». – Он забыл, что погибнет сам. Сознание того, что он может потерять девушку, которую видел в своих снах, и нашел, наконец, на другом конце земли, и все это из-за какого-то глупого пресмыкающегося, привело его в бешенство.

Собрав все силы, втянул, насколько мог, живот, согнул руку, и выстрелил. Он видел, как открылось отверстие там, где вошла в тело змеи пуля. Похоже, выстрел не причинил удаву особого вреда, но давление сжимающих колец немного ослабло. Этого оказалось достаточно, чтобы с трудом, обдирая кожу, вырвать правую руку с оружием.

– Ну, все, гадина! – прошептал бывший старший лейтенант, приставив ствол к голове болотной твари.

Выстрел! И все кольца, как по команде, свалились к их ногам. Валентин подхватил на руки Илу и вынес на берег. Хотел положить ее на траву, но девушка села, посмотрела на него испуганными глазами, и зарыдала. Он прижал ее к себе, гладил мокрые волосы и плечи, и говорил, что все уже позади, все кончилось хорошо. Когда она успокоилась, спросил о самочувствии. Ила встала, облепленная мокрым платьем, и улыбнулась. У нее болело все тело, но серьезных повреждений, кажется, не было. Девушка взяла на руки черепах, а Валентин взвалил на плечо переднюю часть змеи, и потащил за собой по траве семиметровое, толстое как бревно, тело. Не бросать же в болоте вкусное мясо и ценную шкуру. Навстречу им со всех ног бежала бледная Тауни, которая уже знала о случившемся, и с ней несколько односельчан. Оказывается, двое мальчишек видели сцену борьбы с удавом и, первыми добежав до деревни, рассказали взрослым. Мать бросилась обнимать дочку и благодарить ее спасителя, а Ила уже смеялась, рассказывая о приключении, и показывая на добычу, которую волок Кононенко. Валентину нравилось это ее качество – не принимать ничего близко к сердцу, и быстро восстанавливать хорошее настроение. Слава Богу, это приключение закончилось благополучно, да еще и с прибылью в хозяйстве.

Тем временем, надвигались события более грозные, чем нападение глупой анаконды. Валентин давно замечал беспокойство и озабоченность на лицах вождя и жреца. Танэ Хару подолгу стоял на берегу, глядя на верхушку большого затопленного камня, с каждым днем все больше выступающую из воды. Он изучал знаки на стене одного из помещений пирамиды, и лицо его все более мрачнело. Однажды Кононенко спросил вождя о причине беспокойства. Оказалось, что в этом году необычайно затянулась сухая погода. По календарю уже должен начаться сезон дождей, а их все нет. Озера с каждым днем мелеют, болота пересыхают. Такая сушь, по записям жреца, была семьдесят три года назад. Это грозит тем, что к острову, хорошо защищенному непроходимыми болотами, могут открыться новые тропы, в дополнение к той единственной, которая надежно охраняется, и находится под защитой трех стен. Семьдесят три года назад племя индейцев было малочисленным, и все их нападения были отбиты. Но сейчас их там несколько тысяч и если они полезут с 3-4 сторон, ацлан не смогут сдержать их натиск.

– А что им здесь нужно? – спросил Валентин.
      
– Им нужна земля. Их слишком много. Женщины рожают беспрерывно, а земли у них совсем мало. Всего несколько небольших островков среди болот. Они постоянно голодают, и видят единственное спасение в том, чтобы захватить нашу землю, – ответил ихориан.

– Так пусть Танэ Хару научит их вождя или колдуна, а тот научит своих женщин предохраняться от беременности, и они перестанут размножаться как мухи, – предложил Кононенко.

– Они не хотят ничего слушать. Они тупы и кровожадны, и надеются на свою силу. Они никогда не берут пленных. Того, кто к ним попадает, убивают, но не сразу. Сначала выкалывают глаза, отрезают уши и при этом все веселятся, даже женщины и дети. Не убивают только женщин и девушек. Наши женщины им очень нравятся.

– «А чем, собственно, эти дикари отличаются от людей так называемого цивилизованного мира, – подумал Валентин. – Тысячелетиями захват чужой земли и грабеж считались благородным делом на всех континентах, пока не установились нынешние, более или менее стабильные границы. Да и сейчас борьба за передел земель идет на Ближнем Востоке и в некоторых других местах».

Дни шли за днями, а небо было голубым и ясным над всей впадиной Пантанал и, видимо где-то там над горами, откуда берут начало реки. Несколько раз вождь и жрец облетали с Валентином остров. Они изучали состояние болот и делали неутешительные выводы. Оповестили весь народ о надвигающейся беде. Валентин учил молодых воинов неизвестным им приемам ведения рукопашного боя, но разве можно научить за несколько дней тому, чему он сам учился годами. Были сформированы отряды из молодых сильных женщин. Они тренировались в стрельбе из лука. Их решено было использовать для дальнего боя, а при переходе к рукопашной схватке, выводить в тыл. Но где будет тыл, если откроются новые тропы? На стене первой линии обороны Кононенко увидел сооружение, которое его очень обрадовало, т. к. было основано на использовании его любимой центробежной силы.

Это было деревянное колесо, диаметром больше двух метров. По его периметру укладывались в специальные ячейки около сотни очень твердых глиняных шаров, размером с теннисный мяч, высушенных на жарком солнце. На колесо надевался обод. Два человека за рукоятки раскручивали колесо. Шары катились по ободу как шарики в шарикоподшипнике. Третий человек открывал специальную заслонку на ободе, и шары вылетали по касательной к окружности колеса с большой скоростью. Можно было стрелять короткими очередями или выпустить сразу всю сотню. Тот же человек, который открывал заслонку, поворачивал колесо в нужном направлении. При попадании в голову такой шар убивал наповал, но и попадание в грудь, руку или ногу не сулило ничего хорошего. Это был центробежный пулемет. На стене их стояло два. По словам вождя, индейцы их очень боялись, и вынуждены были отказаться от наступления плотной толпой. Стали прикрываться деревянными щитами, что снижало эффективность этого оборонительного оружия.

Шли дни, болота продолжали пересыхать. Уже были замечены разведчики индейцев с тех сторон острова, где раньше была непроходимая топь. Нужно было что-то делать. Вождь просил помочь красным огнем, который друзья так успешно применили в день своего появления на острове. Валентин отдал ему ракетницу и все ракеты. Научил стрелять, но объяснил, что это не оружие и, что толку от него будет мало. Отдал также свой револьвер с оставшимися несколькими патронами и ружье. Но все это не меняло дела. Нужно было настоящее автоматическое оружие. Хотя бы по одному автомату на каждом опасном направлении. И тут он вспомнил слова их «капитана» Нанту о «настоящем оружии», и человеке, который может его достать. Они с Рустамом позвали вождя, и пошли втроем к Танэ Хару. Речь держал Валентин. Он сказал, что готов вместе со своим другом стать в первом ряду защитников острова, и сражаться до конца. Но, при огромном численном превосходстве противника, исход боя все равно предрешен. Есть только одно решение: вооружить воинов ацлан таким оружием, владея которым, один человек может обратить в бегство сотни врагов, вооруженных копьями и стрелами. Достать такое оружие не так просто, но он постарается его раздобыть. Поэтому, сегодня же с наступлением темноты, он улетает. Рустам остается на острове. Сколько дней понадобится, чтобы добыть оружие неизвестно, и очень может быть, что он вернется ночью. Поэтому, начиная с послезавтрашней ночи, на острове до самого утра должны гореть три костра, расположенные на одной прямой линии.

Танэ Хару и Стио одобрили план, и как только стемнело, Валентин взял курс на Корумбу. Через час он уже был на квартире. Эстебан Нето привык к тому, что его постояльцы надолго исчезают и внезапно появляются. Деньги они платили регулярно, и он не задавал лишних вопросов. Узнав, что Кононенко собирается в Боливию в городок Эль-Кармен, он посоветовал после границы нацепить на машину боливийские номера, иначе все полицейские станут цепляться, видя дорогую машину с иностранными номерами. Ехать по автостраде он не рекомендовал. Быстро изобразил на листке бумаги объездные пути, которых оказалось целых три. Там нет постоянных постов, и только время от времени, их контролируют передвижные наряды. Валентин еще раз убедился в том, какую ценную услугу оказал ему Антонио Альмеида, посоветовавший обратиться к Эстебану. Правда, объездные пути его не интересовали, но, когда хозяин сказал, что в Эль-Кармен живет его племянник, Кононенко навострил уши. Оказалось, что племянник живет один, без семьи, и его дом стоит на отшибе.

– Вам просто цены нет! – восхитился Валентин, вызвав этим восклицанием довольную улыбку хозяина. – Но где я возьму боливийские номера?

Хозяин поманил его за собой и снова привел в мастерскую, в ту кладовку, где они уже были. В ящике лежали номера всех соседних стран.

–  Давайте мне уж заодно аргентинские и парагвайские, – попросил Кононенко, и получил желаемое без возражений.

Племянника звали Жоан Бенавидес. Эстебан объяснил, как найти его дом, и написал «рекомендательное письмо».

Вот его текст:  «Прими, накорми, не спрашивай».

– Дадите ему сотню долларов, и можете жить хоть неделю, хоть месяц, – сказал хозяин.

Валентин взял у него будильник, завел и лег спать. Проснулся по звонку до рассвета  и выехал за город. Там он прицепил боливийские номера, перелетел границу, и пошел параллельно железной дороге с северной стороны.

Ориентироваться было нетрудно. Эль-Кармен, это была третья более или менее крупная железнодорожная станция на запад от Корумбы, а станции всегда ночью освещены. Перед городом он приблизился к пустынному шоссе и, проехав по нему немного, свернул в придорожные заросли. Здесь дождался рассвета, и довольно легко нашел дом племянника своего хозяина. Ворота во двор были заперты. Торчать перед домом пока его увидят соседи, не имело смысла. Будить хозяина ни свет, ни заря было неудобно. Нигде никого не было и, осмотревшись, Кононенко поднял машину, перемахнул через забор, и опустился во дворе. Дождавшись семи часов, постучал со двора в дверь. Вскоре она открылась и показалась удивленная физиономия мужчины лет тридцати. Его удивление еще больше возросло, когда он увидел в своем дворе шикарное авто. Улыбаясь, Валентин подал ему «рекомендательное письмо».

– Милости прошу, –   сказал Жоан, прочитав записку дяди. – Но как же вы въехали?

– Да так, не хотелось вас будить... –  неопределенно проговорил гость.

Видимо, вспомнив последние слова записки, парень не стал больше задавать вопросов. Вскоре они уже завтракали в доме.

– Далеко ли живет человек по имени Марио Корранса? – спросил Валентин и назвал адрес.
– Здесь все недалеко. Городок маленький, – ответил Жоан и объяснил, как найти индейца.

Кононенко сказал, что уходит, когда вернется, не знает, но не исключено, что ему придется уехать не попрощавшись, если хозяина не будет дома. Он вручил Жоану двести долларов, в качестве платы за квартиру и беспокойство, и объяснил, что все свое оставляет в машине, чтобы в случае срочного отъезда, не беспокоить хозяина. Во двор он может попасть и через забор.

– Тогда поставьте машину в этот сарай, – предложил Жоан. – Ключ от него у меня один. Если уедете без меня, оставьте в замке.

На том и порешили. Валентин въехал в сарай, закрыл за собой двери. Если этот Марио Корранса связан с торговцами оружием, то все может быть. Поэтому он спрятал в сарае документы, деньги, все что было в карманах, оставив лишь три алмаза, величиной с лесной орех, которые носил с собой на острове в качестве талисмана, и листок вырванный из блок¬нота, где были каракули Нанту. Запер машину и сарай. Ключ вложил между досками слева от двери.

Вскоре он уже стучал в дверь хижины индейца. Дверь отворилась, он вошел в полутемное помещение и... в грудь ему уперся ствол пистолета. В первое мгновение Валентин подумал, что это у хозяина дома такая привычка встречать гостей, но в следующее рассмотрел полицейскую форму на том человеке, который был перед ним и еще на двоих, также с оружием, подошедших с боков. На него надели наручники, предварительно обыскав. При виде алмазов, загалдели, стали вырывать друг у друга и рассматривать. Старшему пришлось прикрикнуть и забрать камни. Вывели на улицу. На свисток из-за угла подкатила полицейская машина, и вот они уже в участке, который тоже находился невдалеке, в полном соответствии со словами Жоана Бенавидеса.

– «Влип, как ребенок, – с досадой думал Валентин. – И все из-за спешки. Ведь известно: Поспешишь – людей насмешишь. Вот и насмешил. Поперся без разведки, без осмотра местности... Да, что теперь говорить»...

Явился здоровый, толстый как боров полисмен, видимо начальник участка. Стали допрашивать. Кононенко прикинулся, что ничего не понимает на  испанском, т.е. на государственном языке Боливии. Кажется, поверили. Начальник приказал позвать сеньориту Роман. Пришла красивая женщина лет двадцати семи-восьми, спросила, говорит ли он по-английски. Валентин ответил, что немного говорит, но его родной язык французский. Он из Канады, занимается собиранием индейских легенд. Ехал из Аргентины по железной дороге. В городе Эль-Серро на вокзале, его ударили по голове и обокрали. Забрали абсолютно все. Кроме  того, наверное, от удара, у него сделалась плохая память. На вопрос, зачем он шел к Марио Корранса, Кононенко отвечал, что какой-то индеец в поезде, имени которого он не помнит, сказал, что Марио знает много легенд, и дал адрес. На вопрос, где взял алмазы, говорил, что после удара по голове бродил где-то в окрестностях городка Эль-Серро и там, на берегу реки в обвалившейся глине нашел четыре камня. Один отдал проводнику в качестве платы за проезд.

Над его рассказом смеялись все полицейские. Ему не ве¬рили. Да и кто мог поверить во всю ту ахинею, которую он нес, разве что идиот. Но полицейские и их шеф, хоть и не блистали умом, идиотами все же не были. Ну и бес с ними.

Ему нужно было осмотреться и придумать, как отсюда уйти, а главное, где теперь достать оружие. Было очевидно, что индейца арестовали. Это вскоре подтвердилось. Ему устроили очную ставку с Корранса, который, оказывается, сидел в том же участке. Оба совершенно искренне твердили, что видят друг друга впервые. Валентина отвели в камеру и велели подумать. После обеда его допрашивал один начальник в присутствии переводчицы. Он сказал, что им известно, что задержанный приехал за оружием, и советовал честно признаться в этом. Когда Валентин начал отпираться, начальник как-то слишком поспешно оставил эту тему, и стал требовать показать ему место, где найдены алмазы. Валентин ссылался на плохую память и обещал вспомнить. Его опять отвели в камеру. На следующий день Кононенко окончательно убедился, что начальника, как и всех остальных, которых «боров»  теперь не подпускал к арестованному, интересуют в основном алмазы. Еще несколько дней его держали под стражей, добиваясь фактически одного – показать месторождение алмазов. Россказням Валентина начальник не верил, но алмазы-то были настоящими. Значит, где-то он их нашел, и где-то здесь. Такие вещи не везут с собой из Канады. Сначала шеф полиции ему угрожал, потом стал уговаривать, обещая отпустить, если он приведет его одного к заветному месту. Перед жадным взором толстяка маячил призрак богатства. Те три алмаза, которые отобрали при обыске, были тоже целым состоянием, но о них все знали, и присвоить их было трудно. А вот если бы найти место...

А Валентин думал о том, что сейчас происходит на острове, и все больше злился. Он помнил слова вождя:  «Наши женщины им очень нравятся». А там осталась Ила. Не дай Бог... он даже боялся об этом думать. Кроме того, там остался Рустам. Его жизнь тоже подвергается опасности. Под вечер в субботу, отвечая на очередные домогательства начальника, Валентин не выдержал, и по-русски предложил ему пойти,... но не туда, где сверкают алмазы, а туда, куда русские люди обычно посылают друг друга. При этом он не обратил внимания на то, как изменилось выражение лица сеньориты Роман.

Под утро он услышал легкое постукивание по металлу, и в глаза ему ударил луч света. Быстро встал. За решеткой его камеры в коридоре стояла переводчица и постукивала фонариком по прутьям. Валентин подошел и услышал шепот на чистом русском языке:

– Ты русский? Я поняла, когда ты послал этого борова. Я тоже русская из Ленинграда... ну, то есть из Санкт-Петербурга. Меня зовут Светлана Романова. Я тут тоже вроде арестованная. Мои документы заперты в сейфе у Мигеля – начальника полиции. Я тут незаконно из Бразилии, вот он меня и держит при себе. Я могла бы достать ключ и выпустить тебя, если бы ты помог мне добраться до Корумбы через границу. Но сначала надо взять документы в сейфе.

Все это она выпалила быстро на одном дыхании, видимо приготовившись заранее.
– Как ты сюда прошла? – спросил Валентин.

– Я живу с Мигелем на втором этаже. Он уехал на воскресенье к тетке. В участке сейчас один полицейский. Запер все и спит. Правда есть еще двое, они патрулируют дорогу и появляются здесь изредка.

– Обстановку понял. Спасибо Светлана. Понимаешь, уйти от этих долбое... ой, извини, уйти от этих болванов не проблема. С тобой тоже все просто. Раз ты знаешь, где хранятся ключи, берем твои документы в сейфе и я тебя быстро перебрасываю в Корумбу. Там ты со своими бумагами свободно доедешь до Рио, а оттуда в Ленинград.

– Без денег?

– Деньги тоже не проблема. Деньги я тебе дам.

– Ого! – перебила его Светлана. – А как через границу?

– Это мое дело.

– Так в чем тогда проблема?

– В оружии. Я действительно шел к Марио за оружием. Оно мне позарез необходимо. Как ты думаешь, если мы его освободим, он сможет достать оружие?

– Зачем оно тебе?

– В джунглях идет война. Там защищаются мои друзья, и если я не привезу оружие, их убьют.

– Как тебя зовут?

– ... Абдула.

– Какой ты Абдула!... Ну ладно, это меня не касается. Абдула так Абдула. Если для тебя все остальное не проблема, то оружие тоже не проблема. За день до того, как тебя арестовали, они отобрали оружие у Марио. Много оружия. Поэтому и оставили в его доме засаду. Оно заперто здесь в кладовой. Ключ тоже в дежурке.

– Какое оружие? – шепотом «закричал» Кононенко в волнении.

– Автоматы. Штук десять и много патронов. Несколько ящиков.

– Светик, ты не шутишь? – Валентин ласково сжал ее руку лежавшую на железном пруте и заглянул в глаза.

– Честное пионерское!

– Тогда быстро неси ключ и какие-нибудь тряпки – положить под одеяло вместо меня. Мне надо на время отлучиться.

– А что потом?

– Что потом я тебе объясню. Давай!

– Не обманешь?

– Честное пионерское! – засмеялся Валентин. Сеньорита Роман улыбнулась ему в ответ и исчезла. Че¬рез пять минут она явилась с ключом от камеры и тремя одеялами. Слава Богу, замок открылся без особого шума. Валентин уложил одеяла валиком на койку, накрыл казенным.

– Черный ход есть?

– Есть во двор.

– Откроешь ворота, потом поднимешься на второй этаж, и будешь смотреть в окно. Максимум через полчаса я подъеду на машине, въеду во двор, а ты меня встретишь. Да приготовь что-нибудь поесть.

– А если вернутся те двое – патрули?

– Тогда я их просто перебью.

– Один, без оружия?

–  Как раз этому меня и учили.

В коридоре он спросил:

– Где камера Марио Корранса?

– Вот она

– Марио... Марио, –  негромко позвал Валентин

Видимо  за решеткой всем спится несладко, так как индеец сразу вскочил.

– Ты сумеешь исчезнуть, если окажешься на улице до рассвета?

– Бесследно! – прозвучал уверенный ответ.

Приготовься. Через полчаса я тебя выпущу.

Вот они со Светланой уже во дворе. Оказывается, ворота закрыты на простую задвижку. Кононенко выскальзывает в полутьму как уж. «Хорошо, что в этом городе все близко», – говорит он на бегу сам себе. Перемахнув через забор, открывает сарай. Быстро меняет боливийские номера на парагвайские, находит все, что спрятал перед уходом, втыкает в петлю ключа сто  долларовую бумажку, и вставляет его в замок. Машина почти в полной темноте переваливает забор и устремляется вперед, не касаясь земли. Увидев из окна подъезжающий «Мерседес», Светлана, у которой сразу отлегло от сердца, спускается, открывает, а затем закрывает ворота.

– Ну, как?

– Все спокойно.

Небо на востоке тем временем уже начинает светлеть.

 – Как я понимаю, тебе нужно алиби, – говорит Валентин. – Ты должна быть пострадавшей, а не сообщницей. Быстро забирай свои одеяла, запирай меня и будь начеку.

– Запирать в камере? – не веря своим ушам, спрашивает женщина.

– Запирай, не волнуйся. Ключ на место…

Сквозь самый сладкий утренний сон, дежурный услышал какой-то стук и лязг. С трудом открыл глаза. Что там такое? Это стучит тот канадский придурок в камере. Наверное, хочет в туалет. Придется идти. Все равно ведь спать не даст. Осыпая ругательствами заключенного, полисмен ведет его в конец коридора под дулом пистолета. Что-то он долго сидит в туалете? Отправить его, скорее в камеру, да поспать еще немного.

– Ей, скорее там!

В ответ ни звука. Страж порядка тянет дверь за ручку, зная, что задвижки внутри нет. Но дверь не поддается удерживаемая изнутри.

– А ну, открывай! – начиная не на шутку сердиться, требует полицейский и тянет сильнее. Послушавшись его, Кононенко открывает... ударом ноги. Удар дверью в лоб дело не шуточное и полицейский приходит в себя уже прикованным наручниками к решетке одной из камер.

– Молчи как рыба. Будешь орать, пристрелю! – по-испански говорит «канадский придурок», у которого за поясом заткнут табельный пистолет полицейского.

Кононенко открывает камеру Марио и говорит полицейскому:

– Мы на время оставим тебя одного, но будем недалеко. Если пискнешь, вышибу мозги!

Валентин и Марио выходят во двор, где уже ждет Свет¬лана.

– Сколько ты хотел получить за оружие, которое они у тебя отобрали? – спрашивает Валентин.

– Хотел тысяч восемь, – сокрушенно говорит индеец.

– Чего?

– Долларов янки.

– Я у тебя его покупаю. В этой пачке десять тысяч. Развязывать некогда. Черт с ними, бери все и исчезай.

Ошарашенный услышанным, Корранса хватает деньги, поворачивает пачку к свету, и убедившись, что это действительно доллары, выскакивает за ворота. Но через секунду он просовывает голову во двор, говорит: –  Спасибо, сеньор! – и исчезает окончательно.
 Через пять минут «канадец» тащит за собой мимо прикованного полицейского упирающуюся сеньориту Роман.

– Иди, показывай! – грубо говорит он и толкает женщину в сторону дежурной комнаты.

Светлана быстро находит ключи, отпирает сейф. Вот и ее документы. Тут же лежит пистолет «Беретта» и пять запасных обойм. Пригодится!
Валентин сгребает в кучу какие-то бумаги, и сует в карманы. Пусть думают, что документы Светланы он взял случайно. На тумбочке лежит мощный мегафон с усилителем. Пригодится! Три бронежилета. Тоже вещь полезная! Вот и ключ от кладовой, где спрятано оружие. Валентин приковывает Светлану к решетке камеры Марио недалеко от полицейского, и открывает кладовку.

Восемь автоматов Калашникова, ящик запасных рожков, пять ящиков с патронами, два десятка гранат. А вот еще ящик с трассирующими пулями. Она не ошиблась! Она не ошиблась! Вот оно настоящее оружие!

– Не разговаривать! – строго говорит Кононенко, проходя мимо своих пленников с кучей автоматов. Потом он выносит ящики и слышит, как его узники шепчутся. Все погружено. Он отстегивает наручник от решетки и защелкивает на второй руке Светланы.

– Скажи своему дураку начальнику, –  говорит он, обращаясь к полицейскому, – что мы с Марио забираем свое оружие, а эту суку берем с собой. Так что не вздумайте стрелять, если вам дорога ее жизнь.

Во дворе он снимает с женщины браслеты и бросает их на сиденье. Уже совсем светло.

– Скорее, скорее, – торопит Светлана, – могут вернуться патрульные.

Выезжают за ворота и видят, что со стороны Корумбы из-за угла поворачивает полицейская машина.

–  Это они! – испуганно вскрикивает Светлана.

–  Спокойно! Нельзя на восток, поедем на запад, – говорит Кононенко, разворачивая машину в противоположную сторону.

Патруль приближается. Валентин медленно отъезжает, подпуская их на расстояние, с которого можно видеть парагвайский номер его машины, а затем немного увеличивает скорость. В зеркало ему видно, что машина остановилась возле участка, и один из патрульных побежал внутрь.

– Ну, теперь все в порядке, – говорит он. – Поехали!

– Что в порядке? – Спрашивает дрожащая женщина.

–  Во-первых, они теперь знают, что я из Парагвая – видели номер машины, во-вторых, сейчас узнают, что ты моя  заложница, что и требовалось доказать, в-третьих, будут думать, что Марио с нами и не станут его здесь искать, а он тем временем скроется.

– Ну и что, если ты из Парагвая?

– Значит, искать нас в Бразилии не будут, по крайней мере, в ближайшие дни, тем более что мы едем в противоположную сторону.

– А как же мы вернемся?

– Не волнуйся, что-нибудь придумаем. У них в машине, конечно, есть рация?

– Есть.

– Я так и думал. Значит, в следующем населенном пункте нас будут встречать. Что там впереди?

– Тукавака.

– Сколько до нее, или до него?

– Километров пятьдесят, по-моему. Но они могут догнать нас раньше. Дорога здесь плохая.

– Ну, по плохой дороге они нас тем более не догонят. Сейчас узнаем, успеют там приготовиться в этой Тукаваке?

Валентин прибавляет газ и «Мерседес» развивает скорость далеко за сто километров в час.
– Как ты едешь по такой дороге с такой скоростью? – удивляется его спутница. – Нас должно растрясти на мелкие кусочки.

– У меня хорошие амортизаторы, – отвечает Валентин.

– Мне кажется, мы вообще не едем, а летим, – говорит женщина, не успевая провожать глазами пролетающие мимо телеграфные столбы.

– В сейфе не было моих камней, – вспоминает Кононенко.

– Наверное, Мигель их с собой носит, – предположила Светлана.

– Не такой уж он дурак, – замечает Валентин. – Теперь он их присвоит, а скажет, что камни забрал я вместе с оружием и сеньоритой Роман.

– Кстати, если бы не эти камни, тебя и того индейца дав¬но бы отправили в Санта-Крус14, – говорит женщина. – Но Мигелю очень хотелось узнать, где ты их взял, и еще придумать способ их присвоить. Он бедный ночи не спал, мучался.

Впереди замаячили строения. Это Тукавака. Валентин снижает скорость и опускает машину на колеса. Вот и полицейский пост. На обочине патрульная машина. Двое, согнувшись, бегут поперек дороги.

– Что это они делают? – спрашивает Светлана.

– Раскатывают «ежа». Это такая лента, утыканная острыми зубьями, чтобы прокалывать шины.

– Ой, а как же мы...?

– Перепрыгнем! Ты высовывайся в окно и кричи громче. Об остальном не беспокойся.

– Правильно ребята, два ежа надежнее, – усмехается Валентин, видя, как раскатывают вторую ленту.

Машина разгоняется, подпрыгивает и на глазах у изумленных полицейских, перелетев через колючки, шлепается на все четыре колеса. Ее снова подбрасывает, слегка заносит, но она выравнивается и уходит с набором скорости. В ушах растерявшихся стражей порядка все еще звенит крик женщины:

– Помоги-те-е!

Городок уже позади.

–  Что там у нас дальше? – спрашивает Валентин.

–  Два-три небольших населенных пункта, но полицейских постов там нет. Следующий пост будет в Роборе.

– Сколько километров?

– Около сотни.

– Там нам подготовят более основательную встречу. Поставят поперек дороги грузовики или трактора. Поспешим! Надо оторваться от тех, что сзади.

– Господи, какая у нас скорость? – спрашивает Светлана.

– Сто пятьдесят.

– А почему спидометр ничего не показывает?

– Испортился, наверное.

Вот впереди показался идущий навстречу товарный состав. Железная дорога проходит параллельно шоссе. Валентин снижает скорость.

– Очень удобный поезд, – говорит он, – и идет как раз туда, куда нам надо.

Один за другим тянутся товарные вагоны без крыш нагруженные лесом. Толстые бревна, увязанные проволокой, горой возвышаются над верхними краями вагонов. Но некоторые, похоже, идут порожними. Во всяком случае, из них ничего не торчит. Валентин останавливает машину и осматривается. В такое раннее время в воскресенье дорога пустынна. Преследователи еще не показались.

– Светик, – говорит он как можно более ласково, – впереди нас ждет засада, а сзади за нами погоня. Самое умное, что мы можем сделать, это вернуться назад этим поездом. Но для этого нам придется подняться в воздух и пролететь до него. Сейчас я это сделаю, а ты не пугайся. Все будет хорошо.

Он поднимает машину и, развернувшись над придорожными деревьями, догоняет поезд. Несмотря на предупреждение, его пассажирка вскрикивает и ошалело вертит головой, то, глядя вниз на уплывающую землю, то, поворачивая бледное лицо к Валентину. Вокруг по-прежнему пусто. Лишь около десятка мохнатых лам, похожих на страусов, перестают щипать траву и, вытянув длинные шеи, провожают удивленными глазами, пролетевшее над ними, очередное чудо техники.

– Узкоколейка! Как они ездят по таким рельсам? – бормочет Валентин. –  У нас в парке детская железная дорога и то солиднее.

Вот и порожние вагоны. Однако в первом из них оказался уголь, во втором тоже, в третьем и последующих рулоны листового железа. Черт возьми! Остается всего два вагона…  Фу! Слава Богу! Предпоследний действительно пустой. Кононенко уравнивает скорость, зависает над вагоном и плавно опускает машину на дно вздрагивающего, покачивающегося железного ящика. И в это время по автотрассе проносятся навстречу им две полицейские машины и несколько мотоциклов. Пронесло!

– Вот и все! – говорит Валентин, улыбаясь. – Теперь нас будут искать на западе, а мы едем на восток, да еще и бензин экономим.

Светлана смотрит на него широко открытыми глазами и говорит заикаясь:

– Абдула, ради Бога, как ты это сделал? Или я сошла с ума?

–Успокойся, с тобой все в порядке. Просто моя машина летает. Ну, что тут особенного? Теперь все летают.

– И «Мерседесы»?

– Естественно... Отдельные экземпляры.

–  Может, ты меня загипнотизировал?

– Вот этого я не умею. Мой друг умеет, а я нет. Но зато я умею делать летающие автомобили. Это тоже кое-что, правда?

– Не фига себе, кое-что! Если это правда, ты великий человек!

– Не-е, просто я гениальный, – засмеялся Валентин, открывая дверь и выходя из машины. – Надо найти щель в этом сундуке, чтобы знать, где мы находимся.

Тукаваку проезжают без остановки, а в Эль-Кармен состав останавливается.

–  Не дай Бог, они вздумают здесь загружать пустые вагоны. Придется взлетать на глазах у всех. Вот смеху будет! – говорит Валентин с серьезным лицом.

Но через полчаса поезд трогается. Следующая станция Такуараль. На ней не останавливаются. Через двадцать пять километров будет последняя станция Пуэрто-Суарес. Она близко к границе с Бразилией и там возможен осмотр вагонов. Валентин меняет парагвайские номера на боливийские, вскарабкивается на борт вагона, и осматривается. Пустынно. Они взлетают, пропускают под собой вагоны и опускаются за последним. Над самой землей направляются к шоссе. Подождав за кустами, пока проедут несколько машин, выезжают на асфальт. Вот влево идет проселочная дорога, которая, похоже, ведет к лесу. Сворачивают. Лес оказался чем-то вроде рощи из нескольких десятков деревьев и множества кустов. За рощей виднеются деревенские дома. Сворачивают с дороги, въезжают в гущу кустов и останавливаются под развесистым деревом так, чтобы их не было видно с воздуха.

– Ну вот, здесь мы с тобой отдохнем до наступления темноты, а потом махнем в Корумбу.

– По воздуху? – спрашивает Светлана.

– Да, это очень удобно.

– Господи, за всю мою жизнь не было столько приключений, как за сегодняшний день, – говорит женщина. – Мне все кажется, что я сейчас проснусь и окажусь опять в постели у Мигеля.

– А тебе не хочется к нему в постель?

– Ни капельки!

–Тогда не просыпайся. Давай, что там ты взяла поесть. Пора подкрепиться.

Выбор небогатый. Две вареные сосиски, приличный кусок колбасы, десяток бананов и хлеб. Все это разложили на коленях и начали есть.

– Слушай, ты действительно дал этому индейцу десять тысяч долларов? – спросила Светлана.
– Естественно. Я же порядочный человек. Это оружие его, ему я и заплатил. Кстати, я вообще никого не обидел. Ты не обижена?

– Боже упаси!

– Твой Мигель тоже не в накладе. На деньги за мои три алмаза он может теперь не работать или открыть собственное дело, и плюнуть на службу.

– Где ты их все-таки взял? Правда, нашел?

– Не-е. У пацанов на ножик выменял.

– Ну, да. Так я и поверила.

– Так всегда, когда говоришь правду – не верят, – вздохнул Валентин. – Теперь дальше. Получается, что единственная пострадавшая сторона это полицейский участок. Я подумаю, как им компенсировать потерю двух пистолетов, мегафона и трех бронежилетов. Это же мелочь. Кстати, тебе за содействие полагаются комиссионные. Десять тысяч тебя устроят? На дорогу хватит?

– Господи, конечно, хватит и не только на дорогу.

– Вот, держи.

– Абдула, я не знаю, как тебя благодарить. Ты, что миллионер?

– Ага, граф Монте-Кристо.

– Нет, от тебя определенно с ума можно сойти, – произнесла счастливая сеньорита Роман. – А где же твои верные слуги?

– Слуг у меня нет. Есть друзья, вот они-то сейчас и в беде.

Подкрепившись, они прошлись по роще, разминая ноги, и вернулись в машину.

– Может, расскажешь, как ты сюда попала из Ленинграда, если не секрет? – спросил Валентин.

– Какой тут секрет! – усмехнулась Светлана. – Я учительница английского языка, живу с дочкой пяти лет и мамой. Муж меня бросил. Завербовалась в Англию, как было сказано, для обслуживания туристов. Привезли нас в Лондон около двух десятков таких дур, как я и тут оказалось, что обслуживать действительно надо, в том числе и туристов, только не в экскурсионных автобусах, а в постели.

Если бы раньше кто-нибудь сказал, что я стану проституткой, любой, кто меня знал, назвал бы его идиотом. Я же в школе была недотрогой. Некоторые девчонки стали давать еще в восьмом классе, а я даже в десятом не умела целоваться. Ко времени замужества у многих подруг побывало по пять-десять мужчин, а я потеряла невинность в первую брачную ночь. Правда, потом, когда муж от меня ушел, я уж отыгралась, наверстала упущенное. Кажется, все рекорды побила. Поэтому, когда узнала, для какой работы нас привезли в Лондон, я, в отличие от многих других, не очень переживала. Надо отдать должное нашему начальству. Оно организовало торговлю нами на высоком уровне. Привозили к клиенту и увозили на маши¬не. Больше трех человек в день мы не обслуживали, и клиенты были в основном люди интеллигентные.

А вот когда я стала работать самостоятельно, вот где столкнулась с настоящей грязью. Такого насмотрелась... И били, и денег не давали, и заставляли делать такое, о чем я раньше даже не догадывалась, и насиловали скопом. Бывало, пригласит к себе один, а там еще человек 5-6. Куда денешься? Все равно изнасилуют, лучше самой лечь. Да еще норовят не по очереди, а со всех сторон сразу. Тебе, наверное, теперь противно со мной, когда я все это рассказала? Кто меня за язык тянул, дуру!

– Не говори глупостей! Как это может быть противно с молодой, красивой женщиной! – возразил Валентин.

– Но ты же представляешь, что с этой женщиной делали! Я же порченная. – Голос ее задрожал, и на глазах появились слезы.

Валентин ласково провел ладонью по ее волосам и сказал:

– Где это видно, что ты порченная?

– Слава Богу, пока не заболела, не видно, – прошептала Светлана.


– Так забудь сама и никому не говори об этом. Я дам тебе еще двадцать тысяч. Ты теперь женщина богатая и можешь отдаваться только по любви.

– Это правда? – спросила Светлана и вдруг зарыдала. Валентин долго успокаивал ее, а она говорила сквозь слезы, что он святой человек, каких по ее мнению, вообще не бывает.

– Успокойся и послушай меня, – сказал Валентин. – Года через два, а может, и раньше, мы начнем производство небывалых машин. Будут международные контракты, представительства фирмы в разных странах и т. п. Оставь мне свой адрес и телефон. Думаю, сумею найти для тебя такую работу, которая хорошо оплачивается, чтобы ты навсегда забыла об этом периоде своей жизни. А до тех пор я прошу тебя забыть о встрече со мной и о моей машине.

– Я этого не смогу.

– А сделать вид сможешь?

– Сделать вид смогу.

– Вот и прекрасно, а теперь расскажи, как ты здесь-то очутилась?

– Одна знакомая сманила в Бразилию. Сказала, что тут можно больше заработать – мужчины горячее. Я поехала, потому что давно пора домой к дочке, к маме, а денег как не было, так и нет. Думала здесь повезет. Работали в Рио. Все равно не разбогатели. Полиции плати, бандитам плати... А в Боливию меня завез один гад. Вроде богатый, обещал златые горы, а в Эль-Кармен бросил в гостинице без денег, без визы и испарился. Хозяин потребовал заплатить, вызвал полицию, а этот боров Мигель сразу смекнул, что я в его руках. Документы забрал и заставил с ним спать. Я его уже три месяца ублажаю. Если бы не ты... даже не знаю...

На некоторое время разговор прервался. Валентин думал о том, что происходит сейчас на острове пока он тут прохлаждается, и машинально следил за огромной яркой бабочкой, которая села на капот. Она то расправляла свои сверкающие шелком крылья, то складывала их, как будто знатная испанка открывала и закрывала дорогой веер. Светлана сидела молча, думала о чем-то своем и тоже смотрела на бабочку.

Треснула сухая ветка, качнулась верхушка куста. Кто-то приближался со стороны дороги.

– Быстро, иди ко мне! – сказал Валентин, обнимая Светлану и доставая свободной рукой пистолет.

Она поняла и прижалась к нему. Для стороннего наблюдателя они были теперь типичной влюбленной парочкой. Из-за куста вышел пожилой крестьянин с палкой в руке. Видимо искал какую-то скотину. Увидев машину, он остановился в удивлении, но потом рассмотрел внутри влюбленных, улыбнулся в седые усы, и пошел дальше. Кононенко отпустил женщину.

– Приласкай меня еще, – тихо попросила она.
       
– Тебе еще не надоели мужские ласки?   
            
– Ты не понимаешь, – грустно ответила Светлана. – Разве нас ласкают? Проститутки, по-моему, самые обделенные лас¬кой из женщин. Нас приводят, похватают спереди, сзади – раздевайся. Мужчина навалится, сделает свое дело и пошла вон. Очень редко попадаются мужчины, которые ласкают проститутку, как любимую женщину.

Валентин погладил ее волосы и щеку, и она еще теснее прижалась к нему. Он наклонился, отвел в сторону локоны и поцеловал нежную шею. Светлана расстегнула кофточку, бюстгальтер и потянула его руку к своей груди. Шло время, а мужская ладонь все ласкала и ласкала груди, переходя от одной к другой.

– Я чувствую твое напряжение, – тихо засмеялась женщина. – Пора ложиться на спину. Идем на заднее сиденье. Я тебя возбудила, я тебя и успокою.

– Не могу. Тогда я ничего не увижу, кроме твоего лица и нас могут взять голыми руками, – с сожалением сказал Кононенко.

– Поцелуй меня в груди.

– Но тогда я тоже ничего не буду видеть.

– А я для чего?

– На тебя я не могу надеяться.

– Ну, ты прямо сплошная бдительность!

– Работа такая, – коротко пояснил Валентин, продолжая ласки.

– Ладно, все равно мне так хорошо с тобой, как давно уже не было с мужчиной, – вздохнув, призналась она. – Ну а когда стемнеет, возьмешь меня?

– Тогда мы полетим в Корумбу, я оставлю тебя на своей квартире, и улечу к своим друзьям. Боюсь, как бы уже не было поздно.

– Но надо же тебе как-то помочь! Хочешь, я сама сделаю тебе приятно без твоего участия? Тебе не придется отвлекаться.

Валентин не успел ответить, а ее пальцы уже расстегивали молнию на брюках. Светлана наклонилась, и теперь он видел только ее затылок. Валентин перебирал пальцами каштановые волосы, потом нашел груди, и ему захотелось закрыть глаза, что¬бы сосредоточиться на своих ощущениях. Но он не позволил себе этого. Прошло какое-то время, и Светлана услышала:

– Имей в виду, сейчас кое-что произойдет.

– Ты меня предупреждаешь как девочку, которая делает это первый раз, чтобы не испугалась, – усмехнулась она, прервав ненадолго свое занятие.

– А разве девочки это делают? – удивился Валентин.

– Я тебе потом скажу, а сейчас не отвлекай меня, – ответила женщина.

Очень скоро ее усилия увенчались успехом. Минут через пять они снова сидели рядом, Валентин гладил плечи своей неожиданной любовницы.

– Поцелуй меня, – попросила она, повернув к нему лицо. Он поцеловал ее в губы.

– Ты хороший, – прошептала Светлана, ласкаясь к нему, – а многие брезгуют 
               
Валентин привлек ее к себе и поцеловал по очереди глаза, щеки, губы. 
               
– Какой ты ласковый! А ты мог бы жениться на проститутке? 
               
– Если ты имеешь в виду себя, то какая же ты проститутка?

– А кто же я, по-твоему?

– Ты же сама говорила – учительница. А все остальное это просто эпизод из жизни, о котором совсем необязательно распространяться. Я тебя спросил, правда ли, что так делают девочки, и ты обещала рассказать.

– А то ты сам не знаешь!

– Честно говоря, со мной это было впервые.

– Ты это серьезно?

– Вполне.

– Господи, с луны ты что ли свалился?

– Вообще-то, я с войны свалился.

– С какой войны?

– Из Афгана.

– А-а! Ну, а раньше-то?

– Раньше в институте учился.

– Так может ты еще девственник?

– Нет, женщины у меня были, но так как ты ни одна из них мне не делала, а давно хотелось попробовать.

– Странные у тебя были женщины, – сказала Светлана, пожав плечами, потом спросила: – А тебе понравилось?

– Очень понравилось. Спасибо!

– Удивительный ты. Мне казалось, таких мужчин не бывает. А я вот видела, как мамы приводят девочек к мужчинам для выполнения этой процедуры.

– Мамы???

– Ну, это конечно мамы-проститутки, но бывают и такие, кто от бедности. В Англии, правда, я с этим не встречалась, а здесь не раз. Один мой приятель сделал при мне вызов по телефону, а меня отправил в другую комнату. Сначала я смотрела сквозь замочную скважину. Мама привела «козочку» – просто загляденье. Хорошенькая мордашка, стройные ножки, голенькие напоказ почти до трусиков в туфельках на каблучках, кофточка на груди оттопыривается, будто под ней два апельсина спрятаны, а сзади коротенькая узкая юбчонка, словно на школьный глобус натянута. При виде таких куколок у мужчин начинаются судороги... в некоторых местах. Приятель мой отдал мамаше деньги и заграбастал оплаченное чудо.

Пока он хозяйничал в апельсиновой роще, путешествовал ладонями по глобусу с запада на восток и с севера на юг, ощупывая  все части... света, козочка только ножками переступала и щебетала:

– Ой, что вы делаете... Осторожнее... Вы так жмете – у меня синяки будут... Ой, вы резинку порвете, они с меня спадут, как я домой пойду...

Все это я видела вполглаза, а когда мужчина пришел в состояние готовности, и девочка приступила к своим основным обязанностям, я приоткрыла дверь. Они с мамой сидели ко мне спиной и не могли меня видеть...

– Как и мама при этом присутствовала?

–  А как же! Если девочка «еще девочка» и ей есть что терять, мама всегда на страже. Когда девчонка добилась результата, мама достала платок, заботливо вытерла ей рот, застегнула кофточку, которую мужчина распахнул, чтобы не мешала тискать тепленькие «апельсины», подтянула приспущенные трусики и повела домой, а может к другому клиенту.

Приятель говорил, что мамаша не против, чтобы девчонку лишили, как говорится, «самого дорогого, что у нее есть», но заломила за это удовольствие слишком дорого. Он пытался торговаться – не уступает. Надеется найти богатого любителя ломать... красивые игрушки, которыми еще никто не пользовался.

– Ну и ну, ты мне такого наговорила... – пробормотал Валентин.

– Я же сказала, что ты странный. Такую машину придумал, а жизни совсем не знаешь, – с этими словами Светлана погладила его по голове как маленького, потом поцеловала. – Я тебе еще много чего расскажу до вечера.

И она действительно рассказала еще много удивительного для Кононенко. Организовала для него, как она выразилась, ликбез15. До конца дня их никто не беспокоил. Валентина удивляло, что в воздухе нет полицейских вертолетов. По классической схеме беглецов должны были искать, все время, увеличивая радиус поисков от того района, где их потеряли. Он не знал, что, как часто бывает, в дело вмешался случай. Какой-то вертолет ушел с территории Боливии в Парагвай. Летел он как раз оттуда, где исчез неуловимый «Мерседес». Полиция решила, что оружие и преступники ускользнули, и теперь осталось только найти брошенную машину. Искали ее вовсе не у границы с Бразилией, куда она, по их мнению, никак не могла попасть.

Через сорок минут после наступления темноты, Кононенко представил Светлану сеньору Эстебану Нето, сказав, что сам он срочно уезжает, а женщину просит утром посадить на поезд до Сан-Паулу. Хозяин пообещал позаботиться о сеньорите. Валентин записал ее адрес, телефон, снабдил деньгами, попрощался и уехал.

Исходная точка. Он выходит на «луч». Ночь без луны.  Машина летит между сияющими звездами и черными болотами. Впереди показываются огоньки. Значит курс правильный. Но костров не три. Что-то их слишком много. Прямо иллюминация – десятки огней. Сердце сжимается от недоброго предчувствия. Он подносит к глазам бинокль... Толпы индейцев пляшут вокруг костров вдоль деревенской улицы и дальше за деревней. Значит, он опоздал. Им удалось захватить остров. А где же ацлан? Неужели все убиты? Ила? Рустам? Может люди ушли вглубь джунглей на дальний конец  острова? Все равно они должны зажечь три костра. Он поднимает машину выше. Ура! Вот они, три яркие точки, там, в стороне, но это кажется не на острове. Машина идет со снижением. Вот оно что! Костры горят на том островке, который виден от пирамиды примерно в полукилометре. Но как туда  попали ацлан? Если прошли они, могут пройти и индейцы.

Костры горят не на берегу, а в глубине острова, на поляне окруженной деревьями. Наверное, чтобы их не было видно с большого острова. 
               
Валентин приземляется. К нему бегут люди. Одной из первых подбегает Нида и, рыдая, сообщает, что маму и Илу захватили индейцы. Она сама видела, как их повели. У него темнеет в глазах.

– Я уничтожу их всех, сожгу их деревни... – хмуро говорит он, обнимая плачущую девушку.

Подходят ихориан и жрец. У вождя забинтована голова, рубаха на груди в крови, но он держится бодро.

– Где Рустам?

Его ведут к краю поляны, где лежат раненые. Много раненых. Среди них Бурханов. Его ударили копьем в левое плечо.

– Ничего страшного, – говорит он, морщась от боли. – Танэ Хару сказал, что рана не опасная. Ты достал оружие?

– Восемь автоматов Калашникова и кучу патронов. Да еще гранаты.

– Ого! С таким арсеналом, пожалуй, можно отбить остров, – говорит Рустам. – Если бы хоть на день раньше.

– Как вы сюда попали? – спрашивает Валентин.

– Оказывается, у них есть подземный ход из пирамиды на этот остров, – говорит Рустам. – Его построили их мудрые предки. Мало кто из ацлан знал о его существовании. В исправности его поддерживала небольшая группа посвященных...

– Ила у них, – говорит Валентин, не дослушав его до конца. – Если они с ней что-нибудь сделают, я перестреляю всех, сколько бы их ни было. Когда ее захватили?

– Сегодня под вечер. Мы только что закончили переход. Пленные, наверное, еще на острове, – ответил Рустам, и его слова вселили надежду.

Он рассказал, что ацлан уже три дня сдерживали натиск индейцев, которые, кроме традиционного южного направления, прорывались еще в четырех местах с восточной стороны. Силы были слишком неравными и им пришлось оставить  остров.

Валентин вернулся к вождю и Танэ Хару. Тем временем, учитывая, что он уже прилетел, людям разрешили развести костры, чтобы обогреться.

– Я привез оружие, – сказал Валентин. – Завтра научу воинов им пользоваться, и мы прогоним врагов с острова, но сначала надо освободить пленных. Как вы думаете, они еще на острове или их угнали в индейские селения?

– Мы вынуждены были отступить уже в сумерках, – ответил ихориан. – Вряд ли индейцы погонят женщин в темноте. Это опасно, а кроме того, они сейчас празднуют победу. Правда, когда они напьются, вождь может раздать женщин своим воинам, и тогда их начнут насиловать. Не пожалеют ни старых, ни малых, а среди них есть совсем девочки.

– Много людей попало в плен?

– По нашим подсчетам человек тридцать женщин, девушек и девочек. Еще несколько раненых мужчин, но их, скорее всего уже замучили.

– А сколько всего убитых?

– Много. Больше ста человек. Среди убитых не только мужчины, но и женщины.
– Где могут быть пленные?

– Есть только одно место, где их можно держать всех вместе. Это сарай у первой стены, в котором укрывались от непогоды бойцы дежурного отряда.

К ним подошел молодой воин и сказал, обращаясь к вождю, что для затопления все готово.

– Вы хотите затопить тоннель? – спросил Валентин.

– Да. Иначе, когда они войдут в храм, они проникнут сюда. Индейцы думают, что мы все находимся в храме, и будут рваться внутрь.

– А как люди попадут домой, когда мы прогоним индейцев?

– Мы откачаем воду.

– Сколько на это уйдет времени?

– Дней пятнадцать.

Немного подумав, Валентин предложил не затоплять тоннель. На ночь, на всякий случай, поставить у двери внутри храма двух быстроногих воинов, которые сообщат в случае попытки прорыва индейцев. Здесь же быть готовыми к немедленному затоплению. А завтра днем он отобьет им охоту ломиться в храм. Главное сейчас было вызволить пленных женщин. Кононенко предложил вождю полететь с ним на разведку. На сборы понадобилось не больше пяти минут. Набрав высоту, они летят над деревенской улицей. Пляски победителей продолжаются. На кострах жарят мясо зарезанных овец и коз. Проходят последовательно над оборонительными стенами. Здесь темно и безлюдно. С этой стороны индейцам ничего не угрожает. Но вот внизу одинокий костер. В бинокль можно видеть двух воинов сидящих у огня. Колеблющееся пламя слабо освещает стену сарая. Похоже, эти индейцы охраняют пленных.

– Завтра утром они погонят женщин в свои селения, – говорит ихориан.

– Эти двое до утра не доживут, – шепчет Валентин. – У вас найдутся два воина, которые без промаха стреляют из лука? – спрашивает он.

– Есть такие.

– Дайте их мне, чтобы без шума убрать часовых. Потом мы уведем женщин по западному берегу в заросли, а оттуда я их, за несколько рейсов перевезу к мужьям.

– Да поможет тебе Бог, – говорит ихориан и добавляет грустно, – только у многих теперь нет ни мужей, ни сыновей, ни отцов.

На обратном пути они убедились, что у пирамиды горят костры и сосредоточено сотни две воинов.

– Нас стерегут, – мрачно заметил вождь.

На островке он быстро отыскал двух лучших стрелков. С луками и полными колчанами стрел они сели в машину. Путь недальний. Вот и одинокий костер. Приземляются вдали от сарая, чтобы не выдал шум мотора. Подбираются к строению с задней стороны. Внутри слышен плач и голоса. Значит женщины здесь. Подползают к углу сарая. До индейцев сидящих у костра отсюда метров десять. Воины берут стрелы, прицеливаются. Валентин не так сосредоточен, как они, поэтому первым слышит звук приближающихся шагов. Он поспешно трогает стрелков за плечи и жестом запрещает стрельбу. К костру подходят еще два индейца. Один из них идет к сараю проверяет, хорошо ли держится бревно, которым подперта дверь. Он стучит в дверь кулаком и что-то кричит. В сарае наступает тишина, а его товарищи громко смеются.

– «Если он вздумает обойти вокруг сарая, это будет его последняя прогулка», – думает Кононенко, нащупывая рукоятку ножа. Но индеец возвращается к костру и вместе со своим спутником усаживается, а двое дежуривших уходят в сторону деревни, где пируют победители.

– Повезло вам, – шепчет им в след Валентин. – Ну, а эти теперь покойники. Давайте, братцы!

Стрелки становятся на колено, целятся, но Валентин вынужден снова остановить их. Слышен топот. Это бегут назад только что сменившиеся часовые. Что за черт? У костра они перебрасываются несколькими словами со своими товарищами и направляются к сараю. Приходится притаиться. За деревянной стеной послышались крики. Появляются индейцы. Они тащат за собой двух женщин. У костра их начинают тискать. Наглые руки нащупывают груди, лезут под платья. Теперь видно, что одна из пленниц взрослая девушка, а вторая  девчонка лет двенадцати-тринадцати. Значит, эти решили не  ждать милости от вождя, а наградить себя сами.

– Везет мне на насильников, – шепчет Кононенко, вынимая нож.

С девушек стаскивают платья, некоторое время стоя щупают голых, потом валят на траву. Они громко кричат, дрыгают ногами, сопротивляясь изо всех сил. В сарае кричат женщины. Вновь прибывшие стражи, видимо возбудившись развернувшейся перед глазами картиной, и решив тоже полакомиться, направляются к двери.

– Убейте этих, а те мои! – коротко приказывает Валентин.

Две тетивы, спущенные почти одновременно, издают такой звук, будто щипнули виолончельные струны. Двое с пробитыми шеями еще валятся в разные стороны, а мимо них бесшумно как призрак проносится Кононенко. Сначала к младшей! Не дать испортить малышку! В несколько прыжков он достигает места, где с плачем ерзают под насильниками прижатые к земле пленницы. В неровном свете костра молнией сверкает клинок, и первый индеец, издав хриплый крик, остается лежать между раздвинутыми коленками девочки; Второй пытается встать и последнее, что он видит, это не желанное лицо девушки, а страшные глаза призрака и молнию, бьющую в грудь. Девушка сталкивает его с себя, а Валентин сбрасывает другого с испуганной девчонки. – Отина! – восклицает она радостно и улыбается сквозь слезы, узнав Кононенко. Так на свой манер произносят его имя многие из ацлан.

– Ну, как ты? – спрашивает он, поднимая ее с земли.

– Он меня не успел, – бесхитростно сообщает малышка и, спохватившись, прикрывает ладонями грудочки величиной со сливу.

– Я тоже цела, спасибо тебе! – говорит взрослая девушка, прикрываясь платьем.

Воины выбивают бревно и распахивают двери.

– Тихо! Только тихо! – говорит один из них. – Выходите наружу молча.

Кто-то радостно вскрикивает в сарае, услышав родную речь, и оттуда плотной толпой валят женщины, девушки, девчонки-подростки.

– Тауни! Ила!– негромко зовет Валентин, и к нему бросаются две темные фигуры. – Живы! Слава Богу, живы! – говорит он, обнимая обеих. Потом, не выдержав, прижимает к себе Илу и несколько раз целует ее лицо...

Оторвавшись от девушки, вбегает в сарай, светит фонарем. Нет, никого не забыли.

– Раненые есть?

Он подгоняет машину, усаживает двух раненых женщин и одну вывихнувшую ногу. Воины уже объяснили женщинам план действия, и вслед за ними вытягивается молчаливая цепочка. Валентин на машине замыкает шествие. Они идут по узкой полосе между болотом и зарослями. Остров постепенно расширяется, и минут через двадцать ведущий останавливает колонну. Здесь между ними и селом довольно широкая полоса леса труднопроходимого в ночное время. Добраться сюда можно только по их следам вдоль берега, то есть кружным путем. Женщины прячутся в кустах, воины занимают оборону на берегу. Те, кто попытается устроить погоню, будут видны на фоне звездного неба, тогда как два стрелка скрыты за кочками.

– Если появятся, постарайтесь сдержать их до моего возвращения, а я с ними разберусь, – говорит Кононенко, поглаживая лежащий рядом автомат.

Он усаживает шестерых женщин в салон, двоих в багажник.

– Извините, милые, тесновато, но мы быстро! – говорит он, взмывая ввысь. Счастливые женщины смеются. Стремительный полет, стремительная выгрузка, под восторженные крики встречающих, стремительное возвращение. Вот внизу мигает фонарик оставленный стрелкам. За пять рейсов он перевозит тридцать две женщины и двоих стрелков. Индейцы еще ни о чем не догадываются и продолжают ликовать. Ликуют и на острове, когда машина возвращается из последнего рейса. Спасенные женщины наперебой целуют Валентина на глазах счастливых мужей. Девчонки десяти-двенадцати лет с визгом виснут у него на шее, только взрослые девушки скромно стоят в сторонке, с обожанием глядя на своего спасителя. Исключение составляет лишь Ила. Не стесняясь, она подбегает к нему и прижимается как к родному. Валентин обнимает ее, целует золотые волосы, целует руки, лицо. Девушки смотрят на нее, завидуя, а мать смеется и плачет одновременно. Сердце подсказывает, что увезет ее дочь этот удивительный чужестранец, который один раз уже спас ей жизнь, а второй раз подарил свободу.

Первоочередная задача выполнена. Теперь можно отдохнуть. Лагерь ацлан до утра погружается в сон. Не спят только часовые. Нескоро засыпает и Кононенко, устроившийся на срубленных ветках рядом с вдовой и ее дочерьми. Теперь, когда первый гнев улегся, когда его любимая девушка вне опасности, и он может мыслить более объективно, желание поголовно истребить индейцев проходит. Их и без того уничтожали здесь сотнями тысяч.

В конце концов, у этих дикарей действительно голодают дети и они делают для них, что могут. У них нет другого выхода, кроме как захватить эту землю. Какое право имеет он, Кононенко, карать этих людей? Это их страна, их проблемы. Что касается их жестокости, то не мешало бы вспомнить собственную историю, в которой жестокости хватало и, притом, не так уж давно. Еще в царствование Иоанна Грозного людей варили живыми, сажали на кол, сжигали, рубили руки-ноги. Да и при Петре Великом зверств совершалось немало.

А захват женщин... В этом дикари тем более не оригинальны. Во все века и у всех народов плененные женщины служили наградой за храбрость. Захваченные города отдавались победителям на разграбление и поругание. Женщин насиловали, невзирая на положение и возраст. Не жалели ни богатых, ни бедных, ни взрослых, ни совсем сопливых девчонок, руководствуясь лишь одним правилом: – «Если шапкой с ног не собьешь, значит,  давай ее сюда»!

Раз уж ему выпало на долю спасти последних людей Атлантиды, то нужно сделать это с минимальными жертвами. Естественно словами индейцев не убедить. Они понимают только язык силы. Нужно продемонстрировать им силу, но так, чтобы было меньше крови. Легко сказать, но как это сделать? Как убедить в этом людей потерявших близких, потерявших дома и свою землю?...


Ночью индейцы не делали попыток проникнуть в пирамиду. Утром Валентин взял с собой пару гранат и отправился по тоннелю на большой остров. Его сопровождал ихориан. Удивительно, как они без современной техники смогли построить тоннель под болотом? Идти можно почти в полный рост. Стены и сводчатый потолок выложены плоскими камнями, щели между которыми заделаны чем-то вроде цемента. Кое-где стоят деревянные подпорки. Поднимаются по каменным ступеням и оказываются в пирамиде, в комнате соседней с большим молельным залом. У каменной плиты закрывающей вход их встречают двое юношей. Снаружи слышен стук и крики. Индейцы пытаются вбить под плиту деревянные клинья, чтобы потом подсунуть толстые колья, и действовать ими, как рычагами поднимая плиту вверх.

– А как вход на верхнюю площадку? – спрашивает Кононенко.

 – Он закрыт так же надежно, а работать там совсем неудобно.  Они будут прорываться здесь, – уверенно говорит вождь.

Валентин объясняет парням устройство гранаты, меры предосторожности и говорит, что когда индейцы приподнимут плиту, нужно просто выдернуть чеку и тихонько выкатить гранату наружу, а самим быстро стать за стену. Вот и все. Можно еще зажать уши ладонями. После этого они с вождем возвращаются в лагерь. Валентину выделяют двадцать воинов для обучения стрельбе из автомата. Уходят подальше, и он объясняет устройство оружия и показывает, как надо снаряжать магазин, заряжать и прицеливаться. При этом присутствуют вождь и новые начальники назначенные командовать остатками сотен. Прежние командиры погибли все. Несмотря на объяснения и предупреждение, когда Кононенко дает короткую очередь, все хватаются за головы, некоторые ложатся. Из густой кроны огромного дерева падают вниз несколько убитых птиц, и шлепается большой лемур. Придя в себя после испуга, воины хватают, и рассматривают неожиданную добычу.   
 
Валентин терпеливо объясняет, что здесь нет никакого колдовства. Оружие и патроны сделаны людьми и используются всеми в том мире, откуда он прилетел. Первым решается взять автомат вождь. Он делает одиночный выстрел, потом стреляет очередью. От ствола дерева во все стороны летят щепки, что приводит зрителей в полный восторг. Вслед за вождем насмеливаются и другие воины. Когда все попробовали выстрелить, устанавливают импровизированные мишени и начинают тренироваться в стрельбе по цели. Приученные стрелять из луков и смышленые от природы, ацлан легко усваивают правила прицеливания, и вскоре довольно метко стреляют одиночными.

Во второй половине дня с большого острова доносится грохот взрыва. Значит, индейцам удалось себе на горе приподнять плиту. Прибегает один из юношей и с сияющими глазами рассказывает, какой крик стоял снаружи после взрыва. По его мнению, к тому времени, когда образовалась щель достаточная для прохода гранаты, с той стороны собралось у двери не меньше двадцати человек.

В этот день среди индейцев забытого Богом и людьми болотного племени такарахо родилась легенда об огненном ягуаре, который с громоподобным рычанием выпрыгнул из пирамиды, в одно мгновение разорвал в клочья десяток воинов, и исчез бесследно. До ночи больше никто не осмеливался приблизиться к пирамиде со стороны входа.

– Я же сказал, что отобью им охоту, – мрачно заметил Кононенко.

Перед вечером Танэ Хару, Стио и Валентин держали совет. Кононенко говорил, что они могли бы просто перестрелять всех захватчиков, но, по его мнению, устраивать такое побоище не стоит, да и патроны надо поберечь. Они еще пригодятся в будущем. Надо запугать индейцев, сделать так, чтобы они жили в постоянном страхе, не зная, откуда придет опасность. Начало этому положено освобождением женщин и сегодняшним взрывом гранаты. Надо усилить давление на их психику и заставить уйти с острова.

– Заставить их уйти добровольно? – с сомнением произнес Стио.

Наступило молчание. Валентин обдумывал доводы и подбирал нужные слова. В это время заговорил Танэ Хару:

– Бывает, когда ребенка заставляют что-то делать, а он заупрямится и не хочет. Можно его побить и все-таки заставить, но некоторые родители делают иначе. Они запрещают ему делать то, что раньше приказывали и у него сразу возникает желание сделать то, что нельзя.

Стио и Валентин не сразу уловили связь его рассуждений с обсуждаемой темой, но старик пояснил свою мысль, еще раз доказав, что его не зря считают самым мудрым из ацлан. К наступлению темноты план был окончательно разработан. На западе еще оставалась светлая полоска неба, а низко над болотами уже неслась машина Кононенко, направляясь в Корумбу. Он вспомнил, что у внука Эстебана Нето есть аудиокассета с записью голосов диких животных разных стран, а у него есть мощный полицейский громкоговоритель.

В полночь, индейцы, спавшие в деревне, были разбужены громким рычанием и воем, доносившимися со стороны леса. Воины с копьями и луками высыпали из домов и дворов, где они спали. Казалось, звери вышли из зарослей и бродят поблизости готовые разорвать все живое, как огненный ягуар накануне разорвал воинов у ступенчатого храма, где укрылись ацлан.

– Плохой знак, – вздыхали одни.

– Духи джунглей рассердились на нас, – говорили другие.

Рычание тигра, плач гиен, вой шакалов, и крокодилий лай раздавались за деревней где-то близко от домов минут тридцать. Потом стали удаляться затихая. Казалось, звери вернулись в джунгли. Ничего страшного в этот раз не случилось. Напуганные неизвестностью суеверные индейцы постепенно успокоились.

А перед рассветом окрестности потрясло громоподобное рычание льва. Страшное рычание раздавалось на этот раз не со стороны леса, а неслось сверху. Те собаки, которых еще не успели съесть индейцы, забились с визгом в темные углы. В панике выскочившие из домов воины увидели в черном небе два тускло поблескивающих глаза. В страхе они стали сбиваться в кучи, и тогда глаза вспыхнули ярко, как солнце и ослепительный свет ударил сверху, заливая улицу и столпившихся людей. Вслед за этим с неба устремились вниз светящиеся точки. Раздались крики, стали падать убитые и раненые. Потом на земле раздался грохот, сверкнуло пламя, расшвырявшее в разные стороны живых и мертвых. Воины в  панике бросились кто куда, ища укрытия от страшного чудовища. Улица опустела. Глаза в небе погасли, и рычание стало  удаляться в сторону джунглей. Многие воины в эту ночь самовольно ушли с острова, шепча: – «Проклятая земля! Проклятая земля»! – и унося с собой новую легенду об огненных  пчелах жалящих насмерть. 
               
Настал день, но не на шутку озабоченный таинственны¬ми и трагическими событиями ночи, вождь племени такарахо направил в свою резиденцию посыльных, чтобы отменить отданный ранее приказ о переходе женщин и детей на новую землю. Очередная попытка поднять каменную плиту у входа в пирамиду кончилась так же плачевно, как и вчера. Только убитых было гораздо больше, потому что одна граната взорвалась у входа, а вторая покатилась далеко и рванула среди толпы воинов, издали наблюдавших за теми, кто трудился у храма. Потери за два дня были велики, и самое страшное, состояло в том, что они ни разу не видели врага. Ацлан были заперты в пирамиде. Никто из них не показывался на глаза. Но кто же убил охрану и освободил женщин? Что это за страшные шары, выкатывающиеся из пирамиды? Что погубило ночью столько храбрых воинов? Никто не знал ответа. В сердцах бойцов поселился ужас.

Днем больше ничего необычного не произошло. Все с трепетом ждали ночи. С наступлением темноты над островом, невероятно громко, словно с неба зазвучал голос ихориана. Он говорил на языке индейцев:

– Воины племени такарахо! Говорит вождь народа ацлан. Вы пришли незваными на нашу землю. Вы убили много наших людей. Теперь наступил час расплаты. Бог Ра дал нам огромную силу. Вы это видели, но это только начало. Я требую, чтобы до рассвета вы покинули остров. Все, кто останется, будут убиты. Кто хочет жить, уходите. Оставшихся ждет смерть. Запомните, смерть!

 Смерть... смерть... смерть – эхом пронеслось над домами, над болотами и джунглями.

Вождь индейцев созвал командиров и запретил отход, но люди все же разбегались. Многие поспешили покинуть остров до рассвета. Некоторые командиры увели свои отряды в полном составе. Ночь прошла спокойно. Ни рычания, ни страшных глаз, смотрящих с неба. А перед рассветом над спящей землей снова загремел голос ихориана:

– Воины племени такарахо, мы вас предупреждали! Час расплаты настал! Все выходы с острова закрыты. Вы не увидите больше своих жен и детей, матерей и отцов. Вы все умрете здесь! Тот, кто попытается уйти, умрет первым. Того, кто спрячется, тоже ждет смерть.

 Стио повторил это несколько раз, чтобы слышали все. И снова над островом, над болотами укрытыми утренним туманом неслось, замирая вдали, страшное слово – Смерть!

Когда небо на востоке окрасилось в розовый цвет, на вер¬шине пирамиды, как обычно, появился Танэ Хару. Он протянул руки к восходящему солнцу и запел свою песню. Напуганные, подавленные индейцы молча слушали протяжную мелодию и даже не пытались пускать в него стрелы. Их теперь интересовала лишь своя собственная судьба. Их вождь послал небольшой отряд на южную оконечность острова, чтобы проверить, насколько реальна ночная угроза. У первой стены отряд был обстрелян из автоматов и вернулся, потеряв половину состава. Воины, посланные к четырем восточным тропам, тоже были встречены автоматным огнем. Автоматчики стреляли, зарывшись в землю.

Вождь решил предпринять попытку массированного прорыва. Две сотни воинов, прикрываясь щитами, пошли в атаку на защитников стены. Два защищавших ее автоматчика устроили настоящее побоище. Убедившись в том, что щиты не защищают от пуль, оставшиеся в живых бежали.

И тогда началась паника. Люди метались то на юг, то на восток, везде натыкаясь на пули. Выхода не было. Ждали самого худшего – когда их начнут убивать в селе. Можно было бы спрятаться в джунглях на севере, но, во-первых, все помнили страшный вой и рычание живущих там гигантских зверей, а во-вторых, с той стороны висела в воздухе страшная черная машина. Она медленно перемещалась вдоль кромки леса, и ее глаза все видели, К середине дня воинство было деморализовано полностью. Черная машина приблизилась к селу, и из нее прозвучал голос вождя ацлан. Он объявил, что хочет встретиться с вождем племени такарахо и гарантирует ему безопасность.

Через полчаса вождь индейцев в сопровождение десяти воинов был впущен в пирамиду. Сопровождавшим воинам не приказали остаться снаружи. Это означало, что их не боятся. В совершенно пустом каменном помещении стоял ихориан Стио. Справа и слева от него два воина с автоматами, направленными на вошедших.

– До наступления темноты мы можем уничтожить вас всех, –  сказал ихориан, – и вы заслужили смерть, ворвавшись на нашу землю, и причинив нам столько горя. Но мы не кровожадны. Мы решили отпустить вас домой. Я прикажу открыть южные ворота. Уходить будете организованно и только на юг. Восточные проходы остаются закрытыми. Можете взять с собой оружие, но больше ничего. Никто не должен нести с собой ничего кроме оружия. Согласен ли вождь племени такарахо на наши условия?

– Согласен, –  опустив голову, сказал тот.

– Тогда собирай своих воинов и в путь!

– У нас дети умирают от голода, а у вас тут столько всего... – с горечью произнес вождь индейцев и пошел к выходу.
   
– Постой! – сказал ихориан. – Присылай своих старейшин. Мы их пропустим. Поговорят с нашими. Подумаем, как вам помочь. Давно бы с миром к нам пришли, может, и не голодали бы.

Примерно через час индейцы, собранные своими командирами, начали отход, а через час, после того как их замыкающий отряд, сопровождаемый машиной Кононенко, скрылся из виду, ацлан начали переход на свой остров. Рустам чувствовал себя уже лучше и мог идти, но Валентин отвез его с Илис, Тауни и девочками на машине. Потом перевез всех раненых, а сам вернулся на островок.

Последним уходил Танэ Хару. К удивлению Кононенко, двое учеников жреца вынесли из кустов блестящий металлический цилиндр диаметром сантиметров тридцать и высотой около семидесяти.

– Что это? – спросил Валентин.

– Это сосуд оставленный тана алаго – людьми, прилетевшими со звезд. В нем лежат книги, хранящие память, – ответил Танэ Хару.

Валентин дотронулся до цилиндра. Он был гладко отполирован. Похоже, сделан из бронзы.

– Мне можно будет увидеть эти книги?

Жрец подошел к нему, положил руки на плечи и посмот¬рел в глаза:

– Ты спас нас чужестранец Валентин Кононенко. Наш народ вечно будет помнить твое имя. От тебя у нас не должно быть тайн. Ты будешь знать все, что знаю я – хранитель знания. Сегодня на закате я буду говорить с Богом Ра. Думаю, он одобрит мое решение. Приходи завтра.

См. продолжение гл.7 и 8.