От всех болезней. Рассказ

 

               
        После ушиба коленного сустава, Тихон Андреевич занемог. Травматолог выписывал ему всевозможные мази, одна пахучее другой, прогревания и непременный покой – это означало, сидеть дома и не ходить на рыбалку. Была у старика одна радость в жизни, и той лишился.
        Прошла осень, половина зимы, а улучшений не было. Только ягодицы отсидел, да, кажется, геморрой нажил. Ладно бы физические страдания, тут ещё душевные ничуть не лучше. На днях хирург намекнул: мол, что мучиться, старина? Давай, мы тебе её, ногу, укоротим маленько, наполовину?.. Пошутил, быть может, а у Тихона Андреевича сердечко екнуло: ах ты, матушки! Да за что это ему такое наказание на старости лет?.. Напала тут на старика тоска. Отчего запечалился он, и предстоящий праздник, Новый год, стал ему не в радость.
        Ангарск готовился к Новому году. Иллюминация, цветные электрические рекламы, плакаты. Люди заполошно бегают по магазинам, набивают сумки для праздничного стола. Кто-то для смены домашнего интерьера выбирает новую мебель, или уже обновляет гарнитуры. А кто-то праздно прогуливается по площадям и паркам. Город всегда нравилась Тихону Андреевичу, с самого первого дня появления в нём. Скверы, парки, кинотеатры… а в последние года он ещё более преобразился, шире стал, вольнее, веселее. Гуляй по нему, наслаждайся красотой, шумом и покоем, и рыбалкой. А тут сиди дома, как бирюк, смотри телевизор и завидуй бегающим, ходящим и просто любопытствующим. Это при его-то беспокойной натуре, энергии, любопытству… И что за наказание!
        На Новый Год из деревни приехала погостить тётушка Агния Минаевна. Старушка древняя, сморщенная, но ещё проворная и непоседливая, решившая на исходе дней своих побывать у родственников, посмотреть на них и попрощаться видно.
        Увидев Тихона Андреевича хромающим с палочкой и с "куклой" на ноге, немало удивилась.
        – Тиша, ты пошто это? Какой лешак над тобой так пошутковал?
        Тихон Андреевич, пригласив гостью в креслице, с горечью поведал о своей беде.
        – Ну и што тут особова? Ушибил да и ушибил. Полечил бы, – простодушно сказала она, выслушав племянника.
        – Так хожу к доктору.
        – Ну и он што?
        – Лечит, Агния Минаевна. Прогревания, мази... Да ни хрена не помогает. Наверно, резать будут. Боятся, видно, что гангрена начнётся.
        – Ай-яй! Ну, племяш, и дела... Как же ты без ноги-то? Войну прошёл, пейсат годков после неё отбегал, а теперь отдай ногу за здорово живёшь?
        – Побегал, теперь пусть попрыгает, – недовольным голосом проговорила Анастасия Егоровна, жена старика, строгая женщина. Не любила она его рыбалку. – Рыбы в реке нет, а он ходит и ходит, только зазря время и ноги убивает. Вот и добегался.
        Тихон Андреевич промолчал, а гостья сочувствующе поцокала язычком.
        – Ну, ты не кручинься больно-то, – сказала Агния Минаевна. – Дай-ка я посмотрю ноженьку.
        Старик недоуменно повёл седой бровью; дескать, а ты причём тут, доктор что ли? Однако живое участие старушки тронуло его. Он стал разматывать колено. А, сняв тампоны с какой-то вонючей мазью, озабоченно проговорил:
        – Вот, смотри, Агния Минаевна. Маята моя…
        Перед глазами старушки возникла дряблая бледно-синяя, с желтоватым отливом опухоль, стекающая под колено.
        – Ай-яй! Ты ж ножку-то совсем запарил, – старушка сокрушенно покачала головой. – Ить ты её, бедную, так живьём задушишь.
        – Так это, врач мне так велел...
        – А-а... Ему, конешно, виднее.  Может по его, по учёному, оно так и надо, но, по-моему, Тиша, это худо. Она ить тоже, милок, живая организма, без воздуха-т не могёт.
        Тихон Андреевич, не зная, что сказать, неуверенно пожал плечами.
        – Перелома-то нет, Тиша?
        – Рентгеном светили, вроде бы нет.
        – Ну, тогда ничего страшного. Тогда ноженьке отдохнуть надо. Потом полечим. А счас пусть подышит, не укутывай.
        Тихон Андреевич, не зная, какому богу молиться, уступил старушке.
        День прошёл у стариков за чаепитием да за разговорами. Немножко собственной  смородиновой  настоечки  приняли, отчего Тихон Андреевич повеселел, отвлёкся от грустных мыслей. Может быть, на него как-то обвораживающе подействовал воркующий говорок бабки Агнии, её понятливость и рассудительность.
        И под эти разговоры ему припоминались детские годы, деревня, мистические тайны вокруг самой Агнии и её матери, нелепицы про них. Их даже побаивались и называли ведьмами. Тихон Андреевич с интересом посматривал на Агнию Минаевну, на её маленькие ручки. Что ж она этакого придумала? Приехала без лекарств, без мазей, и лечить берётся? Может массажировать будет? Тихон Андреевич поморщился от предчувствия боли: не дам!.
        – Ну вот, – сказала старушка, осмотрев вечером ногу. – Уже лучше. Видишь, и опухоль порозовее становится. А ты её душить, голубушку. Этак можно всякую живую организму извести. Воздуху ей не хватало, вот она и выцвела... Ты, Настьюшка, – обратилась она к хозяйке, – дай-ка что-нибудь из тряпочек, какие тебе не нужны. Можно ваточки кусочек. Пусть Тиша себе компрессик сделает. Примочку на ночь... Иди, Тиша, в туалет, побрызгай на вату и привяжи к ноженьке.
        – Чем побрызгать, водой?
        – Пошто водой? В моче, милок. Побрызгай на ваточку и к ноге привяжи. Ты што, забыл, чем в деревне лечатся?
        – Дак это... разве ж это медицина?
        – Иди, Тиша, иди. Слушай, чего я говорю.
        Тихон Андреевич пожал плечами, но противиться не стал, похромал в туалет.
        Вскоре он вернулся с "куклой" на ноге. Старуха, удовлетворенная её видом, разрешила лечь в постель.
        – Теперь, милок, отдыхай. Если сможешь соснуть – сосни.
        И старушки ушли на кухню, предоставив Тихону Андреевичу покой.
        Уснул старик на удивление быстро. Может, тому поспособствовали настойка, а может какое-то волшебство, каким обладает тетушка. И спалось неплохо, хоть и снилось ему что-то несуразное. Как будто бы он сорвался между бревен и не одной ногой, а весь. Ухнул по самые ноздри и каким-то образом оказался чуть ли не на середине Китоя. Вода в реке густая чёрная, как черничный кисель, и он в ней тонет. Гребёт к берегу руками, а ноги вязнут. И будто бы не одна нога, а все тело немеет. И чем больше он старался выплыть, тем слабее становился сам и тем глубже вязнет в черной жиже. Его охватывает страх...
        Откуда-то появляется тётушка Агния. Плывёт она на одной лыже и против течения. Стоит на необычном плавучем средстве и, ловко балансируя на нём, гребёт деревянной лопаткой, наподобие тех, какими бабы в деревне хлеб сажают в печь.
        – Хватайся, милок, за веревочку! – говорит она и подает конец нитки.
        Тихон Андреевич ухватился за неё и поплыл, как на буксире. И всё переживал, боялся, как бы ниточка та не оборвалась... Проворная, однако, старушка, вытянула.
        Утром тетушка примочку приказала снять. Что Тихон Андреевич исполнил с удовольствием. С брезгливым выражением на лице вымыл ногу, ипритом с мылом. Уж очень дерьмовое старушка выдумала средство. Как-то срамно и несерьёзно им пользоваться. Но уступил он ей. А куда деваться? – когда ничто не помогает: ни врачи, ни мази.
        А Агния Минаевна приговаривала:
        – Ничо, ничо, милок, отойдёт твоя ноженька, отойдё-от, – припевала она, при этом утвердительно покачивая пегой головкой.
        Старик недоверчиво помалкивал. Но приказания её исполнял от ночи к ночи.
        По телевизору показали программу "Здоровье", и какой-то худощавый доктор, кандидат наук, о народной медицине разговор вёл. Он демонстрировал картинки с травами, их плоды и рекомендовал применение настоев. На что Агния Минаевна утвердительно подёргивала головкой, соглашаясь с ним, и всё приговаривала:
        – Эх, милай, мою бы матушку теперь, она-то знавала травки. Она бы уж подсказала, как ими пользоваться, как настоечки делать... Запретили ей врачевать. Умерла, и половины того, што знала, не передала мне. Боялась за меня, видно. Времена, сам знашь, какие были. Я-т тоже глупая была, не училась...
        Где-то на четвертую ночь, старику опять приснилась какая-то ерунда. Будто бежит он от преследователей, да так шустро, как не бегал на фронте во время отступления в сорок первом году под Могилёвом. Только преследовали его на этот раз не немецкие танки, а два доктора, здоровенный детина травматолог и хирург, который почему-то держал в руках рентгеновскую трубку, как молоток. Бежал от них Тихон Андреевич и чувствовал, что есть в нём силы, уйдёт он от окаянных, уйдёт. Не на того напали...
        Вскоре старушка заторопилась дальше, к другим родственникам. Может она и призадержалась бы, если б племяннику не стало лучше. Он уже ходить начал, и пугающая опухоль с ноги спала.
        На радостях Тихон Андреевич хотел было старушку сам проводить до вокзала, но та запретила. Отправил с ней жену.
        – Ну, тётушка, большое тебе спасибо! – Тихон Андреевич обнял и трижды расцеловал старушку. – Спасибо тебе, матушка, спасла. Чисто от смерти ослабонила. Мне уж и не думалось, что всё так пройдёт. Ведь под нож хотели. Гангрена, шутка ли?..
        – Врачи, чему их только учат? – сказала Анастасия Егоровна.
        – Вы уж на врачей шибко-то не серчайте. Они ить люди подневольные. Они б рады лечить лучше, да, видать, не знают чем. А у нас спрашивать, зазорно видно. Вот и мучают людей и сами мучаются. А пилюля, мази, что они? Обман. Но ты, Тиша, все-тки слушай их. У них тоже есть кое-што дельное. Их наука, да свой опыт, вот и вылечишься. Сам не плошай, коль прихворнёшь.
        – Теперь не сплошаю...
        Уехала старушка, дай Бог ей здоровьица. Уехала Агния Минаевна, а в душу, в сознание племянника запала, прямо-таки въелась, убеждённость в магической силе народной медицины. Особенно в тот способ, каким пользовала тётушка. А когда соседский мальчишка отшиб себе копчик о каменную ступеньку (поторопился, видать, торопыга и упал), занемог, и проверенное средство на удивление ему тоже помогло, то тут уж у Тихона Андреевича совсем отпали всякие сомнения в его целебных свойствах.
        ...В тот год эпидемия гриппа случилась. Анастасия Егоровна ещё крепилась, а вот Тихона Андреевича он свалил. Температура, кашель, чих. И что самое неприятное – насморк. Нос раздуло, дышать нечем. Ночью так совсем задыхался. Врач капли выписал, рекомендовал ингаляции делать, да только всё попусту. Ничего не помогало. Измаялся, сил нет. Воздух, как рыба, открытым ртом глотал. Тоска, тоска настала зелёная...
        Среди ночи Анастасия Егоровна проснулась. Не поняла вначале и почему? Сквозь тюлевые занавески в спальню лунный свет просачивался, и в комнате было относительно светло. А вокруг стоит резкий запах мочи.
        "Не он ли подмочил репутацию?" – подумала женщина о муже и приподнялась на локоток.
        Тихон Андреевич лежал на спине, слегка запрокинув голову, и тяжело похрапывал открытым ртом. У него на носу лежала какая-то тряпка. Анастасия Егоровна, увидев её, не поверила было промелькнувшей догадке. Приблизилась носом. Точно! – запах источала она.
        – Ах ты, старый дурень! – воскликнула Анастасия Егоровна, и через мгновение костистое тело старика брякнулось с кровати об пол.
        – Хак! – крякнул Тихон Андреевич. – Ой! Что это, Стасюшка? – загнусавил он, садясь на ещё тёплые подушечки. – Землетрясение?
        Он испуганно вертел головой, видимо, ожидая падение чего-нибудь сверху.
        – Дурачина! Ты зачем на нос примочку намотал?
        – Так, Стасюшка, не от хорошей жизни. Лечить ведь нос надо. Отгниёт, паразит, – он виновато моргал глазами, руками ища тряпку на полу.
        – У тебя что в носу, гангрена али чирей?
        – Дык это, а вдруг поможет?..
        – Слушай, не доводи меня до греха. Ведь стукну чем-нибудь. Иди в ванную, там лечись хоть г....м!
        Тихон Андреевич поднялся и, виновато покрякивая, поплёлся в ванную. На ингаляцию.