Русский Барри

Хмурое утро промозглая слякоть,
Небо всё в тучах и дождь начал капать.
Старик спозаранку выкатил тачку,
Чтобы в больницу доставить собачку.
Псина несчастная вдруг захворала,
От лихорадки всю ночь продрожала.
Красавец приблудный не так уж и стар,
Чистопородный пес – сенбернар.
Лет десять прошло, как прибился к порогу…
Щеночек держал навесу одну ногу
И тихо скулил, словно кликал Захара…
А дед, пригорюнившись, у самовара
Сидел одиноко да чай себе пил.
Вроде за дверью как кто заскулил…
Замер старик и прислушался вновь,
Поднял с удивленьем лохматую бровь.
Вышел в кромешную темень со света,
Видит; сидит непонятного цвета
Породы доселе ему неизвестной –
Щеночек кудрявый да разношерстный!
Глазки смотрели с щемящей тоской,
Будто молили – пусти на постой!
Малютку дедуля взял бережно в руки,
Следа на лице не осталось от скуки.
Он лапку потрогал, прощупал изгиб;
Косточки целы, так значит – ушиб.
«Чай, не беда ты поправишься шибко, –
Тронула губы скупая улыбка, –
Ну-ка пошли, попьём молока».
Нежно ласкала ладонь старика,
Гладила холку, трепала за ушко,
Чесала ему исхудавшее брюшко.
Песик доверчиво жался к руке –
Друга, почуяв навек в старике.
Наутро Захар поспешил в магазин,
Вопрос старика беспокоил один;
Собака, видать, благородной породы,
Прибавила деду немало заботы –
Ей нужен, как есть, специальный уход,
Как пишет-то в книгах ученый народ.
Литературу дедок прикупил,
За вечера три назубок изучил.
Узнал, что кутенок его – сенбернар,
А предки; кто сторож, а кто – санитар.
К примеру, вот взять – девятнадцатый век;
Пес Барри спас сорок, считай, человек!
В лавине в снегу утопая по уши,
Он к жизни вернул погибавшие души!
А люди тогда благодарные твари,
Поставили памятник храброму Барри!
И стал вдруг щеночек дороже и ближе
За то, что родня есть такая в Париже!
На сосунка посмотрел сверху вниз –
Будешь ты Барри, по-русски – Борис!
Тянулась спокойная дней череда,
Откуда свалилась вдруг эта беда?
Жили в блаженстве они годков десять;
Старик не скучал, да и Борька был весел.
Уж как обожали, поверьте, друг друга!
И в гости не ждали лихого недуга…
Два дня пес не ел бедолага, не пил,
И даже стонать, видно, не было сил.
На тачку с трудом погрузились и путь,
У деда от жалости стыла, прям грудь!
Сидит с сенбернаром Захар в коридоре.
Больных-то животных, как капелек в море;
Каких только нет собачек и кошек –
Больших вроде Бори и маленьких крошек.
И каждый из них, почитай, занемог,
Сидит на руках, али жмется у ног…
Вот подошел и черед сенбернара.
Доктор взглянул на питомца Захара,
И с грустью сказал ветлечебницы врач:
«Ну что ж, уважаемый, хоть плач, хоть не плач;
Собачка-то ваша серьёзно больна,
Лечить очень дорого, знай, старина!
Дешевле, поймите, его усыпить,
Псу обреченному долго не жить…»
На что отвечал старичок одинокий:
«Но, может, потерпят болячки-то сроки?
Я только вот пенсию как получу…»
С надеждой смотрел он в глаза ветврачу.
Мужчина вздыхает в белом халате:
«Положим, на ампулы денег и хватит,
Достаточно, чтобы его пролечить,
Но месяц до пенсии как вам прожить?»
«Эка, беда, да неужто помру?
Зато я от смерти Бориса спасу.»
Ответил старик и увел за порог
Собаку свою, да поможет им Бог.
Под вечер Борису совсем стало худо,
Прикинул Захар, что не стоит ждать чуда.
Болезнь ведь она, как вражья атака –
До пенсии вдруг не дотянет собака?
Собрался дедуля, а руки дрожат…
Пошел занимать по соседям деньжат.


Представьте, ребята, и ветер, и дождь,
Когда пробирает от сырости дрожь,
Когда всё живое стремится к теплу,
Под крышу любую, поближе к огню.
В такую погоду, из полного мрака
На улицу вышла больная собака…
Взгляд виноватый и предано-грустный
Пес бросил на свет из окошечка тусклый.
В мгновение ока промок он до нитки,
Шатаясь, побрел от родимой калитки…
Кому, неизвестно понес в темноту –
На сердце печаль да лишь горечь во рту.
Он больше не мог оставаться у деда,
Пока тот уламывал скрягу соседа:
«Выручи, брат, мой Борис – обреченный.»
Сосед, явно, суммой такой удрученный,
В пальцах корявых рецепт всё вертел
И денег от чистого сердца жалел.
В глаза не смотрел и издал тяжкий вздох:
«Уж лучше бы Борька сегодня издох!»
Захар потерял на минуту дар речи,
За пса оскорбился, расправил вдруг плечи:
«Мы по соседству прожили, кажись,
Не год и не два, посчитать, так всю жизнь!
И я по сегодняшний день и не знал,
Что рядом со мною подлец проживал!»
Плюнул в сердцах и скорей к бабе Фросе,
Опять, унижаясь, взаймы денег просит…
У бабушки Фроси – открыта душа,
Она отдала три последних гроша!
И так по десятке, а то, по рублю,
Захар и собрал на собачью нужду.
Бежал он счастливый с деньгами домой
И ветер играл шевелюрой седой.


А где же находится бедный наш Боря,
В такое ненастье, где мыкает горе?
Куда он ушёл по окольной дороге,
Когда его вовсе не слушались ноги?
Пес торопился быстрей за посёлок,
Чтоб спрятаться можно за первый пригорок.
Пустынные улицы вымерли будто,
Часами казались Борису минуты…
Стояли шалашиком тонкие жерди,
Как раз подходящее место для смерти.
Широкая крона большущего дуба
Служила прикрытьем для хрупкого сруба.
Хворост и листья вместо постели,
Собаку в ознобе никак не согрели.
Пес тихо лежал, чтобы здесь умереть,
Когда к нему в гости пожалует смерть.
И, распластав изможденное тело,
Он чуял, что выполнил главное дело!
Захару он друг – на четыре ноги,
Не приняла совесть большие долги.
Пусть душу его примет синее небо,
Чем деда оставить на месяц без хлеба!


Захар, между тем, обыскал всё в округе
И шибко страдал о потерянном друге!
Бежал по дворам, за околицу вышел,
Кричал в пустоту, только Боря не слышал.
Ветер порывом глушил его голос,
И бил, и трепал разлохмаченный волос.
Под утро старик возвратился домой,
Горем убитый и сам чуть живой.
С печалью ложился, с печалью вставал,
И с верою в Бога Бориса всё ждал.
Ночами, когда вдруг почудится лай,
С фонариком быстро спешит он в сарай,
И лучиком света обшарит углы…
Вернётся в постель, не подняв головы.
В назначенный день почтальон стучит в дверь:
«Вот пенсия, дед, получи и проверь!
Здесь подпись поставь, получая казну…»
Шутил почтальон, а дедуля слезу
Роняет с досады и в тот же момент
Падает капелька на документ.


А там, на краю того же посёлка,
Баба Матрёна звала поросёнка.
Надо ж проказник ушёл в непогоду,
Всего-то два месяца хрюшке от роду!
Ведь насквозь промокнет, не дай Бог простынет,
А вдруг несмышлёныш навеки-то сгинет?
Подобно Захару, кричала по ветру,
И шарила клюкой землю по метру…
Без толку околицу исколесив,
Плелась баба Мотря лишённая сил.
Под дубом широким остановилась,
К стволу вековому слегка прислонилась.
Шалаш присмотрела, вдруг, там поросенок?
Тронула жердь, кто-то гавкнул спросонок…
Голос собачий откликнулся слабо.
Что-то неладное чувствует баба;
Хворый, видать, кобелёк-то забился,
Как бы родимый не заблудился…
Она заглянула вовнутрь шалаша
И вмиг встрепенулась бабья душа –
На куче из хвороста, прям – поперёк,
Лежала собака, возможно, и волк…
Но кто бы там ни был, он тихо скулил,
До часа последнего видно дожил…
Матрена забыла про поросёнка,
Погладила шерсть собачью легонько:
«Чего заболел-то и кто ж тебя знает,
Неужто в ненастье выгнал хозяин?»
Она понимала – что псина не встанет,
Едва до утра сердечный протянет…
Не думая долго, кинулась прочь;
Больному животному как не помочь?
Благо, что хата её была с краю,
Матрена сначала помчалась к сараю.
Набрала поленьев дубовых в охапку,
Сложила дрова все в холщёвую тряпку,
Крест на крест связала потуже узлом,
Потом торопливо направилась в дом.
Из шкафа достала целебный отвар,
Свежей заварки из множества трав.
С гвоздя сняла старый потёртый кожух,
И вот полем помчалась уже во весь дух!
«А, ну-ка, касатик, хлебни-ка отвар,
К рассвету он снимет твой огненный жар.
Сейчас, мой хороший, костёр разведу,
Глядишь, и отгоним лихую беду!»
Хлопочет старуха – привычное дело,
Закутав в кожух полумёртвое тело,
Она разжигает огромный костёр,
И видит несчастного преданный взор.
Склонилась и гладит из шерсти колечки:
«Согрею тебя, как у собственной печки!
Ну-ка, глотни-ка ещё, друг, микстуры,
Для укрепления мускулатуры.»
Воркует заботливо бабка над псом,
И тот незаметно уснул крепким сном.
Она просидела с ним ночь в шалаше,
Домой возвращалась по снегу уже.
Первый морозец со снегом-то кстати –
Сделал плотнее болотные гати.
«На санках-то легче пса довезти, «
Думала бабка себе по пути.
Опять прошла быстро в сарай мимо бани,
Сняла со стены самодельные сани.
И вот через час а, то – полтора,
Встречает соседка её у двора,
А под полою, как малый ребенок,
Пронзительным криком визжал поросёнок!
«Вот забирай-ка, Матрёна, гуляку!
Отколь привезла ты такую собаку?
Как дотащила, немалый-то вес?»
Смотрит соседка в глазах интерес.
«Вчера беглеца своего как искала,
Она, в шалаше-то продрогши, лежала.
Не чаяла я, что пес выживет ночь,
Коль ноги бедняга не мог-то волочь.
Сейчас заварю ему свежую травку,
А там может песик пойдет на поправку».
Матрена взяла поросёнка за ноги,
И санки во двор закатила с дороги.
Месяц отварами псину лечила,
И чем она только его не поила…
Поправился пёс, молодчина старуха!
Не зря её бабка была повитуха.
Как-то, однажды, резвясь и играя,
Борька Матрёну зовёт из сарая.
Ловко схватил за широкий подол
И торопливо куда-то повёл…
Матрена идёт за дружочком послушно,
Коли ведёт, значит так ему нужно…
На солнце блестит разноцветная холка,
Прошли, почитай, половину посёлка.
Вот старенький домик, ворота открыты,
Подворье с крыльцом свежим снегом покрыты.
Вдруг старой Матрёне сделалось жарко –
По-моему жил здесь когда-то Захарка….
Влюблённый в дивчину простой паренёк,
А Мотре младой было, чай, невдомёк.
По жизни пути их давно разошлись,
А нынче, видать, как бы снова сошлись….
Залаяла псина, дыша клубком пара –
Услышь, мой хозяин, зов сенбернара!
Я жив и здоров, почему не встречаешь?
А, вдруг мой родимый напрасно ты лаешь?
Матрена с тревогой смотрела на псину,
И холод от страха пронизывал спину…
Пес больше не лаял, а драл лапой дверь,
Скулил и метался, как загнанный зверь!
От воя собаки ослабли колени,
Входит старуха в холодные сени.
Влетел следом пулей большой сенбернар –
Здесь ждать его должен любимый Захар!
Ах, вот и дождался – больной, постаревший,
За месяц совсем до бела поседевший,
Тоской изведённый, свалился в постель,
Где ночью баюкала деда метель.
А днём заходила к нему баба Фрося,
Каши притащит, здоровье как, спросит.
В печали глубокой старик всё лежал,
Не Борю, так смерти – наверное, ждал
Пес лапы сложил на груди исхудавшей,
И мордой прижался к щеке вдруг запавшей;
Без слов по-собачьи делился тоской,
Хоть болен Захар, но на счастье – живой!
Хозяин обнял длинношерстную шею:
«Ох, Боря, мой мальчик, глазам-то не верю!
Неужто ты жив и здоров, в самом деле?»
Забыв про недуг, дед поднялся с постели.
Подслеповатые очи сияли,
Как будто бы не было с роду печали!
Вошедшая тихо баба со стужи,
Как ахнет на деда: «Захарушка, друже!
Не виделись, сколько с тобою годков,
Но мне не забыть твоих глаз васильков!
Признал, али нет, ты в старухе Матрёну?
Аль помнить былое, теперь нет резону?
Захар с изумленьем взглянул на старушку,
И тут же узнал в ней свою молодушку!
Не видел Матрёну почти что полвека,
И слёзно обнялись вдруг два человека.
Застыли два дурня старых без толку,
Борис заморгал и встряхнул шумно холку,
Типа того, объясните, в чём дело?
И Мотря, как в юности, враз покраснела.
Когда же смущенье скатилось волной,
Старик покачал вдруг седой головой –
Борьку корил, что ушёл тот из дома,
А Боря не мог поступить по-другому!
Глядел то на пса, а то на Матрёну,
А то вдруг поднимет глаза на икону:
И замолчит, не докончив вдруг фразу,
Не веря в два счастья, что дал Господь сразу!
Потом улыбнётся, поправит матрас,
И вновь продолжает печальный рассказ,
Как бегал занять по соседям деньжат,
Они, по сей день-то, в шкатулке лежат.
Как кликал в ненастье больного Бориса,
Как грызла тоска, как подпольная крыса.
Съедала его изболевшую душу,
И как ничего он не мог долго кушать.
Как чудился лай-то глухими ночами,
Не высказать горе простыми словами…
Мотря присела на краешек стула,
Двери прикрыла, чтоб в хату не дуло.
Старого друга, слушая повесть,
Сердце её переполнила горесть:
Как же Захарушка мой настрадался,
Когда в одиночестве милый остался.
Хату, окинув придирчивым взглядом,
Прикинула баба: «Прибраться бы надо».
Вмиг подхватилась, да печь истопила,
Полы отскребла, да обед наварила.
Под вечер домой собралась наша Мотря,
Захар растерялся, так жалостно смотрит,
И Борька притих, бессловесно прося.
Смутилась Матрёна: «Я лишь порося,
Пойду, принесу, ведь, он нам, не чужой,
И тут же вернусь, до заката домой!»

Конец.


Рецензии
ПРикольно.Мне понравилось.Дмитрий

Дима Юферов 2   02.08.2009 14:45     Заявить о нарушении
Дима, большое спасибо! Если не напряжно, прочтите, пожайлуста, ещё сказку "Савина Настя" и пришлите отзыв. С уважением Галина.

Галина Чиликиди   02.08.2009 18:35   Заявить о нарушении