Дорога к звёздам

 
 рассказ

-   Во! Возвернулась в порт флотилия - попыхивая, как всегда, «козьей ножкой», свёрнутой из солидного кусочка газеты «ПРАВДА» (других у Сергея Семёновича не водилось), глядя на протискивающуюся в калитку жену Катерину, нагруженную, как ломовая лошадь, разнокалиберными баулами ни - то обрадованно, ни - то с досадой пробубнил Семёныч. 
   
За Катериной, как нанизанные на верёвочку, тянулись мал-мала меньше  пятеро ребятишек, старшей из которых ещё и девяти не исполнилось.

-   Опять распыхтелся своей вонючкой, – глядя на невынимающуюся изо рта самокрутку, завела своё женщина – ссучил,  как собачью ногу  – своеобразно приветствовала жена мужа. – Прими, идол ... вишь, корячусь, а ему хочь ты сдохни ... почти километр пёрла ... встретил бы ... так от него дождёшься ...

-   Дык откеда мне было знать когда тебя чарты принесуть ... на другой неделе ведь должна ... чё припёрлась-то?
   
Обменявшись своеобразными приветствиями, семья сошлась на середине двора и,  Семёныч радостно заворковал, облепившись визжащей детворой.
   
Любовь у Смараковых была своеобразной тоже и, в основном, выражалась количеством детворы, которую, по выражению Семёныча, сам Бог давал.
   
Тут же вертелась домашняя живность. Кот Муслим норовил прильнуть к долгожданной хозяйке: тёрся о её ноги; Пуфик, подпрыгивая, пытался лизнуть в лицо кого-нибудь из детворы.
   
Кот считал себя хозяином двора и своё имя, приобретённое случайно, носил гордо, откликаясь на него надменным  «мяу».
   
Ленке, старшенькой из пятерых детей Семёныча, подарили соседские дети кошечку по имени Муська. Что подаренная кошечка есть кошечка, дети приняли за чистую монету и половой принадлежностью подарка до поры до времени не интересовались.
   
Муська была хороша собой и являлась смесью обычной кошки-дворняги и сиамского кота. Со временем у подрастающей кошечки начали вырисовываться признаки,

опровергающие её принадлежность к дамскому полу и, чтобы исправить ранний недосмотр, Смараков старший предложил кота обозвать Муслимом.
    
Не сразу прижилось новое имя котофея, но время, подчёркивая явность принадлежности животного к мужскому полу, настояло на своеём. Без всяких операционных вмешательств Муська превратилась в Муслима.
   
Приветствие, неделю находящейся в разлуке семьи, носило своеобразное выражение привязанности друг к другу всего живого во дворе.
   
Почесав языками, супруги и дети потянулись к своим домашним обязанностям и привязанностям. Двор принял своё привычное звучание и суетность.
   
Катерина отращивала очередной горб на животе, но своих бабьих дел на мужа не
перекладывала: так было заведено.
   
Южная осень устало завершала свои дела в поле, на огородах и садах. Дичь накапливала жир и силёнки, готовясь к зимней спячке, перелёту и к другим формам зимнего существования: ласточки и стрижи носились в небе, освобождая пространство от многочисленных насекомых; с наступлением сумерек на смену им срывались летучие мыши и тихушницы-совы, выхватывающие шуршащую нечисть с земли и с деревьев; миллионные полчища скворцов глумились над виноградными плантациями, превращая в полёте небо в сплошную вуаль; перепёлки и кеклики, осваивающие рыжий бобрик стерни, уже не захлёбываются своим призывным бульканьем, а спокойно пополняют свои жировые запасы, готовясь к ночным перелётам к местам зимней дислокации.
   
Момент перелёта перепелов на участках степных пробегов поездов, где
многочисленные провода телеграфного сообщения становятся для ночных перелётных птиц смертельной опасностью, так как те разбиваются или получают серьёзные ранения, натыкаясь на зловещие струны проводов, предоставляя возможность пацанам на заре сбегать на «железку» и подобрать несколько, пострадавших от технического прогресса, птиц. Но удовольствие от приготовленного домашними деликатеса стоило того, чтобы пробежать на заре с десяток километров под густо натянутыми проводами в поисках подранков.
   
Семёныч тоже был не прочь пошастать осенью с ружьишком по окрестностям, но жадностью не маялся: снимет на разовую заправку своего семейства и ... домой. Почитал мужик закон сокола: если сыт, не губи лишнего, разве что защищаясь.
Вот и нынче под утро из кукурузных полей барсучка притащил: выводок выследил. Мог бы снять, конечно, ни одного, но пожалел: пусть тешатся пока.

Радости от добычи, правда, оказалось мало: пока донёс до дома, - блохами покрылся. Катерине пришлось «прибыль» в шмутье пол дня в котле вываривать.

-   Не мог нормального подстрелить. Один блохастый таскался и тот тебе достался – непроизвольно скаламбурила жена.

-  Они теперь все такие ... вша тоже писшу исшить,– оправдывался Семёныч – за то жирку натопим, детворе от простуды – милое дело. Вишь, какой справный.
   
Да Катерина и сама не промах: однажды баpсука уложила прямо у себя в огороде. Рассказывала, что ещё до замужества  мать послала её по воду к яме в огороде. В старину часто использовались такие водоёмчики во дворах для всевозможных хозяйственных нужд, периодически заполняемые из арычной системы во время
полива садов и огородов. На Юге без полива не обойтись.
   
Вокруг ямы кустились персиковые и вишнёвые деревья. А барсуки, как и свиньи, до персиков падкие. Вот Катерина, молодая здоровая девка, и натолкнулась на  выводок, который самка не удержалась привести в посёлок, где легко можно было найти привлекательную для полосатых пройдох пищу.
   
Улучшив момент, молодуха, подвернувшимся под руку колом так врезала по одному из зазевавшихся барсуков, что тот и дух испустил.

Было время!  Дичь не шибко-то стеснялась людей. Сады и огороды у колхозников в послевоенные годы до двух гектаров составляли: паши – не хочу ...  Кто хотел работать, с голода не пух и хотя на трудодни колхозники получали лишь зерна малость, выручало частное хозяйство: было что на рынке продать если смог вырастить, убрать, да сохранить на зиму.
   
В конце года за трудодни с сельчанами в основном  правление зерном  расплачивалось, но и деньжат перепадало малость. На щедрость государства рассчитывать не приходилось: всё на госпоставки уходило. С крестьян по три шкуры правительство родное  драло: налоги взымались мясом, маслом или заменяющими их продуктами и ... сельский труженик вертелся ... и Бог давал, - выживали.
   
До шестидесятых годов страна-победительница зализывала раны, карабкалась по мирской нищете, выискивая возможности догнать и перегнать вечно «загнивающий» капитализм, но вожди светлого будущего сдерживали прыть строителей коммунизма: впереди-то неудобно гарцевать с голым задом...
   
Советская власть на селе, вдохновляемая идеями партийного руководства Центра,
узрев, что сельский труженик увиливает от коллективной работы в пользу частной собственности,  стала половинить территории частных участков в надежде, что внимание сельчан переключится на колхоз. Маразм верховного партийного руководства достигал невиданных вершин.  Чтобы поднять спотыкающуюся экономику Государства «великий правитель» ввёл налог на любую живность на подворье крестьянина, на любое плодоносящее дерево ...  «Опричнина» захлестнулась петлёй на шее и без того придавленного властью труженика. Сельчанин вынужден был избавляться от дворовой живности и фруктовых насаждений.
   
Когда в первый раз у Семёныча отрезали половину садового участка, на котором росли уникальные сорта яблок, груш, грецких орехов, ... мужик погоревал, погоревал и успокоился: - Да Бог с ним, всё одно людям достанется – думал хозяин – переведут конфискованные сады в собственность колхоза и себе меньше канители будет. И только позже ощутил колхозник Смараков, что такое узурпаторство.

Когда под осень в отсечённые сады колхозников стали загонять трактора и с корнем выдёргивать плодоносящие деревья, мало у кого не дрогнуло сердце, не подвели нервы ...
   
У соседа Игната был уникальный сад грецких орехов. Около двадцати красавцев гигантских кустов ежегодно дарили хозяину по десять-пятнадцать тонн орехов, но пришёл «чёрный человек» в лице председателя колхоза  Василия Самоенко и скомандовал бульдозеристу: - Валяй!    Мощняга Т-500, детище Челябинского тракторного завода имени великого незабвенного вождя пролетарской революции (Ульянова) Ленина, зацепив тросом ствол могучего дерева, начал вгрызаться гусеницами в землю, пытаясь вырвать исполина из насиженного места.
   
Игнат взвыл от досады, в бессилии помочь неподдающемуся насилию дереву, и рванул домой за ружьём. Вернувшись к варварскому мeсту, Игнат выскочил перед трактором и со слезами на глазах дал залп над кабиной. Трактор перестал грызть землю, захлебнулся и заглох. Побелевший от страха тракторист выскочил из кабины и попытался найти защиту у председателя, но выстрел под ноги колхозному предводителю, как ветром, сдул хозяина  и тот вприпрыжку рванул к двуколке с конём на привязи к дереву.

-   Ну, ты дождёшься! – опасаясь за жизнь, повякивал председатель, зная, что  Игнат мужик с придурью, особенно если во зле или под мухой.
   
Этим же днём за Игнатом прибыли на трофейном Джипе из райцентра, а ореховые деревья всё равно были безбожно выдернуты и пущены на дрова. Говорили, что мужику за попытку покушения на Власть десятку впаяли, а, может, это и не так ... но слух был.
   
А с ишаками вообще и смех, и грех приключился. Почти в каждом подворье водились ушастые работяги: в хозяйстве ишак был не заменимым животным. Но с выходом в Свет указа о налоговой повинности за содержание животных в хозяйстве, сельчане вынуждены были своих кормильцев выпустить на волю, в степь. Животные быстро адаптировались и стали делиться на косяки. Сильные ишачьи жеребцы отвоёвывали себе самок и создавали гаремы.

Это надо было видеть!  Привыкшие ранее к человеку животные на воле стали дичать, но своих домашних привычек не теряли.   Набеги лопоухого братства на посевы и овощные плантации вынуждали людей как-то противостоять ишачьей беспардонности и ...
   
Чья-то предприимчивая расторопность привела к заключению договоров ни то с Италией, ни то с Францией на поставку животных в Европу для использования  ишачьего мяса, как компонента, в производстве колбас. По крайней мере такой слух был не безоснователен: иначе за каким лядом нужно было всё ишачье поголовье за границу отправлять.
   
До сих помню как отлавливались животные и загружались в товарные вагоны и отчаливали составы Бог знает куда.
   
До сей поры звучит в ушах ишачье «пение»: стоило одному из самцов завести своё природное «и-а-а ...», как сотни солистов образовывали неповторимый нестройный хор, оповещающий всю округу о своём существовании.

Ещё ни раз всемогущая и всё могущая Советская Власть кромсала надельные участки крестьян, превращая их в приусадебные лоскуты площадью до шести соток, но всё это было потом ...

   
Подворье у Смараковых никогда не пустовало и, хотя  весь крупный скот, бараны  и свиное поголовье государством ставились на учёт, Семёныч своё благополучие пополнял мелочью: зайчики – курочки в хозяйстве водились всегда.
   
Когда в осенний период завершался сбор винограда, Сергей приводил в порядок всё винодельческое оборудование. Дубовые бочки ёмкостью от ста до пяти сот литров тщательно промывались и сушились: ни какой заразы чтоб ...
    
На участке Смараковых, ещё до экспроприации наделов, под виноградной лозой было заложено около пятидесяти соток. Сорта винограда заботливо выращивались хозяином и его подрастающими помощникам, да и на колхозных плантациях Семёныч пахал как вол.  Вина Сергей делал только сортовые и его рецептами пользовались не только сельчане, но и на ряде районных винокурен.
   
Под навесом во дворе на деревянном топчане снятый урожай винограда выжидал момента, когда очередная партия сортовых гроздей будет затарена в бочки для брожения.
   
Пьяная пора, так называл Семёныч время сбора урожая винограда и изготовления вина, к ноябрю получала своё продолжение в ином качестве, когда из брикетированного жмыха начиналась выгонка спирта (чачи). Вторая часть пьяной поры приходилась на время завершения всех сельскохозяйственных работ в колхозе и уже ни что не отвлекало Семёныча от дела.
   
Брикетов после прессовки жмыха огромное множество и на то, чтобы их пере работать, нужно время. Придуманная Сергеем технология самогоноварения была до безобразия проста, но эффективна: у ямы Семёныч предусмотрел целую систему сооружений, обеспечивающих процесс выгонки чачи и, отладив свою машину, каждый день до ночи вертелся у своего детища пока его не сваливал сон или передозировка ... контроль за качеством продукции дело требующее здоровья.

Ленка, старшая дочь Смараковых и её братишка - погодок Митька появились на свет божий перед войной и к возвращению отца в сорок пятом уже соображали что к чему.
   
Екатерина с голодухи тут же приступила к увеличению поголовья семьи и уже к весне сорок шестого близнецы Колька и Вовка ознаменовали своё появление на свет громкими голосами. Потом Сонька порадовала плодовитых родителей своим появлением: - Помощница мамке будя – без видимой радости констатировал папаша.

Все дома в посёлке строились из саманного кирпича, который изготавливался тут же во дворе или поблизости. Ямы после отбора глины хозяева не засыпались мусором со двора, а превращались в водоёмчики для хозяйственных нужд, которые периодически пополнялись арычной водой.
   
Колодцев в посёлке было раз-два и обчёлся, и большинству сельчан приходилось пользоваться кипячёной водой из ям.
   
Семёныч как-то попытался выкопать во дворе свой колодец, но, углубившись более чем на двадцать метров и не обнаружив признаков воды, чертыхаясь, снова завалил свою работу. Так и пользовались водой из ямы, пока колхоз не разбогател и на селе появились свет и водопровод. А до того, как цивилизация начала пускать корни в жизнь сельчан,  семья Семёныча спасалась плодами своего труда: из недозрелого винограда сорта «Бычий глаз» приготавливалось столовое мало градусное вино или, как он сам окрестил напиток, «Кисляк» и вся семья, включая и малышей, утоляли жажду, не подвергая себя пьянству.  Запасов напитка иногда хватало до нового урожая.
   
Чачи Семёныч выгонял весьма приличное количество. Зелье паковалось в 33-х литровые бутыли, помещённые в плетёнки из ивовой лозы. Добра хватало и для себя, и на продажу.Во время выгонки спиртового продукта Семёныч вынужденно не «просыхал»: от одних паров с катушек слетишь. За то Катерина в «купчихах»  ходила: денег у неё от продажи  винных изделий было – «куры не гребут».  В магазинах, правда, покупать нечего было, но Сергей Семёныч знал куда деньги девать.
   
Бабы завидовали Катерине: такого мужика держит и работящий, и малопьющий – не чета деревенским голодранцам – алкашам.
   
На колхозной винокурне, да и у сельчан,  Семёныч являлся авторитетом.  Его технологии давали возможность получать сортовые вина, которые были известны во всём районе и более того ...  Большую часть спирта рачительный хозяин сдавал в колхоз для крепления не сортовой винной продукции и изготовления коньячных изделий.  В замен получал хозяин зерно и мёд ...
   
Когда у Смараковых скопилось достаточно денег, было принято решение приобрести легковой автомобиль.
    
Первая модель Москвича серо-голубого цвета появилась во дворе трудолюбивого мужика в период Хрущёвской "оттепели" и любопытная толпа не сразу оставила «кулака» в покое. Особенно надоедала детвора: - Дядь Серёж, прокати ...
   
Прохладным осенним вечером Семёныч, лёжа на небольшом переносном топчанчике, установленном рядом с самогонной установкой возле ямы, в ожидании когда очередная заложенная в аппарат партия прессованных брикетов виноградного жмыха достигнет кондиции, вглядывался в темнеющее небо, выискивая едва появляющиеся в закатном небе звёзды и созвездия.
   
В астрономии Семёныч не силён, но любил в потёмках помечтать, помыслить... 
    
С ранней весны до поздней осени хозяин предпочитал ночевать под луной на специально сколоченном просторном топчане под раскидистым ореховым деревом,  разбросавшим свою шикарную крону  семиметровым радиусом вокруг мощного ствола. Лишь непогода могла загнать Семёныча под крышу, да Катерина по нужде житейской ... , а зачастую и сама выплывала к мужу понежиться под ночные убаюкивающие звуки кузнечиков, цикад ...
   
Вот и теперь, проверив, что струйка из змеевика ещё не прорвалась, Сергей следил как моргнула самая яркая звезда, выманивая из темноты другие, более робкие. Звёздочки, выныривая, образовывали различные фигурки и постепенно их становилось всё больше и больше. Яркая звёздочка, которую Семёныч обнаружил первой, продолжилась рядом других и из них чётко вырисовалась фигурка в виде ковшика.  На значительном расстоянии от ковшика Семёныч обнаружил такой же рисунок, но менее значительных размеров. Другие сочетания звёзд образовывали иные картинки, им не было конца. И лишь подросшая Ленка, изучая в школе всякие там  географии-астрономии ..., стала пояснять любопытному папке сущность бытия, тот уж и совсем погряз в ночных сверкающих прелестях. Ленка пояснила отцу, что самая яркая звезда, которую отец обнаружил на закатном небе, называется Полярной, а ковшик, на конце ручки которого эта звезда обосновалась, называется Малой Медведицей, большой ковшик – Большой Медведицей ...   И чем больше Семёныч вглядывался в ночное небо, тем больше у него возникало желание порыться в бездне.
   
Однажды, в пьяной беседе с мужиками, "астроном" узнал, что у бывшего школьного сторожа ещё с войны «завалялась» фиговина, через которую можно смотреть на небо или ещё куда и увеличено видеть что ни попадя. Жадно заинтересовавшись сообщением, Семёныч, как бы случайно, подкатил к деду Ефиму с вопросами о имеющейся у него штуковине. Дед не стал распространяться из каких закромов он заполучил почти не нужную вещь, но за пять литров первача с удовольствием сбагрил её во владение новому хозяину. Бывший сторож и не догадывался с каким богатством , стянутом из школьного склада во время военной неразберихи, он расстался за эти вожделенные пять литров самогона, да ему-то было и наплевать на эту железяку со стёклышками: в хозяйстве от неё проку ни какого, не забивать же ею гвозди.
   
Зеркально-линзовый телескоп, доставшийся Семёнычу случайно, в его семью втащил ажиотаж.
   
Хозяин уникального приобретения на специально сконструированной им треноге установил телескоп на чердаке дома и часами поглощал небо своим любопытством.
Своей забавой Смараков старший увлёк и отпрысков. Ленка, начавшая было давать азы астрономии отцу, сама всё глубже стала вникать в прелести предмета и вскоре школьных познаний ей уже не хватало.

   
Наконец-то приличная струйка,со спичку в диаметре, вырвалась из горловины змеевика, на которой хвостился марлевый направляющий струю жгут. Семёныч взял ведро и из ямы начал, выливать холодную воду в трёхметровый деревянный лоток, в котором спиралью разлёгся пол дюймовый медный змеевик. Струйка чачи приняла более значимые размеры. Двухсот литровый котёл с герметичной крышкой, под постоянным воздействием огня, в своём чёрном нутре вырабатывал спиртовые пары, с которыми  в охлаждаемом змеевике происходила ожидаемая метаморфоза.
    Стоило только Семёнычу отрегулировать процесс, тут же, как чёрт из табакерки, вынырнул сосед Кузьма. Он всегда появлялся, как по расписанию. Сергей уже и не удивлялся появлению соседа и научился его назойливость использовать в деле.

-   Явился – не запылился ... – не глядя в сторону Кузьмы проскрипел хозяин.

-   Да вот вышел хозяйство присмотреть и дай, думаю, проведаю соседа ... может, чё подсобить ... сам-то, небось, умаялся? – стал выкручиваться Кузьма.

-   Ладно, ладно, не темни. Иди уж на свой пост. – Семёныч передал ведро соседу - Лей давай ...  или причаститься хочешь?

-   Да не повредить. Плясни трохи ... - Семёныч подставил под струйку крынку и, наполнив её чуток, протянул воспрянувшему духом Кузьме. Тот достал «случайно оказавшийся» из кармана солёный огурец и, крякнув, влил содержимое посудины в чрево. – У – у – у ... хороша, зараза ! – похрустывая, изрёк новоявленный помощник – Первачёк! Градусов 90 будя.

-   Всё! Иди, лей ... – скомандовал Сергей и прилёг на топчанчик, уставившись в не по-осеннему ясное небо.

-   А ты чё ж?.. – начал было Кузьма, но, почувствовав не расположенность к разговору соседа, принялся за дело.

-   Я малость вздремну. Разморило что-то. А ты, смотри, не нахлюпайся. Следи за машиной. Чуть что – буди – зевая пробубнил Семёныч и поудобнее свернулся на своём ложе.

-   Еть твою клеть, когда это я ишо нахлюпывался? Бочка меру знает. – попытался сострить Кузьма -  Спи спокойно, дорогой товарищ. 
   
Опыт самогона производства уже давно передался Кузьме от Семёныча и тот без труда мог контролировать качество чачи , делая периодически отборы из вытекающей струи: перестала гореть – заканчивай сливать – дальше уже слабая пойдёт ...
   
Пока Сергей похрапывал  под звёздным небом. Лёжа на соломенной подстилке на топчане, Кузьма  следил за процессом  перегонки и лишь не твёрдые  движения его рук слегка выдавали «усталость».
      
Тут же, свернувшись клубком, у топчана дремал Пуфик. Его привычка шляться за Семёнычем ни кого не удивляла: спелись.
   
Из соседнего огорода через загустелые заросли кусмов послышалось шуршание и псёнок залился звонким лаем.

-   Цыц! – приказал Кузьма, догадавшись по чью душу гости.

-   Во, зараза! – пробираясь сквозь кусты, с рыком повизгивала жена Кузьмы Клавдя - Как магнитом его сюды тянить. У тебя чё ли дома делов нету? Батрачишь тут ... Залил уже шары ... вот собшу куды надо ... они вам покажуть Кузькину мать. ... А этот, кулак чёртов, разлёгси, как боров, ... всё гонить ... не насытиться никак . Чё, решил весь посёлок обобрать? Мало усё?
   
Ушедший было в сон Семёныч, привыкший к сварливости соседки, продрав глаза, отвязался на Кузьму:
-   Это ишо чё тут за базар? Скажи своей дуре чтобы следила за своим поганым языком, его нельзя оставлять без присмотра – и, переключившись уже на не прошенную гостью –А ты, подруга, охолонь, ни кто твоего Кузьму сюда силком не тянул. Осточертела ты ему, вот он и тикаеть из дома ... отдохнуть от тебя.

-   Отдохнуть? – взвилась Клавдя – Да на нём пахать надо! Так и норовить набраться ... ну-ка пошли, алкаш проклятый.
   
Кузьма попытался притвориться трезвым, стараясь твёрдо ступать ногами по качающейся земле.
   
Пуфик, не вмешиваясь в полемику между людьми, от греха подальше, забился под топчан.
   
На громкие голоса у ямы заинтересованно из темноты выплыла Катерина.

-   Чё разорались-то? – глядя на трезвого мужа и весёленького Кузьму, безразлично поинтересовалась женщина.

-   Дык дома не удержишь проклятого, так и норовить, как собака бездомная, скрыться с глаз – оправдывала своё буйство Клавдя.

-   А давай и мы испытаем чё они тут наварили - попыталась успокоить гнев соседки Катерина. – Счас я только сбегаю, закусить чё – нить принесу. – Все заинтересованно примолкли.

-   А чё это ты вздумала эту тиранку ублажать? Она ж собралась тут жалобы строчить – уже расходясь со случайно организованного пикника, спросил Сергей.

-   А тебе надо чтобы эта горлопанка завтра же разнесла по посёлку как ты чачу гонишь, да Кузьму спаиваешь?

-   И то правда: лишняя пыль ни к чему ... ишь, гадина, деньги наши ей на ум полезли ... Да у людей, кто не хочет зарабатывать деньги, ничего святого ...

-   Ладно, ладно ... у них свои головы на плечах, у нас свои, пусть сами думают как жить – приткнувшись плечом к мужу, Катерина блаженно улыбнулась в небо.

   
К моменту окончания школы Ленкой у Смараковых насчитывалось уже девять детей, последние из которых Мишка, Олег, Света и Игорёк находились под плотной опекой старших и навыки жизни усваивали не только от родителей ...

Смараковская обсерватория настолько вскружила голову Ленке, что та после окончания школы  решила поступать в МГУ, где на базе всемирно известной обсерватории функционировал Астрономический институт имени П.К. Штереберга.
   
Первая ласточка из Смараковского гнезда улетала в Большую Жизнь. Сергей Семёныч и Катерина с сожалением и надеждой отправляли дочь в столицу, в манящую неизвестность.

-   Мы неучами жили, пусть хоть дети выучатся – как бы оправдываясь перед сельчанами, говорил Семёныч на проводах.
 Не обошлось и без завистливых бряцаний: - А чё ж им с такими денжишами не учить детей в Москвах всяких. У них же там всё куплено – зудела соседка тётка Настя, сын которой еле-еле за девять лет семилетку одолел.
   
    Скорый поезд Алма-Ата – Москва отстукивал долгие километры , унося Елену Сергеевну Смаракову в новую жизнь.
Удачи тебе, девочка! Новых звёзд! 

2000 г.