Улыбка По Дороге в Крематорий

Хасидизм – религиозно-мистическое движение первой половины XVIII века, возникшее среди еврейского населения Волыни, Польши и Галиции. Первоначально хасидизм был оппозицией против ортодоксального иудаизма; своим появлением он обязан такой выдающейся творческой фигуре, как Исраэль бен Элиезер, прозванный Баал Шем Товом, что с древнееврейского переводится как “Владетель Святого Имени ” (сокращенно БЕШТ). Согласно его учению, “весь  мир образовался из Божества и есть его проявление. Бог во всем и везде, он наполняет и самые незначительные предметы, и высокие помыслы человека, он непрерывно вмешивается во все человеческие дела. Посему к каждому человеку нужно относиться как к праведнику, ибо никто не падает настолько низко, что уже не может подняться к Богу”.
Отсюда вытекает утверждение о том, что самостоятельного зла не существует, что зло – это тоже проявление Бога. Ибо сказано в Писании, что “Бог прибывает с грешником среди нечистот его”.

Баал Шем уверял, что простая, но искренняя молитва гораздо важнее любого философского утверждения.

“Извозчик, целующий святые свитки Торы, милее Богу, нежели ангелы, поющие ему хвалу и ничем другим не занимающиеся”

Искренность в простоте – вот то, что Бешт ставил превыше всего.
Хасидизм – это священная радость бытия, радость от каждого сделанного шага, от каждого произнесенного слова. В хасидизме даже самые обыкновенные слова приобретают сакральное значение. В сегодняшнем мире никто не задумывается над тем, что он делает для своего собеседника, когда говорит ему «спасибо» или «доброе утро». Это вошло в привычку, это стало нашим стереотипом, и большинство из нас даже не подозревают о наличии какого-то внутреннего смысла в этих словах. Мы не испытываем ничего особенного, когда обсуждаем наши ежедневные дела, за банальностью бытовых сцен мы не видим главного – мы не видим Бога.

“… В трудные для Израиля времена Баал Шем уходил в лес, в одно известное ему одному место. Там он зажигал Священный огонь и страстно пел хасидскую молитву. И тогда освобождался Израиль от бед своих. Его ученик, Великий Магид, не знал, где находится это место. Он тоже уходил в лес, зажигал Священное пламя и читал всю ту же молитву. И этого было достаточно, Израиль освобождался от бед своих. Элимелех, ученик Маггида, не знал ни тайны места, ни тайны Священного огня. Зато он знал слова той самой молитвы – и этого было достаточно, Израиль освобождался от бед своих. Исраэль из Рижина не знал ни места, ни молитвы, ни то, как зажигать огонь. Он просто рассказал нам эту историю. И этого оказалось достаточно, Израиль освободился от бед своих. Ныне же нашим бедам нету конца.
Мы разучились рассказывать истории”.    

Реакция на Холокост у всех может быть разной. У кого-то он вызывает липкий страх на уровне ментальных глубин, непостижимых, как и сам факт этого явления; у кого-то желание покрепче помолиться Богу, если после Освенцима от этого Бога еще хоть что-то осталось; у кого-то забиться в угол и неудержимо рыдать, чувствуя чужие раны на собственном теле и зная, что они никогда не заживут. Но самое страшное заключается в том, что после всего этого на лице появляется улыбка. Такая одинокая, бесконечно печальная улыбка, она говорит только об одном – за 2000 лет своего существования мы ничему не научились. Пророки, знамения, бесконечные войны – все это транзитом проходит через наше сознание и уходит в прошлое, растворяется в нем. Мы идем по кругу и не делаем никаких выводов.

Не значит ли это, что Бог замолчал не просто так? Может, он тоже отчаялся и понял, что к человеку бесполезно взывать, что он все равно Его не услышит? А если так, то вообще зачем с ним держать связь? Пусть делают все, что хотят, пусть убивают друг друга, пусть оскверняют чужие святыни, пусть упиваются порнографией, пусть мир летит ко всем чертям. Может быть, тогда человек осознает цену свободы, дарованной ему Богом и поймет, что самое страшное происходит тогда, когда эта свобода попадает в его руки. 

Но все же вернемся к этой загадочной улыбке. Откуда она появилась и что, собственно, она из себя представляет? Ведь совершенно непонятно, как она вообще могла появиться на лице прошедшего через Освенцим. Здесь необходимо сделать акцент на еще одной истории, приведенной в книге Яффы Элиах.

“В одном польском городе жил хасидский раввин. По утрам он часто прогуливался по его окрестностям, приветствуя каждого встречного теплой улыбкой и сердечным «Доброе утро!» За пределами города раввин встречал г-на Мюллера, работающего среди полей, и спешил его поприветствовать. «Доброе утро, г-н раввин!» доносился ответ, сопровождаемый добродушной улыбкой.
Началась война. Мюллер облачился в эсэсовскую униформу, раввин был депортирован в Освенцим, где потерял всю свою семью. Однажды во время селекции он стоял в шеренге и дожидался своей очереди. «Направо! Налево! Налево!» приближался голос. Неожиданно раввину захотелось посмотреть в лицо этому человеку в белоснежных перчатках, с маленьким жезлом и стальным голосом, подобно Богу, приговаривающему к жизни и к смерти. И тогда он услышал свой собственный голос:
-  Доброе утро, г-н Мюллер!
-  Доброе утро, г-н раввин! Вы то что здесь делаете?
По губам раввина скользнула слабая улыбка. Жезл двигался вправо-влево. На следующий день раввин был переведен в относительно безопасный лагерь.
Много лет спустя раввин сказал: «Такова сила пожелания доброго утра – человек всегда должен приветствовать своих ближних»”

Взгляните на лицо этого раввина. Его улыбка – это нечто мистическое, нечто совершенно типичное для хасидизма. Хасиды и цадики всегда соблюдали свои традиции. Это во-первых. А во-вторых, главной их целью было наслаждаться жизнью, петь, танцевать, играть с детьми и при этом не забывать о Боге. Здесь ровно то же самое. Нельзя забывать о своих ближних. В устах раввина эти слова приобретают форму благословения, а из других притч нам известно, ЧТО значит благословение цадика. Вот одна из них.

“Однажды Баал Шем путешествовал в сопровождении одного мальчика, сына раввина. Они остановили повозку возле постоялого двора и зашли внутрь. Там танцевали и играли на скрипке.
-  Что-то ваша скрипка плохо играет, – сказал Баал Шем. – Пусть лучше мальчик, что со мной, споет, а вы спляшете.
Мальчика поставили на стол, своим серебряным голосом он запел хасидскую песнь без слов. Крестьяне, обезумевшие от счастья, пустились в пляс вокруг стола. Затем один из них вышел и спросил мальчика:
-  Как тебя зовут?
-  Шаул.
-  Спой еще.
Мальчик запел, а юноша пустился в пляс и посреди танца стал повторять: «Ты Шаул, я Иван! Ты Шаул, я Иван!»
Спустя 30 лет равви Шаул, ставший богатым торговцем и знатоком Талмуда, ехал куда-то по своим делам. Неожиданно на него напали разбойники, отняли все деньги и собирались отправить на тот свет. Он молил их сжалиться над ним, они послушались и взял его с собой в стан. Атаман разбойников, увидев Шаула, внимательно на него посмотрел.
-  Как тебя зовут?
-  Шаул.
-  Ты Шаул, я Иван, – вдруг сказал атаман и повелел своим людям вернуть равви Шаулу деньги и повозку.”

Эта притча является прообразом диалога равви и Мюллера в Освенциме.
Как учитель благословляет своего ученика, так и этот раввин благословляет Мюллера. Баал Шем Тов говорил: «Бог – это тень человека. Подобно тому, как тень следует за жестами и движениями тела, так Бог следует за движениями души. Если человек милосерден, милосерден и Бог. Имя главной тайны человека – Бог, а имя Бога – это слово, изобретенное самим человеком – Любовь. Любя, человек любит Бога.» Таким образом, проявляя любовь к ближнему, мы делаем еще один шаг на пути к Богу. Мюллер, получающий благословение от раввина, как бы становится его учеником. Это благословение говорит о том, что в нем еще осталось что-то человеческое. А раз человеческое, то и божественное, первородное. Мюллер, нацистский садист и палач, делает свой первый шаг к Богу. Ибо сказано в Талмуде: «Спасший одну человеческую жизнь спасает весь мир.»
   
Бог есть всё. Бог везде, в том числе и в человеческом сердце. Убивая человека, мы убиваем весь мир. Убивая человека, мы убиваем Бога.

Холокост – явление уникальное, что бы там не говорили некоторые современные ортодоксы. Уникальное по всем параметрам: по масштабу,
по форме и по природе. Нацистам удалось создать хорошо отлаженную машину смерти, разработать собственный алгоритм уничтожения: синильная кислота, газовые камеры, бесконечные пулеметные очереди, крематории – разнообразие и жестокость методов убийства поражает воображение. Человеческий разум не способен охватить весь ужас произошедшего. И мы, будучи уже не в состоянии обращаться к одним только фактам, обращаемся к свидетелям, чудом выжившим в горниле Катастрофы. Чем обусловлена столь непривычная реакция жертв на происходящее вокруг них? И в чем, собственно, ее суть? Ответ можно сформулировать следующим образом: нельзя выжить, потеряв человеческое лицо. Потеряв лицо, ты становишься номером; став номером, ты перестаешь быть человеком, ибо тебя больше ничего не интересует, кроме лишней тарелки супа и куска черствого хлеба. Хасид принимает все, как есть, уповая на волю Божью. Хасид продолжает изучать Талмуд, праздновать Пейсах, молиться. Хасид стремится выжить, но выживание не является его конечной целью. Что чувствует еврей, когда решается вопрос о его дальнейшем существовании? Он испытывает жалость к своему палачу. И если он говорит ему «Доброе утро», если он благословляет его, то это вовсе не значит, что он просит чего-то взамен. Он пытается вернуть его на путь Истины, при этом не делая ни одного упрека. Вот тогда и появляется эта улыбка – улыбка идущего на смерть, который встречает своего врага приветствием.

Как передать неописуемое? Как рассказать то, что не поддается человеческому пониманию? Именно в этом состоит наша задача – передать своим детям, чтобы те передали своим, чтобы передавали это из уст в уста, из поколения в поколение.

Теперь наше время рассказывать истории.