Попутчики

Я ехал из Читы, в купе сложился подходящий коллектив: дама в гладкой, неизменной прическе, насупленный дядя среднего возраста напротив нее, — рядом с дамой поживший читающий гражданин аристократического облика. Все посторонние. Симпатичные и предупредительные люди.
Дама через полчаса поездки, внимательно оглядев всех, первая тронула беседу, выбрав насупленного товарища:
— Осенью, что ни говорите, замечательно… — Напористо: — Вот где наш обожаемый Пушкин был прав.
Сразу выявилось, что визави — мизантроп:
— Относительно Пушкина я не произнес ни слова.
— То есть все путешествие вы намерены молчать?
Мизантроп посмотрел исподлобья.
— Если угодно, я осенью систематически простываю.
— Вам несказанно повезло, я знаю массу целительных рецептов.
Мизантроп даже отклонился:
— Увольте! — Впрочем, кажется, чуть сконфузился, ибо добавил: — Я и весной похварываю, некачественное здоровье.
Джентльмен, что читал замысловатую книгу, отклонил таковую:
— Гимнастика, испытанное средство.
— Нет уж, лучше я стану выздоравливать лекарствами. Не всякое средство, знаете, по средствам.
Поступило молчание, в котором гнездилась неловкость. Дама нарушила:
— Я не знаю, как жить на экваторе. Ни зимы, ни, собственно, лета. Именно поэтому там и нет настоящих поэтов.
Джентльмен рыпнулся:
— Пушкин, смею заметить, в некотором роде эфиоп.
Дама, по всей видимости, обнаружила противодействие: ее фраза была отмечена повышенной тональностью:
— Именно. Там он и Рогаткиным бы не стал.
Нашел что сказать Мизантроп:
— Не думаю, что экваториальный климат так уж надежен. Муссоны, пассаты.
Джентльмен явно артачился в отношении Дамы:
— Прообраз рая, однако — где-то отсюда слизано.
Засомневался Мизантроп:
— По-моему, там ближе к пеклу.
Дама, конечно, разгадала происки Джентльмена:
— Фи, гулять в одной фиговой листве. У меня замечательная шуба. Даже не одна, смею вас заверить.
Поступок, наконец, совершил и я:
— Замечательный климат в Прибалтике.
Мизантроп:
— Верно подмечено. Впрочем, я бы осесть не согласился.
Дамой была продемонстрирована некоторая непоследовательность:
— Но здесь-то чего вы трусите?
Мизантроп:
— Господи, да всего! Фобий столь гораздо, что уж их самих боишься.
— Вы угадали в самую точку, — согласился Джентльмен.
Дама, взглянув залихватски, перехватила нить:
— Полюбите, в конце концов, и всего дел!
— Легко сказать, милая моя — а когда себя-то не перевариваешь?
Джентльмен посочувствовал:
— Диагноз, прямо сказать.
Мизантроп посмотрел в упор:
— Не всякий диагноз — прямо сказать. — Засопел, отвернувшись в окно.
Пришла очередь устыдиться Джентльмену, он съежился, уткнулся в книгу. Дама резво пошла на выручку, категорически обращаясь к Мизантропу.
— А что вы скажете относительно американцев?
Мизантроп мгновение молчал, но уже стало очевидно, что разговор его взял за живое. Угрюмо, не отклоняясь от окна, огрызнулся:
— Не всякий Барака — Обам, если хотите знать.
— А вот они как раз умеют на все лады пользоваться жизнью.
Мизантроп ершисто оторвался от природ и взбунтовался:
— Вы как мой начальник: дескать, а вот Нечипоренко!.. Какая, в сущности, разница — Чипоренко, Нечипоренко, когда озоновая дыра — не заштопать, не замазать. Взгляните, соседка моя дыни на балконе высаживает — куда уж дальше!
Я счел необходимым внести лепту и предложил ходячий фокус:
— Должен попросить прощения, но у меня наличествует коньяк.
Дама, кажется, только этого и ждала:
— Вы полагаете, один такой умный? Не выйдет! У меня яблочки — закачаетесь! — и энергично полезла в свой сак.
Все как по команде погрузились в причиндалы… В ближайшем времени на столе громоздились пресловутые яблоки, запеченная курица, пирожки, сыр, колбаска и прочие расхожие и зело удовлетворительные для глаза вещества. Да о четырех предусмотрительных стаканчиках, да отменно не порожних.
Разговор шел гастрономический, дама уверяла в достоинствах блюд из баклажанов.
— Согласитесь тем временем, что присный компонент отменен в своей доходчивости, — доводил до сведения несколько поперек Джентльмен. — Лавашу этак свежайшего с твердым сыром, да с помидором с грядки, чтоб должного запаху — рапсодия.
Дама, благосклонно:
— Крупно сожалею, что нет приспособлений. Я бы вам такую кулебяку изладила из пяти начинок — пальчики проглотите.
— А я намедни омульком слабокопченым потчевался. Как говаривали аристократы, обмакнешь его подлеца в хреновину, и созерцаешь, каков он во истине — святой дух.
— Только не пытайтесь внушить, будто суши, ролы это вздор, — любезно противоречила Дама. — Обожаю.
— Что вы, таким образом, произнесете относительно французских соусов? — не смолчал уколотый Мизантроп.
— Ах Франция, шарма-ан! — простонала прононсом представитель лучших.
Мизантроп навязчиво покрыл:
— Довелось пошляться по Парижу, так сказать. Приторный городишко…
После третей порции, как водится, разговор ушел в политику, Джентльмен здорово горячился и возражал либеральному мне, приводя действительно уместные факты: «(Так и так), скажите спасибо Ельцину!»
Дама, между тем, Джентльмену вновь не благоволила:
— Оставьте в покоя Ельцина. Ну сколько можно, в конце концов!..
Дружно, по команде Мизантропа ходили курить в тамбур: он, дама, я. Джентльмен соблюдал здоровье. У Дамы отслоилась прядка и симпатично в такт качающемуся вагону ерзала по щеке, она манерно отстраняла от лица сигарету в двух прямых пальчиках, дымок скудно, но затейливо вился и вкусно дополнял карюю глубину зрачков. Мы с ней держались вольно, прислонившись плечами к стенам, а Мизантроп стоял посредине помещения, нравственно, широко распустив ноги, зачем-то поминутно оправляя волосы. Все это вносило порядок и глубокий смысл в ситуацию. В первом же походе дама учинила допрос, начав — что отчаянно угодило тщеславию — с меня:
— Кем вы служите? Постойте, я угадаю. Охранник.
— Нет, я не охранник, — умащенный ражем нехитрой интриги возразил я.
Дама сощурилась и с нажимом уведомила:
— Ага, я сообразила! Вы — военный на каникулах. Отсюда партикулярное платье.
— Отнюдь, — парировал ваш слуга, преисполненный исподнего ликования.
— Дошло, — кокетливо взглянув исподлобья и голосом с наличием не совсем укрытой жути, уличила она, — вы кинорежиссер.
Дальше юлить было неприлично.
— Научный сотрудник.
Оживился Мизантроп:
— Бюджетная сфера? — в тоне различился сарказм, что заставило меня дать несколько витиеватый ответ:
— Ну… в общем и целом. Однако это не совсем то, что вы думаете.
Мизантроп тотчас насупился:
— Совершенно не думаю. Не на того напали, милый мой…
Словом, он состоялся частным («несчастным», мелькнула его ироническая сноска) предпринимателем, она — женой солидного супруга.
Возвращались непременно ступая следом за Дамой: Мизанроп, затем я — субординация давала себя знать.
За окном плыли сумерки, у Мизантропа оказался целый запас коньяка, и на столе пока еще мало початая гордилась приятноцветной жидкостью третья. В купе плавал изумительный мрак, лица попутчиков были в той степени смуглы и привычны, когда всякая черта обнаруживается выгодного качества. Разговор шел об отношениях. Мизантроп, давно уже сидевший облокотившись на стол, окончательно сдвинул корпус к Даме и резко посмотрел:
— …Хотите, я за вас умру?
— Вот еще, с какой стати… —  Дама испепеляющее вскинула глаза, однако взор теперь же изобразил интерес. — Будь по вашему, умрите.
— Не собираюсь.
— Отчего же напрашиваетесь?! — взъярилась Дама.
— Неужели не очевидно? Вы захотели моей смерти — не очень-то и позволительно. Я лучше вас.
— Дикость какая!
Мизантроп обрадовался, смотрел на Даму с искренним превосходством. Та неожиданно скуксилась: «Знаете что, это ничуть не забавно…» Но кратковременно, голова взбодрилась.
— Если вы напросились, будьте любезны исполнять! Полюбуйтесь на него, еще и претендует — он лучше, видите ли. Вы находка для шпиона, если не способны держать слово за зубами. — Дама скорчила презабавную рожицу и передразнила: — Находка для шпиона, находка для шпиона!
Мизантроп огрызнулся:
— Я отнюдь не находка и никакого слова за зубами не держал.
Дама хлопнула по столу:
— Да вот же свидетели! 
Она грубо посмотрела сперва на меня, затем на Джентльмена и снова на меня — очевидно, именно я вызывал доверие. Разумеется, это трудно было не оценить. Неуверенно сообщил:
— Вообще говоря, я склонен полагать, что дама права. Конечно, тут трудно рассуждать с юридических позиций, но с общечеловеческих…
— А юридические вам что — не общечеловеческие? — вскипел Мизантроп.
— Ну… не совсем общечеловеческие — тут скорей частные аспекты.
Джентльмен в очередной раз оторвался от книги:
— Вне всякого сомнения, частные.
Дама негодующе повернулась к нему:
— Вас, конечно, Ельцин просветил.
Джентльмен автоматически вздернул к носу книгу. Дама гордо отвратила взгляд, положив его на привычное место, Мизантропа. Срезала:
— Находка.
Этот аргумент товарища добил, он завертелся на месте.
— Ну хорошо, я погибну, если вам так приспичило! Но знайте, это всецело ляжет на вашу совесть!
— Ага, подлаживаетесь, — возликовала Дама, — вы еще и мякишь! — Она вперила негодующий взгляд. — Будьте же, в конце концов, мужчиной!
— Не собираюсь. Ради каких блаженств я должен быть мужчиной!
Я различил в его словах резон:
— Действительно, это совершенное излишество…
В таком духе летел вечер. Мерный перестук колес, славный сквознячок, что отлично зудел в умеренную щель окна — все это воспевало отчаянную прелесть бытия. Сами понимаете, закат, честный, ясный, что продолжался безмерной рдеющей полосой, лежащий основательно относительно рябящих, несущихся наземных очертаний. Милейшие, простодушные попутчики, развернутые в очарование дивной суммы: движение, непосредственность, обоюдность. — В присутствие.