Ты обязательно будешь!

   «Неужели забеременела? Но ведь я была так осторожна. Тогда откуда эта сонливость, повышенная температура, озноб и тяга к солененькому?» - ноготок мизинца прикушен, и страшно предполагать то, чего, исходя из здравого смысла, быть не должно. А в ссутулившейся фигуре Ларисы уже столько покорности, сколько в лохматом комнатном цветке, распластавшем свои листья по столу. Безразмерный бабушкин халат и растянутый свитер отца приближают ее к облику той, кого она, вероятно, через семь-восемь месяцев встретит в зеркале. Неужели будущее на ближайшие три квартала запланировано не ею?
   Правда, это могут быть проявления простуды, или, что еще вероятнее, она себя накручивает: при ее мнительности любая задержка цикла кажется катастрофой. А может, в свои права вступила память тела? Да только ли тела. Месяц назад она «освободилась» от беременности…
   - Молодец, - похвалила за молчание врач, когда она вместе с растворяющейся болью ощутила внутри себя полнейшую пустоту. Она не ответила, побоявшись выдать голосом отчаяние.
   Во время операции, чтобы не сосредоточиваться на мысли об исчезающем ребенке и на тянущей боли в низу живота, Лариса летала. Проносилась по воздуху, нежно касаясь рукавами и полами белого одеяния зеленых верхушек леса, оживляющей прохлады реки, полевых маков и васильков.
   Внешне она, действительно, держалась партизаном, - так же стойко, как в пятом классе, когда ей за один за другим вырвали четыре зуба.
  Спеша, всунула ноги в шлепанцы и скорыми шагами перешла из операционной в комнату дневного стационара. Лариса боялась, чтобы кто-то не произнес чего-либо в ее адрес: любое слово могло вызвать чувство вины, хоронящееся за натянутым убеждением «Так надо».
   Уткнувшись лицом в подушку с запахом больничной прачечной, старалась стать невидимой. За фанерной стеной, оклеенной неправдоподобной красоты пейзажем, регистратурные дамы громким шепотом выясняли у санитарки, кто на этот раз стал жертвой своего природного предназначения: «Молодая? А-а». Через минуту, позабыв о Ларисе, они увлеченно разбирали булочки у торговки, зашедшей в консультацию. В стационаре, как и в советские времена, находились абортированные и те, кто ждал ребенка с радостью. Лариса так хотела спрятаться от всех, что даже не посмела поднять глаза на двух молодых женщин, лежавших под капельницами. Опасливый взгляд выхватил только два больших живота - красный и сиреневый.
   - Ой, смотри, у тебя еще полбутылки осталось, а у меня почти  на дне, - волновалась владелица сиреневого живота.
   - Что ты, Света, нам же в одно время капельницы ставили, и уровень в бутылочках одинаковый.
   Через минуту еще более тревожно:
   - Нет,  у меня все-таки меньше.
   -  Это тебе кажется.
   Обсудив особенности процедуры, они вроде как невзначай перешли на тему избавления от плода.
   - Тогда, три года назад, я еще колебалась. Но когда на УЗИ сказали, что двойня, сразу решилась на аборт. У меня мать недавно умерла, больная бабушка на руках осталась, - сообщила одна.
   - А я два аборта сделала. Про второй только подруга знает, - отозвался сиреневый живот.
   Душа саднит. В мозгу отстраненно звучит: «Ну, вот. Теперь ты, как все. Как они, пусть даже сейчас наполненные и счастливые. И ничем ты не лучше кого бы то ни было. Где теперь твоя высокая мораль и духовность? Все-все, больше не буду. Не грызи себя. В конце концов, ты сильная. Это ты доказала: решила и сделала».
   Слезы бессилия и жалости к ушедшему ребенку и к себе моментально впитываются в подушку. Не взирающий на ее личные обстоятельства солнечный свет, врываясь в окна, не дает забыть, что на улице апрель, и скоро Пасха. Все дни до опустошения Лариса молила Бога о прощении и том, чтобы ребенок не страдал во время операции. Теперь она просила определить его невинную душу в царство вечной радости, и чтобы Бог заботился о нем.
   Лариса не знала и не хотела представлять, как выглядел малыш в свои три недели, и каким бы она его встретила в земном мире, если б родила. От таких размышлений начинало ныть сердце. «Скорее всего, у вас мальчик», - предположила врач, когда она пришла к ней на консультацию с тремя днями задержки. Сверстница Ларисы, доктор, так и не смогла понять, зачем этой молодой женщине прерывать беременность. А Лариса не хотела ей объяснять, что по всем сложившимся обстоятельствам, ребенок не может родиться здоровым, что его никто здесь не ждет, что ее материальное положение не позволяет полноценно растить десятилетнего сына, уже не говоря о …
   Лариса ни в чем не корила отца ребенка. Точнее, так она себе рассказывала. Но обида, поселившись в душе, не останавливаясь, пускала ядовитые погоны...
   Объявив о решении сделать аборт, она все-таки с надеждой подняла на него глаза: вдруг он найдет слова, чтобы отговорить ее. А услышала: "Ты ж видишь, жизнь такая".
   К этому мужчине ее швырнула тоска по любви. Буквально за полчаса беседы Лариса была очарована новым знакомым. Выяснилось, что их видение Высшей Силы очень похоже, что оба душевно одиноки, что умеют не навязывать свою точку зрения и способны чувствовать недоговоренное. Лариса почти влюбилась… О чем и поведала вскоре. Ему было удобно увидеть в этом шутку.
   Она счастливо смеялась, прищуривая глаза и закидывая голову. С каждой встречей их коллекция общего пополнялась: любимая поза сидеть по-турецки, музыка, под которую нравилось медитировать… Похожесть дарила надежду, что вместе они не случайно. А кроме того Ларису тянуло к тем, кто раньше много страдал. Он оказался одним из них. Автомобильная авария пятнадцать лет назад. Полнейшая беспомощность - тем более страшная для бывшего спецназовца, не знавшего, что такое болезнь. Первая группа инвалидности и непрерывная борьба с часто непослушным телом.
   - Я не жалею о том, что случилось. Ведь это моя жизнь, - тихо проронил он однажды.
   Его биография казалась увлекательным романом: в нем было много не прочитанного. В мечтах о грядущем она находила свое имя на каждой новой странице. Видела себя утешительницей, соратницей, верной подругой, вдохновляющей его на пути победы над недугом.
   Из мужчин, с которыми она близка после развода, он представлялся наиболее подходящей кандидатурой на роль ее мужа и примера для сынишки. Умный, добрый, сильный духом. Двенадцать лет, на которые Лариса отставала от него, выглядели в ее глазах огромным плюсом: чем не отец для не желающей взрослеть Ларочки. Не так давно она осознала, что всю жизнь искала в мужчинах родителя. И почти всегда попадала в ситуацию до наоборот. Ее ярко выраженный "спасательский" инстинкт притягивал тех, кто требовал попечения. Этот же человек не жаловался на свою судьбу и не просил денег на проезд.
   Виноватых в том, что случилось в их первую ночь, не было. Подвело средство, проверенное «электронным способом». В стремлении избавиться от ответственности Лариса, с горящим от волнения лицом, спросила: «Что же теперь будет?». «То, что должно быть», - спокойно ответил он. Этими словами она утешилась и еще больше увязла в сладком самообмане.
   Однако когда срывающимся, на грани истерики голосом она сообщила ему о беременности, он, видимо, забыл сказанное ранее. «Ты шутишь?» - послышалось из телефонной трубки через несколько секунд.
   Со Страстной Пятницы она плакала. В автобусе, ванной, за компьютером. Слезы душили, не покидало ощущение, что они не иссякнут. Когда ей было хуже всего, он уехал. Лариса ждала хотя бы двух слов из другого города: «Как ты?». Не дождалась.
   Ее дневник пополнялся гневными словами, которые она не могла выговорить в лицо со шрамом. Как хотелось унизить, растоптать мужское чувство достоинства, окунуть человека в море вины и бросить там захлебываться! Но здравомыслие подсказывало, что его реакция на гневные укоры может быть абсолютно не той… Да и хотелось ли ей отомстить за свою неразделенную боль! Вряд ли. Это было не в ее натуре. Душа жаждала нежности и понимания. В который раз Лариса попала в построенную собственными руками ловушку из прогнозов в отношении партнера. Он поступал не по ее сценарию. Человек, познавший боль во всей полноте, воспринимал избавление от плода лишь как несложную операцию.
***
   Через неделю после аборта она вернулась к тому, от кого ушла к отцу нежданного ребенка: не могла оставаться одна. И вот опять те же симптомы, и то же предчувствие, что мужчине ребенок не нужен. Но разве сможет она поступить, как прежде? «Маленький, если ты есть, не волнуйся. Я не хочу снова мертветь душой. Ты обязательно будешь!»
   Она еще не знает, что завтра тест на беременность покажет отрицательный результат, и все сегодняшние переживания покажутся несерьезными. А пока Лариса открывает шкаф и ищет голубое платье с кружевным воротничком, в котором она ехала рожать сына.

Марина Сухарькова