Монастырь

То ли от молодого вина, то ли от особого переплетения запахов кружилась голова. Пахло виноградными выжимками, дымом осенних костров и морем. Море было рядом, метрах в пятидесяти, внизу под склоном. Обычно слышно, как оно бормочет, наползая на мокрый песок. Но в тот вечер приехали из Кишиневе друзья, они возбужденно громко говорили, пели, кто-то кричал, привлекая внимание к звезде, соскользнувшей с неба. Гости Александра Теутула любили приезжать к нему на дачу. Это было фантастическое поместье. Два участка на берегу моря по 25 десятин каждый. А вокруг – фруктовые сады, виноградники и луга.
…Криков, доносившихся с небольшого греческого судна, никто не услышал. Но, подчиняясь неведомой силе, все повернулись к морю. Это было в 1813 году. Небольшое греческое судно шло в Одессу. Огни костров, пылающих на краю обрыва поместья молдавского помещика Александра Теутула, на судне приняли за огни маяка, взяли неверный курс и…
Оставшихся в живых, Теутула щедро одарил. Но успокоения это не принесло. Он, казалось, сходит с ума. Везде мерещились костры. Они сжигали его заживо. Отовсюду слышались крики, терпящих кораблекрушение. Крики, которых в тот злополучный вечер он не слышал, преследовали его и днем и ночью. И это продолжалось до тех пор, пока он не решил избавиться от проклятого имения, подарив земли Церкви для строительства на ней храма и маяка.
Прошло почти двести лет.
От трамвайной остановки извилистая дорога ведет к Одесскому Свято-Успенскому мужскому монастырю. Встречные женщины, обнажают головы, засовывая косынки в авоськи и сумки. Все чаще встречаются нищие. Неожиданно за очередным поворотом монастырь широко распахнул ворота. Особая южная жара стирает различия между ранней весной, летом и осенью. Ленивый зной ослепляет, притупляя цвета вокруг. Только черные монашеские рясы звучат яркими неленялыми пятнами. Я не знала к кому обратиться. Один монах беседовал с безногим нищим, другой, говорил по мобильному телефону, к третьему вообще не подойти, окруженный женщинами, он что-то тихо говорил им. Ему на вид лет тридцать. Темное лицо, с острыми чертами лица покрыто тенью от скудной пищи и бессонных ночей. В монастыре он уже десять лет. Он из семьи верующих – его отец священник, поэтому монашеский путь – это естественный для него выбор. Даже постриг он получил раньше положенного срока. Не все, вставшие на этот путь, выдерживают три года, отведенные на испытания. Отказаться от соблазнов мирской жизни, постоянно бороться с мысленной бранью, помыслами, возникающими в сознании – работа не из легких. Да что говорить о послушниках, бывает, и монахи оступаются. Конечно, по уставу их не могут отлучить от монастыря, но, они сами уходят… «Кого женщины вытягивают, кого какие другие соблазны одолевают, - позже скажет мне отец Павел.- Монашество – это великий подвиг воздержания, отрешения от мира, подвиг молитвы… За кого я молюсь? За родителей, за сродников, за отечество…» В стороне в сопровождение рабочих-строителей – и тут и там возводятся новые корпуса гостиницы, новой церкви, колокольни - прошел мужчина в голубой рясе. «Митрополит Одесский и Измаильский Агафангел, - показал на него Отец Павел.- Он много заботится о благоустройстве монастыря. Его резиденция здесь же, на территории. Нет, конечно же, она не такая маленькая, как монашеская келья. Но и хоромами  ее не назовешь. Несколько комнат. Митрополит часто принимает здесь высоких гостей. Да и простым прихожанам двери его покоев всегда открыты».
- Вы, наверное, тоже хотели бы достигнуть уровня Агафангела? - спрашиваю у своего экскурсовода. Он даже остановился.
-Сохрани меня, Боже, -  вырвалось у него. – Я нашел свое место в жизни. Я приобрел опыт погашения страстей. Я оставил тот мир и все, что там находилось. Очень сложно устоять от тщеславия. А тщеславие – это начало грехопадения. Подумайте, что испытывает человек, которого всегда хвалят, к чему это ведет? Если душа перестает работать, она теряет свою силу. А потом, руководить людьми, даже верующими, очень тяжело. Мое послушание – работа воспитателя в семинарии. Как часто не сдерживаешься, не справляешься с испытанием.
- С каким испытанием?
- Бранишься и мысленно и вслух… От этого стараешься уйти, но беззаконие ребят, которые пришли из мира, их ослушание, порой вызывает гнев. Умом понимаешь: у каждого – свой крест, но душой это принять – гораздо сложнее.
- Расскажите о старце Ионии – это легенда монастыря, к нему паломники со всего света приезжают, почему?
-Так получилось. У отца Ионии дар пророчества, молитвы, изгнания духов, дар красноречия. Никто его специально не рекламировал, просто люди тянутся к нему. Он сегодня не может официально принимать прихожан. Ему уже 79 лет, у него на ногах открылись язвы, он слаб. Но люди караулят  его у кельи,  и он не может им отказать. Он достиг той духовной высоты, когда помыслы не искушают его, он не принадлежит миру, поэтому может помогать другим. Но страдает от грехов тех людей, которых он вытягивает. То на него с ножом накинулись, то женщина исцарапала, раны долго не заживали, гноились».
«А для вас какой пример монашества ближе?» «Мне хотелось бы повторить путь старцев, посвятивших себя молитве. Вот посмотрите, - он показал  на отца Андронника, - он уже пятьдесят лет в монастыре. Человек высокого духа…»   
Мы прошли на территорию дачи патриарха. Рядом с входом фотографировались американские туристы. Женщины смеялись, поправляя юбки-фартуки и съезжающие косынки, выданные им на прокат. На территорию дачи туристов не пускают. Это территория с аккуратно разбитыми дорожками, ухоженными лужайками, скульптурными композициями светского толка, закрыта для мирян. Сюда, на покой последних лет жизни, приезжали русские патриархи.  За забором – крутой спуск и море. Раньше пляж принадлежал монастырю. Сейчас – городу. Монахи, под покровом темноты спускаются поплескаться в  море. «Наверное, где-то на этом месте Александр Теутула жег костер?» Отец Павел не отвечает на мой вопрос, он продолжает вслух свою мысль: «Мы молимся за упокой его души, – И добавил: - а вот маяк». На металлических опорах высился современный огромный прожектор. «Это территория воинской части. От той земли, что молдавский помещик подарил церкви, осталась ее незначительная часть. Когда мы были в опале, нас слепили прожектором. Сейчас проблем нет». У моего спутника усталый вид. Жара усиливает лень, замедляет мысль. А отец Павел в черной монашеской одежде, в тяжелых сапогах на толстой подошве. Смотришь на него, и хочется от спрятаться в тень, остудиться. Я предлагаю ему пойти отдохнуть, встретиться через пару часов и после вечерней службы продолжить разговор. Он смеется: « Коль попался, надо отдуваться. – И уже серьезно добавляет. – У меня осталось времени с полчаса, потом я обещал с прихожанами встретиться, побеседовать». И через маленькую калиточку завел меня на монастырское кладбище. Подошел к могиле, перекрестился, поцеловал крест иеродиакона Дионисия. «Путчиков, забавная фамилия», - прочитала я мирское имя. «Его звали Сергей, мы в семинарии дружили… А вот могилы архиепископов ХIХ века, а вот место, куда было перезахоронено нетленное тело Кукши. Сейчас его мощи хранятся в монастырском храме. Он жил здесь последние годы жизни. Был причислен к лику святых. На могилу часто приходят люди. У бесноватых приступы начинаются, кричат, воют здесь. Кто-то, наверное для магии, землю с могилы выковыривает. Посмотрите», - он показывает на следы подкопа. «Вы были уже в монастыре, когда тело Кукши перезахоронили? И что, тело действительно нетленное, такое как у нас, такого же цвета, и одежда не сгнила?» «Одежда в некоторых местах истлела, а тело такое же как у нас. И оно не просто в земле лежало. Подводные воды поднялись и гроб наполовину водой наполнило. Кукша еще при жизни говорил что так будет. Он вообще даром предвидения обладал, даром врачевания. Специально никто ничего не фиксировал. Это было обычной жизнью монаха. Уже после смерти духовные дети вспоминали о чудесах, совершенных Кукшей. У нас есть в монастыре старцы, которые помнят его, один из них за преподобным прислуживал, когда тот уже совсем немощным стал». «А мощи переодевают?» «Да, иногда. Что вы так удивляетесь, мощи некоторых святых даже потеют: святителя Милетия – в Харькове, например, или Афонасия… А вот могила схиегумена Сергия. Высокой духовности монах был, как Кукша. Говорят его останки тоже нетленны. «А почему тогда его не причислили к лику святых?» Отец Павел грустно улыбается  моему вопросу: « Святых хватает, было бы кому молиться…»
На всех скамеечках в окружении мирян сидели старцы. Один из них читал на румынском языке большую книгу в красном переплете. Он отказался фотографироваться – мирская суета должна остаться за воротами. Он занят другим. К нему, отцу Минею, аж из Молдавии за советом приехали, у него нет времени отвлекаться на ненужные разговоры, он читает рассказы из жизни святых. Все ответы берут начало здесь. Адриан Чобану семинарист из Бельц оказался куда разговорчевее. В пятом классе он первый раз попал в церковь. Они в составе школьного хора пели в церкви. И его так поразила атмосфера в храме, покой, который он вдруг почувствовал внутри себя, что по воскресеньям Адриан  приходил на службы. А потом и родители стали ходить в церковь. Он после семинарии собирается ехать в село, «служить Богу и людям, объяснять, в чем смысл веры. Ведь многие у нас ходят в церковь, лишь потому что в эту же церковь ходила и бабушка… Почему поступил одесскую семинарию, когда есть семинария в Кишиневе? Эта, при Свято-Успенском монастыре, намного сильнее, здесь библиотека старая. Есть книги, которым по сто-двести лет, написаны монахами, которые сегодня  причислены к лику святых, здесь нас учат тому, чего многие священники в наших селах не знают – как работать с сектантами. А потом, вы в храме монастыря были, святыни видели? Здесь хранятся часть ризы Христа Спасителя, часть хитона Пресвятой Богородицы, ковчег с мощами святого Андрея Первозванного, ковчег с мощами многих святых…» На подряснике у Адриана надпись: «Святой мученик Адриан, моли Бога обо  мне, грешнике». Это что-то вроде моды среди семинаристов, писать на подрясниках обращения к святым, строки из молитв. К нам подошел юноша, заговорил на молдавском. «Ты тоже из Молдавии, сколько же вас здесь?» «Пятнадцать человек. Поступает  намного больше, но не всем удается сдать экзамены».
Мимо прощмыгнула маленькая девочка. Она бежала за священником. Привычно  сложила ручки: пальчики вместе, ладошки врозь, приняла в свою колыбельку руку монаха, поцеловала ее и помчалась дальше. Я догнала ее за монастырской кухней, около насыпи с песком. Ее звали Мария. У ее матери что-то случилось в жизни и они теперь живут в крохотной застекленной беседке на хозяйственном дворе. Мама Марии помогает то на кухне, то в саду. «Как тебе жизнь в монастыре?», - спрашиваю свою новую знакомую. Она размахивает руками, готовая в любой момент взлететь. Она как облачко, на минутку приземлившееся поговорить. «О-о! Жизнь в монастыре – это чудо!», – она машет руками и зовет меня взобраться на песчаную гору поиграть, а заодно, если мне так этого хочется, она мне что-нибудь расскажет…
Вернулся отец Павел. Мария съехала с горки, подставила ладошки для руки монаха. Отец Павел попросил меня: «Если вы заметили что-то греховное в моем рассказе или поведении, пожалуйста, не пишете об этом». «Вы о чем?» - не поняла я. «Мы не идолы, мы такие же люди. Святыми не рождаются, ими становятся…»