Фершвёрунгвелт - 10

Старик закончил настраивать гитару — делал он это, руководствуясь лишь собственным слухом — и провел рукой по струнам. Улыбнувшись, он начал играть.

Мой учитель был по знаку Стрелец,
Сигареты вечно стрелял.
Он купил себе терновый венец,
Чтоб его никто не узнал...
Люди шли к нему, он учил всему,
Что умел, и что не умел...

Песня лилась по улице, а несколькими этажами выше в своей квартире переживал неожиданное столкновение скульптор Александр Королев.

Вокруг было темно — абсолютно темно. Не отсутствие источников света, но присутствие источника темноты.

Александр огляделся. Место, в котором он пребывал, не имело абсолютно никаких отличительных черт: вокруг была пустота. Александр не мог определить, имело ли пространство крышу или располагалось под открытым небом. Даже в существовании пола он был уверен лишь потому, что на нем стоял.

Передернув плечами, Александр начал движение вперед. Не успел он сделать и десятка шагов, как перед ним вспыхнул столп света. В колонне спиной к Королеву стоял человек — в нем скульптор с удивлением узнал себя. Еще пара шагов — и под дикий визг раздираемых об асфальт колес из ниоткуда выпрыгнула машина, с бешеной скоростью покрыла немалое расстояние до колонны, снесла фигуру двойника Александра и, пролетев метров двадцать, встала. Запахло горелой резиной. Двойника в колонне более не было. Королев застыл в ужасе. Свет погас, но через пару мгновений вспыхнул вновь: и в нем опять стоял двойник Королева. Он решительно повернулся, вскинул руку — и соткавшиеся из тьмы раскаленные куски камня, промчавшись сквозь воздух, вонзились в машину в нескольких местах — она исчезла в облаке дыма. Раздался взрыв. Мимо Александра пролетело горящее колесо. Он вздрогнул. Откуда-то издалека донеслось хрипловатое пение.

Мой учитель ставил крест на горе,
Чтоб с креста достать до небес.
Он за это был сожжен на костре,
Но на третий день вдруг воскрес.
И тогда во сне он пришел ко мне,
И меня назначил собой...

Перед Александром простиралось колышащееся море людей. Он испытал странный, неожиданный прилив ненависти к ним — ко всем в целом, но ни к кому конкретно. Покалывание в ладонях, что-то вроде искр или разрядов, как будто пробегавших по кончикам его пальцев, подсказывали скульптору, что стоит ему поднять руки и пожелать — и от толпы ничтожных созданий перед ним останутся лишь неприятные воспоминания.

Не плоди лишних сущностей без надобности,
Не пытайся нести, чего не надо нести...

К пению примешался какой-то настойчивый электрический звук. Александр встряхнул головой и начал поднимать правую руку. Он расправил ладонь, развел пальцы, ощутил прилив к ним неизвестной силы, от которого сознание его наполнилось головокружительной ясностью, а глаза как будто покрылись легкой пленкой, осознал, наконец, что темное пространство вокруг — огромных размеров каменный, каменный зал...

...и резкий электрический звонок все-таки выкинул его из забытья. С криком Александр проснулся. К нему кто-то пришел. Какую-то секунду в голове царила все та же ясность, а очертания предметов вокруг расплывались, но почти сразу все пришло в норму. Александр потряс головой, глубоко вздохнул, крикнул: «Сейчас! Иду!», и поднялся с кровати.

Перед дверью Генрих Энгельс отпустил кнопку звонка и зевнул. Предстояла рутинная, но достаточно быстрая работа.