Есть шанс

Где я? Да, я могу описать место. Это белое бескрайнее  полотно Сахары.  Солнце как раскалённый кинжал жалит прямо, остро и бескомпромиссно. Песчаное море. Медленный ритм движения каравана. Минимум лишних взмахов. Всё объединено единой идеей экономии сил и затрат. Верблюды, мерно раскачиваясь из стороны в сторону, послушно бредут друг за другом, соблюдая дистанцию и скорость. Вторая неделя пути. Всё замерло став единой картинкой. Множество закатов и рассветов, будней пути и ночей отдыха слилось в единый лист солнца и песка. Мы потеряли счёт. Заблудились в пространстве, времени. И только наши проводники ведают происходящим, держа нить с действительностью, отделяют желаемой от реального, настоящее от забытья.  Тусклое пламя пути не горит, как в безумной скачке, а тлеет медленно от горизонта до горизонта.  И люди и животные в густом тумане частичного сознания, подчинённого только оптимальному движению.
Кто мы? Восемь молчаливых спутников. Собранных провидением в едином движении. Восемь одиночеств. Без памяти и прошлого. Восемь открытых кровоточащих ран.  Сосудов из боли и безумия. Волей случая не ясная компания различных целей, надежд и чаяний. Многоликое чудовище мечущееся по раскалённым просторам Сахары.  Ровный круг вокруг костра на вечернем отдыхе с независимыми границами собственного пространства каждого. Восемь отдельных государств со своим уставом, политикой и ненавистью. Нет отношений между нами. Только интуитивный пакт о не вмешательстве.  Бездонная пропасть апатии друг к другу. Нас связывает лишь строгое распределение мест в караване и у вечернего огня. Нет диалогов между нами, нет даже бессвязных  монологов. Ежедневная тишина. Лишь тихое бряцание упряжи, шорох одежд и переговоры погонщиков. Один ритуал каждый вечер. Разгрузка грузов, аккуратное складирование на ночь, установка спального шатра, круг из ковров с костром в середине, медленная неторопливая еда, сон без сновидений и бликов. Ранее утро, завтрак, погрузка, дорога.
Вряд ли я смогу описать моих путников. Это некая размытая картина. Наш пакт содержит даже соглашение о взаимном интересе. Мы не интересуемся окружающими, дабы не вызвать приступ агрессии или ещё хуже - ответный интерес. Наша одежда не носит индивидуальных признаков, храня лишь печать пройденных миль. Лица осунулись, впалые глаза. Усталость.  Нас соединяет лишь путь и наши провожатые. Они строго выполняют всю процессуальную часть дорожного церемониала. Порядок и очерёдность в быту до мелочей. Мы получаем пишу в строгой последовательности и в определённое время. Не разу я или мой сосед не получили свою тарелку раньше срока или в обход очереди. Жёсткая дисциплина внутри спального шатра и очерёдности движения.  Всё руководство, контроль и исполнение на плечах наших проводников.
Да, их я могу описать детальней. Белые одежды строги и чисты, вне зависимости от ситуации, пусть то пылевая буря или приступ ненависти одного из нас. Движения свободны и максимально оптимальны. Кто то из них у тебя за спиной, в то время как второй вежливо протягивает миску с едой. Жесты, прикосновения помогающие и вежливые. Наклон головы, изображающий внимание и желание выслушать. Мы полностью в их власти. Их сила избыточна и беспрекословна. Лица? Я не успеваю запомнить их. Пол? Это мужчины, хотя иногда я узнаю среди них женский стан. Детали? Возможно, это отстраненность от нас, некое желание быть вне нас, вежливо уйти от поднятых глаз и немого вопроса, прозрачность.  Сухое исполнение собственного долга, без эмоциональный подход. Как будто вмешательство в нашу сущность является для них чёрным пятном. Главное строгое  исполнение работы, никакой примеси личного. Задача довести нас до места назначения и там смешавшись с уличной толпой не оставить и следа о себе и всём произошедшем. Строгий строй людей в белом, с превосходной дисциплиной и выучкой. Безликая колонна наших конвоиров.
Дорога? Сахара – бело жёлтое полотно безмятежности. Путь с утра до вечера без измерения в милях и километрах, измеряемое временным отрезком от рассвета до заката.  Начало маршрута и его конец понятия совершенно эфемерные и совершенно не коллективные. Каждый из восьми имеет свой критерий пути, свой старт и свой финиш. Мутный кисель сознания и усталости. Лишь только мешки под глазами, худоба и измождённость как главный параметр оценки продолжительности движения того или иного путника. 
Моя цель – она. Облик её глубоко во мне. Он не имеет характеристик и качеств, лишь чувственная оценка её света. Замерев в удобной позе на спине верблюда в плавном ритме шагов каравана, закрыв глаза и затаив дыхание - я бегу к ней. Стремлюсь каждым атомом своего тела. Верю в неё.  Всё моё существование здесь связано с поиском, с дорогой к ней. Она моя любовь. Нежная, тихая, внутренняя не тлеющая искра приятной сердечной боли. Как липкий клей, впитавший и поглотивший моё тело. Запах тонкий и неуловимый, содержащий страсть и покой в одном флаконе. Чувствую лёгкое манящее прикосновение её прозрачных пальцев к моему огрубевшему от солнца, ветра и пыли лицу. Прикосновение как дуновение, как мираж, не существующая возможность радости. Я склоняюсь, падаю в приятную стихию её существа, кладу голову ей на колени, утопаю в ней как вечернем горячем море, плавно раскачиваясь на волнах, с интересом наблюдаю на юрки пузырьки воздуха, вырывающиеся из моего рта и гурьбой убегающие в верх к мерцающему свету. Я теряю сознание и вместе с ним жизнь. Постепенно растворяясь становлюсь частью этой стихии, частью её образа внутри меня. Пожалуйста, я не хочу открывать глаза! Не хочу видеть раскалённую сковороду солнца, сгорбленные спины попутчиков, деловитый шорох ведущих. Ещё один молчаливый ужин на пути к тебя, моя любовь!

«Больной заменил реальность больничной палаты и строгого распорядка дня собственными фантазиями о пустыне Сахара. В его комментариях и описаниях можно легко узнать мед персонал как «сопровождающих», соседей по палате как его семерых спутников в «караване». Описание структуры пути соответствует графику приёма пищи и лекарств.  Лишь его желаемая цель является полной выдумкой и не имеет никакого отношения с биографией и реальностью больного, не может быть идентифицирована в окружении.
На мой взгляд, как лечащего врача, у данного пациента есть шанс на выздоровление.»