Судьба чародейки

В усадьбе графа Вронцева сегодня пир горой. Со всех окрестных поместий съезжаются гости. Дамы и молодые девицы в кисейных нарядах да кружевных шляпках, в сопровождении почтенных отцов семейства, изящно  покачиваясь в изысканных каретах, дверцы которых украшают фамильные гербы, потянулись к графскому дому праздничной вереницей.
Шутка ли, ведь графиня тому, как сорок дней разрешившись от бремени, явила свету вожделенную Лизоньку Вронцеву. Второго ребёнка после столь долгого перерыва,  их первенцу Митеньке ещё немного и исполнится семнадцать годочков.
Поговаривали, что исполнить заветную мечту графине помогла местная ведунья Чара, живущая в лесной сторожке со своей молоденькой внучкой старая цыганка. Вроде травки, какие графине заваривала, да заговоры заговаривала. Ну да кому, какое дело, ведь Лизонька Вронцева, пуская из кукольного ротика забавные пузырьки, взирала на новый для неё мир из своей кружевной колыбельки.

Неподалёку от поместья прямо в чистом поле, лоскутным цветастым одеялом расположился кочевой цыганский табор. А кого, как не цыган пригласить в графскую усадьбу для развлечения господских гостей.

Этим же утром шестнадцатилетняя Зарина, внучка местной ворожеи, возвращалась домой. Бабушка поручила ей травок собрать с соседнего луга рано поутру. Девушка шла по тропинке, а пробудившееся солнце искало пристанища в её блестящих синих очах, гладило нежными лучами тугие иссиня-чёрные косы. Целовало в зардевшиеся от быстрой ходьбы щеки. Ласкало ладно скроенный девичий стан и, отражаясь от дорогого в сто монет мониста, рассыпалось световыми брызгами на груди у девушки.
Обратный путь её пролегал через табор, в который Зарина не преминула заглянуть. Здесь её встретили, как родную, кровь-то одна. Да и за последний месяц, истосковавшаяся по общению девушка была здесь частой гостьей.
- Здравствуй, Зарина,- окликнула её молодая мужняя цыганка Манана, хлопотавшая у кипящего на костре котелка,- никак домой возвращаешься.
- Да, здравствуйте,- поклонилась Зарина.
- Хороша,- выдохнула цыганка, - ну просто чудо, как хороша.
Зарина зарделась от смущения.
- Не стыдись, такой красоты стыдиться грех. Видела, наш Решат на тебя все глаза проглядел?
- Видела,- прошептала девушка.
- А мы сегодня в барскую усадьбу приглашены, хочешь с нами?
- Ой, конечно хочу, вот только бабушку уговорить надо, чтобы отпустила.
- Отпустит, как такую звёздочку дома удержать. Давай, одна нога здесь, другая там, мы тебя подождём.
- Ага,- успела сказать только, и бегом припустила с пригорка.
Бабушка Чара встретила её раскрасневшуюся от бега у самого порога.
- Что, к господам засобиралась?- спросила она надтреснутым от долгих лет голосом, безо всяких предисловий.
- Да, бабушка, у них сегодня праздник, вот табор пригласили, и Манана меня с собой позвала.
- Иди,- махнула рукой бабушка,- только глаза свои долу прячь.
- Хорошо, бабушка,- обняла её на радостях Зарина,- а я могу праздничный наряд одеть, и мамины бусы?
Мать Зарины скончалась сразу же после родов и все бабушкины чары не помогли. Бабушка говорила, что её время на земле закончилось вместе с рождением дочери, бывает и так. Зарина же не знавшая матери обожала играть с её бусами и серьгами, хранимыми Чарой в прикроватном сундучке, и до этого дня ни разу их не надевала.
- Надевай, да долго не задерживайся. Помни, я спать не пойду, пока ты не вернёшься.
- Хорошо, спасибо, бабушка, - сказала она, чмокнула бабушку в сморщенную щёку и вешней пташкой впорхнула в дом.


Господская усадьба показалась Зарине волшебным сказочным дворцом. Девушка ещё ни разу в жизни не видела такой огромной и красивой залы, да и столько разодетых в парижские наряды господ, тоже ещё не встречала. Они пели здравицу новорожденной Лизавете, потом танцевали, и снова пели. Зарина любила танцевать, отдавая всю себя разливам гитарных струн, а её пышущее здоровьем и красотой послушное гибкое тело бесстыдно отдавалось звенящей в них музыке.
Потом Манана начала гадать по руке и на картах молоденьким барышням. Зарина тоже гаданию была обучена, поначалу она с любопытством наблюдала, как бабушка раскидывает потрёпанную с причудливыми картинками колоду, а потом и сама не заметила, как эти картинки стали оживать на её глазах, приоткрывая таинственную завесу будущего, и отвечая на вопросы, беспокоящие бабушкиных посетительниц. Правда не всё, что открывали ей карты, бабушка сообщала вопрошательницам. Когда картинки превращались в жуткие видения, она  захлопывала колоду и говорила, что сегодня карты молчат. Зарина понимала бабушку, ведь никому не хочется стать вестником чьей-нибудь беды.

Прежде чем удалиться в отведённую господами специально для гаданий комнату, Манана тихонько шепнула Зарине:
- Спой, « Мэ родава тут», у тебя такой голос, господа должны услышать.
Затем подошла к гитаристам, пошепталась с ними и громко объявила:
- А теперь поёт Зарина, наша юная звёздочка.
Зардевшуюся девушку вытолкнули на середину, сначала у неё перехватило дыхание, но гитары уже разливались во вступлении и она нежным и глубоким грудным голосом начала:

Песня с птицами летит
Пусть слышат звезды на небе
Как я зову тебя
Как я ищу тебя
Жду
Где ты, мой любимый?
Пусть слышат леса,
Как зову я его.
Пусть пройдут годы,
Моя песня найдет его.

Легко людям с песнями,
Крепко они держат в сердце.
Как я ищу тебя,
Как я зову тебя.
Жду.
Где ты, мой любимый?
Пусть слышат леса,
Как зову я его.
Пусть пройдут годы,
Моя песня найдет его.

Когда последний аккорд растаял в воздухе, в зале установилась минутная тишина, а затем она словно бы лопнула разрываемая овациями, кто-то кричал браво, бис. А девушка застыла на месте, внезапно ощутив, как всё её существо прожигает чей-то пристальный взгляд. Она подняла голову и тут же скрестилась с ласкающим, зовущим взором молодого белокурого господина, резко выделявшегося на фоне всех других господ своим высоченным ростом, да косой саженью в плечах. На мгновенье она забыла, как дышать, а потом опустила очи долу, как учила её бабушка.
И они снова пели и танцевали, а потом привели таборного медведя, и публика покатывалась со смеху от его потешных выходок.
Зарина смешалась с цыганами, но весь вечер её не покидало чувство следовавшего за ней повсюду, того самого нежного взора молодого господина. Однако поднять на него глаз она более не посмела. А вскоре вернулась и Манана. И табор, осыпанный звонкой господской монетой, засобирался восвояси.

Зарина вернулась домой исполненная впечатлений. Бабушка Чара, поившая её на ночь отваром из трав, долго слушала её весёлую болтовню, но о молодом господине, лицо которого неотступно стояло пред её внутренним взором девушка, конечно же, промолчала.
Да бабушка и без этого всё поняла, недаром же ведуньей прозывалась.

Несколько последующих дней, озаряемых летним солнышком, пронеслись как обычно, то за травами да корешками бабушка посылала, то в табор, то на рынок за провизией.
Сегодня, возвращаясь из лесу с лукошком, доверху наполненным грибами, Зарина напевала грустную тягучую песню, как вдруг скорее почувствовала, а не услышала позади себя шорох чьих-то шагов. Прервав пение, она пошла быстрее, преследователь не отставал, девушка побежала, всё тоже. Тогда она прямо на бегу резко остановилась. Подобного манёвра как видно не ожидали и, столкнувшись, сбили её с ног. Лукошко отлетело в сторону, разбрасывая по зелёной траве добытую девушкой снедь.
Поднимаясь и отряхивая цветастую юбку, она, наконец, увидела лицо своего преследователя, и отчего-то даже не удивилась. Тот самый молодой господин:
- Прости, прости, случайно вышло - бормотал он, выпрастывая из травы и собирая в лукошко растерянные грибочки.
- Да ничего, нам падать, не привыкать,- ответила девушка, и, склонив прекрасную голову набок, наблюдала за его неловкими движениями. Когда же он, вновь наполнив опустевшее лукошко, вернул его хозяйке. Их взгляды встретились снова. Его и без того румяные щёки горели огнём юношеского стыда, а устремлённые на девушку глаза сияли, точно звёзды:
- Позволь, я тебя провожу.
- Идёмте, - просто ответила она.
- Я, Митя, а ты, Зарина, я знаю. Красиво поёшь.
- Спасибо,- поблагодарила девушка, - но бабушка говорит, что моя мама пела лучше меня.
- Я не знаю, как может быть лучше.
- Может господину угодно пойти  на речку?- спросила Зарина, остро желая продлить, свалившееся на неё так внезапно счастье. Ей очень хотелось быть ближе к тому, кто умудрился одним только взглядом взять в вечный плен её трепещущее девичье сердце:
« Тук-тук, тук-тук, вот он твой суженный», - нашептывало оно девушке.
- Хочу,- с жаром ответил Митя.
Когда они пришли, солнце стояло в самом зените, опаляя полуденным зноем прибрежные деревья и кустарники. У реки не было ни души.
Зарина повлекла своего провожатого к вековой иве, что купала свои длинные ветви в бегущей воде, она частенько сиживала под её сенью, сплетая венки из полевых цветов, или просто так, глядя на воду.
Они сели рядом, опершись на широченный ствол дерева, и молчали. Слова им были не нужны. Ведь когда души поют, язык отдыхает. А их юные сердца пели в унисон. Даже ветер, игравший до этого печальными ивовыми ветвями, замер, заслушавшись необычайной красотой мелодии. Замерли и они, пока пред лучистым мечтательным взором девушки не возникло бабушкино лицо, глянувшее на неё строго и осуждающе.
Она тут же поднялась, поднялся и Митя.
- Мне пора, бабушка ждёт,- сказала она.
- А, хорошо.
Но их руки отчего-то сплелись, а горячие губы нашли друг друга в неумелом, будто слепые котята в мамин живот тыкаются, поцелуе. Затем совсем смущённая девушка вырвалась из объятий, подхватила лукошко и побежала. Митя же остался на месте:
- Завтра придёшь?- крикнул он ей вслед.
- Да,- донеслось из-за пригорка.

Потом дни понеслись один за другим, завораживая обоих, красотой прекрасных мгновений. И укладываясь спать, каждый в своём дому, они терпеливо ждали рассвета, только для того, чтобы увидеться вновь. А встречаясь, по-детски наивно отдавались объятиям чародейки-любви, самой первой и самой сильной на всём белом свете.  И усердно прятали свои переживания от сторонних людских глаз. Да разве шило в мешке утаишь? Естественно, кто-то из барских служек их заприметил, и незамедлительно доложил графу. А тот, вызвал сына на долгий и постыдный разговор. Слыханное ли дело графу с цыганкой якшаться, да ещё и  у всех на виду. И не нашёл ничего лучше, как отправить Митю учиться военному делу в саму первопрестольную.
Бабушка же Зарину не корила, ведь давно уже прочла на маленьких детских ладошках её судьбу, от которой, как известно, не убежишь.

И вот они снова под ивушкой, давно уже ставшей чертогом и доверительницей их нежных чувств. Голову девушки венчает сплетенный из полевых цветов, ароматный венок. Она плела его, чтобы занять дрожащие руки, пока Митя, пряча взор, рассказывал ей о разговоре с отцом, о слезах его матери. Она берёт его раскрытые ладони в свои руки и в первый раз читает на них по линиям его судьбу. Ведь её ладошки с ней не говорили, человеку, будь он даже ворожеей, не дано заранее знать, что ждёт впереди.
- Я вернусь, я обязательно вернусь к тебе, ты только дождись,- словно молитву повторяет он.
Девушка кивает, а линии на его руках рассказывают ей, как он выучится, как станет большим человеком, как женится не на ней, про троих его деток, и  последний день его жизни... Зарина вдруг вскакивает и идёт от него прочь, спотыкаясь, словно незрячая на кочках да ухабах.  Митя провожает её одинокую сгорбившуюся фигурку неотрывным взором. Глаза его полны слез. И только потом ветер приносит ему последнее:
- Прощай…

А девушка ворвалась в табор, там возле костра старый цыган наигрывал на гитаре.
- Адже чавелы, пасия! - Прокричала она. И пустилась в пляс.
 Гитарист едва поспевал за её резкими движениями. Из кибиток высовывались любопытные лица. Её танец подхватывали другие, к одинокой гитаре присоединились ещё, зазвенел бубен.
Весь табор завела. Танцевала, как безумная. Разбитое сердце девушки бешено колотилось, глаза застили слёзы, а она всё изгибалась, выгоняя из поруганной души тупую, невыносимую боль. А когда силы наконец оставили её, повалилась лицом в траву. Музыка прервалась. Цыгане испугались и расступились. Манана привела девушку в чувство, поджегши пучок душистой травы, и отвела её домой. Чара поджидала внучку, смахивая со щёк непослушную слезу.

Три недели Зарина металась на постели в горячечном бреду. Она, то звала Митеньку, то гнала его прочь.
А бабушка прогнала всех, закрылась в сторожке и терпеливо выхаживала девушку.
- Тебе ещё не время, не время ещё,- приговаривала она, отпаивая девушку отваром целебных трав.
В конце концов, её усилия возымели действие. Зарина пришла в себя, а через месяц совсем поднялась и услышала где-то внутри себя мерный стук ещё одного, маленького сердца. Она удивлённо взглянула на бабушку.
- Да, да, моя милая, скоро ты будешь мамой,- кивнула ей Чара.
А затем увела Зарину подальше от людских кривотолков, в самую густую лесную чащобу. Где на скорую руку сварганила из опавших ветвей маленькую хижину. Там и родила Зарина сыночка, Митеньку. Малыш рос таким же белокурым и светлоглазым, как и его отец. Мать в нём души не чаяла.
Девушка связала косы в корзину на затылке, а затем накрыла волосы платком, как это делали все мужние цыганки.
Когда же Митенька стал уверенно ходить, семейство вернулось в сторожку. Чара поведала всем окрестным бабам, как нашла мальчонку в лесу под кустом, пожалела и решила приютить байстрюка. Но слухи всё равно поползли по окрестностям, и, видимо, достигли господских ушей.
Графиня стала всё чаще наведываться к ним, в сторожку, всё с разными ненужными вопросами, да всегда приносила с собой для Митеньки, то гостинца, то красивую игрушку, то одежонку. Так от внука и откупалась. А мальчик рос и всё больше походил на отца, который в поместье с той поры не появлялся.
Говорили, в Петербург перебрался, большим человеком при дворе самой Екатерины стал.
Зарина же тем временем обучалась от бабушки всему, что та умела сама, и к ней тоже народ потянулся, каждый со своей горестью. Она безотказно помогала всем, кто к ней обращался, чем могла. То бабе в родах подсобить, то на любовь заговорить. Кому погадать, а кому и боль утолить.
И только в редкие летние ночи, во сне приходила она в графскую опочивальню, к своему возлюбленному. Нежно касалась прозрачными пальцами его высокого лба, целовала его сокрытые глубоким сном очи, не глядя на спящую рядом с ним красавицу жену.
А однажды ей привиделся кошмар, будто наступила стужа лютая, они с Митенькой старшим оказались вдруг в избе, замерли друг против друга в пустой комнате, глаза в глаза глядят , а слов подобрать не могут. Зарина смотрит, а  за его спиной смертушка лютая стоит, на косу свою, опершись, да головой кивает.
Подскочила ведунья среди ночи, и собираться начала. Теперь ранняя осень, до зимы в Петербург успеет.
 Бабушка совсем уже постаревшая беспрекословно отпустила внучку в дальнюю дорогу. Сама ей Бурушку оседлала и трижды кругом обошла, нашёптывая охранную молитву.
- Не волнуйся, за Митенькой пригляжу, пока ещё силёнок хватит, а ты, скорее возвращайся.
- Спасибо, бабушка,- кивнула Зарина, и, пришпорив Бурушку, отправилась в путь.

Дорога отняла у цыганки три месяца. Судьба во всём помогала её неблизкому пути. То крестьянин дорогу укажет, то хозяйка переночевать пустит, не устояв перед искушением погадать на судьбу.
Так и добралась она до столицы с первыми морозами, а стужа и впрямь в тот год стояла такая, что аж деревья трещали. Зарина устроилась на постоялом дворе на окраине города, уплатив последние гроши за ночлег да присмотр за лошадью косоглазому хозяину. От него же и узнала, где находится дом графа Вронцева.
- Да только поговаривают, что батюшка в последнее время занемог, слёг совсем, храни господь его светлую душу.
Сердце цыганки ёкнуло:
« Надо спешить»!
И она, перекинув котомочку с травами и амулетами через плечо, без лишних слов вышла в морозное утро.
Графский дом нашла сразу, кое-как объяснила привратнику, зачем пришла. Во двор её долго не пускали, она уж и отчаиваться стала, но затем, обезумевшая от горя и утратившая уже надежду спасти своего мужа молодая графиня, распорядилась привести ведунью прямо в её покои.
-  С чего ты решила, что сможешь ему помочь?- спросила она, - Доктора отказываются, а ты, явилась невесть откуда и утверждаешь, что всемогуща?
- Ах, если бы,- вздохнула знахарка,- видение мне было, граф выздоровеет, я обещаю. А если нет, можете меня выпороть, потом.
- Пороть не буду, иди, иди к нему скорее,- видимо узрев во взгляде цыганки божью искру, и немедля смягчаясь в лице, взмолилась графиня.
- Как звать-то, как тебя звать?- вдогонку спросила она.
- Дарина, - обернулась цыганка. – Я только Дмитрия Дмитриевича на ноги подниму и уйду.
Графиня кивнула и приказала допустить ведунью к постели мужа, которая там и закрылась, передав хозяйке строгий наказ без особой надобности и её личной просьбы их не беспокоить. Так в надеждах и ожиданиях прошло три дня, а на четвёртый цыганка позвала её к себе.
Муж со своей постели осмысленным взором глядел на неё. А рядом, улыбаясь, стояла Зарина. Ей удалось–таки  заговорами и молитвами, прогнать смерть лютую прочь от любимого.
Конечно же, он её не узнал. Годы и горести сильно изменили её нежное лицо.
Графиня просила ведунью остаться, да та отказалась наотрез. А Дмитрий Дмитриевич тем временем стал подниматься с постели, и выходить в столовую на обед.
Графиня подумала, подумала и наградила знахарку увесистым кожаным кошелем с её личным вензелем, доверху набитым золотыми монетами.
Зарина с поклоном приняла благодарность, а потом сказала:
- У вас будет ещё ребёнок, девочка. Марией назовите в честь Богородицы.
- Спасибо,- зарделась от смущения графиня. - А когда, когда девочка родится?
- На будущий год, счастливая будет. Ну, мне пора, - вздохнула цыганка.
- Прощай.

Выйдя за ворота, Зарина направила свои стопы к ближайшему храму, и там, на паперти раздала нищим и убогим почти все золотые со строгим наказом молиться за здоровье графа Дмитрия Вронского, оставив себе только несколько монет, на обратную дорогу.
Домой она вернулась с первыми весенними капелями, а вскоре бабушка Чара умерла, передав ей последние умения. А потом, как-то незаметно быстро вырос и сын, нашел себе жену в том самом  кочевом таборе, куда много лет назад любила захаживать Зарина. Девушка оказалась младшей дочерью Мананы, красавицей, глаз не оторвать. Свадьбу сыграли по цыганским обычаям. Зарина одарила невестку своими самыми дорогими украшениями, приобрела для детей кибитку и пару лошадей. Слава Богу, слава о ней - чародейке летела по всей округе и поток посетительниц всё возрастал. А к осени табор тронулся с места.
Зарина осталась одна в своей сторожке, она всё ещё была красива, но мужчины побаивались её колдовского взгляда, да она об этом и не думала. Второй любви судьба ей не дала.
Шли годы, её лицо постепенно покрылось морщинами, смоляные косы побелели. И когда она смотрела в зеркало, из его полированной глубины глядела на неё выцветшими прозрачными глазами ожившая бабушка Чара. Да и голос со временем треснул совсем, как у неё, и долгими вечерами Зарина перестала петь тягучие песни, повесила гитару на стену и та покорно умолкла, прижавши к холодной стене свой изумительный стан. Так, незаметно онемела и душа чародейки, и время застыло в покосившейся сторожке. Ей и самой уже казалось, что зажилась она на этом свете, пора бы уже, а потом вспоминала, одёргивала сама себя, ведь есть ещё старухе чего ждать…

Она испустила дух лишь на мгновение раньше Митеньки, только для того, чтобы встретить его у самых врат. Они снова глядели друг на друга юными глазами, ведь нет возраста у души. И, сбросив с себя всё бренное и земное, точно ненужное старое тряпьё, взялись за руки и пошли. Вместе, несколько шагов, пока перед ними не раскрылись врата вечности, что доверчиво приняла их в свои объятия.
Что было дальше никому из живущих до сроку неведомо.
Старик Пётр затворил скрипящие от времени врата за спинами новоприбывших, задвинул ржавелый засов. А затем, оперся на посох и стал клевать носом, поджидая новые души, время которых на Земле закончилось.

А где-то далеко далеко глубокий девичий голос напевал:
Песня с птицами летит
Пусть слышат звезды на небе
Как я зову тебя
Как я ищу тебя
Жду
Где ты, мой любимый?