Снежные люди

(ДЕНЬ ЛЮБВИ)
                …Снежные люди, ну что ж вы, ну где вы,
                О, белоснежные нежные девы!
                Дайте мне руки, раскройте объятья,
                О, мои бедные сестры и братья!…
                Ю.Левитанский

          Ночью на город обрушилась беда. После затянувшегося с начала декабря бесснежья небеса только теперь, в феврале, разразились мощным зарядом снежной бури. Город, застигнутый врасплох, слишком поздно осознал, что случилось. Тромбы из тысяч буксующих, вязнущих, скользящих и бьющихся друг о друга машин парализовали его. В бессилии вырваться из западни,  отбрызгав снежной слюной, нарычавшись моторами, погасив  все огни, люди бросали машины, оставляя их остывать в бледно-серой мгле пасмурного утра. Люди спешили под землю. Здесь кровь города была еще горяча, она билась в тоннелях и на платформах более напряженным, чем обычно, но все же устойчивым пульсом, согревая замерших своим  надежным теплом. Плотным потоком, горячими струями, клубами пара тепло города поднималось вверх, вырывалось из всех отверстий на поверхность, стремительно растекаясь во все стороны.

          Я был в потоке, я был в струе. Но…

          Было одно но… На моем пути встало препятствие - незаметное, но не преодолимое - я вдруг понял: мне некуда идти. Некуда и незачем. Оттолкнувшись от этого, повернул назад, возмутив встречный поток, с кем-то столкнувшись, встал посреди дороги.  Возвращаться, в сущности, тоже было некуда. Уворачиваясь от новых столкновений, я топтался на месте, собираясь с мыслями: куда же теперь деваться? В этом огромном городе легко быть одиноким: надо только двигаться, нельзя стоять, если остановишься - одиночество возьмет тебя за горло своими негибкими пальцами. В переполненном вагоне метро ты спокоен, зная, что никто здесь не потревожит твою обособленность, разве что прочтет через плечо несколько строк из твоей газеты. На поверхности, в центральной ее части, сделай всего лишь несколько шагов в сторону от шумных магистралей - и ты окажешься один в паутине переулков и скверов, притягивающих к себе неправдоподобной тишиной. Не надо только останавливаться.

          Я кружил, кружил, кружил по городу как неприкаянный. Готов был раскаяться, да не перед кем - никто слушать не захочет. Этот город ни слезам, ни словам не верит. Только делам. А дела мои были плохи. Я люблю этот город. Он мне по душе. Но теперь показалось, что ничто, кроме синего штампа в паспорте с устаревшими уже координатами обитания, не связывало меня с ним. Ничто и никто. После того, как, более десяти лет назад, я попал в этот водоворот, связи с другим миром постепенно слабели, а сейчас готовы были порваться совсем. К этому всё шло давно.  Чем отличаемся мы от снега? Ничем. Человек - снежинка. Каждая снежинка уникальна, но, что с ней делать-то, с этой уникальностью и неповторимостью, кто различит ее в метельном вихре или покое сугроба? Мы, как и эти воздушные создания, носим в себе всё, что было впитано, витая в облаках, а потом в падении, в холоде высоты, выкристаллизовалось бесподобным рисунком, но, соприкасаясь с теплом, тает на глазах и улетучивается. Но нельзя же без теплоты. Как же без нее? Я не могу без нее. Мне надо, чтобы кого-то касалось то тепло, что есть во мне, ведь оно есть. И мне нужно тепло ближнего. И ведь это всё было! У меня же было! Но все  испарилось, почти все ушло, и не с кем поделиться остатками. Никому не интересно. Что тут говорить, и кому?

          Буран давно прекратился. Теперь небо посыпало город снегом ровно и спокойно, как хозяйка с сознанием скорого завершения трудов посыпает пасхальные куличи сахарной пудрой. Меня вынесло, прибило волной одиночества к холодному граниту набережной над никогда незамерзающими, грязными водами реки. За спиной остались блестящее на солнце, а теперь оловянно-простенькое кольцо бульваров, скользкая клетка брусчатки, холодный блеск богатых витрин и золотые кресты над расписными, как игрушки, куполами. Здесь я бывал и раньше. Этот схваченный камнем берег и все, что осталось за спиной, было знакомо, но тот, другой берег, мне показалось, возник только сейчас: расплывчатым негативом он медленно проявлялся из воды и тумана. Взгляд скользил без остановки, ему не на чем было зацепиться среди обезличенной унылости серо-грязных стен с равнодушно-пустыми, темными глазницами окон. Благополучие кончалось на этом берегу.
         
          И тут я увидел ее! Как же это я раньше не замечал? Будучи не на много моложе своих соседок, наряженных и накрашенных до вульгарности косметикой новейшей моды, она была, как и я, одинока. Ее покинули, оставили почему-то без опеки и внимания, забыли, но даже в своем простеньком бело-розовом и изрядно изношенном уже наряде, старше по возрасту всех этих каменных истуканов того берега,  она притягивала, звала к себе чистотой и строгостью неброской своей красоты. Мне захотелось подойти к ней поближе, но я был на другом берегу. Изгиб реки стал вдруг крут и резок. Два моста, как две руки, вытянутые огромным каменным наркоманом, лежали над темным жгутом воды. Мне нужна была переправа. Осмотревшись, я быстрым шагом двинулся вдоль набережной к ближайшему из мостов. Почему-то волнуясь, заспешил, засуетился, как всегда не к месту, за что тут же и был наказан: один неверный шаг  - и земля выскользнула из-под моих ног. Падение было стремительно быстрым, взмах руки и косой удар ребром ладони о камень - молниеносны, как разящий выпад в каратэ. Сначала я даже не почувствовал боли, кисть заныла после, когда, раздосадованный своей неловкостью, сообразил, что кроме всего прочего выронил перчатку. На моих глазах та медленно ушла в глубь свинцовой воды. Массируя ушибленное место, я взглянул на ладонь и удивился: она была серая. На парапете под горностаевой шкуркой свежевыпавшего снега лежала пыль, накопившаяся за недели снежного голода. Она, как грибковая зараза, прилипла к коже ладони. Боже мой, сколько грязи мы пропускаем через себя! Взяв горстку снежной ваты, я принялся растирать ее ладонями - холод лечит. Оправившись от удара, никуда уже не торопясь, сделал несколько шагов вперед, но тут же остановился. Что это?

          Кто-то, видно, тоже устав сотрясать воздух, решил доверить свои чувства манящей  чистоте утреннего снега, укрывшего парапет. На пуховой белой тесьме убористо, но жирно (видимо, пальцем в перчатке), было выведено:

                ВОЗЬМИ МЕНЯ К РЕКЕ ПОЛОЖИ МЕНЯ В ВОДУ
 
          Вот тебе, на! В яблочко! Полное совпадение. С кем же это я на одной волне? Меня самого с утра не отпускала именно эта вещь, плюс еще "Время Луны".  Я посмотрел вперед вдоль берега, ища глазами фигуру человека, оставившего отпечатки созвучного до резонанса настроения явно недавно, - никого. Да, но вон немного поодаль, кажется, опять что-то написано. Иду туда, спеша получить снежный факс. Так, вот оно новое послание:

                ЕСЛИ ОЧЕНЬ ХОЧЕТСЯ,
                СКАЖИ ТРИ РАЗА: "ХОЧУ" -
                И ПРОДОЛЖАЙ ХОТЕТЬ ДАЛЬШЕ.

          Это ответ, это диалог. Случайный, независимый? Или они шли рядом, были вместе. Ответивший на цитату Б.Г. умудрился втиснуть три строчки в ширину парапетного камня. Те же печатные буквы выглядели более аккуратно, и написано теперь со всеми знаками препинания, похоже, отвечала женщина, хотя это, конечно, не факт. Далее по белой эмали снега шла длинная грязно-серая царапина. Здесь ничего не осталось: восковой слой сметен, слова рассеянны, сброшены, ссыпаны и даже успели растаять, -  их тайну знает только рука хозяина - или хозяйки? Слова остались на перчатке (или варежке?), они хотели уже вырваться, но им не дали. Жаль. Но это еще не конец: вот, в нескольких шагах, похоже, продолжение открывшейся мне переписки. Да, это продолжение диалога, а не вставка третьего, лишнего:

                ЛАПОТОК ДЕРЕВЕНСКИЙ.
Пять шагов нетронутой белизны и:

                Я ТЕБЯ ЛЮБЮ

Ответ следует без раздумий, без отступа, на следующем шаге:

                А Я ТЕБЯ НЕТ.

а через три добавлено:

                САШКА - ДУРАШКА!

Но тут же вывод:

                И Я ТАКАЯ ЖЕ.

         Конец. После жирной точки - клякса: кто-то шел, загребая ладонью снег, счищая его себе под ноги, нет, скорее, сбрасывая в темно-серую тушь реки. Дальше идти было бесполезно. Все было кончено здесь. Но ведь где-то должно быть начало. Я осмотрелся. Вот и колокольня рядом, прямо напротив. Ты для этого меня позвала? Оказывается, я прошел под мостом и даже не заметил. Но мост сейчас был мне уже не нужен. Я быстро повернулся и пошел назад. Слегка скашивая глазами направо, следил за обратным порядком жизни слов на снегу. Так, вот то место, с Б.Г. - точно! И дальше что-то есть! Кто же они, и с чего у них все началось? Есть! Это они! Не читаю, сдерживаю себя. Вот еще, еще, еще. Вдруг замечаю впереди компанию веселых парней с бутылками пива в руках. По-моему, они тоже читают эту снежную беседу, но им смешно, а мне тревожно. Только бы не тронули, не стерли… Слава Богу, свернули в сторону. Почти бегу вперед, чтобы кто-нибудь опять не помешал. Стоп. Вот он - конец, то есть начало того, что осталось. Самого истока не найти. Началось, как и кончилось, - с чистки парапета, с тире-царапины, а первые дошедшие, сохранившиеся слова оказались:

                НЕТ НУЖНА НА САМОМ ДЕЛЕ

Он обращается к ней. Она надолго не задумывается, а может быть, он ее не отпускает, всего два женских шажочка и:

                ПСИХ.

А парень тугодум: целых девять больших моих шагов размышлял над ответом:

                ЭТО ТОЧНО

Я иду очень медленно, постепенно, буква за буквой  -

                КТО ЖЕ СПОРИТ?

- считывая  эти снеговые грамоты, -

                Я

- эти снежные эпистолы, -
                ЭТО ТВОИ ТРУДНОСТИ

- впитывая в себя их потаенный смысл, -

                МУ-МУ

- который, тая, -

                ПРОЩАЙ

- забирает -
                ВОТ ЭТО,  ДА!

- остатки -

                ЧЕГО  ДА?

- моего -
                АЛЕНА

- тепла.

           Всё. Слов больше нет - только очищенный от снега и от слов гранит. Несколько шагов  каменного безмолвия и слова появляются вновь:

                ДА ЗДРАВСТВУЮТ ЛЮБЕРЦЫ!

Черт, эти перцы с пивом все же вмешались, влезли, сбросили, растоптали то, что им не принадлежало, не к ним обращалось, а значит - было им не нужно, - самодовольно пометив места своего пребывания. Нет уж, никто кроме меня не узнает, плохиши люберецкие, что вы здесь нагло хозяйничали. Вот так, вот так - концы в воду! Иду вперед. Далее - Б.Г.

                ***

           В эту реку можно было войти дважды, но это ему уже не было нужно. Спустившись в метро и быстро согревшись в теплых потоках подземелья, он заспешил к себе. Его распирали слова, они собирались в строчки и рвались к цели: к чистому, как снег, листу бумаги.

                ***Под сегодняшним снегом
Вчерашнего пыль,
Под скучающим небом
Мегаполиса быль.
Остывающий студень
Покрывает жирок,
Мой полуденный город
Посыпает снежок.
Это снега лобзанье,
Что покрыло гранит,
Отпечаток касанья
Будто воск сохранит.
Я искал переправу,
Проходя вдоль реки,
Принимал телеграмму
Незнакомой руки.
Снега ленточкой чистой
Был укрыт парапет,
Как подручный связиста,
Получал я ответ.
И следил переписку
Не пытавшихся скрыть,
Напрягаясь от риска
Хоть бы слово забыть:

- ...МОЛЧА МОЖНО ОБЩАТЬСЯ...
- БЕЗ ЛЮБВИ МОЖНО ЖИТЬ?
- ЧУВСТВА МОГУТ СТИРАТЬСЯ
- ЕСЛИ НЕ ДОРОЖИТЬ...

И скользила брусчатка
Под неверной ногой,
И осталась перчатка
Под свинцовой водой.
Как ушиб на ладони
Обезболил мороз,
Так слова, что запомнил,
Сняли грусти наркоз.

Породнившись со снегом,
Нисподавшим к земле,
Снова став человеком,
Возвращаюсь к себе.


Рецензии
Интригующая история! Я бы, будь на вашем месте, тоже по следу пошла...
Но - это вторая часть... Должна быть первая! Второй абзац я бы поподробнее раскрыла, были ведь предшествующие события, что-то сподвигло идти к реке... Подумайте, Владимир. А завершение рассказа стихом - тоже оригинально!!! Понравилось. Спасибо. С глубоким уважением, Татьяна.

Татьяна Красюк 2   24.03.2009 19:06     Заявить о нарушении
Спасибо, Татьяна. Подумаю над Вашими замечаниями

Владимир Азарт   25.03.2009 17:15   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.