Альберт есаков свидетель вечности, глава 2 историч

Альберт Есаков

СВИДЕТЕЛЬ ВЕЧНОСТИ, глава 2
Историческая приключенческая дилогия

Жизнь и приключения человека, который называет себя  евангельским именем Иосиф Аримафейский. Он творит чудеса, утверждает, что дружил с Иисусом Христом, встречался с королем Артуром, видел Чингисхана, спас от казни Жанну д’Арк… Нашим современникам трудно в это поверить, но Иосиф и  не настаивает.

Примечание:
Дилогия «Свидетель вечности» не издана. Авторские права защищены. Здесь приведена только первая книга.


Глава 2
ПРОРОК И КУПЕЦ

Из Москвы в Индию отправлялась группа бизнесменов. Поскольку у Иосифа бизнес был не только в Украине, но и в России и, поскольку в кругах московских предпринимателей у него были хорошие связи, его включили в состав группы. Они вылетели из Шереметева и без приключений приземлились в Дели, в аэропорту имени Индиры Ганди. В город Бангалор – административный центр штата Карнатака в южной Индии, где должна проходить встреча с индийскими бизнесменами и политиками, все отправились самолетом местных авиалиний. Иосиф был знаком с программой встреч и знал, что первые два дня может пропустить без особой потери для себя. Поэтому он поехал поездом. Очень давно не был в Индии и хотел посмотреть страну. Случайно взял билет на поезд самой дешевой индийской компании. Синие вагоны поезда были трех классов. В третьем была жуткая теснота и никаких удобств. Второй класс бы получше – похож на украинский плацкартный. Только здесь и на третьих полках спали пассажиры. А в первом выдавали постельное белье, воздух охлаждался кондиционерами, и был постоянный проводник. В первый класс не пускали нищих. Полки во всех вагонах были оборудованы специальными цепочками с замками для пристегивания багажа. Таким образом, повышалась вероятность его сохранности. Проехать предстояло свыше двух тысяч километров, почти через всю страну с севера на юг

Весь первый и второй день пути Иосиф смотрел в окно. Архитектура строений, конечно, изменилась, а природа была все такая же, как прежде – леса, широкие полноводные реки с водой цвета глины, крупные плантации и небольшие засеянные участки. На межах межу делянками, так же, как в России и Украине, росли деревья и кусты. Много было строений под соломенными крышами, но на некоторых из них виднелись спутниковые антенны. Пока ехали по Северной Индии на горизонте все время виднелись невысокие горы и холмы. Параллельно железной дороге двигались по шоссе грузовые машины и автобусы, но нередко двухколесные повозки, нагруженные всякой всячиной, как и две тысячи лет назад, тянули за собой какие-то рогатые животные. Однажды, по левую сторону дороги, он увидел нагромождение огромных камней посреди ровного поля. Как будто ребенок некоего великана когда-то принес сюда камешки, каждый величиной с трехэтажный дом, поиграл, потом сгреб их в кучу и ушел, а камни так и лежат до сих пор.

 В Бангалор приехал как раз вовремя. Начинались интересующие его переговоры. Деловые встречи закончились вполне успешно. Потом были экскурсии по историческим местам, храмам, музеям и в Центр космических исследований. Когда вся делегация отправилась домой, Иосиф остался. У него были свои планы. Поезд повез его на северо-запад от Бангалора  туда, где когда-то произошла самая важная встреча в его жизни.

Какие разные судьбы бывают у городов, думал он, добравшись до места назначения. Одни, возникнув, как небольшой поселок, живут тысячелетиями и вырастают в огромные мегаполисы. Другие из больших городов со временем превращаются в малые поселки. А третьи и вовсе исчезают с лица земли. Так исчез и его родной город на берегу Эритрейского моря. К нему когда-то шли караваны, плыли корабли из Африки, Аравии, Индии. А теперь ни на одной карте, ни в одном учебнике истории не найти города с названием Минра. Вот и здесь, на двадцатой параллели, много столетий назад был большой город Аджанта. Он – Афросиаб, был здесь дважды по своим купеческим делам в первом и втором веках нашей эры. Каждый раз любовался прекрасной архитектурой буддийского монастыря, неподалеку от которого шумел и сверкал всеми цветами радуги огромный базар, где можно было купить товары, привезенные такими, как он купцами, из Китая, Бактрии, Парфии, Армении, Аравии, Македонии, и даже с самой дальней границы Великой Римской империи, из загадочной Британии. Здесь можно было встретить и араба из знойной Аравии и сармата, чей народ жил на север от Эвксинского понта,2 и венеда, живущего еще севернее, и германца, и множество представителей других народов, которых, не взирая на опасности, влекли в далекие страны два желания – разбогатеть и посмотреть мир. Сам Афросиаб вел тогда к берегам Внутреннего3 моря караван с китайским шелком, индийским жемчугом, пряностями, благовониями и другими экзотическими товарами.

И вот он сова здесь. Славный когда-то город превратился в небольшой поселок. Где стоял огромный храм знаменитого монастыря? От него ничего не сталось. Куда подевалась двадцатиметровая статуя Будды, поражавшая воображение паломников? Куда ушли огромные каменные слоны, с севера и юга охранявшие покой храма? У кого спросить об этом? Единственный сохранившийся ориентир это пещерный монастырь, который пощадило безжалостное время, но и на нем видны следы разрушения. Вот он протянулся над рекой на полкилометра. Здесь, в одной из келий, вырубленных в отвесной скале, некоторое время жил Он – тот от дня рождения которого, теперь ведет летоисчисление половина мира. Афросиаб всматривался в углубления в скале и пытался вспомнить, в каком из них жил Он. Но прошло слишком много времени, часть келий была разрушена, потеряны ориентиры, и все выглядело незнакомым. К тому же пещер стало намного больше, чем тогда.

 Здесь водили экскурсии. Он решил присоединиться к одной из групп, и поднялся со всеми вместе вверх по вырубленным в скале ступням. Привлекательная женщина-экскурсовод, одетая в яркое национальное сари, давала пояснения для иностранных туристов на английском языке. Она рассказывала о конструкциях фасадов, выполненных в виде арок и рам, о внутреннем пространстве келий, обращала внимание слушателей на настенную живопись, сохранившуюся в некоторых из них. Она говорила о  том, что росписи посвящены сценам из жизни  Будды и его подвигам в предыдущих жизнях. А Афросиаб смотрел на изображение проповедующего Будды, и не столько прислушивался к рассказу экскурсовода, сколько «слушал» другое – то, что не мог «услышать» никто из туристов. В каждой из этих келий в течение тысячелетий жили очень многие люди. Информационно-энергетические поля самых разнообразных мыслей, мечтаний, переживаний, страданий и редких радостей, давно ушедших людей, оставили свой отпечаток или, если можно так выразиться, записались на структуре камня этих стен. Сознание Афросиаба считывало эти записи, но все они принадлежали чужим людям. То, что искал, он нашел то ли в пятнадцатой, то ли в двадцатой келье от начала осмотра. Здесь среди слабых полевых отпечатков обычных, а иногда и выдающихся людей, он сразу почувствовал мощное поле того кто жил в этой келье почти две тысячи лет тому назад. Когда группа двинулась дальше, он присел на каменную ступеньку и остался в этой келье наедине с волновой тенью Пророка и своей памятью…

 Когда они встретились, Афросиабу исполнилось двадцать девять лет. Он уже знал свое предназначение, был довольно богатым купцом и владел боевыми искусствами многих народов. Еще издали Афросиаба поразили огромный размер и сияние Его ауры, в которой преобладали цвета близкие к розовому. Посвященному это говорило о великой любви, которую Он испытывает ко всему сущему на Земле. В тот же миг в сознании Афросиаба прозвучало приветствие:

– Мир тебе, брат.

 Он ответил беззвучно:

– И тебе мир, Старший брат.

 Афросиаб видел насколько выше, чем он сам, стоит в Иерархии Тонкого Мира эта великая душа, воплощенная в человеческом теле. А, узнав Его ближе, он всегда удивлялся Его бесконечной скромности. После того как они познакомились, Афросиаб продолжал называть его Старший брат, хотя Его земное имя было Иешуа. Оказалось, что они ровесники, и родились в год, когда Юпитер и Сатурн соединились на небосводе. Иешуа рассказал, что родился в Палестине в той ее части, что называется Галилея, но уже шестнадцать лет провел в скитаниях по разным странам, изучая быт и нравы народов, а главное, их духовные ценности.

; По слухам народы, населяющие Индию и Тибет, отличаются высоким уровнем духовности, – говорил Иешуа. – Я провел вдали от дома много лет. Был в Кхурасане и Сирии, прошел Парфянское царство, Армению, Бактрию. Долго жил в Тибете, в Гималаях, в северной и южной Индии. Отдельные люди в Тибете и Индии, да и в некоторых других странах, посвятившие всю свою жизнь совершенствованию духа, действительно достигли больших высот. Но народные массы там живут в еще большем невежестве, чем на моей родине. Грустно, что их духовные пастыри так же темны и невежественны. У них есть мудрые писания,  составленные посвященными, но они так сложны, что по силам лишь немногим мудрецам. Однако толковать их берутся множество «учителей», которые по недомыслию искажают суть священных писаний каждый по-своему. Получается, что слепой поводырь ведет других слепых, которые не подозревают, что их вожатый не видит дороги.  Я пытался помочь им, потратил на это годы, но добился меньше, чем хотел.

В Индии столкнулся с таким отвратительным явлением, как деление людей на касты по рождению. Во всех странах люди разделены на богатых и бедных. Это плохо, но бедный, благодаря своему уму и труду, может стать богатым. А здесь человек, родившийся в низшей касте, обречен на пожизненное презрение и бесправие. Он не может до самой смерти вырваться из своей тюрьмы. Эта тюрьма отделяет его от людей других каст невидимыми, но прочными стенами. Я пытался проповедовать равенство, объяснял, что перед Богом все люди равны, все Его дети, и Он одинаково любит своих детей, независимо от того, где они родились и кто их родители. «В благодарность» за это меня дважды пытались убить. Я вынужден был уйти из тех краев и вот уже полгода живу в этом монастыре. Теперь я собираюсь на  родину. Постараюсь разбудить свой народ, повернуть его лицом к свету. А что заставляет тебя покидать дом? Обязанности Свидетеля или что-то другое?

; Главное, конечно, обязанности Свидетеля. Ты ведь знаешь, что от Свидетеля сидящего на одном месте, Иерархии мало проку. Профессия купца самая подходящая для того, кто хочет повидать мир. Кроме того, я изучаю боевые искусства народов тех стран, где бываю. В восемнадцать лет я женился на девушке, которую очень любил. В стычке с бандитами она погибла. Меня защитили спутники, владевшие искусством боя, хотя сам я был таким же беззащитны, как моя любимая. Вот тогда я и решил стать воином, чтобы уметь постоять за себя и других.

; Лучшее оружие это любовь, – сказал Иешуа. – Люди должны отказаться от насилия, и тогда им не нужно будет вооружаться.

; Это будет еще не скоро, – возразил Афросиаб. – Я вижу, что твоя любовь к людям безгранична, но разве она помогла, когда Тебя хотели убить?

; Помогла. Меня вовремя предупредили те, кто меня любит.

; Но ко мне люди не испытывают такой любви, как к тебе. Я должен защищать себя сам. И не только себя, но и других, кого обижают более сильные.

; Тебя ведь предупреждали о том, что ты не должен здесь ни во что вмешиваться.

; Предупреждали, – согласился Афросиаб, – но порой трудно бывает оставаться безучастным.

; Ты должен оставаться безучастным, это твой долг.
; Всегда?

; Всегда.

; И тогда, когда на моих глазах убивают ребенка или насилуют девушку?

Иешуа помолчал, глядя в землю, потом поднял глаза на собеседника и сказал:

; Ответ будет – да. Но ты же наделен, как и они, свободной волей. Принимай решение самостоятельно в каждом отдельном случае. Там тебя за это не осудят, хотя и не будут приветствовать. Здесь на Земле все слишком сложно, запутано, взаимосвязано. Там иногда трудно бывает понять это. Для того и существуют Свидетели, вроде тебя. Там, в Тонком Мире, требование ни во что не вмешиваться на Земле не вызывало у меня никаких сомнений, но здесь… Здесь оказалось все сложнее. Здесь иногда нелегко бывает спокойно наблюдать за тем, что они творят.

; Значит, ты решил вернуться домой? – спросил Афросиаб.

– Хочу вернуться на родину. Время пришло. Я чувствую, что уже готов к той миссии, которую возложил на меня Отец. Около тысячи двухсот лет назад великий человек по имени Хозариф, вывел мой народ из египетского рабства. Он принял имя Моисей, что значит спасенный. Мое предназначение вывести мой народ и другие народы из рабства жестокости и невежества, и меня назовут Спасителем. У нас с тобой разные предназначения Ты Свидетель, ты будешь на Земле всегда. Во всяком случае, пока не позовет Отец или пока не надоест самому. Я же учитель. Я буду в этом мире недолго. Моя задача поднять уровень их сознания, сдвинуть его с мертвой точки. Возвысить их,  насколько удастся, над животным миром. Эта задача труднее твоей, но и намного важнее. Если придется для этого отдать жизнь этого физического тела, я отдам ее. Божественную Иерархию беспокоит их низкая духовность. Даже не столько духовность, сколько почти полное отсутствие признаков ее роста. Это самое неприятное. Я должен попытаться подтолкнуть их, вызвать, пусть вначале небольшой, рост сознания.

– Но будет ли от этого польза?

; Будет. Не сейчас, но будет. Пройдут столетия, но ты это увидишь. Только не старайся ускорить события. Ты не имеешь на это права.

; Ты поставил перед собой трудную задачу, Старший Брат, – сказал Афросиаб. – Через два дня я ухожу отсюда с караваном на родину. Буду счастлив, если согласишься ехать со мной

; Спасибо, брат, я поеду с тобой, – ответил Иешуа, – а что касается моей миссии, то ее возложил на меня Отец. Без Его благословения я бы никогда не решился принять на себя такую ношу.

Ешуа пришел к месту отправления каравана с холщевой сумкой за печами и дорожным посохом в руке. Рассвет еще не начинался, только на востоке чуть-чуть посветлело небо. Отправиться в путь нужно было как можно раньше, чтобы использовать для движения время до наступления жары. Афросиаб показал ему на трех свободных лошадей и предложил выбрать себе любую.

– А почему вон та стоит отдельно от всех? – спросил Он, кивнув в сторону черной кобылы с белым пятном на лбу.

– Она очень норовистая, всех с себя сбрасывает и никого не слушается. Надо будет продать ее на мясо, – ответил Афросиаб.

Иешуа направился к кобыле, которая, как всегда, недоверчиво и враждебно косилась на подходившего черным глазом. Он остановился на расстоянии трех локтей от нее. Просто спокойно стоял и смотрел, и Афросиаб увидел, как у лошади, вдруг, изменилось «выражение лица». Именно так он и подумал – выражение лица. Другое определение случившемуся трудно было подобрать. Ее глаза стали совсем другими. Лошадь сама подошла к Иешуа и уткнулась мордой ему в грудь. Он гладил ее шею и что-то тихо говорил. Через минуту лошадь положила морду ему на плечо и стала, как кошка, тереться о его щеку. Посмотреть на «чудо» собрались все, кто это видел и знал норов лошади. Люди удивленно переговаривались между собой, с интересом и уважением поглядывая на весьма скромно одетого незнакомца. Он был немного выше среднего роста, глаза темно карие, нос с небольшой горбинкой, волосы черные и черная, аккуратно подстриженная борода.

– Брат, если разрешишь, я на ней поеду, – сказал Иешуа.

Афросиаб приказал оседлать лошадь, но она не подпустила к себе караванщика с седлом в руках. Тогда Иешуа взял у него седло и сам спокойно с явным знанием дела оседлал кобылу. После того, как  был подан сигнал к началу движения, Он так же спокойно сел в седло и его лошадь послушно пошла вслед за другими. На третий день пути, когда солнце стояло уже высоко и стало порядком припекать, караван проходил мимо нескольких юрт, стоявших поодаль от дороги. Это кочевники расположились между двумя невысокими холмами у старого колодца. Возле одной из юрт толпились люди, слышался женский плач и причитания.

– У этих людей Большое горе. Надо пойти посмотреть, чем можно помочь, – сказал Иешуа, который ехал рядом с Афросиабом.

Афросиаб все время торопил своих спутников, чтобы до наступления жары добраться до знакомой лощины, где было поселение, небольшой ручей и деревья, в тени которых можно было отдохнуть от палящего зноя. Но, несмотря на это, он отдал распоряжение остановиться, и направился к юртам вслед за Иешуа. Оказалось, что у одной женщины неделю назад заболел шестилетний сын. Несколько дней у ребенка был сильный жар. Поэтому они остановились здесь, и вот вчера вечером мальчик умер. Собравшиеся вокруг родственники оплакивали его. Иешуа попросил разрешения осмотреть ребенка. Они с Афросиабом вошли в юрту, недолго постояли у постели покойного, и Иешуа сказал родителям:

– Не убивайтесь, мальчик не умер, он спит. Оставьте меня с ним наедине, я его разбужу.

Отец ребенка недоверчиво посмотрел на странного гостя. Он уже не раз видел смерть и чужих людей, и своих близких, и ему было удивительно слышать слова этого человека о, якобы уснувшем сыне. Афросиаб, так же как и отец ясно видел, что ребенок мертв. Но несчастная мать мальчика ухватилась за слова Иешуа в надежде на чудо, и стала тащить отца за рукав из юрты. Мужчина подчинился. За ними вышли и все остальные.

– Постой, пожалуйста, у входа и никого сюда не пускай, – попросил Иешуа.

Афросиаб стал снаружи у входа в юрту. Люди сгрудились неподалеку. Сначала они  стояли молча, потом стали тихо разговаривать между собой. Шло время и родня стала беспокойно посматривать на Афросиаба, преграждавшего вход в юрту. Наконец, отец ребенка не выдержал и решительно направился к юрте. Кто знает, что делает с его сыном этот чужеземец, может быть, собирается украсть его душу. Афросиаб взглядом остановил мужчину. Тот нерешительно потоптался на месте и повернул назад. В это время из юрты вышел Иешуа. Вся толпа направилась к входу, но Иешуа жестом остановил их, а матери сказал:

– Иди, он зовет тебя.

Не веря своим ушам, женщина некоторое время стояла неподвижно, недоверчиво глядя на странного незнакомца, потом, увидев, как он с ласковой улыбкой кивнул головой, подтверждая свои слова, опрометью кинулась в юрту. Вслед за ней поспешил ее муж. Мальчик из своей постели улыбался матери и протягивал к ней руки. Родители опустились на  колени у ложа и стали целовать ребенка. Затем счастливый отец взял его на руки и вынес наружу. Толпа родственников сначала замерла от изумления, потом загалдела. Мать мальчика упала на каменистую землю, охватила руками ноги Иешуа и стала поливать их  слезами радости. Он наклонился, поднял женщину и сказал:

– Встань, благодарить надо не меня, а Бога. Для Него нет ничего невозможного.

Подошел отец с ребенком на руках. Он тоже не мог сдержать слез и не знал, как благодарить этого необыкновенного человека, совершившего чудо. Ни золота, ни других драгоценностей у этих бедных людей никогда не было. Они могли предложить гостю только свою скромную пищу.

Иешуа, развязал свою сумку, потом развязал один из лежавших в ней мешочков, достал оттуда горсть сушеной травы и всыпал в ладони матери.

– Напоите его отваром, а когда тень от юрты дойдет вон до того камня, дайте молока. Завтра он будет здоров, – сказал Он родителям, – а нам надо торопиться. Мальчик проживет долго. Постарайтесь вырастить его добрым человеком.

Несколько погонщиков из каравана, последовавших к юртам вслед за Афросиабом и Иешуа, видели чудо совершенное их новым спутником и рассказали о нем остальным. После этого все, у кого что-нибудь болело, стали обращаться к Нему за помощью, и Он помогал всем. В каждом селении во время долгого пути Иешуа кого-нибудь лечил, давал советы, проповедовал, и вокруг Него всегда собиралась толпа. Так же было и в родном городе Афросиаба, где Иешуа, после трудной дороги, целую неделю гостил в его доме. Куда бы Он ни пошел, везде Его окружали люди, которых тянуло к Нему, как магнитом. Через два дня после возвращения каравана об удивительном лекаре и философе знал весь город.

Афросиабу не хотелось, чтобы Иешуа один добирался к себе на родину. Через неделю, погрузив часть нераспроданных товаров на отдохнувших лошадей и верблюдов, он вместе с Ним отправился с небольшим караваном в Палестину. Их путь лежал в город Назарет, где жила семья Иешуа. В пути он спрашивал, что знают о нем родители. Иешуа ответил, что каждый раз, когда он встречал людей следующих в Палестину, он передавал весточку о себе.

Радость родителей Иешуа – Марии и Иосифа при встрече с сыном, который вернулся домой через шестнадцать лет, была велика. Они жили в небольшом доме вместе с сыновьями и дочерьми. Афросиаба встретили, как дорого гостя и готовы были дать ему приют, несмотря на тесноту, в которой жили сами. Но он не хотел стеснять этих гостеприимных людей, и тогда Иешуа отвел его к своей тетке по матери, которую также звали Марией.  У Марии и ее мужа Клеопы были три сына и две дочери, но дом у них был более просторный, чем у родителей Иешуа. Отдохнув с дороги, Афросиаб пошел осматривать городок, который скорее напоминал большую деревню своими одноэтажными домами-кубиками, узкими улицами и кривыми переулками. Маленькие каменные домики, разбросанные без всякого плана, прятались среди зелени виноградников и фиговых деревьев. В центре находился пруд и фонтан, к которому выстраивалась очередь женщин с кувшинами. Здесь можно было узнать все нехитрые новости из жизни местного населения. А население было весьма разношерстным.  Жили здесь финикияне, иудеи, сирийцы, аравитяне. Были среди местного населения и выходцы из Греции. Прожив в Назарете две недели, и подготовившись к новому путешествию, Афросиаб покинул Палестину. У него еще оставалась часть товаров привезенных из Китая и Индии. К ним он добавил изделия местного производства, а также закупил товары у купцов, приехавших из Вифании и Фракии. В последний вечер они допоздна беседовали с Иешуа, а на утренней заре Он провожал Афросиаба далеко за пределы города. На прощание они по-братски обнялись, и Старший брат сказал:

– Знаю, что в пути с тобой ничего не случится, и мы еще встретимся. – Немного помедлив, Он добавил: – Но не надолго. –  В Его голосе Афросиаб уловил грустные нотки.
 Путь каравана лежал на запад вдоль побережья Внутреннего моря, через Каменистую Аравию, Египет, Киренаику, Триполи, Нумидию и Мавританию в западную Африку за золотом и слоновой костью. Был и еще один товар, который интересовал Афросиаба – это боевые искусства. Он не переставал удивляться тому, насколько разнообразны были приемы защиты и нападения у разных племен и народов. У одних это были целые системы – стройные и детально разработанные. У других не было законченных систем, но отдельным и очень ценным приемам можно было поучиться у всех. У африканских племен он также позаимствовал несколько необычных приемов борьбы. В Африке, как и в других странах во время  своих путешествий по миру, он старался приобрести экзотические виды оружия, которыми после каждой поездки, пополнял свою коллекцию. Он давно понял, что тот, кто сумеет овладеть оружием и хотя бы основными приемами борьбы многих народов земли, станет непобедимым.

Из этого странствия Афросиаб вернулся через три с половиной года. Как и предсказал Иешуа, на чужбине с ним ничего не случилось, хотя несколько раз на его караван нападали люди из различных племен. Он потерял четверых своих спутников, несколько верблюдов, часть приобретенных товаров, но и то, что осталось, представляло огромное богатство. Путь домой проходил через Палестину и еще на подходе к Назарету он предвкушал встречу со Старшим братом. Однако его постигло разочарование. Оказалось, что Иешуа давно покинул родные места и проповедует, переходя из города в город, из селения в селение по всей стране. Сейчас Он, как говорят, учит в Ирушелеме. Его отец умер, а мать последовала за сыном. Несколько дней Афосиаб и в этот раз прожил у Марии и Клеопы. Оказывается, их сыновья ушли из города вместе с Иешуа, проникшись Его учением, и признав Его Мессией. В доме же Марии и Иосифа теперь жили их сыновья, а замужние дочери с мужьями обитали в разных концах городка. Отдохнув, Афросиаб тоже направился в Ирушелем. Во-первых, он хотел увидеть Иешуа, а во-вторых, это большой город и там можно быстрее и дороже продать привезенные товары. Дорога шла через Дор, Кесарию, Ракон и Аримафею. Аримафея была последним пунктом остановки на его пути. Покинув этот городок утром, его небольшой караван к вечеру добрался до Ирушелема. Но Иешуа не оказалось и там. Однако в городе было много его сторонников, которые сообщили, что сейчас Пророк с учениками проповедует где-то на берегу Соленого моря4, но скоро вернется.

Здесь Афросиаб рассчитывал задержаться надолго. Ему требовалось надежное место для хранения товаров, которые были лакомым куском для грабителей. Желательно было  арендовать удобный для этого дом. Город был довольно большим и, найдя самый благоустроенный район, он стал расспрашивать жителей. Расспрашивал довольно долго, но все же в одном месте ему дали адрес женщины, которая овдовела год назад, и жила одна в большом доме. Мужчина,  сообщивший ему адрес, дал в провожатые своего двенадцатилетнего сына. Когда Афросиаб поблагодарил его за любезность, мужчина сказал, пряча улыбку в бороду, что и сам не прочь бы поселиться у такой вдовы.

Увидев строение, Афросиаб понял, что это, как раз то, что ему нужно. Большой дом стоявший почти вплотную к крутому холму, был обнесен  высокой каменной стеной. Внутри оказался просторный двор, и каменный сарай с прочной дверью. Лучшего места для хранения товаров и желать было нельзя. Хозяйка сказала, что согласна сдать дом в аренду, а сама переберется к родителям. Ее звали Саломия, и с первого взгляда на нее он понял, что имел в виду отец мальчишки. Женщине было лет двадцать пять, не больше, и она была хороша. Во всяком случае, у нее было красивое лицо, которое только и можно было рассмотреть под одеждой, скрывающей все остальное. Она спросила, откуда он приехал и Афросиаб ответил, что сегодня утром выехал из Аримафеи. Когда она повела его показывать дом и двор, он с удовольствием рассматривал и то и другое и хозяйку тоже. Договорились быстро, тем более, что за аренду дома гость предложил щедрое вознаграждение. Через час все товары были перевезены и положены под замок. Показывая Афросиабу дом и его комнату, молодая хозяйка довольно откровенно стреляла в него своими огромными черными глазами, и он подумал, что для такой молодой здоровой женщины прожить год без мужа это нелегко. Понимая, что гость с дороги, хозяйка накрыла стол и пригласила его отобедать. Во время обеда она не забывала подливать ему вино. А поскольку Афросиаб сказал, что один пить не будет, она, сделав вид, что всего лишь идет ему навстречу, стала наливать и себе. По мере того, как пустел кувшин с вином, щеки женщины разгорались алым цветом, а глаза смотрели все более призывно и обещающе. Когда встали из-за стола, он взял ее руку, потом вторую, и не почувствовав сопротивления, привлек к себе. Гибкое тело, соскучившееся по мужской ласке, прижалось к нему. Женщина закрыла глаза и слегка запрокинула голову. Ее губы, пахнущие вином, оказались совсем близко, и вскоре две пары губ соединились. Долгий, страстный поцелуй. Ладонь мужчины находят крупную грудь, и женские руки обвиваются вокруг его шеи. Афросиаб ощупывает ее тело сверху вниз и чувствует его дрожь. Он просовывает ладонь в вырез черной туники, добирается до обнаженных грудей. Женщина привычным движением сбрасывает капюшон, тесно облегающий голову, и он падает на пол, звеня украшающими его золотыми монетами. Ее черные вьющиеся волосы рассыпаются по плечам. Теперь Афросиаб может целовать ее открывшуюся шею. Во время поцелуя женщина отступает назад туда, где находится ложе. Трудно сказать, он ее опрокинул или она опрокинулась сама, но двое оказались на ложе и женщина под мужчиной. С ее помощью он справляется с длинными штанами и мешающим ему подолом туники. И вот все преграды преодолены, женские ноги раздвигаются и принимают мужчину в свои объятия. Это первое совокупление было страстным, бурным и недолгим. Как она его после этого ласкала, как благодарно целовала!

Через час она ушла, а на второй день наведалась снова. Войдя, сразу сняла головной убор, распустила волосы, подставила губы и получила долгий сладкий поцелуй. Теперь уже Афросиаб пригласил ее за стол и наливал вино себе и ей. Саломия села рядом с ним и после каждого выпитого бокала, подставляла ему губы, а он, целуя красавицу, ощупывал ее аппетитные бедра. Вскоре они снова оказались в постели, и в этот раз Афросиаб взял ее обнаженной. Женское тело волновалось и извивалось под ним, ни минуты не оставаясь спокойным. Саломия то страстно присасывалась губами к его губам, то шептала слова нежности, то из ее полуоткрытого рта раздавались страстные стоны. Когда совершилось то, что должно было совершится, довольная и счастливая женщина прижималась к нему всем телом и говорила, что это Бог послал ей такое счастье.

– У тебя странное имя, Афросиаб,– говорила она. – Оно немножко похоже на наше Иосиф. Можно я буду называть тебя Иосифом? Мне так проще.

Афросиаб не возражал и стал сначала для нее, а позже и для других Иосифом из Аримафеи. В этот раз ее приход выглядел, в глазах бдительных соседей, вполне естественно. Должна же хозяйка удостоверится, что в доме, в котором поселился чужой человек, все в порядке. Но если она станет ходить регулярно, это вызовет пересуды. Еще два раза Саломия приходила под покровом ночи, а потом, лежа с Иосифом-Афросиабом в постели, сказала, что даже ночью ей приходить опасно. Увидят и ославят на весь город. И так уже одна из соседок доложила ее матери, что ее дочь неспроста зачастила к своему квартиранту. Дальше будет хуже. Пойдут такие сплетни, что нельзя будет на улице показаться. Саломия даже всплакнула у него на груди, шепча:

– Ну почему люди такие злые? Почему так любят лезть не в свое дело?

Иосиф успокаивал ее, целовал губы, щеки, плечи, груди и ласкал все молодое, жаждущее нежности женское тело. Привело это к тому, что пламя любви разгорелось с новой силой, а когда после долгой и сладкой борьбы, им удалось общими усилиями погасить бушевавший огонь наслаждения, Саломия решительно сказала:

– Пока ты будешь в Ирушелеме, я не хочу с тобой расставаться. Я буду приходить к тебе ночью, как сегодня, но никто меня не увидит.

И она рассказала, что ее муж был сборщиком налогов. Он боялся нападения на дом, т. к. сборщиков налогов вообще не любят, а ему уже несколько раз угрожали.

– Ты обратил внимание, что сразу за стеной, окружающей двор начинается крутой склон холма? А в этом холме есть пещера. Там несколько тупиковых ответвлений. Одно из них уходит под стену и тянется почти до самого дома. Так вот, чтобы в случае нападения, можно было незаметно покинуть дом, муж прокопал подземный ход из погреба, который находится под полом кухни, в это ответвление и  замаскировал дверь, так, что ее из пещеры не видно. Копать ему пришлось не много – всего локтей пятнадцать. Труднее всего было укрепить свод и стены, но он и с этим справился. Все сделал сам, без помощников. Если ты меня любишь, я буду приходить к тебе в темное время через пещеру. Ночью у холма никого не бывает, кроме того, там растут деревья и кусты, так что меня никто не увидит, а если и увидит, то не узнает. Только ты по вечерам оставляй потайную дверь открытой, а утром, на всякий случай, снова закрывай. Хотя в эту пещеру никто никогда не заглядывает, но, как говорится, береженого Бог бережет. И я буду твоей всю ночь. Надо только не проспать рассвет, чтобы затемно уйти домой.

 В этот раз она уходила через погреб и потайной ход, чтобы показать ему дорогу. Иосиф сопровождал ее с масляной лампой в руке. Он проводил женщину до выхода из пещеры и они в последний раз поцеловались при свете звезд. На обратном пути он убедился в том, что дверь действительно искусно замаскирована, запер ее и вернулся в дом.

В ожидании Иешуа Афросиаб знакомился с городом и его обитателями. Вскоре он завел множество полезных знакомств среди простых людей, купечества и знати. Все называли его Иосифом и он сам привык к этому имени. Ирушелем оказался большим и красивым городом. Но больше всего поражал воображение огромный, поднимающийся ступенями к небу храм царя Ирода, который был виден с большого расстояния. Сложенный из огромных каменных блоков белого цвета, он имел, как говорят, сто локтей в длину, сто в ширину и сто двадцать локтей в высоту. Нижняя часть стен, обложенных золотыми листами, сияла на солнце так, что больно было смотреть. Здания, окружающие храм и построенные на огромной стене, тоже имели величественный вид. Внутрь вели десять ворот, которых на севере и юге было по четыре, а на востоке двое. И даже огромные ворота этого удивительного храма были украшены золотом и серебром. С верхней части самых больших ворот свешивалась золотая виноградная кисть величиной в человеческий рост. Затмить этот храм своей грандиозностью, но отнюдь не великолепием, могли, разве что, египетские пирамиды, но тогда Иосиф еще не знал об их существовании. Когда он рассказал Саломии о своих впечатлениях, связанных с осмотром храма, она сказала:

– Говорят, что Ирод был очень жестоким царем. На его совести тысячи смертей. Он даже родного сына казнил. Наверное, и храм решил построить, в надежде вымолить у Бога прощение за свои грехи. 

 В Ирушелеме был размещен шеститысячный отряд римских легионеров. Но в мелкие проблемы  римляне не вмешивались и всеми хозяйственными делами города правили местные начальники. Когда он попытался разобраться в верованиях народа Палестины, то понял, что по-настоящему единой веры здесь нет. Это, конечно, была не Индия с ее многочисленными божествами. Здесь верили в единого Бога но, тем не менее, в стране существовало множество сект, каждая из которых считала свою идеологию единственно угодной Богу. Иосиф понял, что задача, которая стояла перед Иешуа, еще труднее, чем он предполагал вначале. К Иешуа здесь относились по разному. Одни почитали Его как Мессию и посланника Бога, другие называли шарлатаном. Одни считали, что Его дар исцеления от Бога, другие говорили, что это от Нечистого. Больше всего сторонников у Него было среди бедноты, а больше всего врагов среди богатых и священнослужителей, которые видели в Его проповедях угрозу своему авторитету и благополучию. Это они распускали слухи, что Он хочет поднять восстание против Рима и сбирается объявить себя царем иудейским. Раввинов возмущало то, что Он не соблюдает древнюю традицию, запрещающую что-либо делать в субботу, что он по-своему толкует священное писание и многое, многое другое. Иешуа, в частности, говорил людям, что обязательное омовение перед входом в храм в специальных купальнях, за которое нужно каждый раз  платить, не нужно Богу. Царство Божие, по его словам, доступно всем людям не зависимо от выполнения ими формальных обрядов. Но доходы от купален шли главному жрецу – первосвященнику Каиафе, и другим священнослужителям, а проповеди Иешуа подрывали основы их финансового благополучия.

Нарушитель спокойствия появился в Ирушелеме через три недели после приезда Иосифа. Он пришел в город в сопровождении своих учеников и целой толпы народа, которая росла по мере продвижения от окраины к центру. Иосиф тоже вышел Ему навстречу и ученики Пророка были немало удивлены, когда увидели, как Учитель обнимается с незнакомым им человеком, да к тому же, по виду, чужеземцем. Иосиф предложил Ему поселиться в арендованном им большом доме, но оказывается, Иешуа уже ждали в нескольких домах его горячие последователи. Через несколько дней он все же посетил «младшего брата». Пророк пришел один, и они долго беседовали, обмениваясь впечатлениями. Иосиф рассказывал о своем путешествии в западную Африку, Иешуа о своих странствиях по родной стране и о трудностях, с которыми приходится сталкиваться.

– Здесь мне легче проповедовать, чем в Назарете, – говорил Он, – потому что здесь меня никто не знает, точнее не знал раньше. А когда я учил в храме в родном городе, они слушали меня лишь до тех пор, пока принимали за иноземца. Когда же узнали, что я сын местного плотника, они не захотели больше меня слушать и чуть не побили. По их мнению, мудрость сосредоточена где-то там далеко за морями и горами, и принести ее может только человек из тех дальних стран. Никто не может быть проком у себя на родине. Можно сказать, что и в своей семье нет пророка. За мной пошли чужие люди, а также мои двоюродные братья и сестры, а родные братья меня не слушают. Только мать меня понимает.

Недавно мать рассказала, что когда я родился, посмотреть на меня пришли три пожилых странника. Она до сих пор помнит их слова. Один из них сказал, что этот ребенок будет любить Бога. Второй сказал, что Бог будет любить этого ребенка. А третий сказал, что этот ребенок и есть Бог. Я думаю, он имел в виду, что ребенок станет подобным Богу. Я неустанно повторяю своим ученикам и всем остальным, что каждый из них есть тень Бога. Каждый может стать подобным Богу, если будет вести праведную жизнь. Если изгонит из своего сознания злость, жадность, зависть. Если направит свои помыслы не на бессмысленное стяжательство, а на развитие духа. Если его сердце наполнится любовью. Каждый сможет творить то, что я творю. Но люди жестоки. У них жестокие законы. Они сотворили себе Бога по своему образу и подобию – такого же жестокого и безжалостного, как они сами.

– Да они жестоки, неблагодарны и не хотят ничего менять в своих освященных веками обычаях, – сказал Иосиф. – Может быть, за тобой пойдет молодежь, да и то не вся. А люди в возрасте не любят ничего нового. Куда проще жить по заранее установленным законам и ни о чем не думать. У них в священных книгах расписан каждый шаг от рождения до смерти. Думать не надо. Зачем ломать голову? Лучше поступать как все, а если в чем сомневаешься, иди к раввину. Он в своих книгах найдет ответ на любой вопрос. В общем, тебе не позавидуешь, намучаешься Ты с ними.

Помолчав минуту, Иешуа сказал:

– Положение серьезней, чем ты думаешь. Их надо спасать. Дело идет к тому, что их постигнет та же участь, которая выпала на долю предыдущих рас Земли. Очень не хотелось бы этого. Они все же подают надежду. У них больше шансов, чем у их предшественников. Так считает и Иерархия. Нужно действовать, пока Отец не принял решения. Пока еще не потеряна возможность спасти эту расу, поэтому я здесь и мои мучения не должны приниматься во внимание. Создатель верит, что это многообещающая ветвь.

В течение следующих нескольких  месяцев Иосиф не раз принимал в своем доме Иешуа и одного, и с матерью, и со всеми его учениками. Иногда набивался полный двор людей, которые хотели послушать слова Пророка, но не все умещались внутри. Однажды Иосиф заметил, что один из пришедших не столько слушает, сколько интересуется замком и прочностью двери сарая, где хранилась часть товаров. Когда этот человек, оглядевшись и видя, что все взгляды устремлены на проповедника, и никто на него не обращает внимания, энергично подергал замок, видимо проверяя прочность петель, Иосиф подошел к нему и сказал:

– Напрасно ты тронул замок. Он заговоренный и у того, кто за него возьмется, будут большие неприятности. Хорошо, что ты недолго за него подержался, ты не сможешь ничего делать этой рукой только одни сутки. А у того, кто возьмется за него с дурными намерениями и попытается открыть или сломать, обе руки отнимутся навсегда.

– Да я… я только…   только посмотреть, – забормотал мужчина, чувствуя, что его правая рука повисла плетью.

– Лучше послушай, о чем говорит Пророк, – посоветовал Иосиф и отошел.

Наблюдая за этим человеком издали, он видел как тот сначала попытался с растерянным видом поднять левой рукой правую, а затем быстро удалился. Правая рука его безжизненно висела.

– «Побежал рассказывать о постигшем его несчастье своим сообщникам, – усмехнувшись, подумал Иосиф. – Эти теперь вряд ли сунутся, но найдутся другие охотники до чужого добра».

Той же ночью, лаская Саломию, он рассказал ей эту историю и попросил достать для него хорошую собаку. Пусть охраняет двор ночью.

– Собаку я тебе приведу, это не трудно, а ты напрасно пускаешь в дом всякий сброд, который собирается слушать этого сумасшедшего пророка.

– Почему ты считаешь его сумасшедшим?

– Да разве нормальный человек станет говорить против раввинов и против священного писания. Я слышала, что его сбираются убить и поделом ему, пусть не мутит народ.

Иосиф не стал ее переубеждать, а она спросила:

– А у этого мужчины и вправду отнялась рука?

– Истинная правда – подтвердил он.

– Значит, ты колдун и можешь сделать так с любой женщиной, чтобы она не могла сопротивляться?

– «У кого, что на уме»! – подумал Иосиф, а вслух сказал, улыбаясь: Но ты же и так не сопротивляешься!

С этими словами он поцеловал ее огромные глаза, потом обе груди  по очереди, а она с тихим стоном проговорила:

– Я и без всякого колдовства не в силах тебе отказать. Я говорю о других женщинах.

– А для других женщин у меня есть специальный колдовской прием, – таинственно прошептал он. 

– Какой?   
            
– А вот такой!

Иосиф надолго приник губами к ее  шее и отправил обе ладони в ласковое путешествие по самым чувствительным местам женского тела. А Саломия вздыхала, шепча, что против такого колдовства не устоит ни одна женщина. И ее правота немедленно подтвердилась к обоюдному удовольствию. Позже, слушая, как она спокойно дышит во сне, он думал о ее словах, сказанных по поводу Иешуа. Ему уже приходилось слышать угрозы по адресу Пророка и в последнее время они раздавались все чаще. Над Ним явно сгущались тучи.

При следующей встрече он заговорил с Иешуа о том, что его жизни угрожает опасность. Трудно сказать, откуда она грозит больше, со стороны официальных властей или со стороны фанатично настроенных приверженцев древних традиций. Удара можно ждать отовсюду. На это Старший Брат ответил так:

– Я об этом знаю. Это не имеет значения. Важно только как можно больше успеть до того, как это случится. Мне известно, сколько сторонников должно быть у моего учения, чтобы оно не умерло вместе со смертью этого тела. До этого числа осталось не так много. Я должен успеть. Еще одно усилие, еще раз обойти землю Палестины и  количество людей поверивших мне, вырастет настолько, что мои идеи останутся жить в веках, как бы ни старались искоренить их власть имущие.
И он снова покинул Ирушелем, а Иосиф вплотную занялся своими купеческими делами. Он планировал поездку за медью и опиумным маком, который высоко ценился в азиатских странах, и к ней нужно было готовиться уже сейчас. Иешуа вернулся в начале пасхальной недели. Он въехал в Ирушелем верхом на осле сопровождаемый толпой народа и город опять забурлил.

Слава пророка быстро росла и так же быстро росла надвигавшаяся на Него угроза, особенно после того, как он учинил погром во дворе храма, разгоняя менял. Иосиф чувствовал, что вот-вот случится непоправимое и, конечно, это чувствовал Иешуа. На дружеский совет временно покинуть страну, Он отвечал категорическим отказом. Повлиять на Его решение не могли ни ученики, ни мать.

Вечером в последний четверг перед Пасхой Иешуа и все двенадцать его учеников собрались в доме Иосифа. Пророк собственноручно обносил всех вином из той драгоценной чаши, которую подарил ему один из индийских царей и говорил о том, что теперь они уже сами готовы нести людям Свет не только в Иудее, но в ближних и дальних странах. Если ему предназначено уйти, он будет спокоен за свое учение. Голос его был тих, а глаза более грустны, чем обычно. Иосиф предлагал переночевать в его доме, но Иешуа казал, что будет спать вместе с учениками в саду в Гефсимании. Он уходил из дома последним. Крепко обнял Иосифа и сказал, что сумку со своими нехитрыми пожитками оставляет у него.

А  ночью Его арестовали. В доме главного жреца храма первосвященника Каиафы, куда его привели, собрались старейшины, служители храма и законники. Суд был коротким, неправедным и незаконным. Во-первых, он происходил ночью, во-вторых, не в судебном зале, а в частном доме, в-третьих, в праздничный день. И то, и другое, и третье было грубым нарушением закона. Но все уже было решено заранее и, соблюдя лишь внешние приличия, Пророка приговорили к смерти. Иудеи не имели права казнить кого-либо без разрешения Рима, поэтому на второй день Его повели во дворец, который обычно занимал  Понтий Пилат, когда приезжал в Ирушелем. Постоянно правитель Иудеи жил в Кесарии на берегу Внутреннего моря. В этот раз он приехал на празднование Пасхи. Что там происходило, Иосиф не знал. Он стоял в большой толпе, собравшейся у резиденции правителя Иудеи. Когда из ворот вышли обвинители, в толпе прошел слух, что Пророк приговорен к распятию. Услышав это, Иосиф содрогнулся. Иешуа вышел в сопровождении стражи римских воинов. Его повели к месту казни и толпа, следующая за Ним, стала быстро расти. Вскоре легионерам пришлось расчищать дорогу от людей, выходивших из домов на узкие улицы впереди процессии. Иосиф не пытался пробраться ближе к пороку, он мог общаться с Ним на уровне сознаний.

– «Старший брат мой, – мысленно обращался к Нему Иосиф, – покажи этим скотам свою силу, преврати их в стадо свиней. Или позволь мне вступиться за тебя. Я буду гнать их пока они не выбьются из сил и не подохнут».

– «Не смей, я запрещаю тебе это. Они не скоты, они люди. Смотри, многие из них плачут. Они любят меня, – отвечал Иешуа».

– «Но посмотри, как мало тех, кто плачет и как много тех, кто радуется».

– «Тех, кто любит  меня, будет становиться все больше и те, которые сейчас смеются надо мной, раскаются. Время придет. Не ходи на место казни, я не хочу, чтобы ты это видел. Мне понадобятся все силы, и мне будет труднее, если я увижу тебя.  Еще одна просьба –  забери отсюда мою мать. Уведи ее к себе. Она не должна это видеть. Скажи ей, что такова моя воля».

– «Я подчиняюсь, Старший Брат, ты знаешь, что делаешь. Я вижу мать Марию, она идет за тобой. Я постараюсь уговорить ее уйти».

Иосиф протиснулся к Марии, взял ее под руку и сказал, что сын просит ее уйти.

– Я знаю, – проговорила женщина сквозь слезы. – Я «слышала» ваш «разговор», спасибо тебе. Раз Он так хочет, я пойду с тобой. Только не надо к тебе, я хочу домой.

И Иосиф отвел ее на квартиру, которую она снимала, а сам вернулся домой. Сначала он чувствовал все, что происходит на месте казни, но потом Иешуа, не желая причинять ему страдания, отключился от его сознания. Около шести вечера он услышал голоса людей, возвращавшихся с места казни. Иосиф вышел на улицу и узнал, что Пророк умер на кресте.

В это время подошел двоюродный брат Пророка Яков и, едва сдерживая слезы, стал говорить, что брата казнили как преступника и даже похоронить Его не дадут, как доброго человека, т. к. преступников хоронят в особых могилах. А поскольку завтра суббота, то тело будет висеть еще сутки и  хищные птицы изуродуют лицо Иешуа.

– Надо попросить о милости римского наместника, – как бы размышляя, проговорил Иосиф. – Может быть, он позволит забрать тело для погребения.

– Кто я такой, чтобы идти к самому наместнику, и кто меня к нему пустит, – с безнадежностью в голосе сказал Яков. – Да и говорить с такими людьми, как Понтий Плат я не умею.

– Пойдем-ка с тобой вдвоем, – предложил Иосиф. – Заходи в дом. Сейчас я напишу прошение.

Взяв самый тонкий пергамент, он сел за стол. Четким красивым почерком по латыни  написал записку. После стандартного почтительного обращения в ней говорилось, что он Афросиаб Адини из рода царя Дария первого, просит принять в качестве дара семейную реликвию – перстень, некогда принадлежавший великому царю, а также просит позволить ему устно изложить свою просьбу.

После этого он надел самое богатое из своих одеяний, чтобы произвести впечатление на охрану, и они с Яковом направились к резиденции наместника римского императора. Солнце уже склонилось к закату, стало не так жарко и на улицах появилось больше народа. Тут и там  группы людей обсуждали подробности казни Пророка. Для многих это было просто интересное зрелище, но было много тех, кто сочувствовал казненному, и осуждал содеянное властями. Многие раскланивались с Иосифом. Одни потому, что были знакомы, другие просто из уважения к его богатой одежде. Подойдя к воротам в стене окружавшей резиденцию, Иосиф попросил стражников вызвать начальника охраны. Один из стражников ушел и скоро вернулся, сказав, что начальник выйдет. Ждать пришлось долго. Несмотря на вечерний час в этом месте, где не было тени, жара, все же, допекала. Наконец вышел внушительного вида центурион и спросил, что ему нужно. Иосиф подал ему перстень и пергамент с просьбой передать это правителю. Начальник стражи изумленно взглянул на драгоценную вещь, на просителя и его спутника, но ничего не сказал и удалился. Снова пришлось ждать. Но вот открылась дверь, и появился центурион. Он знаком приказал следовать за ним. Прошли по выложенной каменными плитами дорожке между двумя рядами молодых деревьев, поднялись по широкой лестнице и, пройдя несколько помещений, оказались перед высокими двустворчатыми дверями, которые охраняли два огромных нубийца, вооруженных копьями и короткими мечами. При появлении начальника они отсалютовали движением копий. Центурион вошел первым и через минуту позвал посетителей. Зал, где они оказались, был небольшим. У противоположной стены, слева от ряда окон стоял стол, на котором лежали пергаменты, стоял письменный прибор и два золотых канделябра со свечами. Понтий Пилат сидел в кресле почему-то не за столом, а рядом с ним у окна. Это был рослый мужчина, уже не молодой, лысеющий, но, кажется, еще полный сил. Одет в белую тогу с пурпурной каймой и белую тунику, на которой виднелась такая же кайма – символ власти. Наместник императора рассматривал перстень, поворачивая его под разными углами в луче солнца, пробивавшегося между двумя кипарисами, длинный ряд, которых рос вдоль стены дворца. Луч, отражавшийся от граней изумруда, рассыпался по суровому лицу Пилата зелеными искрами. Оторвав глаза от камня, Пилат жестом отпустил начальника стражи и, не обращая внимания на бедно одетого Якова,  сказал Иосифу:

 – Подойди ближе.

Иосиф сделал несколько шагов и остановился на почтительном расстоянии.

 – Перстень действительно принадлежал царю Дарию?

 – Так гласит наша семейная легенда проконсул, – почтительно с поклоном ответил он.
 – Время проконсулов прошло, называй меня просто правитель.

 – Слушаюсь, правитель.

 – Что здесь написано на внутренней стороне?

 – Там написано: «Цари – над людьми, Боги – над царями».

Правитель Иудеи неопределенно хмыкнул и спросил:

 – Как тебя зовут?

 – Мое полное имя Афросиаб Адини. Я купец и здесь меня зовут Иосиф, так им удобнее.

 – А кто этот?

 – Это Яков брат казненного Пророка.

 – Ну, он, я  вижу, местный, а ты, что же, перс?

 – Перс с примесью арамейской крови.

 – Персы всегда были врагами Рима, – мрачно проговорил наместник.

 – Прости меня правитель, но разве у Рима когда-нибудь были друзья?

Пилат в упор посмотрел в глаза дерзкому посетителю и сказал, слегка повысив голос:
 – Риму не нужны друзья. Что ты хочешь, перс?

 – Правитель, – заговорил Иосиф, как можно уважительнее, – распятый сегодня пророк скончался. Он не разбойник, не совершил ничего плохого и не заслуживает, чтобы его тело терзали хищные птицы. Я, от имени семьи и в присутствии брата покойного, прошу твоего разрешения снять его тело и совершить обряд погребения.

 – Ах, ты о галилеянине. По-твоему, его казнили несправедливо?

Голос наместника зазвучал властно и в нем возникли железные нотки. Приближенные вздрагивали и сжимались, услышав этот звук железа и увидев, как начинает краснеть шрам на лице правителя. Этот шрам он получил в битве на реке Рениус5. Копье германца наискосок пробило позолоченную боковую пластину шлема и навсегда оставило свой след на лице. Но Афросиабу не нужны были эти приметы. Еще до их появления он уже видел как серая спираль гнева начала раскручиваться в ауре Пилата.

– Ты дерзко разговариваешь со мной, перс, и можешь оказаться рядом со своим пророком.

Силой своего сознания Афросиаб рассеял, уже начинающий чернеть серый вихрь и сказал спокойно:

 – Прости меня правитель, если я сказал лишнее, но я думаю, ты не так жесток, как о тебе говорят.

На лице Пилата появилась странная ухмылка, и он сказал, бросив более мягкий взгляд на посетителя:

 – Ты говоришь, как галилеянин. Он даже назвал меня добрым человеком. По правде говоря, он мне не показался опасным для Рима.

 – Ты мог бы…

 – Знаю, что ты скажешь, – перебил Пилат, – но моя власть не так безгранична, как все вы думаете. Эти старцы из синедриона его ненавидят. Они тут брызгали слюной и трясли бородами, требуя его смерти. При упоминании его имени у них глаза делаются, как у бешеных собак….– помолчав немного, он продолжал: – На границах империи неспокойно, варвары поднимают головы. Здесь на меня постоянно пишут доносы императору. Риму не нужны беспорядки в Ирушелеме. В конце концов, это их пророк и пусть делают с ним, что хотят.

Ни Пилат, ни те, кто добивался смерти Пророка, даже представить себе не могли, каким могуществом обладал этот скромный человек, которого они казнили. Афросиаб мог бы сказать Пилату, что ни он, ни все легионы Рима не смогли бы причинить ни малейшего зла Пророку, если бы он сам не решил принести себя в жертву. «Всемогущий» наместник римского императора пришел бы в ужас, узнав, на что способен даже он – Афросиаб, не обладающий и сотой долей того могущества, которым владел распятый Пророк. Но Афросиаб только тихо проговорил, как бы про себя:

 – Мертвый он может оказаться опаснее для Рима, чем живой.

 Пилат услышал и сказал:

 – Не знаю, что ты имеешь в виду, но дело сделано.

 – Да, правитель сделано черное дело, и я прошу отдать нам тело для погребения.
Пилат встал и сказал миролюбиво:

 – Ладно, можете похоронить своего пророка. Я сейчас пошлю распоряжение. А перстень… он прекрасен. Такая реликвия должна храниться у того, кому она принадлежит по праву. – Он шагнул навстречу Афросиабу, протягивая руку с перстнем и, отдавая, сказал:

– Идите!

Афросиаб выразил свою благодарность в самых изысканных выражениях, а Яков только поклонился, пробормотав что-то неразборчивое. Не исключено, что это было проклятие. За дверью стоял Центурион, который и проводил их до ворот. За воротами к Якову, смущенному непривычной обстановкой дворца и напуганному видом грозного правителя Иудеи, наконец вернулась речь и он стал благодарить своего спутника. Афросиаб нашел одного из учеников Иешуа, некоего Симона и сказал:

– Правитель разрешил похоронить тело пророка. Сейчас он пошлет приказ тем, кто охраняет место казни. Сообщи об этом матери Марии, и соберите с Яковом  несколько человек, чтобы перенести тело к моему дому.

Часа через два скорбная процессия подошла к дому Иосифа. Тело Пророка принесли на руках его ученики в сопровождении целой толпы людей. Среди сопровождавших была мать, двоюродные братья и сестры Иешуа. Иосиф получил разрешение матери положить тело ее сына в пещере холма, расположенного сразу за домом. Взяв зажженные факелы, тело внесли в пещеру, и он показал на каменный выступ. Плачущие женщины постелили на выступ кусок холста, и ученики положить на него тело. Затем Иосиф подошел к находившемуся среди толпы человеку, по имени Никодим. Он знал его, как искреннего последователя Пророка. Дав ему деньги, Иосиф попросил как можно скорее купить и принести сок алоэ и смирну. Как только все это было доставлено, Иосиф поручил женщинам обильно смазать составом раны Иешуа. Это было удивительно и непонятно, потому что так надлежало поступать с живым, а не с мертвым. Однако никто не возразил. Все знали об особой дружбе этого чужестранца с покойным Пророком, и молча выполнили его просьбу. После этой процедуры сосуды, в которых осталось еще много жидкости, оставили рядом с телом, и по требованию стражи, которая сопровождала процессию от лобного места, все покинули гробницу. Скоро наступит суббота, когда верующим

запрещено выполнять какую-либо работу, и  гробницу, по приказу первосвященника полагалось надежно закрыть до наступления первого дня недели – воскресенья. Стражники, с помощью других  мужчин, подкатили к входу огромный плоский камень. Десяток человек не без труда поставили его ребром и, таким образом закрыли вход. Охранять его оставили троих стражей. Таково было приказание первосвященника, подозревавшего, что последователи Пророка могут выкрасть тело, а затем заявить, что он, якобы, воскрес. Этому надлежало воспрепятствовать, чтобы доказать, что казненный никакой не Пророк, а обыкновенный мошенник. Толпа еще долго стояла у подножья холма, постепенно рассеиваясь. Остались только родственники и ученики. Но, когда стало темнеть, родственники увели домой убитую горем мать, а за ними ушли и ученики. У могилы остались только стражники.

Ночью Иосиф  покинул свое тело, а когда вернулся, он уже знал, что нужно делать. Утром в субботу он спустился в погреб и потайным ходом проник в пещеру. При нем был отрезок белого льняного полотна такой длины, чтобы можно было завернуть все тело. При свете нескольких свечей он покрыл тело Иешуа оставшимся со вчерашнего дня составом. Запрет работать в субботу на Иосифа не распространялся. Он не был иудеем. Да, если бы и был, кто мог его увидеть в глубине пещеры. Разве что Бог, но этот закон придуман людьми, а не Богом. Израсходовав весь состав, он тщательно обмотал полотном все тело с головы до ног. Внимательно осмотрел, поправил кое-где и, прошептав: – Я буду ждать тебя, Старший Брат, – покинул пещеру.

Настала ночь с субботы на воскресенье. Не задолго до рассвета Иосиф проснулся. Теперь уже скоро… Трудно сказать, сколько длилось ожидание, но в какой-то момент он понял – пора. Быстро встал, зажег лампу, взял теплый шерстяной плащ, прошел в погреб и спустился в подземный ход. Он остановился у поворота. Отсюда уже можно было различить завернутую в белую ткань фигуру,  до которой едва доставал колеблющийся свет лампы. Иосиф поставил лампу на камень и положил плащ. Вдруг, послышался низкий гул. Казалось, он шел снизу. Земля под ногами несколько раз вздрогнула и снова воцарилась тишина. И вот, откуда-то сверху, из непостижимых глубин Вселенной, пробив земную атмосферу, бесшумно опустился столб фиолетового света. Сквозь камень и толщу земли над пещерой он прошел, как сквозь прозрачное стекло. Свет накрыл распростертое на каменном ложе тело, и оно само стало излучать фиолетовое сияние. Это сияние становилось все ярче, и по мере увеличения яркости, фиолетовый свет переходил в сиреневый, затем в розовый, затем в белый. Белое сияние стало таким ярким, что не в силах вынести его, Иосиф сначала закрыл глаза ладонями, потом попятился за выступ камня и повернулся лицом к стене. Так он стоял, пока не почувствовал, что ослепительное сияние стало ослабевать. Осторожно открыв глаза, подождал, пока свет еще больше потускнел, и лишь тогда осмелился выйти из своего укрытия. Фиолетовый столб исчез, но тело продолжало испускать сияние, и по нему от головы к ногам прокатывались световые волны, постепенно затухая. Когда свечение прекратилось полностью, Иосиф взял лампу и приблизился к ложу, на котором лежало тело Пророка. Он осторожно развернул край ткани, освобождая  лицо. Иешуа лежал все так же неподвижно, но его щеки слегка порозовели, а может быть, это только казалось. Во всяком случае, исчезла желтизна, так характерная для мертвого тела. Иосиф положил ладонь на Его лоб и почувствовал слабое тепло. Тогда он сел рядом и молча стал ждать. В пещере стояла мертвая тишина, не нарушаемая ни шелестом листвы, ни шорохами, характерными для ночных часов там, на поверхности земли. Единственным звуком было слабое потрескивание горящего фитиля. И в этой тишине Иосиф услышал свое имя:

– Иос! – так сокращено называл его только Он.

Иосиф повернул голову в сторону, откуда прозвучало его имя, и на его лице появилась счастливая улыбка. Это свершилось! На него смотрели живые, как всегда немого грустные, глаза Пророка.

– Иос, я вернулся, – тихим голосом проговорил Иешуа.

– Я ждал тебя, Старший Брат. Ты не представляешь, как я рад твоему возвращению, – сказал Иосиф.

– Мне холодно.

– Сейчас, сейчас, потерпи немого, я размотаю покрывало и укрою тебя плащом.

Он осторожно разматывал белое полотно, приподнимая и поворачивая тело, после чего завернул его в плащ.

– Так теплее, – сказал Иешуа. – Я еще немного полежу, наберусь сил и встану. Где это мы находимся?

– Я предложил положить твое тело в пещере у моего дома. Они привалили вход огромным камнем, чтобы тело не украли твои ученики и родственники. Но никто не знает, что из моего дома есть потайной ход в эту пещеру. Его прокопал покойный муж вдовы, у которой я арендую дом. Он был сборщиком налогов и боялся мести. О тайном ходе мне рассказала Саломия – его вдова.

– А зачем она тебе это рассказала? – спросил Иешуа голосом, в котором угадывались насмешливые нотки.

Иосиф несколько замешкался с ответом, но Иешуа сам ответил за него с тихим смехом:

– Знаю зачем. Она к тебе ходит по ночам, чтобы не видели соседи. Ладно, может быть, пойдем в дом, а то здесь все же холодно.

– А ты сможешь идти?

– Раны болят, но я попробую, а ты мне поможешь.

Иосиф помог Ему встать, и они медленно двинулись вперед, пригибаясь под низким потолком. Увидев, как Иешуа ступает босыми ступнями по острым камням валяющимися под ногами, Иосиф ругнул себя за то, что не догадался захватить с собой сандалии. Он предложил отдать свои, но Иешуа отказался, сказав, что дойдет и так. Труднее всего было подняться по лестнице в кухню. Ноги еще плохо слушались Иешуа, но общими усилиями они преодолели и это препятствие.

– Налей мне немного вина, я выпью и лягу, а ты зажги огонь в очаге.

Иосиф быстро приготовил постель и принес вино. Иешуа сделал два-три глотка и лег. Укрыв его теплым одеялом, Иосиф стал растапливать очаг. Когда пламя заиграло красными и желтыми языками, излучая долгожданное тепло, он обернулся к ложу и увидел, что Пророк спит. Тогда он вернулся в пещеру и забрал ткань, в которую было завернуто тело казненного ибо, когда он ее разворачивал, то увидел при слабом свете лампы странные темные и светлые пятна на ткани. Раньше ткань была чистой и совершенно белой. Откуда взялись эти пятна и что они ему напоминают? В этом надо разобраться. Вернувшись в дом, он аккуратно свернул  полотно и положил в одну из дорожных сумок, чтобы потом рассмотреть при дневном свете.

В эту ночь, как и в предыдущую, стражники, охранявшие вход в пещеру, разожгли костер неподалеку от входа и стали греться. Под утро двое из них заснули, но третий продолжал бдительно нести свою службу. Перед рассветом он услышал низкий гул и стал вертеть головой, стараясь определить его источник. Затем земля вздрогнула, и раздался глухой удар, будто упало что-то тяжелое. Повернувшись на звук, охранник увидел, что камень, закрывавший вход в пещеру, от сотрясения отвалился. В ту же минуту с неба на холм опустился столб фиолетового света.

Пораженный и напуганный таинственным зрелищем, страж стал будить свих товарищей. Проснувшись, они сначала уставились, объятые ужасом, на удивительный свет, внутри которого вращались вихревые спирали, а через несколько мгновений пустились бежать проч. Отбежав довольно далеко, они вынуждены были остановиться, чтобы перевести дух. Оглянулись и еще успели увидеть, как погас этот таинственный небесный сет. Но световой столб не просто погас весь одновременно, он как бы втянулся в какую-то точку небесного свода, укорачиваясь снизу вверх. При этом всем троим показалось, что двигавшиеся внутри столба причудливые вихри, в какой-то момент, приняли очертания человеческой фигуры, устремившейся ввысь, туда, где яркие звезды переливались разноцветными огнями в черноте ночного неба. Перепуганные невиданным зрелищем стражи стали молиться.

Они вернулись к холму лишь, когда рассвело, и застали там женщин пришедших, чтобы по обычаю, умастить тело благовониями. Боясь наказания своего начальства, все трое утверждали, что все время находились поблизости и не спускали глаз с входа в пещеру. Они же рассказали женщинам, и пришедшим вслед за женщинами ученикам Иешуа, что видели, как Пророк вознесся на небо в столбе света. И действительно, женщины, спустившиеся через открытый вход в пещеру, увидели, что она пуста. На том каменном выступе, где в пятницу положили казненного, осталась только смятая подстилка. Рядом стояли пустые сосуды из-под алоэ и смирны. Тело Пророка исчезло. Вслед за женщинами насмелились спуститься вниз и отважные стражи. И они убедились в том, что пещера пуста, о чем поспешили доложить начальству, утверждая, что ни на шаг не отходили от охраняемого входа. На место прибыли, начальники храма, старшины и другое начальство.

Стражи начали, было, рассказывать первосвященнику о чудесном свете и о вознесении Пророка, но с первых же слов им было приказано замолчать. Их отвели в сторону и под страхом страшного наказания приказали держать язык за зубами. В тот же день всех троих вызвали к начальству и объяснили, что если им дорога жизнь, они должны раз и навсегда забыть о том, что якобы видели этой ночью, потому что в действительности этого не было и быть не могло. Все это им показалось а, скорее всего, было сатанинским наваждением. Когда их спросили, рассказывали ли они об этом видении кому-нибудь еще, все трое в один голос заверили, что не говорили ни одной живой душе.

 А к месту захоронения Пророка шли все новые и новые люди. Женщины, пришедшие первыми, вновь и вновь рассказывали им со слов стражей о чудесном вознесении Пророка на небо. То же самое рассказывали и ученики Пророка. Вскоре чуть ли не весь город знал о том, что несколько женщин и все двенадцать учеников Пророка были свидетелями Его чудесного вознесения на небеса. И никакие старания раввинов, горячо разъяснявших и в храме, и за его пределами, что это всего лишь беспочвенные слухи, распускаемые глупыми людьми, не могли поколебать уверенности большинства жителей Ирушелема, а затем и других городов и поселков в чуде, свершившемся в святом городе.

 Иешуа два дня приходил в себя. На второй день Иосиф оповестил мать о воскресении сына, и она побывала в его доме в сопровождении еще двух женщин, преданных Пророку. На третий день уже окрепший Иешуа попросил позвать учеников. Иосифу удалось  собрать всех двенадцать. Растерянные, потерявшие опору ученики собрались, не понимая, зачем их звали, и нужно было видеть их лица, когда в комнату, где они находились, вошел живой Учитель. Сначала они потеряли дар речи и молча уставились на «покойника». Иешуа заговорил с ними, обращаясь к каждому по имени, и его ученики стали понемногу приходить в себя. Когда же, наконец, поверили, что он не призрак, окружили его, трогали руками, чтобы убедиться в этом, говорили все сразу, и обнимали любимого Учителя. В эти и последующие дни между Иешуа и Иосифом не раз состоялся серьезный разговор и у Иосифа дома, и на квартире матери, куда под покровом ночи перебрался Иешуа. Иосиф просил Его остаться, но Он сказал:

– Из-за меня ты перестал встречаться с Саломией. Она страдает. Я вижу в спальне ее фантом. Нельзя так обращаться с женщиной. У нее и так не было счастья в жизни. Что она видела совсем юная за старым мужем.

– Но я все равно скоро покину Ирушелем, – оправдывался Иосиф.

– Когда ты уедешь, тут уж ничего не поделаешь, а пока пусть хоть недолго будет счастлива.

– А почему бы ей ни быть счастливой долго? – задумчиво глядя на Старшего Брата, спросил Иосиф.

– Как, по-твоему, можно этого достичь?

– Ну, например, посмотреть события ее жизни на пару лет вперед. Просмотреть связи с другими людьми. Может быть, удастся кое-что подправить, чтобы организовать ее встречу с хорошим человеком.

– Молодец! Ты правильно мыслишь, – похвалил Иешуа. – Только давай этим займусь я. Не обижайся, но, думаю, у меня это получится надежнее.

– И не подумаю обижаться, – горячо воскликнул Иосиф, – наоборот я буду тебе очень признателен. Она хорошая женщина и  достойна счастья.

– Если бы я мог сделать счастливыми всех хороших женщин и мужчин, – задумчиво проговорил Иешуа.

– Но ты ведь этим и занимался всю свою жизнь.

– Да, но плоды этих занятий появятся еще не скоро.

Уходя, Иешуа забрал свои вещи, которые хранились в доме, оставив в подарок Иосифу единственную свою драгоценность – серебряную чашу с изумрудами и рубинами. Иосиф пытался отказаться от такого дорогого подарка, но Старший Брат настоял, говоря, что хочет, чтобы у него что-то осталось на память, когда они расстанутся. При встрече через два дня Иешуа сказал:

– Все в порядке. Через два месяца твоя Саломия встретит хорошего человека, выйдет замуж и они будут счастливы.

– Он иудей? – спросил Иосиф.

– Да, он иудей, холост, никаких проблем не будет. Имя у него такое же, как твое здешнее – Иосиф, так что ей и привыкать не придется, – сказал Пророк, и на его лице расцвела улыбка счастливого человека.

Иосиф горячо поблагодарил Его и сказал:

– Когда результат виден сразу, это прекрасно. Жаль, что нельзя этого сказать о твоей основной работе. Ты столько трудился, проповедуя по всей стране, ты принес в жертву жизнь своего тела, но будет ли от этого прок? Мне кажется, что даже твои ученики не всегда тебя понимают, хотя ты втолковываешь им самым примитивным языком.  Подозреваю, что они, хоть и кивают головами, но так и не поняли, что такое, например, повторное рождение или реинкарнация.

 – Если они не поняли, это не их вина, а моя, – возражал Иешуа. – Это я должен объяснять им так, чтобы они понимали, должен найти нужные слова. Я ведь выбирал в ученики не самых образованных и талантливых, а тех, у кого чистая душа и доброе сердце. От одного пророка не трудно избавиться. Но у меня уже двенадцать самых близких учеников и тысячи людей, которые восприняли мое учение. Они понесут по всему миру мои слова и свет своей души. Их тоже будут преследовать, пытать и казнить, но их будет становиться все больше и больше и они победят.

– Но тебе здесь больше оставаться нельзя, – убеждал Его Иосиф. – Уходи. Если ты  начнешь опять проповедовать, тебя снова казнят. Они будут убивать тебя столько раз, сколько ты будешь воскресать. Они отрубят тебе  голову, разрубят на части, сожгут и развеют твой пепел по ветру. Они  будут придумывать все новые и новые способы убийства и никогда не остановятся. Они не стоят твоей жертвы. Они глупы, жадны и жестоки. Сколько человеческих потоков уже было на Земле, и все они зашли в тупик, так и не выйдя из животного состояния.

– Вот видишь, ты тоже говоришь, как они – «убивать тебя», как будто тоже думаешь, что можно убить меня, а не это временное тело, – с горькой усмешкой заметил Иешуа.

– Это потому, что, пребывая в теле, я в определенной мере, начинаю думать так, как они. Временами меня это пугает.

– Ничего, ты сумеешь это преодолеть.

– Ты говоришь, что ученики понесут твое учение людям, но люди извратят твое учение. Их вожди истолкуют его так, как им выгодно и все останется, как было.

 – Да, наверное, будет и это, но это пройдет. Я верю в них. У них неразвитые души, потому, что это человечество еще слишком молодо. Мы воплощаемся по земным меркам уже двести миллионов лет. Только здесь на этой планете мы воплощаемся уже тридцать миллионов лет, мы помним время, когда Земля была горячей и  пустынной, а им всего каких-то пара миллионов. Естественно, что они, как ты говоришь, глупы, жадны и жестоки. Но в этом человеческом потоке есть нечто, чего не было в предыдущих. Их, пока еще слабое сознание имеет огромный, фактически неограниченный резерв развития. Отец создал их сознание по образу своего. Я верю, у них большое будущее. Они поднимутся над своей животной сущностью, и я хочу им в этом помочь. Развивая свое сознание, каждый из них когда-нибудь сможет стать Богом.

 – Да, но когда это будет! Пройдут тысячелетия пока отдельные из них смогут подняться до такого уровня. А пока они, как ты сам сказал, создают себе богов по своему образу и подобию. Их боги так же безжалостны, тупы и кровожадны, как они сами.

 – Пусть тысячелетия, это совсем немного. Ты все это время будешь жить среди них и сам все увидишь. Только не старайся торопить события, плод должен созреть.

 – А хоть изредка можно?

 – Изредка можно, – улыбнувшись, сказал Иешуа, – но только изредка. А я приду, когда они будут готовы.

 – Придешь судить и карать, как написано в их священных книгах? – спросил Иосиф. При этом губы его сложились в подобие улыбки,  но глаза были грустными.

 – Не смейся над ними, они еще дети.

 – Эти дети распяли на кресте лучшего из людей, – с горькой усмешкой проговорил Иосиф.

 – Что делать, дети порой бывают жестоки.

 – Они сделают из тебя очередного идола, будут приносить жертвы и обращаться  к тебе со своими просьбами.

 – Пусть. Лишь бы это помогло изменить их  сознание. У этой ветви большое будущее. Творец верит в них.

 – До них уже были другие, и ты знаешь, что их пришлось уничтожить.

 – Да, это так. Поскольку они наделены свободной волей, они сами выбирают свой путь, и нельзя предугадать заранее, как они будут развиваться. Есть надежда, что эти пойдут правильной дорогой, и я должен помочь им выйти на нее.

 – И они тебя за это уже «отблагодарили», – с сарказмом заметил Иосиф.

 – Мне не нужна их благодарность, мне нужен результат, – сказал Иешуа.

 – С твоим именем на устах они будут убивать тех, кто верует иначе.

 – Может быть ты и прав, но мне кажется, я вижу свет в конце этого мрачного пути. Они обязательно выйдут на свет.

Они снова и снова возвращались к этой теме, и Иосиф каждый раз настаивал на том, что Иешуа должен покинуть Палестину. Самому Иосифу пришло время возвращаться домой, и он  предложил Старшему Брату поехать с ним. В конце концов, Иешуа согласился с его доводами. Подготовка к путешествию заняла около недели. Вместе с Пророком решили покинуть Палестину его мать и один из учеников по имени Фома. Последняя ночь с Саломией была жаркой и… грустной. Не обошлось без слез, но когда женщина заплакала, Иосиф, утешая ее, сказал, что скоро она познакомится и выйдет замуж за хорошего молодого человека. У них будут дети, и семья будет жить счастливо

– Кстати, у твоего нового мужа будет такое же имя, какое ты придумала для меня.

– Иосиф?

– Да.

– А откуда ты знаешь?
– Мне сказал Пророк, которого ты назвала сумасшедшим.

– Но ведь его распяли.

– Разве ты не слышала, что он воскрес?

– Слышала, но не знала правда это или нет.

– Это правда, несколько дней назад я разговаривал с ним о тебе и он мне все это сообщил.

– Господи, – воскликнула Саломия, – если это сбудется, я буду до самой смерти молиться за него.

– Сбудется, можешь не сомневаться. Это произойдет меньше чем через два месяца, – сказал Иосиф, целуя ее.

 Рано утром караван Иосифа Аримафейского тронулся в путь. Он сам, Иешуа и Фома ехали верхом на лошадях, а мать Мария сопровождала их в удобной повозке. Путь был нелегким и не скорым, но в Персиду и родной город Иосифа прибыли без потерь. Здесь Иосиф снова стал Афросиабом. Он поселил гостей в своем большом доме и обеспечил всем необходимым, а сам, после нескольких дней отдыха, стал готовиться к новому путешествию. На этот раз на остров Киттим 6 во Внутреннем море за медью и опиумным маком, который высоко ценился в странах Азии.

 Караван уходил как всегда ранним утром, но Иешуа, мать Мария и Фома были уже на ногах, чтобы попрощаться с гостеприимным хозяином. Спаситель крепко обнял Афросиаба и сказал, что возможно они не дождутся его возвращения, так как Он хочет идти дальше на восток. Он говорил, что благодарен судьбе за встречу с ним и всегда будет его помнить. Афосиаб сказал, что оставляет дом в полном их распоряжении, и попросил, в случае если они его покинут, поручить дом заботам родственника, с которым он заранее договорился и слуги, который остается с ними. Мать  Мария тоже обняла Афросиаба на прощанье, говоря, что за это время полюбила его как сына.

И снова за горизонтом скрылся родной дом, а впереди нелегкая дорога через Парфянское царство Месопотамию и Сирию к берегам Внутреннего моря. Последним пунктом на их сухопутной дороге был портовый город Арвад. Здесь Афросиаб и его спутники провели четыре дня в поисках подходящего корабля. Наконец нужное судно нашлось. Афросиаб сначала договорился о цене и маршруте со шкипером, потом попросил собрать всю команду до последнего человека. Его интересовало, нет ли среди команды одного или нескольких пособников пиратов. Такое нередко бывало и заканчивалось печально для нанимателя. «Просветив» сознание каждого матроса, он убедился, что никто из них не замышляет ничего дурного. Правда, шкипер категорически предупредил, что в случае нападения пиратов, члены команды не окажут им сопротивления. Никто из них не согласен погибать за чужое добро. Афросиаб сказал, что его люди, в случае нападения, будут защищать себя и груз своими силами.

– Сколько же у вас людей? – спросил шкипер.

– Пятеро, – ответил наниматель.

– Ну, с такой «армией» вам нечего бояться, – сказал шкипер, пряча усмешку в рыжую бороду.

Когда закончили погрузку товаров, люди Афросиаба не без труда втащили на палубу по наклонным доскам нечто величиной с лошадь плотно упакованное в прочную черную ткань. Шкипер и матросы с интересом смотрели на таинственное сооружение, но вопросов не задавали. Наниматель волен за свои деньги везти все, что ему вздумается. Еще до восхода солнца Афросиаб и пятеро его людей поднялись на борт. Тот час же был поднят парус и корабль отчалил при хорошем попутном ветре. Остальные люди и лошади, пришедшие с караваном, будут жить до возвращения корабля здесь на окраине города. Пошли курсом на северо-запад. Ветер, оставаясь попутным, еще усилился и, благодаря этому задолго до захода солнца достигли острой восточной оконечности острова Киттим. Обогнув мыс с севера, пошли вдоль видимого по левому борту берега, вслед за опускающимся солнцем. Пунктом назначения был город Соли на западе северного побережья острова. С наступлением темноты бросили якорь. Ночь прошла спокойно, качка почти не ощущалась. С восходом солнца подняли парус и продолжили путь. После полудня они должны по расчетам достичь оконечности северного мыса, обогнуть его и повернуть на юг. За поворотом до места назначения останется два-три часа хода. Но, похоже, счастье им изменило. Попутный восточный ветер, наполнявший парус, сначала стал стихать, а потом и вовсе сменился встречным. На западе заклубились  черные тучи, не предвещавшие мореплавателям ничего хорошего. Опытный шкипер сказал, что это начало шторма.

– Что будем делать? – спросил Афросиаб.

– Здесь неподалеку расположен городок Оргас. Там удобная бухта, правда, с очень опасным проходом. Сворачиваем туда, пока не поздно.

Проход в бухту был извилистым и шел между множеством рифов частично выступающих над поверхностью воды а частично невидимых. Шкипер приказал бросить якорь и разжечь на носу судна огонь в специальной жаровне. Обе команды были быстро выполнены, и вверх повалил черный дым, раздуваемый порывами усиливающегося ветра. Это был сигнал о том, что судно нуждается в лоцмане. В ожидании прошел почти час, но вот, наконец, показалась лодка с четырьмя гребцами и лоцманом. Поднявшись на борт, лоцман стал торопить матросов управлявших парусом, то и дело поглядывая на запад, откуда надвигался шторм. Стоя возле рулевого, он подавал команды, а в особо опасных местах сам становился за штурвал. Опасный фарватер прошли успешно и оказались в небольшой бухте, хорошо защищенной от ветра  окружающими ее скалами. А ветер разбушевался не на шутку, превратившись  в настоящую бурю. Там, за пределами бухты, где еще недавно находился корабль, пенились огромные волны.

В бухте был всего один небольшой причал, у которого стоял какой-то корабль. Как выяснилось позже, он требовал серьезного ремонта, и на скорый его уход рассчитывать не приходилось. Пришлось бросить якорь на середине бухты и добираться до берега на лодках. Высадив  Иосифа и его спутников, матросы вернулись на корабль. Оргас оказался небольшим городишком, но на берегу была харчевня и при ней гостиница. Грязноватая, правда, но выбирать было не из чего. Общались здесь на греческом и латинском языках. Афросиаб и его команда разместились в комнатах и отправились в харчевню. За столами сидели с десяток местных жителей и матросы с того корабля, который стоял у причала. Еду и напитки разносил сам хозяин и девушка –  его дочь. Мальчик лет тринадцати в вылинявшей рубашке и порванных штанах убирал объедки, вытирал столы и подметал пол. При этом он то и дело получал подзатыльники от ворчливого хозяина. Поев, все отправились отдыхать и крепко проспали до утра. Когда Афрсиаб, проснувшись, вышел наружу, от вчерашней бури не осталось и следа. Ярко светило солнце, голубое небо было безоблачным и на море полный штиль. Расспросив хозяина харчевни, он выяснил, что в городке насчитывается около двух тысяч жителей, имеется местный правитель, а также небольшой гарнизон римских легионеров. Оказалось, что отсюда до медных рудников даже ближе, чем из города Соли, а опиумный мак можно приобрести в селениях расположенных практически по пути на рудник. Это было превосходно.

Афросиаб нанес визит правителю города, вручил ему подарки и получил разрешение на беспрепятственное передвижение на расстояние до двух дней пути в любую сторону от города. Затем он нанес визит начальнику римского отряда. Богатые дары размягчили сердце сурового центуриона, командовавшего двумя сотнями обленившихся от долгого безделья воинов. Он обещал дать Афросиабу в сопровождение по острову десяток своих солдат для защиты от разбойников.

– Не маловато ли? – выразил сомнение гость.

– Это только из уважения к тебе, – пояснил военачальник. – Вообще-то, хватило бы и двоих. Местные не станут нападать на моих солдат. Они знают, что когда грабят своих, мы редко вмешиваемся. А нападение на солдат это уже мятеж против Рима. В таком случае возмездие будет скорым и жестоким. Так что поезжай спокойно, никто твой груз и тебя не тронет.

 Он оказался прав. Нанятый Афросиабом обоз беспрепятственно прошел весь путь до рудника и обратно. По дороге на рудник несколько раз отклонялись в сторону, чтобы закупить опиумный мак на близлежащих плантациях. Проходили порой по местам глухим и угрюмым, где встречали людей весьма подозрительной внешности. Однако при виде римских легионеров, бодро шагающих впереди обоза в полном вооружении, эти личности исчезали так же внезапно, как и появлялись. Скорее всего, это были соглядатаи разбойников. На обратном пути лошади с трудом тянули тяжело нагруженные телеги и в городок вернулись уже в сумерках. Если бы корабль стоял у причала, погрузка заняла бы не так уж много времени, а перевозить груз на лодках, по расчетам Афросиаба, видимо придется весь завтрашний день до самого вечера. Ужинали в харчевне и опять хозяин, не стесняясь гостей, то и дело давал мальчишке затрещины.

– За что ты его все время колотишь? – спросил Афросиаб.

– Если его не бить, он работать не будет – ленивая скотина, – ответил хозяин.

Поев, Афросиаб сказал что проголодался в дороге и пожалуй одного ужина ему будет мало. Попросил принести ему в комнату еще порцию супа, хлеб и жареную баранину, чтобы подкрепиться перед сном. Когда поздно вечером заведение закрылось, он вышел на улицу и увидел мальчишку, который сидел на каменных ступенях, ведущих к бухте. Афросиаб присел рядом с ним и спросил, как его зовут и почему он терпит такое обращение с ним хозяина харчевни. Мальчика звали Гитор, он был сиротой и работал на хозяина за скудное питание. Спал в кладовой, где хранились мешки с зерном и мукой.

– У тебя нет никого из родственников?

– Ни одной живой души.

– Ты есть хочешь?

– Я всегда хочу есть, – грустно ответил мальчишка.

– Пойдем со мной, у меня в комнате есть еда.

– Мне нельзя с тобой, если хозяин увидит, будет  бить. Он запрещает приставать к гостям.

– Тогда сделаем так, – предложил Афросиаб, – я вернусь в свою комнату, а ты приходи  чуть позже так, чтобы тебя никто не видел. Хорошо?

– Ага, – сказал Гитор.

Вскоре после того, как Афросиаб вернулся к себе, скрипнула дверь и в щель просунулась замурзанная физиономия. Афрсиаб посадил мальчишку за стол и подвинул к нему еду. Гитор с жадностью набросился на угощение, а когда он поел, Афросиаб спросил:

– Ты был когда-нибудь в море?

– Я люблю купаться, но это удается редко, только когда хозяин уезжает за продуктами. Его дочь меня отпускает, она добрая. А на корабле я никогда не был.

– Если хочешь, я заберу тебя с собой. Поплывем на корабле, потом поедем по разным странам. Я купец и много путешествую. Посмотришь мир. Я научу тебя искусству боя. Захочешь, станешь воином, или матросом, или купцом, как я, а здесь ты ничего не увидишь, кроме грязных столов и пьяных рож.

Гитор некоторое время растерянно смотрел на странного мужчину, потом несмело спросил:

– Это правда?

– Зачем мне тебя обманывать, ты же меня за язык не тянул, я сам предложил. Только хозяину ни слова и со мной при нем не заговаривай. Завтра мы погрузимся, ночью я отвезу тебя на корабль, а утром отчалим. Согласен?

– Согласен, только я не верю, – грустно сказал Гитор.

– Почему не веришь?

– Так не бывает.

– Бывает! Вот тебе моя рука. Иди к себе и спи спокойно. Это твоя последняя ночь в харчевне. Завтра будешь спать на корабле. – С этими словами он проводил мальчишку до двери, крепко пожав ему руку. Так у Афросиаба появился приемный сын.

Ночь накрыла остров и море, и все вокруг погрузилось в покой и сон. Затих даже ветер. В городке не видно было ни огонька. Окна харчевни и гостиницы тоже были темны. С громким храпом спал их грузный хозяин, тихо спала его собака, питавшаяся объедками со столов, спали постояльцы. Не спала только дочь хозяина в своей постели и Гитор в кладовке. Девушка мечтала о красавце женихе, которого у нее еще не было, а юный Гитор мечтал о морях и дальних странах.

Утром начали перевозить на лодках купленные товары. До обеда перевезли слитки меди и вздохнули с облегчением, так как это была самая тяжелая часть работы. Оставалось перевезти более легкий опиумный мак. Руководивший погрузкой и сам носивший товары, Афросиаб увидел что, спрятавшись за большим камнем, ему подает знаки руками Гитор. Он подошел и услышал следующее:

– Вчера хозяин посылал человека предупредить пиратов о том, что вы все погрузили и утром отплываете.

– Каких пиратов?

– Их корабль стоит в бухте вон там на западе. Они приплыли на четырех лодках шестнадцать человек и сейчас сидят в харчевне. Главный с красной повязкой на голове. Я слышал, как он говорил хозяину, что перед рассветом они подойдут на лодках, захватят ваш корабль и выйдут в море.

– Как же они собираются выйти из бухты без лоцмана да еще ночью?

– Пираты хорошо знают проход между скалами. Они прошли бы даже при свете звезд, а сейчас еще и луна светит.

– Ты молодец, Гитор! Не представляешь, какой ты молодец! Я был готов к встрече с пиратами в море, а к такому развитию событий совсем не готовился. Спасибо тебе, мальчик. Где находятся лодки, на которых они приплыли, знаешь?

– Знаю, вон за тем выступом горы.

– Ночью сможешь найти?

– Конечно, смогу.

– Когда все заснут, приходи ко мне в комнату и начнем принимать меры. А теперь беги, пока тебя не стали искать.

Афросиаб сел в одну из лодок, перевозивших грузы, поднялся на корабль и договорился со шкипером, что вся команда останется ночевать на корабле. На берегу оставят одну лодку, с помощью которой он Афросиаб и его люди ночью тоже переберутся на корабль. Отплывут, как только рассветет.

– А лоцман? – спросил шкипер.

– С лоцманом я договорюсь. На рассвете он будет на борту, – пообещал Афросиаб.

После этого он попросил у шкипера пару коловоротов для сверления отверстий. Весь необходимый для ремонта инструмент на любом корабле имелся и ему принесли то, что было нужно. Завернув коловороты в кусок парусины, Афросиаб отправился на берег. Затем он нанес визит лоцману, а после него отправился к римскому центуриону. Они проговорили около часа, выпили бутылку принесенного Афросиабом вина, и в руки центуриона перекочевал индийский кинжал гостя с резной рукояткой слоновой кости. Расстались они как старые друзья.

За ужином Афросиаб увидел всю веселую компанию. Это были отпетые молодцы с физиономиями, которые не сулили ничего хорошего. За поясами у всех были заткнуты кривые ножи. Афросиаб подумал, что такие молодчики вполне могут ночью бесшумно взобраться на борт и без особого труда перерезать горло всей команде. Пираты пили вино, громко смеялись и поглядывали на него с нехорошими усмешками. Поужинав, он отправился к себе и прилег на кровать. Так же поступили и пять его помощников. Афросиаб приказал им пораньше лечь спать, потому что разбудит он их задолго до рассвета. Когда все вокруг затихло, к нему в комнату прокрался Гитор. Афросиаб советовал ему поспать пару часов, но мальчишка ворочался на  подстилке, положенной на полу и от волнения заснуть не мог. Так что, когда пришло время подъема, будить его не пришлось. Афросиаб тихо разбудил своих людей, и так же тихо все покинули гостиницу. Маленький отряд вел за собой Гитор. Все несли сумки со своими вещами, и только он шел с пустыми руками. У мальчишки не было никакого имущества. Когда обогнули гору, Гитор показал рукой в сторону моря.

– Вон там на берегу  их лодки.

– Они могли оставить караульного. Подходим бесшумно и всем быть наготове, – приказал Афросиаб.

Цепочка из семи человек, петляя между чахлыми кустами, приблизилась к берегу. Вот и пиратские лодки, хорошо видимые в свете луны. Возле них никого. Осторожно подходят ближе и слышат легкое похрапывание. Пираты действительно оставили караульного. Он мирно спал в одной из лодок, вытащенных на берег, и от него несло спиртным. Караульного ласково разбудили, слегка огрев по голове, заткнули рот, связали руки, ноги и положили в сторонке подальше, чтобы не мешал работать. Афросиаб достал, захваченные с корабля коловороты, и очень скоро в днище каждой лодки было просверлено по десятку довольно больших отверстий. Не теряя времени, отправились в обратный путь. Вдруг впереди раздались голоса. Все быстро сошли с тропинки и спрятались, кто за камни, кто за кусты. Голоса приблизились, послышалось шуршание камешков под подошвами башмаков. Это пираты шли к своим лодкам, чтобы начать запланированную операцию по захвату того, что им не принадлежало. Они прошли, громко разговаривая, т. к. здесь им некого было опасаться. Как только их голоса затихли вдали, команда Афросиаба продолжила движение. Вскоре все уже были на корабле. Лодку, на которой они приплыли, подняли на борт, и оставалось только дождаться лоцмана и поднять якорь.

А пираты, тем временем, подошли к своим лодкам, быстро спустили их на мелководье и стали звать своего караульного. Атаман, грозился, что сам оторвет голову этому бездельнику, как только он появится. Но на зов никто не откликался. Неужели ушел в деревню к какой-нибудь бабе и проспал. Это уже серьезный проступок, за который можно и  петлю на шею схлопотать. Люди разбрелись в разные стороны в поисках нарушителя дисциплины. Может быть, спит где-нибудь в укромном месте? Наконец, кто-то услышал невнятное мычание и шорох. Это шевелился и звал на помощь их связанный сообщник. Кто мог напасть на караульного и зачем? Сам он ничего вразумительного сказать не мог, так как очнулся уже связанным и никого не видел. Разбираться было некогда. Надо спешить, до рассвета захватить корабль. Атаман скомандовал всем в лодки, и тут оказалось, что лодки, спущенные ими на воду десять минут назад уже погрузились по самые борта. Вытащили их на берег и, рассмотрев дыры в днищах, поняли, кто и зачем связал караульного. Как эти купцы могли узнать об их планах? Неужели выдал хозяин харчевни? Но он ведь сам сообщил им о купеческом корабле и, кроме того, помогал им уже не в первый раз. Нет, это не он. Кто же сорвал так тщательно подготовленную операцию? Предводитель сыпал проклятиями и лихорадочно искал решение. И он его нашел, вспомнив о рыбачьих лодках лежавших на берегу бухты.  По его команде вся банда бегом устремилась назад в бухту. Еще не все потеряно, еще даже не начало светать, у них еще есть время, и они еще покажут этим купчишкам, кто здесь хозяин.

Когда они, запыхавшись, добежали до бухты, то остановились в полном недоумении. То, что они увидели, было невероятно. Этого просто не могло быть. Вдоль ряда рыбацких лодок, вытащенных на берег, важно расхаживали два десятка римских легионеров. Они были в полном вооружении со щитами и мечами. Лунные блики сверкали на их боевых шлемах. С каких это пор римляне охраняют рыбацкие лодки? Что происходит в этом мире?

Пираты не могли знать, что это результат визита предусмотрительного купца к римскому центуриону. Афросиаб тоже видел рыбацкие лодки  на берегу бухты. Мысль об их использовании пиратами, в случае потери своих, была настолько очевидной, что просто не могла не прийти ему в голову.

А на востоке уже стало светлеть небо и торчать в бухте не имело никакого смысла. Предводитель дал команду срочно идти к своему кораблю. Пусть кто-то поломал их план, но это еще не поражение. У них быстроходный корабль и они догонят этого хитрого купчишку в море. Там уж ему никто не поможет. Шестнадцать человек, где бегом, а где шагом поспешили туда, где в маленькой, скрытой от посторонних глаз бухте, стоял их корабль.

Лоцман, которому было хорошо заплачено, поднялся на борт, едва стало светать. К этому времени проснулся, отдыхавший ночью ветер, и корабль Афросиаба, развернувшись кормой к берегу, медленно, но уверенно двинулся, по извилистому фарватеру в открытое море. На корме, спрятавшись от глаз лоцмана, стоял юный Гитор и без всякого сожаления смотрел на удалявшийся городок, в котором прошла самая  безрадостная часть его детства. Миновав опасный участок пути, попрощались с лоцманом, пересевшим в лодку, и шкипер направил корабль на восток. Афросиаб обнял за плечи Гитора и сказал со смехом:

– Скоро хозяин начнет тебя разыскивать и очень  удивится, когда не найдет. А когда поймет, что ты исчез, очень расстроится. Придется ему самому убирать со столов или нанимать работника, которому, в отличие от тебя, нужно будет платить деньги. Не жалеешь, что согласился ехать со мной?

– Это самый счастливый день в моей жизни, – растрогано проговорил мальчик и прижался к его плечу.

На обратном пути им снова повезло. Ветер был почти попутным, и корабль легко скользил, разрезая носом небольшие волны. Около полудня на палубе раздался крик:

– Нас догоняет корабль.

Это были пираты. Те самые, которым утерли нос на суше. Теперь они горели желанием взять реванш на море. Расчет их предводителя оказался верным. Их судно намного превосходило в скорости купеческий корабль, и они неумолимо приближались к своей жертве.

– Вот и влипли, – хмуро сказал шкипер. – Нам от них не уйти. Рассчитывать теперь можем только на помощь Бога. Больше надеяться не на кого.

И он стал отдавать приказания матросам, как надо изменить положение паруса, чтобы увеличить скорость хода. Понимая, что их все равно догонят, он старался, как мог, оттянуть момент встречи с бандитами.

На пиратском корабле ликовали. Вот она – добыча, совсем рядом. Сейчас они зацепят баграми за борт, поднатужатся и корабли сойдутся борт к борту. А дальше отчаянные ребята перепрыгнут на купеческий корабль и горе тем, кто на нем находится. Длинные  изогнутые ножи быстро и привычно сделают свое дело. Предводитель, разъяренный тем, что этот наглый купчишка дважды обвел его вокруг пальца, приказал не щадить никого – ни пассажиров, ни команду. В открытом море можно было бы просто сбросить всех за борт, но здесь в виду берегов, это опасно. Кое-кто может доплыть, а им огласка ни к чему. Поэтому он приказал убить всех, кроме купца. Его он привяжет к мачте, собственноручно распорет живот и, глядя ему в глаза, будет вытягивать из него кишки, а потом с наслаждением станет смотреть, как он умирает. Умрет купчишка не скоро, и он успеет получить большое удовольствие от этого зрелища.

– Вот она ваша добыча! – крикнул он. – Вы готовы, парни?

Пираты ответили дружным ревом. Они были готовы на все. Им приходилось брать корабли, с которых их поливали градом стрел, но разве это могло их остановить? Они все равно брали противника штурмом, и рукопашная схватка всегда заканчивалась печально для команды атакованного корабля. Минуты короткого ожесточенного боя, грозный рев пиратских глоток, жуткие крики тех, кого кромсали длинные ножи и вскоре… тишина. Только шум ветра в снастях, да шелест волн за бортом. Трупы сбрасывали  в воду и на залитой кровью палубе оставались лишь тела их погибших товарищей. Их полагалось похоронить с пиратскими почестями. Если после резни на корабле находили спрятавшихся женщин, это был двойной праздник. Женщин насиловали, пока хоть у кого-нибудь было желание. Иногда это продолжалось несколько дней. И только, после того как они уже всем надоедят, женщин убивали. Свидетелей не оставляли никогда. Существовали пиратские банды, которые убивали только купцов, а членов корабельной команды отпускали. В этом был определенный резон. Команда, зная, что ее не тронут, не оказывала сопротивления и жертв среди своих было гораздо меньше. Но шайка, которая догнала корабль Афросиаба, презирала тех своих собратьев, которые придерживались этого правила. Их правилом было – не оставлять в живых никого. Сейчас перед ними был совершенно безоружный противник. С купеческого корабля даже не пытались пускать стрелы. Судя по всему, там вообще не готовились к обороне. Еще несколько минут и начнется «веселье». Капитан пиратов с возвышения видел, что его люди, выстроившись у борта, уже подняли шесты с крючьями. Его корабль шел параллельным курсом с купеческим, постепенно сближаясь с ним. Расстояние между бортами сократилось до каких-нибудь двадцати-тридцати локтей. Еще немного и они сойдутся.

 Но тут случилось нечто такое, чего он ни до этого дня, ни после, никогда не видел, и не мог забыть до конца своей жизни. Неожиданно с беззащитного купеческого корабля ударила длинная огненная струя. Она прочертила пылающую полосу по корпусу его судна от носа до кормы ниже кромки левого борта. Пиратов от борта словно ветром смело. Объятые ужасом, они отскочили на противоположную сторону. Если бы эта страшная струя прошла на локоть выше борта, от его людей остались бы одни обгоревшие головешки. Снизу вверх по всей длине его корабля от горящего корпуса поднялась стена зловонного черного дыма, скрывая от глаз купеческий корабль. А оттуда ударила вторая струя огня. Она пронеслась  пылающей и коптящей дугой высоко над кормой его корабля. Похоже, ее сдуло ветром. Предводитель пиратов повернулся к рулевому и закричал, чтобы тот отворачивал в сторону. Но рулевой уже и сам, не дожидаясь команды, начал крутить штурвал. Отвернуть он не успел. Третья ревущая струя пронеслась над головой и наискосок ударила в парус. Через минуту от него остались только горящие обрывки. Когда горючая смесь прилипшая к корпусу от носа до кормы выгорела полностью, дым рассеялся и оказалось, что купеческий корабль ушел далеко вперед. На корпусе осталось длинное обугленное углубление, но к счастью для пиратов, мокрые доски насквозь не прогорели. Теперь им оставалось только повернуть назад и налечь на весла, чтобы добраться до своего убежища. Что это было? Пират понимал, что имея такое оружие, его могли сжечь вместе с командой и кораблем. Но они этого не сделали. Почему? Значит проклятый купец, сговорившийся с дьяволом, пожалел его? Этот было особенно обидно. А если это сам дьявол в образе человека? Подумав о такой возможности, капитан пиратов явственно ощутил в животе могильный холод. Четверо из его людей клятвенно уверяли, что видели на палубе купеческого корабля дракона, из пасти которого и вырвался огонь. Об огнедышащих драконах капитан слышал и в детстве и позже, но то были сказки, а тут… В общем, что бы это ни было  – огнедышащий дракон или дьявол, упаси Бог впредь от такой встречи…

А виной всему было то таинственное сооружение, которое люди Афросиаба втащили на палубу в порту отправления. Оно так и простояло бы без употребления, если бы не настойчивость предводителя пиратов, с его жаждой денег и мести. При приближении его судна сооружение подтащили к правому борту, с которого заходили пираты.

С него стащили чехол, и перед взором удивленных матросов предстала странная конструкция, состоящая из большого бака, металлического цилиндра, коромысла с двумя большими ручками и отходящей от бака длинной изогнутой и покрытой шипами, как шея дракона трубы. Эта труба-шея поворачивалась на шарнире, так что ее конец можно было направить в любую сторону. А заканчивалась она головой дракона с разинутой пастью, острыми клыками и большими раскосыми глазами. В пасть дракона вставили небольшой горящий факел, огонь которого омывал конец трубы, немного не доходивший до зубов. Никто из команды и сам шкипер не могли понять, что это, колдовство, что ли? А пиратский корабль неумолимо приближался к ним своим левым бортом. Вдоль борта стояла с баграми вся банда, готовясь взять купеческий корабль на абордаж. Среди них Афросиаб увидел лица, знакомые по застолью в харчевне.

Его «армия» из пяти человек ждала команды. Когда до пиратов осталось примерно двадцать локтей, Афросиаб махнул своим людям. Двое налегли на рукоятки и стали раскачивать коромысло вверх-вниз, третий направил драконью голову на пиратский корабль. Пираты уже подняли свои шесты с крюками на концах, и в это время из пасти дракона вылетела огненная струя и хлестнула вдоль корпуса пиратского судна. Поднявшийся от носа до кормы черный дым мешал увидеть, что делается там на корабле.
– Давай по парусу, – скомандовал Афросиаб.

На этот раз наводчик промахнулся. Вторая струя огня, вылетевшая из драконьей глотки, прочертила дугу над пиратским судном и упала за кормой, не причинив ему вреда. Ее сдуло порывом ветра. Новое прицеливание и третий поток огня полоснул по парусу. На палубу пиратского судна посыпались горящие обрывки парусины. Корабль стал терять ход, и вскоре остался далеко позади. Удивленные невиданным зрелищем и обрадованные неожиданным избавлением от смертельной опасности, матросы бурно выражали свою радость, а Гитор с криками восторга носился по палубе.

– Ну, вот, на веслах они нас теперь не догонят, да и вряд ли захотят, – сказал Афросиаб шкиперу, который не меньше матросов был удивлен невероятным оружием, спасшим его корабль, а может быть, и жизнь. Он стал расспрашивать о сооружении, которое люди Афросиаба уже накрывали чехлом. Наниматель сказал, что вся эта конструкция не более чем насос, а вот состав горючей смеси является секретом. Больше вопросов шкипер не задавал.

Состав этой смеси сообщил Афросиабу один арабский ученый-алхимик. В него входила нефть, Льняное масло, смола, сера, белое вещество “ сода, добываемое из земли, и еще какой-то таинственный порошок, который увеличивал температуру горения. Не получив от изобретателя сведений об этом порошке, Афросиаб просто купил у него целый мешок. Поскольку его нужно было добавлять в смесь совсем немного, этого количества должно было хватить надолго. Эта горючая смесь отличалась тем, что прилипала ко всему, на что попадала и не гасилась водой. А конструкцию огнеметного устройства Афросиаб разработал сам и заказал изготовление мастерам. 

Пройдет еще шестьсот лет и греки начнут широко применять это оружие в войнах на море и на суше. Оно станет известно под названием «греческий огонь».

После того, как отделались от пиратов, других происшествий не было и до порта Арвад добрались благополучно. Товары перевезли во временное хранилище. Афросиаб рассчитался и распрощался со шкипером и командой и дал людям, ходившим с ним на корабле два дня отдыха. Гитору купили хорошую одежду, отмыли его и теперь недавний оборванец стал похож на сына богатых родителей. Собственно, так оно и было. Его приемный отец был богатым человеком, а после этой поездки стал еще богаче, т. к. на привезенный им товар был большой спрос даже в приморских странах, а тем более далеко на востоке. Правда, чтобы перевезти его на восток придется переплатить еще немало денег жадным до подношений чиновникам тех стран, границы которых предстоит пересекать, но эти расходы были учтены. Отдохнув два дня, перегрузили товары на повозки, и конный обоз отправился в обратный путь. Во время этого перехода Гитор увидел столько всего, сколько не видел за все свои тринадцать лет на родном острове. А в конце пути он увидел богатый дом, в котором ему теперь предстояло жить. Слуга оставленный присматривать за домом сообщил, что гости Афросиаба – мать Мария, Иешуа и Фома покинули город. Просили поблагодарить за гостеприимство и сказали, что идут на восток. Это опечалило хозяина, который надеялся на встречу с Пророком. Однако обстоятельства сложились так, что эта встреча больше никогда не состоялась, во всяком случае, в этом мире. Однажды он развернул и развесил на солнце для просушки полотно, в которое было завернуто тело  Иешуа снятое с креста. При рассматривании с большого расстояния, он увидел, что странные пятна сложились в неясные очертания человеческого лица и тела. Лицо выглядело необычно. Его черты были как бы размытыми, светлые места были темными и наоборот, места, где лежали тени, – светлыми. Тем не менее это, безусловно, было лицо Иешуа. Пройдет много времени и в обиход человечества войдет слово «негатив», но для Афросиаба его еще не существовало.

Он вспомнил невыносимо яркое сияние, исходившее от тела в момент воскрешения, и понял, что изображение это следствие изменения химической структуры волокон ткани в результате сильного облучения. Просушив холст, он аккуратно свернул его и продолжал бережно хранить. Учитывая, что в его отсутствие в доме может случиться пожар или дом могут обворовать, он всегда возил полотно, как и чашу Пророка с собой.
Через тридцать лет Афросиабу пришлось навсегда покинуть родной город. Ему было уже за шестьдесят, все его сверстники выглядели стариками, а он оставался тридцатилетним. Гитор, у которого теперь была большая семья и свое купеческое дело, тоже казался старше своего приемного отца. По городу пошли слухи о колдовстве, о том, что Афросиаб, якобы, продал душу дьяволу и т. п. Оставаться здесь становилось небезопасно и однажды, отправившись в очередную поездку, он больше не вернулся. С тех пор он нигде не жил больше двадцати-тридцати лет. Как только знакомые начинали замечать его необыкновенную молодость, он уезжал в другой город или другую страну. Свидетель Божественной Иерархии Тонкого Мира Афросиаб Адини сделался гражданином Земли. С началом третьего тысячелетия местом его проживания стала Украина.

 В этой индийской командировке он закончил свои торговые дела и увидел то, что хотел увидеть – побывал в монастыре, где когда-то встретился с Пророком. Он все еще сидел на каменных ступенях, когда группа туристов, к которой он примкнул, возвращалась со своего маршрута. Увидев его сидящим, женщина экскурсовод сказала:

– Напрасно вы не пошли с нами, могли бы увидеть еще много интересного. А может быть вам плохо? – участливо спросила она.

– Не беспокойтесь, со мной все в порядке. Я уже был здесь раньше, – ответил Афросиаб, вставая.

–  Давно ли вы были здесь, – спросила экскурсовод, когда они стали спускаться вниз.

 – Не так давно – в двадцать девятом году, – с улыбкой ответил Афросиаб.

 – Как вы могли быть здесь в тысяча девятьсот двадцать девятом году, ведь вы совсем молодой, вы тогда еще не родились. Вы шутник!

Афросиаб ей явно нравился, и женщина старалась поддержать разговор. Экскурсия закончилась, она временно была свободна, и могла позволить себе просто поговорить с симпатичным иностранцем.

– Я не сказал, что был здесь в тысяча девятьсот двадцать девятом. Я посетил Аджанту в двадцать девятом году от рождества Христова. Тогда это был большой город. Вот вы сказали, что здесь был храм, но не сказали про слонов.

– Про каких слонов? – спросила женщина.

– Вон там с двух сторон от храма стояли каменные слоны.

– По нашим сведениям они стояли не там, куда вы показали, а, приблизительно вон в том месте.

– Извините, но ваши сведения не точны, я хорошо помню, что один стоял вон там, а второй против изгиба реки, если конечно река за это время не сменила русло. Тут многое с тех пор изменилось. Вон на том месте был Базарный мост. Он назывался так, потому, что за рекой был большой базар. С тех пор и город исчез и мост, а келий стало намного больше. Кстати, имейте в виду, что в двадцать девятом году Пророк жил в той келье, в которой я остался, когда вы пошли дальше. Собственно поэтому я и задержался в ней.

– Какой пророк? – спросила женщина.

– Пророк из Палестины по имени Иешуа, которого потом назвали Иисусом Христом.

– Да уж, вы действительно шутник. Сколько же это вам должно быть лет?

– Столько, сколько было бы Ему. Мы родились в один год. Теперь он считается первым годом нашей эры.

– Вы же просто находка для историков, – насмешливо сказала женщина.

– Вы правы, только они мне, так же как и вы, не поверят.

– На каком же языке вы тогда общались в Индии?

Афросиаб перешел с английского на официальный язык Индии – хинди, немало удивив этим собеседницу, и сказал:

– Не на хинди и не на санскрите. Их тогда еще не было в чистом виде. В Индии в то время было много царств и много языков, но я был купцом, а купцы и моряки умеют общаться с людьми в любой стране.

– Вы очень интересный человек, – изучающее глядя на него, заявила женщина.

– Да уж, со мной не соскучишься,– со смехом сказал Афросиаб, – однако, прошу меня извинить, скоро мой поезд, а у меня еще вещи не собраны.

Он галантно поклонился, сказал до свидания и  ушел быстрым шагом.

– Удивительный человек, – думала женщина, глядя ему вслед. – Привлекательный, глаза умные, искрящиеся юмором, на сумасшедшего совсем не похож.

Через двое суток Афросиаб вернулся в Украину и снова стал Иосифом. Дома был полный порядок. Тани и Кати еще не было, и он подумал, что скоро девочки уедут на каникулы и его большая квартира до сентября опустеет. Съездил в свой офис, выслушал отчет о том, что происходило в его отсутствие, и вернулся домой. Как только он вошел в прихожую обе красавицы с двух сторон прыгнули на него и повисли  на шее. Он целовал их раскрасневшиеся мордашки и с удовольствием ощущал упругость юных тел. Девчонки сбегали в магазин, и вскоре в квартире шел пир горой. После пира Таня и Катя мыли посуду, а хозяин, приняв ванну, удалился к себе и лег. Через некоторое время тихонько отворилась дверь и в  его комнату проскользнули две нимфы. Обе в коротеньких ночных рубашках, пахнущие душистым мылом после ванны. Сначала они присели на край его кровати, а после нескольких поцелуев, прилегли с двух сторон от него. Стаскивая с них рубашонки и целуя все что только что скрывалось под ними, Иосиф чувствовал себя восточным владыкой. Однажды ему уже пришлось быть в положении то ли султана, то ли раджи, когда ему принадлежали три молодые и красивые невольницы.

См. продолжение гл. 3 ; 5.