Ссора
И только ему, единственному мужчине, она не накопила никаких осязаемых ценностей. Так, пакетик с подарками к каждому празднику, что прошли без него. Все богатства остались в душе - не потрогать, не посмотреть. Кино, что крутится в режиме нон-стоп в глубине сознания и души, Тамара вынуждена смотреть в одиночестве. Кадры, сменяющие друг друга, кажутся хаотичными. Но ей-то известно,что смонтированы они по законам единственно верного жанра: любовь-расставания-встречи. Картинки полны ярких красок. Ее золотые волосы и зеленая маечка, его шорты и загорелые колени, белый купальник, светлая спальная комната, фотография на стене, мягкий заяц в розовой курточке, зеленые диковинные деревья, белое платье, много синего моря...
Настроение фильма меняется, как сама жизнь. Только меняется почему-то очень
стремительно. Тамара не успевает за ним. Она все еще подпрыгивает от счастья и верещит, как заведенная, а, оказывается, уже пора плакать и терзаться неведением. Главное, Тамара не может понять - кто режиссер, а кто претендует на главную роль? И ведь что интересно: в счастливых сценах она почти примадонна, а в трагических - так, роли второго плана. Все-таки счастье ей удается больше...
Они поссорились так, как ссорятся все влюбленные на свете – из-за ничтожного пустяка. Обсуждали предстоящую поездку к морю, мечтали заранее, как приедут в аэропорт, сдадут багаж, получат посадочные талоны и пойдут налегке…
- В дьюти фри,- поспешила Тамара.
- Это еще зачем? – он засмеялся.
- Купим мартини.
- У нас в отеле «все включено».
- Ты же знаешь, там пойло. Бутылка хорошего спиртного нам в номере не помешает. Выпить ночью стаканчик мартини…
- Я даже представить себе не могу, чтобы моя женщина ночью вставала для того, чтобы выпить!
Тамаре сначала казалось, он шутит. Но тон был серьезен. Слово за слово, сцепились, как два репья. И надо бы разодрать, да отдирается только с «мясом» друг друга. Он ушел, хлопнув дверью, Тамара осталась с неопрятными колючками на рукаве.
Он уходил так часто, что Тамара привыкла. Привыкла к страху его потерять, к холоду под одеялом, к боли во всех суставах, хотя говорят, что к боли, страху и холоду невозможно привыкнуть. Тамара могла это опровергнуть на собственных ощущениях. В первую минуту становилось как бы никак. Она глохла, а все видимое казалось потусторонним миром. Спустя недолгое время мир оживал, да с такой силой и громкостью, что Тамара сама превращалась в бешеный децибел и готова была крушить все вокруг, гробя свою и чужие жизни. В этот момент как никогда поднимались гордость, значимость, независимость, самодостаточность. Их хватало примерно дня на три. В состоянии сдутого шарика (какого цвета он был?) Тамара глотала слезы и сочиняла очередное письмо. Считается, что красивые слова зарождаются в сердце. У Тамары их родиной был живот. Прямо оттуда, из женского святого места поднимались, преображаясь в душе, такие сравнения, что ни один мужчина не выдержал бы испытания ими. Если б услышал.
«Господи боже мой сделай так чтоб он вернулся…» - скороговоркой молилась она ранним утром и проваливалась в сон с той же мыслью. Между первой и последней за день молитвой проходил день. Его было жалко невероятно, ведь день без любви – черный крестик на жизни. Тамара поначалу ставила эти крестики на картонном календаре. Но увидев, как за три месяца их накопилось на целый забор с маленькими просветами, она сорвала календарь со стены и заревела: на что потрачена жизнь? Каждый крестик приближал ее к смерти, а о смерти думать совсем не хотелось. В финале трагедии главная роль опять отводилась ему. Мертвых незачем показывать зрителям, чем уж там любоваться. Завалили цветами – и вон из кадра. Но он! Потеряв любимую женщину, как он прекрасен, как мужественен лицом, как неподдельна его печаль. Он молчит, и умный зритель почувствует наверняка все его сожаление о поступках, словах, недо-любви и недо-нежности. Считал ли он дни, прожитые напрасно?
Тамара достала из сумочки маленький календарик - ну точно, как раз на сегодняшнее число она сказала ему, что назначена операция, будто предвидя заранее, что сроки перенесутся. Значит, проверка на вшивость: не объявится – это уже серьезно.
В одиннадцать позвонили из клиники – через два часа можно было приехать. Волнения не было. С тех пор, как он появился в жизни Тамары, ей все удавалось. Он словно вылавливал в огромном воздушном пространстве невидимые нити счастья и пришлепывал их в ту точку, где она в данный момент находилась. Что бы Тамара не захотела – все сбывалось. Может быть, оттого, что желания ее были реальными, и к осуществлению их она сама прикладывала немало усилий? А может, она жила так и раньше - не замечая маленьких радостей? А теперь приписывала ему все впечатления, по древней женской привычке наделяя любимого даром волшебника?
Переодеваясь в стерильную белую рубашонку в «предбаннике» операционной, Тамара прислушивалась к себе: в какой стадии ссоры она сейчас находилась? Когда прошли и глухота, и бешенство, и писем написано столько, что хватило бы на карманную книжицу. Потянулась полоса ожидания. Как в фильме про Африку – сначала города, племена, тамтамы, а потом – вековая пустыня. Тысячи метров пленки с видом безмолвной пустыни… И лишь Тамара, как одинокий верблюд, несет свою ношу по горячим пескам. Даже отбившись от каравана, она знает, куда идти. Непонятно, откуда берутся силы – то ли инерция жить, то ли желание выжить.
Телефон пискнул прямо в руке, когда она его убирала в сумку. «Надеюсь, что у тебя будет все хорошо со здоровьем»,- высветилось на экране. Пустыня резко оборвалась. Море открылось, как всегда, неожиданно, захлестнув таким безудержным счастьем, что Тамарочка, не думая ни о чем, толкнула вперед белоснежную дверь и шагнула навстречу слепящему солнцу.
Свидетельство о публикации №209032100653