Ворон

Он всегда преследовал меня. С тех пор, как умерла моя мать…
Помню дождливое сентябрьское утро. Саван беспробудной тоски, шаль, укутавшая меня в одиночество – и холод. И ее бесконечно дорогое лицо, лицо, вобравшее в себя невыразимость, тщетность посюстороннего бытия. Такое молодое, такое красивое, и такое безжизненное.
Помню кладбище, серые испещренные клеточки крестов и прямоугольники памятников. Мир обесцветился для меня, превратившись в черную геометрию. Я осталась совсем одна.
А на ветке, на ближайшей березе, сидел он, и издавал эти корежащие слух звуки – и мне казалось, что он пришел за мной. Я была готова к смерти, даже более того: я жаждала ее. Я не могла представить своего беспрестанного бытия, изуродованного лопатой безвременной кончины. И эта лопата ломала мои суставы, а боль выворачивала мою сущность наизнанку. Но он оставил меня здесь.
Какой черный, какой дикий, какой одинокий.
Теперь у меня был только он.
Вот и сейчас, десять лет спустя, я стою за торговым ларьком и курю сигарету – кажется, уже двадцатую за сегодняшний день. Хотя я не считала. Он, этот комок перьев, черная уродливая клякса, раковая опухоль в голове святого – он никогда меня не оставит. Его горло раздирается от этого карканья. Он смотрит только на меня, хотя меня окружает сотня людей – этих мыльных пузырей, которые вот-вот лопнут и которым нет до меня ни малейшего дела…
Прошло еще десять лет. У меня не было жизни. Это не жизнь. Я любила одного человека – так исступленно, так всепоглощающе. А он мне ответил: «Извини, но у меня уже есть любимая девушка». Я любила своего кота Петрограда. Его задавила машина. Да, кажется, за сегодня я выкурила тридцать сигарет. Но я кончено же не считала.
Я сижу на балконе, девятого этажа, и обращаю свой взгляд на только что выложенный асфальт внизу. Меня влечет туда, подобно клейкой липучке, на которую летят мухи, и я уже, кажется, делаю шаг, но что-то останавливает меня – красный свет светофора, который твердит: «у тебя еще есть шанс». Я закидываю ногу из пропасти снова на балкон и делаю очередной глоток коньяка. Я пью так, без закуски, и это заставляет все мои органы плясать в ужасном танце, пьяной вакханалии. Но мне все равно.
Да, совершенно верно. На соседнем ясене сидит ворон, и смотрит на меня, не отрываясь. Он единственный в этом мире, кто помнит меня. Не знаю, правда, что он хочет. Может, клевать мое сердце, как это было в старом мифе про Прометея, помните? А может и нет.
Проходит еще десять лет, но я все также сижу на балконе с сигаретой в зубах и бутылкой коньяка в руках. Знаете, сегодня я, верно, выкурила сорок сигарет. Я подсчитала. Я чувствую, как внутри меня зреет опухоль, подкармливаемая алкоголем и табаком. Но я не боюсь: смерть – единственное, что не вызывает во мне страха.
И он сидит на ближайшем дереве – этот ворон, опустивший саван тщетности на мою судьбу, изрешетивший мое сердце каплями раскаленного металла – который кроется в его омерзительном голосе. Нет ни капли сострадания, понимания и жалости. Что же он пытается сказать мне?
Беспросветность, извивающуюся змеиным кольцом и затягивающуюся на моей шее. Одиночество, расстилающее убранство моей жалкой жизни, вытягивающее последние остатки жизни из моей ничтожной сущности. Ненависть, цепкой пиявкой присосавшуюся  к моему сердцу.
Проходит еще какое-то время, да, много, много времени. Мне кажется, что не менее двадцати лет. Я снова прихожу в сознание, и вижу себя, такой, какой я когда-либо была. Вот я стою на похоронах матери – несчастная мышка в когтях жестокой кошки-судьбы. Вот я, пятнадцатилетняя сирота, детдомовщина, подсевшая на «Мальборро», несмело курю за палаткой. Вот я, зрелая девушка, никем не любимая, становлюсь на край балкона, шатко балансирую на грани между жизнью и смертью и делаю свой выбор. И, наконец, старой девой напиваюсь до беспамятства – ненавидящая свою работу, свое тело, свою жизнь.
Прошло всего пятнадцать минут, вместившие в себя целую вечность, бесхвостое, куцее существование. Я должна сделать свой выбор. Я должна что-то изменить.
Конечно же, он рядом. Это живое существо, живое сердце, изжившее себя и превратившееся в легенду. Легенду моей жизни. Мой ворон, совсем рядом… Он садится на край балкона и каркает. Может, он хочет выклевать мои глаза и скинуть вниз, на асфальт? Или выдернуть сердце  с корнем из жутких воспоминаний?
Я хватаю первое, что попадается под руку – старую газету – и исступленно машу ею, силясь прогнать наглую птицу. Мини-план удается: ворон с криками улетает.
Я снова подношу ко рту бутылку коньяка и делаю глоток. Вероятно, мои органы давно проспиртовались, и готовы к своему разложению. Осталось недолго…И тут я вижу статью – старую статью на старой пожелтевшей газете, - и читаю заголовок: «Построй дом, посади дерево, вырасти сына, или как изменить свою жизнь». Бред.
О Боже: он возвращается! Что же  он еще от меня хочет?
Судя по всему, он потерял остатки страха и уважения: он садится мне прямо на плечо… Я столбенею, не в силах даже согнать его, взмахнуть рукой…
Что же он держит в клюве? Похоже на…
Семечко?
Он кидает его мне на ладонь и улетает, и старая газета падает мне на колени, оборачиваясь ко мне заголовком.
Неужели это…
Прозрение?
Все меняется со скоростью полета сверхзвуковой ракеты. В исступлении я кидаю бутыль вниз, на асфальт.
Я спешно собираю растрепанные волосы в хвост, снимаю провонявшую потом водолазку и надеваю футболку, относительно чистую, если это кончено можно применить к состоянию моих вещей. Мне нужна лопата… Хотя в принципе могу обойтись без нее.
На дворе май: я слышу переливы птичьих трелей, я вижу молодых мам, прогуливающихся с колясками; я вижу влюбленные парочки. Путь этого у меня никогда не будет: пусть. Пусть будет так, как есть…
Я знаю место, облюбованное местными сталкерами:  заброшенный дом, с пустырем, который когда-то был двором.
Мои действия опережают мои мысли. В голове трепещет лишь одна мыслишка: «Я могу, я могу, я могу»…
Только сейчас я замечаю, что это за семя: это не семя, а желудь. «Я могу, я могу, я могу»…
 Я быстро нашла этот двор – я не знаю, какая божественная сила вывела меня на него. Землю я раскопала без подручных средств – одними руками, положила туда семя, и полила минералкой из бутылки. Оно будет жить.
Домой я вернулась воодушевленная, словно древний бог из своей юдоли бессмертия; отныне я чувствовала время и жизнь. Я ЧУВСТВОВАЛА…
Говорят, что потом на этом запущенном дворе вырос шикарный дуб, который стал местной достопримечательностью: по нему лазали дети, в его сени отдыхали влюбленные в теплые летние вечера.
Но я, кончено же, об этом не узнала. Но я знала другое: этот ворон больше не возвращался. 

21.03.09.