Последний рейс. Вывод

Последний рейс. Вывод.

Вот, кажется, и все. Позади рейсы, тревоги. Через четыре дня вывод. День проходит в неге, время тянется невыносимо. За время службы мы просто отвыкли ничего не делать.
После обеда командир взвода объявляет построение на плацу. Удивляемся, ведь днем никогда не бывает таких мероприятий. Но под вывод изменилось очень многое.
Странно, на плац вышла только наша рота. Две других, судя по всему, даже не знают об этом.
Выходит, как всегда, чуть хромая, командир батальона. Странно, но у меня не прижилось это армейское слово "батя".
- РебятУшки - в голосе что-то странное, не свойственное командиру. Нужна помощь дружественному народу Афганистана - комбат медленно оглядывает собравшуюся сотню солдат.
Все стоят молча, ожидая, что он скажет дальше. У каждого уже возникли кое-какие мысли.
- Нужно сделать последний рейс в Кабул. Народ в столице голодает. Нужно отвезти зерно.
По рядам проходит ропот.
- Это просьба Советского правительства - продолжает комбат. Не приказ. Кто не хочет, - комбат сделал паузу, снова оглядывая солдат, - может отказаться.
- Да что они, охренели что-ли? - слышится слева от меня тихий шёпот.
- Заткнись - прерывает кто-то справа.
- Кто готов помочь нуждающемуся народу, - шаг вперед.

Вот и все. Речь беспроигрышная, учитывая наше советское воспитание. Шах, как говориться, и мат.
Почти одновременно сотни солдатских ног ударяют с силой по пыльному асфальту.
- Вот и хорошо - продолжает комбат после паузы. Вот и славно - в голосе можно уловить нотки извинения. Я в вас верил.

И все бы ничего, но именно завтра утром из Кабула выходят наши войска. Большая часть блок-постов на дорогах уже снята. Все понимают сложность ситуации.
- То есть завтра, когда мы прибудем в Кабул, - уточнят ротный, - там уже не будет наших войск?
- Не будет.
- А послезавтра, на обратном пути не будет блок постов?
- Именно так.
Теперь над строем повисла тишина.
- Значит, обратный путь может быть очень затруднителен - не унимается ротный. Все понимают, что слово "затруднителен" - крайне мало объясняет все вероятности. Дело тут не только в соображениях безопасности. Если на Саланге не очищать каждый день от снега дорогу, то проехать не возможно, даже на наших "Уралах".
- Обратной дороги не будет - наконец говорит комбат.
Над строем снова полная тишина, хотя немое: "как так?" пронеслось в голове у каждого.
Сразу трудно осознать эту фразу.
Но комбат спокоен. Высматривает, выжидает.
- Машины мы оставим в Кабуле, - наконец продолжает он, - передадим местной милиции - "царандою". Обратно вы вылетите на самолете.
Теперь шепот в рядах перешел в негромкий разговор и почти сразу в шум. Такого за все время службы еще не было. А неизвестность, как говориться, пугает больше всего. Кроме того, это не решает проблему проезда до Кабула, ночевку там без охраны, проезд в Аэропорт.
- Специальный самолет будет ждать вас и других оставшихся солдат в аэропорту - комбат говорит уже для разрядки обстановки.
Вы вылетите в Узбекистан, сядете возле границы, и на следующий день вернетесь в часть. А через пару дней выйдем все.
Сегодня все на склад на загрузку, проверить машины и как следует выспаться. Выехать нужно будет рано, с учетом обстановки на дорогах, особенно в горах. О нашей колонне комендантским частям уже известно, они обеспечат вам безопасный проезд до Саланга.

Ничего конкретного комбат не сказал, но на душе становится легче. Как будто о нас все-таки заботятся.
Расходимся по делам, загружаем до верху машины зерном и отбой.

В половине пятого утра все уже на ногах, через пятнадцать минут построение на плацу. Как всегда, последние напутствия комбата.
Какие-то другие, незнакомые интонации в его голосе сегодня. Может быть чуть дрожит голос.
Снова марш "прощание славянки",  и рота после полукруга по холодном у плацу, уходит в парк к машинам.

Надрывно гудят моторы, унося машины и солдат в последний афганский рейс.
Колонна идет на максимальной скорости, с учетом местности.
Навстречу идут множество колонн к границе, на выход. Совсем мало в этот день встречается бачовских барбухаек.
До Пули-хумри доезжаем быстро. В этот раз даже не заезжая на стоянку. Нет времени ни на еду, ни на заправку. Булка хлеба, яблоки, пара банок сгущенки да теплая вода во фляге - вся наша еда на день. Впереди несколько десятков километров петляющей между бугров дороги и дальше на Саланг. До начала подъема встречаем знакомые блок-посты, но дальше все чаще виднеются свежие ямы, на местах, где был укреплен танк, или одинокие железобетонные глыбы без присутствия людей.
Чем выше поднимаемся в горы, тем ниже температура. Впрочем, печка хорошо справляется со своей задачей. Величественные заснеженные горные пики в этот день скрыты тяжелыми облаками. Несмотря на полуденное время за оконным стеклом достаточно темно. Медленно ползем вверх к границе снега. Впереди к сожалению бушует метель. Останавливаться нельзя, потому что через несколько часов Саланг завалит так, что проезд будет крайне сложным. А у нас время в обрез. В этот раз нельзя отложить переезд на завтра.
С тяжелым, неприятным чувством въезжаем в метель. Стало намного темнее, словно уже смеркается. Снег валит крупными хлопьями, тает на горячем капоте.
В таких условиях мы еще не ездили. Уралы ползут вверх, надрывно ревут могучие моторы. Видимость не больше пятидесяти метров. Чем выше поднимаемся, тем сильнее снегопад. Дорога в очередной раз изгибается, теперь мокрый снег летит навстречу, старательно залепляя стекло.
С трудом дворники разгребают все большую кучу. Настроение никакое, сосредоточенность на максимуме.
Тихий щелчок заставляет замереть на секунду. В эту секунду мозг проделывает тысячи операций, что бы обнаружить причину и принять меры. К счастью, все оказывается гораздо проще. Хотя, лишь на первый взгляд.
Белое, залепленное снегом ветровое стекло и неподвижные дворники показывают, где суть проблемы. Нервно дергаю переключатель, проверяя разные режимы. Никаких результатов. С трудом вглядываюсь вперед, едва различая габаритные огни впереди идущей машины.
Еще несколько секунд и они становятся невидны. Торможу. Дорога узкая, вернее, ее уже не видно. Сплошное белое полотно и колея впередиидущих. Тут же начинают сигналить сзади. Нужно двигаться.
Разгребаю руками снег со стекла и снова в путь. К сожалению, хватает ненадолго. Мокрые тяжелые хлопья плотно укутывают кабину, закрывая видимость. Даже глубокая пропасть слева почти не видна из-за сливающейся белизны.
Не снижая скорости открываю дверцу, вглядываясь в молочную стену. Догоняю колонну. К сожалению, на глазах нет дворников. Смахиваю с лица тающие капли и еду вперед. Постепенно становится заметно холоднее. Нужно искать решение, иначе можно без глаз остаться. Пытаюсь смотреть через узенькие щелочки под дворниками, куда не попадает снег. Трудно, но можно! Некоторое время двигаюсь таким образом.
Внезапно замечаю впереди красные огни стоп-сигналов. По тормозам! Только бы успеть, только бы не пробить радиатор. Ведь на бампере нет бревна.  Дорога все еще на подъем  и скорость невелика, поэтому остановиться проще. Слава Богу. Выдыхаю, глотаю сухой ком.
Колонна вновь трогается, ползет вверх. Кажется, поднялись выше могучих тяжелых туч. Теперь с неба падают только добрые одинокие снежинки. Вот и перевал. Короткая остановка, что бы собрать колонну.
Очищаю от снега стекло насколько это возможно. Растаявший снег уже схватился ледяной коркой, которую содрать трудно. 
Все-таки, добрались не все. Одна машина осталась на подъеме – сообщили по рации. Тащить на сцепке в таких условиях уже нет возможности. 
На спуске дорога не лучше. Колонна еле ползет. Сначала мешает гололед, чуть ниже снова тучи. Правда, с этой стороны их значительно меньше и летит он не в лицо.
К ночи спускаемся вниз к подножью величественных гор, к счастью  без приключений. Места наших обычных стоянок в Баграме и недалеко от деревни под названием «Аминовка», нам не подходят. Там уже нет наших войск, а к царандою нет доверия. Один из бачей как-то рассказывал мне, что иногда он служит в царандое, иногда идет к душманам ( правда, он назвал из моджахедами(повстанцы – прим автора)), потому что там платят больше. Но клялся, что в шурави (русских –прим автора) не стрелял. Наверняка, так делают многие. Пока другую сторону подпитывают деньгами и пропагандой, эта война не закончится.
Ситуация не оставляет нам выбора и мы продолжаем двигаться к  Кабулу. Последний опасный участок – Чириканскую зеленку проезжаем как всегда на максимальной скорости. К счастью, обошлось без обстрела. Наверняка, нас оттуда просто не ждали, тем более в такое время суток.
В столице нас встретила афганская милиция. Как минимум у половины представителей были хитрые улыбающиеся продажные лица.
Место для стоянки  огорожено двумя рядами колючей проволоки. Охрана только царандой. Ротный предложил не спать, с чем все согласились. До рассвета оставалось всего пара часов.
Как раз время для скромного завтрака. Машину полевой кухни в этот раз оставили «дома». Лишний  груз. Еду получили перед отъездом в виде сухого пайка. Булка хлеба, галеты, пара банок сгущенки и тушенки да яблоки. На этот раз не стали разводить костры по понятной причине. Голодные желудки без притязаний приняли холодную пищу.
У многих ребят осталось много афганей, все надеялись купить  в этом рейсе последние подарки, но движение без остановок не дало это сделать.
Тут же нашлись бачи, предложив нам услуги посредников. Хотя они являются служащими народной милиции, тем не менее, не отличаются ни видом, ни поведением от бачей, что стоят на дороге. Предлагают наркотики, просят продать зерно, обещают принести все, что ни пожелаем. Мне показалось абсурдом давать деньги типам, с которых и требовать потом ничего нельзя будет. По началу они исправно приносили из дуканов заказанные вещи, но, собрав с доверчивых солдат приличную сумму, удалились за «покупками» и, как следовало ожидать, не вернулись. Хорошо, что я ничего не давал им.
   
Часам к десяти утра выдвинулись в сопровождении машин царандоя, к знакомому элеватору. Вокруг ни одного блок поста, ни одного советского солдата. Ехали наготове, как никогда. И в касках и бронежилетах.
После сдачи зерна продолжили путь в уже неизвестное нам место. Кабул для нас был ограничен лишь маршрутами к складам и стоянками.
Лишь бы бача не подвел - вспомнились слова из песни Розенбаума. Достаточно быстро прибыли в расположение местной военной части. От наших отличается, разве что, отсутствием  стендов с партийными лозунгами. На удивление чистая территория.

Машины выстроились в длинную ровную шеренгу, как по линии. С представителями царандоя ротный делает обход. Важно пересчитывают машины, с деловым видом стучат ногами по шинам, хлопают по капотам, заглядывают в кабины и кузова. Вот и вся процедура. Последний раз глушим мотор.
Командир роты подписывает  бумаги, что-то обговаривают, даже спорят. Наконец, закачивается и эта часть.
Вот и все, пора уезжать. С грустью, осторожно закрываю дверку машины, провожу рукой по еще теплому металлу капота. На душе тяжело, как перед расставанием с добрым другом. Неужели так сроднились за это время? Наклоняюсь к машине, почти касаюсь лбом.
-Пока – тихо говорю железному другу. Урал молча провожает меня блеском фар, словно извиняясь за трудный рейс.
Вся рота размещается в кузовах трех машин. За рулем наши. Командир роты предупредил, что бы не вздумали взять с собой наркотики или деньги. На границе будут проверять особисты. Молча соглашаемся. У многих остались тысячи  афошек. Теперь понятно, что потратить их не удастся никак.
Машины трогаются плавно, как никогда. Провожаем взглядом ровный ряд машин.
Холодный ветер обдувает лицо. Машины без тентов. Зимой ехать в кузове не очень приятно. Кто-то вытаскивает из кармана пачку грязных денежных купюр и после тяжелого выдоха бросает их вверх. Бумажки подхватываются встречным потоком, красиво рассыпаются и бесконечно кружатся в воздухе. Расстаются с ненужным грузом и остальные. Такой же из денег над второй и третьей машиной.
Бачата у дороги бросаются собирать подающую с неба благодать, едва не кидаясь под колеса машин. Глупо получилось.

Конечно, не все деньги выброшены. Каждый оставил кое-что на память. 
Вот и аэропорт. Наш военный ИЛ-76 с открытым сзади трапом уже ждет гостей.
Перед отлетом нас заставляют разрядить автоматы и сдать патроны. Делаем это с огромным сопротивлением. Все-таки, еще не дома. Проверку никто делать не собирался. Можно было вывезти что угодно.
Внутри огромного лайнера разместились несколько машин командования и солдаты из другой части.

Рассаживаемся и мы. Поднимаются на борт бойцы из охраны аэропорта, после чего закрывается огромная пасть, скрывая от нас последние картинки окружающей местности. Хотя, какая  пасть сзади? Просто не повернулся язык назвать ее по другому.
 Вот и все, в Кабуле больше нет наших войск.
Усиливая гул, разогреваются исполинские моторы, передавая дрожь по всему корпусу. Некоторое время самолет выруливает на взлетную полосу. Короткая остановка и могучие турбины взвыли по настоящему, набирая полную мощность. Огромный самолет срывается с места, быстро набирая скорость. Неровности полосы отдаются в теле толчками, подгоняя сердце. Наконец шум колес исчезает, нос самолета поднимается, медленно взлетаем. Вернее кругами постепенно поднимаемся все выше и выше. Окружающие Кабул горы не дают возможности прямого взлета. Из небольшого окошка видно, как ритмично выскакивают из хвостовой части  тепловые ракеты. Если в самолет будет пущена ракета, есть шанс, что они уведут ее в сторону.
 Наконец набираем достаточную высоту, выравниваемся. Хотя и тут нельзя чувствовать себя в безопасности. Современные ракеты достанут где угодно. К счастью никто в нас стреляет. Несколько раз самолет проваливается в воздушные ямы, заставляя сердце замереть на несколько мгновения. Ям достаточно много в горах. Неприятное ощущение, когда внутренние органы подпрыгивают вверх, пытаясь вырваться наружу.  Вроде, никого не вырвало. Кроме заснеженных пиков и серых кое-где склонов ничего не видно. Медленно, напряженно тянутся минуты. Почти не разговариваем, словно боясь пропустить какую-нибудь важную команду. 
Наконец, раздается облегченный голос пилота из динамиков: - Все, ребята, можно расслабиться, мы пересекли границу. Вместе с ним выдыхаем и мы, словно задержали дыхание перед взлетом до этого момента. С лиц начинает сползать напряжение, слышатся обычные шутки. Только сейчас замечаю, как ужасно мы выглядим. Все как один сидят с автоматами на коленях в грязных зелено-серых бушлатах, с небритыми воинственными лицами в кроссовках. Советская армия во всей красе. Правда, мотивации хоть отбавляй – своротим горы, если будет команда.
Улыбаюсь, указывая Серегю на наших товарищей. Он закрывая лицо, начинает смеяться. Через несколько секунд смех подхватывают остальные, и самолет сотрясается еще от одной дружной вибрации.   
Через небольшое время мы садимся на небольшом аэродроме на юге Узбекистана. Не очень мягко, но вполне терпимо. Наверняка, полоса не предназначена для таких самолетов.
- Не дрова везешь- выкрикивает  кто-то из водителей.
Но это уже мелочи по сравнению со всем остальным. Все вокруг лишь улыбаются. Прилетели домой. Потрясающее ощущение, от которого отвыкли за последний год службы в Афганистане.
Медленно опустился на землю огромный металлический трап. Уже вечереет. Вдыхаем полной грудью НАШ РОДНОЙ воздух, ступаем на НАШУ землю.  Незабываемо и очень трогательно.

Вокруг почти никаких строений. Можно разглядеть только охрану аэродрома и все. Они с интересом, хотя, немного брезгливо рассматривают нас.
Выстраиваемся в длинную шеренгу, освещаемые светом фар нескольких машин. Подъезжает пара уазиков.
- Равнясь! Смирно! – кричит, что есть силы ротный.
- Может он думает, что ему икры красной сейчас насыпят? – тихо говорю другу.
Сергей лишь едва заметно улыбается. Для приличия поворачиваем головы по команде.
Ротный докладывает генералу о выполнении поставленной задачи.

-Молодцы, солдаты! – теперь очередь генерала. Сердечное спасибо вам. Я уполномочен вручить вам награды. Медаль «от благодарного Афганского народа» и наручные именные часы от Советского правительства.
Генерал замолчал, ожидая реакции. Непривыкшие к поощрениями и наградам, мы стоим в замешательстве.
Первым спохватывается ротный. – Служу Советскому Союзу – шепчет он передним. Шепот передают дальше и, словно по взмаху дирижерской палочки выкрикиваем ,что есть мочи: СЛУЖУ…
Генералы раздают медали и часы под светом фар, пожимают каждому руку. Наколотые медали тут же по отъезду начальства снимаем – слишком грязная одежда. Хвастаемся друг перед другом часами.
Гаснет свет. Снова ночь. Правда НАША, тихая и очень звездная ночь. Без выстрелов и караулов. Хорошо, что она выдалась теплая и без осадков, потому что армия, к сожалению, не смогла обеспечить нас крышей над головой и кроватями на эту ночь. Может быть это и к лучшему.
 
Разожгли костер, расселись как пионеры в  дружный круг. Тихо разговариваем о доме, далекой любви, о своих ощущениях, планах после армии.
Все-таки, усталость дает о себе знать. Нужно хотя бы пару часов поспать.
Лежу как и остальные на земле, подложив под голову вещь мешок. Рассматриваю высоки яркие звезды, вспоминая дом.  Те же, знакомые с детства созвездия. По лицу расползается улыбка  и картинка ночного неба подменяется  красивым сном.

Вот и первое на родной земле утро. Потрясающее утро.
Разве мог кто-то подумать, что скоро эта земля уже не будет родной, не будет тех идеалов, за которые мы сражались, не будет той страны, которой мы присягали на верность. И Афганская война станет для людей чем-то  непонятным, ненужным, не их  прошлым.  И только для Афганцев и их семей она останется в памяти навсегда.
 
Позавтракали, чем бог послал, как говориться. К этому уже не привыкать. Утром нас погрузили на несколько машин и доставили к мосту. К тому самому мосту  близ городка Термез, через который каждый входил сюда. Кто десять месяцев назад, как мой призыв, кто полтора, а кто и больше двух лет.
Тот  самый мост, который связывался у всего мира, видевшего его по телевизору, с окончанием войны. Все наверняка помнят съемки едущих по мосту бэтэров с развернутыми красными знаменами. 
А мы, тем временем, стояли «за кадром» справой стороны у моста, ожидая эффектного выхода бронетехники. С завистью смотрели на нарядные машины, радостные лица встречающих и многочисленных телерепортеров со всего мира, освещавших великое событие.
Забытые, зачуханные, небритые  солдаты в грязных бушлатах у дороги никого не интересовали. Правда, подошла одна журналистка, завела беседу. Она настоящая, уверен.
Как только прошли через мост показательные войска и улеглись репортерские страсти, настала наша очередь.

С той стороны нас уже ждали знакомые КамАЗы. Приветствия, улыбки, хлопки по плечу, даже объятия. Значит, за нас переживали.
Снова построение на плацу. Снова благодарности от комбата.
Теперь купаться, стираться, подшиваться. Ведь завтра тринадцатое февраля, официальный вывод нашей части.
За день до даты, которую запишут в анналах истории как день вывода войск и окончания войны в Афганистане.