Мужские желания

Скромно улыбнувшись и показывая несвежие зубы, Таня просит:
— Если без этого нельзя, то что ж... Но ты должен позаботиться о безопасности... Ну, ты понимаешь?..
— Да, но сейчас двенадцать часов, на улице темнота. – размышляет Дима. – В киоске можно купить, только у меня денег нет... Может, обойдёмся без этого? Я буду осторожен, обещаю тебе, честно-пречестно! Ну же, Та-а-ань?!
— Ох, какой ты непрактичный, я даже не знаю... Встречаться с девушкой и не думать о таких вещах. Вот, возьми, здесь пятьдесят, этого хватит?
— Наверно... – Дима по чуть-чуть обвивает рукой талию девушки, тонкой даже под дохой. – Послушай: сейчас идти, искать этот ларёк в темнотище... Ты мне зря не веришь, я абсолютно владею ситуацией и не пропущу момента...
— Вот ещё: за твоё удовольствие мне потом что — аборт делать? Только ребёнка недоставало! Иди, иначе не дам!
Дима вздыхает опечалено, подбирает с трельяжа папин нубук и погружается в пахучую кожу. Свиристит "молния" и вот уже каблуки твёрдо околачивают ступени подъезда. Не очень приятно едва побывав в женской квартире, снова выходить на мороз. "Привереда!" – зло шепчет Дима, закуривая на ходу. Полгода обхаживал он эту домашнюю девицу и только недавно она допустила его к телу. Да, у неё некрасивые зубы и манеры несдержанные, простонародные, но это и не важно. Суть в том, что у этой Тани своя квартира, подаренная родителями, и исключена нелепая встреча с какими-то чужими стариками.
— Родители — это мусор истории. Их надо устранять! – шепчет Дима и думает о своих родителях, как они мешают ему приводить домой девок. А ведь это пока они на улице или в подъездах — и не мечтай о многом. То ли дело, когда они дома, размякнув, позволяют хоть что-то. Ну теперь он не упустит случая воспользоваться ею. И в юношеской голове рисуются изгибы голого женского тела: как не раз он и представлял себе Таню. Измученный желанием женщины, Дима поиздержался на проституток и ему омерзела их простота и механичность, и движения туда-сюда отнюдь не устраивают развращённый ум. Недостаёт изюминки... И эта девушка из хорошей, как и он, семьи, отдаст ему всю себя, а он будет выбирать и властвовать.
— Эй, там, спите что ли? – стучит Дима в окованную дверцу. Ему открывает чья-то рука и ей Дима вручает купюру: – Мне один презерватив.
— Вам какой? – спрашивает сдуру продавец. – Есть ароматизированные за тридцать пять, есть с усиками и за сорок. Турецкие дороже, – зевает он, – а то вот ещё китайские есть...
— Без разницы! – обрывает Дима нелепицу. – Ну давайте же что-нибудь!
Получив сдачу, он, ободрённый пакетиком в ладони и бьющим по лицу морозным ветром, набавляет шаг. Ссутулившись от холода и шмыгая носом, Дима бережно погружает онемевшие руки в карманы куртки и тут только чувствует, как из дрянного пакетика выскользает резиновое кольцо.
— Ах ты, скотина! – звереет Дима, но уже поздно менять и нет сил идти препираться с торгашом. Он раскатывает кольцо и видит, как лежалая резина слипается и рвётся под пальцами.
— Надо было самый дорогой брать, дурак! – клянёт он себя и, холодея, думает как быть. Ощупывая карман за карманом, он радуется встрече с завалявшимся долларом. Папина подачка. Возвращаться в прежний киоск нельзя, а вокруг на половину микрорайона киосков нет. Дима идёт через шоссе в соседний микрорайон, но тот самый киоск, обычно всегда открытый ночь напролёт, сейчас наглухо завешен металлическими листами. На улице хоть бы одна собака залаяла, и то бы наверное был рад. Но — тихо и нет людей. Мороз. Ругаясь дорогой, Дима забывает думать о женском теле и одной инерцией покупки несёт его к центру города, где ряд киосков успешно обслуживает ночных возжелателей. Там и презервативы, и водочка, и непременный табак.
— Доллары принимаете? – осипнув от долгого молчания, просит Дима, и слышит деловое:
— Что хотим?
— Мне один, нет, лучше два самых хороших презерватива! – Диме обязательно надо видеть лицо человека и, выгнувшись, заглядывает он исподлобья в чьи-то равнодушные глаза, жирно подведённые тушью. Крашеная хной чёлка завесила маленький лоб. Продавщица долго крутит в руках его деньги, сомневаясь, и Дима великодушно кричит:
— Сдачи не надо!
Улицы пусты и желания давно нет. Дима идёт домой. Посмеиваясь над своей глупостью, он, выня язык от осторожности, сведённою рукой медленно открывает дверь, переступает порог и гуськом, строя себе гримасы, крадётся по квартире. Часы в прихожей натикали полтретьего. Презервативы теперь не нужны и Дима кидает их в свой стол: так они и будут покоиться там с миром. Закрывшись на кухне от спящих родителей, Дима сосёт из носика чайника ещё тёплую воду и набирает Танин телефон.
— Ну вот чего, – обстоятельно говорит он ей, – а пропади ты пропадом со своими презервативами! Я полночи шатался, их искал! Как-нибудь ещё созвонимся... Всё. Спи.

Владислав Кузмичёв
1999 г. 24 января