Чья хата не с краю?

В Одессе, на улице Новаторов, 13 в сгорел мужчина 1947 года рождения. Причиной пожара, по заключению сотрудников МЧС, стало курение в постели.
Ну и что, скажете вы, сколько таких случаев происходит в течение года. Так то оно так, да только данный случай совершенно не похож на все остальные.  А вот почему – об этом охотно поведала дворовая детвора. С готовностью ребятня отвели меня за трехэтажный обшарпанный, каждым окном кричащий о неблагополучии дом.
- Вот здесь и жил дядя Юра, - показали они на обгоревший корпус старенького Запорожца, рядом с которым прямо на земле и сегодня красуется видавший виды внушительного вида ковер.
Серега - замызганный мальчишка, только что целовавшийся с уличной собакой, радостно демонстрировал мне теперь уже ничейное хозяйство:
- Вот телевизор, а вот кастрюли…
На земле, рядом с журнальным столиком стоял черно-белый телевизор.
- И что, он работал? - сразу и не поверила я.
Детвора утвердительно закивала. Подтверждением того, что они говорят правду, были свисающие с крыши новенькие электрические провода.
Из окна первого этажа, делая вид, что подкармливает кошку, за нами внимательно наблюдала старушка. Заигрывая с ней, я вежливо поздоровалась – как-никак свидетель, наверняка ей есть, что рассказать, ведь ее окно прямиком выходит на пожарище. К тому же под ним на решетке для сушки белья аккуратненько развешен скудный гардероб дяди Юры.
- Да, это дяди Юрины вещи, - подтвердили дети, сообщив, что у хозяйственного бомжа был даже обогреватель и… рогатка. Из нее он отстреливался от донимавшей его детворы.
Ответив на все вопросы, ребетня принялась допрашивать меня.
- А у вас есть дочка, а у нее есть игрушки… - с надеждой заглядывая в глаза, спрашивала девочка лет семи (хотя, по ее словам, ей уже исполнилось десять, но в школу еще не ходит, и читать не умеет). Она хвостиком ходила за мной, ежись от холода.
– Руки замерзли, - призналась девчушка, пряча ладошки в рукавах старой потертой дубленочки, застегнутой на пуговицы разного калибра и цвета. – А у вашей дочки есть пупсик? а вы можете принести его мне? – И, не дождавшись ответа, крикнула своей подружке: - Ленка, тебе пупсик нужен? - Получив утвердительный ответ, заказала двух пупсиков.
Девочка Таня поведала, что Ленкину маму забрали лечиться – она у нее много пила и теперь Ленка живет с дедушкой. А ее (Танина) мама пьет, но не очень много. Девочка уже побывала в приюте (по всей видимости, бродяжничала).
- В приюте хорошо, там три раза в день кормят, - с тоской по сытой жизни призналась она.
Дети гурьбой повели меня по соседям, помогая вести журналистское расследование. Виталик – папа маленького Богданчика, сразу предупредил, что времени на разговоры у него нет – надо кормить мальца, да и рассказывать особо не чего. В коммуне на Новаторов, 13 он живет всего пару лет, и все это время дядя Юра жил в своем Запорожце. Что и как – Виталик толком не знает, да ему это  и не  особо интересно.
- Мужик он был безвредный. Иногда, бывало, переберет, белку (белую горячку) поймает, кричать начинает, я ему тогда холодный отрезвляющий душ устраивал. Из своего окна ведро воды выплесну, он и успокоится…
Старушка с первого этажа, что подглядывала за мной, тоже живет в коммуналке не так давно:
- Я ему, когда никогда, кусок хлеба через окно дам, он возьмет, поблагодарит – вот и вся наша дружба. Юра не голодал, его люди подкармливали, - рассказала она и посоветовала заглянуть в соседнюю квартиру, вроде как бывшая Юрина жена как раз в это время находится там.
Не успела бабушка закончить фразу, как в коридоре появилась аккуратная на вид, но, не смотря на то, что день только начинался, заметно подвыпившая женщина.
- Я ничего не знаю, - вежливо, но категорично отрезала она.
А, закрывая дверь, я услышала ее крепкий мат, обрушившийся на старушку.
- Зачем ты… болтаешь… жил человек и жил… - крыла она соседку, лепетавшую что-то в свое оправдание.
В соседней квартире меня встретили в штыки.
- Что вы ходите здесь, вынюхиваете? На чужом горе хотите сенсацию сделать? – кричала мне женщина лет пятидесяти.
О чьем горе она говорила, я так и не поняла. Может быть, о горе жены и сына сгоревшего? Сыну сейчас, кстати, уже тридцать два года. Когда-то они все вместе жили в этом доме, в квартире №9. А потом, как случается во многих семьях, у них что-то не заладилось. Дядю Юру выписали из коммуны (сам он родом из Тарутинского района, из села Ярославица, где и был прописан в последнее время) и он поселился в своем стареньком Запорожце, установленном на кирпичах и котельцах под окнами бывшей квартиры.  Жена и теща, жившая здесь же, пускали непутевого мужа помыться, справить нужду, через окно давали ему в кастрюлях и мисках еду. Но жили - каждый на своей территории. Недавно жена дяди Юры продала комнату и переехала в другой район города. А дядя Юра остался на обжитом месте, промышляя сбором бутылок, ловлей рыбы, мелкими услугами, оказываемыми соседям. При этом, он всегда располагал кусочком хлеба, чтобы закусить и беленькой, чтобы залить печаль о загубленной жизни.  И все считал, сколько же ему, бедолаге, годочков осталось до пенсии.  Говорят, что старый Запорожец лет пятнадцать был его домом.
Ничего от соседей так и не узнав, отправилась на поиски участкового. «Ну, - думала, - в милиции точно разживусь информацией!». Пришлось покружив минут пятнадцать по соседним улочкам, прежде чем нашла дом, в котором располагался кабинет  участкового. Оглядевшись, от удивления ахнула: окна блюстителя порядка выходили прямиком на Юрин «дом». Но правоохранитель без разрешения на то начальства разговаривать  отказался, посоветовав обратиться к Владимиру Витальевичу Пережняку, заместителю начальника Малиновского района милиции, курирующего работу участковых.
Владимир Витальевич крайне удивился:
- А о чем вы хотите побеседовать с участковым? – поинтересовался он. – О сгоревшем бомже? Да какой же он бомж? Он не бомж. Ну, поругался человек с женой и пару ночей переночевал в машине…
Так вот и сказал – пару ночей – и, сославшись на то, что без разрешения вышестоящего начальства, а именно начальника  пресслужбы городского управления Внутренних дел, на встречу с участковым добро не даст. 
Но, по большому счету, она и не нужна. Дело не в той информации, которую так и не удалось получить. Дело в том, что таких бомжей как дядя Юра – бомжей с опреденным местом жительства - в городе найдется не мало, особенно в центре. Пройдитесь по улицам и увидите, аккуратненько сложенные под стеночкой вещички, которые изо дня в день, из месяца в месяц расстилаются на ночь в одном и том же месте. Эти бомжи, бабушки-побирушки с одинаковыми пластмассовыми стаканчиками, беспризорные дети и дети, при доме и родителях, мечтающие о трехразовом питании – все они из параллельной нам жизни, от которой нам проще абстрагироваться. Ну что может сделать участковый, видя такого вот дядю Юру? Посодействовать в получении жилья? Да он и сам в нем нуждается! Отправить в приют (в ведении областного управления внутренних дел есть такое спецзаведение) для лиц без определенного места жительства? Но в этом приюте лишь устанавливают личность, выдают справку и вновь отправляют на все четыре стороны. Направить на лечение в ЛТП? А смысл? Ну, подлечится такой вот дядя Юра, а куда и к кому ему возвращаться, если он даже детям и бывшей жене не нужен?
Но есть еще и общественные организации, напомните вы. Действительно, есть. Во время прохождения круглых столов их представители, соревнуясь с представителями государственных структур, отчитываются о проделанной работе, о замечательных результатах и незначительных нерешенных проблемах. На словах и бумаге все выглядит просто замечательно. При благотворительной организации «Дорога к дому» создан приют для бездомных. В нем принимают от граждан одежду, обувь. Лица без определенного вида на жительства могут придти туда - помыться, переодеться… и опять вернуться на улицу. А куда их деть? Что говорить о бомжах, если в городе нет даже общежития для матерей и детей, оказавшихся в силу обстоятельств без крыши над головой. Десятилетиями ждут льготного жилья сироты, выпускники школ-интернатов. Для них тоже не предусмотрены никакие общежития.
Слишком много вопросов. Гораздо проще не задавать их, тогда и ответов искать не придется… Наверное именно поэтому многие годы под носом у участкового милиционера и соседей человек жил в стареньком Запорожце, а Ленка с Сережкой и Таней с утра до вечера в сопровождении бездомных собак бродят вокруг дома, мечтая об игрушках и еде. Что делать с ними? Лично я - так и не решила этот вопрос для себя. Конечно, можно отделаться обычным образом, как мы делаем это всегда – пройти мимо, подать милостыню – в данном случае принести девчонкам пупсиков  и варежки. А можно, как Мартынова (читай «Необыкновенная Мама») взять детей к себе в дом и воспитывать, словно родных, не ожидая от кого-то слов благодарности или же денежных пособий. Но на гражданский подвиг способны лишь единицы.
Есть и другой путь – обратиться в районный отдел по делам детей, сообщить, настоять, чтобы чиновники, отвечающие за этот участок работы, пошли и сами убедились – детям не место в родительском доме. Пусть лучше  ребятня вырастет без матери, чем, став взрослыми, повторит модель усвоенной с детства неблагополучной жизни. Оставив Ленку, Сережку, Таню (этот список можно продолжать бесконечно) в отчем доме мы, попустительствуя, выращиваем новое поколение асоциальных граждан. Но это моя точка зрения. В районном отделе по делам детей, наверное, так не считают, иначе, почему до сих представители власти не позаботились об этих детях Иначе как объяснить то что сегодня происходит в семье Мартыновой?
Два года назад, тогда Мартыновы еще жили на Пантелемоновкой, бомжи привели к ним трехлетнюю девочку. Дело было в конце января, и в ту зиму морозы доходили до минус 17-ти градусов. Ребенок же был одет лишь в огромную майку и женские трусы.  На вопрос, как ее зовут, девочка отвечала что-то невнятное. Мартынова расслышала «Нади», поэтому найденыша стали называть Надина.
Как раз в это время Галя зарегистрировала Благотворительный Фонд «Наш Свет» и решила работать по-новому, следуя букве закона. Она сфотографировала Надину и вместе с фотографией направила сообщение о девочке в областную службу по делам детей и отдел криминальной милиции по делам несовершеннолетних Одесского областного Управления Внутренних Дел. Прошло два месяца, но Мартыновой никто не ответил.  Тогда она вновь обратилась в эти же службы с просьбой уведомить о результатах поисков родителей. И опять никакого ответа. Прошло еще четыре месяца. Галя решила обследовать ребенка и отправилась с малышкой в лабораторию (она находится недалеко от Привоза).
- А я здесь жила, - вдруг сообщила Надина.
Девочка указала не только дом, но и квартиру.
Чуть позже Галя выяснит, что мать ребенка – Светлана Гармашова нигде не работает, крепко выпивает вместе с сожителем. В квартире отключены все коммуникации – свет, газ, вода, да и квартира находится в подвешенном состоянии – она арестована. Почему Гармашова и трое ее несовершеннолетних детей при отчуждении потеряли собственное жилье - дело темное и запутанное. Поговаривают даже, что весь сыр бор, который сегодня разгорелся из-за Надины,  лишь для того, чтобы спрятать концы в воду. 
Узнав, что кроме Надины (оказалось, что девочку на самом деле зовут Амина) у Светы есть еще две дочери, Мартынова предложила старшей – Александре (ей на тот момент было четырнадцать) вместе с четырехлетней сестричкой Сабиной перейти жить к ней. Но Саша, узнав о жестких правилах, которые придется соблюдать в новой семье, тут же от предложения отказалась. Гармашова же написала заявление, в котором просила Мартынову, пока не решится ее жилищный вопрос, оставить Амину у себя.  Спустя две недели она согласилась отдать Гале и Сабину, пообещав самолично привести дочь к Мартыновой. Но почему-то изменила свое решение, отправив девочку в детский дом №9. Это произошло в двадцатых числах мая 2006 года. Буквально в эти же дни заседает опекунский совет Приморского района и принимает мудрое решение – объединить сестер. Но, почему-то, предписывая перевести не Сабину из детского дома в семью, а наоборот, Амину – в детский дом. Произошла какая-то чудовищная нелепость, после которой пошло-поехало. Два года тянется переписка Мартыновой с различными городскими ведомствами. Надина по-прежнему живет у Гали. Девочка ходит в музыкальную и художественную школу, учится читать и писать – осенью ей в первый класс. Для того, чтобы Амина законно находилась у Мартыновой, Гармашова должна быть лишена родительских прав. Это решение может вынести только суд. Районный опекунский совет, по всей видимости, не считает, что в этом есть какая-то необходимость. Напротив, периодически начальник районной службы по делам детей госпожа Юрченко утверждает, что непутевая мамочка исправилась и встала на путь истинный. Поэтому Мартынова незамедлительно должна вернуть ребенка Гармашовой (недавно даже, чтобы забрать Надину, к Мартыновой приезжала милиция).
- Я не особо верю в чудеса, поэтому, когда в первый раз услышала, что мама Амины стала образцово-показательной дамой, тут же отправилась лично в этом убедиться, - рассказывает Галя.
Но убедилась она в обратном: в квартире пахло ацетоном, от Светы несло перегаром и по-прежнему были отключены все коммуникации. Соседи в письменном виде подтвердили, что от Гармашовой им житья нет – вечные попойки и пьяные разборки. А Александра, по их словам (ей уже, к слову, шестнадцать), пошла по следам матери: пьет, принимает мужчин, нигде не работает и не учится…
И тогда Мартынова подала заявление в суд о лишении Гармашовой родительских прав.
- Я бы этого не делала, ели бы опекунский совет вновь не попытался забрать Надину. Я должна легализовать проживание девочки в моей семье, - говорит Галина и с сожалением добавляет, - раньше я воспитывала детей в обход закона, просто, договорившись с мамочкой, забирала у нее свидетельство о рождении. И все было в порядке. А что теперь?
Она, на всякий случай, готовит Амину к тому, что ее могут забрать из семьи. Но малышка даже слушать об этом не хочет.
–Придумай что-нибудь, - просит она свою новую маму.
Дети, а их сегодня у Мартыновой двенадцать, не считая старших которые уже живут отдельно, учатся в высших учебных заведениях, работают,- не особо переживают за будущее Надины. Они уверены, что Галя все решит, что она каждого их них обязательно защитит. Ведь уже было такое, что милиция приезжала забирать Ваню.  Перепуганная ребятня попряталась тогда под столы, кровати, а Галя так сражалась за мальчика, что даже вывихнула милиционеру руку. В тот раз все обошлось, Ваня остался в семье. Поэтому дети и не сомневаются – Надину тоже у них никто не заберет.
- Представляешь, что будет, если я не смогу защитить девочку, - сокрушается Мартынова, -  это подорвет веру у всех остальных детей, это будет для них крушением мира, ведь сейчас каждый ребенок в моей семье живет беззаботно, зная, что рядом есть я… да и потом, что будет с Надиной – она очень сложная девочка, смогут ли к ней привыкнуть и полюбить?
Сражаясь за ребенка, Мартынова рассылает во все концы письма. Она показывает целую стопку – вот письмо, адресованное заместителю городского головы Фидирко, вот письмо начальнику городской службы по делам детей Себовой, председателю Приморской администрации, прокурору города и района…
Кому ей еще написать, чтобы получить ответ, почему ребенка, прожившего два года в семье, ребенка, которого отогрели и полюбили, так настоятельно хотят забрать в детский дом? В пятницу, 22 февраля этот вопрос должен решаться на опекунском совете Приморской райадминистрации.
Пока взрослые, государственные тети и дяди пытаются сделать что-то, совершенно не понятное и не укладывающееся в рамки здравого сымсла, воспитанники Мартыновой живут своей размеренной жизнью. И в ней, не без этого, случаются между детьми ссоры и обиды. На днях Эмили, обиделась на Надину, с которой она не разлей вода.
- Ура, тебя скоро твоя пьяница (имеет ввиду Гармашову Свету) заберет, а меня не заберет. Слаба Богу, моя Лилька (мать) уже умерла, - радостно заявила она.
На что Надин, не задумываясь, ответила:
- Не радуйся так Эмили, а то Лилька еще поднимется и воскреснет, чтобы за тобой придти…
Вот такие вот страшилки, в которых  роль главных ужастиков отведена  родным матерям. И об этом прекрасно знают участковые, учителя, социальные работники служб по делам детей, соседи.
Так и живем…